"Небеса Перна" - читать интересную книгу автора (Маккефри Энн)

Часть 3. Последствия

Ф’лессан проснулся на рассвете по бенденскому времени. В Хонсю в это время еще стояла ночь.

«Рамот’а говорит, мы должны вернуться в Бенден, — сказал ему Голант’. — Коричневые всадники навестят твоих морских холдеров. Это люди Монако, а не Бендена».

Ф’лессан тихо собрал свою одежду, надеясь, что у него хватит времени на то, чтобы вымыться и переодеться, и вышел из комнаты, ухитрившись не разбудить своих соседей. Он быстро ополоснулся в душе: несомненно, многие захотят сделать то же самое. Он порадовался, что успел отладить работу цистерн. Спускаясь по лестнице и проходя мимо спящих, он внезапно ощутил пряный, неотразимо аппетитный запах свежего кла и понял, что кто-то поднялся раньше него. Чуть позже он услышал и голоса: друг с другом ругались двое, тихо, но ожесточенно. Что ж, это их проблемы, в конце концов. А ему нужен кла.

Он открыл дверь в кухню — и едва не закрыл ее снова, увидав, что двумя спорщиками оказались Миррим и Тай. Вернее сказать, Миррим в чем-то обвиняла Тай, которая повторяла: «Нет, я этого не делала», и: «Нет, дети шли в первую очередь», и: «Я не знаю, как это получилось».

«Зарант’а говорит, — сообщил ему Голант’, — что Миррим думает, будто Тай оставила детей Вейра, чтобы забрать свои шкуры».

«Шкуры?»

«Ее меха — шкуры тех кошек, на которых она охотилась в Кардиффе».

«Она спасала детей. Я посылал тебя вместе с ней».

«Зарант’а говорит, что это она забрала шкуры».

«Как она могла это сделать? — Ф’лессан переводил взгляд с гневного лица Миррим на бледное лицо Тай. — Ты был с ней. Она улетела и прилетела с тобой».

— Голант’ говорит, что Зарант’а была с ним все время! Перевозила детей! — громко сказал Ф’лессан.

И направился к большому сосуду с кла. Он намерен был выпить кружку вне зависимости от того, спорят тут или нет и о чем спорят.

Миррим резко развернулась к нему:

— Когда она прибыла в Вейр, у нее не было шкур. Когда улетала, они у нее были.

— Я их не забирала.

«Она говорит правду», — заявил Голант’.

— Голант’ говорит, что Тай сказала правду, Миррим, так что оставь ее в покое.

— Тогда как они у нее оказались? — требовательно спросила Миррим.

— Я их не забирала! — Тай была в ярости и отчаянии. — Если бы у меня было время, чтобы добраться до своего Вейра, я бы спасла свои книги и записи. А не эти проклятые шкуры!

— Такие шкуры позволят тебе купить новые книги, — возразила Миррим.

— Но не записи, Миррим. Голант’ говорит, что она сказала правду. А теперь оставь ее в покое! — прорычал Ф’лессан.

Он крайне редко говорил подобным тоном. Миррим задохнулась от изумления и возмущения, проглотив слова, которые готовы были сорваться у нее с языка. Ф’лессан воспользовался минутным затишьем, чтобы выпить несколько глотков горячего кла.

— Спасибо тому, кто приготовил кла. — Он взглянул на бледную, напряженную Тай и улыбнулся, показывая, что он ни капли не сомневается в том, что кла сделала именно она.

— Я не могла уснуть, — пробормотала девушка.

— Так, если она не может спать… — начала было Миррим.

— Я сказал тебе, чтобы ты прекратила, Миррим! — Ф’лессан с угрозой надвинулся на подругу предводителя Вейра, и та неожиданно сникла.

На блюде, стоявшем рядом с Тай, Ф’лессан заметил

мясные колобки и, обойдя девушку, сгреб сразу несколько штук.

— Спасибо, Тай. И кстати, Миррим, я не видел этих шкур на седле Зарант’ы, пока мы не оказались на Посадочной площадке.

Он поспешно открыл дверь, намереваясь уйти; Миррим за его спиной сплюнула. На пороге Ф’лессан столкнулся с Т’гелланом, который выглядел осунувшимся и измотанным, несмотря на то, что ночью у него была возможность поспать.

— Не важно, что говорит Миррим, Гелл. Голант’ сказал, что Тай не лжет. Хорошего полета тебе сегодня.

Ф’лессан сбежал по лестнице и выскочил на главную террасу: только после этого он решил наконец надеть сапоги и куртку. Голант’ успеет прилететь сюда, где бы он ни провел ночь.

Голубые и зеленые драконьи глаза следили за ним, когда он садился в седло, но закрылись раньше, чем Голант’ оторвался от земли. Далеко на востоке небо светлело: занимался новый день.

«Что он нам сулит?» — подумал Ф’лессан.

«Тай говорила правду».

«Я знаю».

«Шкуры спасла Зарант’а».

«Полагаю, да, — с иронией заметил Ф’лессан, — потому что она не знала, какие книги и записи нужно спасать».

«Очень может быть. Меня зовет Рамот’а».

С этими словами бронзовый дракон нырнул в Промежуток.

Учитывая то, насколько день был переполнен заботами, нет ничего удивительного в том, что Ф’лессан недолго размышлял над этим разговором. Они с Голант’ом перевозили людей и грузы в береговые холды Бендена, докладывали, что происходит в затопленных районах и отступает ли вода, иногда использовали силу дракона для того, чтобы разобрать завалы из стволов, принесенных водой… I везде ему приходилось объяснять, что драконы не могли остановить огненный шар, не могли предотвратить ни его столкновение с поверхностью планеты, ни возникновение цунами. Его неоднократно спрашивали, почему сейчас, когда Алая Звезда больше не угрожает Перну, Нити продолжают падать. Мало кто понимал, что Алая Звезда

всего лишь приносила Нити в пространство вокруг Перна и что те Нити, которые сейчас падали на планету, были своего рода «хвостом» Алой Звезды, который минует планету только через несколько Оборотов.

Сперва он чертил диаграммы и графики — на песке, на земле или на клочках бумаги; он рисовал большой круг — Солнце, маленький — Перн, совсем маленькие — две луны Перна. Он изображал орбиту Алой Звезды, показывал, как она проходила мимо Перна, принося с собой облако Нитей, а затем снова отдалялась от планеты…

— Почему же это занимает так много времени? — спрашивали его.

— Нити еще в пути, и, чтобы пройти их облако, Перну требуется от сорока пяти до пятидесяти Оборотов.

Потом его спрашивали, почему упал Огненный шар. Он отвечал, что это осколок Призрака, который сбился с курса, следуя за остальными Призраками. Возможно, это и не было абсолютной правдой — ведь мастера Вансор, Идаролан и недавно ставший мастером Эррагон еще не вынесли официальный вердикт, — однако многие периниты, хорошо знакомые с Призраками, принимали такое вольное изложение легче, чем менее невнятные объяснения про обломок кометы. Он бросал камень, изображающий Огненный шар, в воду, и объяснял, что цунами похоже на круги, расходящиеся по воде. Он понимал, что это объяснение, а не ответ. Он не знал ответа; в особенности же не знал, как отвечать тем, кто потерял слишком многое из-за этих «кругов на воде».

В Бенден-Вейре у вернувшихся домой всадников уже не было ни сил, ни желания искать лучшее объяснение. Или ответ. На следующий день Бендену предстояло сражение с Нитями, а потому, наспех перекусив и удостоверившись, что со С’ланом все в порядке, Ф’лессан отправился в свой Вейр — проверять боевое снаряжение. Он вдруг задумался, может ли он позволить себе новые кожаные штаны вместо старых, которые за последние дни успел изрядно потрепать, порвать и исцарапать. Тут ему на ум пришли прекрасные шкуры, принадлежавшие Тай. Что ж, неподалеку от Хонсю можно хорошо поохотиться на диких кошек. Может быть, шкуры удастся продать и купить новые кожаные штаны у красильщика Вейра. Здорово было бы поохотиться вместе с Тай и Зарант’ой!

Голант был с этим полностью согласен. Ф’лессан ласково почесал дремлющего бронзового и подошел к выходу из Вейра.

Было холодно; он обхватил себя руками, чтобы немного согреться. Во время занятий с Игипсом он выучил названия самых ярких звезд, стоявших в небе над Бенденом. Сейчас Канопус был низко над горизонтом, и Гиртаб превосходил его яркостью…

Пора заняться работой: Хонсю должен стать частью системы, которую создавали всадники, дабы защитить планету. Правда, он совершенно не представлял, как дракон — или даже все драконы Перна могли бы предотвратить падение очередного огненного шара. У них больше нет двигателей, основанных на принципе антиматерии, чтобы сбросить на обломки кометы, подумал он с невеселой усмешкой, однако было бы неплохо выяснить, не предвидится ли в ближайшее время других подобных столкновений… Из полузабытых уроков астрономии он помнил, что подобные столкновения не бывают частыми. Было несколько задокументированных падений небесных тел на Перн — таких, как падение метеорита, разрушившего Круглую станцию скороходов, или того метеорита, который попал в тюрьму Кром-холда.

В Прибрежном холде Вансор, старый Лайтол и Д’рам работали над вычислением точных орбит небесных тел планетной системы, к которой принадлежал Перн. С тех пор, как колонисты прибыли в систему Ракбата — две тысячи пятьсот пятьдесят три Оборота назад, — она изменилась. Астероиды сталкивались и раскалывались на куски, УХОДЯ на новые орбиты. Возможно, один из них и стал Огненным шаром. Другие, как и то небесное тело с неправильной орбитой, которое ошибочно называли Алой Звездой, присоединились к системе как кометы и их фрагменты. В свободные минуты, выпадавшие Ф’лессану, он просмотрел свои старые заметки по астрономии тех времен, когда он занимался в классе Игипса. Полузабытые записи напомнили ему, что «Йоко» получала информацию из «южного комплекса спутников», как называли это Предки. Игипс однажды отметил, что северного комплекса, к сожалению, не существует. А зря, это дало бы более ясное Представление о малых планетах, кометах и иных небесных телах системы Ракбата. Он вспомнил также, что в Пещерах Кэтрин хранилось еще некоторое количество телескопов, которые скорее всего будут установлены в обсерваториях, чтобы облегчить поиск подобных объектов и наблюдение за ними. На Старой Земле, несомненно, знали все о Солнечной системе. Однако в системе Ракбата никто не ожидал ни появления Алой Звезды, ни Нитей, падающих на Перн…

Должно быть, Нити расстроили многие планы колонистов, подумал Ф’лессан.

Однако для того, чтобы выяснить, какие объекты сейчас находятся вблизи Перна, нужно гораздо больше людей, чем те ученики и подмастерья, которые работали сейчас в Прибрежном. Обнаруженному Ф’лессаном телескопу требовался мощный компьютер для обработки данных и дисплей, чтобы показывать то, что он «видел». Конечно, бинокль 10x50 миллиметров, сделанный Джейнсис, работал превосходно, с его помощью можно было увидеть малые планеты и наиболее крупные объекты в поясе астероидов, обозначенные на картах Игипса, — однако намного лучше было бы иметь инструмент, позволяющий рассмотреть и изучить все в мельчайших подробностях! Такой инструмент очень помог бы в изучении небес… Ф’лессан улыбнулся, растирая замерзшие руки. Возможно, он сумеет уговорить Тай помочь ему!

Когда переполох, вызванный «Потопом» (так успели окрестить последствия цунами), уляжется, Ф’лессану, наверно, удастся уговорить мастера Вансора и получить нужные кристаллы и инструменты, чтобы отладить главное зеркало телескопа: бронзовый всадник был совершенно в этом убежден. Игипс научил его, как собирать компьютер. Может, удастся уговорить Бенелека, старого друга Ф’лессана, который теперь был мастером компьютерного цеха, помочь ему. Дисплей найти сложнее — однако, возможно, Стинар уступит ему свободный монитор, если он пообещает предоставлять взамен регулярные отчеты о том, что будет наблюдать в старинный телескоп…

Впрочем, хватит прожектов. Впереди тяжелый день. Ф’лессану даже не представилось возможности показать Тай, где он хранит бинокль, а тем более великолепную обсерваторию Хонсю. Развернувшись на каблуках, он решительно зашагал назад, в свой Вейр, улыбаясь про себя: несомненно, все это должно очень понравиться Тай.

— Не первый раз на Перн падает что-то, кроме Нитей! — говорил Чесмик, болтливый смотритель станции скороходов, двум мужчинам, попросившимся в этот вечер на ночлег.

Поскольку на улице было холодно, а в котле вполне хватало тушеного мяса еще на двоих, Чесмик впустил их. К тому же у него появились новые слушатели: все скороходы, которые заглядывали сюда, чтобы получить свою порцию теплой еды, прежде чем продолжить путь, уже слышали рассуждения мастера Чесмика и вовсе не горели желанием слушать их снова.

— Как вы думаете, почему мы называем это место Круглой станцией? — спросил он, переводя взгляд с одного путника на другого.

— Ну, рассказывайте, — буркнул путник помоложе; тон его был настолько грубым, что мастер Чесмик едва не прекратил разговор.

— Расскажите нам. — Старший из двоих, мужчина со шрамами на лице, говорил гораздо любезнее, но странным, немного невнятным голосом. Когда он отломил кусок хлеба от каравая, лежавшего в центре стола, Чесмик заметил, что на левой руке у него не хватает фаланги пальца.

— Вовсе не потому, что станция построена круглой — что, кстати, вовсе не так. — Чесмик пронзительным взглядом окинул всех, кто собрался за столом; все разговоры немедленно смолкли. — Она так называется из-за здоровенной дыры вон там! — Он указал в нужном направлении. — Добрых двадцать шагов от главного входа, в два человеческих роста глубиной. А дыра-то — она вот от этого, как раз там, где эта штука приземлилась! — Он указал на черный, неправильной формы предмет, стоявший в нише, вырубленной в каменной стене.

Из двух гостей на странный предмет посмотрел только старший. Его спутник надменно усмехнулся, не прекращая жевать. Что ж, подумал Чесмик, по крайней мере, они не смогут пожаловаться на то, что на Круглой их не накормили.

— Это ни в какое сравнение не идет с тем, что сделал Огненный шар, — с явным презрением заявил молодой человек. — Нечего было связываться с Алой Звездой!

— Это, — Чесмик махнул рукой в сторону кратера, — упало тысячу Оборотов назад, задолго до того, как с помощью Игипса всадники Перна изменили орбиту Алой Звезды, грозившей Перну!..

Прежде чем самоуверенный и надменный молодой человек успел вставить хотя бы слово, мастер-смотритель продолжил:

— А значит, между этой штукой и той, которая упала на рудниках Крома, нет связи. А обе эти штуки — метеориты. — Он очень тщательно произнес последнее слово. — И вовсе не первые, которые падают на планету. А Огненный шар — совсем другая штука. Верно? — обратился он к скороходам.

Те закивали, соглашаясь.

— А на рудниках Крома метеорит выставлен так же, как у вас? — спросил старший из двух гостей.

У него был странный акцент, который Чесмик никак не мог определить. Несомненно, он не был родом из Керуна: керунцы растягивали слова — если, конечно, вообще говорили. Не был он и с восточного побережья: скороходы, воспитанные там, говорили коротко и отрывисто. Впрочем, как и уроженцы западного побережья — хотя там по-другому ставили ударение в некоторых словах… Да, в этом все дело. Этот человек говорил практически без интонаций, не выделяя слова, — слишком ровно и монотонно, просто выговаривал их, иногда нечетко произнося «т», «д» и «н».

— Нет, они продали его цеху кузнецов, причем им заплатили больше, чем можно было бы заработать в рудниках за многие Обороты!

Не то чтобы Чесмик не одобрял этой продажи, но… В конце концов, это был их метеорит. Он тоже мог бы продать свой метеорит цеху кузнецов, но нельзя продавать то, что так долго хранилось в семье. Это было бы попросту неправильно!

— Я слыхал, говорят, будто это часть Алой Звезды, — со странным блеском в глазах заявил младший гость.

— Все это полная чушь, — с презрением ответил Чесмик и указал на небо. — Если бы даже Алая Звезда разбилась на части — а мастер Эррагон, и Стинар, и Вансор смотрели на нее из Прибрежного и видели, что это не

так, — то камни падали бы нам на головы по всей планете. А они не падают.

— Нам хватило беды с одним Огненным шаром, — проворчал какой-то скороход.

— Не надо было ничего делать с Алой Звездой, — сказал старший из гостей; лицо его стало суровым, а в голосе чувствовалось осуждение. — Она веками кружила вокруг Перна, и менять ее курс было дурным деянием.

— О, она по-прежнему обращается вокруг Перна, — возразил Чесмик. — Просто не так близко, чтобы снова сбрасывать на нас Нити.

— Нити и драконы, которые сжигают их в небе, — это традиция. Столько традиций было нарушено. Игипс непростительно исказил наш образ жизни и наши традиции…

В ровном, без интонаций голосе этого человека было что-то, что заставляло прислушиваться к его словам. Впрочем, Чесмик и сам все знал о традициях. Скороходы следовали традициям, которые были заложены еще во времена первого цеха, созданного в Форт-холде.

— Нет ни одного скорохода на дорогах Перна, будь то на севере или на юге, который не следовал бы традициям. А поскольку вы оба уже поели, советую вам лечь в постели, которые мы по традиции… — Чесмик помолчал, давая странникам понять, что он имеет в виду, — предоставляем путешественникам зимой.

Он поднялся и жестом указал гостям на лестницу, ведущую к спальне.

Старший мужчина поднялся и поклонился. То же сделал и младший, хотя на лице у него сохранялось весьма неприятное выражение; после чего оба направились спать.

Эта пара вызвала у него весьма неуютные чувства. Размышляя об этом, Чесмик вспомнил описание человека, остановившего на пути Приллу и передавшего ей послание, которое ей следовало кому-то отнести. Да, определенно, это был старший из двух незнакомцев: Прилла упоминала о том, что у него странный, почти лишенный интонаций голос. Должно быть, он носил шляпу как раз для того, чтобы не были заметны его шрамы. Конечно, он заплатил за услугу, иначе Прилла не взяла бы у него послание. Однако… почему же он остановил скорохода на дороге, если затем пришел на станцию и мог отправить свое послание отсюда, как это делается обычно?..

В следующем месяце, когда вода отступила с затопленных берегов, а берега в основном вернули свои обычные очертания, практически из всех холдов, расположенных в глубине обоих материков, на побережье стали поступать материалы и провизия, чтобы помочь жителям побережья выжить и отстроить заново разрушенные холды. Карманы скороходов оттопыривались от множества посланий, файры также без устали разносили сообщения, выясняя, что, кому и где нужно. Мастера-корабельщики предоставляли место для грузов, всадники предлагали свои услуги и услуги своих драконов — разумеется, в те дни, когда не было Падения Нитей… В атмосфере всеобщей дружбы и взаимопомощи события Окончания Оборота были как-то забыты, оттеснены в сторону более насущными заботами. В общем перемещении принимали участие и те, кто особенно интересовал Шпильку. Он знал, что они отправляют сообщения, — но не знал кому. Ни один из людей, за которыми он так внимательно следил, не держал файров; это подтверждало предположение, что файры идут не к любому, кто их накормит. Шпильке никогда не удавалось подобраться к интересовавшим его людям достаточно близко, чтобы подслушать их разговоры. Придется вернуться в цех арфистов, доложить обо всем, что удалось узнать, переодеться и взять новые цеховые знаки…

Он нашел Сибелла в его кабинете: на столе лежали стопки бумаг, придавленные камнями вместо пресс-папье.

— Ну что, пришел помочь мне разобраться с прошениями? — спросил Сибелл, похлопав по бумажным завалам.

Шпилька застонал и отвел глаза.

— Не вовремя я попал…

По традиции, все прошения, подаваемые во время праздника Окончания Оборота, направлялись в цех арфистов и там прочитывались особой, специально для этого образованной группой мастеров и подмастерьев. Именно эта группа и решала, какие из прошений являются достаточно срочными, и представляла их на заседании Конклава в Телгаре в первый день третьего месяца. С некоторыми прошениями нужно было разбираться в самих холдах. Однако если против какого-либо холдера выдвигались серьезные обвинения или же на него подавалось большое количество жалоб, именно Конклав решал, имеет ли смысл вести дальнейшее расследование. Шпильке часто поручали поиск необходимой информации.

— Я свой вклад внесу. Как всегда. Я готов рассмотреть любые прошения из Керуна, Айгена и Битры: я там всех заводил и скандалистов наперечет знаю.

Сибелл улыбнулся уголками губ.

— Пока что из Битры жалоб немного. Сузмал, похоже, так хорошо принялся за дело, что им все довольны.

Шпилька расширил глаза и, сдвинув стопку бумаг, присел на угол стола.

— Однако же! Кстати, как насчет тех набросков, которые я тебе прислал? Узнали кого-нибудь из этой троицы?

— Женщина — из Тиллека; характер у нее довольно скандальный и неуживчивый. Она была ученицей при местном цехе целителей, но перед третьим сроком ее отстранили: решили, что для этой профессии она не подходит. Она подавала прошение лорду Ранрелу, чтобы ей — в обход ее младшего брата, которого отец назвал наследником, — отдали отцовский холд. Кстати, отец, судя по всему, оставил особое распоряжение, касавшееся отстранения ее от прав владения. У нее с братом вышла крупная ссора, после чего она ушла. В Тиллеке ее не было с осенней Встречи в прошлом Обороте.

— Значит, она — человек без холда?

Сибелл пожал плечами, потом порылся в ящике стола и извлек оттуда три рисунка.

— Один из торговцев, который тут побывал, — из клана Лилкампа, — опознал вот этого вот человека. — Он постучал по рисунку, изображавшем мужчину, у которого не хватало фаланги указательного пальца на руке. — Много путешествует. Делает свою долю работы, когда его об этом просят, многое умеет; имеет привычку задавать вопросы. К тому же у него странный голос…

Он помолчал немного, потом продолжил:

— Молодой Сев упомянул, что его вопросы были… как бы это выразиться… провокационными.

— Провокационными? А он задавал вопросы торговцам? — Шпилька был немного удивлен таким определением.

— Они видят множество людей и достаточно умны для того, чтобы знать, что и где происходит и как на это peaгируют другие. Причем разбираются они в таких вопросах лучше, чем скороходы, которые по характеру своей работы нигде не задерживаются надолго.

— Однако же они нам помогают, — заметил Шпилька. — Чесмик с Круглой станции говорил, что к нему приходили незнакомцы, отправляли сообщения. И еще кто-то оставляет на станции скороходов послания и пол марки, чтобы оплатить доставку…

Сибелл поднял брови:

— Переплата? Подкуп?

— Ну, такого Чесмик мне не говорил.

— А он знает, что ты арфист?

— Он не спрашивает, — в глазах Шпильки заплясали смешливые искорки. — Кстати говоря, — прибавил он, и улыбка его стала злорадной, — ты знаешь, что все оконные стекла, которые разбились от ударной волны, были сделаны мастером Нористом? А стекла мастера Морилтона даже не треснули! Еще один плюс нашей новой технологии.

Он склонил голову набок:

— А знаем ли мы, официально или неофициально, пережили ли Потоп… э-э… ссыльные?

Сибелл поджал губы и пристально посмотрел на своего собеседника:

— А что, об этом спрашивали?

— Не так многословно; но знать это было бы полезно.

— Ты тоже этим интересуешься?

— Отчасти. — Шпилька пожал плечами с выражением совершеннейшей невинности на лице.

— Насколько я понимаю, одно из обязательных требований при выборе места ссылки заключалось в том, чтобы никто, кому пришло бы в голову отправиться на поиски ссыльных на корабле, не смог бы найти подходящий берег, чтобы высадиться. Множество таких островов представляют собой скалы. Основные из них пострадали от Потопа, но не были затоплены. Что еще?

— Обрывок разговора, который я подслушал, — строго говоря, ложная информация, которую я хотел бы честно… — он положил руку на сердце, — искренне, от всей души, правдиво опровергнуть. Как я и говорил, наши заговорщики и, как я подозреваю, тот изобретательный паршивец, который создал памфлеты, так огорчившие мастера Кривеллана, обретаются у подножия гор в Керуне. Именно там, где проживает множество людей, у которых не хватает знаний, чтобы спорить, и которых не волнует, что происходит на остальной планете. Ты узнал, кто третий?

— Он вроде бы выглядит знакомым, но я никак не могу сообразить, кто это.

— Я тоже. Он напоминает с полдюжины людей, которых я знаю, — тот же рост, тот же возраст, те же черты лица… зато ни морали, ни этики у него, похоже, и в помине нет. У него есть кое-какие обязанности, которые он время от времени исполняет, и есть кто-то, кому он докладывает о своих действиях. Может быть, он — младший сын какого-нибудь холдера, не преуспевший в жизни и вряд ли имеющий права наследника? Нос он задирает изрядно. Тебе, думаю, знаком этот тип людей; впрочем, он адаптируется к окружающей обстановке лучше, чем Третий или Пятый.

— Третий и Пятый?.. Шпилька состроил гримасу:

— Они друг друга называют по номерам. Женщина — Четвертая. Думаю, тот, кто первоначально был Вторым, умер. У меня сложилось отчетливое впечатление, что они этому рады, поскольку он возражал против некоторых из их планов. Третий — это тот крупный мужчина, Четвертая, как я и сказал, женщина. В общей сложности их семь — или как минимум семь; они время от времени приходят в свое убежище в горах. Я подозреваю, что Шестой родом из Тиллека — у него такой носовой гнусавый выговор. Третий много путешествовал, насколько нам известно; Четвертая побывала во многих местах, так что я не могу сказать, откуда она родом. Определенно, Третьего интересуют деньги и спорт. Думаю, Третий искренне обеспокоен слишком широким применением технологии. Четвертая воспринимает традицию как смысл жизни. У нее мозги наперекосяк. Она хочет быть лидером, но ей для этого не хватает личных качеств: не тот человек. Она слишком озабочена тем, чтобы все делать по-старому, «правильно»; ее научили, что именно так — правильно и именно так должны делать все. — Шпилька помолчал. — Она слишком привыкла рядиться в чужие шкуры и вряд ли помнит, какого цвета ее собственная.

— Они что-то планируют? — спросил Сибелл.

— По их поведению похоже на то: все эти послания,

которые они оставляют на станциях скороходов, так, что нельзя установить, кто именно их отправляет…

— А как же они тогда получают ответы?

— Подозреваю, за них это делает кто-то из горцев. Я спрашивал в Широком Заливе — мастер станции Арминет меня знает, — и он заметил вроде бы вскользь, что многие горцы получают послания.

Сибелл задумчиво потер подбородок:

— Они должны знать, что теперь большинство цехов целителей запирают свои склады — и пользуются только стеклом мастера Морилтона. — Он многозначительно взглянул на Шпильку. — Цеха стеклодувов перевели исполнение заказов целителей в самые безопасные места, цеха кузнецов начали разрабатывать цифровые замки…

— И Игипс снова одержит посмертную победу — на этот раз над вандалами! — Как это часто бывало, Шпилька перебил его, не дослушав; тон у него был торжествующим. — Никогда не знаешь, что может понадобиться в следующий момент — и все из-за них…

— Бенелек просто в восторге. Эти замки легко установить и подключить к сигнализации. Я на несколько недель послал ему в обучение подмастерьев, у которых, как мне кажется, есть соответствующие задатки.

— Ты что, боишься, что они и сюда вломятся? — Шпилька был искренне встревожен.

Сибелл рассмеялся, на время отбросив обычную серьезность:

— Вряд ли — в Форт-холде есть сторожевой дракон!

— Который не услышал, как вандалы пробрались в цех целителей….

— Потому что они пришли тихо и были в зеленом, а это цвет целителей. К тому же у нас здесь живут файры — и не только файры Менолли… — Он погрозил пальцем странствующему арфисту. — Если ты услышишь хоть что-то об их планах — хотя бы шепоток….

— У меня отличный слух, а у Бисты — еще лучше.

— Если услышишь — сообщи. — Сибелл нахмурился в задумчивости. — Разве не странно? Именно те, кто так восстает против усовершенствований Игипса, заставляют нас использовать его технологию, чтобы противостоять им!

— В этом есть ирония. — Шпилька поднялся со своего места. — Я читал достаточное количество исторических

файлов Игипса для того, чтобы понять: Перну никогда не грозит стать слишком… как бы это выразиться… технологизированным. Слишком много времени занимает выработка соответствующих навыков — за исключением особых случаев вроде цифровых замков; к тому же у нас нет таких производственных систем, как у Предков. Как цивилизация мы приучены к более неторопливому, более методичному ритму жизни, и лишь немногим захочется подняться до высот Игипса…

— Философствуешь? — усмехнулся Сибелл. — Интересно, можно ли такими рассуждениями успокоить недовольных.

— У всех нас есть выбор, — потирая руки в предвкушении, заявил Шпилька. — Итак, какие же прошения я должен просмотреть? По крайней мере, сегодня я ночую здесь…

Пока Сибелл решал, какую стопку отдать Шпильке, дверь в кабинет мастера приоткрылась; арфисты услышали счастливый смех ребенка, потом дверь распахнулась внутрь:

— Па, я еще одну мелодию выучил. Она такая красивая! Ребенок — по оттенку темных курчавых волос Шпилька без труда догадался, что это старший сын Менолли, Робе, — влетел внутрь и остановился у дверей:

— Ой, я не знал, что здесь есть кто-то еще! Извините…

— Ничего, заходи, заходи, — проговорил Шпилька, втайне надеясь, что это событие позволит ему увильнуть от просмотра прошений.

— Это музыка Игипса! — объявил Робе, словно источник мелодии имел особое значение.

— Музыка Игипса? — Шпилька поддался искушению повторить эти слова.

— Игипса, да! — подтвердил Робе, энергично закивав, отчего кудряшки на его голове запрыгали, но лицо при этом стало серьезным и почти торжественным.

— Если это музыка Игипса, значит, все прекрасно, — заверил его Шпилька. — И я понимаю твой восторг.

— Вот эти бумаги, мастер Мекельрой, предоставляются на ваше рассмотрение. — Сибелл с поклоном пододвинул Шпильке одну из самых больших стопок.

— Благодарю вас, мастер Сибелл, благодарю вас. Вы всегда так щедры ко мне. Не могу выразить, как я вам

благодарен за то, что вы нашли для меня занятие на то время, пока я здесь, — высокопарно ответствовал Шпилька, после чего подмигнул озадаченному Робсу и направился к выходу из кабинета. — А прекрасную мелодию, бесспорно, стоит слушать сразу после того, как она была разучена.

С этими словами он закрыл дверь.

Он передал Сибеллу самые важные новости; однако ему оставалось выяснить, что отвечать людям, задававшим один и тот же вопрос.

«Что всадники собираются делать с теми вещами, которые падают с неба?»

Сторожевой дракон издал сигнал, оповещавший о том, что в Бенден летят предводители Вейров; Мнемент’ и Рамот’а приподнялись на своих ложах, прорычав приветствие и оповестив тем самым Лессу и Ф’лара о важных, хотя и незваных, посетителях.

«Тилет’ и Сегрит’а», — сказала Рамот’а, приподнимая голову, и снова опустила ее на передние лапы.

— Правда? — Лесса была удивлена не меньше, чем Ф’лар. — Ты что, забыл, что они должны прилететь?

— Я бы не забыл о таком невероятном визите, — с упреком ответил Ф’лар, поспешно снимая мягкие, отороченные мехом высокие сапоги до колен, которые он носил дома, и надевая стоявшие у обогревателя кожаные. Затем он сбросил шерстяную фуфайку и, поднявшись на ноги, поправил воротник шерстяной рубахи.

Сделав вид, что не замечает всего этого, Лесса уложила длинную косу в подобие короны на голове и расправила складки юбки.

— У нас есть вино, верно? Может быть, Марона тоже пришлет что-нибудь вместе со свежим кла и выпечкой, — проговорила она. — Но интересно, право же, почему они здесь?

