"Дикое сердце" - читать интересную книгу автора (Браун Вирджиния)

Глава 7

Прошло восемь дней, превратившихся в туманное пятно пустых часов и нескончаемых рутинных занятий, которые позволили делать Аманде, «чтобы занять голову и руки», как ей сказали. Она редко видела Рафаэля и не знала, радоваться этому или нет, но чувствовала некоторое облегчение от того, что удалось избежать повторения того последнего раза.

Когда пурпурные вечерние тени накатывали на деревню, Аманда часто выходила прогуляться, но всегда под охраной. Все равно это лучше, чем оставаться в душном домике, говорила она себе.

Хайме, стороживший Аманду, был высоким крепким мужчиной, одним из доверенных людей Эль Леона. Он постоянно следил за Амандой, ни на секунду не выпуская ее из виду во время вечерних прогулок. Однажды вечером, когда деревья темнели кружевными силуэтами на закатном небе, Хайме отвлекся на небольшую группу мужчин, сгрудившихся вокруг пары дерущихся петухов. Оперение птиц просто восхищало, но Аманда наотрез отказалась смотреть на их бой.

— Нет, — твердо сказала она, — я не собираюсь становиться свидетельницей такого варварского зрелища! Смотрите, если хотите, а я пойду посижу у колодца.

Хайме колебался, явно разрываясь между долгом и желанием посмотреть бой.

— Останьтесь у колодца, где я смогу видеть вас, — наконец произнес он и добавил: — Вы не сможете убежать от меня, сеньора, и нет места, куда вы могли бы бежать, чтобы спрятаться от Эль Леона.

— Хорошо, я останусь у колодца, и я знаю, что не могу бежать сейчас. В любом случае я здесь, где вы можете постоянно видеть меня. — Не дожидаясь его согласного кивка, Аманда повернулась и пошла к колодцу, рядом с которым стояла маленькая каменная скамья. Будет приятно посидеть хоть несколько минут, не чувствуя себя опасной преступницей.

Аманда опустилась на скамью и потянулась за ведром колодезной воды. Недалеко от колодца примостилась небольшая хижина, в которой держали французского пленника, и она увидела его лицо, выглядывающее из окна темницы. «Что они собираются с ним делать?» — лениво подумала девушка, окуная ковш из высушенной тыквы в ведро и поднося его ко рту. Французский солдат находился здесь уже до вольно долго, а Эль Леон вес еще не решил, освободить или убить его. Аманда знала это, потому что иногда по ночам слышала, как Рафаэль и Хуан обсуждали этот вопрос.

Почему-то, даже зная, как сильно Рафаэль изменился за прошедшие годы, Аманда не могла поверить, что он сможет хладнокровно убить человека. Вероятно, пленника просто будут держать еще какое-то время, рассчитывая использовать для получения выкупа. Также Рафаэль собирался использовать Фелипе и, может быть, ее.

Ковш нырнул обратно в полупустое ведро, и Аманда собралась уходить от колодца.

— Сеньорита!

Голос француза остановил ее, и она медленно повернулась. Свет от мигающего фонаря осветил лицо пленника. Он выглядел гораздо старше, чем в тот первый день, когда Аманда увидела его: тревожные складки пролегли по обеим сторонам рта, глаза запали и потускнели. Светлые волосы на лбу слиплись от пота, и он нервно перебирал пальцами, облокотись на подоконник.

— Вы можете поговорить со мной? — спросил несчастный на скверном испанском, и Аманда бросила осторожный взгляд на Хайме, который склонился над птицами и криками подбадривал своего фаворита, не обращая никакого внимания на нее. — Никто другой не хочет, — пожаловался он.

Аманда решительно шагнула к нему.

— Ах, благослови вас Господь, — тихо произнес француз, когда Аманда подошла к окну. — Я видел, как вы гуляете по вечерам, и хотел еще раньше поговорить с вами, но ваш сторожевой пес очень хорошо охраняет вас. — В его тоне было немного циничности и довольно много горечи, и Аманда прониклась к нему симпатией.

— Мой сторожевой пес больше тюремщик, месье. Я здесь тоже пленница.

