"Дикое сердце" - читать интересную книгу автора (Браун Вирджиния)

Глава 6

— Ты! — Вот все, что она могла сказать, тогда как время содрогнулось и замерло. Невысказанные слова застыли в воздухе. Ее синие глаза потемнели, как грозовое небо, когда она смотрела на него, не желая верить, но зная, что это правда. Это Рафаэль — человек, которого она так преданно защищала всего несколько часов назад, человек, из-за которого был убит его сводный брат. Человек, ставший хуаристом и бандитом, разыскиваемым мексиканским правительством. Нет, кричал разум Аманды, не Рафаэль! Не ее друг детства, мальчишка, тративший время на то, чтобы учить ее удить рыбу и скакать на лошади, лазать по деревьям и запускать огромного воздушного змея. Нет!

И все же это тот самый Рафаэль. О Боже! Брат ее убитого мужа держит ее пленницей в горах Мексики, и ее жизнь полностью в его руках.

— Как ты мог? — судорожно прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. — Неужели ты так сильно ненавидел Фелипе, Рафаэль?

Рафаэль Леон ничего не сказал в свою защиту. Все, что он мог сказать, прозвучало бы как простая отговорка. В любом случае он считал ниже своего достоинства объяснять свои поступки женщине — пусть даже Аманде. Как она посмела спрашивать его о мотивах, когда сама вышла замуж за Фелипе по весьма сомнительной причине?

Рафаэль подозрительно прищурился, и холодная улыбка смягчила твердые линии его рта.

— Нет, chica, я не ненавидел его так сильно.

— И… и ты все время знал, кто я такая? — Она хотела услышать ответ, который уже был ей известен, из его уст, и ее слезы сменились гневом, когда Эль Леон произнес:

— Si. Я знал это с самого твоего приезда, Аманда. Внезапно рука Аманды взметнулась и ударила по его гладкой челюсти, оставив красные следы от пальцев. На короткое мгновение она испугалась, что он ударит ее в ответ, но потом поняла, что не ударит.

Рафаэль медленно поднял глаза, пристально посмотрев на нее, и Аманда удивилась, почему не смогла узнать его. Она должна была сразу вспомнить, как часто в детстве дразнила Рафаэля за его кошачьи глаза, но так и не вспомнила. Она видела только взрослого Рафаэля, опасного хуариста Эль Леона, который сумел обратить в бегство французских солдат.

— Тебе нравится играть в игры, правда? — с горечью бросила она. — Как кошка играет с мышкой! Уверена, ты немало посмеялся надо мной, Рафаэль, но ты все равно не знаешь, что со мной делать!

Широкие плечи приподнялись, когда он беспечно пожал ими.

— Твоя проблема гораздо серьезнее, Аманда. Я знаю, что собираюсь делать: ничего. Ты просто останешься здесь, пока Хуарес не возьмет власть и мы не сможем покинуть горы.

— Как ты можешь быть таким хладнокровным? Разве наша прошлая дружба ничего не значит для тебя? — крикнула она. Потом ее губы насмешливо скривились. — О! Я забыла — твой собственный брат ничего не значил для тебя, что уж говорить обо мне!

— Перестань, Аманда. — Он сказал только эти два слова, но в его ледяном тоне звучала такая угроза, что она все поняла. Он не потерпит никаких обвинений касательно Фелипе.

В комнате стало совсем темно; единственным источником света был огонь в очаге, и Аманда молча смотрела, как Эль Леон — нет, Рафаэль — помешивал тлеющие угли, пока они не превратились в ровно горящее пламя. Оранжевые отблески заплясали в его темных волосах, высветили бронзовое лицо.

Знакомые черты, с болью подумала она, лицо, которое когда-то было столь же дорогим, как лица ее родных. Как мог он измениться столь сильно за годы, что она не видела его? Никогда бы она не подумала, что Рафаэль вырастет в мужчину, способного убить собственного брата.

Эль Леон — лев, хищный зверь. Рафаэль Леон, переименовавший себя в Эль Леона, — безжалостный убийца. Это ей труднее всего принять. В горле Аманды стояли непролитые слезы, все внутри сжалось в тугой узел.

Прекрасно понимая ее смятение и волнение, Рафаэль молчал. Черт побери, неужели она так любила Фелипе? Значит, она солгала, что ее заставили выйти за него замуж, иначе бы не переживала так. Он смотрел на сложившуюся ситуацию с холодным цинизмом, сожалея, что стал причиной смерти Фелипе, но совершенно не желая винить себя в этом всю оставшуюся жизнь.

Рафаэль чуть повернулся и задумчиво посмотрел на Аманду. Интересно, сколько еще они будут вот так сидеть? Но тут раздался робкий стук в дверь — это Хуана вернулась убрать посуду. Когда она вошла и стала собирать со стола грязные тарелки, Аманда воспользовалась ее присутствием, чтобы скрыться в своей комнате.

Пробормотав извинения, она исчезла в маленькой спальне рядом с главной комнатой, каждую секунду ожидая, что вот сейчас раздастся суровый приказ вернуться. К счастью, он не прозвучал, и всего через несколько мгновений Аманда погасила лампу у кровати, давая понять, что легла спать.

Легкая улыбка приподняла уголки губ Рафаэля. Он стоял, оперевшись рукой на каминную доску, и смотрел в темноту ее комнаты. Сейчас не время задавать вопросы и требовать ответов. Она не скоро захочет говорить откровенно, а он не выносит лжи.