— Несомненно, они нам это объяснят! — ответил Ф’лар, отдергивая тяжелую штору, не позволявшую холодному воздуху проникать в их апартаменты. Нахмурившись, он выглянул наружу. — Им стоило бы сначала разузнать, какая у нас тут погода, похоже, день предстоит не из лучших.

«Они спрашивали, Рамот’а?»

«Нет, иначе я бы вам сказала. Я тоже ничего не забываю». Рамот’а повернула голову, с легким упреком взглянув на свою всадницу.

— Конечно, нет.

Услышав голоса, Лесса вышла из Вейра и, повернув за угол, увидела Пильгру. Госпожа шла к ней, оскальзываясь на льду и придерживаясь рукой за каменную стену, чтобы не потерять равновесия.

— Моя дорогая Пильгра, тебе следовало узнать, какая тут стоит погода, — любезно заметила Лесса.

Пильгра отнюдь не была ее любимой госпожой Вейра среди Древних всадников, однако Лесса побеспокоилась бы о любом, кто решился в этот холодный день отправиться в путешествие.

— Идем в тепло. Позволь мне взять твою куртку. О, у тебя одна из этих новых длинных курток? И как ты полагаешь, они теплее?

— Если бы день был получше, думаю, ее было бы вполне достаточно; но я не ожидала, что здесь так скверно. В горах довольно холодно, но там хотя бы светит солнце.

Все еще держа в руках длинную теплую куртку, Лесса взглянула на старшую женщину, заметив, что ее штаны пузырятся на коленях и некрасиво морщатся на ягодицах.

— О, как славно вы обустроили Вейр, как тут тепло, — снова заговорила Пильгра, пристально рассматривая обогреватель. — Доброго дня тебе, Рамот’а, — прибавила она, приветствуя золотую королеву.

Та разглядывала посетительницу спокойными зелеными глазами. Пильгра подошла к ближайшему обогревателю, преувеличенно поежившись:

— Как это прекрасно! У нас теперь тоже есть тепло, но, похоже, Вейры. в горах ничем не согреешь…

Внезапно Лесе пришла в голову причина, которой, возможно, они и были обязаны визиту двух предводителей Вейра.

«Может, над их горами и светит солнце, но оно не греет. — заметила Рамот’а. — Я сказала Тилет’у и Сегрит’е, чтобы они погрелись у нас на площадке Рождений. Это

лучше, чем ждать на краю кратера, да еще в такую погоду».

«Какая ты у меня заботливая!» — ответила Лесса.

Повернувшись, чтобы приветствовать М’ранда, она заметила, как похудело и заострилось его лицо. Определенно, они прилетели сюда, чтобы поговорить о своем намерении уйти на покой. Конечно, они вовсе не обязаны обсуждать это решение с Бенденом, поскольку Вейры автономны, однако М’ранд крайне пунктуально исполнял любые формальности.

— Вина? Или, может быть, ликера, который готовит мастер Олдайв?

— Это было бы просто прекрасно, Лесса, — ответил М’ранд, разражаясь приступом кашля.

Почему она до сих пор не замечала, что М’ранд стареет? Когда предводители двух Вейров виделись в последний раз? Королевы время от времени обменивались сообщениями, но всадники друг друга не посещали. Она помнила предводителя Вейра Плоскогорье сердечным, энергичным, полным жизни и сил, высоким и широкоплечим, всегда державшимся очень прямо; сейчас она видела удручающую перемену, происшедшую с ним. Он сутулился, его некогда красивые черты истончились, лицо осунулось, на щеках проступила красная сетка сосудов, кожа на шее и под подбородком стала дряблой и немного отвисла… В темных волосах Пильгры не было ни одной седой нити, но необычно яркий цвет волос заставил Лессу предположить, что женщина пользуется какими-то особыми средствами, рецепт которых она разыскала в файлах Игипса. На Перне существовали корни, из которых можно было получить рыже-красную краску для волос, но результат не выглядел так натурально, а в файлах Игипса можно было найти рецепты краски для волос самых разных естественных оттенков.

Ф’лар подал всем ликер, а Лесса принялась расспрашивать гостей о своих знакомых в Вейре Плоскогорье и о лорде Баргене, который, как ей передавали, все еще переживал из-за того, что трое сыновей покинули его и решили основать холды на Южном.

— У Хосбона дела идут весьма неплохо, — рассказывала Пильгра. — У него есть пирс, барабанная вышка и шлюп.

— Ему удалось так много выбить у Торика? — Лесса обменялась удивленным взглядом с Ф’ларом; тот хихикнул.

— Ну, если ему удается добиться от Торика таких любезностей, то он явно далеко пойдет, — заметил Ф’лар.

М’ранд оживленно закивал, соглашаясь:

— Барген научил их всех работать на совесть, чтобы они могли устроиться в жизни, когда ему придет время покинуть свой пост.

— Кстати, Лесса, Ф’лар, именно потому мы и здесь. — Пильгра подалась чуть вперед, сдвинувшись на краешек стула. — Мы хотим уйти на покой.

— У нас четыре хороших командира крыла, которые знают о Падении Нитей не меньше моего, — быстро прибавил М’ранд. — Вейр пойдет за любым из них. Три хорошие сильные королевы, и еще одна молодая, которая никогда не поднималась в брачный полет. Так что мы хотим отправиться на юг. Мы уже нашли место в Катэй, когда помогали людям во время Потопа. Небольшой заливчик, защищенный с востока и с запада; конечно, места там не слишком много, но нам много и не нужно. Еще четверо или пятеро из Вейра собираются присоединиться к нам, чтобы погреть свои старые кости под южным солнышком. Мы хотели у вас спросить: можем ли мы это сделать?

— Можете ли вы?.. — Ф’лар посмотрел на него с удивлением. — Конечно же, можете! Вы с Пильгрой сделали гораздо больше, чем можно требовать от всадников, и много летали — и в этом Обороте, и в предыдущих…

— И вы не думаете, что мы дезертируем? — Вопрос Пильгры был скорее обращен к Лессе; на ее лице читалась искренняя обеспокоенность.

— Во имя Первого Яйца! Конечно, нет! — Лесса потянулась через стол и ласково погладила руку Пильгры, заметив при этом старческие темные пятна на ее коже и чуть опухшие суставы пальцев, сжимавших стакан.

— Сегрит’а уже не хочет подниматься в воздух для брачного полета, хотя с тех пор, как мы перебрались сюда, она каждый Оборот производила по две кладки.

— И в каждой кладке было по крайней мере пятнадцать яиц, и из всех вылуплялись драконы, и все маленькие выжили… Удивляюсь, как у вас в Вейре еще хватает места на всех!

— Что ж, по крайней мере, место королевы теперь свободно, — резковато отозвалась Пильгра. — М’ранд хотел дожить в Вейре до конца этого Прохождения, но… — Она беспомощно развела руками.

М’ранд откашлялся и наклонился вперед, опершись локтями о колени:

— Я надеялся на это, Ф’лар, не всем выпадает такой шанс. — Он улыбнулся, но его улыбка была лишь бледной тенью былой очаровательной жизнерадостности. — Но после того, как увидел Катэй, после того, как Р’март ушел на покой, я подумал, что, может быть… у нас три королевы, и еще у меня несколько отличных бронзовых всадников…. Так вот, я подумал, что, может быть, мы сможем… ну… отправиться на юг и согреться после здешних холодов.

— Вы же знаете, что вам не нужно спрашивать у нас разрешения, — мягко проговорила Лесса, улыбаясь искренней благодарной улыбкой. — Вы и так много для нас сделали. Вы ведь по собственной воле пришли в наше время из прошлого, чтобы помочь нам с Ф’ларом пережить это Прохождение…

— «То было дважды решено», — тихим голосом процитировал М’ранд старинную песню. — Мы пришли, потому что это было именно то, что было сделано, потому что мы должны были это сделать — и сделали.

— И тридцать один Оборот мы благодарны вам за вашу щедрую помощь, — ответила Лесса.

М’ранд тихо рассмеялся:

— Нам было вовсе не так весело в Интервале между Прохождениями. Я был достаточно молод для того, чтобы рискнуть. А теперь я достаточно стар, чтобы думать, что Р’март поступил правильно. Мы помогли вам, а теперь можем с чистой совестью уйти на покой. Конечно, он по-прежнему хочет жить в своем Вейре, но мы с Пильгрой провели в нем слишком много времени и хотели бы теперь пожить сами по себе. Но, разумеется, — поспешно прибавил он, — если мы будем вам нужны, то мы и наши драконы — в вашем распоряжении, в любой момент!

— Если вы хотите, чтобы мы начали уговаривать вас остаться в вашем холодном Вейре, то не надейтесь, этого не будет, — чуть усмехнувшись, проговорил Ф’лар. Он широко повел рукой. — Иди же, всадник, и наслаждайся заслуженным отдыхом! Надеюсь, что ты еще увидишь то, что наступит После.

— Вы правда так думаете? — Пильгра повернулась к Лессе, удивленно расширив глаза.

— А разве кто-то считает, что вы поступаете неправильно? — поинтересовалась Лесса; Пильгра и М’ранд обменялись неуверенными взглядами, и Лесса продолжила: — Дайте-ка, я угадаю. Г’денед?

— Ну, он — самый старший из нас… — ответила Пильгра.

М’ранд откашлялся.

— Он упрям; не хочет уходить из Исты, потому что жил в этом Вейре, — он снова кашлянул, — полсотни Оборотов, и он знает все, что только можно знать, об управлении Вейром и о Падении Нитей.

— Такую верность нужно ценить по достоинству, — после недолгого молчания проговорила Лесса и улыбнулась. — Упорство и верность, осознание цели и стремление к совершенству…

Ф’лар опустил голову, не глядя на Лессу: он знал, что она в ярости, но ее голос звучал так искренне…,

Пильгра первой поняла юмор ситуации и с изумлением воззрилась на Лессу, которая продолжала отпускать комплименты Г’денеду. Потом расхохотался М’ранд — но его смех вскоре перешел в лающий кашель.

— Идите же, пока ты не умер от кашля, — твердо проговорила Лесса, — и знайте, что в том, что вы делаете, нет ничего неправильного.

— Но… но…

— Четверо хороших бронзовых командиров крыла? Пусть в течение следующих Падений все они управляют Вейром по очереди, пока королева не поднимется в брачный полет, — со свойственным ему прагматизмом предложил Ф’лар. — Если возникнут какие-то проблемы, всегда можно будет связаться с вами. Фактически, даже после того, как вы уйдете на покой, вам еще придется некоторое время заниматься делами Вейра. А теперь расскажите мне: где именно в Катэй находится выбранное вами пристанище? Вы не подумали прихватить с собой… а, уже вижу, подумали, — заметил он, когда М’ранд достал сложенный лист бумаги.

— Я уговорил мастера Идаролана сделать для меня карту. Он отлично умеет снимать местность. — М’ранд протянул Ф’лару карту; перед лидерами Бенден-Вейра снова предстал предводитель Вейра, решительный и в то же время явно чувствующий огромное облегчение, как человек, сбросивший с плеч тяжкую ношу. — Не знаю даже, что лучше: иметь при себе карту — или чтобы твой дракон знал, куда лететь.

Лесса попросила столяра сделать для нее шкаф с длинными и глубокими ящиками, где можно было хранить документы и карты, изображавшие фрагменты Южного континента — те, где были основаны новые холды, и те, куда переселялись уходившие на покой всадники. Не всех устраивало, что предводители Вейра контролируют решение этих вопросов, однако после ожесточенных дебатов в Конклаве на это все же согласились. Приходилось считаться с тем, что новые холды должны быть абсолютно независимыми, а их жителей следует предупредить об опасностях, которыми чревата жизнь на Южном, — как и о преимуществах жизни там.

Ф’лар достал большую карту, разложил ее на столе и принялся сравнивать ее с картой М’ранда, выясняя координаты.

— Хм, вы не просите о многом…

— Нам не много и нужно. Зато мы слегка насолим Торику, — ответил М’ранд.

Пильгра и Лесса подошли поближе: Ф’лар уже отмечал на общей карте границы нового холда серебряным маркером, какие были только у всадников.

— Сто квадратных метров? — воскликнула Лесса. — Но это какой-то крохотный клочок!

— Но зато самый красивый клочок земли, который только можно себе представить, — уверила ее Пильгра и принялась описывать выбранное ими место: — Там даже могло быть одно из Изначальных Поселений, и оттуда открывается чудесный вид на море… Там самые разные деревья, и так тепло — особенно для Первого Месяца…

— Там все еще так мало холдов, верно? — с удивлением проговорил М’ранд, разглядывая большую карту.

— Больше, чем было, — ответила Лесса, — и много меньше, чем будет, когда кое-кто наконец решится переселиться на Южный. — Она насмешливо взглянула на своего спутника.

— Больше, чем я ожидала, — бросив взгляд на карту, заметила Пильгра. — Но здесь не весь Южный, верно?

— Нет, — ответил Ф’лар. — Только регион Катэй, от восьмого до десятого градуса долготы и от пятнадцатого до двадцатого градуса широты. Карты сделаны с фотографий Игипса, так что они достаточно подробны, чтобы отметить на них отдельные холды. Я пошлю официальную регистрацию…

Он выдвинул другой ящик и достал оттуда регистрационные документы, но снова сунул их назад. Потом открыл третий ящик, поменьше, и вытащил оттуда бланк.

— Это будет вашим. — Он продемонстрировал форму, в которой было несколько страниц. — Я все заполню, мы с Лессой подпишем и заверим подписями арфиста Вейра, возможно, Маноры и Г’бола — и холд ваш.

М’ранд моргнул:

— Так просто? Ф’лар ухмыльнулся:

— Вы — предводители Вейра. Вы вольны в своем выборе, и вам не нужна дополнительная санкция Конклава.

Он наклонился над столом и принялся заполнять форму — быстро, но разборчивым почерком. М’ранд, все еще ошеломленный, следил за его действиями.

— Но ведь у других это занимает гораздо больше времени? — спросила Пильгра, склонив набок голову; на ее лице читалась озабоченность.

— Только то время, которое требуется на выполнение требований, предъявляемых к эмигрантам, — ответила Лесса. — Люди обязаны доказать, что они действительно достойны своего холда или цеха и что они обладают достаточными умениями и навыками, чтобы выжить в тяжелых условиях — там, где хищники крупнее, чем самые крупные пещерные змеи, какие только встречаются на севере; нужно выбрать определенный район для поселения — и мы должны быть уверены, в том, что люди смогут его освоить, основать там холд или цех. Это именно то, чего требует изначальная Хартия, не больше и не меньше. Вот еще одна причина, по которой так важно, чтобы все знали, что именно написано в Хартии.

— Я тебе напоминал об этом, Пильгра, — желчно заметил М’ранд, взглянув на свою госпожу Вейра. — Когда люди слушают пьяные разговоры на Встречах, у них возникают глупые мысли.

Ф’лар не обратил на его слова никакого внимания, проверяя широту и долготу с точностью до минут и секунд по карте. Он продолжал заполнять форму.

— Вот почему арфисты продолжают повторять, что читать и понимать Хартию необходимо.

М’ранд захихикал — но вскоре смех перешел в тяжелый приступ кашля. Пильгра с тревогой протянула ему кружку с остатками ликера; Лесса бросилась в свою комнату и вышла оттуда с темно-коричневой бутылочкой и ложкой.

— Вот! Выпей. В эту микстуру добавлены какие-то средства и компоненты, которые Олдайв нашел в файлах Игипса: они помогают снять как раз такой кашель, как у тебя. — Она отмерила дозу. — Это, впрочем, не означает, будто тебе не следует побыстрее перебраться к солнцу: тогда ты поправишься гораздо быстрее.

Ф’лар закончил заполнение официальных документов и убрал одну копию вместе с картой М’ранда в пластиковую папку. Когда М’ранд немного отдышался, предводитель Бенден-Вейра с поклоном протянул папку Пильгре:

— И отвези его туда сегодня же.

— Сегодня? — у Пильгры, кажется, перехватило дыхание; на несколько мгновений она, как и М’ранд, утратила дар речи и только безмолвно переводила взгляд с Лессы на Ф’лара, сжимая в руках документы.

— Конечно. А что еще делать в такой отвратительный день? Передайте тем, кто отправится с вами, чтобы они собрали все необходимое на несколько дней; потом там, в тепле, — Лесса с улыбкой указала на юг, — вы разберетесь, что вам еще понадобится.

— Отправляться в путь? Сегодня?

— Подумайте только, каким приятным сюрпризом это станет для ваших командиров крыла и младших королев, — воскликнула Лесса; ее глаза сияли, а взгляд прямо-таки излучал чистосердечие и невинность — несколько преувеличенную, на взгляд Ф’лара. Вероятно, ее слова огорчили Пильгру; однако Лесса тут же прибавила: — О, конечно, им будет вас не хватать, потому что вы справедливы и у вас добрые сердца. Но кто вас обвинит?

Она пожала плечами; Пильгра еле заметно вздохнула.

— Только не говорите мне об этом старом Г’денеде! — продолжала Лесса. — Козире пришлось прервать свою работу, чтобы успокоить его оскорбленные чувства. А Д’рам

только обрадуется вашему решению. Жизнь в Прибрежном добавила ему Оборотов жизни. Вы оба — популярные предводители, однако я не могу себе представить, чтобы кто-либо возражал против вашей отставки — как и против того, что вы так быстро отправитесь в выбранное вами место.

«Ф’лар говорит, если мы отправимся с ними, — сказал Лессе Мнемент’, — то вообще никаких жалоб не будет, даже от Г’денеда. Он прибавил, что тебе не удастся уговорить его так легко уйти в отставку».

«Разумеется — он же на двадцать Оборотов младше и М’ранда, и Г’денеда! Я надеюсь, что твой всадник закончит этот Прохождение вместе со мной», — твердо ответила Лесса.

«И со мной!» — вставила Рамот’а. — Мы отправимся вместе с вами, — сказала Лесса вслух, просветлев лицом, словно эта мысль только что пришла ей в голову.

— Это наилучший способ провести такое унылое утро, как сегодня; лучшего ты и придумать не могла, Лесса, — заметил Ф’лар, прекрасно понимая, что еще сквитается с Лессой за это предложение. Впрочем, это будет потом.

С учетом разницы во времени между западными горами и Руатой на востоке у предводителей Бендена было достаточно времени, чтобы помочь М’ранду и Пильгре в их поспешных сборах и отлете на юг и вернуться в Бенден на поздний обед. Вместе с М’рандом и Пильгрой они переговорили с их командирами крыльев и золотыми всадницами, организовали мужчин и женщин, собиравшихся отправиться на юг вместе со старыми лидерами, и позволили М’ранду провести короткое совещание с бронзовыми всадниками: кое-кому из молодых было трудно скрыть свое облегчение и нетерпение. Пильгра также дала свои напутствия всадницам королев (младшая была явно расстроена, а три старшие задумчиво поглядывали друг на друга: той из них, чья королева первой поднимется в брачный полет, предстояло стать госпожой Вейра). Лесса явно развлекалась; Ф’лару эта ситуация позволила поближе познакомиться с бронзовыми всадниками.

«М’ранд прав. Ф’лар тоже говорит, что среди бронзовых есть четверо опытных всадников, каждый из которых может с успехом занять место предводителя Вейра», — сообщил Мнемент’ Лессе.

«А кто станет королевой?» — спросила Лесса.

«Ясит’а», — заявила Рамот’а с такой уверенностью, что, даже если Мнемент’ и думал о другой кандидатуре, он не решился возразить.

Лесса оставила свое мнение при себе. Всадницей Ясит’ы была Нелдама, родившаяся в Вейре Плоскогорье двадцать пять Оборотов назад; она была на двенадцать Оборотов младше самой старшей из золотых всадниц. Рождена в этом Прохождении — по мнению Лессы, это снимало массу проблем. Нелдама, строго говоря, не была красивой девушкой — хотя и достаточно привлекательной, чтобы заслужить долгий взгляд Ф’лара: у нее были зеленые глаза, всегда смотревшие прямо на собеседника, и сдержанная, «задумчивая» манера поведения. Сейчас она укладывала вещи, которые, как сказала ей Пильгра, будут нужны ушедшим в отставку предводителям Вейра.

М’ранд вслух размышлял о том, как ему оповестить трех главных лордов-холдеров и предводителей основных мелких холдов о своем внезапном уходе.

— Это должно быть сформулировано со всей возможной вежливостью — хотя, конечно, все это только формальности. «В силу длительной болезни, в интересах Вейра и тех холдов, которые ожидают от Вейра Плоскогорье защиты против Нитей в этом Прохождении…» — предложил Ф’лар. — Что-то в этом роде. В конце концов, смена предводителя Вейра — это наше, — он указал на себя с Лессой и М’ранда с Пильгрой, — и только наше дело.

— Это же не означает, что в отставку выходит весь Вейр, — заговорила Лесса, когда Нелдама и Курелла, старшая из золотых всадниц Вейра, принесли в покои госпожи Вейра подогретого вина с пряностями и острую горячую закуску. — И потом, уже не первый раз люди и драконы перебираются с одного континента на другой. Не тревожьтесь, дорогие, вы поступили наилучшим образом!

Из оставшихся двух Древних всадников, бывших предводителями Вейров, Г’нариш из Айгена был человеком достаточно гибкого ума, чтобы принимать нововведения, в то время как Г’денед из Исты был столь же упрямым и неуступчивым, как и Р’гул. Все Вейры должны ориентироваться на будущее — на то, что будет После. Однако у Лессы создавалось впечатление, что Г’денед вообще не думает о временах После. Собственно, он даже и не думал о том, что по окончании этого Прохождения его всадники будут прекрасно обходиться без него, — как и о том, что традиционные отношения между Вейрами, цехами и холдами должны будут в корне измениться…

— Если хоть еще один человек спросит меня: «Что всадники собираются делать с теми штуками, которые падают на нас с неба, и как они собираются поступить, чтобы на нас не упало небо?», — с горечью проговорил Ф’лессан, обращаясь к Тай, — я… Я просто скажу Голант’у, чтобы он унес его — или ее — в Промежуток и там оставил!

Он поднялся и потянулся, разминая затекшие мышцы спины: уже несколько часов они провели, согнувшись в три погибели, заготавливая саженцы, которые нужно было посадить вокруг загона для скота и жилого дома в Бенини. Цунами и ветры сорвали с дома, рассчитанного на большую семью, крышу, с корнем вырвали почти всю растительность, но основное здание, которому было уже двенадцать Оборотов, строили на совесть, так что его можно было отремонтировать. Вся большая семья — ремесленники, пастухи и сам подмастерье Бенини — каждый день с самого рассвета уходили разыскивать разбежавшийся скот.

Прежде этот холд был укрыт тенью деревьев — фруктовых и пальм, которые способны выдержать даже натиск жестокого шторма; однако против цунами они не устояли. Впрочем, здесь, на берегах Райской реки, можно было найти побеги всех необходимых деревьев. Задачей всадников было аккуратно выкопать саженцы и пересадить на новое место.

Большинство всадников с неохотой соглашались сажать деревья, но когда Ф’лессан обнаружил в списке направленных на эту работу напротив названия «Бенини-холд» только имя Тай, он вписал туда же и свое. Они с Тай прекрасно работали в одной команде, хотя большая часть заданий, которые им приходилось выполнять, были столь же утомительными и неблагодарными, как и это. Зато теперь Ф’лессан сперва выяснял, где Тай работает в следующий раз, а потом выбирал себе работу там же. В свободное время она с удовольствием и даже с радостью обсуждала с ним вопросы астрономии, которой оба серьезно интересовались. По временам Тай и Ф’лессан оказывались единственными всадниками, прилетевшими в мелкий холд. Ф’лессан с удивлением заметил, что Тай знакома здесь со многими людьми, ее принимали с теплотой и искренним радушием.

Всадникам заранее показали, где они могут найти инструменты, где есть пресная вода и чем они могут перекусить. Небольшое население Бенини-холда весь день было в разгоне, на поисках разбежавшихся животных.

Когда солнце взошло, всадники собрали приготовленные растения, обернув корни влажной тканью, и поставили их на деревянные поддоны. Джейги — холдер Райской реки — приветствовал Ф’лессана с некоторым удивлением, а Тай пожал руку с серьезным выражением лица, заметив при этом, что ее зеленая очень хорошо выглядит.

— Не думал, что увижу тебя так скоро, Ф’лессан, — заметил глава холда Райской реки, улыбнувшись бронзовому всаднику.

— Я здесь пробуду, пока Райская намеревается помогать Монако с саженцами деревьев, — ответил Ф’лессан. — Т’геллан сказал мне, что вы с Араминой чрезвычайно щедры.

— Это самое меньшее, что мы могли сделать, — сказал Джейги. — Нам здесь очень повезло: мыс Кахрейн защитил нас от цунами. Здесь, — он указал на русло реки, — по берегам можно найти молодые деревья и кустарники — столько, сколько вам понадобится. Но вы двое выглядите усталыми. Вы уже поели?

Ф’лессан беспечно махнул рукой:

— Да, да, спасибо. Когда все более-менее приведем в порядок, тогда и отдохнем.

Он осмотрел прочную платформу, на которой стояли поддоны, сеть, удерживавшую на месте молодые саженцы, и угловые веревки. Драконы теперь постоянно работали на грузовых перевозках… Хитрость заключалась в том, что поднимать груз следовало очень медленно, чтобы все веревки натягивались одинаково и груз не сползал с платформы. Драконы как раз совершенствовали этот маневр. Еще одна тонкость: уходить в Промежуток нужно было очень низко над землей, опять же, для того, чтобы удержать груз в равновесии. Транспортировка груза драконами означала, что растения будут посажены и политы в течение нескольких часов после того, как они были подготовлены к отправке. Кроме того, это означало, что посадка будет завершена еще до того, как южное солнце начнет жечь сады и растения в полную силу.

Ф’лессан проверил время по теням, отбрасываемым деревьями: часы он оставил в летной куртке. Утро еще только наступило, а они почти закончили. Он не был уверен, что сможет долго выдерживать такой темп работы, даже если они оба сбросят с себя все, кроме шорт и безрукавок.

— У тебя хорошо получается, — заметила Тай, распрямляясь вслед за Ф’лессаном, поднимаясь на ноги. Она сняла головную повязку, защищавшую глаза от пота, отерла лоб и спрятала платок.

— Мне нравится такая работа, — ответил он, оглядываясь по сторонам. — Нравится обустраивать земли, приводить их в порядок.

Этот холд находился на возвышении, что и спасло его от серьезных разрушений. Здесь росли и фруктовые деревья, и те, что были пригодны для строительства, и лечебные растения; к тому же всадники обнаружили некоторое количество ростков, о которых нельзя было сказать с уверенностью, к какому виду они относятся, но решили прихватить и посадить и их тоже. Здешние жители уже разбили огороды. По счастью, сейчас была середина лета — а это означало, что через несколько недель у них будут свежие овощи. До зимы саженцы успеют неплохо подрасти, стоит только поухаживать за ними немного.

— Как в Хонсю? — спросила Тай. Она наклонилась и взяла с земли флягу с холодным фруктовым соком, которую вручила им жена Бенини, чтобы утолять жажду.

— Да, как в Хонсю, — улыбнулся Ф’лессан, отбрасывая со лба пряди влажных от пота волос. Он заговорщически подмигнул девушке. — Мой холд приводит меня в восторг. Там есть уровни, которые я не успел тебе показать.

Они провели несколько вечеров на верхней террасе, по очереди изучая звездное небо с помощью укрепленного на штативе бинокля. Ф’лессан даже уступал девушке свою очередь: ему нравилось смотреть на ее сосредоточенное лицо, когда она наблюдала за небом, время от времени делая какие-то записи. Это было очень предусмотрительно с ее стороны; с другой стороны, она училась у Эррагона, и ничего удивительного не было в том, что она весьма тщательно вычисляла координаты небесных тел, а порой просила Ф’лессана проверить ее вычисления. Ф’лессан даже поддразнивал ее — удостоверившись, что Тай понимает, что это шутка, иначе она обижалась, — расспрашивая ее о положении пятой планеты системы Ракбата в минутах и секундах, которая сейчас находилась как раз под альфой Креста. Тай говорила, что вести записи вошло у нее в привычку, когда она наблюдала небо в Прибрежном. Эррагон фиксировал всю информацию для остальных наблюдателей.

Ф’лессан мечтал привести Тай на вершину горы, чтобы она смогла увидеть с высоты великолепную панораму лесов, предгорий и холмов, расстилавшуюся внизу — оттуда он иногда высматривал в бинокль кошек, — однако сейчас ему не по силам было взбираться по длинной спиральной лестнице, а Тай устала так же, как он.

— Я бы очень хотела увидеть эту твою таинственную обсерваторию, Ф’лессан, — вкрадчиво сказала она, передавая бронзовому всаднику флягу.

— О, я обязательно отведу тебя туда, не бойся, — как-нибудь вечером, когда мы не будем так измотаны. Туда надо взбираться по крутому склону.

— Что ж, хорошо, — согласилась девушка, берясь за очередное растение. — Здесь мы уже почти закончили. Давай-ка отправимся вместе с нашими тяжеловозами в сад. — Она вздохнула, глядя на драконов, расположившихся на горном хребте за холдом в густой растительности, которой не причинило вреда даже цунами.

Ф’лессан заметил, что драконы расположились совсем рядом, почти касаясь друг друга, но промолчал. У него возникли кое-какие подозрения, но с таким сдержанным и замкнутым человеком, как Тай, ему приходилось быть крайне осторожным в выражении своих мыслей. Напряжение, существовавшее между ними, изрядно ослабло после нескольких вечеров совместного наблюдения за звездами. К сожалению, Ф’лессан не всегда мог к ней присоединиться. С другой стороны, он был рад, что девушка восстанавливает свои утраченные записи.

Большая часть жителей Монако-Вейра уже покинула свои временные пристанища; всадники расчистили поляны для своих драконов и построили временные убежища неподалеку от нового Монако-Центрального, который возводили на возвышенности, в отдалении от берега моря. Сегодня, в крайнем случае завтра, все всадники переберутся на новое место. Впрочем, Тай так и не нашла себе вейра, насколько знал Ф’лессан; может быть, конечно, она и подыскала какое-нибудь место для нового пристанища, пока бронзовый всадник был в Бенден-Вейре? Он не расспрашивал девушку — не хотел, чтобы она думала, будто он следит за ней. Или за Зарант’ой.

Он наблюдал за тем, как Тай размышляет, куда посадить деревца, породу которых они не определили. Взяв несколько маленьких саженцев, он подошел к ней, краем глаза заметив какое-то движение в траве неподалеку от Зарант’ы. Он пригляделся.

— Жуки-вонючки. — Его голос выдавал неприятное удивление. Он поставил саженцы на землю так, чтобы Тай могла до них дотянуться, и продолжил: — А я-то думал, что их всех смыло в море…

— Они в воде не дохнут и вполне способны выбраться на берег, — усмехнулась Тай, вонзая лопату в землю.

— Правда?.. — Ф’лессан не отрывал взгляд от жуков. — И сколько же времени они живут в воде?

— Не знаю. Но я видела, как они пересекают реки. — Тай продолжала копать.

— Хм-м…

Девушка передала ему лопату и опустилась на колени, чтобы, расправив корни, посадить саженец в подготовленную ямку.

— Большая мамочка, — заметил Ф’лессан. — И четверо ее отпрысков. Самого большого она потеряет, если не будет осторожнее.

Тай бросила короткий взгляд на жуков, потом принялась засыпать ямку, разравнивать и утрамбовывать землю вокруг саженца. Почему-то она улыбалась.

— Прямо к Зарант’е ползут. Может, я…

Он поднял лопату и шагнул по направлению к жукам, чтобы перехватить их. Нужно было заставить самого первого жука свернуть с дороги, но при этом не задеть детенышей, иначе матка выбросит в воздух облако смрада, избавиться от которого очень непросто.

— Нет, нет! Погоди!

— Они же направляются прямо к ней. Не знаю, как Зарант’а, но Голант’ терпеть не может, когда эти жуки по нему ползают. Если он проснется, то непременно их раздавит.

