"Беседы за чаем в семье Погребенниковых" - читать интересную книгу автора (Дубровин Евгений Пантелеевич)БЕСЕДА ВТОРАЯ «Что такое любовь?»Папа Погребенников только поднес чашку чая к губам, как раздался телефонный звонок. От неожиданности рука главы семьи дрогнула, и немного чая выплеснулось в вазочку с сахаром. Ира Ивановна и Славик также вздрогнули. – Кто же это может быть? – удивилась Ира Ивановна. В воскресенье Погребенниковым редко кто звонил. – Славик, возьми трубку. – Почему именно я? – спросил Славик. – Потому что ты самый младший. Телефон зазвонил второй раз. Славик не пошевелился. – Именно потому, что я младший, я должен быть на побегушках? Быть на побегушках унизительно. В педагогической литературе пишут, что подростков надо оберегать от унижения. Звонок прозвенел в третий раз. – А ну марш к телефону! – рявкнул Виктор Степанович. – Совсем распустился! Его Королевское Величество! – Пока этот лодырь раскачивается… Наверно, это мне. Опять что-нибудь случилось. – Инспектор Погребенникова торопливо побежала к телефону: – Алло? Кого? Дома… А кто его спрашивает? Таня? Ах, знакомая… Сейчас… Славик? Тебя к телефону! – Вот черт!.. – выругался младший Погребенников. – Даже чаю не дадут попить… – Славик поставил чашку и, ворча, как старик, шаркающей походкой поплелся к телефону. – Ну, чего тебе? – спросил он. – Даже в воскресенье покоя нет… Зачем? Еще чего не хватало! Забирай ты его и подавись! Мало ли чего… Я тебя не просил! А мне начихать! Я категорически против! Мало ли чего не можешь. Меня это не касается. Твои родители – ты ими и распоряжайся. Мои не потащатся никуда без моего разрешения. Поняла? Вот так. Упади и затихни. Все! Славик бросил трубку и вернулся за стол. Уши его горели. – Что случилось? – спросила мама Погребенникова. – Ничего, – буркнул Славик, опять принимаясь за чай. – Звонила одна дура. Делать ей нечего. – Ты очень грубо разговариваешь с девочками по телефону, – заметила мама Погребенникова. – Я уже не первый раз слышу. Это очень некрасиво. Мужчина должен быть рыцарем. Славик ничего не ответил. – Он груб от рождения, – сказал ученый. – Он груб патологически. – Это потому, что ты совсем не занимаешься его воспитанием. – Ира Ивановна подлила всем чаю из фарфорового чайника. – Отец должен показывать пример в этом отношении. – А почему не ты? – спросил папа Погребенников. – Отец ближе к мальчику. Если бы у нас была девочка, я бы учила ее всему. Она бы брала пример с меня во всем. Этот же лохматик копирует тебя… – Ну, началось, – поморщился Виктор Степанович. – Ты все ухитряешься оборачивать в свою пользу. Не надо фальсифицировать. Грубость вполне может происходить и от тебя. Ребенок почти не видит матери. Уезжаешь чуть свет, притаскиваешься глубокой ночью. Только и видим тебя в выходные. А если и видим, то мало радости. Только и слышишь про браконьеров, рыбу, трупы лосей. У тебя даже не находится времени, чтобы купить мне овсяное печенье. Я уже почти месяц сижу на каких-то непонятных хлебцах. А в овсяном печенье содержится… сто или больше компонентов… Американский миллионер не сядет за стол без овсяного печенья… – Ты тронулся на своем овсяном печенье. Младший Погребенников принялся пить чай «со звуками». Запрокинув голову, он пытался исполнить тирольскую песню. Ира Ивановна поморщилась: – Какой ты все-таки испорченный мальчишка! Даже за столом не можешь держать себя прилично. Его Королевское Величество выпил чай, перевернул чашку, поставил ее на стол и щелкнул по донышку. – Это я, чтобы заглушить ваше нудение. Старики, кончайте базарить. Есть серьезное дело. К нам едут спортсмен со спортсменкой. – То есть? – уставилась на сына мать. – То есть не перетоесть, а так оно и есть. Уже в пути. Слышали… Танька сейчас звонила. Она с ними ничего не смогла сделать. Спортсмены. Твердые люди. – Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Ира Ивановна мужа. Глава семьи ничего не ответил. – Ты, конечно, шутишь, – строго сказала мама Погребенникова. – Что за глупые шутки? – Какие могут быть шутки! – буркнул Славик. – Минут через пятнадцать будут здесь. У них своя машина. Так что готовьтесь к дурацкому