Еще долго после того, как Хуана ушла домой спать, Рафаэль сидел в компании полупустой бутылки бренди с полным стаканом в руке. Ну вот теперь она знает, кто он такой. Ему это в общем-то все равно, хотя, вероятно, было бы удобнее, если бы он мог узнать о ней больше до того, как она все поняла. Очевидно, теперь она не так честна, как прежде, хотя все так же упряма.

А он? Неужели он так сильно изменился? Рафаэль, залпом осушив стакан, почувствовал, как жидкий огонь заструился в желудок. Черт побери, конечно, он изменился — Он больше не тот мальчишка, который не понимал ненависти и злобы своего старшего брата, не тот юный идеалист, который верил, что все люди в основе своей честные и добрые. Разве за последние годы он видел мало темных сторон человеческой натуры? И именно Фелипе со своей алчностью и непомерными амбициями был причиной многих его страданий.

Воспоминание об их последней ссоре все еще не оставляло его. Обширная асиенда недалеко от Сан-Луис-Потоси оказалась недостаточно большой для Фелипе, и он захотел получить соседние земли, принадлежавшие мелкому фермеру, причем утверждал, что эти земли ничего не стоят. А когда владелец стал возражать, его нашли убитым. Тогда между Рафаэлем и Фелипе произошла ужасная ссора, завершившаяся внезапным отъездом Рафаэля из имения отца.

Он так и не вернулся, а Фелипе за прошедшие годы ни разу не попытался разыскать его. Было общеизвестно, что Фелипе симпатизирует этой наполеоновской марионетке, императору, как и многие богатые землевладельцы Мексики. Бенито Хуарес стоял за народ, против богатого духовенства и жадных аристократов, и его идеалы произвели неизгладимое впечатление на юного Рафаэля.

Повзрослевший Рафаэль все еще сражался за возвращение Хуареса к власти. Они победят, в этом он не сомневался, и, возможно, в Мексику хоть на время придет мир. Мир. Внезапно это слово показалось чужим, и он устало подумал, доживет ли до дня, когда увидит этот мир.

Рафаэль посмотрел на пустой графин и решил, что выпил достаточно для одного вечера. Он усмехнулся, подумав, какой оборот приняли его мысли, встал и потянулся, как дикая кошка, потом наклонился, чтобы зажечь сигару от масляной лампы.

— Рафаэль?

Тихий, нерешительный голос заставил его замереть; он медленно повернулся и увидел Аманду, стоящую на пороге своей комнаты. Она выглядела гораздо моложе и уязвимее, чем когда-либо раньше. Ее непокорные волосы рассыпались по худеньким плечам и упорно сопротивлялись попыткам убрать их с глаз, когда она вопросительно смотрела на него.

— Рафаэль, я… Я бы хотела поговорить.

Больше никаких жестоких обвинений, только неуверенность, которая оставила в нем странную смесь скептицизма и желания верить. Это безумие, и он, должно быть, сошел с ума, если хоть на секунду усомнился в своих инстинктах.

— Si. Тебе нужно поговорить. Попробуй сказать правду, — безжалостно добавил он и удивился, увидев боль, затуманившую ее прекрасные черты.

Аманда шагнула вперед. Босые ноги неслышно ступали по твердому земляному полу, поношенный халат Хуаны раскачивался как будто отдельно от ее стройного тела. Черт! Даже в этом бесформенном балахоне она выглядела очаровательно, и Рафаэль, стиснув зубы, отвернулся.

— Только не спрашивай, что я собираюсь с тобой делать, — сказал он резче, чем собирался, и когда она ничего не ответила, повернулся к ней.

— Я не собиралась спрашивать о себе.

Его удивило, что она говорит так тихо.

— Я хотела спросить о тебе.

— Обо мне? — Он коротко рассмеялся. — И что же еще ты хочешь узнать обо мне, pequeca? На меня охотятся, я повстанец, скрывающийся в горах, и меня окружают такие же люди, как я.

— Но ты все еще мой друг Рафаэль, который учил меня плавать, удить рыбу и скакать верхом, и я не понимаю, что с тобой произошло! — В ее голосе послышались слезы, одновременно тронувшие и рассердившие Рафаэля. Он нетерпеливо покачал головой:

— Перестань, Аманда. Того человека больше нет. Теперь я Эль Леон.

— Нет. Обстоятельства могли заставить тебя измениться, но ты все тот же мальчишка, которого я когда-то знала, как и я все такая же, какой ты меня когда-то знал.

Отблески очага играли на ее вьющихся волосах. Стараясь противостоять блестящим от слез глазам, окруженным самыми длинными, какие он когда-либо видел в жизни, ресницами, Рафаэль отреагировал мгновенно: сигара полетела в огонь, и он потянулся к ней, его руки крепко, но нежно обхватили хрупкие плечи.

— Аманда, ты можешь быть той девчонкой, которую я когда-то знал, — ничего не выражающим голосом произнес он, — но я действительно изменился.

— Нет. Я не могу поверить, что ты изменился так сильно и можешь совершать все те ужасные вещи, о которых я слышала. — Она подняла глаза и взглянула ему в лицо.

Руки Рафаэля упали с ее дрожащих плеч.

— Я не знаю, что ты слышала, но уверен: большая часть этих рассказов — правда. За последние годы много чего произошло.