Ф’лессан не стал добавлять, что Голант’ проявляет все больше заботы о благополучии зеленой Зарант’ы; это было одной из причин, почему его радовало то, что Тай предпочитает работать отдельно от остальных всадников. Ему пока не хотелось, чтобы другие заметили, что отношения Зарант’ы и Голант’а становятся все более нежными и крепкими.

— Смотри! — Глаза девушки заискрились зеленым; она поднялась с колен.

Ф’лессан припал к земле и, прищурившись на ярком солнце, принялся наблюдать за продвижением колонны жуков.

Тай, широко улыбнувшись, подняла руку предостерегающим жестом:

— Подожди минутку!

— Они же направляются прямо к ее носу. Неужели она их не чувствует? Голант’ обычно…

— Подожди! — Тай придержала Ф’лессана за плечо, ее улыбка стала еще шире.

Колонна жуков неотвратимо приближалась к ноздрям Зарант’ы, не обращая внимания на препятствия. Зарант’а дернула носом, но даже не приоткрыла глаз. Внезапно оказалось, что процессия жуков движется уже под прямым углом к первоначальному маршруту, прямо в заросли.

— Вот оно! — Тай смотрела на своего дракона с сияющей улыбкой.

— Она их сдула? — воскликнул Ф’лессан.

— Нет. Этого она не делала. Они не могут подобраться к ней ближе, чем на такое вот расстояние. А потом — раз! — и уже движутся в другом направлении, не важно, в каком, но — от нее.

Девушка забрала у Ф’лессана свою лопату и принялась копать очередную ямку.

— Между прочим, у нас две лопаты.

— Да, да, конечно же, моя дорогая зеленая всадница. — Он разыграл короткую демонстрацию полнейшего послушания и отправился за второй лопатой.

Все, что угодно, только бы она не заметила, как ярко сверкает зеленая шкура спящей Зарант’ы, которая грациозно расположилась на солнце рядом со спящим бронзовым… Интересно, сколько еще Голант’ будет прикидываться спящим?

— Тай, у меня к тебе вопрос, — начал он, деловито работая лопатой. — Я следил за Зарант’ой: она даже не шевельнулась. Она только носом повела. Как же она смогла изменить маршрут жуков?

Тай сдула с носа капельку пота и, взяв предпоследний саженец, распеленала его корни, готовясь опустить растение в приготовленную ямку.

— Не знаю. Но, когда они подбираются к ней слишком близко, внезапно они оказываются идущими перпендикулярно к своему первоначальному пути. Ты же знаешь этих жуков: они никогда просто так не свернут с дороги.

— Поразительно! — Ф’лессан отер пот с лица, потом развернул последний саженец, поставил его в ямку и принялся приминать землю вокруг него. — Вот и все. Теперь нам нужно полить их, верно?

Самым первым, что сделал Бенини после того, как схлынула вода, было выкопать колодец и провести длинный оросительный канал, из которого всадники сейчас и наполняли ведра, чтобы полить юные деревца.

— Вроде бы Бенини говорил, что они устроили душ неподалеку от загона? — заметил Ф’лессан после того, как они закончили работу.

— Да, и над ним установлена такая большая цистерна, что всем хватит воды, чтобы вымыться. — Девушка посмотрела на небольшое свежевыкрашенное строение: на ее лице читалось нетерпеливое предвкушение. — По крайней мере, так сказала его жена. Мы гораздо быстрее вымоемся под душем, чем в бадье, — прибавила она, бросив свою бадью у колодца.

— Только оставь мне теплой воды, — попросил Ф’лессан, жестом предлагая девушке идти первой. — Я пока наведу порядок.

Он собрал инструменты и направился к навесу, крикнув вслед Тай:

— Я хочу сегодня поохотиться с Голант’ом в Хонсю. Как у Зарант’ы с аппетитом?

Про себя он подумал, что «аппетит» — это слишком слабое слово для дракона.

Оглянувшись через плечо на спящего дракона, Тай ответила:

— Она ни капли не потускнела…

Ф’лессан моргнул, а потом с приглашающей улыбкой, которую Миррим определила бы как «коварную», прибавил:

— Мы могли бы поохотиться на диких кошек. Недавно я видел нескольких — на мой взгляд, они слишком близко подошли к стадам Хонсю. Мы сможем заполучить несколько отличных шкур.

Со времени Потопа большинство зеленых всадников и всадниц выполняли курьерские обязанности бесплатно. Однако через четырнадцать дней, когда соберется Конклав, в Телгаре должна состояться Встреча — и времени как раз хватит, чтобы подготовить шкуры к продаже и заработать хоть немного денег…

— Это мне нравится! Я согласна! — крикнула в ответ Тай.

Ф’лессан едва успел заметить, как она стремительно влетела в душ.

Собрав их летное снаряжение, он медленно пошел к душу, давая девушке время на то, чтобы хорошенько вымыться и сполоснуться.

— Эй, оставь и мне немного! — крикнул он, стараясь перекрыть яростный плеск воды.

Снял заляпанные грязью сандалии. Что ж, их придется вычистить уже в Хонсю; пока же он просто несколько раз хлопнул сандалиями по стене, чтобы сбить с них налипшие комья грязи.

— Вода достаточно теплая, — уверила Ф’лессана Тай. — Можешь передать мне мое полотенце?

Открыв ее дорожный мешок, он вытащил оттуда полотенце и чистую смену одежды.

— Ну, и где же оно? — нетерпеливо крикнула Тай.

Из душа высунулась ее обнаженная рука, в которую Ф’лессан аккуратно вложил полотенце. К стене были привинчены новые, сверкающие крючки; на один он повесил ее чистую одежду, на второй — свою. Всадников нагота не смущала так, как жителей холдов или мастерских, так что он разделся, чувствуя себя почти счастливым, оттого что может освободиться от грязной одежды. Когда Тай, растиравшаяся полотенцем, вышла из душа, она бросила на него быстрый взгляд. Он вежливо и аккуратно проскользнул мимо нее в душ и огляделся в поисках мыльного песка.

После того как Ф’лессан тщательно отмылся, сполоснулся и растерся полотенцем, он вышел из душа и принялся одеваться. Тай уже была в кожаной летной одежде: стояла, прислонившись к стене, в расстегнутой куртке, и наслаждалась прохладной тенью, особенно приятной после работы под жарким солнцем.

Оседлав драконов, они поднялись в воздух прежде, чем снова успели вспотеть.

Вынырнув из Промежутка над Хонсю, Ф’лессан первым делом отметил, что на главной террасе и на вершине утеса нет ни одного дракона.

«Ты будешь сегодня охотиться, Голант’?»

«Сегодня я отлично поохочусь», — ответил Голант’, наблюдая за тем, как Зарант’а скользит по воздуху мимо него и опускается на главной террасе Хонсю.

Удивленный странными нотками, прозвучавшими в тоне его дракона, Ф’лессан на мгновение задумался: не слишком ли мало внимания он уделяет нуждам Голант’а? Когда тот последний раз отправлялся на охоту?

«Сегодня я поохочусь очень хорошо!»

Бронзовый дракон медленно, словно крадучись, снизился и приземлился так, что Зарант’а оказалась прямо перед ним: ее всадница снимала со своей зеленой упряжь, которой никогда не пользовались, если драконы вылетали на поиски еды. Да, Ф’лессан не ошибся: определенно, он верно оценил состояние Зарант’ы. Ее шкура сияла — и не просто здоровьем… Неужели Тай не замечает, что ее зеленая готова подняться в брачный полет? Он попытался вспомнить, какие драконы были в Хонсю сегодня утром. Большинство улетело еще до рассвета, отправившись на Работы по восстановлению Монако-Вейра. В традиционном Вейре ее состояние было бы замечено задолго до того, как сама зеленая поняла бы, что с ней происходит. Хонсю принимал драконов все время после Потопа. Верно, и драконы, и всадники прилетали усталыми: всадники наскоро ели и отправлялись спать, драконы находили себе места на прогретых солнцем террасах и просыпались, только когда утром их звали всадники. Они с Тай отправились прямо на Райскую реку, а оттуда в Бенини-холд; их драконы провели на солнце несколько часов. Известно, что жара подстегивает брачные инстинкты драконов. Он выругался: может, и другие драконы почувствовали, что у Зарант’ы начинается цикл? Всадники обычно знали, когда зеленые вступают в брачную пору. Большинство всадников, живших в Хонсю, были из Монако-Вейра. Может, они сейчас устремятся сюда, зная, что Зарант’а готова к полету? Может, у Зарант’ы немного замедлено развитие? Но как он, командир крыла, мог не заметить признаков приближения брачного полета! Впрочем, Тай тоже их не заметила…

«Зато я заметил».

Голант’ буквально плюхнулся на террасу, едва не сбросив своего всадника. Ф’лессану удалось удержаться на ногах — правда, пришлось пробежаться, чтобы восстановить равновесие. Может, Голант’ чувствовал приближение других драконов, готовых бросить ему вызов? Бронзовый явно демонстрировал свою готовность подняться в полет: выгибал шею, выпячивал грудь… Оглядывая небо в поисках других драконов, Ф’лессан быстро снял с Голант’а упряжь, бросил ее на ближайшую скамью и принялся снимать летную одежду. Голант’ осторожно придвинулся к Зарант’е; его глаза начали вращаться.

Тай стояла рядом, держа в руках упряжь, и с удовольствием смотрела на своего дракона.

— Приятно видеть, что она так хорошо выглядит. После Потопа она сильно потускнела, — заметила девушка, когда Ф’лессан подошел к ней. — А кошки близко?

— Хорошо выглядит? — переспросил Ф’лессан, ошеломленный тем, что она явно не придает значения своим словам. Он драматическим жестом указал на Зарант’у: — Во имя Первого Яйца — посмотри не нее, Тай!

Зарант’а, чьи глаза горели оранжево-красным светом, кокетливо поглядывала на Голант’а, который красовался перед ней, придвигаясь все ближе: его фасетчатые глаза все ярче горели красным.

Тай судорожно вздохнула; ее глаза расширились, в них застыло выражение такого страха, почти отвращения, что Ф’лессан невольно задумался: что же происходило во время предыдущих брачных полетов Зарант’ы?

— Но здесь же только мы! — крикнула девушка и, выронив упряжь, развела руками в жесте замешательства и почти панической растерянности.

Неужели она думала, что так она будет в безопасности? Конечно, в Хонсю бывали и другие всадники и драконы, они прилетали и улетали — до этого момента… Но когда зеленая готова подняться в брачный полет, не имеет значения, сколько драконов вокруг.

Руки девушки были обращены ладонями к нему: жест явно означал отказ. Ну, конечно, в ярости подумал он: раньше, когда у Зарант’ы наступала брачная пора, наверняка рядом тут же появлялись все голубые, коричневые и бронзовые драконы — а их всадники окружали и теснили юную всадницу, пока какой-нибудь дракон не догонял зеленую. Он прикрыл глаза, прекрасно понимая, сколь сильно бывает такое влечение. Но зеленая всадница должна иметь право выбирать!..

— Тай, неужели ты никогда никого не выбирала сама? — воскликнул он, чувствуя горечь и ярость — и неосознанно подходя к ней все ближе. Поняв, что сейчас произойдет, он остановился. Нет; он не должен ее принуждать — другие уже делали это. Но сколько времени он может дать ей? И как он может ее успокоить?

Ее била крупная дрожь, ее глаза расширились, но в них не было отражения сексуального влечения, охватившего Зарант’у, — только ужас. Кажется, она стремилась уйти в себя, отвергая то, что должно было произойти. Она скрестила руки, обхватила себя за плечи — словно хотела защититься. Скорлупа и Осколки! Неужели прежде всадники насиловали ее, когда их драконы соединялись? Он попытался вспомнить, какие голубые и коричневые драконы жили в Монако; попытался вспомнить их всадников…

Тай по-прежнему пятилась, отступая от него, дикими от страха глазами озираясь вокруг в поисках укрытия.

— Они все одинаковые, — пробормотала она. — От них нет спасения. От их… — Она тяжело сглотнула, попыталась облизнуть пересохшие губы; ее лицо смертельно побледнело от отвращения, зрачки зеленых глаз расширились.

— Тай, неужели тебя брали силой?.. Услышав эти слова, Тай бросила на Ф’лессана взгляд, исполненный такого страха, что он почувствовал, как все внутри переворачивается.

— Ты не выбирала?

Теперь он говорил очень тихо и мягко, хотя душа его кипела от возмущения. Это должно было быть чудеснейшим ощущением: двойной экстаз, когда и дракон, и его всадник одновременно соединялись со своими партнерами. По крайней мере, он надеялся, что ему всегда удавалось это. Кроме того, всадницы-королевы всегда знали; они всегда выбирали его. Но, видя состояние Тай, он начинал подозревать, что счастье выбирать она ни разу не испытала.

— Это не должно быть насилием. Это должно быть наслаждением, торжеством и для тебя, и для твоего дракона. Это великолепнейший, чудесный союз!

— Союз? — Она почти выплюнула это слово; смятение и ужас, охватившие все ее существо, лучше всяких слов говорили Ф’лессану, что ей никогда не приходилось испытывать то, о чем он пытался ей рассказать.

Сколько раз Зарант’а поднималась в брачный полет? Сколько раз ее… он попытался подобрать подходящее слово… принуждали? Он знал, что такое часто случается с девушками из холдов — вот почему многие из них ищут в Вейрах прибежища. Всадники — за исключением единственного момента, когда их драконы поднимались в брачный полет, — были пылкими, но внимательными любовниками. Конечно, Ф’лессан знал, что за ним закрепилась репутация повесы. Возможно, именно поэтому Тай так робела в его обществе, старалась быть такой сдержанной? Он думал, что в ней говорит природная стеснительность. Однако теперь он понимал, что ею движет не сдержанность как таковая, а страх. Потом, после того как он найдет нужные слова, чтобы успокоить девушку, когда ей это так необходимо… да, потом у него с Миррим будет очень неприятный разговор.

Зарант’а издала удивительный поющий звук, в котором звучала страсть, и стремительно взвилась в воздух, бросая вызов Голант’у. В отличие от королев, которые пили кровь, чтобы набраться сил для долгого брачного полета, зеленые в особых приготовлениях не нуждались. Голант’ не колебался ни мгновения; его рев эхом отразился от скал — он принял вызов.

Тай в отчаянии вскрикнула, вскинула руки жестом мольбы, словно могла остановить улетающую зеленую.

— Тай, выслушай меня, — заговорил Ф’лессан, стараясь, чтобы его голос звучал ласково и успокоительно. — Позволь мне объяснить, как это должно быть.

Медленно, осторожно он протянул ей руку, но она отступила назад, придерживаясь за низкую ограду длинной террасы. Глядя на его руку так, словно само прикосновение Ф’лессана могло испачкать и унизить ее, она пятилась все дальше и дальше, и в ее зеленых глазах безраздельно царил все тот же отчаянный ужас загнанного в угол зверя.

— Ох, Тай, друг мой, если бы я мог, я остановил бы Голант’а! — Сейчас он отдал бы все, чтобы у него было время подготовить ее. Если бы он не был столь беспечен, если бы не принимал за природную сдержанность то, что было на самом деле страхом перед физической близостью… — Но я не могу —. теперь, когда Зарант’а так сильно желает его.

— Как она может желать его? Я не хочу тебя! Должно быть не так!

Что ж, по крайней мере, это признание говорит в его пользу, подумал Ф’лессан, чей разум сейчас отчаянно бился в поисках выхода. Скоро, слишком скоро чувства дракона захлестнут, поглотят всадника… и ему нужно достучаться до Тай, до человека прежде, чем. ее поглотят чувства ее дракона!..

— Но ты же видишь, что это так. Она сама бросила ему вызов, — мягко проговорил он. — И он ответил. Он так восхищается ею. Так же, как я восхищаюсь тобой, Тай.

Она моргнула в смущении и замешательстве.

Это уже хорошо, подумал Ф’лессан, хотя сейчас он ощущал скорее отчаяние, близкое к отчаянию самой Тай. Если он не сумеет поговорить с ней, добиться, чтобы она поняла его, тогда она никогда не поймет, что это вовсе не Должно быть насилием. Он знал, что пока что может контролировать свое человеческое «я» — вне зависимости от того, как ему хотелось ощутить экстаз его Голант’а.

— Неужели ты так ничего и не успела узнать обо мне? — воскликнул он. — Я оскорбил тебя? Пренебрегал тобой как другом? Скажи мне, Тай!

Она снова моргнула и покачала головой, растерянная и смущенная; Ф’лессан знал, что чувства Зарант’ы все сильнее захлестывают ее.

— Тогда позволь мне быть твоим другом — и твоим любовником. Брось мне вызов, Тай, как твой дракон бросил вызов моему. Пожелай, чтобы я любил тебя, Тай, — тебя, а не Тай-всадницу. Выбери меня! — Он прижал руки к своей груди. — Выбери меня, Тай!

— У меня нет выбора, — всхлипывая, проговорила она. Он чувствовал, что внутренне она покоряется тому,

что должно произойти, — но он не хотел такой покорности.

— О, Тай, любовь моя, — взмолился он, протягивая к ней руки, но не приближаясь, не касаясь ее. Она была так близко к краю террасы…

Внезапно он почувствовал, как она дорога ему; это удивило и обрадовало его. Это не было влечением, страстью Голант’а: Ф’лессан-человек тоже желал ее.

— Прошу тебя, Тай, умоляю тебя! Выбери меня! Была ли это Тай, потянувшаяся к своему другу в поисках помощи, или всадница, которой передались чувства ее дракона, он не был уверен; но она потянулась к нему. Но была ли она сейчас в достаточной мере человеком, чтобы сделать сознательный выбор?

— Прошу тебя, Тай, пойдем со мной, — сказал он, беря ее руку в свою и осторожно разворачивая девушку к ближайшей двери. — Мой друг, мы должны войти внутрь.

Он старался не испугать ее, медленно направлял ее шаги — она не видела, что он, не касаясь, завел свободную руку ей за спину, боясь, что она все-таки решит броситься прочь. Ее взгляд казался завороженным, почти невидящим: она не сознавала, как близко находится к краю террасы, не понимала, что произойдет, если она попытается вырваться и убежать.

Тихо, почти шепотом уговаривая и утешая девушку, он увел ее внутрь; так же осторожно закрыл дверь, про себя порадовавшись тому, что петли смазаны и что скрип закрывающейся двери не испугал Тай. Ее пальцы безжизненно лежали в его ладони, глаза были устремлены куда-то вдаль: она наполовину впала в транс. Он хотел успокоить ее прежде, чем ее окончательно захлестнут чувства Зарант’ы. В первый раз это должно было быть действительно страшно, особенно если никто не потрудился объяснить девушке в деталях, что именно должно произойти. Сдержанность Тай должна была насторожить его, натолкнуть на мысль, что здесь что-то не так; сейчас он проклинал себя за бесчувственность и невнимательность. Сколько лет он уже всадник?..

Внезапно Тай напряглась всем телом. Он взглянул в ее глаза, в расширенные зрачки, и почти разжал руку: теперь уже она впилась пальцами в его ладонь. Он осторожно приобнял ее за плечи жестом, в котором желания защитить было больше, чем страсти.

— Я счастлив и горд тем, что ты выбрала меня, Тай, — говорил он. Она должна в это верить. — Ты знаешь — я не верил, что так будет. Я восхищался тобой; я восхищался тем, как ты сохраняла спокойствие, когда вывозила детей из Монако… — Сейчас ему следует осторожно, очень осторожно подбирать слова. — Успокойся, Тай. Успокойся и позволь мне помочь тебе.

Со всей возможной осторожностью он провел ее в ближайшую спальню. Он чувствовал, как нарастает желание Голант’а. Ему придется контролировать свое желание. Он пытался оставаться человеком так долго, как только возможно. А это становилось все труднее. Он не мог просто бросить ее на постель — это испугает ее; еще меньше он хотел становиться драконом, потому что тогда его обращение с ней станет более жестким — и жестоким для девушки.

Он осторожно обнял ее.

— Ты выбрал меня, Ф’лессан, и я буду любить тебя! Он поцеловал ее в лоб и крепче обнял девушку. Если ее чувства еще не полностью подчинены чувствам Зарант’ы… но целовал ли ее хоть кто-нибудь с любовью? Хоть Раз? Он наклонился к лицу девушки, нежно коснувшись губами ее губ. Пусть только она будет все еще настолько человеком, чтобы почувствовать это! Он не ожидал той вспышки обоюдной страсти, которая проявилась в этом поцелуе. Девушка дрожала все сильнее. Ф’лессан инстинктивно крепче прижал ее к себе.

— Ты выбрала меня, Тай. Ты выбрала меня, — крикнул он — но ее тело напряглось и застыло под его руками.

Укачивая безвольное тело, он целовал ее лицо, щеки, губы, шею.

— Выбери меня, Тай! — все еще умолял он, когда вдруг понял, что она слилась мыслями и чувствами со своим драконом.

И в этот миг он сам стал Голант’ом.

Она взлетела высоко, стремительно рванувшись вверх, потом нырнула, уходя в сторону, и каждый неожиданно сильный взмах крыльев уносил ее все дальше от него. Она была большой для зеленой, и ему это нравилось. Ему больше нравились зеленые, чем золотые. Золотые всегда вели себя так, словно они оказывали бронзовому непомерную честь, позволяя соединиться с ними. Но зеленые умели быть благодарными. Кроме того, они были более страстными, чем королевы. Возможно, потому, что чаще поднимались в брачный полет.

Она метнулась вправо, и он лениво последовал за ней. Пусть она сперва немного утомится. Он может и подождать. И он будет ждать. Она того стоит. Он был так осторожен, старался не навязывать ей свое общество — и тем не менее давал остальным понять, что хочет, чтобы эта зеленая принадлежала ему. Он — Голант’! Голант’ из Бенден-Вейра! Его зачал Мнемент’! Он — из кладки Рамот’ы. И он достоин этого союза.

Она вскинула крылья, нырнув в воздухе. Он стремительно последовал за ней. Понимала ли она, как близко находится к земле? О да, понимала; она снова гордо взмыла вверх, достав головой до низких облаков, висевших над горными вершинами.

Значит, она согласна играть в эту игру? Быстро оглядевшись, чтобы узнать, нет ли поблизости других драконов, решившихся принять ее вызов, Голант’ устремился за ней. Лучи солнца, прорывавшиеся сквозь облака, играли на ее сверкающей, светящейся шкуре — а он неотступно преследовал ее. Интересно, знает ли она, как ясно он ее видит?

Она развернулась на кончике крыла; он знал эти небеса лучше, чем она, а потому повторил ее маневр и устремился вперед по узкому просвету между скал. Если она думает, что он попадется на этот трюк, значит, она плохо знает его. Недооценивает. Ничего, скоро он даст ей возможность оценить его по достоинству.

Она поднялась над просвечивающей облачной пеленой, направляясь все выше, потом резко упала вниз. Он без усилий повторил ее маневр. Она бросилась вперед, чуть покачиваясь в потоках холодного воздуха, словно на волнах. Он едва не перегнал ее, но не стал этого делать, и ее трюк снова не удался. Она снова нырнула вниз — вбок — и опять вниз, к земле, а после взмыла вверх одним великолепным сильным движением, какого ему никогда еще не приходилось видеть у зеленой. О, она действительно была сокровищем, достойной наградой тому, кто сумеет победить ее! Как он любил ее! И она — она выбрала его!

Она ушла в облака, но он видел сквозь них огонь ее глаз, горевших алым. Она подпустила его очень близко, чтобы ускользнуть снова в самый последний момент, — но одним мощным взмахом крыльев он догнал ее, поймал, притянул ее к себе… Их крылья вместе рассекали воздух, они летели, слившись воедино, — и, поскольку он был бронзовым, поскольку он был умнее, чем она о нем думала, их полет был горизонтальным — это позволяло продлить мгновения наслаждения и страсти надолго. Он осторожно направил их полет к огромному внутреннему морю, где теплые вертикальные потоки ласково гладили их сияющую шкуру…

Ф’лессан снова вернулся в свое тело — как и Тай в свое. Они оба тяжело дышали от переполнявшего их волнующего и пьянящего чувства этого долгого, долгого полета. Он чувствовал себя победителем; он чувствовал себя обессиленным и опустошенным. Уже давно ему не приходилось испытывать такой полноты наслаждения. Девушка бессильно раскинулась рядом с ним, закрыв глаза; влажные от пота вьющиеся волосы скрывали ее лицо. У него не было сил — нет, если быть откровенным, то не было желания — отпускать ее, выходить из нее. Однако, заботясь о ней, он все же сделал это. Каким бы удовольствием ни была для него близость с другими женщинами, в этот раз все было по-другому. Он не знал, что говорить: в голову не приходило никаких правильных слов — а он всегда так гордился тем, что в любой ситуации находил верные слова…

— О, Тай, ты все же выбрала меня, — прошептал он, приподнимаясь на локтях и глядя на нее сверху вниз с чувством, близким к священному восторгу. — Ты выбрала меня!

Его собственные слова удивили его не меньше, чем девушку. Она слегка повернула голову, широко распахнула глаза, в которых больше не было той странной дымки, что свидетельствовала о единении с Зарант’ой. Ее губы распухли от его поцелуев — он просто не мог сдержаться; ее глаза были полны слез.

— Пожалуйста, скажи, ведь это так?

Человек в нем нуждался в этом подтверждении — но в то же время он сознавал, что их единение было гораздо более страстным, чем обычно, — даже для всадников. А такое могло быть, только если желание партнеров, их страсть была взаимной. Если бы это было насилием с его стороны, он просто не мог бы чувствовать себя так, как сейчас.

— Я не знала, что это должно быть… вот так! — тихо призналась она и снова отвернулась в смущении.

— Моя дорогая, дорогая зеленая всадница, — нежно сказал он, кончиками пальцев поглаживая ее лицо, чувствуя легкое превосходство оттого, что «вот так» было для него меньшей неожиданностью, чем для нее. — Клянусь, это был самый полный, самый восхитительный чувственный и сексуальный опыт в моей жизни. Мы точно знаем, что чувствуют наши драконы, а они отражают наши чувства. Сама по себе, человеческая любовь уже может быть достаточно ошеломляющей, но, усиленная нашей связью с драконами…

Он развел руками, не в силах выразить в словах то, что чувствовал, и ласково улыбнулся девушке:

— Это… — он колебался мгновение, потом продолжил, — должно было случиться с тобой гораздо раньше, Тай.

Его руки невольно сжались в кулаки, комкая простыни.

— Я в ужасе, меня невероятно встревожило то, что с тобой сделали… такое. Всадники не должны вести себя так, даже когда их разум и чувства находятся под контролем разума и чувств дракона. Я…

— Тш-ш, — выдохнула она и, протянув руку, коснулась ладонью его щеки; ее лицо было спокойным, а на губах блуждала тень улыбки.

Он хотел бы сейчас видеть ее глаза — но в спальню из коридора проникало слишком мало света.

— Я рада, что смогла выбрать именно тебя, — сказала она.

— Я… — Он собирался возразить, но передумал; похоже, она разгадала его хитрость.

— Я знаю себя достаточно хорошо, Ф’лессан, — теперь обе ее руки касались его лица. — Я так благодарна тебе…

— Змее под хвост все благодарности! — заявил он, обнимая ее: больше всего сейчас ему хотелось взять ее снова, но уже будучи полностью человеком. — Мне не эта проклятая благодарность нужна от тебя, милая моя Тай!

Тут он ощутил ее сопротивление, в котором был намек на панику, охватившую ее на террасе, и он ослабил объятия. Расслабившись, он лежал рядом с ней, глядя ей в глаза, отчаянно желая разглядеть их выражение, их цвет — именно в этот момент.

— Ты понравилась мне, когда мы встретились в первый раз. В Архивах. Я уверен, ты знала, кто я. Миррим скорее всего внушила тебе нелестное мнение обо мне. Наверное, сказала, что я… легкомысленный и беспечный. А я не такой. Я — хороший командир крыла. Всадники мне доверяют. И их драконы тоже. Я хочу, чтобы ты выбрала меня по своей собственной воле, Тай. Я хотел бы… я тоже хотел бы выбрать тебя как человека, которого мне хотелось бы лучше узнать, а не просто потому, что твоя зеленая поднялась в брачный полет, а мой Голант’ был единственным драконом, оказавшимся рядом.

Она одарила его долгим взглядом, потом погладила рукой его обнаженное плечо.

— Как тебе это удалось? — тихим низким голосом спросила она.

— Как мне удалось?.. — Он на мгновение умолк в удивлении. Она имела в виду то, что ее Зарант’а заигрывала с Голант’ом! — О, поверь мне, устроить такое не под силу Даже мне! Чтобы твой дракон пожелал моего!..

Он рассмеялся — но тут же умолк, невольно призадумавшись. Подчас драконы бывали на редкость изобретательными и хитрыми.

— Послушай, неужели в Монако-Вейре не нашлось ни одного дракона, который нравился бы Зарант’е по-настоящему? — поспешно спросил он. — Разве Миррим не говорила тебе, что ты должна решить, какой всадник по душе тебе, и сосредоточить внимание на нем?

Девушка отвела глаза и тяжело сглотнула.

— Не наговаривай на Миррим, Ф’лессан. Она рассказывала мне… что-то в этом роде. Но я… мне ни один из них не нравился.

— Ну, всадник не обязательно должен был быть из Монако, ты же понимаешь.

— Ты снова на меня злишься. — Ее тело напряглось.

— Снова? На тебя? Когда это я на тебя злился, Тай?

— Когда ты вернулся из Форта. Он моргнул.

— Когда ты увидел, что я плаваю с…

— Когда ты была ранена. — Он подчеркнул это слово. — Тебя ранили, когда ты пыталась остановить вандалов.

Сама мысль об этом нападении приводила его в ярость — даже сейчас.

— Вот, ты опять на меня злишься.

— Нет, я… — Он умолк, внезапно заметив, что она чуть заметно улыбается, что ее тело расслабилось, напряжение спало и что ее руки спокойно и ласково легли на его плечи. Он глубоко вздохнул: — Я не злюсь на тебя, моя милая Тай; я злюсь за тебя.

— Мне придется привыкнуть к этой разнице.

— Но ты сделаешь это, моя милая, дорогая зеленая всадница? — очень тихо спросил он.

— Что сделаю?

— Ты захочешь привыкнуть к этой разнице? Ко мне? — Он снова коснулся ее лица, проводя пальцами от висков к скулам. — Ведь я действительно очень хочу лучше узнать тебя. — Он тихонько поцеловал ее в уголок губ, ощутив, как дрогнули они от этого прикосновения; потом перекатился на бок и притянул ее к себе, прижав ее голову к своей груди.

— Они именно так сейчас и лежат, знаешь? — прошептала она.

Он отбросил назад волосы, падавшие ей на лоб, и прижался щекой к ее щеке.

— Хм-м… Да, знаю. Но они уже почти уснули.

— А мы разве нет?

— Мы… — ему нравилось, как звучит это короткое слово; идея поспать ему нравилась тоже. Тем более что он заснет, обнимая ее.

«Я же сказал тебе, что хорошо поохочусь».

Показалось ему — или его дракон действительно сказал это? Неужели же Голант’ спланировал все это заранее? Так же, как и его всадник?..

— Ты хотел меня видеть?

Сибелл вздрогнул от неожиданности. Шпилька закрыл за собой дверь, которую умудрился открыть настолько бесшумно, что мастер-арфист даже не услышал этого. Шпион усмехнулся:

— Теряешь нюх, Сибелл?

— Главное, чтобы ты его не потерял, — ответил Сибелл и пустил по столику к Шпильке листок бумаги, кивком подтвердив, что хочет, чтобы тот прочел его. — От арфиста Крома.

— Серубил? Разумный человек. Выучил бесконечное множество куплетов к этому кошмарному «Вниз, в шахты». — Шпилька содрогнулся от отвращения и, шагнув вперед, взял бумагу. По мере чтения его глаза светлели. — Значит, если тела так и не нашли, Серубил считает, что этот человек мог ускользнуть. К тому же с поисками промедлили. Возможно, он направился по реке в долины.

— Читай дальше. Там есть и плохие новости.

