"Лишний доллар не помешает" - читать интересную книгу автора (Питерс Джефф)

ИСКУШЕНИЕ И ВОЗДАЯНИЕ


Быстро опустив бинокль, О'Райли шагнул назад. Тот, кто разглядывал площадь в подзорную трубу, тоже исчез за занавесками своего окна. Когда два охотника выслеживают одного оленя, каждый из них рискует получить заряд в спину, поэтому О'Райли и предпочитал охотиться один. В том, что постоялец с трубой тоже прибыл сюда на охоту, О'Райли не сомневался ни минуты. Весь вопрос в том, на кого он охотится.

Дверь номера скрипнула, и ирландец развернулся. На пороге застыла хозяйка со стопкой белья, прижатой к груди.

– Извините, мэм, – сказал он смущённо, вкладывая кольт в кобуру. – Дурная привычка.

– Можете называть меня Мари, мистер Коллинз.

– Мистер Коллинз? – О'Райли спохватился: – Просто Джек.

– Джек? Или Джон?

– Ну, вообще-то моё полное имя Джефферсон Джексон[6], – с неохотой начал выкручиваться О'Райли, – так что если вы назовёте меня Джеффом, я тоже не обижусь.

– Я пришла застелить вам свежую постель, Джон, – строго сказала Мари, – У нас тут рано встают и рано ложатся.

– Но я ещё не хочу спать. К тому же… мне надо идти, – сказал О'Райли, заметив в окне появление Фернандо.

Поспешно покидая номер, он услышал, как хозяйка тяжело вздохнула за его спиной.

Фернандо, оглядываясь с видом заговорщика, прошёл мимо О'Райли и кивком поманил за собой. За углом отеля он остановился и протянул руку.

– Вы обещали доллар, сенатор.

– Э, нет, амиго, – возразил О'Райли. – За доллар ты должен весь день следить за тем бродягой, а день ещё не кончился. Где ты его оставил?

– Этот бродяга встретился с помощником шерифа, потом они околачивались на почтовой станции и приставали ко всем возчикам с дурацкими вопросами, – быстро докладывал мальчуган. – Зовут его Фогель, он инженер, его компания будет строить новую дорогу на север, до самого Аламогордо.

– Инженер, значит? – переспросил О'Райли. – Это хорошо. И где он сейчас?

– Сейчас они заперлись у телеграфиста. Я слышал, что помощник шерифа попросил достать журнал телеграмм. А потом они захлопнули дверь. Мне ничего не слышно и не видно.

– Вот когда что-нибудь услышишь или увидишь, тогда и получишь свой доллар. Я не люблю разбрасываться деньгами, – сказал О'Райли назидательно. – Они слишком тяжело мне достаются.

– Мне тоже, капитан, – мальчишка развёл руками. – Побегу на телеграф.

– Беги, беги, и не теряй его из виду.

– Не потеряю. Его пасут мои люди, – крикнул Фернандо, оглянувшись на бегу.

До позднего вечера О'Райли просидел в салуне, молча потягивая виски и незаметно прислушиваясь к разговорам. История о том, как бродячий священник зажёг спичку о спину бандита, повторялась несколько раз, обрастая все более жуткими подробностями.

Поначалу бандит был один, но очень страшный. Кто-то даже узнал в нём горбатого Дикаря, которого, по слухам, давно уже повесили в Нью-Мексико. Священник страшно оскорбил его, но Дикарь ничего не ответил, потому что это был не Дикарь, а какая-то нечисть. Будь на месте священника кто-нибудь другой, его семье пришлось бы уже потратиться на гроб.

Потом оказалось, что бандитов было семеро, и они все окружили священника и направили на него свои револьверы, но тот произнёс короткую молитву, и все семеро ответили «аминь», перекрестились, по очереди поцеловали ему перстень и поспешно удалились.

Очередной рассказчик описал, какая длинная спичка была в руках этого бродячего мормона[7], длинная толстая спичка из красного дерева с зелёной головкой. Как только она скользнула по спине несчастного горбуна, мертвенно-белый свет озарил весь салун, и посетителям пришлось зажмуриться. А когда они смогли раскрыть глаза, то у стойки уже никого не было, ни бандитов, ни мормона. А мормон этот тоже непростой. Его видели в Амарилло за день до того смерча, который унёс десяток бычков прямо из загона. Говорят, что этого мормона сами мормоны изгнали из своей общины за то, что он нарушил все мыслимые границы их мормонского многожёнства. И он мотается по Западу, набирая последователей в свою собственную общину, где будет разрешено иметь любую встречную женщину, и она не вправе будет отказать. И за каждую новую жену член общины будет получать премиальные в размере подённой платы на железной дороге.

Присутствующие ненадолго отвлеклись, обсуждая перспективы железнодорожного строительства, и сошлись на том, что когда мормон снова появится здесь, любой охотно подставит свою спину для его спички.