— Расскажи мне, — настойчиво попросила она, — и позволь самой судить. Я знаю, ты не мог желать многого из того, что произошло, не мог на самом деле стать причиной смерти невинных людей и своего собственного брата… — Голос изменил ей, когда она увидела ироничную жалость в глазах Рафаэля.

И все равно он все тот же молодой человек, которого она знала много лет назад, сказала себе Аманда, тот же беззаботный озорной мальчишка, с которым она дралась и играла в детстве. Может быть, где-то в глубине души он тоже чувствует это, но опасные времена заставляют его играть другую роль, просто чтобы выжить.

— Очень хорошо. Я понимаю, ты делаешь то, что кажется тебе правильным сейчас, Рафаэль. Но когда все изменится…

— Ты хочешь сказать, что, когда Хуарес придет к власти и мне больше не нужно будет сражаться, я снова стану твоим товарищем детских игр? — насмешливо, но уже чуть мягче поинтересовался он. — Ты живешь в нереальном мире, Аманда. Такого не случится. Мы никогда не сможем вернуться в прошлое, потому что оба выросли, pequeсa.

Вдруг воспоминание о том, как он обнимал и целовал ее, вспыхнуло в памяти Аманды, и она почувствовала, что краснеет. Целовать Эль Леона — одно, но целовать Рафаэля — это совсем другое дело! Она всегда думала о нем как о друге и товарище, но даже когда перед свадьбой ей захотелось, чтобы на месте Фелипе был Рафаэль, Аманда никогда не мечтала о близости.

Должно быть, ее мысли отразились в глазах или ее выдало учащенное дыхание, потому что Рафаэль насмешливо улыбнулся, вопросительно подняв бровь, а его янтарные глаза засветились весельем.

— Люди могут быть друзьями и любовниками, малышка, — насмешливо произнес он, и Аманда подумала, не издевается ли он над ней снова. Вся прошедшая ночь явилась тяжелым испытанием для нее, и Аманда, нахмурившись, стала тихонько отступать от него.

— Не поступайте так низко, Рафаэль Леон! И не приближайтесь ко мне!

Словно окаменев, Рафаэль окинул ее презрительным взглядом. Неужели она подумала, что он изнасилует ее? Возможно, Фелипе так и поступил? Раскаленная ярость обожгла его при мысли о Фелипе, обнимающем Аманду. Рафаэль не стал рассуждать, почему это так его разозлило, а обрушился на нее с жестокими словами:

— Так, значит, я на самом деле не изменился, Аманда?

Тогда почему ты боишься меня, chica? Рафаэль никогда бы не причинил тебе боль. Или ты боишься Эль Леона? Но это один и тот же человек… К тому же, что значит еще один мужчина для женщины, которая была замужем и стала вдовой…

Он схватил ее за запястье и рывком привлек к себе. Мгновенно его рот обрушился на ее губы, заглушая удивленный и испуганный вздох. Другая рука ласкала ее с оскорбительной фамильярностью. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо, а комната завертелась с пугающей скоростью, превратившись в смутный вихрь черных теней и мерцающего света.

Когда он наконец отпустил ее, Аманда на дрожащих ногах отступила назад. Это произошло так быстро, что ее чувства все еще трепетали от пережитого. В какой-то безумный момент Аманда ответила, и она знала, что он тоже знает это, знает, что почувствовал эту едва различимую податливость ее рта под его губами и то, как ее тело прижалось к нему еще ближе. Это было унизительно, и за одно мимолетное мгновение она возненавидела его и тут же сказала об этом.

— Правда, chica? — с издевкой спросил он. — А разве не ты говорила, какой я замечательный?

На этот раз, когда она вновь попыталась его ударить, он поймал ее руку и сжал словно в тисках.

— Не пытайся сделать это снова, Аманда, а то я забуду, что ты молодая испуганная дурочка.

— А мне бы так хотелось забыть, что я вообще когда-то знала тебя! — задыхаясь, прошипела она, продолжая стоять неподвижно, дерзко глядя ему прямо в лицо, не желая отступать.

Когда он отпустил ее, она, не говоря ни слова, повернулась и ушла в свою, комнату, где тихо легла на кровать, не в силах даже разрыдаться из опасения, что он услышит и поймет, как сильно ее расстроил. Все-таки он не Рафаэль, а Эль Леон, терзаясь болью, размышляла она, и наивно надеяться, что после всех этих лет он может снова стать ее другом. Он прав. Она очень юная, очень испуганная и очень глупая. Теперь она чувствовала себя даже более одинокой, чем раньше. Все прошедшие дни она цеплялась за надежду, что младший брат Фелипе спасет ее от врага, а теперь знала, что он и был этим врагом.

В последующие дни Рафаэль старался проводить как можно больше времени вне дома, оставляя Аманду с Хуаной.

— Давай ей как можно больше поручений, чтобы у нее не оставалось времени на интриги, — цинично сказал он пожилой мексиканке, — и не спускай с нее глаз!

Он знал Аманду, знал, что теперь она еще сильнее будет стремиться убежать, и не винил ее за это. В ее положении он бы сделал то же самое, но в его планы не входило разыскивать беглянку снова.

В последние дни Рафаэль был по горло занят донесениями о французах, прочесывающих горы и уничтожающих целые деревни. Их небольшие отряды разыскивали хуаристов и всех, кто им помогает, а Эль Леон преследовал французов, которые жгли, грабили и насиловали; иногда им было достаточно одного только подозрения в симпатии к хуаристам.