— О! У заключенного отсутствовала фаланга указательного пальца. Хотя о шраме на лице ничего не говорится. — Шпилька вздохнул. — Что ж, шрам он мог заполучить в одном из первых рейдов Очистителей. Или, знаешь, даже во время бегства; или же сразу после него. — Шпилька уселся на край стола Сибелла, не прерывая чтения; стопки бумаг на столе почти не шелохнулись. — Разве мы не разослали всем арфистам копии того рисунка, который я сделал?

— Я думал, разослали.

— А! — Несколько сонное лицо Шпильки прояснилось. — Заключенный — да что ж такое, имени у него не было, что ли? — был приговорен к пожизненным работам на рудниках Крома с несколькими другими Очистителями из тех, кто совершил нападение на Игипса.

— Пока я дожидался твоего прибытия, — Сибелл не мог отказать себе в удовольствии подразнить Шпильку, хотя прекрасно понимал, что мастер Мекельрой торопился изо всех сил — до того самого мига, когда бесшумно вошел в кабинет мастера-арфиста (Шпилька часто входил в его кабинет именно так, тайком и в ночное время — или в другое время, не менее неудобное), — я еще раз просмотрел отчет мастера Робинтона о том происшествии.

Сибелл погладил синюю кожу журнала для записей и аккуратно открыл его на том месте, которое было заложено полоской бумаги.

— Игипс отразил атаку при помощи того, что он назвал «звуковым барьером». Это настолько пронизывающий и громкий звук, что нападавшие попросту потеряли сознание. Игипс говорил, что некоторые повреждения могут остаться навсегда. Когда мы выразили удивление, что он отразил атаку столь жестким образом, он заметил, что, я цитирую, «эти устройства запрограммированы на хранение важной индустриальной и политической информации. Несанкционированный доступ и/или действия, могущие повлечь за собой разрушения, должны, следовательно, активно пресекаться, что всегда было одной из второстепенных функций устройства Игипс».

Сибелл поднял взгляд от страницы и посмотрел на Шпильку.

— Что ж, верно. — Шпилька поскреб в затылке. — Некоторые повреждения могли остаться навсегда. Судя по тому, что пишет Серубил, — Шпилька махнул зажатой в пальцах бумагой, — этот заключенный был глухим. Может быть, у него со временем восстановился слух? Очень удобно и полезно прикидываться глухим, когда планируешь побег.

— Да, в следующем абзаце Серубил пишет, что это была не первая попытка побега. Однако, — Сибелл назидательно поднял палец, — ни этот человек, ни остальные заключенные-Очистители никогда не называли своих имен.

— Если они были глухими, как они смогли услышать вопрос? — спросил Шпилька.

Сибелл поморщился.

— Обычно задать такой простой вопрос не составляет труда. Я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Сибелл. Ты? — Он расширил глаза, придал своему лицу вопросительное выражение и указал на Шпильку.

— Если бы я напал на Игипса, но моя попытка разрушить его не удалась, я бы ни за что не стал называть свое имя.

— Это верно; но… — Сибелл снова посмотрел на страницу, исписанную ровным, мелким, красивым почерком. — Хотя по одежде этих людей нельзя было определить, кто они и откуда, один из них был стеклодувом, судя по пузырям от ожогов и ожоговым шрамам на его руках — и по следам от стеклодувной трубки на пальцах. — Он выжидательно посмотрел на Шпильку.

— А мастер Норист был одним из самых ярых противников Игипса и его новых технологий. Он также был сослан за участие в похищении мастера Робинтона. — Лицо Шпильки омрачилось печалью, так же как и лицо Сибелла: оба они вспоминали человека, которого уважали и любили и которым восхищались.

— Трое сыновей мастера Нориста были подмастерьями в его цеху. Все они находились под сильным влиянием отца.

Шпилька обдумал это замечание.

— Учти, после тринадцати Оборотов, проведенных в рудниках, ожоговые пузыри, конечно, пропадут, а вот шрамы от раскаленного стекла и следы от стеклодувной трубки останутся. — Склонив голову набок, он посмотрел на главного мастера своего цеха. — Так что мне стоит показать портрет нашего доброго друга Серубилу, а также, возможно, расспросить охранников по поводу ожоговых шрамов. За тринадцать Оборотов кто-нибудь да заметил бы их.

— И нужно узнать, восстановился ли у него слух. Шпилька фыркнул.

— Если он планировал нападения, должно быть, говорить он умеет!

— И еще, Шпилька, выясни, сколько времени прошло, прежде чем они отправились в погоню, — только сделай это, пожалуйста, ненавязчиво, потихоньку, как ты это умеешь. Кстати сказать, я слышал, что цех кузнецов дал за тот метеорит двадцать марок.

Шпилька присвистнул с уважением:

— Ничего странного, что из-за последних метеоритов поднялась такая суматоха!

Сибелл слегка передернул плечами и недовольно скривился:

— Не важно, сколько они стоят: они причиняют слишком много бед, больше, чем может возместить их стоимость.

— Да?

Сибелл бросил на него короткий острый взгляд.

— Тот, что упал на равнины Керуна, вселил в горцев уверенность, что следующий огненный шар рухнет как раз на них — а всадники ничего не сделают, чтобы взорвать его в небе, прежде чем он рухнет на них и сожжет все дотла!

— Я думал, что тот метеорит, который упал на землю неподалеку от Райской реки, только крышу пробил…

— Он никакого вреда не причинил, зато Джейги получил за него пятнадцать марок от кузнечного цеха. Он также сказал, — выражение лица Сибелла красноречиво свидетельствовало, что он предпочел бы, чтобы Джейги не был таким болтливым, — мол, дельфины видели, как несколько «шипящих и горячих» обломков упали в море, и они будут только рады понырять за ними.

Шпилька безразлично пожал плечами.

— Насколько я помню, метеориты чаще падают в море, чем на сушу, поскольку воды на Перне намного больше, чем суши.

— Проблема не в этом. Даже люди, которые, казалось бы, должны все понимать, требуют от Вейров, чтобы они предотвратили падение новых тел с неба — например, перехватывали бы их по дороге.

Шпилька рассмеялся лающим смехом:

— Драконы, конечно, летают быстро — но не так быстро, как метеориты. А метеориты так горячи при входе в атмосферу, что пламя драконов не сможет остановить метеорит — даже если драконы и ухитрятся его догнать.

— Знаю, знаю… — Сибелл утомленно вздохнул.

— А теперь, — снова взмахнув зажатым в руке листком, заметил Шпилька, — почему бы мне не заняться чем-нибудь полезным? Например, не отправиться в рудники Крома?

— Я попросил Н’тона подбросить тебя туда. Времени как раз хватит на то, чтобы взять рисунок и переодеться в летный костюм.

— Отлично. Биста обожает летать на драконах. — Шпилька аккуратно свернул послание Серубила и спрятал его в задний карман штанов. — Я не задержусь надолго.

— Надеюсь.

Он вернулся поздно вечером. На этот раз он постучал в дверь кабинета Сибелла и вошел, неся на подносе кувшин кла, кружки и тарелочку со сладкими бисквитами.

— Я с пустыми руками не прихожу, — проговорил он, проходя к столу и водружая поднос на столешницу. Быстро оглядел стопки бумаг на столе: похоже, Сибелл не особенно продвинулся в работе с тех пор, как они расстались. — Ты что, ничего не делал с этими прошениями весь сегодняшний день?

— Я разложил их по разным стопкам. Ну, какие у тебя новости?

Шпилька налил им обоим по кружке кла и снова привычно устроился на краю стола.

— Когда заключенный бежал, шрама на лице у него не было. Фалангу указательного пальца он потерял из-за несчастного случая на рудниках. Прежде он несколько раз пытался бежать, но его легко ловили. Преследователи были уверены, что он не услышит их приближения. Именно поэтому они и не бросились в погоню немедленно.

— И когда он предпринимал попытки побега? Шпилька сверился с пометками, которые он сделал на полях письма Серубила.

— В первые два Оборота, которые он провел там… Его глаза расширились, он уставился на мастера-арфиста, который, судя по всему, пришел к такому же выводу одновременно с ним.

— Значит, у него достаточно восстановился слух, чтобы он попробовал снова бежать! — хором сказали они; оба усмехнулись.

— И он выжидал удобного момента… — сказал Сибелл.

— А какой момент может быть лучше, чем когда метеорит пробивает в стенах дыру, через которую и можно сбежать! — Шпилька вскочил на ноги. — Точно. А ванная комната для заключенных разделена перегородками, так что никто никаких шрамов на руках не помнит.

— И имени тоже?

— Они его называли Стекольщиком: у него остались следы от стеклодувной трубки на пальцах.

— Значит, это может быть подмастерье Нориста? — спросил Сибелл.

— Похоже на то.

— Следовательно, у него тьма причин для того, чтобы ненавидеть Игипса. Порист считал Игипса Мерзостью. У нас достаточно косвенных улик для того, чтобы полагать, что предводителем теперешних Очистителей является именно этот беглый заключенный.

— Мой человек, Пятый, — вставил Шпилька и со вздохом снова уселся на край стола. — А теперь нам просто нужно найти его и выяснить, слышит ли он наши вопросы настолько четко, чтобы ответить на них.

— Полагаю, в первую очередь нам нужно узнать, что он и его приятели-Очистители замышляют сделать в ближайшее время, — мрачно заметил Сибелл.

Шпилька посмотрел на мастера-арфиста долгим изучающим взглядом; затем с неестественной жизнерадостностью спросил:

— А ты слышал, что М’ранд и Пильгра ушли на покой и перебираются в Катэй?

— Да, — ответил Сибелл. — И я рад этому. Ради их же собственного блага — они всю жизнь сражались с Нитями. А главное — новые предводителя Вейра будут молоды и сумеют уравновесить Г’денеда: тот так консервативен, что просто удивительно, как ему хватило смелости совершить путешествие во времени тридцать с лишним Оборотов назад.

Ф’лессан и Тай все еще разлетались по своим Вейрам во время Падения Нитей, но в промежутках Ф’лессан появлялся в Бендене крайне нерегулярно. Он почти постоянно жил в Хонсю и все свободное время посвящал обустройству своего нового вейр-холда. Хотя он знал, что большая часть всадников Монако уже устроилась на новом месте, но Тай продолжала прилетать в Хонсю — и к нему. Он сумел наконец разговорить ее: она рассказала ему о своем детстве в Керуне, об ученичестве у мастера Самвела, о ее работе на Посадочной площадке и о том, как она стала ученицей мастера Вансора и Эррагона. В светлые вечера молодые люди по очереди изучали звезды южного полушария.

— Ты знаешь, мне всегда было интересно, почему в Пещерах Кэтрин спрятано еще четыре телескопа, — однажды сказал девушке Ф’лессан: в эту ночь они удобно расположились рядом на широких матрасах на террасе.

— Я и не знала, что тебе об этом известно, — воскликнула она, опуская бинокль и устремляя на него взгляд своих чудесных зеленых глаз.

Он хмыкнул:

— Ты забываешь, что я был на Посадочной площадке практически с самого начала — и, разумеется, пользовался любой возможностью, чтобы покопаться в этих пещерах. Я представлял себе, что в запечатанных картонных коробках там хранятся невероятные сокровища — конечно, до того, как научился читать штрих-коды и кодовые метки Предков. Кстати, о невероятном: как все-таки Зарант’е удается переместить жуков-вонючек? И заодно — как ей удалось спасти эти твои шкуры? Те самые, из-за которых так разволновалась Миррим в день падения Огненного шара?

Тут Ф’лессан заметил, что просто ошарашил девушку своими вопросами, и поспешно добавил:

— Я хочу сказать, что не сомневаюсь в том, что это она их спасла; но как ей удалось? Я все время был здесь, помогая расчищать то, что осталось от Монако-Вейра, ты была слишком занята перевозкой различных вещей на Зарант’е; ты не могла бы даже переместиться во времени, чтобы сделать это…

Он приподнялся на локте, повернулся к девушке и погладил кончиками пальцев ее лицо, на котором возникло замкнутое напряженное выражение.

— Зарант’а сказала мне, что это она их забрала. Я знаю ее. И знаю тебя.

Тай расслабилась и повернулась к нему, подставив лицо его ласке:

— Все, что я знаю, — это то, что она их спасла. В какой-то момент до того, как мы оставили Монако, опережая первую волну цунами, и до того, как мы прибыли на Посадочную площадку. — Девушка помотала головой и сделала неопределенный жест рукой. — К тому времени я была так вымотана…. Не знаю, сколько раз Т’лион заставлял нас перемещаться во времени взад и вперед… — Ее голос затих.

Он поцеловал ее в уголок губ, потом в губы:

— Ты ее хоть раз спрашивала? Я имею в виду — потом, когда ажиотаж прошел и мы снова обрели способность и возможность подумать?

— Нет.

— Может, спросим ее сейчас?

— Не уверена, что она знает. Но я ее спрошу.

Глаза Тай приобрели странное выражение: всадница разговаривала со своим драконом. Потом она моргнула и тихонько рассмеялась.

— Она сказала, что знала: мне они понадобятся, и потому просто принесла их мне до того, как их унесло водой.

Ф’лессан обдумал эти слова. Однако, Зарант’а ответила, так ничего и не объяснив!

— Ну, она хотя бы знает, как переместила тех жуков? Тех, у Бенини-ходда?

— О, — голос Тай звучал сейчас гораздо менее напряженно, — она такое проделывает со всеми жуками, которые подбираются к ней слишком близко. Просто… направляет их в другую сторону.

— Но как?

На этот раз Тай прикрыла глаза, говоря с Зарант’ой.

— Она говорит, что проделывала такое и с пещерными змеями, которые слишком близко подбирались к моему Вейру.

— А может она здесь тоже сделать что-нибудь подобное? Сейчас! Сегодня вечером!

— Тут не слишком много жуков, а змеи уже все заползли в норы.

Ф’лессан приподнялся и сел, оглядываясь по сторонам.

— Попроси ее сдвинуть вот эту скамейку. — Он указал на стоявшую у стены скамью. — Пусть переместит ее вот сюда. — Он похлопал по полу рядом со своим матрасом.

— Скамейка тебе не угрожает, она не залезет ни тебе в постель, ни в твой нос.

— Значит, для того, чтобы она что-то переместила, это должно причинять вред? — спросил Ф’лессан, слегка озадаченный тем, что Зарант’а отказывается его понимать.

Затем он припомнил, сколько терпения понадобилось Игипсу, когда он пытался отправить огненную ящерицу Фарли на мостик «Иокогамы», где она никогда не была.

— Нет, оно просто должно причинять неудобства или угрожать. Скамья ей не угрожает.

Ф’лессан быстро взял с подноса, на котором они принесли сюда еду, тяжелую миску и прицелился ею в Зарант’у, раскинувшуюся на верхней террасе рядом с Голант’ом.

— Что… — только и успела вымолвить Тай, прежде чем миска исчезла и снова появилась на подносе.

Тай резко повернулась к своему любовнику, стиснув кулаки: ее глаза метали молнии, а лицо выражало такую ярость, какой он никогда прежде у нее не видел.

— Не смей швыряться в моего дракона!..

— Согласен, с моей стороны это было похоже на угрозу, но ты посмотри, как она на это отреагировала.

У него ушло довольно много времени на то, чтобы успокоить взбешенную Тай — довольно приятное занятие, поскольку ее тело отвечало на его ласки, даже если она сама при этом возмущалась и негодовала. Но когда она поняла, что он пытался доказать, то сама внесла предложение: поскольку ночь обещает быть довольно холодной, почему бы Зарант’е не перенести сюда одеяло с их кровати?

— И, может, Голант’ доставит нам немного вина? — прибавила она.

Голант’ взглянул на них с верхней террасы: в его глазах читалось легкое беспокойство. «Я не знаю, как Зарант’а приносит вещи, которые вам нужны».

— Может, ему тоже надо попытаться переместить жуков-вонючек, когда они поползут к нему? — хитро улыбнувшись любовнику, поинтересовалась Тай. — Если он сделает это так же, как и Зарант’а, это их не потревожит, и они не начнут, вонять.

«У нас в Бендене не было жуков», — напомнил Голант’ своему всаднику, однако явно заинтересовался, каким же образом Зарант’е удается перемещать предметы. Драконы постоянно переносили себя и своих всадников на большие расстояния; недавно Голант’ перемещался во времени; однако перемещение чего-то другого — о, это было совершенно иным делом, чем-то, чего он никогда не пробовал и не умел делать.

— Тогда мы найдем несколько штук, — предложил Ф’лессан вслух и мысленно, чтобы его услышал его озадаченный бронзовый. Внезапно ему ясно вспомнились времена, когда Фарли и Рут’ отправились на «Йоко». — У тебя завтра будет время? Может, поищем парочку жуков?

— Может быть, вечером, но я уже вызвалась помочь Эррагону с расчетами орбит.

— Ну что ж, если ты заметишь жуков в Прибрежном, дай нам об этом знать.

— А почему бы тебе не отправиться вместе со мной и не помочь мне в расчете?

— Прекрасная идея, особенно учитывая то, как мне необходима практика. Кстати о практике…

Он бережно снял ремень бинокля с шеи девушки, отложил бинокль в сторону и приступил к приятнейшей практике — к практике любви. Это и было важнейшей причиной, по которой он вынес матрасы на террасу и предложил, чтобы они легли рядом, наблюдая за звездами.

Встретившись на следующий вечер на западной стороне Прибрежного, где Тай видела жуков-вонючек, они оба приступили к эксперименту. Голант’ все еще сомневался, стоит ли ему устраиваться на пути трех жуков; Зарант’а спряталась за ближайшими кустами, чтобы подбадривать его. Ф’лессан и Тай стояли в тени большого дерева и наблюдали.

Жуки, не подозревавшие о препятствии, возникшем у них на пути, продолжали шагать вперед.

— Зарант’а говорит Голант’у, что их нужно просто повернуть.

С широкой насмешливой улыбкой Ф’лессан взял Тай за руку.

— Моя дорогая, милая зеленая всадница, я слышу все, что она говорит.

— Правда? — Тай с удивлением взглянула на него. Она знала, что Рамот’а и Мнемент’, а также Монарт’ и Пат’а могут разговаривать с всадником своего партнера, но не подозревала, что на что-то подобное способен и Ф’лессан.

Ей не удалось осмыслить это открытие: в ноздри всадникам ударил смрад, который невозможно было перепутать ни с чем.

«Что ты сделал?» — воскликнули оба всадника, зажимая носы; оба бросились к своим драконам, чтобы подняться в воздух и исчезнуть с этой поляны как можно скорее, пока их не стошнило.

«Я его повернул», — ответил Голант’, взмывая в воздух в надежде, что Промежуток избавит его от отвратительного запаха.

«Вернее, превратил в кашу», — с отвращением поправила Зарант’а.

Они вынырнули из Промежутка высоко над Прибрежным: отсюда им было видно все, включая и обсерваторию на холме.

«Я не чувствую, как пахну», — необыкновенно покорным тоном проговорил Голант’.

«Надеюсь, ближайшие день-два никому не придет в голову посетить эту поляну», — сказал Ф’лессан Зарант’е.

«Тай говорит, что видит еще одну поляну и что Голант’ должен попробовать снова. Я думаю, что знаю, чего он не сделал», — откликнулась Зарант’а.

Летевшая на своем драконе справа от Голант’а, так, что зеленая и бронзовый едва не соприкасались крыльями, Тай усмехнулась и указала вниз. Ф’лессан с энтузиазмом закивал. Зарант’а и Тай развернулись влево, позволив нисходящему потоку увлечь себя вниз; вскоре оба дракона Уже кружили над прогалиной, покрытой новой, свежей зеленью, выросшей здесь уже после Потопа.

Голант’ снова устроился на пути колонны жуков: их

было пять, и последний в колонне явно был достаточно большим, чтобы начать самостоятельную жизнь.

«А теперь — ты хочешь развернуть их. Просто развернуть, чтобы они шли в другом направлении, — терпеливо говорила Зарант’а. — Не вбить их в песок. Просто задай направление на восток и бережно… Я СКАЗАЛА „БЕРЕЖНО“… Куда ты их послал?»

«На восток», — очень мягко и спокойно проговорил Голант’.

Зеленый дракон и оба всадника одновременно посмотрели на восток. В густой траве виднелся четкий след, как раз шириной с крупного жука, ведущий по прямой к заливу возле Прибрежного.

— Ты разве не говорила, что они могут идти и под водой? — спросил Ф’лессан.

— Если еще не умеют, то сегодня научатся, — ответила Тай. — Эти жуки — мастера по выживанию.

«Он понимает, что делать, — проговорила Зарант’а. — Он был… ну, возможно, слишком возбужден?»

— Думаю, — проговорил Ф’лессан, пользуясь возможностью лишний раз обнять Тай, — что чем чаще он будет проделывать этот фокус, тем лучше он будет знать, сколько энергии и энтузиазма для неге требуется.

Тенна вернулась из очередного путешествия и передала Торло пачку посланий со станций Южного Болла. Смотритель низко склонился над бумагами под предлогом, что должен поставить в своем расписании отметку о ее прибытии, и еле слышно произнес:

— Мне нужно повидать твоего друга, — старик помолчал, давая Тенне время понять, о каком друге идет речь, — сегодня ночью. Тебе — тоже. На боковой скамье. В десять тридцать.

Тенна уже привыкла устраивать Торло встречи с Халигоном.

— Сегодня тебе придется пробежаться в гору, Тенна, — чуть громче проговорил Торло.

Она скорчила забавную гримасу:

— Значит, прямо сейчас я направлюсь в ванную и хорошенько отмокну.

— А заодно обдумай кое-что, — бросил он ей вслед. Девушка ненадолго задержалась в спальне, которую делила с подругами по ремеслу. Эта спальня выходила окнами на главную улицу. Тенна плотно занавесила окна — это был условный знак. Халигон, который знал, что она вернулась на станцию, теперь поймет, что она хочет его видеть. Она не знала, кто из детишек служит ему вестником, зато знала, что сообщения доходят до него всегда. Девушка взяла смену чистой одежды, а затем, как и обещала, направилась в ванную комнату, где хорошенько вымылась и наскоро помассировала ноги, прежде чем приступить к вечерней трапезе.

Вечер был ясным, хотя и холодным; ветер дул с гор вдоль главной дороги, так что она уже держала наготове теплую куртку, когда у дверей появился Халигон. Все уже знали, что они встречаются, как только она появляется на станции. Девушка приветливо улыбнулась ему — и с радостью заметила, как просияло его лицо. В этом Обороте у него было много обязанностей, возложенных на него лордом Грожем; он даже говорил, что является теперь «личным скороходом лорда-холдера», что ничуть не омрачало его настроения и явно не было ему в тягость. По крайней мере, так считал Торло, и Тенна ему верила.

— Прогуляемся, Тенна? — спросил Халигон, любезно поклонившись Торло и его жене, а затем всем, кто находился в главной зале.

Они вышли, а вслед им неслись обычные шуточки, вроде «После бега ей полезно походить» и «Погуляй, только ноги не сбей». Впрочем, лучше уж такие комментарии, чем неодобрительное молчание.

Новые электрические лампы, сделанные в форме старинных светильников, были установлены на шестах вдоль главной дороги, и, несмотря на холод, Халигон и Тенна были не единственными, кто отправился сегодня на прогулку, благо дорога была теперь прекрасно освещена. Они свернули к стойлам, где царил полумрак, где можно было постоять в обнимку, не боясь попасться кому-нибудь на глаза. Она была в дороге семь дней и очень по нему соскучилась. Судя по тому, с какой силой он прижимал ее к себе и как горячо целовал, это чувство было взаимным.

Они еще по-настоящему не обсуждали свой союз — по крайней мере, на словах. Она знала: Халигон отдает себе отчет в том, что она недостаточно хороша для сына одного из древнейших родов Перна. Она и сама это понимала. А он чувствовал, что ей будет не хватать той свободы, которую дает ее профессия, и не хотел ее неволить. У него были старшие братья, так что его отца не слишком тревожило, на ком он женится, — по крайней мере, так думал сам Халигон. Из-за проблем, вызванных падением Огненного шара, который Халигон называл правильно: Кометой, и Потопом, в последнее время все они были крайне заняты. Форт-холд не пострадал, однако лорд Грож посылал Халигона в Южный Болл, который накрыло наводнение. Тенна подумала, что, возможно, таким образом лорд Грож хотел показать, что предпочел бы, чтобы Халигон взял в супруги леди Джаниссиан. Это было бы, насколько понимала Тенна, более чем приемлемым союзом. Халигон сказал только, что молодая женщина стала бы хорошим холдером и что она ему нравится.

Оба они понимали, хотя никто в холде об этом и не говорил, что лорд Грож стареет, утрачивая, пусть и понемногу, свою ставшую почти легендарной жизненную силу. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: все-таки ему исполнилось уже восемьдесят девять лет.

Действия вандалов в конце этого Оборота настолько потрясли старого лорда, что он намерен был любым способом предотвратить повторение этого в своем холде. Кроме того, он задался целью узнать, кто стоит за всем этим «возрождением бредовых идей насчет Мерзости». Он сумел добиться поддержки Торло и еще нескольких смотрителей станции — но далеко не всех скороходов; многие не верили в то, что пройдет еще немало Оборотов, прежде чем «мерзкие» устройства связи как-либо повлияют на их род занятий. Однако большинство скороходов были согласны со смотрителем станции в главном: их ужаснула жестокость, проявленная Очистителями, и их кощунственные нападения на цеха целителей. Тенна была лишь простым скороходом, однако она выполняла свой долг со всем старанием, повторяя слова госпожи Лессы: скороходы долго служили Перну и будут продолжать служить ему.

Пока Халигон нежно и страстно сжимал ее в объятиях, она могла забыть о долге, ответственности — обо всем, кроме чувственной связи, кроме этих прикосновений, которыми она наслаждалась. Тенна никогда и ничего не делала наполовину — впрочем, как и Халигон.

Чувство времени было присуще Тенне так же, как и всем скороходам; потому через несколько минут она решительно высвободилась из объятий Халигона и принялась оправлять одежду. Он тяжело вздохнул, что заставило ее улыбнуться.

Он пятерней расчесал волосы, отбросил их назад, поправил воротник куртки и поспешил следом за Тенной. Девушка умела задавать темп.

Торло, вернее сказать, тень, которая могла быть человеком, уже сидел на скамье возле угла здания станции, выдававшегося из строя других домов. Тенна и Халигон часто сидели на этом месте, где их никто не видел. Сейчас оба они без слов сели по обе стороны от Торло.

— Наконец скороходы выследили того, кто посылает сообщения из Керуна, — без лишних предисловий заговорил Торло. — Широкий Залив и два изолированных холда в глубине материка. Одной из причин, почему выполнение просьбы лорда Грожа заняло у нас так много времени, было то, что послания часто передавались скороходам в пути.

— Правда? — Тенна была ошеломлена.

— Скороходам платили, так что это не выходило за рамки дозволенного. Однако в Керуне это случалось слишком часто. Чесмик заподозрил неладное и принялся потихоньку расспрашивать скороходов и смотрителей других станций о том, насколько часто такое происходит. Ведь почему мы создали сеть станций? Чтобы люди могли пойти на ближайшую станцию, расположенную неподалеку, как полагается, и отправить свое послание оттуда. И потом, перехватить скорохода на пути довольно сложно — сложнее, чем добраться до своей станции… И странно то, что эти случаи приняли массовый характер, в особенности в двенадцатый и тринадцатый месяцы прошлого Оборота.

Он помолчал, потом продолжил:

— Затем я получил подтверждение, что и в других местах происходило то же самое. В то же самое время. А теперь, — он снова сделал паузу, — то же самое происходит по дороге на Керун. Три раза за последние две недели скороходов останавливали, чтобы получить послания прямо на дороге: дважды это делал мужчина, и один раз — женщина. Может, Чесмик и стар, но лиц он не забывает. Мужчину он видел очень часто, правда, в другой одежде: он говорил, что получает послания для такого-то ученика или такого-то холдера, и голос у него был странный. К тому же он кое-что посылал. Недавно. Мы все еще пытаемся выяснить, куда были доставлены эти письма. Мы, — он ткнул себя пальцем в грудь, явно имея в виду не только себя, но и всех смотрителей станций, — полагаем, что именно так эти Очистители и сообщаются друг с другом. Нужно, чтобы Шпилька об этом узнал.

Если бы вокруг не было так темно, Халигону не удалось бы скрыть свое удивление: Торло не только знал Шпильку по имени, но и ненавязчиво намекал на его особые обязанности в цехе арфистов. С того самого праздника Окончания Оборота Халигон испытывал искреннее уважение к Торло, к его рассудительности и преданности делу. Хотя он и был сыном лорда-холдера и допускался на многие совещания, которые проводил его отец, молодого лорда удивляло, насколько больше Торло знает и разбирается в том, что происходит не только в Форт-холде, но и на обоих континентах.

— Скажи мастеру-печатнику, чтобы он был особенно осторожен и бдителен. Именно его цех напечатал ту бумагу, которая так всех взволновала. Я бы послал к нему файра, лорд Халигон, и чем скорее, тем лучше.

— Я так и сделаю.

— Например, прямо сейчас, — суховато прибавил Торло. — Проводи Тенну. Завтра ей предстоит трудный путь. Халигон и Тенна поднялись. Разговор был окончен. Завернув за угол здания станции, Халигон по дороге к дверям обнял девушку за плечи, сожалея о том, что им так скоро приходится расставаться. Он не знал, сколько глаз следили за ним, когда он поднимался к входу, но был уверен, что никто не заметил, как он свернул к боковой лестнице с левой стороны от двора, ведущей в Дом арфистов. В эту безлунную ночь огненную ящерку, вылетевшую из верхнего окна цеха, видел разве что сторожевой дракон, который пожелал золотой Красотке удачного полета.

Красотка, конечно, разбудила мастера-печатника, осторожно потянув его за ухо, однако тот не стал спросонья размахивать руками. Неожиданное прибытие файра только подтвердило ощущение надвигающейся беды, которое возникло у него после разговора с Рошинн три дня назад. В довершение всего вчера в цех приходил станционный смотритель Арминет — вроде бы для того, чтобы распечатать прейскурант услуг скороходов. На самом же деле, похоже, его гораздо больше интересовал большой печатный зал. Он все внимательно осмотрел, расспрашивая, сделано ли стекло мастером Морилтоном или же оно сварено по старым рецептам. От столкновения Кометы с Перном стекла, сделанные цехом старого мастера Нориста, разлетелись вдребезги, в то время как стекла Морилтона не пострадали.

— Конечно, Морилтоном, — с усмешкой ответил Тагетарл.

— И отличные защелки на окнах. — Арминет со значением прикрыл один глаз. — И ворота, и двери цеха сделаны из отличного прочного дерева.

Тагетарл вопросительно поднял брови, но Арминет уже принялся объяснять, что именно ему нужно напечатать. В этот вечер Тагетарл собственноручно проверил ворота, двери и окна, запер внешние ворота на тяжелый засов, которым пользовался прежний хозяин склада, чтобы уберечься от воров. С обоих концов засов закреплялся особым образом, так что, не зная этого секрета, выдвинуть засов было практически невозможно. Дерево, выбранное Для дверей и засова, было очень прочным, так что можно было не бояться, что кто-нибудь сумеет выбить или сломать дверь.

Как будто мало ему было беспокойства Рошинн и странных замечаний Арминета: поздним вечером рядом с его кроватью возникла Красотка, золотой файр мастера Менолли, принесшая ему сообщение из цеха арфистов. Тагетарл удивился тому, что Олы, королевы Рошинн, не оказалось в комнате сразу после появления Красотки. Странно: обычно Ола всегда без промедления выясняла, что за гости заявились к мастеру и Рошинн.

Красотка уселась на руку Тагетарла. К ее передней лапке было прикреплено послание, но в комнате было слишком темно, чтобы прочесть его. Мастер тихо поднялся с постели, стараясь не разбудить Рошинн, прихватил штаны и рубашку и покинул спальню. Потом он слегка встряхнул Красотку и указал ей на лестницу, после чего принялся одеваться, подгоняемый возмущенным чириканьем файра. Пол был покрыт тонким ковром, не спасавшим от холода, потому мастер Тагетарл старался двигаться побыстрее, пока его босые ноги вовсе не замерзли.