Светлые брови француза взлетели вверх, и глаза его заблестели в дымном свете факела.

— Тогда, возможно, вы заинтересованы в побеге из этого лагеря так же, как и я, а?

— Конечно, — тихо согласилась она, — но я знаю, что это сейчас невозможно. Даже если бы нам удалось сбежать, до свободы придется преодолеть многие мили лесов и крутых горных тропинок. Как мы сможем найти дорогу?

— Вы забыли? Я гораздо лучше знаком с этой страной, чем многие, так как проехал почти все Богом забытые уголки этой местности.

Бежать. Бежать из лагеря хуаристов и Эль Леона — бежать от Рафаэля. Забавно, что эта мысль вдруг больно уколола ее. Если она уедет, увидит ли она его когда-нибудь снова? Захочет ли она этого?

— Как вас зовут? — торопливо спросила Аманда. — И откуда мне знать, что я могу доверять вам?

— Меня зовут Жан-Жак дю Плесси. Верно, вы не знаете, что можете доверять мне; но ведь и я не знаю, могу ли доверять вам, а? — Он придвинулся ближе к решетке, в его лице и голосе отразилось отчаяние. — Я не хочу умирать, сеньорита, а они расстреляют меня, если я останусь. Зато, если нам удастся сбежать вместе, у нас будут шансы на спасение. Вы прекрасно говорите на их языке, а я нет — мы могли бы пробираться по ночам и отдыхать днем. Я смогу найти дорогу, если вам удастся вывести нас отсюда. Есть какой-нибудь способ?

— Я… я не знаю, но могу попытаться. — Аманда украдкой бросила взгляд через плечо и замерла. Хайме с мрачным видом приближался к хижине, и она, прежде чем отойти от окна, торопливо пообещала французу подумать о побеге.

— Не просто думайте об этом, — бросил он в ответ. — Наши жизни могут зависеть не только от мыслей, но и от действий.

Однако в последующие дни Аманда обнаружила, что ей становится всё труднее сделать хоть что-то. Когда Рафаэль вернулся и Хайме сообщил ему, что она разговаривала с французским пленником, он просто взорвался от ярости, перепугав Аманду до смерти. Ее вечерние прогулки были сокращены и определены их строгие границы — подальше от хижины, в которой содержали француза.

Дни, долгие и жаркие, сменялись прохладными ночами, когда свежий горный ветерок давал хоть какое-то облегчение от жары, и Аманда была рада, что носит открытые легкие платья мексиканок, а не застегивающиеся под самым горлом прилегающие платья, к которым привыкла. Вопреки постоянному напряжению, ставшему теперь частью ее жизни, и опасению, что она останется здесь навсегда либо, того хуже, ее отдадут, как дойную корову, правительству Хуареса, Аманде удавалось внешне сохранять холодное спокойствие, которое, она знала, так бесит Рафаэля.

Он хочет, чтобы она сломалась, чтобы молила его о защите и милосердии, но этому не бывать! Рафаэль Леон-и-Бове сто лет как превратится в прах, прежде чем она снова уступит и позволит ранить свою гордость. Это стало битвой характеров, которую Аманда намеревалась выиграть, вот почему мысли о побеге, смутные, неопределенные планы, которые обычно быстро отбрасывались из-за неосуществимости, постоянно крутились у нее в голове. Она убежит из этого лагеря и от человека, преследующего ее по ночам во сне, говорила себе Аманда снова и снова. Тогда ей удастся забыть, что Эль Леон вообще существует.

Вот только временами это казалось чрезвычайно трудным, особенно когда черты Рафаэля, которого она когда-то знала, проступали отчетливее, словно специально, чтобы смущать и ослаблять ее. С его враждебностью она могла легко справиться, могла без усилий противостоять ему и даже получать от этого удовольствие, но в моменты, когда Эль Леон становился Рафаэлем Леоном, ее другом и товарищем детских игр, Аманде приходилось очень трудно. Ей хотелось снова смеяться вместе с ним, радоваться золотым дням и серебряным ночам с человеком, который понимает ее. Прошло так много времени с тех пор, как она была действительно близка с кем-то, кроме Марии, с тех пор, как могла доверять другому, и ей не хватало этой близости. Находиться так близко и в то же время так далеко от простой возможности общаться без необходимости взвешивать каждое слово и действие — вот мучение.