В октябре Максимилиан подписал декрет, узаконивший убийства сторонников Хуареса. К несчастью, одним из первых результатов этого стал всплеск личной мести. Двое друзей Рафаэля, генералы республики Артеага и Салазар, попали в руки жестокого и мстительного Рауля Мендеса. Чтобы отомстить за убийство старого друга, Мендес расстрелял их, хотя они не имели отношения к бандитам. Такие действия только усилили ненависть к правительству.

Эль Леон насколько мог сосредоточил свое внимание на французах, но временами мысли об Аманде все же возникали вето голове. Жизнь движется по кругу, размышлял он как-то, возвращаясь в лагерь с небольшим отрядом. В прошедшие годы он часто думал об Аманде, и вот теперь она с ним, а он ведет себя так, будто ее вовсе не существует. Может быть, это потому, что он не может вынести осуждения в ее глазах, когда она смотрит на него; этот полный презрения взгляд, когда она смотрит как будто сквозь него.

Его жеребец оступился на камнях, рассыпанных по горной тропинке, и Рафаэль мгновенно очнулся от своих мыслей. Щурясь от солнечного света, он заметил впереди вспышку, такую быструю, что даже подумал, не почудилось ли… Однако годы партизанской войны научили его доверять своим инстинктам.

— Луис! Mira adelante![18] Ты это видел?

— Нет, Эль Леон, я ничего не видел, — ответил Луис и стал вглядываться в зеленые склоны впереди. Скалы покрывала густая трава, поблизости росло всего несколько деревьев, только кое-где тянулись непроходимые кустарники. — Что это было?

Качая головой, Рафаэль надвинул шляпу ниже на глаза.

— Вспышка света — как отблеск солнца на стволе ружья. Проклятие! Французы в этом районе два дня назад напали на деревню и вырезали там почти всех, а Рафаэль со своими людьми хоронил погибших. Это оставило у него горечь в душе и жгучую ненависть к французским захватчикам.

«Они обвинили нас в помощи хуаристам, — говорила, всхлипывая, женщина, стоявшая на коленях у тел мужа и двоих маленьких сыновей. — И еще они сказали, что уничтожат всех мексиканцев, кто посмеет сопротивляться».

Золотые глаза Эль Леона зажглись местью, и он пустил свою лошадь в галоп, надеясь, что это французы устроили засаду там, впереди, и он сможет наконец дать выход своей с трудом сдерживаемой ярости.

Подковы лошадей звенели по камням, пот струился по лицам всадников, чириканье птиц в кустарнике утонуло в скрипе кожаных седел и перезвоне шпор и уздечек. Ни слова не было сказано, пока они скакали по тропинке в ровном ритме, отбиваемом копытами лошадей, и позже Рафаэль так и не мог объяснить, как ему удалось услышать слабый звук взводимого курка винтовки.

— Ten cuidado![19] — едва успел прокричать он и, натянув поводья, развернул взвившегося на дыбы коня на узкой тропинке, жестами приказывая своим людям укрыться. Раздался выстрел, затем пули посыпались серебряным дождем, щелкая по твердой утоптанной земле и отлетая от камней.

Хотя укрыться было практически негде, им все же удалось нырнуть за большой валун, а испуганные лошади умчались, подстегиваемые болтающимися поводьями. Рафаэль почувствовал мрачное удовлетворение, когда, прицеливаясь, увидел знакомые мундиры французов, и нажал курок. Даже отдача в плечо показалась ему приятной, как и запах горелого пороха в воздухе.

Свист пуль смешался с криками боли. Все закончилось так же быстро, как началось. Мексиканцев не удалось застать врасплох, и они оборонялись так яростно, что французы отступили за холмы.

— Мы будем их преследовать? — спросил Луис, давая сигнал остальным поймать разбежавшихся лошадей.

— Нет, сначала обыщем их погибших и посмотрим, что сможем найти.

На земле лежали три распростертых тела, а одному человеку с простреленной ногой с трудом удалось повернуться на бок и приподняться. Он отважно целился из ружья в приближающихся Эль Леона и Луиса, но так и не выстрелил. Стало очевидно, что у него больше не осталось патронов.

— Опустите винтовку, месье, — сказал вождь хуаристов на свободном, хотя и немного высокопарном французском, и удивленный француз медленно подчинился. Его мундир с богатой вышивкой украшали пятна засохшей крови, и когда глаза француза встретились со взглядом его врага, он ясно прочитал в нем осуждение и приговор.

Пожав плечами, молодой человек, которому на вид было не больше двадцати, сказал беспечно:

— Война не всегда приятна, друг мой.

— Нет, — мрачно согласился Эль Леон, — но я не твой друг. — Он резко махнул рукой, и Луис с еще одним солдатом, подняв француза, потащили его к лошади. — Заберем пленного в лагерь и допросим.

Собаки приветственно лаяли, а любопытные ребятишки бежали следом за медленно возвращающимся в лагерь отрядом. Женщины и старики вышли из домов, чтобы посмотреть, как пленника ведут по главной улице лагеря. От взрослых исходила волна ненависти, и молодой француз почувствовал ее даже сквозь туман боли.

Его глаза, потускневшие от изматывающих часов скачки по крутым горным тропам, настороженно посмотрели на напряженное лицо главаря хуаристов. Пощады не будет, он знал это, но он также знал, что его не убьют просто так. Поэтому с легкой удовлетворенной улыбкой он наклонился вперед и без сознания рухнул на землю.