Спускаясь по лестнице, Тагетарл выглянул в окно, быстро осмотрел пустой и темный двор перед цехом. Может, Ола там, устроилась где-нибудь на крыше? К крышам здания цеха примыкала крыша цеха ткачей: именно таким путем Шпилька обычно проникал к Тагетарлу. Ола знала Шпильку. Тагетарл задержался на лестничной площадке, прислушиваясь, не доносится ли из цеха какого-нибудь шума. Ничего подозрительного не было слышно, и никого не было в рабочих залах, так что Тагетарл направился в противоположную сторону, к просторной кухне.

Тагетарл уже упрекал себя за лишние волнения. В конце концов, с чего он решил, что послание касается именно цеха печатников? Мало ли причин, по которым Менолли может послать к нему Красотку посреди ночи! Но ни одну из причин, приходивших в голову Тагетарлу, нельзя было назвать ни приятной, ни радостной. Конечно, в цехе арфистов еще не так уж поздно; может быть. Менолли просто хотела спросить о нотах, которые он должен был напечатать для ее цеха? Красотка кружилась возле него, нетерпеливо чирикая; тем не менее Тагетарл не поленился дойти до входной двери. На ней был установлен прекрасный крепкий металлический замок с секретом, не зная которого дверь открыть было невозможно. Стекло в двери — работы Морилтона, разбить его очень трудно.

Тагетарл направился прямо в большую темную кухню, в которой было довольно тепло от жаровен. Оранжевые отблески от углей ложились на стены, однако света здесь явно не хватало для того, чтобы читать. Поскольку на дворе стояла зима, ставни были плотно закрыты. Тагетарл

зажег светильник и при его свете увидел Красотку, сидевшую на спинке стула. Свернув крылья, она протянула ему переднюю лапку, чтобы он мог снять с нее капсулу с посланием, и склонила головку набок, словно упрекая мастера в медлительности. Глубоко вздохнув, Тагетарл развернул тонкую бумажную ленточку.

«Скороходы подтверждают проблемы в Широком Заливе. Охраняй цех. Планируется помощь».

Итак, Рошинн была права. А Арминет? Или он просто делился своими подозрениями? Подозрениями, которые теперь подтверждает цех арфистов? Проблемы? От кого? Внезапно он вспомнил об Очистителях. Но они не проявляли никакой активности со времени Окончания Оборота. Разумеется, после Потопа, вызванного падением Огненного шара, все были слишком заняты…

— Проблемы? Какого рода проблемы? — Он по привычке наполнил чайник, поставил его греться и подбросил в очаг огненного камня. Затем уставился в огонь. — Может быть, пожар?..

Эта мысль заставила его тяжело сглотнуть. Бумага горела легко — так же легко, как сушеные травы или медицинские порошки. А у него все книги на виду, и еще больше книг уже упакованы для отправки на север и на юг. Прессы уничтожить не труднее, чем медицинские колбы и инструменты целителей, краску и чернила можно разлить, а склады, где он держал бумагу, были снабжены деревянными дверьми, поскольку стальные он не мог себе позволить.

В записке Очистители не упоминались. Что же заставило его думать, что они нападут на его цех? С другой стороны — почему нет? Он использовал процесс, которому научил их Игипс. Может, использования «методов Игип-са» достаточно для того, чтобы дать им повод для нападения?

— Какого рода помощь?

Может, стоит попросить своих помощников-мужчин спать в цехе или на складе? И попросить Олу… Кстати, где же она все-таки? Обучать файра ему помогала Менолли; Ола крайне ответственно относилась к заданиям, когда Рошинн посылала ее за чем-нибудь; она улетала и возвращалась быстрее, чем можно было от нее ожидать.

— Разве ты не должна вернуться к Менолли? — обеспокоено спросил он Красотку.

Ящерка моргнула зелеными глазами. Если у нее глаза зеленые, это означает, что она-то, по крайней мере, не волнуется.

С шелестом крыльев в кухню влетела Ола, золотая королева Рошинн. Как и ожидал Тагетарл, она приземлилась на его плечо, однако ей явно хотелось пообщаться с королевой из цеха арфистов. На секунду хозяйские повадки Олы даже развеселили Тагетарла. Красотка завращала глазами и издала несколько длинных музыкальных трелей, обращенных к более молодой ящерке; в ее голосе слышался приказ.

Ола выпрямилась на плече Тагетарла, впившись когтями ему в плечо.

— Эй, Ола, поосторожнее!

Ящерка, извиняясь, потерлась головой о его щеку. Красотка издала еще одну короткую трель и исчезла.

— Значит, она ждала, чтобы поговорить с тобой, да, Ола? И что же она сказала?

Сомкнув первую пару век, Ола посмотрела на него с выражением, отчетливо говорившим: «Тебе это знать необязательно». Однако под веками ее глаза начали вращаться все быстрее и быстрее, в них разгорались желтые искры. Тагетарл не так хорошо определял состояние и настроение файров по изменению цвета глаз, как Рошинн, однако он понимал, что изменение цвета предвещает тревогу. Оранжевый или красный обозначал опасность. Ола оттолкнулась от его плеча, напоследок кольнув его когтями так, что Тагетарл невольно поморщился, и также исчезла.

Тагетарл направился к окну и посмотрел в щелку ставень, размышляя о том, что, возможно, Красотка приказала Оле охранять цех. Еще не рассвело — самые яркие звезды только начинали меркнуть, — однако и в этом свете он уже мог разглядеть черные силуэты крыш на фоне темно-синего неба. Внезапно он заметил силуэт файра, широко распахнувшего крылья и вытянувшего шею, заметил сверкание зелено-желтых глаз. Ему лестно было думать, что его слух арфиста еще достаточно остр, чтобы услышать ее призыв. Результат воспоследовал немедленно: зрелище множества файров, появившихся над цехом и рассевшихся по крышам, подействовал на мастера-печатника успокаивающе.

«Планируется помощь», — гласило сообщение. Он знал, что файры могут яростно защищать своих друзей-людей, однако Ола была единственным файром печатного цеха. Правда, в Широком Заливе было несколько крупных стай диких файров, но у всех у них была короткая память. Наверное, Менолли все-таки имела в виду что-то более существенное, чем дежурство файров.

Чайник начал закипать; Тагетарл насыпал кла в большой кувшин и залил его горячей водой. Кажется, Бенелек говорил ему на последней Встрече, что экспериментирует с чайником, подогреваемым при помощи электричества? В животе у него заурчало; Тагетарл полез в шкафчик для хлеба и отрезал себе несколько ломтей: раз уж он проснулся, не грех было и поесть. Он как раз разыскивал что-нибудь пригодное для бутербродов, когда его ухо уловило еле слышный скребущийся звук. Неужели же он был настолько глуп, чтобы открыть входную дверь, пока проверял ее? Он взял кувшин с горячим кла и направился в коридор, готовый выплеснуть обжигающую жидкость на любого, кто решится забраться в цех в это время суток.

— Это я тут, — прошептал знакомый голос.

— Пожалуйста, Шпилька! Просто «это я», — раздраженно поправил его Тагетарл, опуская кувшин.

Шпилька подошел к двери; золотая Биста сидела у него на плече, вцепившись коготками в куртку.

— Как ты сюда попал? Нет, не говори, я сам знаю. По крыше.

Шпилька скорчил извиняющуюся гримасу.

— Но как ты проник внутрь? — Учитывая, сколько марок Тагетарл потратил на сложный дверной замок, его Удивление можно было понять. — Шпилька продемонстрировал ему небольшой ключ:

— Когда ты мне его давал, ты сказал, как открывается задвижка. Я не хотел тебя будить. — Шпилька уронил ключ в потайной карман; ключ звякнул, и Тагетарл задумался о том, сколько еще ключей хранится в карманах этого арфиста.

— Но Ола на крыше, и с ней полно огненных ящериц…

С другой стороны, что могут сделать файры, будь их даже целая стая?

— Во-первых, она меня знает. А во-вторых, за меня попросила Биста. По чести сказать, Ола действительно чуть не спустила на меня всех своих файров. — Шпилька принюхался, глядя на кувшин в руках Тагетарла. — Ты что, знал, что я приду? — удивленно спросил он.

— Ко мне прилетела с сообщением Красотка. Вы с Бистой и есть моя «помощь»?

На усталом лице Шпильки появилась улыбка:

— Отчасти; однако я рад, что предупреждение пришло и через цех арфистов. — Он оглянулся и произнес несколько громче, чем раньше: — Можете спокойно входить. Тут есть свежий кла. И, — продолжал он, обращаясь к удивленному Тагетарлу, — кстати сказать, я подозреваю, что они тоже воспользуются крышей дома ткача. Он уже столько времени слушает стук ткацкого станка, что ничего не услышит.

Шпилька уверенно подошел к буфету и принялся извлекать оттуда кружки, нанизывая их на пальцы левой руки; потом правой рукой прихватил еще четыре и, подойдя к столу, расставил их, в то время как его спутники по одному заходили на кухню.

— Будет очень мудрым поступком позволить им воспользоваться этой брешью в вашей обороне. Кстати сказать, это входит в обещанную «помощь». Не пялься на них, Таг, лучше наливай кла, а я пока что их представлю.

Пять молодых людей и три девушки собрались наконец на кухне — с заплечными мешками и корзинами в руках. Каждый из них кивал или смущенно улыбался Тагетарлу в знак приветствия.

— Ох, оставляйте вещи у порога, иначе нам некуда будет сесть, — сказал им Шпилька, после чего принялся раздавать прибывшим кружки. При этом он всех представил: Мэйси, Ченоа, Эгара, Магалиа, Фромелин, Торджус, Гаррел и Нинесс.

— Очень приятно, мастер.

— Благодарю, мастер Тагетарл.

— Вы очень добры, мастер.

— Спасибо, мастер.

— Восемь, Шпилька? — автоматически наполняя кружки, сказал Тагетарл. Интересно, хватит ли в итоге кла на него самого?

— Да, как раз восьмерых должно хватить на то, чтобы покрасить все дерево, которое тут у тебя имеется, мы подсчитали, — с усталым вздохом проговорил Шпилька, усаживаясь боком на стул и жестом предлагая своим спутникам располагаться поудобнее. — Хотя большей частью твой цех построен из прочного камня, но двери, полы и оконные рамы деревянные. Они сгорят так же легко, как и бумага. — Эти слова явно привели Тагетарла в ярость, и Шпилька успокаивающим жестом поднял руку. — А потому мы все продумали и принесли с собой огнестойкую краску, которой покроем все дерево в твоем цеху. Мы начнем прямо сейчас, и еще до полудня все будет готово. Кстати, она не пахнет; по крайней мере, в соседстве с верфями и всеми их ароматами этот запах ты даже не почувствуешь. Состав быстро высохнет, как уверил меня Пьемур, и, поскольку любезные наши Очистители никогда не забирались настолько глубоко в файлы Игипса и не подозревают о существовании подобных веществ, это поможет нам смешать им карты.

— Так это Очистители? Ты знаешь, что они планируют? — воскликнул Тагетарл, едва не расплескав горячий кла.

— Мы можем строить догадки, правда, довольно правдоподобные, основываясь на том, что они делали раньше, — с некоторой снисходительностью ответил Шпилька. Потом он поджал губы с выражением отвращения на лице.

— Но зачем им нападать на цех печатников? В конце концов, мы ведь поддерживаем учебные программы, и…

— Ну, как же! Ведь это ты напечатал отчет об Огненном шаре и о Потопе, изложил все факты… — Шпилька усмехнулся, глядя на выведенного из себя Тагетарла. — Мы предположили, что они станут распространять слухи, будто Игипс изменил сам ритм существования Перна и будто Огненный шар есть результат его вмешательства. Следовательно, все, что предлагал, рекомендовал, планировал и решал Игипс, должно подвергаться сомнению, всего этого следует избегать. А постепенно избавиться от наследия Игипса и забыть о нем, чтобы вернуться к тем «чистым» дням прошлого, когда единственной нашей заботой было Падение Нитей раз в плюс-минус двести пятьдесят Оборотов.

— И что, вот это они и собирались говорить? После всего того, как целители научились лечить травмы и болезни, которые раньше сотнями убивали людей? И это — если не говорить о книгах, к которым теперь можно обратиться, чтобы найти объяснения и ответы на вопросы, и… и…

Тагетарл был потрясен. Шпилька налил кружку кла и сунул ему в руки.

— Выпей. Ты еще не проснулся. Ты назвал лишнюю причину попытаться уничтожить твой цех.

— Лишние причины? Уничтожить цех?..

— Напечатанное слово имеет особую силу, которой никогда не будет иметь молва. Ты печатаешь правду. Очистители распространяют слухи и сплетни. Человек может перечитать напечатанные слова и заново удостовериться в правде. Слухи нельзя поймать или выследить. Может, их и интереснее передавать, но книга, слово, напечатанное на листе бумаги, — его смысл не меняется, когда оно переходит из рук в руки. Выпей кла, Тагетарл, — очень мягко проговорил Шпилька, поднимая руку Тагетарла, в которой была кружка, к его губам.

Мастер-печатник сумел проглотить всего один глоток горячей жидкости.

— Что же мне делать? Мне нужна охрана. Моих учеников не хватит…

Шпилька поднял руку, призывая его к молчанию.

— Конечно, не хватит. Это прекрасные ребята, но не подготовленные, хотя я и подозреваю, что Марли хорош в словесной перепалке; но мои люди, — он жестом обвел молодых людей, тихо попивавших свой кла, — знают кое-какие приемы и понимают толк в драке. Кроме того, мы появились вовремя, поскольку Красотка уже побывала здесь, а мои подозрения подтвердили скороходы. — Он жизнерадостно улыбнулся Тагетарлу. — Всадники — не единственные, кто оказывается в нужное время в нужном месте.

Тагетарл, не удержавшись, приоткрыл рот от удивления при этих словах.

— А теперь, когда вы допили свой кла, мальчики и девочки, пора приступать к работе: мы еще многое должны сделать до того, как наступит день. Покройте огнеупорным составом все деревянные поверхности. Перчатки, может, и не слишком удобны, но они защитят вашу кожу. И, пожалуйста, работайте тихо. Я не хочу слышать даже шлепанья кистей по дереву. В конце концов, опыт у вас есть.

Пока двое из группы собирали кружки и ставили их в мойку, остальные тихо вышли из кухни, прихватив свои вещи. Тагетарл выглянул в окно: в рассветных сумерках едва можно было различить строения на той стороне широкого двора.

— Когда состав накладывают на деревянную поверхность, он темный, а высыхая, становится прозрачным. Не беспокойся, — сказал Шпилька, поднимаясь, чтобы снова наполнить чайник водой из-под крана и поставить его на огонь. Усевшись на стул верхом, он вытащил из кармана листок бумаги и, разгладив, положил его на стол перед Тагетарлом. — Видел его тут в последнее время?

Тагетарл нахмурился:

— Это тот самый человек, которого ты рисовал, когда приходил в последний раз. Мне он показался знакомым. Я еще подумал — как странно, что он просит копию Учебных Баллад. Я только что выполнил заказ лорда Кашмана, и на складе у меня не было ни одного экземпляра. Сказал ему прийти через неделю.

Шпилька кивнул, словно это вовсе не было для него новостью:

— Завтра.

— Ты хочешь сказать, он планирует вот так просто войти сюда… — Тагетарл пришел в ужас, вспомнив о том, что уже совершили Очистители. — Я показал ему цех. Это было простой любезностью…

На лице Шпильки появилась сардоническая усмешка:

— Надеюсь, ты ограничился цехом.

— Да, но я еще упомянул о том, сколько у меня учеников…

Тагетарл хлопнул себя ладонью по лбу. Как он был наивен! Неужели он утратил ту предусмотрительность и осторожность, которая свойственна арфистам? И где его проницательность?! У него в обучении было семь парней — все они, исключая Марли, еще подростки — и еще три девушки, все — худенькие и легкие в кости, которых взяли в цех, потому что у них были ловкие руки и быстрые пальцы. Прибавить к ним тех восьмерых, которых привел с собой Шпилька…

— Не нервничай, — успокаивающе проговорил Шпилька. — У тебя не было повода — по крайней мере, тогда — для каких-либо подозрений. И не было причин быть нелюбезным. В конце концов, ты выполняешь особую работу. Пусть даже Очистителям это и не нравится.

Тагетарл глотнул горячего кла, но напиток, вопреки обыкновению, не принес ему ни успокоения, ни облегчения и быстро стынущим комом провалился в желудок.

— Сколько нападавших было в цехе целителей? Десять? Нет, пятнадцать.

— Я бы сказал, для той работы, которую они собираются проделать здесь, им понадобится по меньшей мере десять человек, — заметил Шпилька словно бы вскользь, как будто это не имело никакого значения. — А еще какие-нибудь «любопытные» посетители у тебя бывали в последнее время?

Тагетарл спрятал лицо в ладонях, потер лоб, потом поскреб в затылке.

— Очень может быть. Но все они выглядели разумными людьми.

— Может быть, — дружелюбно заметил Шпилька, — такими они и были — исключая, конечно, тех, которые считают, что ты — лживое орудие Мерзости, и все только потому, что ты можешь переписать целую книгу не за многие месяцы, а за день.

Тагетарл застонал.

Протянув руку, Шпилька похлопал Тагетарла по плечу:

— Но мы предупреждаем всех, кто находится в опасности, а я знаю, кого — и что — искать.

— Те три рисунка, которые ты мне показывал?..

— Надеюсь, все трое придут на эту вечеринку, — на лице Шпильки появилось загадочное выражение.

— На вечеринку?.. — вскинулся мастер-печатник.

— Ну, если угодно — на комплекс вечерней гимнастики. Поскольку они надеются застать тебя врасплох и устроить тебе сюрприз, мы приготовим сюрпризы для них самих. — Он поднялся, и Биста скользнула со своего насеста на подоконнике ему на плечо. — Пойду, помогу там.

Тагетарл привстал, с трудом приходя в себя от потрясения, но Шпилька указал ему на чайник:

— Нам понадобится еще кла, и много. И не обращай на меня внимания, пока я буду тут ходить сегодня, хорошо? Сделай вид, что ты меня не замечаешь. Остальные спрячутся на чердаке: главное — никого туда не посылай, хорошо? Воду и еду мы Принесли с собой. Никто не узнает, что мы здесь.

Он уже собрался уходить, но остановился, погладив золотую ящерицу, сидевшую у него на плече.

— Еще одно, Таг, — продолжал он. — Ты можешь внезапно получить неожиданный подарок, например, мехи с вином. Так вот, даже из вежливости — не пробуй это вино. И никакую пищу, которую тебе предложат в благодарность за книги.

— Что?..

Тагетарл ошеломленно уставился на Шпильку. Они действительно принимали свежие фрукты и мясо в обмен на книги. Неужели Очистители дошли до того, чтобы использовать яд? Потом он вспомнил, что мастеру Робинтону подсунули снотворное и похитили его на Встрече в Руате, где были сотни людей.

— И сколько человек может быть в это вовлечено? Шпилька пожал плечами:

— Не знаю, но Очистители, похоже, работают группами. Поскольку они намереваются разрушить цех, то приведут достаточно народа, чтобы все тут разнести. Есть еще люди, — и он тяжело вздохнул, сожалея о том, что такие люди встречаются, — которые берутся за любую работу, лишь бы она приносила им марки.

Тагетарл содрогнулся, ясно представив себе разрушенный цех, горящую бумагу, рассыпанный повсюду краситель, удары молота, обрушивающиеся на его прессы… Даже если Шпилька совершенно уверен, что его состав поможет спастись от огня…

— Ты не успокоил меня, Шпилька, — едко проговорил он.

— Мы хотим, чтобы они вошли внутрь, — продолжал Шпилька, которого тон Тагетарла вовсе не смутил, — чтобы они продемонстрировали свои недобрые намерения, и при этом не хотим, чтобы они вышли наружу.

Его зубы обнажились в недоброй усмешке.

— Это сделать легче; ты меня понимаешь?

— Нет, не понимаю, но вижу, что это именно такое приключение, которое доставляет тебе огромное удовольствие!

— Когда ты был помоложе, Таг, тебе тоже нравились опасные приключения. — Шпилька нимало не смутился. — Пока ты не стал мастером и не основал новый цех.

Прежде чем Тагетарл успел ему возразить, он поднялся со своего места.

— Кстати, если услышишь, как кто-то свистит, — он издал чистую высокую трель, — вот так, то это я. Если услышишь вот такую, — такт из пяти нот прозвучал очень странно, похоже на музыку, которую Менолли писала для квартетов очень опытных музыкантов, — это означает, что поблизости появился кто-то подозрительный. Запомнил?

— Разумеется, — с некоторой обидой ответил Тагетарл. — В конце концов, я — мастер цеха арфистов. Кстати, это напомнило мне вопрос, который я хотел тебе задать: где ты набрал эту свою команду, да еще так быстро? В одном из цехов?

В этих молодых людях было что-то знакомое, но что именно, Тагетарл не мог бы сказать.

— Там и тут, — загадочно ответил Шпилька, но затем прибавил с необычной прямотой: — Скороходы и кое-кто — из жителей побережья: они ждали кораблей. Все это проверенные люди, уверяю тебя. Они меня просто загнали, пока мы добирались сюда. И по крыше быстро пробрались. — Он выглянул наружу. — Кроме того, они умело управляются с кистями… и не только с кистями.

Тагетарл не успел спросить больше ничего: Шпилька с Бистой на плече уже покинул кухню. Удивленный появлением Шпильки и потрясенный мыслью об опасности, грозившей его цеху, Тагетарл остался стоять посереди кухни, оглядываясь по сторонам и размышляя, как ему сообщить все эти новости Рошинн. Что ж, если он вымоет кружки и уберет их на место, она не узнает о ранних посетителях. По крайней мере, не сразу.

— Входи, моя милая Тай, — сказал Ф’лессан, когда она вошла в кухню, — мы поедим — а потом займемся делом.

Он поднялся и шагнул ей навстречу.

Она улыбнулась ему, хотя и не без некоторой настороженности. У него была привычка разбрасываться, как будто ему доставляло удовольствие выводить ее из равновесия. Возможно, она была близка к истине.

Она полагала, что после того, как Голант’ догнал Зарант’у, Ф’лессан постарается потихоньку отделаться от зеленой всадницы — возможно, более ласково и осторожно, чем это было с другими. Однако он, напротив, настоял на том, чтобы она осталась в Хонсю, чтобы выбрала себе комнату — хотя они почти всегда делили большую комнату, которую он выбрал для себя; он показал ей весь холд, который был когда-то рассчитан на большое число жителей. Она и не знала, что в этой горе так много этажей. Ей понравилось прекрасно оснащенное помещение мастерской, расположенной на том же уровне, где размещался покрытый пленкой корпус летательного аппарата Предков. В ту ночь, когда упал Огненный шар и множество обитателей Монако-Вейра нашли прибежище в Хонсю, должно быть, впервые за века этот вейр-холд был заселен хотя бы наполовину…

Ф’лессан радовался, когда она говорила об астрономии; он сумел доставить из Архивов тексты, которые не торопился возвращать. Она подозревала, что мастер Эсселин даже не знает, что эти тексты кто-то взял почитать.

— Думаю, мы уже давно это откладывали!

Его глаза блеснули — и это послужило Тай единственным предупреждением: мгновением позже он подхватил ее на руки и закружил. Она обхватила его за плечи, но не потому что боялась, что он ее уронит. Ей все еще требовался предлог, чтобы коснуться его. Она не привыкла ни к неожиданности его поступков, ни к тому, что ему нравились прикосновения, однако она училась радоваться им. Улыбка светилась в его серых глазах. Если бы она не знала так хорошо все морщинки, которые тревоги оставили на его лице, она бы сочла, что он становится гораздо моложе своих лет, когда он улыбается вот так. Такая открытая, веселая и искренняя улыбка!

— Откладывали что? — спросила она, подстраиваясь под его тон. Он явно хотел чем-то удивить ее.

— Сегодня такая чудесная ясная ночь! — Он выдержал мучительно-долгую паузу, во время которой она вдруг поняла, что он имел в виду, и невольно вскрикнула от восторга. — Да, сегодня, моя милая зеленая всадница, мы можем настроить телескоп.

Тай пришла в восторг и не могла этого скрыть.

— Ты достал монитор!

— И программы для управления телескопом. Эррагон скопировал их для нас. Он также дал нам программу поиска. И у нас всегда будет достаточное количество расходных материалов, необходимых для работы. — Его глаза решительно блеснули. — Все, что нам нужно, — настроить телескоп в нужное время на нужный участок неба.

Конечно, он был прав — и, видя его лучезарную улыбку, его широко распахнутые глаза, она не сомневалась в том, что он добьется успеха, несмотря на все сложности. Он был человеком, чей характер сочетал в себе удивительно контрастные черты. Ее это совершенно очаровывало; она упрекала себя за то, что когда-то считала его легкомысленным и поверхностным. За несколько последних недель она узнала, как серьезно он воспринимает свои обязанности, как он умеет заражать всех вокруг своим оптимизмом; узнала, что он никогда не отказывается от тяжелой или грязной работы, которая ему поручена. Так было и в Бенини-холде, где им пришлось копаться в земле и сажать деревья; а ведь он мог бы препоручить эту работу другому всаднику… Несомненно, он вовсе не был легкомысленным и избалованным парнем из Вейра, каким описала его Миррим.

— Конечно, я могу помочь тебе с выполнением заданий Эррагона, — проговорила она, мгновением позже поняв, с какой легкостью ему удается вовлечь ее в свои планы. — Он доверял мне сравнение снимков неба, сканирование и исследование…

— Я бы предпочел исследовать тебя, Тай, моя дорогая, — сказал он, поцеловав ее в ямку между ключиц; его губы показались ей необыкновенно нежными и теплыми — особенно после путешествия в Промежутке. — Однако мы должны продемонстрировать Эррагону результаты из Хонсю, иначе он настоит на том, чтобы снова утащить тебя в Прибрежный.

Он медленно опустил ее на землю. Ей нравилось ощущать тепло его тела, когда он обнимал ее: Ф’лессан был так полон жизни, он был таким энергичным, таким… живым!

Он не убрал руки, продолжая нежно обнимать ее за плечи.

— Я сегодня провел массу времени, изучая то, что Игипс называл «курсом повторения», — прибавил он с улыбкой. — Мне кажется, в первый раз я на многое не обратил должного внимания…

Она заметила, как потемнели его глаза при мысли об утраченных возможностях. Легко погладила его щеку:

— Если бы мы все знали то, что знаем сейчас…

— О, да. — Его губы горько скривились.

Тай снова удивило то, что Ф’лессан не пытается скрыть свое сожаление и печаль. Он всегда казался таким уверенным в себе. Она ощутила легкое смущение при этом проявлении интимности и, отведя взгляд, заметила вдруг дымящийся котелок на огне.

— Ты что-то готовил? — и, присмотревшись добавила: — Этот котелок не из Хонсю.

— Нет. — Он хмыкнул, на мгновение крепче прижал ее к себе, потом подошел к плите. — На обратном пути я остановился в холде у Сагасси. У меня были с собой гвозди, которые они заказывали в кузнечном цехе на Посадочной площадке. Она настояла, чтобы я взял вот это как плату за доставку. — Он пожал плечами. — Напомни мне вернуть котелок.

— Напомню, — ответила она. — После того, как удостоверюсь, что ты как следует его вымыл.

Девушка просто не могла удержаться и не подразнить его. Взяв деревянную ложку, она помешала содержимое котелка:

— О, смотри — чуть не подгорело!

— Значит, еда уже достаточно горячая, чтобы можно было ее есть.

Ф’лессан отодвинул Тай в сторонку, жестом предложил ей сесть за стол, который, как она заметила, был накрыт на двоих, и принялся раскладывать содержимое котелка по двум широким, глубоким мискам. Миррим в жизни не поверила бы, что Ф’лессан может быть таким заботливым и хозяйственным. Тай отломила кусочек от ломтя хлеба, обнаружив, что хлеб совершенно свежий; кроме того, на столе стояла миска салата — на побережье снова появились зелень и овощи. Тай разлила вино по стаканам, в то время как Ф’лессан ставил на стол полные с верхом миски.

— Сагасси сказала, что Риллер, Джубб и Спарлинг видели следы кошек: они снова пробираются в долину, — заметил он. — Они еще не проверяли, не пропал ли скот, но в последнее время животные стали какими-то пугливыми. — Он подул на ложу, остужая кусок мяса в соусе. — Эти проклятые твари, возможно, снова охотятся по нашу сторону хребта.

Восемь семей, постепенно расчищавшие земли, чтобы выращивать на них все необходимое и выпасать скот, поселились в долине, располагавшейся к северу от Хонсю. Они защищали свои дома и выгоны от насекомых, которые во множестве водились в южных землях, драконьими экскрементами и порошком огненного камня. Впрочем, от жуков-вонючек это не защищало. Драконы, посещавшие небольшие поселения, а также те, которые жили в Хонсю после падения Огненного шара, существенно расширили периметр новых людских владений. Когда драконий помет высыхал, он переставал оскорблять обоняние людей, однако оставшегося запаха хватало, чтобы отпугивать не только насекомых, но и хищников — кроме разве что самых голодных.

Тай и Ф’лессан охотились в этих краях в первую неделю, которую они провели вместе в Хонсю. Они с Зарант’ой едва не поймали кошку с дымчатым мехом, из самых ценных расцветок. У всадников было столько дел, что им редко удавалось выбраться на охоту.

— Надо спланировать облет границ холдов, чтобы отбить у хищников охоту забредать на эти земли, — проговорил Ф’лессан. Он отломил кусок хлеба и предложил его Тай; потом взял кусок сам. — Ты уже закончила выделывать те шкуры, которые у нас уже были?

— Почти закончила. Должно быть, на той стене, на которой я просушиваю шкуры, во времена Предков делали то же самое.

— Скорее всего. Судя по записям холда, они обеспечивали себя сами. — Он покачал головой. — Я так и не сумел понять, что же произошло с людьми, которые жили здесь — и, судя по всему, жили хорошо. Почему они просто… — он недоуменно развел руками, — ушли? Девушка кусочком хлеба вытерла соус с губ:

— Может быть, эпидемия?

Болезни опустошали так много холдов, что такое предположение не могло не возникнуть первым. Он покачал головой:

— Нет, я не нашел скелетов.

— Может быть, вредители уничтожили кости? Или хищники растащили?

— Но люди убрали все очень тщательно и аккуратно…

— Так, будто собирались вернуться? — удивленно спросила Тай. Да, Ф’лессан тщательно изучал историю своего холда.

— Нет, так, словно они всегда заботились о своих инструментах и орудиях таким образом. — Он указал на кухню, на посуду и кухонные принадлежности, аккуратно расставленные по своим местам.

— Как в мастерской.

Шкафы и полки мастерской произвели на Тай неизгладимое впечатление: все было тщательно упаковано, законсервировано в жире или масле или в герметичных пластиковых упаковках, которыми пользовались Предки. Даже летающая машина была тщательно запакована в пластик и сохранилась в неприкосновенности. У Тай, в отличие от Ф’лессана, никогда не было возможности посетить Пещеры Кэтрин, но он говорил, что эти пещеры еще не изучены до конца и еще не все хранящиеся там сокровища обнаружены и извлечены. Образцы предметов, которыми пользовались Предки, были выставлены на Посадочной площадке; многие из них все еще были в той упаковке, которая использовалась для доставки в систему Ракбата. Тай, как и другие, не понимала, с какой целью использовались некоторые из них. — Но почему они оставили такое прекрасное место?

— Когда окончится это Прохождение, будь уверена, я никуда отсюда не уйду, — рассудительно уверил ее Ф’лессан. — Я и так здесь нахожусь больше, чем должен. — При этом он улыбнулся той очаровательной, исполненной обаяния улыбкой, которую Тай так любила. — Ешь, моя милая зеленая всадница. Тебе не следовало есть так много, — заметил он через двадцать минут, когда она с трудом поднималась следом за ним по крутой лестнице к обсерватории. Впрочем, как заметила Тай, он тоже дышал тяжело. — По счастью, нам не придется таскать вещи.