Наконец кто-то заявил, что всё это враньё. Во-первых, не было в городе никакого Дикаря, потому что его и в самом деле повесили, об этом даже газеты писали. А во-вторых, мормон не мог зажечь об него свою волшебную спичку, потому что мормоны не курят. Ни трубок, ни сигар. И жевательный табак тоже не признают. Вот ведь чудики. И разговор перешёл в обсуждение разных сортов табака.

Когда О'Райли вернулся к дверям своего номера, он услышал чьи-то лёгкие шаги. Ирландец осторожно приоткрыл дверь и ощутил сильный цветочный запах. Так пахли цветки «кошачьего когтя», пустынного кустарника, который своими цепкими колючками может изодрать в лохмотья любое полотно. Но здесь, в гостинице, к этому аромату были примешаны незнакомые, городские запахи. Он не сразу сообразил, что это запах мокрого мыла.

Мари, вытирая руки розовым полотенцем, вышла из-за ширмы.

– Я пришла приготовить вам ванну, Джон.

– Не стоит, Мари.

– Вы заняли номер с ванной, и я обязана приготовить ванну, – сказала Мари. – А вы можете воспользоваться ей по своему усмотрению. Мыло бесплатно.

Высокая лохань из тёмного дерева, с приподнятой округлой спинкой, была наполнена горячей водой. На табурете стояли тазик и кувшин. Рядом, на полке с запотевшим зеркалом в полстены, лежали на жестяном судке два розовых шарика мыла.

Мари раздвинула лёгкую ширму, отгораживая ванну.

– Раздевайтесь, вас никто не видит, – сурово сказала она. – Вот полотенце. Я могу вас побрить.

– Не стоит, – сказал О'Райли поверх ширмы, почесав щетину. – С бородой теплее.

Стянув с себя рубашку, он повесил её на стоячую вешалку и обнаружил на одном из её рожков висящий захват для снимания сапог. «Ну, прямо все удобства, мыслимые и немыслимые», укоризненно покачал головой О'Райли и, сев на пол, стянул сапоги руками. Штаны он поставил рядом с сапогами, но они не простояли долго и обвалились на пол, сложившись в коленном сгибе. Пояс с кобурой О'Райли положил подле ванны так, чтобы рукоятка револьвера была бы под рукой.

Он забрался в ванну, осторожно погрузившись в горячую воду. Мурашки перебежали от ног к животу, и собрались между лопатками. Вылив из кувшина воду на голову, О'Райли обнаружил, что забыл снять шейный платок. Он с трудом развязал намокший узел, намылил ткань и принялся стирать её прямо в ванне. Закончив, аккуратно разгладил на закруглённом краю ванны и оставил сушиться.

– Что вы там стираете, Джон? – послышался голос Мари из-за ширмы.

– Я полагал, вы ушли.

– В мои обязанности входит регулярная смена постельного белья, – говорила она, шелестя полотном, похлопывая подушку и что-то сдвигая. – Если вы предпочитаете сами все делать, могли бы остановиться в салуне, где ночует всякий сброд.

– Всякий сброд? – О'Райли выжал губку, и мыльная пена окружила его кулак, как рукавица. – А я вот видел там вполне пристойного джентльмена. Его даже принимают за священника.

– С виду все кажутся пристойными, – заметила Мари, продолжая шелестеть. – Но под личиной благочестия скрываются иногда ужасающие пороки.

– Вы о нём что-то знаете, если так говорите?

– Не знала бы, не говорила бы, – попросту ответила Мари, и О'Райли услышал, как заскрипела его кровать.

– И что же такое вы о нём знаете? – спросил он.

– Да знаю…

Её ответ прозвучал как-то странно. Казалось, что она говорит сквозь зубы.

– Что-что? – переспросил О'Райли и встал в ванне, выглянув поверх ширмы.

Мари в комнате не было, но на стуле, подвинутом к кровати, лежало, нет, сидело её коричневое платье с белыми пуговками, застёгнутыми в ряд. Огибая грудь, они подчёркивали её очертания, словно платье всё ещё было надето на хозяйку. Рукава с буфами, храня округлость, свисали вниз вдоль спинки стула.

О'Райли торопливо вытерся и вышел из-за ширмы, шлёпая мокрыми ногами по полу.

Мари, в голубой ночной сорочке, сидела в его постели, прислонившись к спинке, и вытаскивала шпильки из своей причёски, зажимая их зубами. Её высоко поднятые руки были молочно-белыми, с жёлтыми завитками под мышками.

– Ну, наконец-то, – выдохнула она со счастливой улыбкой, и сползла, извиваясь, со спинки, и её рыжие волосы, как струйки виски, растеклись по подушке во все стороны.

«Не возжелай жены ближнего своего», прозвучали в голове О'Райли голоса незримых свидетелей его грехопадения. А я и не желаю, ответил он им. Нисколечко не желаю, твердил он вопреки очевидным свидетельствам обратного. Да была б она католичкой, разве бы я допустил такое? Но раз уж ересь позволяет ей изменять мужу, она сама за это ответит, а я им не судья.