Аманда, испуганно замерев посреди пыльной разбитой дороги, вскрикнула, когда молодой человек свалился на землю.

— Боже мой! Он умер? — выпалила она, проталкиваясь между стоявшими неподвижно людьми. Когда она хотела опуститься на колени рядом с бесчувственным пленником, кто-то схватил ее сзади за руку, и, обернувшись, она оказалась лицом к лицу с Рафаэлем.

— Оставь его и возвращайся домой, Аманда! — потребовал он, когда она в замешательстве посмотрела на него. — Мы позаботимся о пленнике.

— Вот так, как сейчас? — Ее презрительный взгляд скользнул по обращенным к ней смущенным лицам. — Если вы хотите его смерти, — бросила она, — почему бы вам просто не пристрелить его?

— Именно это я и собираюсь сделать, — резко ответил Рафаэль, — но не раньше, чем узнаю то, что хочу знать. — Он повел ее к дому.

Аманда хотела вырваться, но передумала — это было бы не только бесполезно, но и стыдно.

Только когда за ними захлопнулась дверь, Аманда повернулась к Рафаэлю и набросилась на него с обвинениями.

— Так вот как храбрые мексиканцы сражаются с французами — оставляя беззащитного юношу умирать, истекая кровью в уличной грязи! О, вы полны благородных слов о войне, Эль Леон, и помните, как французы преследовали ваших людей, но это не мешает вам делать то же самое, это ясно!

— Аманда, — начал Рафаэль терпеливым тоном… Но она была слишком возбуждена и в ярости стала кругами ходить по комнате.

— Все те рассказы, что я слышала, — правда! — бросила Аманда ему в лицо, ужасаясь тому, что считала бессмысленным актом жестокости. Вряд ли Рафаэль и Эль Леон — один и тот же человек. Аманда решила, что Рафаэль, которого она знала, действительно больше не существует. — Неужели тебе доставляет удовольствие смотреть, как страдает невинный человек? — выкрикнула она, но слова, готовые вырваться наружу, замерли на ее губах, когда она увидела убийственное выражение его лица.

— Хватит!

Рафаэль, угрожающе сверкнув глазами, направился к ней, и Аманда быстро отошла назад. На секунду ей показалось, что он действительно ударит ее, но он только заставлял ее отступить. Его руки опустились ей на плечи и грубо усадили ее на стул, а его лицо оказалось всего в паре дюймов от ее лица.

— Я больше не потерплю твоих несправедливых обвинений, — процедил он по-испански, и, видя его горящие яростью глаза, Аманда только кивнула. — Как обычно, ты не знаешь, о чем говоришь. Если бы ты помогала хоронить изуродованные тела женщин, детей и стариков, убитых этим «беззащитным юношей», которого тебе так страстно хочется защищать, ты бы чувствовала то же самое, что и я!

Аманда ощутила дурноту и, не в силах поверить, что он говорит правду, опустила глаза. Но Рафаэль не позволил ей так легко ускользнуть: сильные пальцы больно схватили ее подбородок и приподняли так, что ей пришлось поднять лицо и встретиться с его суровым взглядом.

— Ты знаешь, что чувствует человек, когда находит убитого младенца и хоронит его рядом с матерью, Аманда? А что он чувствует, видя, как девочку, которой не больше четырнадцати, протащили через целый полк французов? Или…

— Перестань! — пронзительно выкрикнула она. Ее едва не стошнило. Зажав руками уши, Аманда разрыдалась. — Достаточно, Рафаэль, — прошептала она наконец, — пожалуйста.

— Достаточно, Аманда, — согласился он, отпуская ее. — Думаю, достаточно.

Она не знала, сколько он стоял около нее, прежде чем повернуться и уйти. Тогда картины, которые она надеялась никогда не увидеть наяву, вернулись, чтобы терзать ее вместе с жестокими словами Рафаэля, снова и снова звучащими в ее голове.

Было уже далеко за полночь, когда Аманда услышала, как открылась дверь, и узнала шаги Рафаэля. Она почти спала, но мгновенно проснулась и, вскочив на ноги, выбежала на порог. В тусклом свете она едва могла различить его фигуру, пока он не встал перед очагом, где все еще горел огонь. Рафаэль стоял, одной рукой опершись на деревянную каминную доску, поставив ногу на камень очага, и смотрел на дрожащие языки пламени. Его волосы, обычно аккуратно причесанные, были взъерошены, худые скулы покрыла темная щетина.

Аманда вдруг раздраженно подумала, что этот человек смотрел на нее так, будто она омерзительное существо, которого он не выносит. Ее тонкие пальцы нервно теребили ткань рубашки.

Ветерок из открытого окна пробежал по ее обнаженным рукам. Аманда задрожала, удивляясь, почему для нее так важно то, о чем думает Рафаэль. Она знала, что ей будет очень больно, если он снова посмотрит сквозь нее тем ничего не выражающим взглядом, от которого кровь стынет в жилах. Потом он повернет голову, как будто ему стало скучно, его чувственные губы превратятся в тонкую линию, челюсть окаменеет, а она для него станет просто частью пейзажа.