Погруженная в свои мысли и поглощенная трогательной красотой кружевных веток деревьев на фоне темно-фиолетового неба, Аманда заметила подошедшего Рафаэля, только когда он заговорил.

Она опять стояла у окна, как бесценная фарфоровая статуэтка на фоне величественных мексиканских гор. Янтарные глаза Рафаэля скользили по чистой линии ее щеки, слегка вздернутого изящного носика и нежным пухлым губам, которые могли приоткрыться от хриплого смеха или жарких стонов страсти… и он не смог промолчать.

— Ты самая красивая женщина, какую я видел в своей жизни, querida[20].

Секунду она стояла неподвижно, глядя в окно, как будто не слышала его, потом медленно повернулась и посмотрела ему в лицо, ее голубые глаза встретились с его взглядом.

— Gracias.

Единственное слово на мгновение повисло в воздухе, словно вибрируя от богатства значений, которые Аманда не могла выразить, и Рафаэль понял ее непроизнесенные слова, как всегда понимал, когда они были детьми.

— Я всего лишь сказал правду.

Он был близко, слишком близко; Аманда ощущала его теплое дыхание на своей шее, когда они стояли лицом к лицу в полутемной комнате. Все ее чувства обострились, все, что находится вокруг, казалось, слилось в туманном вихре.

Вечерний бриз принес в дом острый запах вечнозеленых деревьев и нежный аромат цветов, растущих у самой дороги. Мелодичная песня ночных птиц в густой листве только дополняла картину природы. Ежедневные ливни сделали воздух свежим, чистым и прохладным.

Аманда содрогнулась то ли от холода, то ли реагируя на близость Рафаэля. Сухая ветка в огне треснула и рассыпала дождь искр на камни и глиняный дымоход очага, отвлекая ее внимание от неотразимого взгляда Рафаэля.

— Это всего лишь полено в огне, — пробормотала Аманда без всякой необходимости. Рафаэль согласно кивнул; его изящные пальцы скользнули по ее кремовым плечам, открытым благодаря белой крестьянской блузе, которую она носила. У Аманды перехватило дыхание, но она все же смогла запинаясь произнести:

— Странно, не правда ли, как дни могут быть такими теплыми, а ночи настолько холодны, что приходится топить камин?

Что он делает с ней, в смятении подумала девушка, и почему она не сопротивляется его соблазнительному прикосновению, почему придвигается все ближе? Боже, это просто безумие! Эль Леон не Рафаэль, и он опасен. Это тот самый человек, который холодно игнорировал ее все прошедшие недели, выносил суровые суждения и отдавал приказы; тот самый человек, который держал ее жизнь в своих твердых руках — руках, которые привлекали ее все ближе…

Дрожа от незнакомого огня, распространявшегося из глубины до самых кончиков пальцев, Аманда застонала, сдаваясь. Она была игрушкой, глупой игрушкой, но у нее не находилось силы воли противостоять ему. Не сейчас, когда ей так отчаянно нужен кто-то, когда она испугана, одинока и окружена неизвестностью, которая поднимается словно чудище в темноте ночи. Он нужен ей, нужны его сила, уверенность и утешение. Но где же ее решимость победить любой ценой? Исчезла, как дым на ветру.

Осталась только эта мучительная жажда глубоко внутри ее, желание находиться как можно ближе к нему, чувствовать его сильные руки, обвивающие ее плечи, и его губы, прижимающиеся к ее губам, открывающимся, как цветок под утренним солнцем.

Эта сладостная капитуляция вызвала ответ в Рафаэле, и он прижал ее к себе. Если Аманда была не в силах противостоять ему, то он чувствовал себя еще более беспомощным в борьбе со своим вожделением. Бог свидетель, он так старался все эти недели, но, когда они остались вдвоем в одной комнате, все же не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. Как будто какая-то неведомая сила влекла его к ней, мощная сила, которой он не мог, да и не хотел долго сопротивляться. Не важно, за кем она была замужем, не важно, что она, не медля ни секунды, предаст его ради своей свободы; он должен обладать этим хрупким волшебным созданием, которое околдовало его много лет назад.