– Так что ты хотела сказать про того благочестивого джентльмена с ужасающими пороками? – спросил он её примерно через час, когда она рассеяно перебирала пальцами волосы на его груди.

– Он сегодня утром занял в номерах самую лучшую комнату, а когда я зашла постелить ему свежее бельё…

– Ты? В номерах? В салуне?

– Ну да, – подтвердила она. – Это же наши номера. Мы с Полем держим монополию на этой площади. Только что толку? Все равно народу мало, все сейчас останавливаются в большом отеле у вокзала, а к нам попадают только всякие…

– Хорошо, хорошо, и что дальше? – О'Райли остановил её жалобы на трудности гостиничного дела.

– Я принесла ему постель, а он и говорит, нет ли в салуне слуги мужского пола. Ты представляешь? Я говорю, что есть, но он китаец. Лучше китаец, чем дама, отвечает этот хлыщ. Он, видите ли, не может себе позволить, чтобы в его присутствии женщина выполняла какую-то работу. Как же он сказал? Какую-то иную работу, кроме вышивания.

– И что тебя обидело? – удивился О'Райли.

– Подожди, это ещё не все, – она вдруг встала с постели и принялась собирать волосы в пучок. – Ты же меня знаешь, я так быстро не сдаюсь. Я говорю, есть вещи, которые женщины делают лучше, чем мужчины. А он, представляешь, так улыбнулся по-змеиному и говорит, женщины, говорит, преувеличивают ценность того, что они умеют делать лучше мужчин. Ты знаешь, меня просто как водой холодной окатило. Мне пора, надо Поля внизу сменить. Помоги застегнуть…

Её коричневое платье, оказывается, распахивалось сзади наподобие халата, и она мигом натянула его на себя вместе со всеми вшитыми туда проволочками и подкладочками, а О'Райли только помог ей застегнуть сзади несколько невидимых крючков. И снова перед ним стояла дама в строгом платье с белым воротничком и с высокой пышной грудью, гораздо пышнее, чем пять минут назад.

– Спокойной ночи, Джон Джефферсон Коллинз, – сказала она. – Обожаю ирландцев.

– А этот, он тоже ирландец? – спросил О'Райли, откинувшись на подушку.

– С чего ты взял?

– Я думал, ты только ирландцам меняешь белье сама.

– Ты угадал, – засмеялась она. – Стала бы я возиться с мексиканцем или янки. Но этот… Его фамилия Мортимер, и говорит он по-южному. Хотя сначала мне показалось, что… В общем; ты сильно похож на него. Но если он ирландец, то плохой ирландец.

Она ушла совершенно бесшумно, и только через минуту где-то вдалеке тихонько скрипнула дверь.

Посреди ночи О'Райли проснулся от лёгкого и почти незаметного звука. Что-то щёлкнуло по оконному стеклу. Он выглянул между занавесками и увидел под окнами отеля фигурку в белой одежде. Его помощник, Фернандо, видимо, торопился заработать свой доллар до рассвета.

– Рассчитаемся, сенатор, – заявил он для начала.

– Ты не мог потерпеть до утра? – зевая, спросил О'Райли и расстался с приготовленной монетой.

– Ну, сейчас-то вы не можете сказать, будто день ещё не кончился! Мы не сводили с него глаз, капитан, – ответил Фернандо. – Этот Фогель так и сидел всё время с помощником шерифа в конуре телеграфиста. Они читали все старые телеграммы, которые туда приходили ещё с прошлого лета. И этот Фогель сказал, что его компания будет устанавливать на станции новые аппараты.

– Значит, он не из-за дороги сюда приехал, – сказал О'Райли. – А из-за аппаратов. Ну и где этот Фогель сейчас? В таверне?

– Как бы не так, генерал. Прямо со станции он верхом отправился куда-то на север. Помощник шерифа дал ему своего коня. Фогель помчался, как ветер. Думайте, что хотите, сенатор. Только я инженеров видел. Настоящий городской инженер и в пролётке не удержится, не то что в седле.

– Это всё, что ты выяснил? – спросил О'Райли, мучительно борясь с зевотой. – Спасибо, амиго. Завтра получишь ещё доллар, если проследишь за Фогелем, когда он вернётся.

Фернандо уныло махнул рукой:

– Нет, на этом бродяге я уже не заработаю. Всё к тому идёт, что он больше мне на глаза не попадётся.

– Веселей, амиго, – подбодрил его О'Райли, поворачиваясь к лестнице. – Да, вот ещё что… Можешь ты мне разыскать одного старика? Говорят, он тут личность известная.

– Самый известный старик у нас – это старый Кеннеди, – выпалил Фернандо и выжидающе поглядел снизу вверх на собеседника.

– Амиго, ты же видишь, я вышел к тебе без денег, – укоризненно произнёс О'Райли. – Говори, где старик. Не волнуйся, свои пятьдесят центов ты получишь завтра утром.

– Я не волнуюсь, – сказал Фернандо. – Но до утра всякое может случиться. Так что лучше я подожду своих денег на крылечке, пока вы сходите за ними, сенатор.