У Аманды екнуло сердце, когда Рафаэль повернулся и посмотрел в ее сторону. Ее вдруг охватила паника при мысли, что он увидит, как она наблюдает за ним. Однако он продолжал напряженно смотреть в том же направлении, не говоря ни слова и не двигаясь, и она поняла, что ошиблась. Почему, подумала она в тысячный раз, ей не удалось узнать Рафаэля сразу же? Конечно, теперь у него лицо мужчины, а не мальчика, но аристократический профиль остался тем же — все те же суровые высокие скулы, тот же твердо очерченный подбородок и мрачно сдвигающиеся брови, все те же невероятные золотые глаза, прикрытые длинными густыми ресницами. С годами складки по бокам жестко очерченного рта стали глубже и тонкие морщинки покрыли уголки глаз. Линиями характера называла такие следы Мария, и Аманда отчасти была согласна с ней.

Требовался очень сильный характер, чтобы выжить в эти последние бурные годы политических волнений в Мексике, и Рафаэлю удалось это сделать, хотя при этом он стал известен как преступник-хуарист. По крайней мере, Фелипе выбрал правильную сторону, размышляла Аманда, не осознавая, что повторяет мнение своего дяди Джеймса.

Едва Рафаэль снял свою широкую рубашку, Аманда увидела, что он очень сильно изменился с тех времен, когда они детьми играл и на ранчо ее отца. Бросив рубашку на спинку стула, Рафаэль лениво потянулся, напомнив Аманде гибкого кота, загорающего на солнышке. Его грудь и спину покрывали упругие мускулы, и даже в тусклом свете очага Аманда видела вены на его руках, выпирающие, как стальные шнуры. Он снял ремень с пистолетами, потом сапоги, и, когда его руки потянулись к поясу обтягивающих штанов, она поняла, что ей следует отвернуться, но почему-то не могла оторвать от него глаз. Она вела себя так же, как в детстве — тогда Мария часто повторяла поговорку о любопытстве и кошке, когда Аманду заставали где-то, где ей запрещалось находиться. Сейчас она чувствовала то же самое. Ей не следовало прятаться в углу и подглядывать, но она не могла вернуться в кровать, поскольку все ее внимание сосредоточилось на стройном мужчине перед очагом.

Щеки Аманды вспыхнули от смущения, когда его штаны соскользнули на пол и она увидела, что под ними нет белья. В ее мозгу вдруг мелькнула мысль, что он тоже мог подглядывать за ней, как и она за ним. Его бронзовая кожа отливала золотом в неярком свете, отблески пламени играли на плоском животе и широкой груди. Ее взгляд скользнул ниже. Аманда смотрела на него, закусив нижнюю губу, и пыталась вспомнить все, что так давно рассказывала ей Мария. Черт, почему она не слушала ее повнимательнее? Но тогда это звучало так глупо и… непристойно, что Аманда изо всех сил старалась сдержаться, чтобы не рассмеяться в лицо исполненной благих намерений Марии. А послушать стоило.

У Аманды вдруг перехватило горло. Быстро повернувшись, она метнулась к своей кровати и натянула до подбородка одеяло. По дороге она задела умывальник: фарфоровые кувшин и миска разбились об пол с грохотом, разнесшимся по всему дому. Она замерла, зная, что Рафаэль услышал и немедленно придет узнать, что случилось. Через мгновение он уже стоял на пороге; штаны были на нем, но он не успел их застегнуть. С колотящимся сердцем Аманда натянула одеяло на голову, так что ее голос звучал приглушенно:

— Не могли бы вы уйти? Я просто неловко повернулась и толкнула умывальник.

— Я так и понял.

Больше ничего. Она не слышала, вернулся он в большую комнату или нет. Мучаясь неизвестностью, Аманда боялась задохнуться. Щурясь, она пыталась рассмотреть хоть что-то сквозь редкую ткань одеяла, но было слишком темно, и она видела только слабый свет очага. Проклятие, где же он?

Ответ пришел сразу же, как только с нее сорвали одеяло. Аманда испуганно открыла рот, попыталась плотнее запахнуть халат и с явным вызовом посмотрела на него.

— Вы думаете, что я прячу под одеялом оружие, Эль Леон? — ядовито поинтересовалась она, отказываясь называть его Рафаэлем.

Его белые зубы блеснули в ленивой улыбке, но лицо оставалось в тени, так что она не могла видеть выражение его глаз.

— Под одеялом, chica, или, может быть, под рубашкой? — мягко протянул он, и его смешок не доставил ей облегчения. — Хм. Как бы мне это выяснить? — пробормотал он как бы про себя, и этого хватило, чтобы Аманда выскочила из постели.

Он не попытался схватить ее, а просто стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за ее бесцельным порывом. Она метнулась в противоположный угол комнаты и повернулась в ожидании, как бабочка, балансирующая на краю лепестка, трепещущая и готовая взлететь, как только он подойдет. Но Рафаэль удовольствовался тем, что просто смотрел на нее.

Аманда, очаровательная Аманда, дитя, наполненное солнцем и смехом, безрассудством и упорством, всегда готовая сражаться за то, во что верит. А его проблема в том, устало подумал Рафаэль, что он порой переставал понимать, во что верит сам. О, он все еще верил в дело Бенито Хуареса, но те чистые воды со временем становились ужасно грязными. Где же эта тонкая грань между войной и гонениями, между руководством и тиранией? И сможет ли он узнать ее, если увидит?

Такие люди, как Аманда, счастливы в своей блаженной вере в существование только черного и белого. Разве не доказала она это, выйдя замуж за Фелипе? Она даже не раздумывала.