В его руках она трепетала, словно испуганный котенок, и в то же время доверчиво прижималась к нему. В какой-то момент Рафаэль даже удивился, почему она ведет себя как испуганная девственница. Она ведь была замужем за Фелипе, так? И они провели вместе брачную ночь. А Фелипе не остался бы в стороне, в этом он уверен. Может быть, он причинил ей боль? Или она просто из тех женщин, которых нужно каждый раз уговаривать? Что ж, ему хорошо знакома эта игра.

— Аманда, mi amante, позволь, я покажу тебе, — пробормотал он ей на ухо. Его горячее дыхание и обжигающие губы заставили ее трепетать в предвкушении. Закрыв глаза и откинув голову, Аманда обняла широкие плечи Рафаэля, пальцы впились в его кожу.

Как может она быть такой горячей и такой холодной в одно и то же время, ощущать этот трепещущий экстаз и непереносимую боль? Она чувствовала, как ее захватывает водоворот страсти, которую больше она не пыталась отрицать.

Был только Рафаэль, и только бархатное одеяло ночи, укрывающее их своими мягкими складками. Он поднял Аманду на руки и отнес в маленькую комнату. Свет от очага тянулся туда крошечными трепещущими пальчиками, но недобирался до темных углов, и его бледное сияние смягчало суровые черты Рафаэля, когда он нежно положил ее на постель.

Он склонился над ней, и ее ищущие пальцы пробежали по знакомым линиям его лица, едва касаясь высоких скул, к чувственному изгибу губ. Все это время она ощущала его страстный взгляд, это расплавленное золото кошачьих глаз под ленивыми веками. Биение ее сердца превратилось в неистовый, бешеный стук индейских барабанов.

Ни одного слова не было произнесено, и ни слова не было нужно, когда Рафаэль лег рядом с Амандой.

Его большое тело оказалось так близко, что она чувствовала его жар. Он нежно привлек ее к себе, так что она касалась его всем своим трепещущим телом. Почувствовав ее дрожь, он стал нашептывать нежные бессвязные фразы, чтобы успокоить и утешить ее. Рафаэль говорил по-испански; слова, которые прозвучали бы глупо и напыщенно по-английски, превратились в лирический напев, прекрасный и чувственный.

Они долго лежали, просто обнимая друг друга, его руки гладили и ласкали, погружаясь под кружевной вырез корсажа, а потом уступали место губам, целующим ее атласную кожу. Он целовал ее закрытые глаза, нос, его руки ласкали ее спину, все крепче обнимая ее, и когда его губы опустились от уха вниз, к бешено пульсирующей жилке у основания шеи, Аманда не смогла сдержать стон наслаждения.

Она повторяла его имя, инстинктивно выгибаясь, когда его горячие поцелуи пробирались к пику ее груди. Это был восхитительный экстаз, не похожий ни на что из того, что она раньше испытывала, и Аманда покорилась сметающему все порыву желания. Она обеими руками обхватила его, а он ласкал языком ее грудь; ее пальцы, словно кинжалы, вонзались во вздувшиеся мускулы на его плечах.

Огонь и лед — она была горячей и холодной, пылала и дрожала. Ее блузка куда-то исчезла. Прохладный ветерок обдувал кожу, а Рафаэля почему-то не было рядом. Ее глаза лениво открылись, чтобы увидеть его силуэт на фоне света из соседней комнаты, и Аманда жадно наблюдала, как он торопливо сбрасывает одежду.

Вот уже снята рубашка, его руки расстегнули ремень… Кровать возмущенно скрипнула, когда Рафаэль встал на колени на ее край, словно бронзовый бог или античная статуя, идеально вырезанная и прекрасная. Быстрые слезы обожгли глаза Аманды — это он вызывал в ней такие необыкновенные чувства; потом все ясные мысли исчезли, потому что Рафаэль обнял ее и прижал к своему телу.