разговору, а я рву когти. Славик сделал попытку улизнуть из-за стола, но отец ухватил его за руку: – Постой. Кто и зачем к нам едет? – Я же сказал: едут Танькины родители, спортсмены. За «Панасоником». И еще кое за чем. Услышите, уши завянут. – Значит, это их «Панасоник»? – Значит, да… – А чего же ты врал… – Я же не знал, что из этого возгорится такая история… Японский магнитофон-приемник «Панасоник-5110» появился в семье Погребенниковых недели две назад. Однажды Виктор Степанович возвратился домой из института, а из комнаты несется какофонная музыка, визг и нахальная иностранная речь. Папа Погребенников, удивленный донельзя и даже слегка испуганный, вбежал в комнату и увидел поразительную картину: его сын стоял униженно на коленях, смеялся и дергался, как ненормальный, а перед ним на диване возвышалась черная, сверкающая всеми цветами радуги коробка, которая и издавала музыку, визг и иностранную речь. Увидев отца, сын радостно закричал: – Старик, это «Панасоник»! Тысячу рублей стоит! Бедный энтомолог слегка растерялся. – Ты где это взял? – спросил он строго. – Выменял на марки. – Что? На марки? Тысячу рублей? – Да. На месяц. С одной девчонкой поменялись. У нее отец очень богатый. У них и машина есть, и мебель югославская! А сейчас вот «Панасоник» купили! Тысячу рублей стоит. Младший Погребенников произнес все это радостным голосом, продолжая дергаться и кривляться в такт музыке. – Немедленно! – закричал Виктор Степанович, пытаясь донести сквозь легкомысленный визг строгость голоса. – Немедленно отнеси эту гадость назад и никогда больше не смей приносить без моего разрешения чужие вещи! – Это честный обмен! – Славик продолжал приплясывать. – У нас все в классе обмениваются. И вообще, старик, перестань быть собственником. Сам же знаешь – постепенно частная собственность исчезнет. Так чем быстрее, тем лучше. – Выключи какофонию! Его Королевское Величество защелкал клавишами. – Это дорогая вещь, – продолжал папа Погребенников уже в тишине. – И если ты ее сломаешь, то я платить за нее не намерен. – Мы честно поменялись с этой девчонкой. Если я сломаю «Панасоник», то она порвет мои марки. – Что за бред! – взорвался Виктор Степанович. – Марки! Кому нужна твоя потрепанная дрянь! – Попрошу не оскорблять мою коллекцию, – сделал вид, что обиделся, младший Погребенников. – У меня есть уникальные экземпляры. За одну марку мне сто рублей давали, да я не согласился. Я решил собирать коллекцию всю жизнь, а после смерти отдать в музей. На самом деле марочная «коллекция» Славика представляла собой груду рваных марок, которые всюду валялись по квартире, лезли в суп, липли к хлебу, мельтешили по комнате, как бабочки, когда пылесосилась квартира. Вспомнив «коллекцию», глава семьи не смог сдержаться и начал ругаться. Славик покорно слушал, и это настолько удивило Виктора Степановича, что он быстро закруглился и умолк. Но, как только он замолк, ругань опять зазвучала в квартире. Его слова, его голосом. Старший Погребенников не сразу догадался, что сын записал его на «Панасоник». Хотя ученый выражался вполне интеллигентно, но все же было неприятно слышать собственную ругань со стороны. – За последствия я не отвечаю, – сказал Виктор Степанович и отправился на кухню варить борщ. (Трудно в это поверить, но кривая браконьерства в районе зависела от борща, сваренного Виктором Степановичем, ибо, не вари он борщ, жене пришлось бы уходить раньше с работы, что сказалось бы сразу на браконьерстве в районе.) Поздно вечером пришла усталая, пахнущая какими-то реактивами Ира Ивановна (она почти сутки провела в лаборатории, где делался срочный анализ крови убитого браконьерами лося) и, узнав про «Панасоник», тоже стала сердиться. Мама ругалась менее интеллигентно, и, когда ругань была воспроизведена, впечатление получилось очень тяжелое. Лицо Славика сияло. Несмотря на усталость родителей (старший Погребенников прочитал сегодня две лекции, сходил в три магазина, сварил борщ и помыл полы в кухне и коридоре), дискуссия о судьбе «Панасоника» продолжалась до глубокой ночи. В конце концов было решено: 1. Найти эту легкомысленную девчонку, прочитать крепкую мораль и вернуть приемник. 