— Ты уходишь? — мягко поинтересовался он, когда Аманда чуть-чуть подвинулась и взглянула на входную дверь. — Боюсь, ты не уйдешь очень далеко. Охрана сегодня удвоена, мой очаровательный дикий цветок.

Не обращая внимания на комплимент, Аманда опасливо посмотрела на Рафаэля, прежде чем осторожно шагнуть в сторону. Попытается ли он поймать ее? И если ей удастся ускользнуть и вырваться из дома, куда она пойдет?

Вздохнув, Аманда повернулась к нему лицом. Свет очага создал ореол вокруг ее волос. Она была так похожа на заблудившегося ангела, что Рафаэль сначала даже не обратил внимания на ее слова, а просто небрежно облокотился на стол и смотрел на нее. Потом, когда значение слов прорвалось сквозь его рассеянность, он медленно выпрямился.

— Не могла бы ты повторить это? — осторожно попросил он. Аманда была настолько разгневана, что с готовностью повторила.

— Я сказала, Эль Леон, что собираюсь сообщить о вас властям. Мне уже удалось переправить послание из этого лагеря солдатам в Монтеррее, и если у вас есть хоть немного разума, вы немедленно покинете это место!

Конечно, все это блеф, но от него зависела жизнь многих людей, и Рафаэль на мгновение просто окаменел.

— Так чего ты хочешь? — спросил он после нескольких мгновений молчания. — Чтобы я и все эти люди бежали от французов? Тогда я заберу тебя с собой, chica…

— Нет. Есть другой выход. — Аманда очень гордилась своим спокойным голосом. — Отпустите меня, а я попробую их задержать.

— И как же ты собираешься это устроить? — Рафаэль все еще стоял в небрежной, расслабленной позе, но Аманда знала, что он способен на молниеносные действия, если она скажет или сделает что-то не то.

— Я пошлю их в другом направлении, скажу, что меня похитили… ну, что-нибудь придумаю, если только вы меня отпустите!

— Правда? А вот я не слишком в этом уверен, и думаю, что предпочту быть обнаруженным французскими солдатами, чем рассчитывать на вашу благосклонность. Это гораздо менее опасно.

Они стояли молча, и когда Аманда встретилась с Рафаэлем взглядом, она поняла, что он никогда не отпустит ее. У нее оставался единственный выход — убежать.

— Что ж, — прервала она напряженную тишину, — это ваша ошибка, Эль Леон! Я не почувствую никаких угрызений совести за то, что случится с вами, когда мне удастся сбежать из этого проклятого лагеря… отщепенцев и бандитов, руководимых королем разбойников! — Ее синие глаза вызывающе горели, когда она смотрела на него, а губы сжались в тонкую линию.

— Я совершенно уверен в этом, — сухо согласился он, — и не ожидал ничего другого от тебя, Аманда. Но я так же знаю, что никуда ты не убежишь.

— Знаешь? — Она откинула с лица волосы и, подбоченившись, воинственно посмотрела на него. Будь он проклят, будь проклят, мысленно повторяла Аманда в смятении, надеясь, что он не увидит ее страх. Знает ли он, как напугал ее, как от одного его присутствия все ее тело охватывает дрожь? Знает ли он? что не только страх за свою жизнь заставляет ее так реагировать на него, но и боязнь своего ответа на его мужскую привлекательность? — Не будьте так уверены, Эль Леон! — выпалила она. — Я не боюсь ваших угроз!

Свет очага упал на ее лицо, и Рафаэль заметил серебристую дорожку от слезы, скатившейся по щеке.

— Я никогда не угрожаю, chica, только обещаю, — мягко сказал он, немного удивленный тем, что ее слезы так тронули его.

И все же ее сопротивление тронуло его больше всего. Женские слезы достаточно естественны, но отчаянная храбрость Аманды заслужила его восхищение. А когда его взгляд скользнул ниже, к темному силуэту в прозрачной рубашке на фоне пламени очага, его мысли вернулись назад, к тем моментам, когда он обнимал ее. Он снова словно ощутил атласную кожу под руками, свежий аромат слегка вьющихся волос и дразнящие губы, которые открывались навстречу его губам.

Мир начал медленно вращаться, а время, казалось, замерло, когда он, не осознавая, что делает, шагнул туда, где Аманда замерла в ожидании. Рафаэль привлек ее к себе. Она задрожала в его руках, тепло ее тела, словно горящий факел, опалило его кожу. Рафаэль успокоил ее дрожь своими нежными руками и дразнящими губами.

Его ладони, широкие, с длинными пальцами, поднялись к голове Аманды и зарылись в густую массу волос, шелковым плащом падающих ей на плечи. Разгоряченное дыхание опалило нежную кожу, когда он коснулся губами мягко пульсирующей жилки у нее на шее. Аманда вцепилась в него руками, чтобы не рухнуть на пол, и низкий стон прозвучал и повис, дрожа, в воздухе.

Как могло это случиться снова? «Почему это не случается чаще?» — предательски прошептал ее внутренний голос. Он поймет, что победил, и кроме того — она не должна. Аманда знала, что ей не следует этого делать; подростком она постоянно слышала наставления и предупреждения Марии о том, что хорошо воспитанные юные леди могут и чего не могут делать. Это определенно входило в список того, чего делать нельзя… и все же она млела в сводящих с ума объятиях пресловутого главаря хуаристов.