— Дай мне посмотреть на тебя, Аманда, — хрипло пробормотал он, и она покраснела, когда он начал снимать с нее одежду. Ярко расшитая юбка была стянута с бедер и разноцветным озерцом упала на пол, а его внимание вернулось к оставшемуся на ней белью. Из-за жары Аманда не носила сорочку, только тонкую нижнюю юбку, почти не скрывавшую тело от его взгляда.

Ей бы следовало смутиться, но Аманда увидела выражение его глаз и ощутила гордость, что может вызвать такое восхищение. В то время как руки Рафаэля медленно стягивали ее нижнюю юбку, Аманда не отрываясь смотрела в его глаза. Она дрожала от желания и предвкушения, смешанного с неуверенностью, пока Рафаэль, прочтя эти чувства в ее затуманенных глазах, не опустился на нее.

Рафаэль целовал ее нежно и ласково, нетерпеливо, но стараясь не набрасываться на нее. А когда почувствовал, что она начинает отвечать ему, чуть подвинулся, стараясь вставить колено между ее стиснутыми бедрами.

— Откройся мне, любовь моя, — уговаривал он, обнимая ее сильнее. Она послушалась, а потом замерла в испуге, почувствовав давление его желания.

Ее длинные ресницы распахнулись, и она удивленно посмотрела на него. В ее синих глазах был необъяснимый страх, и Рафаэль нахмурился. Она не играла, и он подумал, не причинил ли ей боль Фелипе. Это так похоже на него, подумал он. Его брату нравилось причинять боль. Что ж, он не новичок в этом и знает, как заставить страхи Аманды исчезнуть и распалить ее страсть.

Рафаэль решительно набросился на рот Аманды с обжигающими поцелуями, от которых она ослабела и ей стало трудно дышать. Когда его губы огненной дорогой страсти переместились от одного напряженного соска к другому, она уже больше не боялась. Ее стройные бедра приподнялись, чтобы прижаться ближе инстинктивным неосознанным движением, и Аманда с радостью приняла его первый сильный толчок.

Застонав, кусая нижнюю губу, чтобы не закричать, она впилась ногтями в его спину, когда он встретил барьер ее девственности. Аманда дрожала, но все еще крепко обнимала его, желая, чтобы он поскорее положил конец этой пытке ожидания, чтобы выполнил обещание страсти.

Сначала Рафаэль не мог поверить, что она все еще девственница. Почему? Вопросы вертелись в его голове, но все уже случилось, так что он поймал ее рот своим, почувствовав вкус крови там, где она кусала губы. Он сделал быстрое движение вперед, и Аманда вскрикнула в его губы, когда он полностью вошел в ее мягкую бархатную глубину.

— Ш-ш, любовь моя, mi amante, — хрипло прошептал он, заставляя себя не двигаться внутри ее.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, Рафаэль стал гладить ее волосы и лицо, нежно целовать, а когда она наконец начала двигаться под ним, предупредил:

— Я не смогу сдерживаться, если ты продолжишь делать это, милая Аманда.

— Тогда не надо, — был ее ответ.

Он застонал, и ритмичные неистовые движения унесли их обоих на самую вершину блаженства. Боль ушла, как будто ее никогда не было, и Аманда отвечала со всем огнем и страстью, какими обладала. Ей казалось, что он недостаточно глубоко проникает в нее, она желала его всего и любила с такой нежностью, что у нее на глазах выступили слезы. Как могла она полюбить так быстро? Или она всегда любила его, но не знала этого?

И вопрос и ответ тут же были забыты, едва трепет экстаза охватил ее с головы до ног. Твердое мужское естество Рафаэля стало двигаться так быстро, что она не могла больше терпеть — дикий напор освобождения, такого совершенного и стремительного, оставил ее оглушенной и трепещущей, заставив выкрикнуть его имя, когда она воспарила над вершинами к всепоглощающему удовлетворению.