2. Сообщить в Школу, председателю родительского комитета Марии Степановне. 3. Провести срочную ревизию личных вещей Славика на предмет изъятия не принадлежащих ему предметов, и если таких вещей наберется порядочно, то надрать отпрыску уши. Однако утром маме Погребенниковой позвонили из отдела и сообщили, что в ее районе произошло сразу два ЧП, и Ира Ивановна умчалась еще до восьми утра и вернулась во втором часу ночи. Виктор Степанович же совсем замотался между лекциями, диссертацией и домашним хозяйством. «Панасоник» был забыт, тем более что больше на глаза он не попадался. В семье Погребенниковых наступила тишина, но тишина эта была обманчивой. Однажды Виктор Степанович пришел из овощного магазина и увидел разбросанные по дивану части «Панасоника». Над останками приемника нависли лохмы Его Королевского Величества. Папа Погребенников где стоял, там и сел. Кочан капусты покатился по ковру, как отрубленная голова. Выяснилось, что «Панасоник» сгорел и Славик пытается починить японскую аппаратуру, мобилизовав все свои знания по физике (три с минусом в четверти). – Он сам сгорел, – буркнул Славик озабоченным голосом. – Работал нормально, а потом раздался треск и пошел дым. Иностранная аппаратура вообще непрочная. Доверчивый Виктор Степанович сначала, конечно, сильно ругался, но затем сам взялся починить «Панасоник», хотя не имел вообще никакого опыта в этом деле, потом махнул рукой и тоже стал ругать непрочную иностранную аппаратуру. Однако, когда вечером вернулась с работы Ира Ивановна, ей ничего не стоило, как первоклассному следователю по раскрытию браконьерских преступлений, установить истину. Младший Погребенников «раскололся» за пятнадцать минут. Оказывается, любознательный восьмиклассник пытался уловить сигналы только что запущенного спутника. С этой целью Славик подключил к «Панасонику» телевизионную антенну общего пользования. Более того, он обмотал антенну приемника для большей чувствительности медной проволокой и включил один конец в сеть. Тут-то «Панасоник» не выдержал и задымил. Неделю после этого Виктор Степанович, забросив диссертацию и домашние дела, мотался по всему городу в поисках мастера, который смог бы вернуть к жизни «Панасоник». Не было сопротивлений, транзисторов, сплава. Не было еще чего-то. Бедный энтомолог оброс бородой и похудел. Он стал разговаривать во сне, употребляя английские слова и сложные технические термины. Мама Погребенникова тоже, со своей стороны, делала, что могла. Кривая браконьерства в районе поползла вверх. Лишь Славик по-прежнему пытался исправить приемник своими силами. Он приходил из школы, не раздеваясь, направлялся к дивану, где лежал завернутый в тряпочку «Панасоник», молчаливый и неподвижный, как покойник, и начинал ковырять в нем отверткой. Срок, когда заканчивался обмен с легкомысленной девчонкой, истекал. И вот хозяева «Панасоника» уже в пути… – Ты будешь присутствовать, – сказал папа Погребенников, держа сына за рукав. – Вы взрослые, вы и договаривайтесь, ребенку нечего лезть во взрослые дела, – сказал сын басом и дернулся. – Нет! Хватит прикидываться ребенком! – закричал папа Погребенников. – Нашкодил – и в кусты! Я тебя предупреждал! – Ты несешь уголовную и моральную ответственность, – поддержала Ира Ивановна мужа с правовой стороны. – Вон таракан! – воскликнул Славик. – Где таракан? – удивились супруги Погребенниковы. – На потолке! Глава семьи вперил взгляд в потолок и утратил бдительность. Младший Погребенников дернул руку и выскочил из квартиры. Хлопнула дверь. Наступила тишина. – Что же мы им скажем? – спросила Ира Ивановна после некоторого молчания. – Придется платить. – Папа Погребенников пожал плечами. – Я знал это с самого начала. – Неужели он и вправду стоит такие деньги? – Да, – сказал Виктор Степанович. – Я видел в комиссионном… Опять наступило молчание. – Это предел, – сказала Ира Ивановна. – За него надо браться. – Давно пора… – Контролировать каждый шаг. – И пороть. Старый, но верный способ. – Он с нами совсем не считается. Что хочет, то и делает. Нанести такой убыток… – И как людям в глаза смотреть? Скажут: каков сын – таковы