Странный незнакомый огонь разгорался глубоко внутри ее, побуждая искать завершения неистовой пульсации, которая расплавленной лавой струилась по ее венам. Аманда не находила сил сопротивляться, хотя и знала, что должна. Ее глаза закрылись, отгораживаясь от вида склонившейся над ней темной головы Рафаэля; осталось только ощущение его прикосновений, это крепкое, стройное тело, так сильно прижимающееся к ней, будто они слились в одно целое.

Рафаэль подхватил ее на руки, и она уткнулась лицом в его обнаженную грудь. От него пахло табаком, бренди и свежестью — этот мужской запах был частью его, и Аманда глубоко вдохнула, наслаждаясь моментом, который, казалось, продлится вечно.

Это любовь, подумала она в каком-то горьковато-сладком отчаянии. Безумная радость пронзала ее словно молния при его прикосновениях, когда его губы касались ее кожи и волос.

Рафаэль аккуратно положил ее на кровать, и она распахнула свои длинные ресницы. Он был таким нежным с ней, таким любящим — чувствует ли он такую же бурю эмоций?

Аманда ласково провела рукой по его лицу, и щетина царапнула пальцы.

— Рафаэль, — пробормотала она, сдерживая дрожащий вздох, — ты любишь меня?

Кровать скрипнула, когда он резко оторвался от нее и сел. Аманда увидела его ответ в тут же закрывшихся янтарных глазах. Она замерла, чувствуя, как огромный груз вдруг обрушился на её грудь, душа все надежды.

— Аманда, — произнес наконец Рафаэль, и тень улыбки промелькнула на его губах, — не надо спрашивать об этом. — Когда они попыталась вырваться, он поймал ее пальцы и, заставляя посмотреть на него, приподнял ее подбородок. — Я восхищаюсь твоей красотой, твоим огнем, твоей ранимостью и даже твоим проклятым неповиновением, но любовь не то чувство, которое легко приходит ко мне.

— Понимаю. — Ее слова прозвучали коротко и холодно, а лицо, казалось, превратилось в маску, которая грозила расколоться на тысячу кусочков, если она попытается бросить ему презрительную улыбку.

— Нет, ты не понимаешь. Я вижу это по твоим глазам. — Рафаэль взял ее руку и приложил к своей груди, там, где Аманда могла почувствовать учащенное биение его сердца. — Ты заставляешь меня реагировать на тебя, не важно, хочу я этого или нет, ты можешь заставить меня говорить и делать то, что противоречит здравому смыслу. Разве этого не достаточно?

Достаточно? Господи, ей хотелось смеяться и плакать одновременно, смеяться над безумием всего этого и плакать от безнадежности. Одна только сила воли дала Аманде возможность сохранить беспечный тон; тень насмешки сквозила в ее бархатных словах.

— Боюсь, ты абсолютно неправильно истолковал мой вопрос. Я просто хотела предостеречь тебя от этого. Ты совершенно очарователен, Эль Леон, и я храню нежные воспоминания о нашем совместном детстве, но никогда не смогу ответить на более глубокие чувства. Не забудь, я вдова твоего брата. И хотя я признаю некоторое физическое влечение, это ничего не значит.

Его темная бровь насмешливо изогнулась, а золотые глаза, казалось, видели ее насквозь, когда Рафаэль прислонился спиной к резному столбику кровати.

— Ничего больше, chica? Рад это слышать, — резко бросил он, и Аманда поняла, что ее стрелы попали в цель. — Тогда давай освободимся от остальных формальностей, раз уж это просто физическое влечение.

Попавшись в ловушку своих собственных слов, Аманда несколько мгновений не знала, что ответить, ненавидя его за то, что он поставил ее в такое положение и явно наслаждался этим.

— Я так не думаю, — наконец холодно ответила она. — Чем больше я общаюсь с тобой, тем менее привлекательным ты становишься. Твое очарование — только маска, Эль Леон, и ее хватает ненадолго. Я вижу, что мое предупреждение, сделанное из лучших побуждений, неправильно понято, и очень сожалею об этом. Теперь, если ты позволишь, я пойду спать.

Рафаэль коротко усмехнулся, и Аманда поняла, что он знает о ее истинных чувствах, зато ее гордость была частично спасена. Он медленно встал с кровати, глядя на нее долгим многозначительным взглядом, совершенно лишавшим ее силы духа. Только когда он удалился в соседнюю комнату, Аманда дала выход напряжению и беззвучно разрыдалась. Черт, черт, черт! Она выставила себя полной идиоткой! Как вообще она могла вообразить, что он полюбит ее? Его влечет к ней только физически, вот и все.

Проходили долгие часы, а Аманда лежала без сна, глядя в темный потолок; мысли ее кружились в водовороте спутанных воспоминаний и смутных, невысказанных страхов. Теперь все смешалось и сбивало с толку, хотя этого не должно было случиться. Разве он не безжалостный бандит, не заслуживающий любви? Или в глубине души он все тот же Рафаэль, такой знакомый и в то же время волнующий, способный заставить ее задыхаться от желания и тоски по нему? Проклятие! Холодная, чистая логика должна руководить ее действиями, а не безумная страсть. Что случилось с ней? Почему она тает от его прикосновений? Ей необходимо найти способ бежать, решила она в полудреме, как раз перед тем, как первые лучи солнца просочились в ее комнату. Она сбежит от Рафаэля Леона, и он станет не более чем смутным воспоминанием.