Ф’лессан раскрыл ей секреты устройства обсерватории Хонсю; правда, не все секреты, с мальчишеской улыбкой сообщил он, но поверь, Кенджо уж постарался, чтобы сюда нелегко было добраться! Первым препятствием была лестница, ведущая вверх через шесть уровней утеса Хонсю.

— А Голант’ тоже наблюдает за звездами вместе с тобой? — спросила Тай. Зарант’а никогда не возражала против того, чтобы Тай проводила долгие часы на ее зеленой спине, наблюдая за ночным небом: напротив, ей это, кажется, даже нравилось.

— Он делает вид, что ему интересно, — насмешливо и тихо проговорил Ф’лессан, оборачиваясь к девушке. «Надеюсь, я не причиню вреда этим штукам, когда принесу их тебе так высоко наверх», — ворчливо проговорил Голант’.

— Голант’, ты будешь нести их так же бережно, как яйца файров, — сурово ответил Ф’лессан, подмигнув, однако, Тай. — Когда я нашел это место, здесь был страшный кавардак, а большая часть солнечных батарей внизу была засыпана землей или исчезла. Было гораздо хуже, чем в здании Админа. — Он глубоко вздохнул, прежде чем шагнуть на следующую ступеньку. — Голант’ очень помог мне, когда я чинил их и устанавливал новые панели. Конечно, в обсерватории он не помещается, но, по крайней мере, он заставляет меня работать на совесть.

Ф’лессан хмыкнул и снова зашагал по лестнице: каблуки стучали по металлу ступеней. Девушка чувствовала, как напряжены ее мышцы, уставшие от долгого подъема.

— Просто прекрасно, что труба телескопа была в вакуумной упаковке, — продолжал Ф’лессан. — Еще одно доказательство моей теории о том, что они намеревались вернуться! — Тай видела, что он пользуется перилами, чтобы облегчить себе подъем, слегка подтягивая свое тело вперед. Хорошая мысль! Она последовала его примеру. — Мы прочистили и починили вентиляцию и солнечные батареи, которые потом оставили заряжаться и накапливать энергию. И я решил выяснить, работает ли найденный мною телескоп. Он работал.

Он глубоко и удовлетворенно вздохнул:

— Нам нужно будет провести калибровку, но у меня есть файлы, которые помогут нам сориентировать телескоп по нужным звездам. Как только мы подключим компьютер и удостоверимся, что телескоп настроен верно, мы продолжим изучать ту часть неба, о которой говорил Эррагон. Программа позволяет перемещать зеркало телескопа. Картинки будут выведены на экран, а мы решим, что нужно сохранить.

Он помолчал, прежде чем снова начал подниматься вверх. Девушка удивилась тому, что он не бережет дыхание, но Ф’лессан любил поговорить, а поскольку голос у него был действительно приятный и ей нравилось его слушать, она не возражала. В любом случае обычно ей было нечего говорить.

— Генератор теперь тоже работает, так что нам не придется ограничиваться энергией солнечных батарей, — у него хватило дыхания на то, чтобы усмехнуться. — Предки мудро использовали источники энергии, не расходующие природных ресурсов. Когда мы сказали Игипсу, что нашли древние механизмы, клянусь, он едва не рассмеялся.

— Рассмеялся???

Тай никогда не приходило в голову, что Игипс мог быть наделен чувством юмора. Она едва не оступилась, ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть.

— О, у Игипса было прекрасное чувство юмора. Знаешь, как иногда люди делают паузу, когда внутренне подсмеиваются над чем-то? Так вот, иногда Игипс делал паузу, выжидал несколько секунд, а потом продолжал говорить. Пьемур был уверен в том, что в такие моменты Игипс смеется про себя, но Джейнсис приходила в ужас от одного предположения, что машина может смеяться.

Тай не видела лица Ф’лессана; однако, хотя он зачастую и отпускал шуточки по поводу Оборотов, которые он провел в обучении у Игипса, при этом в нем ощущалось уважение более глубокое, чем он испытывал даже к предводителям своего Вейра. Она была так молода, когда вместе с родителями прибыла из Керунских гор для работ на Посадочной площадке; молода и болезненно наивна. Ей все время повторяли, что она получает прекрасный шанс, обучаясь на Посадочной площадке, и она сосредоточилась на обучении всеми силами, чтобы никого не разочаровать, включая и Игипса. Тогда она ни в чем не сомневалась. Теперь, тем более в присутствии Ф’лессана, она чувствовала, что может задавать вопросы.

— Почему Игипса насмешило бы, что ты нашел этот ценнейший инструмент и мощный генератор?

— Я подозреваю, — Ф’лессан поднялся еще на несколько ступенек, прежде чем ответить, — потому, что Кенджо очень хорошо продумал множество вещей. Например, во время каждого полета на «Йоко» экономил немного топлива и сохранял его в канистрах, чтобы летать на своем маленьком самолете, который он сам построил. А машины для резки камня он использовал гораздо шире, чем любой колонист. И посмотри, какое прекрасное жилище он создал! Его жена Ита была артистической натурой, и наверняка это она нарисовала те фрески в главном зале и соткала некоторые гобелены… Ну, вот мы и добрались, — в его голосе слышалось явное облегчение. Всадники были привычны взлетать на большую высоту, но карабкаться вверх — нет, это было не для них.

Девушка не скрывала того, что подъем по узкой винтовой лестнице утомил ее. Ноги у нее устали, болели мышцы и левое колено. Она быстро размяла ногу, пока Ф’лессан вставлял ключ в замочную скважину запертой двери, к которой они и стремились.

Сперва Тай не видела ничего, кроме гладких, кремового цвета стен, подсвеченных маленькими лампочками. Она чувствовала легкий ветерок, поднимавшийся снизу, холодивший ноги и тело, осушавший выступивший на лбу пот; потом открылась дверь, находившаяся чуть выше уровня ее глаз. Ф’лессан подтянулся и забрался внутрь, на мгновение закрыв своим телом свет. Девушка поднялась еще на несколько ступеней и попала в помещение, столь великолепное, что несколько мгновений она просто стояла неподвижно, оглядываясь по сторонам. В середине на деревянном полу возвышалось нечто массивное и темное, но что — разобрать пока было нельзя.

Ф’лессан нажал выключатель возле двери: мигая, по одной начали зажигаться лампы по периметру комнаты, примерно на высоте роста Ф’лессана от пола. Тай ощутила новый порыв свежего ветерка.

Когда зажегся свет, она увидела длинный цилиндр телескопа Хонсю: он был таким большим в диаметре, что она не смогла бы обхватить его обеими руками, — и длинным — Ф’лессан был бы ниже его, если бы телескоп поставили вертикально. Труба телескопа была установлена на U-образном штативе, который, как рассмотрела Тай, подойдя ближе, покоился в свою очередь на тяжелой металлической плите, прикрепленной к металлическому вращающемуся основанию. С такой установкой телескопа Тай еще не приходилось сталкиваться: она привыкла к тому, что труба телескопа может поворачиваться вверх и вниз, вправо и влево и по азимуту. Именно так был установлен больший по размеру телескоп Прибрежного. Телескоп Хонсю представлял собой не ажурную металлическую конструкцию, а массивную трубу тускло-кремового цвета, сделанную из разных материалов. В задней части, как она знала, размещалось 620-миллиметровое отражающее зеркало. В отличие от телескопа Прибрежного, где зеркало было ясно видно сквозь поддерживающую его ажурную конструкцию, здесь оно было закрыто полупрозрачным цилиндром. Только служебные устройства, подключенные к этому телескопу, позволяли видеть, что еще находится у него внутри. Она видела охлаждающие трубки и электрические кабели, подключенные к цилиндру примерно посередине: там, насколько знала девушка, расположена камера телескопа. Сверху к основному телескопу крепился поисковый телескоп и еще два каких-то загадочных цилиндра. Телескоп Прибрежного, одна из классических моделей Предков, был вполовину короче этого, с линзой метрового диаметра; его оптические приборы были полностью сосредоточены вокруг зеркал и заключены в какой-то светло-серый материал, известный только Предкам. Здесь, как и в Прибрежном холде, телескоп стоял на деревянном возвышении, оберегающем телескоп от вибраций, что позволяло людям спокойно ходить вокруг. Здесь обсерватория была вырублена в скальном утесе; в Прибрежном была оборудована цементная площадка на скальном выступе.

Почти с робостью девушка подошла к цилиндру, посмотрела на крышку, закрывавшую видоискатель телескопа, борясь с искушением снять ее. Однако она уважала чувства Ф’лессана, который, разумеется, имел больше прав на этот телескоп. Тем неожиданнее и радостнее для нее было то, что такой торжественный и ответственный момент, как подключение и отладка телескопа, он решил разделить с ней.

— А теперь смотри! — подняв левую руку, объявил он; его глаза горели от радостного нетерпения. Пальцами правой руки он нажал еще несколько переключателей, и Тай окончательно отвлеклась от созерцания телескопа и изучения способа его установки.

Она вздрогнула от удивления, когда в потолке открылась щель; отступив на шаг назад, к Ф’лессану, она смотрела, как движется, расходясь в стороны, то, что казалось ей каменным монолитом, как половинки купола уходят в стены, утопают в них, пока вся обсерватория не оказалась под открытым небом.

— Полный обзор! — воскликнул Ф’лессан с гордостью, указывая вверх. — Голли нашел трещину в скале, когда мы чинили солнечные батареи, — но не существует ни одного камня, в котором трещины шли бы по прямой. — Он фыркнул. — У нас с Джейнсис и Пьемуром ушло немало дней на то, чтобы починить все это, нанести смазку и привести в рабочее состояние.

Тай знала, что, как последняя деревенская дурочка, таращится на великолепие звездного неба Южного полушария — так, словно видит его впервые. Внезапно над обсерваторией скользнули две темные бесшумные тени. Девушка вздрогнула.

«Мы!» — объявила Зарант’а и издала торжествующий мелодичный крик, явно довольная тем, что напугала свою всадницу. Она держала глаза закрытыми и только теперь распахнула их; глаза у нее сияли счастливым зеленым светом.

«Ты хотела меня напугать», — обвиняюще сказала Тай своему дракону.

«Голант’ решил, что это будет здорово», — невинно ответила Зарант’а, слегка склонив голову набок, и посмотрела на свою всадницу так, словно просила прощения.

Голант’ явно веселился, показывая белые зубы.

— Вот тебе и парочка: дурачатся, как подростки на Встрече, — заметил Ф’лессан, ободряюще сжав плечо Тай, после чего направился к Голант’у. Внезапно тон его совершенно изменился, став почти резким: — Голли, постарайся не наступить на солнечные батареи, когда будешь передавать мне приборы. Тай, можешь забрать то, что принесла Зарант’а? Я бы хотел наладить и запустить эту систему до рассвета.

Он потянулся и подхватил коробки, которые передал ему по одной Голант’, благо роста хватало. Тай преодолела оцепенение — ее слишком потрясло зрелище ночного неба, она даже не ощутила присутствия своего дракона — и ухватила за угол коробку, которую передавала ей Зарант’а.

— Мы все распакуем здесь, Тай. Здесь больше места. Комната, в которой находится пульт управления, — внизу, туда нужно спуститься по той вон небольшой лестнице. — Он указал на дальнюю стену, где Тай только теперь заметила еще одну лестницу, уходящую вниз, в некое подобие колодца.

«Я правда напугала тебя, Тай?» — виновато спросила Зарант’а, прикрывая глаза первой парой век в знак извинения.

«Конечно, напугала! — ответила Тай с некоторым возмущением, но потом смягчилась. — Что, Голант’ учит тебя плохим манерам?»

«Ничему такому, что мне бы не нравилось», — невинно похлопав веками, ответила Зарант’а.

Тай откашлялась.

— Что это у меня тут, Ф’лессан? — спросила она, решив сменить тему.

Ф’лессан оторвался от той коробки, которую он распаковывал.

— О, это монитор! — ответил он и одним прыжком оказался рядом с ней. — Я сейчас, только включу там внизу свет. — Он направился к лестнице и принялся набирать комбинацию кода. — Должно быть, Кенджо был просто помешан на безопасности, что так тут все обустроил. Как будто кто-то мог украсть телескоп или звезды.

После того как загорелся свет, Тай легко одолела десять ступеней, ведущих в нижнюю комнату. Панели управления были недавно вычищены, под лестницей стояли Два кресла на колесиках, по полу тянулись провода, явно идущие к телескопу. Девушка поставила монитор на место, где, судя по всему, он и должен был помещаться. Несомненно, давно умерший Кенджо использовал такое же устройство, чтобы увидеть картины, которые, как она надеялась, по-прежнему можно было видеть при помощи телескопа.

Ф’лессан с грохотом спустился по металлическим ступеням, неся клавиатуру, декодировщик и дискеты для хранения информации. Его глаза горели в предвкушении того, что должно произойти. Без единого лишнего движения он разложил все на рабочем столе, а диски поставил на полки над столом, чтобы можно было без труда прочитать то, что написано на коробках; потом принялся подключать устройства, бормоча себе под нос, что куда, пока вся система не была собрана. Выпрямившись, он заложил руки за пояс и глубоко вздохнул. Потом протянул руку к дискетам на полке, выбрал ту, которая была нужна для калибровки телескопа, и сунул ее в дисковод.

— Ну что, проверим, будет все это работать или нет? О-о, — и он почти мгновенно оказался на середине лестницы, — сперва нужно его расчехлить.

Тай услышала, как он топает по деревянному полу наверху, как говорит драконам, чтобы они нашли себе удобное место неподалеку и чтобы были поосторожнее с солнечными батареями. Потом он снова вернулся, потирая руки, вытащил из-под лестницы оба кресла, подтолкнул одно к Тай, во второе сел сам и на несколько мгновений замер, словно не решаясь опустить руки на клавиатуру.

— Итак, — объявил он наконец, улыбаясь девушке, с сияющими глазами, — да будет свет!

Он набрал несколько команд, глубоко вздохнул, когда монитор ожил, ввел следующую серию команд и скрестил руки на груди.

— Тай, не забывай дышать!

Она улыбнулась, осознав, что все это время действительно сдерживала дыхание.

На мониторе появилось изображение северного горизонта: он был ориентирован в том же направлении, как и века назад.

— Итак, — Ф’лессан потер руки, — давай-ка займемся калибровкой. Я использую в качестве первой точки проверки альфу Креста.

В его глазах плясали веселые искорки; Тай поняла, что он вспомнил, как она показывала ему звезды в тот первый вечер, который они провели в Хонсю. У нее даже дыхание перехватило: она увидела в этом еще одно доказательство того, как дорога ему.

— Я сделаю допущение: прошло уже некоторое время с тех пор, как мы проверяли положение звезд в последний раз.

Тай поднялась и встала позади него, решившись положить руки ему на плечи, пока он набирал на клавиатуре новые команды.

— Хорошее начало…

Пока Ф’лессан ожидал ответа системы, он поднес правую руку Тай к своим губам и поцеловал ее ладонь, не отрывая глаз от экрана; телескоп послушно изменил положение, настраиваясь на координаты альфы Креста.

— Когда представится такая возможность, мы автоматизируем процедуру, но сейчас я просто не могу удержаться от того, чтобы не похвастаться немного. У тебя намного больше опыта работы на большом телескопе, чем у меня.

Он вернул руку Тай себе на плечо, погладив ее напоследок.

— О, вот и все! — с торжеством воскликнул он, указывая на монитор, на котором теперь в самом центре находилась альфа Креста. Потом подался вперед, приглядываясь, изучая координаты на мониторе. — И нет никаких оптических отклонений.

Он улыбнулся Тай; его серые глаза сверкали, и девушка невольно почувствовала, как радостное возбуждение и энтузиазм бронзового всадника передаются и ей. Он был счастлив, как мальчишка, словно все это — и компьютер телескопа, и сам телескоп, и обсерватория — было делом его рук; не удержавшись, Тай взъерошила его густые волосы. Ф’лессан тихо рассмеялся: ее неожиданное прикосновение явно доставляло ему удовольствие.

— А теперь бета Креста, — набирая координаты следующей звезды, проговорил он; монитор послушно показал бету Креста. — Слушай, у меня неожиданно появилась идея! — Он обернулся к Тай с выражением бесшабашной Удали на лице. — Как только мы удостоверимся, что все настройки телескопа в порядке, мы просмотрим каталог

Хонсю и дадим ему координаты любой точки, какая только придет нам в голову! Например, одной из туманностей, которые я изучал в последнее время, или какой-нибудь спиральной галактики, или еще чего-нибудь, что находится не рядом с Перном!

Это предложение восхитило Тай. Ей часто хотелось просто посмотреть, что находится там, за пределами их темного уголка Вселенной, — на облачные каньоны с темными провалами, на призрачные круги туманностей, на газовые облака, подсвеченные сиянием новорожденных звезд. Ей так хотелось увидеть своими глазами вечную и вечно меняющуюся магию Вселенной…

— И мы сделаем несколько снимков того, что нам понравится больше всего, верно?

Она улыбнулась Ф’лессану. А он, прежде чем снова приступить к работе, поцеловал ее в обе ямочки на щеках.

Тагетарл провел ужасный день, стараясь вести себя с учениками и клиентами, как обычно, — и все время невольно задавался вопросом: как должно же выглядеть это «обычно»? Например, в обычный день он не заваривал бы столько кувшинов кла еще до рассвета и не мыл так много кружек. Конечно, у него всегда был наготове свежий кла к тому времени, когда он открывал ворота цеха и отпирал двойные двери. Он обратил внимание на то, что дерево блестит чуть ярче обычного, но, хотя долго принюхивался (что заставило его старшего ученика Марли удивленно покоситься на своего мастера), ощутил не запах краски, а запах рыбы, бумаги и чернил. Ему удалось отчасти успокоиться и восстановить, по крайней мере, до некоторой степени, душевное равновесие, когда он принялся заниматься обычными делами.

Он услышал свист, задумался на мгновение и тут увидел двух мрачных типов, которые вкатывали во двор две большие бочки.

— Вот то, что вы заказывали, мастер Тавгурталл, — проговорил тот, что был постарше, ставя бочку в угол возле правой двери.

Как это похоже на Шпильку — искорежить его имя до неузнаваемости! Тагетарл ограничился тем, что кивнул старшему оборванцу. Второй мужчина, выглядевший таким же оборванным и грязным, как и первый, поставил свою бочку по другую сторону от входа.

— То, что вы просили, — с этими загадочными словами оба и ретировались.

— Как я и говорил, Марли, — продолжал Тагетарл прерванный разговор, постукивая по распечатке, чтобы добиться от ученика полной сосредоточенности и внимания.

Он пытался погрузиться в ежедневные обязанности: составил несколько заказов на бумагу мастеру Бенелеку, проверил работу двух девушек-переплетчиц, удостоверился’в том, что Деларт режет кожу достаточно экономно, что Уил обрезает края страниц очень аккуратно и ни разу еще не попал себе по пальцу чрезвычайно острым лезвием широкого ножа. Тагетарл невольно подумал о том, что можно забрать нож и использовать его против Очистителей нынче ночью — или в любой момент, когда они решат напасть на цех.

Во время очередного обхода двора он заметил, что Ола часто слетает с крыши и заглядывает в кухонное окно: она явно проверяла, где находится Рошинн. Тагетарл не сказал Рошинн о том, что, возможно, им предстоит пережить нападение: сегодня она была такой счастливой и скорее всего не вспоминала ни о каких своих дурных предчувствиях. Кроме того, сегодня ей нужно было проверить и вычитать крайне сложное руководство для кузнечного цеха. На крышах было столько файров, что Тагетарл не мог разглядеть среди них бледно-золотую Бисту; впрочем, маленькая королева, похоже, в пронырливости не уступала своему хозяину. Файры, расположившиеся погреться на крышах, были, судя по всему, дикими. Или все-таки нет? Наверняка Тагетарл не знал, а поразмыслив, решил, что это не имеет особого значения. Файры — существа непостоянные.

Есть ему не хотелось; кроме того, он уже представил себе, как будет браниться Рошинн, узнав, что он не предупредил ее об опасности, грозящей цеху. Обычно он рассказывал ей все. Но, с другой стороны, зачем ей тоже волноваться весь день? Ей нужно сосредоточиться на руководстве: сам Тагетарл был просто не способен заниматься сегодня корректурой. Помощников Шпильки он не видел, равно как и самого Шпильки в каком бы то ни было обличье. Он не знал, стоит ли в конце дня переносить бумагу, которая пойдет в работу завтра, из кладовых в цех, как он делал обычно. Однако, с другой стороны, будет ли кто-нибудь следить за тем, выполняет ли он все свои ежедневные обязанности? Он поглаживал деревянные рамы и двери, но не видел и не ощущал никакой разницы с тем, что было прежде, как не видел и покрытия из удивительной огнестойкой субстанции.

То, что никто не пришел в его кабинет с новой работой, с одной стороны, встревожило его, но с другой — даже принесло некоторое облегчение. Как отличить Очистителя от обычного мужчины или обычной женщины? Они отличались только направленностью мыслей, только своей, самими ими избранной, миссией: не дать другим права выбора и уничтожить все полезные новые вещи, которые уже используются сейчас. Игипс сделал доступным большой объем знаний; часть этой информации была искажена или утрачена за многие Обороты, так что ее непросто было разыскать в Архивах. То есть Игипс оказал всем цехам неоценимую помощь. Любой человек, умеющий думать, понимал, что некоторые добавления к тому, что уже имелось на Перне, весьма полезны — как, например, печатные станки. Однако мастер-печатник не заставлял никого покупать или читать свои книги: люди делали это сами. Предки знали и использовали множество самых разных процессов и вещей; все это требовало массы труда и времени, так что вряд ли кто-то стал заниматься воссозданием вещей, в которых не было насущной необходимости. Как говорила Менолли — а Тагетарл знал, что мастер-арфист Сибелл зачастую разделяет ее точку зрения, — не все новое означает лучшее. Однако люди должны сами решать, какие новшества принимать, а какие — нет: никто не должен делать этот выбор за них.

Откуда-то донесся свист — музыкальная фраза из пяти нот, которая, как сказал Шпилька, должна была служить предупреждением об опасности. Тагетарл огляделся по сторонам, но так и не смог понять, откуда доносится свист. Он повернулся к главным воротам, стараясь взять себя в руки. Он, мастер Тагетарл, который никогда ничего не боялся и никогда не забывал ни одной мелодии или текста, сейчас почти оцепенел от страха и отвращения. Что он должен говорить? Что он может сказать тому, кто пришел сюда, чтобы разрушить его дом? По дороге мимо цеха проходили какие-то люди. Потом в ворота вошел человек с рисунка Шпильки: на левой руке у него не хватало фаланги пальца, а на лбу был зигзагообразный шрам, почти скрытый вязаной шерстяной шапочкой. Мгновение человек стоял, оглядывая сощуренными глазами двор, причем на лице его было пренебрежительное выражение, а губы кривились в гримасе презрения, словно, подумал Тагетарл, он только и ждет того момента, когда можно будет разрушить строгий порядок, царящий в цехе печатников.

— Добрый вечер, — проговорил Тагетарл так любезно, как только мог, и потянулся за книгой, которую положил на бочку.

— Пришел за книгой. Вы сказали — неделя. — Голос мужчины звучал так, словно он не верил в это обещание мастера-печатника. Голос его звучал ровно и монотонно, отчего впечатление, что книга была лишь предлогом, только усиливалось.

Он не улыбался и словно бы прятал зубы. На рисунке Шпильки этой детали не было; не передавал рисунок и запаха, исходившего от мужчины: застарелого запаха пота, костров и навоза. Одет он был вовсе не так, как одеваются горцы: его черная кожаная куртка и такие же штаны выглядели совсем новыми, как и ботинки, покрытые дорожной пылью. Мужчина прошел во двор; Тагетарл последовал за ним, пытаясь всунуть ему книгу и поскорее выпроводить его прочь.

— Это будет стоить три марки, — сказал Тагетарл, удивляясь тому, как ровно прозвучал его собственный голос.

Является ли Шрамолицый главой Очистителей? Выглядел он так, словно пришел сюда, чтобы провести последнюю разведку перед нападением. Тагетарл все-таки сумел остановить его, сунул ему книгу и протянул руку:

— Три марки.

Порывшись в кармане куртки, Шрамолицый положил в ладонь Тагетарла две марки и две полумарки, все — со знаком цеха ткачей.

— Марки цеха ткачей для вас достаточно хороши, мастер арфистов? — спросил он.

— Мастер-печатник, — автоматически поправил его Тагетарл. — Марки цеха ткачей прекрасно обеспечены!

Скорлупа и Осколки! Чего добивается этот человек? Хочет спровоцировать столкновение? Или распустить слух, будто цех печатников не принимает марки цеха ткачей?

Шрамолицый взял «Баллады» из рук мастера Тагетарла, как иной человек взял бы что-нибудь грязное или отталкивающее. Тагетарл, который любил книги настолько, что иногда даже расставался с ними с трудом, изо всех сил стиснул в кулаке истертые марки. Еще немного — и он вырвал бы книгу из его рук. Шрамолицый, не глядя, запихнул книгу в карман куртки.

— Мастер-печатник, — со странной усмешкой проговорил он, — вы сейчас заняты?

Он все время бросал короткие оценивающие взгляды по сторонам — на цех, на двор, на учеников, наводивших порядок. Потом его взгляд ненадолго остановился на тяжелых деревянных створках внешних ворот, и губы его дернулись.

— Да, занят, — признал Тагетарл, думая только о том, как бы спровадить нежеланного и подозрительного гостя.

Он услышал, как по дороге грохочут колеса телеги, и мгновением позже телега въехала во двор цеха: с телеги падали соломинки — на ней, обложенные соломой, стояли мехи с вином. Тагетарл прекрасно знал, что не заказывал ничего у своего местного поставщика, и собирался было сказать об этом, когда вспомнил, что говорил ему Шпилька.

Едва он отвел взгляд, Шрамолицый исчез.

— Доставка мастеру арфистов, — объявил виноторговец, подняв руку жестом, чтобы привлечь внимание.

— Мастеру-печатнику, — поправил Тагетарл уже во второй раз за последние несколько минут: интересно, почему это получается, что сегодня никто не называет его как положено?

— Хм-м, простите, сэр, а где мастер-печатник Тагетарл?

— Это я. — Тагетарлу оставалось только надеяться, что Шпилька где-то поблизости и слушает этот разговор.

— Обещал самолично доставить, — с добродушной улыбкой проговорил виноторговец.

— Но кто же мог потребовать лишних услуг от такого занятого человека, как вы? — спросил Тагетарл, заметив попутно, что виноторговец, так же как Шрамолицый, одет в новый черный кожаный костюм и ботинки. А еще от него исходил запах кислого вина, что, на взгляд мастера-печатника, было ничуть не лучше. На плече красовался узел подмастерья цеха виноделов. Тагетарл поймал себя на том, что не помнит, носил ли вообще Шрамолицый цеховой шнур, и если да, то какого цеха.

— Вы разве не получали письма? И не ждали доставки? — на лице торговца отразилось удивление. — Скороходы становятся ленивы!

Тагетарл услышал приглушенное ругательство и, обернувшись, заметил давешнего оборванца, который подбирал с брусчатки соломинки.

— Как вы можете видеть, отличное красное бенденское. Виноторговец продемонстрировал Тагетарлу ярлык на мехе.

— И правда, оно и есть! — чувствовалось, что Тагетарл восхищен. — Сорок второго Оборота! Отличный урожай. Я выпью это с удовольствием. А за чье здоровье мне выпить, раз уж послание не пришло?

— Конечно, за здоровье лорда-холдера, — непринужденно ответил торговец.

Тагетарл жестом приказал оборванцу отложить метлу.

— Эй, ты, отнеси-ка вот это на кухню: сегодня все мы выпьем за здоровье лорда-холдера. Надеюсь, мои последние работы ему понравились, — прибавил он, ложь была вполне намеренной.

— Это отдельная наша гордость. Я сам отнесу вино. С вином нужно обращаться бережно, — проговорил виноторговец, горевший желанием помочь.

— С вашей стороны это очень благородно, — ответил Тагетарл, дав оборванцу знак выполнять приказание. Он хотел удостовериться, что виноторговец не войдет в дом.

— Я смотрю, у вас и другие вина есть? Может, у вас там найдется и хорошее белое бенденское? — Он шагнул ближе к телеге, чтобы рассмотреть ярлыки.

— Нет. — Фальшивый виноторговец заступил дорогу Тагетарлу; забавно, подумал тот, только что я так же не пускал в цех Шрамолицего. — Там нет ничего, что может сравниться с вином, которое я доставил вам.

С неожиданной ловкостью и быстротой оборванец поднял мех на плечо таким образом, чтобы не взбалтывать лишний раз вино, и, выпрямившись, направился к лестнице, ведущей в цех. На лице виноторговца совершенно ясно читалось разочарование. Что же, значит, он хотел хорошенько осмотреть цех изнутри?..

— Очень жаль, — искренне проговорил Тагетарл. — У меня как раз случилось несколько лишних марок. — Он крепко сжал в кулаке марки цеха ткачей. — Заезжайте обязательно, если у вас окажется хорошее белое сорок пятого.

Тагетарл не смог отказать себе в удовольствии назвать самый неурожайный год: хотелось посмотреть, что из этого выйдет.

— Хороший выбор, мастер… э-э… печатник.

Тагетарл проводил торговца к воротам, не отходя от него ни на шаг и не давая возможности улизнуть, и проводил взглядом его телегу, поднимавшуюся на холм. Затем он побежал назад в цех, чтобы выяснить, что Шпилька — если под личиной оборванца действительно скрывался он, — сделал с вином. В кухне его не оказалось — что, в общем, было не так уж плохо, поскольку там хозяйничала готовящая ужин Рошинн. Она непременно поинтересовалась бы, что делает на кухне грязный оборванец и что это за вино. Услышав шаги на лестнице, ведущей в погреб, Тагетарл направился туда. Мех с вином уже стоял в бадье для стирки, а пристроившийся рядом оборванец, откинув полу своих лохмотьев, что-то искал в поясном кармане.

— Осторожно отлей часть в стакан, Таг, — попросил Шпилька, вытаскивая небольшой флакон, в котором, как было известно Тагетарлу, хранился один из бесценных порошков, какие брали с собой в дальнюю дорогу опытные путешественники. При помощи этих порошков можно было проверить, не опасно ли пить воду из местных ручьев и рек.

Взяв старый стакан, Тагетарл налил из меха немного вина, а Шпилька высыпал в стакан несколько крупинок порошка. Вино начало пузыриться.

— Ты спал бы мертвым сном — а может, и просто умер бы, если бы выпил этого вина, — заметил Шпилька. — Определенно, налицо злонамеренная попытка сделать тебя неспособным защитить свой цех. Куда бы нам это спрятать? — Он оглядел помещение.

— Под сток, за стиральными порошками и мылом, — предложил Тагетарл и помог Шпильке спрятать мех, удостоверившись, что из него не выльется ни капли вина. — И предполагалось, что мы все это выпьем сегодня вечером?

— Обычно днем за едой ты пьешь вино.

— Сидр, — возразил Тагетарл. — Вино — только в особых случаях. А откуда они знают, что мы пьем за обедом?

— Может, наблюдали. Окна кухни выходят на дорогу. А ставни ты не закрываешь, пока все вы не пойдете спать. — Шпилька пожал плечами. — Кроме того, большинство людей с удовольствием выпьют вина, доставшегося им даром, и без особого повода. А ты сказал, что выпьешь за здоровье лорда-холдера.

— Не мог же он иметь в виду лорда Кашмана? — спросил Тагетарл.

Шпилька подвигал челюстью и снова пожал плечами:

— Он не уточнял, верно? Может, они собирались обвинить во всем лорда Торонаса, поскольку вино бенденское? Или действительно хотели приплести к этому лорда Кашмана? Это любопытно…

Он принюхался к аппетитным запахам, идущим с кухни.

— А когда, ты сказал, будет обед? Я хочу к вам присоединиться. Подумать только, такое вино — и задаром!

В погреб спустилась Рошинн.