и родители. – Наверняка скажут. Да еще спортсмены. У них-то уж в семье порядок. – Правда, их девочка сама… – А что девочка? Доверчивая, добрая. Наш оболтус хоть у кого что хочешь выклянчит. Вдруг оба разом вздрогнули. В прихожей раздался звонок. Звонок был длинный и какой-то зловещий. – Я пойду открою, – почему-то шепотом сказала мама Погребенникова. Ира Ивановна поспешила в прихожую. У нее был заранее извиняющийся вид. Лязгнул замок, послышались приглушенные голоса, шаги. – Пахнет крепким чаем, – раздался громкий густой голос. – И тортом, – поддержал массивную фразу, словно подпорками, мелодичный женский голос. – Может быть, вы хотите чаю? – спросила мама Погребенникова заискивающе. – Не откажемся. С морозца! – прогудел мужчина. – Проходите в комнату. Я сейчас… – Зачем в комнату? Пахнет из кухни. Вот на кухне и попьем. Поместимся? – У нас кухня большая. Но как-то неудобно… – Ничего. Неудобно в гробу в белых тапочках. Виктор Степанович едва успел застегнуть пижаму, как дверь распахнулась от уверенного жеста и кухня заполнилась большим человеком. Человек был красен лицом, усат. За ним виднелась совсем молодая женщина в длинном модном платье. Папа Погребенников медленно поднялся и почему-то вытянул руки по швам. – Демьянов. Петр Петрович. Борец. – Очень приятно. Погребенников. Виктор Степанович. Кандидат наук. Энтомолог… – Майя Тихоновна. Гимнастка. – Очень приятно. Кандидат наук. Энтомолог… Рука у Петра Петровича была крепкой, грубой, у его жены – слабой, нежной. – Милости просим садиться за стол, – пригласил Виктор Степанович какой-то витиеватой, противной его лексикону фразой. Все разместились за столом. Ира Ивановна подала новые приборы, поставила на огонь чайник и улизнула из кухни, наверное, переодеваться. Погребенников же вынужден был остаться. Он чувствовал себя очень неловко в пижаме, причем не очень новой. Одна пуговица, самая верхняя, была вырвана с мясом во время очередной схватки с Его Королевским Величеством и так и не пришита из-за недостатка времени у инспектора Погребенниковой. Воцарилось неловкое молчание. – Погода стоит удивительно хорошая, – сказал ученый Погребенников. – Совершенно точно, – согласился борец Демьянов. – Самое время кататься на лошади. – На какой лошади? – удивился Виктор Степанович. – Верхом, – пояснил спортсмен. – А-а… – Погребенников немного подумал. – Вы не катаетесь? – Я бы катался, но нет лошади. – Ну, а вот у нас с Майей Тихоновной есть лошадь. Днем она обслуживает стадион, а вечером мы на ней катаемся. Очень, знаете ли, помогает от всяких болезней. Верховая езда заменяет и академическую греблю, и бег трусцой, и велосипед. – Еще бы. Конечно, – согласился кандидат наук. 0н совсем был подавлен этой лошадью. Пришла нарядная Ира Ивановна и села за стол. Она краем уха слышала разговор. – Эти лошади, – сказала он, – страшно цокают копытами. Прямо голова раскалывается. – Где цокают? – удивился борец Демьянов. – Их же всех давно перевели. – Ну… иногда ведь ездят… Сегодня ночью какая-то цокала. – Машины больше шумят, – заметила гимнастка Майя Тихоновна. – Не люблю дипломатии, – сказал Петр Петрович и отхлебнул из чашки. – Давайте напрямую. Начнем варить кашу. – Давайте, – вздрогнул Виктор Степанович. – Такой мерзавец, такой… – мама Погребенникова обхватила лицо руками. – Одни неприятности. Хоть бы раз какую-нибудь радость принес. – Мужчина, – сказал борец Демьянов. – Сначала неприятности, а приятности потом. У женщин наоборот. Гимнастка Майя Тихоновна покопалась в сумочке. – Вы нашу-то видели? – Кого вашу? – не понял Погребенников. – Таню. – Та-ню?.. Н-нет… – Вот она какая. Красавица. – Жена борца протянула фотокарточку Ире Ивановне. Та растерянно взяла. – Да… Действительно приятная девочка. – Пусть ваш муж посмотрит. Погребенников поднес карточку к глазам. На него игриво смотрела девочка, почти девушка, с распущенными по плечам волосами, с сережками в ушах. – Симпатичная, – пробормотал кандидат наук. – И взгляд умный. – Отличница. А хозяйка какая! Посуда на ней, цветы на ней, ванная на ней. И за молоком всегда ходит. Борец Демьянов допил чай. – В общем, как говорили в старину, у нас