Медленно, очень медленно, Аманда выбиралась из глубин ленивого удовольствия. Открыв глаза, она увидела лукавый взгляд Рафаэля, направленный на нее. Он провел пальцем по ее лбу, носу и вниз, к губам, и улыбка приподняла уголки его губ.

— Ты нескончаемый источник сюрпризов, querida. — Он подвинулся, чтобы лечь на бок рядом с ней, но его руки продолжали обнимать ее влажное тело. — Такая холодная внешность, и такой огонь внутри, — пробормотал он как бы про себя и, увидев ее удивленно сдвинутые брови, пояснил: — Я никогда не думал, что ты такая безудержная в постели, Аманда. Ты оставила на мне следы, которые мне будет нелегко объяснить.

Тут Аманда увидела большие багровые кольца на его шее и плечах и смутно вспомнила, как зарывалась лицом в его тело, чтобы заглушить свои крики. Она покраснела и осторожно прикоснулась пальцем к следам, оставленным ее зубами.

— Прости. Я… я не знаю… — Она запнулась, смущенная, и отвернулась от его улыбающегося лица.

— Ах, не извиняйся, любимая! Я просто дразнил тебя. Я буду с гордостью носить эти следы и сожалеть, когда они поблекнут. — Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. В тусклом свете Аманда узнала нежное выражение в его глазах.

Может ли быть так, что он любит ее больше, чем готов признать? Такой шанс есть, и сердце Аманды готовилось рисковать многим, чтобы победить, хотя она и знала, что ей придется очень постараться.

Повернувшись, она всем телом прижалась к нему и обвила его руками, стараясь слиться с его телом.

— Когда следы поблекнут, я оставлю новые взамен, — дерзко ответила она. Рафаэль хмыкнул, и она набросилась на него с шутливой яростью; ее спутанные темные волосы разметались по плечам, когда она встала на колени над ним. Схватив за запястья, Аманда пригвоздила его к матрасу, ее обнаженная грудь соблазнительно раскачивалась прямо перед его лицом. — Теперь ты мой пленник, — решительно заявила она и испуганно взвизгнула, когда он быстро повернулся и она оказалась под ним, а он поставил свои мощные колени по обеим сторонам ее тела.

— Ты что-то сказала? — со смехом спросил Рафаэль, и Аманда с насмешливой дерзостью показала ему язык. — Ах, от такого приглашения я не могу отказаться, querida.

Смех в их глазах постепенно сменился желанием, и когда Рафаэль с томной решимостью соскользнул с тела Аманды, она ответила с огненной страстностью, мгновенно возбудившей их обоих. Еще долго » ночной темноте комнаты маленького домика эхом раздавались нежные стоны и вздохи наслаждения, и ни один из них не заметил, когда пламя в очаге превратилось в холодный серый пепел.

Солнечный свет, яркий и слепящий, настойчиво проникал сквозь веки Аманды, и она перевернулась, чтобы зарыться лицом в подушку. Между бедрами ощущалась легкая боль, и она вскинула голову, вспомнив прошлую ночь. Рафаэль. Где он? Единственным признаком того, что он провел ночь в ее постели, была неглубокая вмятина в матрасе, где его тело лежало рядом с ней.

Боже! Что она наделала? Что он теперь о ней подумает? Бесчисленные вопросы сыпались на нее со всех сторон. Но что толку думать, когда все, что она могла вспомнить, — это нежная пытка его рук на ее теле, трепет его твердых губ на ее губах и безудержное освобождение, которое он приносил ей снова и снова.

— Сеньора?

Аманда резко повернула голову и увидела Хуану, стоящую на пороге с наигранно невозмутимым выражением на лице.

— Si. Что ты хочешь? — выпалила Аманда и тут же устыдилась своей резкости. — Извини, Хуана, — сказала она, — думаю, я еще не до конца проснулась.

Неубедительная отговорка. Аманда знала, что служанка поняла это, и завернулась плотнее в одеяло.

— Эль Леон хочет, чтобы вы присоединились к нему как можно скорее, сеньора. — В глазах Хуаны промелькнул огонек сочувствия.