— Мне показалось, я видела какого-то странного человека. Шпилька? — спросила она, глядя на арфиста, пока тот откидывал лохмотья с головы. — А что ты здесь делаешь?

— Полагаю, ты ей ничего не сказал, — с тоскливым вздохом проговорил Шпилька.

— Чего он мне не сказал? — Рошинн переводила взгляд со Шпильки на Тагетарла и обратно.

— Ты была права, Рошинн, — печально проговорил Тагетарл, — нам действительно грозит беда, причем в самое ближайшее время.

— Очистители? — воскликнула она.

Тагетарл и Шпилька рассказали ей все, что знали.

И конечно, Рошинн отреагировала на их рассказ вовсе не так, как ожидал Тагетарл.

— Ты хочешь сказать, ты не сказал мне, что нужно приготовить побольше еды, чтобы угостить твоих друзей хотя бы приличным ужином, Шпилька? И ты оставил их на этом ужасном чердаке на весь день?

— Они принесли еду с собой — и большую часть дня проспали, — заметил Шпилька, словно это было самым достойным времяпрепровождением. — Никто не должен знать, что они здесь.

Рошинн уселась прямо на ступени лестницы; ее лицо внезапно побелело, словно она только что поняла, какая опасность грозит цеху.

— Ты хочешь сказать, — от гнева на ее скулах проступили алые пятна, — что вы ничего не говорили мне весь день!

— Успокойся, Рошинн, пожалуйста! Кто-то из нас должен был вести себя естественно, — заметил Тагетарл.

— Вот что, мастер Тагетарл, у меня есть пара вещей, которые я хочу тебе сказать…

— Позже, Рошинн, — прервал ее Шпилька. — Когда все будет позади, можешь говорить ему, что твоей душе угодно.

Рошинн умолкла, все еще указывая на своего супруга обвиняющим перстом.

— Когда?.. — повторила она неожиданно тоненьким испуганным голосом.

— Сегодня ночью, если нам повезет, ответил Шпилька.

— Если повезет! — Она моргнула. — Поэтому Ола и не спускает с меня глаз весь день?

— Очень похоже на то, — дружелюбно согласился Шпилька. — А теперь поедим и выпьем то, что можно пить без опаски. Может, немного вашего доброго сидра? — невинно поинтересовался он.

Рошинн глубоко вздохнула, хотела было что-то сказать, но передумала и указала в дальний конец подвала:

— Арфист, ты прекрасно знаешь, где я держу сидр! Развернувшись, она направилась вверх по лестнице,

рассерженно топая по ступеням.

— Думаю, она не так уж плохо отреагировала, — заметил Шпилька, обращаясь к Тагетарлу и одновременно

приводя в порядок свои лохмотья. — А теперь пора оборванцу убираться отсюда и исчезнуть в дорожной пыли. Через некоторое время со стороны верфи явится весьма респектабельно одетый человек, у которого будет к мастеру-печатнику дело, требующее обсуждения. И они вместе выпьют за здоровье лорда-холдера…

Именно это они и сделали, когда на Широкий Залив опустились вечерние сумерки. Тагетарл устроил целый спектакль, демонстрируя, как ему понравилось вино, после чего они со Шпилькой направились к внешним воротам и закрыли их на ночь. Им пришлось немало потрудиться, чтобы задвинуть тяжелый засов, после чего Тагетарл закрепил его, защелкнув необычные замки.

— Не тревожься, мой добрый друг, — проговорил Шпилька, когда они направились назад к кухне, и ободряюще похлопал мастера-печатника по плечу. — Может, им и удастся проникнуть внутрь, но, уверяю тебя, выбраться назад им будет не так легко. К тому же им не представится возможности причинить цеху какой-то вред. А теперь пойдем внутрь, сделав вид, что ничего не подозреваем, и закроем двери.

Хотя Шпилька рассказал о принятых мерах предосторожности и привел нежданных помощников, Тагетарл не мог не думать о том, что Нити умеют падать под самым неожиданным углом.

— Постарайся расслабиться, Таг, — посоветовал ему Шпилька. — Думаю, каждый файр в округе готов прилететь сюда на зов Олы.

— Если она вспомнит, что должна их позвать, — пробормотал себе под нос Тагетарл. Он зябко ежился: ночной воздух был довольно прохладным.

Шпилька тихонько рассмеялся:

— Ты же знаешь, Биста тоже здесь, а уж она-то все помнит. А сейчас мне нужно подготовить еще один сюрприз. — Он снова хлопнул мастера-печатника по плечу и пошел в цех.

— Расслабиться?.. — почти беззвучно повторил Тагетарл.

— Как ты мог ничего не говорить мне весь день, Таг? — выйдя из кухни, набросилась на него Рошинн.

— Скажи: теперь, когда ты все знаешь, хотела бы ты узнать все это раньше?

Его ответ прозвучал неожиданно язвительно; осознав это, Тагетарл обнял Рошинн и притянул к себе, словно извиняясь за невольную резкость. Он чувствовал, что Рошинн дрожит все телом.

— Нет, наверное, не хотела бы… Но ты был таким отважным, Таг…

— Я напуган до смерти. Если бы мы только могли позволить себе в свое время поставить стальные двери!

— Стальные двери не удержали Очистителей от проникновения в цех целителей, разве нет? Они просто взяли и вошли внутрь. Что ж, по крайней мере, им не удастся просто так войти сюда!

Тагетарл протянул руку к выключателю, погасил свет в кухне.

— Может, мне надо хихикать и пошатываться, как пьяной? После того, как я выпила вина, присланного лордом-холдером? Или, может н-нам с-стоит свалиться с лестницы? — Рошинн сделала вид, что заикается.

— Это лишнее, дорогая, — ответил Тагетарл, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком мрачно. — Сейчас ворота закрыты, и никто не сможет заглянуть внутрь.

Обняв ее за талию, он пошел вместе с Рошинн по лестнице в спальню, по дороге гася свет. Затем они снова потихоньку спустились вниз и устроились на длинной скамье на кухне, не раздеваясь. Рошинн прихватила подушки, чтобы они могли устроиться поудобнее.

— Ола на страже? — спросил Тагетарл.

— Да, но старается не выдать своего присутствия. — Рошинн указала на длинную тень, лежавшую на широком подоконнике.

Даже подушки не могли сделать удобной скамью с жесткой прямой спинкой. После всех треволнений и страшного напряжения этого дня Тагетарл, сидя в темноте, ждал нападения. Он мог бы использовать это время для подготовки к печати материалов на завтра — конечно, если пресс еще будет работать. Нет, конечно, будет! Ведь ребята Шпильки прячутся по всему цеху! Его драгоценные прессы не пострадают… по крайней мере, он на это надеялся. Тагетарл попытался припомнить последние стихи, которые прислала ему Менолли, и осознал, что ее новые мелодии помнит лучше, чем старые. Тут он услышал сонное бормотание и обнаружил, что Рошинн, положившая голову ему на плечо, ухитрилась задремать. Сам мастер-печатник напряженно вслушивался, удивляясь тому, сколько различных звуков раздается в цехе по ночам. Он вслушивался, пытаясь понять, естественные ли это звуки и откуда они доносятся: из холда или снаружи.

Он изо всех сил пытался не заснуть, когда его вывело из полудремы тихое шипение Олы. Тагетарл встряхнул Рошинн, которая слабо запротестовала, но тут же замолкла, вспомнив, что им следует вести себя тихо. Он почувствовал, как напряглось ее тело.

Тут Тагетарл заметил, что огненная ящерица исчезла. Может, она услышала что-то, чего не слышал он? Может, рискнуть и выглянуть из окна? Он вслушивался, до боли напрягая слух.

Шум! И шум этот шел извне. Неясный звук, словно кто-то пытался открыть ворота — но мешал тяжелый засов. Тагетарл усмехнулся. Им придется нелегко, если они попытаются справиться с запорами. Внезапно вспыхнул маленький огонек: спичка? Пригнувшись, он пробрался к кухонной двери и прижался к стене. Отсюда можно было частично разглядеть ворота, но самого Тагетарла o видно не было. Его глаза привыкли к темноте, и он сумел разглядеть две темных фигуры, пытавшиеся снять засов. Затем к ним присоединилась еще одна фигура, тень, проскользнувшая по светлой брусчатке. Трое? Именно столько, по расчетам Шпильки, должно было пройти по крыше дома ткача. Для начала им нужно открыть внешние ворота и впустить остальных.

Он снова услышал приглушенный удар: засов не желал поддаваться. Понимая, в какое отчаянное положение попали незваные гости, Тагетарл поддался чувству злорадства. Внезапно над воротами появились еще три тени — три человека высунулись по пояс, возможно, намереваясь перебраться во двор, раз уж не удалось открыть ворота, или выяснить, почему их сообщники так мешкают. Эта троица снова скрылась за воротами. Показалось Тагетарлу или он действительно услышал приглушенные крики?.. Трое людей, стоявших во дворе, на несколько мгновений прижались друг к другу и замерли, а затем снова взялись за засов.

Еще одна вспышка света: на этот раз спичку прикрыли ладонью. Тот, кто зажег ее, рассматривал устройство засова. Тагетарл хихикнул. Для того чтобы разгадать секрет механизма, им нужно гораздо больше света. И времени. Двое незваных гостей совещались о чем-то, пока третий изучал засов; потом они зажгли факелы, и один понес их через двор. Он сунул по факелу под двери ближнего и дальнего складов. Тагетарл затаил дыхание, увидев, как ярко разгорается пламя. Может, средство, принесенное Шпилькой, не сработало? Однако, со страхом приглядевшись, он заметил, что на самом деле горит только факел: дверь осталась невредима, и веселое пламя отражалось в поблескивающем покрытии. Тагетарл не смог сдержать вздох облегчения. Судя по всему, поджигатель не заметил того, что двери не загорелись: он вернулся к упорно не желавшему поддаваться засову.

Тагетарл заметил какое-то движение: кто-то пытался перебраться через ворота, однако соскальзывал по арке, что со стороны смотрелось странно и забавно. Когда это Шпилька ухитрился что-то сделать с воротами? Что именно, Тагетарл не знал: створки ворот были на полметра выше его роста. Внутри троица затеяла спор, бурно жестикулируя; потом двое попытались ухватить засов за оба конца. Тагетарл пересчитал всех, кто уже успел проникнуть во двор: набралось десять человек. В конце концов засов оставили в покое, и группа двинулась к цеху. Интересно, подумал Тагетарл, сильно ли они выбиваются из составленного ими графика?

Кстати, что же находится в бочках, которые доставил сюда Шпилька?.. Со своего наблюдательного пункта Тагетарл видел двери цеха гораздо хуже, чем ворота, но расслышал тяжелые шаги по ступеням, ведшим на кухню. На фоне огня бесполезных факелов обрисовалась фигура высокого крупного мужчины.

Шпилька поручил Тагетарлу не допустить, чтобы кто-либо сумел проникнуть из холда в цех. Тагетарл перехватил поудобнее прихваченную с собой дубинку, жалея, что не выбрал что-нибудь потяжелее. Мужчина показался ему очень большим и сильным — а Тагетарлу не приходилось драться с тех пор, как он был подмастерьем. Он услышал, как что-то звякнуло о стекло, и улыбнулся про себя: чтобы разбить стекло, изготовленное мастером Морилтоном, требовался очень сильный удар. К тому же такой удар нельзя нанести беззвучно.

Однако нападавший оказался умнее, чем полагал Тагетарл. Он прижал что-то к стеклу — должно быть, плотную ткань, — и потому звук удара получился негромким, только приглушенно звякнули посыпавшиеся на ковер с внутренней стороны двери осколки… Еще один приглушенный звук — и замок был выломан. Если бы Рошинн и сам мастер-печатник были одурманены вином и спали, они бы ничего не услышали… Однако тут размышления Тагетарла прервались: мужчина открыл дверь и замер, прислушиваясь. Тагетарл замер и решился пошевелиться, только когда незнакомец сделал шаг вперед, — однако тут чужак споткнулся и рухнул на пол, грубо выругавшись. Тагетарл прицелился и опустил дубинку ему на голову. Дубинка столкнулась с чем-то гораздо более прочным, чем дерево; рука Тагетарла онемела от удара.

— Получай, — тихо, но крайне самодовольно заявила Рошинн и только тут заметила дубинку Тагетарла, лежавшую поверх тяжелой железной сковороды, которой она оглушила незваного гостя. — О, Таг, а я тебя не заметила!

Тагетарл ничего не ответил. Мгновением позже появилась Ола, яростно зашипев на пришельца; следом за ней сквозь опустевший оконный проем влетели еще три файра.

— А почему он споткнулся? — прошептал Тагетарл.

— Я подставила ему палку от метлы, — ответила Рошинн. — Услышала звон разбитого стекла. А ты где был?

Тагетарл указал себе за спину.

— Давай сбросим его в погреб, чтобы не мешал на дороге, — предложила Рошинн так хладнокровно, что Тагетарл посмотрел на нее с удивлением. Обычно это была удивительно добрая женщина. — Ола скажет своим друзьям, и они никуда его не выпустят.

— Если ты его не убила.

— А если даже и убила! Что, собственно, он здесь делает, по-твоему? — хриплым шепотом поинтересовалась она.

Когда Тагетарл взял мужчину за плечи и потащил к лестнице, ведущей в погреб, тот, к счастью, еще дышал. Тагетарл столкнул тело вниз, и шипящие файры нырнули в темноту следом за ним.

Пригибаясь и прячась, Рошинн и Тагетарл вернулись к двери, ведущей на кухню.

Рошинн чуть не вскрикнула, указывая на пылающие факелы на камнях двора, однако Тагетарл схватил ее за руку прежде, чем она успела броситься во двор, чтобы тушить пожар.

— Посмотри повнимательнее, — прошептал он ей на ухо. — Горят только сами факелы.

— Да, но что будет, когда они поймут, что двери не загорелись? — встревоженно спросила она.

И где же Шпилька?..

Внезапно он услышал громкий треск дерева, визг выдираемых болтов, приглушенные радостные крики — и увидел в свете факелов, как рухнули на брусчатку двери цеха. В следующее мгновение он едва удержался, чтобы не зажать уши руками: во дворе раздались пронзительные яростные крики, замелькали крылья и язычки огня, потом раздались людские вопли, крики удивления, чей-то протестующий крик… Тагетарл в два прыжка вылетел во двор, сжимая в руках дубинку; рядом с ним бежала Рошинн, размахивая сковородой.

По счастью, они бежали по левой стороне двора вдоль стены: что-то огромное и темное приземлилось на плиты двора, едва не задев их. Тагетарл вжался в стену и рванул Рошинн к себе, на мгновение испугавшись, что к нападавшим подоспела нежданная подмога. Однако он не услышал радостных криков — только вопли ярости, изумления и боли и проклятия.

— Слезь с моего лица!

— Ты мне все ребра переломаешь!

— Мое лицо! Лицо!..

В ворота ожесточенно колотили, с улицы доносились встревоженные голоса:

— Что там происходит?

— Откройте! Тагетарл! Мастер-печатник!..

— Мастер Тагетарл, это Венабил! Что там у вас происходит?

— Берегись!

— Скорлупа и Осколки! Вы видите это?!

— Отойдите! Да отойдите же, говорю!

Над воротами возникли горящие оранжевым светом, бешено вращающиеся глаза дракона.

— Тагетарл! Открой ворота!

— Минуту! Погодите! — рявкнул в ответ Шпилька. — У кого есть фонарики? Торджус, Ченоа, затушите эти факелы! Мэйси, помоги, мне отодвинуть засов!

Внезапно весь двор осветился: у кого-то хватило ума повернуть главный выключатель. Огромное серое существо, от которого едва успел увернуться Тагетарл, обратило на него радужные глаза: Тагетарл уставился сперва на белого дракона, Рут’а, потом на спешивающегося всадника.

— Значит, это тебя надо было спасать? Рут’ меня из постели вынул, — с легкой усмешкой проговорил лорд Джексом вместо приветствия.

— Откуда ты узнал? — Особого облегчения при виде Джексома Тагетарл не испытал.

— Не важно, главное, я здесь — и сейчас. — Джексом расстегнул куртку, Тагетарл заметил, что он не в летном костюме, а в обычной одежде. — Рут’ говорит, что Лиот’ и Н’тон тоже были вызваны сюда. Насколько я понимаю, у тебя тут незваные гости? — Он указал на выломанные двери и копошащуюся рядом с ними массу тел. — Ты что, сумел всех поймать в одну сеть?

Ошеломленный столь быстрым развитием событий, Тагетарл не сразу понял, о чем речь. Значит, в бочках были сети? Но разве Шпилька не упоминал, что некоторые из его помощников — рыбаки с побережья? Как остроумно! Он увидел, что стайки файров, накидывавшиеся на этот клубок тел, царапали и кусали высовывавшиеся из сети руки и ноги нападавших. Вопли и крики боли звучали едва ли не громче, — чем шум толпы за воротами, — холдеры требовали, чтобы их впустили во двор.

— Там еще один, — едва не задыхаясь от гордости и облегчения, проговорила Рошинн. — Он хотел пробраться в холд, и мы оглушили его и столкнули в погреб.

— Очень разумно. — Джексому пришлось повысить голос, чтобы его слышали. — Но что же ты такого натворил, Таг, что вывело Очистителей из себя?

— Почему ты так уверен в том, кто они? — спросила Рошинн.

— А кто еще может пытаться уничтожить цех печатников, когда большая часть Перна ждет не дождется, когда можно получить книги? И почему бы иначе мы с Н’тоном прилетели сюда? Мы стали свидетелями ночного нападения на беззащитный цех…

Шпилька и Мэйси тем временем отодвинули засов и распахнули створки ворот, впустив во двор заждавшихся холдеров, размахивающих факелами, ножами и дубинками. Люди немедленно окружили бьющихся в сетях Очистителей и остановились в некотором недоумении.

— Джексом? С тобой все в порядке? — Высокий человек в кожаной одежде всадника протолкался к ним через толпу. — Лиот’у сказали, что мы с ним должны немедленно прибыть в Широкий Залив. Тагетарл?.. Это ведь печатный цех? — Заметив тех, кто стоял рядом с Джексомом, Н’тон остановился. Его глаза расширились, он оглянулся на дергающуюся сеть с полным уловом людей. — Что все это значит?

— Именно это нам и предстоит выяснить, — заявил Шпилька, выходя вперед и вежливо кланяясь лорду-холдеру и предводителю Вейра. — Возможно, я действовал несколько поспешно, однако я узнал о том, что цех печатников может подвергнуться нападению. И, поскольку этот цех представляет собой большую ценность для Перна, как для юга, так и для севера, я решил предотвратить возможное… неправильное использование его мощностей. Вчера одна… красотка передала мне сообщение.

Тагетарл заметил, что Джексом и Н’тон обменялись взглядами; однако, хотя он и был арфистом, ему не удалось заметить ничего, кроме странного сожаления на лице Н’тона и печали на лице Джексома.

— То, что они хотели причинить вред, несомненно? — спросил Н’тон у Шпильки; тот кивнул.

— Троих послали сюда по крышам, — Шпилька указал на крышу, возвысив голос, чтобы перекрыть общий шум, — чтобы они открыли ворота; нападавшие пытались поджечь факелами склады бумаги и сорвали с петель двери цеха печатников.

— Но ворота не были открыты, — заметил Н’тон.

— Только не потому, что они не пытались этого сделать, — ответил Шпилька.

— Один из них разбил стекло и сломал замок двери холда, но Рошинн оглушила его железной сковородой, — заявил Тагетарл, у которого все еще болела рука.

— И еще вино! В вино было подмешано снотворное, — прибавил Шпилька.

— Снотворное в вине? — удивленно переспросил Джек-сом.

— И вы, значит, поймали в сети тех, кто пытался проникнуть в цех? — одновременно поинтересовался Н’тон.

— Только после того, как они выломали двери, — ответил Шпилька с выражением оскорбленной невинности на лице.

— Эй, а файры тут славно развлекаются! — крикнул кто-то из толпы, обступившей вход в цех.

Поскольку было очевидно, что файры также не дают никому из толпы приблизиться и заняться пленниками вплотную, Джексом повернулся к Рут’у и, похлопав белого дракона по плечу, попросил:

— Отпусти их, Рут’, и скажи, что мы благодарим их. Они прекрасно справились.

Рут’ поднял голову и издал необычный трубный звук, который не только перекрыл шум толпы, но и заставил файров почти мгновенно исчезнуть. Напоследок они пролетели над головами собравшихся так низко, что многие инстинктивно пригнулись. Жестом предложив друзьям следовать за ним, Джексом пошел вперед; толпа расступалась перед ними, пропуская к тому месту, где на камнях двора лежали выломанные створки дверей. Разговоры затихли.

— Опустите сеть! — распорядился Джексом, и четверо помощников Шпильки бросились выполнять приказание.

— Погодите! — крикнул голос из толпы, и к Джексому пробрался крупный сильный мужчина в одежде рыбака со шнуром мастера на плече. — Если вы оставите их в сети, лорд Джексом, можно будет просто погрузить всю шайку на мой корабль, и я выкину их в море, выбрав местечко поглубже! Это избавит нас от лишних хлопот!

Толпа явно одобрила идею суровой, но справедливой кары.

— О, капитан, но я пока еще здесь, — с демонстративным сожалением проговорил Джексом, — и предводитель Вейра Н’тон, и мастер-печатник Тагетарл — тоже; а это значит, что мы должны следовать установленной процедуре.

— И что же это за процедура? — поинтересовался капитан, которого неожиданная проволочка вовсе не обрадовала.

— В соответствии с Хартией, — Джексом медленно повернулся лицом к слушателям, пристально оглядев всех, кто стоял в первых рядах, — которая руководила нашей жизнью в течение двух тысяч пятисот Оборотов, лорд-холдер, предводитель Вейра и мастер любого цеха могут вести суд.

— Так, значит, давайте их судить! — проревел капитан, поддерживаемый толпой.

— Вы не имеете права! — ворочаясь в сети, крикнул кто-то из пленников. — Мы ничего плохого не сделали…

Из глубины содержимого сети вывалился молоток; только сейчас Тагетарл понял, что это не единственный инструмент, валявшийся на земле подле сети с пленниками.

Капитан запрокинул голову и расхохотался:

— Только потому, что вам не представилось такой возможности!

Толпа взревела от восторга.

— Может быть, вы предпочитаете, чтобы мы приняли предложение капитана? — поинтересовался Джексом.

— Это не суд! Это не справедливость! — выкрикнул женский голос. — Да отпустите же меня! — Это было обращено уже к кому-то из ее товарищей, кто, как и она, ворочался в сетях. — У вас нет права делать такое с нами!

На камни со звоном упал еще один тяжелый предмет.

— Послушай, Шпилька, убери наконец все эти орудия и опусти сеть, — попросил Джексом; он явно испытывал крайнее омерзение к происходящему. — Давайте-ка посмотрим, что у нас за улов. Я смотрю, сплошь черная чешуя и железные плавники: не иначе, попалась целая стая. Тебе знаком этот капитан, Таг? — повернувшись к Тагетарлу, быстро спросил он.

— Капитан Венабил, — ответил Тагетарл. — Он — личность весьма известная, но без его личного разрешения никто не смеет подняться на палубу его корабля.

Сеть опала на камни, вызвав со стороны пленников новый взрыв криков, проклятий и стонов. Затем пленников так же бесцеремонно вывалили из сетей, словно они действительно были рыбным уловом: некоторые упали ничком, другим удалось приземлиться на четвереньки. Им явно было не по себе; должно быть, после пребывания в раскачивающейся сети голова кружилась.

— Очень хорошо. — Шпилька взял на себя обязанности командира. — Вставайте! Построиться! — Он рывком поднял одного из пленников на ноги и жестом приказал своим помощникам проделать то же с остальными. — И обыщите их!

Пока шел обыск и на камнях росла гора ножей, спичечных коробков, стамесок и прочих орудий, Шпилька вышагивал взад и вперед вдоль неровной шеренги, в которую построили пленников.

— Больше ничего нет? — спросил Н’тон, вспомнив происшествие в Форт-холде и то, что у нападавших тогда отсутствовали какие-либо документы, позволявшие их опознать.

— Одежда? — зло рассмеявшись, предположил кто-то из толпы.

— Кое-кого из них слегка потрепали, — заметил другой голос.

— Какая жалкая шайка! — Подбоченясь, капитан Венабил покачал головой. — Совершенно ясно, что ничего хорошего они не затевали, тайно проникнув в цех печатников. Стоит только посмотреть на них, не говоря уж о том, что они выломали дверь и пытались все тут подпалить своими факелами! Широкий Залив — не какой-нибудь дикий холд, и мы не хотим, чтобы тут разгуливали такие вот бандиты. Лорд Джексом, что там за установленная процедура, о которой вы говорили? Я бы хотел еще до рассвета вернуться на свой корабль — так, может, мы прямо сейчас и начнем?

Джексом коротко поклонился капитану.

— А не послать ли кого-нибудь за лордом Кашманом? — крикнул кто-то из толпы. — Он — лорд нашего холда, и это его обязанность — разбираться с ворами, грабителями и всеми нарушителями спокойствия.

— Только в вопросах, касающихся холда, — быстро возразил Шпилька. — Но это вопрос, находящийся в компетенции цеха арфистов. Однако если кто-нибудь из вас, — обратился он к пленникам, — относится к здешнему холду, можете выйти вперед: я уверен, лорд Кашман вас хорошо устроит.

Его прервало насмешливое фырканье; голос из толпы заявил, что даже рыбацкая сеть — место гораздо более комфортное, чем то место, где таких вот нарушителей спокойствия принято держать в Керуне.

— Как я и говорил, — с еле заметной улыбкой продолжал Шпилька, — если вы из этого холда, то будете отправлены в холд, чтобы там ожидать приговора лорда Кашмана.

Никто из пленников не отозвался.

— Имя, холд, цех и звание, если таковое есть, — властно проговорил Н’тон, становясь рядом со Шпилькой.

Ответа не последовало; Н’тон пожал плечами.

— В таком случае, поскольку они были пойманы с поличным при попытке незаконного вторжения и намеренного разрушения цеха, мастер Тагетарл, мастер Мекельрой, я спрашиваю вашего мнения: как следует с ними поступить?

Удивленный внезапно охватившим его гневом, Тагетарл стремительно шагнул к Шпильке и встал рядом с ним, свирепо глядя на пленников. Он уже узнал фальшивого виноторговца по плохо сидящим штанам, но не мог обнаружить Шрамолицего и женщину с рисунка Шпильки: он хорошо запомнил и те наброски, которые Шпилька сделал после визита в горный лагерь, где, как подозревали, скрывались Очистители. К чувствам, которые теснились в душе Тагетарла, прибавилась тревога.

— Почему вы хотели разрушить этот цех? — жестко спросил он; его гнев был настолько очевиден, что стоявшие неподалеку пленники нерешительно попятились. — ПОЧЕМУ?

Он стиснул руки в кулаки, пытаясь подавить в себе желание наброситься на пленников и силой вырвать у них правду. Зачем они хотели уничтожить все то, что он создавал с таким трудом?! Он делал еще шаг вперед.

— Ложь! — Мужчина, оказавшийся прямо перед ним, вскинул руки, словно защищаясь от удара. — Мы должны уничтожить ложь!

— Какую ложь? — спросил Тагетарл. Он не ожидал ответа — по крайней мере, такого.

— Ту ложь, которую печатают арфисты. И распространяют по всему Перну! — закричал мужчина, указывая на цех, туда, где у стены были сложены готовые к отправке книги.

— Что еще за разговоры о лжи? — поинтересовался капитан Венабил, поворачиваясь к Тагетарлу.

— Я не печатаю лжи! — громко выкрикнул Тагетарл.

— Но ты печатаешь книги. Ты используешь гнусные методы Мерзости. Ты распространяешь Мерзость!

Капитан Венабил, сжав громадные кулаки, бросился к говорившему, который испуганно отшатнулся.

— Ха! Значит, Мерзость, да? А вы, значит, Очистители! — Венабил развернулся к толпе; в его глазах читалось неприкрытое отвращение и ярость. — Это всего-навсего компания трусливых Очистителей, которые пробрались сюда ночью, чтобы уничтожить то, что в силу своей тупости не могут оценить по достоинству!

— Мы должны остановить ложь. Мы должны сохранить чистоту Перна! — крикнула женщина, стоявшая чуть дальше в цепочке пленников. — Мы должны сохранить Перн свободным от Мерзости!

— От чего и нужна свобода, так это от ваших идиотских идей! — Презрение и отвращение капитана Венабила явно разделяло большинство собравшихся. — Сейчас Перну как никогда нужна помощь!

— Что бы с нами было, если бы Игипс не предупредил нас о Потопе, последовавшем за падением Огненного шара? — спросил кто-то в толпе. — Капитан верно сказал. Утопить их, и дело с концом!

Со всех сторон раздались крики «Утопить!», звучавшие все громче и громче, сливающиеся в единый хор.

— Суньте их назад в сеть и сбросьте в море!

— Вот еще! Разводить грязь в нашей гавани!

Рут’ зарычал, причем так громко, что люди во дворе невольно зажали уши руками. Из-за стены отозвался Лиот’, и во дворе цеха наступила тишина.

— Вы — Очистители? — до странности спокойным и ровным голосом спросил Джексом. Его взгляд был прикован к самому высокому из пленников, который смотрел в пространство невидящими глазами.

— Да! — с вызовом прокричала женщина, в то время ‘ как виноторговец заявил:

— Мы ничего не признаем!

— Думаю, в данном случае, — суховато заметил капитан Венабил, — следует поверить женщине.

— Они все заодно, верно? — спросил тот, что грозил пленникам кулаками и предлагал утопить их. — Срывали двери с петель, пытались поджечь склады….

— Да, склады! — Худой сутулый человек протолкался сквозь толпу и заявил, махнув рукой в сторону складов цеха: — Вы и мой холд могли сжечь! Я — Колмин, подмастерье цеха ткачей, и все то, что я сделал за зиму, хранится за этой вот стеной! Я использую только традиционные методы — а вы могли погубить весь мой труд! Все могли погубить!

— Мы тут в Широком Заливе не любим поджигателей, — закричала какая-то женщина, сложив руки рупором, чтобы ее наверняка услышали. — Скажите свое слово, арфисты! Это же на ваш цех они напали.

— С теми, кто является Очистителями, нужно обращаться по-особому! — крикнул Шпилька и повернулся к Джексому и Н’тону. — По крайней мере, их следует изолировать, — уже тише прибавил он.

— Рад это слышать, — ответил капитан Венабил; потом нахмурился: — Что ты имеешь в виду, арфист Мекельрой?

Люди притихли, ожидая ответа Шпильки.

— Если те, кто называет себя Очистителями, совершают нападения, Конклав рекомендует ссылку!

Рут’у и Лиот’у пришлось подать голос еще раз, чтобы утихомирить поднявшийся шум.

— Вы не можете нас сослать, — крикнул виноторговец. Он рванулся вперед, пытаясь добраться до Шпильки;

двое помощников Шпильки перехватили его, причем сделали это настолько резко и грубо, что стало понятно — они воспользовались долгожданным поводом.

— Почему? — поинтересовался Джексом.

— Все острова затонули.

— О, — тихо проговорил Н’тон, — полагаю, для вас отыщется подходящий.

— Нас нельзя ссылать!

— Мы спасаем Перн!

— Это нечестно!

Пленники бросилась врассыпную, пытаясь скрыться или силой прорваться к воротам. Собравшиеся с азартом принялись ловить и усмирять их; кто-то требовал веревку, чтобы связать пленников, кто-то — тряпки, чтобы заткнуть рот тем, кто орал громче всех.

— Так что же с вашей установленной процедурой, лорд Джексом? — тяжело дыша, проговорил капитан Вена-бил.

— Лорд-холдер, предводитель Вейра и мастер цеха могут принимать решения, имеющие такую же силу, как и решения Конклава, — ответил Джексом. — Это записано в Хартии: кто хочет, может проверить. Мы должны вынести приговор при достаточном количестве свидетелей.

«МЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕМ!» — «Я СВИДЕТЕЛЬ!» — «МЫ ВСЕ ЗДЕСЬ БЫЛИ!» «ПРОЩЕ УТОПИТЬ. И БЫСТРЕЕ!» — «СОСЛАТЬ ИХ!» — «ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ!»