товар – у вас купец. Наступила пауза. – Не понимаю, – честно сказал Погребенников. – Разве вы ничего не знаете? – спросил борец, вдел в ручку чашки палец и стал рассеянно крутить ее. – Про «Панасоник»? – спросил Виктор Степанович. – А что «Панасоник»? – Что он сгорел. – Разве он сгорел? – Сгорел. Борец Демьянов небрежно махнул чашкой. – Ну, это мелочь. Починим. У меня есть знакомый мастер – космический корабль починит. У кандидата наук упало сердце: – Если не «Панасоник», тогда что же еще? – Неужели он вам так ничего и не говорил? – удивился Петр Петрович. – П-про… что… – Наши дети помолвлены! – воскликнула гимнастка Майя Тихоновна. Наступило очень длительное молчание. Только слышались чмокающие звуки, которые издавал борец, высасывая остатки чая из пустой чашки. – Вы, конечно, шутите, – смог наконец вымолвить энтомолог. – Они и вправду ничего не знают, – сказала гимнастка Майя Тихоновна. – Наши дети давно дружат и решили со временем пожениться. Ваш сын был у нас… Мы ему подарили обручальное кольцо. – Не понял, – опять честно сказал Виктор Степанович. – «Панасоник». – Что «Панасоник»? – «Панасоник» и есть обручальное кольцо. Мы подарили вашему сыну «Панасоник». – Теперь уже абсолютно ничего не понимаю, – мотнул головой Виктор Степанович. – Ведь они поменялись на месяц… на марки. – Какие там марки… Все это туфта… Он обманул вас. Я не люблю ходить вокруг да около, – сказал борец. – Вы мне скажите прямо и честно. Да или нет? Будем варить кашу? Майя Тихоновна поморщилась: – Петя, перестань, это грубо. Заладил – каша, каша… – Так… это… серьезно? – спросила Ира Ивановна. – Серьезней быть некуда. В который раз наступило молчание. – Я не люблю ходить вокруг да около, – повторил борец Демьянов. – Давайте без намеков. Будем кашу варить или нет? Гимнастка Майя Тихоновна перебила мужа: – Кончай со своей кашей. Перейдем к практической стороне дела. Сколько вы даете за своим охломоном? – Чего? – опять не понял Виктор Степанович. – Тугриков, разумеется. Мы за Танюшей даем десять, не считая барахла, конечно. А вы? Учтите, надо строить сразу двухкомнатную. Пока то да се, глядишь, и внуки пошли. – Пятнадцать должны, – сказал борец. – Мальчишка все-таки. Глава семьи. – Но у нас нет таких денег, – непроизвольно вырвалось у Иры Ивановны. – Как это нет? – поразился Демьянов. – Да так. Нет, и все. Не накопили. – Но ваш муж ученый! – воскликнула гимнастка Майя Тихоновна. – Ну и что же, что ученый? – пробормотал Виктор Степанович. – Мало ли что ученый… Некоторое время все сидели молча. Папа Погребенников даже немного покраснел: ему было стыдно, что у него нет пятнадцати тысяч. – Он все деньги тратит на покупку жучков, – сказала мама Погребенникова. – Каких жучков? – опять поразился борец. – Ну, таких, обыкновенных… Древоточащих. Они очень дорого стоят. Надо их собирать на деревьях, потом держать в банках, кормить, чистить за ними. Очень дорогое удовольствие. – М-да, – сказал спортсмен. Гимнастка поставила на стол чашечку: – Значит, мы вам не подходим? – Вот еще! – горячо воскликнул Виктор Степанович, глядя на гимнастку. – Откуда вы взяли? Вы нам даже очень нравитесь! Ира Ивановна бросила на него выразительный взгляд. – Просто у нас нет денег, – сказала она. Борец поднялся. – Ну вот что, – сказал он сердито. – Я не привык ходить вокруг да около. Я вижу, с вами каши не сваришь. Не хотите – не надо. Найдем других. Сидите на своих деньгах! – Да на каких деньгах!.. – заикнулся папа Погребенников, но Демьянов его оборвал: – Давайте «Панасоник». Ремонт, разумеется, за ваш счет. Гости оделись и, не попрощавшись, ушли. Борец бережно прижимал к груди обручальный «Панасоник». …Вечером, узнав содержание беседы с родителями Тани, Славик сказал: – Ишь чего захотели! Пятнадцать тысяч! Поэтому и «Панасоник» мне всучили. Какие жуки оказались! А Танька! Я-то думал, она просто так, из-за интереса со мной ходит, а она, оказывается, из-за пятнадцати тысяч! Ну и коварные же бабы! Весь вечер Славик мрачно смотрел телевизор, а ложась спать, обнаружил на полу антенну от «Панасоника» и злобно выбросил ее в мусорное ведро. Так закончилась Славкина первая любовь. |
|
|