Сочувствие? Аманда была уверена, что ошиблась. С чего бы кому-то жалеть ее? Правда, она больше не девственница, но женщина не могла знать об этом, если только Рафаэль не сказал ей, а Аманда почему-то была уверена, что он этого не делал. Ожидаемой реакцией была бы насмешка или даже неприязнь, но не жалость.

Но когда Аманда оделась и вышла из дома на залитую солнцем улицу, чтобы пройти к колодцу, где ждал Рафаэль, ей сразу стала ясна причина. Дрожь пробежала по ее спине, когда Аманда увидела небольшую группу людей, и она замедлила шаги.

Почему он делает это, с болью подумала Аманда, и как он мог превратиться из нежного мужчины, которого она так близко познала прошлой ночью, в этого холодного, сурового незнакомца, стоящего словно бог мщения, готовый вынести приговор другому человеку?

С колотящимся сердцем Аманда перевела взгляд с обреченного пленника-француза на главаря хуаристов. Суд — пародия на суд, презрительно усмехнулась она про себя — и заранее известный приговор. Ее взгляд вернулся к Жан-Жаку: в резком свете дня она видела, как он отчаянно молод и как мужественно старается сохранить отважный вид. За дни, проведенные в заточении в тесной лачуге, он стал бледнее и слабее и стоял сейчас, сцепив руки за спиной, под кружевной тенью дерева.

— Подойди сюда, Аманда. — Рафаэль — нет, Эль Леон — протянул руку.

Медленно подходя к нему, Аманда чувствовала на себе умоляющий взгляд француза. Боже, она просто не может позволить ему умереть, не попытавшись спасти его; да и верит ли она на самом деле, что он совершил все те ужасные вещи, в которых его обвинил Рафаэль? Чем доказано, что он участвовал в нападении на мексиканскую деревню?

Но когда плачущая женщина опознала его как человека, зверски убившего ее мужа и маленького сына, Аманда не могла отрицать очевидного. Сам Жан-Жак дю Плесси не нашел никаких оправданий, кроме того, что просто следовал приказам.

— У меня не оставалось выбора, — заявил он, и его слова были адресованы Аманде, а не Эль Леону. — Если бы я отказался, мои командиры расстреляли бы меня. Разве не так поступают в вашей армии? — Он умоляюще развел руками. — Я сказал вам все, что знал; неужели меня убьют за то, что я выполнял приказ?

Аманда порывисто повернулась, чтобы взглянуть в лицо Рафаэля, но он не смотрел на нее, лишь сделал знак своим людям. Француза грубо опустили на колени.

Она должна сказать что-то сейчас, иначе будет слишком поздно. Если Рафаэль отдаст приказ…

— Рафаэль! Эль Леон! Подождите! — Аманда проигнорировала ледяной гнев в его глазах и мрачно стиснутые губы. — Это война! Господи Боже мой! Разве вы не понимаете — он сделал только то, что и вы могли бы сделать!

— Аманда, ты только что слышала рассказ сеньоры Гарсия о подвигах твоего бравого француза, а также его признание. Разве это не меняет дело? Почему, ты думаешь, я велел привести тебя сюда? — Его голос превратился в низкий рык. — Я хотел, чтобы ты узнала все сама и не винила меня в этой казни.

Все произошедшее потом она запомнила до конца своих дней; упирающегося Жан-Жака оттащили к дереву и привязали, глаза закрыли черной повязкой. Его голос прерывался, когда он умолял сохранить ему жизнь под резкий треск шести ружей, обмякшее тело медленно рухнуло в пыль.

Оглушенная, Аманда на мгновение закрыла глаза. Почему он не сказал ей, что собирается сделать? Хотел показать, что он все еще грозный Эль Леон, а не Рафаэль, ее возлюбленный? Он поймет, что она запомнит это и никогда не забудет…

А Рафаэль подумал, что никогда не забудет, как Аманда смотрела на него — так, как если бы он был худшим из демонов ада. Ее презрительные слова ранили его, как острые кинжалы, и он почти пожалел о необходимости своих действий.

— Ты убийца, Эль Леон, и я никогда не прощу того, что ты сделал сегодня.