Вскинув руки, Джексом прекратил этот водопад криков и обратился к толпе.

— Те из вас, кто не желает быть свидетелем суда и вынесения приговора, могут свободно уйти.

Позднее Тагетарл вспоминал, что не ушел никто.

— Тогда приговор суда вступает в законную силу. Предводитель Вейра Н’тон, ты можешь послать за помощью, — официальным тоном заявил лорд Руат-холда.

— Вы что, просто сбросите их на какой-нибудь остров? — спросил капитан Венабил; судя по выражению его лица, приговор его ошеломил.

— Не просто сбросим, — чувствовалось, что Н’тон борется с собой, хотя внешне он был совершено спокоен. — Мы оставим им достаточное количество пищи, необходимых предметов обихода… — он помолчал, — и воды, чтобы они успели обустроиться.

— Но… но…

Взгляд Н’тона заставил Beнабила замолчать.

— Я, — тихо заговорил он, — единственный, кто будет знать, на каком они острове. А в Восточном море еще достаточно островов, на которых можно… изолировать тех, кто несет столько разрушений.

— Это лучше, чем то, чего они заслуживают, предводитель Вейра. Гораздо лучше! — Капитан Венабил отступил назад, почтительно поклонившись всем троим. Решения, касающиеся жизни других людей, принимать всегда тяжело.

Толпа уже успокоилась; кто-то начал потихоньку переговариваться, обсуждая решение суда. Шпилька послал двоих помощников, чтобы те доставили из погреба последнего пленника, связав ему руки за спиной, прежде чем поставить его в один строй с остальными Очистителями перед выломанными дверями цеха.

Увидев, что Рошинн дрожит, Тагетарл обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Это законно, ты же знаешь, — прошептал он.

— Я знаю. Я читала Хартию. Я просто никогда не думала, что нам придется это применять…

— Может быть, изолировать их — это самое лучшее, — тихо продолжал Тагетарл. Конечно, он был в ярости, он был готов избить нападавших — и все-таки по природе своей он не был ни жестким, ни жестоким человеком. — Из рудников они могут вернуться и снова творить то же самое. Думаю, я предпочту знать, что они не смогут до нас добраться — даже если позднее мы решим вернуть их из изгнания.

Рошинн прижалась к нему, качая головой. Он не сказал ей, что среди тех, кто был схвачен этой ночью, отсутствовали двое важных членов движения Очистителей: Шрамолицый и женщина из Тиллека. А это означало, что цеха и холды еще не избавились от всех, кто считал Игипса Мерзостью…

Драконы парили в небе над двором, сверкая глазами. Откуда-то снова вынырнули файры, выписывавшие вокруг них пируэты и издававшие удивительно мелодичные трели.

— Они приземлятся на верфи, — сказал Н’тон, указывая в направлении залива.

До верфи было недалеко, а среди собравшихся хватало сильных мужчин и женщин, которые могли доставить туда Очистителей, несмотря на их сопротивление и мольбы о пощаде. Рут’ последовал за ними и уселся поблизости, пока пленников грузили на драконов вместе с узлами, где было самое необходимое имущество.

Затем Н’тон забрался на спину своего дракона.

— Всадники, Лиот’ укажет вам точку назначения! — сказал он достаточно громко, чтобы его услышали все собравшиеся. Он поднял руку и дал сигнал подниматься в воздух.

Тагетарл подумал, что ему еще никогда не приходилось видеть ничего столь впечатляющего: двенадцать драконов поднялись в ночное небо, сопровождаемые стайками файров, и одновременно исчезли в Промежутке.

Люди расходились по домам и поднимались на борт кораблей в необычном молчании.

— Вы сделали то, что должны были сделать, лорд Джек-сом, мастер Тагетарл, — тихо, но твердо проговорил капитан Венабил.

Он пожал обоим руки и ушел.

— Да, именно то, что нужно было сделать, — повторил Шпилька, когда все они пошли назад к цеху. Он немного отстал, поравнявшись с Джексомом, который шагал медленнее остальных, опустив голову.

— Среди них был Дорс, верно, Джексом? — спросил он так тихо, что его слышал только молодой лорд.

Джексом бросил на него уничтожающий взгляд: так на арфиста не смотрели с тех пор, когда он еще был учеником.

— Ни холда, ни цеха, — после долгого молчания ответил он. — Даже если он мой молочный брат — что я мог поделать?

— Я следил за ним, Джексом. — пробормотал Шпилька, — следил очень долго…

— Ты — да. А я — нет.

— Я знаю, — в голосе арфиста слышалось глубокое сострадание.

— Неужели он с самого начала принимал в этом участие?

Шпилька пожал плечами:

— Мы даже не знаем, когда Очистители появились снова. Не все, кто принимает участие в этих… деяниях, заинтересованы в том, чтобы сохранить Перн «традиционным» или «чистым». Не сомневаюсь в том, что некоторые из них просто слепо верят только в то, чему их учили отцы и матери. Горцы, например, никогда не относились к обучению у арфистов должным образом. Такие есть и в лесных холдах Южного Болла, и в горных холдах верхнего Телгара и Лемоса, и среди кочевников в пустынях Айгена. Все они просто боятся перемен. Они, возможно, даже жалеют о том, что исчезла Алая Звезда и больше нет вечной проблемы, на которую можно свалить все, что идет не так. К сожалению, двоих из тех, кого я подозреваю в разжигании вражды по отношению к целителям и новым технологиям цеха печатников, среди нашего сегодняшнего улова не было. — Он ускорил шаги и нагнал Тагетарла, оставив Джексома. — Было бы разумно, мастер-печатник, выпустить заявление о том, что произошло сегодня ночью. Скороходы проследят за тем, чтобы люди узнали правду.

Правду, которая не назовет в числе вандалов, отправленных в ссылку этой ночью, молочного брата Джексома, лорда Руатанского…

Возле ворот цеха стояли несколько мужчин и женщин. Рядом расположился Рут’, ожидавший возвращения своего всадника.

— Если сегодня или завтра вам будет нужна помощь, мастер Тагетарл, — выйдя вперед, начал мужчина, — то мы охотно поможем вам в починке и ремонте.

Тагетарл поблагодарил их, понимая, что двери цеха все равно придется заменить. Стальные двери способствовали бы его душевному спокойствию, однако он скопил недостаточно марок, и он сомневался в том, что у цеха кузнецов сейчас найдется время для такой работы.

— Если среди вас есть плотник…

— Пятеро, мастер Тагетарл, — именно поэтому мы и решились обратиться к вам именно сейчас.

— Я крайне признателен вам. Приходите утром, когда вам будет удобно.

Из ночного сумрака вынырнули два файра; они устроились на плечах у Рошинн и Шпильки, после чего все наконец вошли в цех. Все — кроме Джексома, который, подойдя к своему дракону, взобрался ему на спину. Тагетарл поднял руку, прощаясь с ним, но, должно быть, лорд-холдер его не увидел. В молчании Шпилька и Тагетарл закрыли ворота; Шпилька тут же направился на чердак, куда, по всей вероятности, уже удалились его помощники. Тагетарл и Рошинн свернули направо и поднялись к себе.

Утром, когда пятеро плотников поставили новые двери — из наилучшего, самого прочного дерева, с гордостью уверили они Тагетарла, — мастер-печатник отправился на станцию скороходов, чтобы отнести туда отчет, который они с Рошинн составили за эту бессонную ночь.

Смотритель станции Арминет прочел текст, поджав губы.

— Отлично сказано, мастер Тагетарл, — заметил он. — Честно. Мы приложим этот отчет к каждой посылке и к каждому письму, которые будут отправлены отсюда. Может быть, мне даже понадобятся еще копии.

Тагетарл попытался возражать, с ужасом думая, во сколько же ему обойдется это ночное происшествие.

— Оставь свои марки в покое, — прибавил Арминет, отодвигая и те, которые положил перед ним мастер-печатник.

— Но это заявление цеха арфистов….

— Это общественное дело, — ответил Арминет, выпрямившись с достоинством: он был довольно высокого роста, хотя и пониже, чем Тагетарл. — Я тут решаю, что моя станция будет распространять, а что нет. Жители Широкого Залива прекрасно видели, какое позорное деяние совершили люди без холда и цеха, мастер Тагетарл, и остальные должны узнать об этом, причем так, чтобы ни у кого не осталось сомнений даже в малейших деталях этого дела. — Он постучал пальцем по последнему абзацу отчета. — Поскольку я был одним из свидетелей, могу подтвердить, что все было именно так. Благодарю, мастер Тагетарл. И пусть никто не говорит, что скороходы сделали меньше, чем могли бы.

— Ты узнал одного из них, не так ли, Джексом? — тихо спросила Шарра, весь день с тревогой поглядывавшая на мрачного и молчаливого мужа.

Она знала, что прошлой ночью его куда-то вызывали. Вернувшись, он тщетно пытался скрыть усталость и озабоченность. За обедом и за ужином он почти ничего не ел, и даже то время, которое он обычно проводил с сыновьями, сегодня, по всей видимости, не доставило ему радости.

Она ждала весь день, не расспрашивая, надеясь, что он сам расскажет о том, что его тревожит. Только один Раз она видела его таким: когда ему пришлось принимать

решение о ссылке виновных в похищении мастера Робин-тона.

Она ждала и тогда, когда они поднялись в свои апартаменты. Джексом подошел к окну и уставился в него невидящим взглядом. Шарра решила уже, что придется все-таки расспросить его самой, но тут он тяжело вздохнул:

— Мы с Рут’ом были в Широком Заливе, помогали Тагетарлу. Там пытались разрушить цех печатников.

— Снова Очистители?

А кто же еще, тут же подумала она: все цеха принимали услуги цеха печатников с энтузиазмом.

Он кивнул, но ничего не стал уточнять.

Последовало длительное молчание; Шарра наблюдала за своим супругом, который рассеянно поглаживал тяжелую ткань портьеры, закрывавшей вход в спальню и не дававшей проникнуть внутрь зимнему холоду. Шара молчала. Она знала своего мужа — и знала, каким он бывает, когда все его мысли заняты сложной проблемой.

— Одним из них был Дорс.

Шарра почувствовала, как все у нее внутри сжалось от этого признания, сделанного тихим и ровным голосом. У Джексома было не так уж много добрых воспоминаний о молочном брате. После того как умерла его приемная мать, он еще много Оборотов старался надеяться на лучшее и долго терпел выходки Дорса. Дорс покинул Руату очень вовремя: еще один проступок — и Джексом вынужден был бы сам выгнать его.

— Я думала, что он отправился на Южный и работает на Торика…

Джексом медленно наклонил голову.

— Он ничего не сказал.

— Но, милый, конечно же, — Шарра подошла к нему и положила руку ему на плечо, чувствуя, как напряжено все его тело, — ему стоило только…

— Их просили назвать холд или цех. — Джексом судорожным движением рванул ткань портьеры с такой силой, что она треснула наверху, грозя оторваться

— И ты так расстроен потому, что он не сказал!

— Я не уверен. — В голосе Джексома Шарра слышала муку и боль. — Я не знаю! Я… я думаю, — Джексом спрятал лицо в складках портьеры, — он был у них предводителем. Я думаю, он бросил мне вызов. Что так он пытался бороться со мной и со всем, что я отстаиваю. Что он ожидал от меня? Что, он думал, я стану делать? Позабочусь о том, чтобы их просто сослали в рудники?..

Казалось, еще мгновение — и он сорвет портьеру, но Шарра осторожно разжала его пальцы.

— Полагаю, так или иначе он получает то, что заслужил, Джексом, — тихо, без осуждения проговорила она. — Кто-нибудь еще его узнал? Рут’ сказал, что ты был там не один.

Глаза Джексома сверкнули.

— Нет, нет, любовь моя. Я не расспрашивала его. Он знает, что я иногда боюсь, что вы оба попадете в беду и ничего мне не расскажете.

Она пыталась говорить спокойно и ласково, чтобы облегчить его боль. Она даже не стала упрекать его за напрасное подозрение.

— Шпилька сказал, что выслеживал его уже давно. Может быть, Н’тон тоже узнал его, хотя они и не виделись много Оборотов. — Мгновение Джексом молчал, потом прибавил: — Я должен был хоть как-то поговорить с ним. Может, мне он рассказал бы больше…

— Больше — о чем? Неужели случившегося недостаточно? Его поймали на месте преступления, когда он собирался разрушить то, что, как ему прекрасно известно, позволило всему Перну сделать огромный шаг вперед!

Джексом одарил ее долгим, ничего не выражающим взглядом. Это заставило ее внутренне вздрогнуть: обычно они были совершенно откровенны друг с другом.

— Я думал, что на юге у Торика ему хорошо, — наконец проговорил он.

— Ох! — Шарре пришлось сесть, когда она осознала, что имел в виду ее муж. Он пытался защитить eel

— Лучше считать, что он действовал сам по себе. Может быть, просто использовал возможность сделать другому гадость — он это обожает, да так, чтобы ему еще и заплатили. Это на него оч-чень похоже… — Джексом отошел от окна и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, глядя куда угодно, но только не в лицо своей жене.

— Мой брат Торик, — проговорила Шарра таким же напряженным голосом, каким несколько минут назад говорил Джексом, — был жадным еще в детстве. Он никогда не уступал того, что принадлежало ему, или… — она помолчала, — или того, что, как он считал, по праву должно принадлежать ему, и никакими разумными доводами переубедить его было нельзя. С тех пор, как ты знаешь, он утратил расположение всех своих братьев и сестер. Даже своих сыновей. Когда несколько Оборотов назад лорды-холдеры и предводители Вейров постарались умерить его аппетиты, я полагала, он поймет, что человек не может захапать все, что есть какие-то ограничения…

Джексом не мог вынести боли, которая звучала в ее голосе; он обнял жену, прижавшись щекой к ее щеке.

— Мы не можем знать наверняка, что это очередной его план, Шарра.

Она прижалась к нему, впитывая всем телом спокойную силу, которую он всегда излучал.

— Даже если я сама не сомневаюсь, что Торик способен противопоставить себя всему остальному Перну — просто чтобы доказать, что он это может сделать?

Теперь они поменялись ролями, и нуждавшийся в утешении Джексом принялся успокаивать Шарру.

— Мы скоро узнаем, кто отдавал приказы и кто организовал всю эту смуту и акты вандализма.

— Узнаем? Шпилька тебе что-то сказал? — Шарра заглянула ему в глаза. — Мы только что пришли в себя после одной беды, а нам уже грозит следующая…

— Тише, тише, любовь моя. — Он медленно, нежно укачивал ее.

«Тише, тише, Шарра. Мы здесь!»

На долю секунды ей, хотя она и привыкла к тому, что Рут’ с ней разговаривает, почудилось, что эти слова произнес не он один.

Сидя в Прибрежном возле окна, Лесса наблюдала за людьми, проходившими по гравийной дороге, проложенной от берега. Ее по-прежнему удивляло то, что холд Робинтона уцелел во время бедствия, не пощадившего многие другие холды. После зимнего урагана некоторые его вещи были заменены любовно сделанными копиями. Сейчас все здесь выглядело почти так же, как до смерти Робинтона. Казалось, он только что вышел за порог или, может быть, возится с парадной одеждой в своей комнате, прежде чем выйти к гостям. Словно душа Робинтона, главного арфиста Перна, все еще присутствовала здесь; словно мастер по-прежнему оставался со своими друзьями — Лайтолом, старым мастером Вансором и Д’рамом. Какой великолепный квартет они составляли!

Лесса следила за драконами, прилетавшими попарно, скользившими над волнами, которые тихо, почти бесшумно набегали на берег. Это зрелище чем-то напомнило ей танец на Встрече; она сосредоточилась на этой мысли, стараясь думать о приятном, чтобы хоть немного унять то болезненное отчаяние, которое она испытывала со времени Потопа, вызванного падением Огненного шара.

С севера, из Вейра Плоскогорье, прибыли двое молодых предводителей Вейра — Г’бир на Винлат’е и Нелдама на Ясит’е. Их союз был счастливым — одна из немногих радостных новостей за последнее время. Отрадно думать, что хотя бы здесь все сложилось, как надо. Из Телгара, расположенного несколько восточнее, прилетели Д’фери и Палла с Виллерт’ом и Талмант’ой. С запада прибыл только один дракон с двумя пассажирами: Джексом и Шарра на Рут’е. Лесса хотела обсудить с Джексомом и Н’тоном происшествие в цехе печатников. Нужно основать второй печатный цех, и чем скорее, тем лучше. Слишком важны напечатанные документы: человеческая память не может сохранить все детали, да и переписывание текстов от руки грозит ошибками…

Самые крупные среди драконов Форта, Лиот’ и Лудет’а, несущие на спинах Н’тона и Маргатту, прибыли сразу вслед за Рут’ом; за ними — Гиармат’ и Байлит’а из Айгена и их всадники, Г’нариш и Надира. Лесса слышала рев драконов, возвещавший о появлении К’вана, Адреи, Хет’а и Бельжет’ы. Затем появились трое с востока — Т’геллан, Талина и Миррим. Что ж, появления Миррим следовало ожидать; Лесса знала, какой заносчивой и непокорной может быть Миррим, однако она всегда с сочувствием и симпатией относилась к своей воспитаннице.

Эррагон, недавно ставший мастером, послал особое приглашение Ф’лессану и зеленой всаднице из Монако по имени Тай, которая была одной из его учениц. Имя зеленой всадницы было знакомо предводителям Бенден-Вейра: она принимала самое активное участие в отражении нападения вандалов на Посадочную площадку и не щадила сил при эвакуации Монако.

Мастер Вансор, официально принимавший сегодня вечером предводителей Вейров, приветствовал входящих всадников, стоя на пороге комнаты, полной воспоминаний, которые были так дороги всем собравшимся. Он улыбался каждому новому гостю, словно по-прежнему мог ясно видеть их. Эррагон стоял за спиной Вансора; он надел алмазную подвеску — знак своего нового ранга, вполне заслуженного, если вспомнить о том, как точно и оперативно он работал во время падения Огненного шара и как своевременно рассылал предупреждения. Эррагон был представлен тем предводителям Вейров, с которыми ему не доводилось встречаться прежде. Лайтол и Д’рам уже возились с бумагами, устроившись за столом, стоявшим в дальнем углу. Девять стопок бумаг: для каждого Вейра… но для кого же предназначена последняя? Лесса снова перевела взгляд на дверь и заметила Ф’лессана, который поднимался по лестнице, держа под руку высокую темноволосую женщину. Лессе бросились в глаза широкий рот женщины и ее большие миндалевидные зеленые глаза.

«Всадница Зарант’ы», — почти с одобрением сказала Рамот’а. Лесса нахмурилась было, но потом черты ее лица разгладились. Ф’лессан уже не ребенок. После падения Огненного шара он был почти на грани истощения, спасая людей и вещи — в том числе и лодки, как сурово заметила Рамот’а. Спасение холдера, которому грозила верная гибель в волнах, стало событием даже для того дня, в который, как говорили арфисты, было совершено множество героических деяний. Ф’лессан всегда очень точно рассчитывал время; когда-нибудь она наконец спросит у него, как именно ему удалось совершить это невозможное спасение. Он прилетал в Бенден, только когда этого требовали обязанности командира крыла: судя по всему, теперь он предпочитал жить в Хонсю.

«Это его выбор», — несколько двусмысленно заметила Рамот’а.

Ф’лессан заметил мать, улыбнулся ей своей замечательной чарующей улыбкой и, отвернувшись, заговорил с Вансором. Лессу позабавило то, что он поздоровался с Вансором, как со старым знакомым; гораздо больше ее удивило то, что и Тай протянула старому мастеру руку, а тот с радостью пожал ее и улыбнулся, вскинув брови, словно так, расширив глаза, мог яснее разглядеть всадницу. Определенно, ей были рады в Прибрежном. Эррагон приветствовал ее, как учитель — своего лучшего ученика.

— Привлекательна, хотя и не красавица, — бросив короткий взгляд на спутницу Ф’лессана, прошептал Ф’лар Лессе. — Ничего удивительного в том, что он проводит в Хонсю так много времени.

«Ему там нравится», — все тем же загадочным тоном прокомментировала Рамот’а.

По ступеням уже поднимались Т’геллан, Миррим и Талина. Лесса подумала, что предводитель Монако-Вейра за последнее время сильно исхудал, а взгляд его стал тревожным и каким-то затравленным. Он работал без передышки, восстанавливая свой Вейр. Впрочем, Миррим с Талиной выглядели немногим лучше, чем бронзовый всадник, хотя, понятное дело, им приходилось далеко не так тяжело: на их плечах не лежала ответственность предводителя Вейра.

Тут Лесса поняла, что все уже в сборе, и вместе с Ф’ларом направилась на свое место в конце длинного, овальной формы, стола.

— Все здесь, не так ли? — устало улыбнувшись, спросил Ф’лар и немного подождал, пока все гости рассядутся.

Двадцать два всадника, три человека, которым следовало бы в покое доживать оставшиеся им Обороты, два мастера и лорд-холдер; двадцать восемь мужчин и женщин, собравшиеся, чтобы решить проблему, которую Лесса искренне считала неразрешимой. С другой стороны, когда-то столь же неразрешимой проблемой считалось уничтожение Нитей. Почему же она думает, что они не сумеют справиться с этим кризисом? Она чуть заметно передернула плечами и заняла место рядом с предводителем Бенден-Вейра, уловив его короткий вздох. Он выпрямился, расправил плечи и обратился к собравшимся.

— Я уверен, все вы слышали, что всадники должны что-то сделать с камнями, которые падают с неба. — Он немного помолчал, ожидая, когда улягутся возмущенные возгласы, вызванные этими словами. — Как бы абсурдно

это ни звучало, мы все понимаем, что именно этот вопрос первым встанет перед Конклавом, который соберется через два дня. Каким-то образом получилось так, что падение Огненного шара считается едва ли не нашей виной. — Тут он заговорил ворчливым и недовольным голосом: — Драконы могут летать в Промежутке. Почему они не могут просто столкнуть камни с их пути? Почему они не могут сжечь их прямо в небе? Неужели они ничего не могут

сделать?

— Разве мы сделали недостаточно? — Голос Ф’лессана странно дрогнул, что удивило Лессу.

Ф’лессан пожал плечами, лицо его приняло выражение рассеянного безразличия. Остальные бронзовые всадники тихо и возмущенно заговорили о неблагодарности и о невозможных требованиях.

— Всадники сделали более чем достаточно, — проговорил Лайтол с яростью.

— Все Вейры действовали просто великолепно, — с гордостью прибавил Д’рам.

— Насколько позволяло время, — ввернул Джексом, слегка повернув голову в сторону Лессы.

Это замечание немного разрядило напряжение. Кто-то даже рассмеялся.

— Я так и не сумел до конца понять, как вы сумели сделать все то, что сделали, — невиннейшим голосом проговорил Вансор, но мгновением позже посерьезнел. — Вы просто творили чудеса! И это при том, что в сравнении с этой катастрофой зимний шторм двадцать девятого Оборота этого Прохождения может показаться просто легким душем!

— По счастью, за погоду мы пока что не в ответе, — иронически усмехнулся Ф’лар.

— Пока что нет, — кисло прибавил Г’денед. Хотя после падения Огненного шара Иста отделалась довольно легко, от упомянутого урагана остров пострадал куда сильнее.

— Кое-кто говорит, что, когда разразился тот шторм, мы пренебрегли своими обязанностями и сделали меньше, чем должны были, — покачал головой Г’нариш.

— На этот раз мы предупреждали всех, — заметил К’ван, — пока ветер не стал таким сильным, что было невозможно летать.

— Возвращаясь к тому, о чем ты говорил, Ф’лар, — заговорил Н’тон, — драконы попросту не могут сжигать камни в космосе, поскольку для того, чтобы выдыхать огонь, им нужен кислород.

— Метеориты движутся слишком быстро, чтобы драконы сумели их остановить, — прибавил К’ван, — не говоря уже о том, что они настолько горячи, что драконий огонь даже в сравнение с этим не идет. От таких попыток не было бы никакого толка. Лишняя трата времени и сил.

Ф’лар широко улыбнулся:

— Лорды-холдеры и мастера об этом забывают. Однако я полагаю, что в этом вопросе нам следует взять инициативу в свои руки. С тех пор, когда упал этот проклятый Огненный шар, мы все время занимали оборонительную позицию.

— Ты хочешь сказать, что мы действительно можем что-то сделать? — Г’денед выпрямился и оглядел собравшихся, подняв брови.

— О, да, — улыбнулся Вансор. — Мой цех все это время отнюдь не бездействовал. Мы можем дать Конклаву продуманные и взвешенные рекомендации.

— Рекомендации? — резко переспросил Г’денед. — Они хотят не рекомендаций, а готовых ответов!

Он с яростью ударил кулаком по столу. Лесса видела, что Г’денеда просто замучили вопросами, и он больше не в силах сдерживаться.

— Они всегда хотят ответов, — подтвердил Г’нариш, покачав головой. Очевидно, это утомляло его не меньше, чем Г’денеда.

Лесса задумалась: как бы убедить этих двух старых предводителей уйти на покой, уступив место более молодым и гибким бронзовым и золотым всадникам? Она была благодарна М’ранду и Р’марту за то, что они вовремя решили уйти. Двое молодых предводителей Вейра старались вести себя непринужденно, но было очевидно, что Г’бир и Нелдама впервые присутствуют на подобной встрече.

— Что ж, они заслуживают того, чтобы получить ответы, Г’денед, — с демонстративным цинизмом заявил Ф’лессан. — Только вот на этот раз они хотят не ответов. По их мнению, мы должны что-нибудь сделать.

Он вызывающе усмехнулся.

— А что мы можем сделать? — спросил Г’денед, глядя на Ф’лессана так, словно молодой всадник бросил вызов лично ему.

Лесса уже намеревалась сделать сыну замечание, но тут почувствовала, как Ф’лар слегка толкнул ее в бок, и промолчала. После того как Ф’лессан заявил о своих правах на Хонсю, всем должно было стать абсолютно ясно, что он не претендует на роль предводителя какого-либо Вейра.

— Конечно, нам потребуется сотрудничество и помощь всех остальных цехов и лордов-холдеров, — продолжал Вансор, ободряюще улыбаясь, — поскольку нам понадобится много марок и специалистов. Мы уже провели предварительные исследования и подготовку — с помощью нашего нового мастера, — старый звездный мастер почтительно поклонился Эррагону, — мастера Идаролана, Ф’лессана и Тай, — он улыбнулся двум молодым всадникам, сидевшим в конце стола, — и еще трех преданных делу человек, не присутствующих на этой встрече, так что могу сказать: мы готовы.

— Предварительные исследования чего? — спросил Г’денед.

— Подготовка к чему? — с удивлением поинтересовался Г’нариш.

— Кто эти трое преданных делу? — Миррим почти обвиняюще уставилась на Тай.

— Исследования, позволяющие определить самое удачное расположение для оставшихся телескопов из Пещер Кэтрин, что даст нам возможность круглосуточно наблюдать за небом! — с сияющей улыбкой объявил мастер Вансор, словно это объясняло все.

Лесса помнила, как радовался мастер Вансор, когда много Оборотов назад обнаружил в Пещерах Кэтрин телескоп с высоким разрешением и прилагавшиеся к нему руководства. Игипс проследил за установкой и подключением этого телескопа в ходе работы над проектом «Алая Звезда». Ф’лессан нашел телескоп, установленный в Хонсю, и совсем недавно, после длительной работы, подготовки и ремонта снова привел его в действие. Можно ли при помощи третьего телескопа предотвратить падение на поверхность Перна комет, метеоров и металлических частиц? Лесса полагала, что это невозможно, и считала, что таким образом нельзя даже чуточку успокоить паникеров в Конклаве. Интересно, неужели Ф’лессан проводил столько времени в Хонсю только потому, что наблюдал за небом вместе с Тай?..

«Да», — коротко ответила Рамот’а.

— Если бы при помощи телеметрии «Йоко» мы не узнали об Огненном шаре, — продолжал Вансор, — и если бы не удивительные способности и преданность своему делу, проявленные всадниками, падение Огненного шара стало бы глобальной катастрофой, а не простым несчастьем, и последствия его были бы гораздо более трагическими.

— Простым несчастьем?! — воскликнул Т’геллан, поднимаясь со своего места; он был в ярости, а Талина и Миррим — явно шокированы словами старого мастера.

— Извини, мальчик мой, — опустив веки, огорченно проговорил Вансор.

Лесса знала, что, если бы Вансор видел своими глазами разоренные земли Монако, он проявил бы больше такта. Старый мастер попытался исправить впечатление от своих слов:

— Я вовсе не имел в виду, что страшные разрушения в Монако были незначительными: я просто хотел сказать, что, если бы Огненный шар упал неожиданно и мы не были бы предупреждены, то все было бы гораздо хуже. Все говорят, что ты восстановил практически все, что было разрушено, — это просто чудо!

— Да, мы сделали все возможное, но и сама земля еще должна восстановиться после бедствия, — пробормотал Т’геллан, снова опускаясь на стул; он немного успокоился, но чувствовалось, что он расстроен.

— И чем же нам поможет наблюдение за небом? — спросил Ф’лар, поворачивая разговор в прежнее русло.

Д’рам откашлялся, прочищая горло:

— Во-первых, это успокоит Конклав; раз уж они считают, что всадники отвечают за все, что падает с неба, так пусть видят, что мы не пренебрегаем своими обязанностями: телескопы необходимы для того, чтобы мы знали, что происходит там, наверху. Во-вторых, — он помолчал, с легкой, не лишенной самодовольства улыбкой оглядев собравшихся, — если мы сделаем наблюдение за небом нашим ремеслом, то по окончании этого Оборота у нас будет новая профессия. Причем именно та, которая более всего подходит всадникам.

Воцарилось ошеломленное молчание: предводители Вейров переваривали заявление Д’рама.

Сидевший рядом с Д’рамом Лайтол широко улыбался: Лесса подумала, что впервые за много Оборотов она видит на его лице искреннюю улыбку. Д’рам тем временем продолжал:

— Создав нашу собственную профессию, мы существенно снизим напряжение и подозрительность холдеров и мастеров, которые боятся, что мы хотим узурпировать их традиционные ремесла.

— Ну, наблюдение за небом не сможет занять нас всех, — начал Г’денед, пылавший негодованием.

Ф’лессан рассмеялся:

— Не только нас всех, Г’денед, но и многих других, если мы займемся этим основательно, — в его глазах плясали веселые искорки. — Уже в результате первых наблюдений и отработки схем поиска в Хонсю мы получили снимки пояса астероидов.

— Схемы поиска? — нахмурившись, повторил Г’денед. Бросив короткий взгляд на Эррагона, Ф’лессан пояснил:

— Мы знаем, какие звезды в наших небесах занимают постоянное положение. Ищем же мы то, что движется между нами и этими звездами! Вот, смотрите! — Он выложил на Стол несколько снимков. — Вот этот видите?

— Я вижу какую-то короткую линию на черном фоне и расплывчатое пятно, — отодвигая снимок, проворчал Г’денед.

— Этот штрих, как мы выяснили, является астероидом. Мы назвали его «Алиана», — Ф’лессан склонил голову набок и улыбнулся той улыбкой, которой с детства привык скрывать глубокие чувства. — Тай подумала, что мы должны дать им имена вместо номеров, — а я подумал, что было бы хорошо назвать астероид в честь одной из первых всадниц. У нас их уже много…

— Чего — астероидов или всадниц? — спросила Лесса с одобрительной улыбкой; идея ей понравилась. Она видела, что Вансора и Эррагона также заинтересовало предложение давать небесным телам имена.

— И тех, и других.

— А откуда ты знаешь, что это астероид? — вмешался Г’денед, хмурясь еще больше.

— Ф’лессан сверил свои результаты с данными «Йоко» и Прибрежного холда, — ответил Эррагон.

— А это расплывчатое пятно, как ты его назвал, — альфа Креста. Альфа Креста — фиксированный астрономический объект, а астероиды движутся довольно быстро — вот потому и создается эффект расплывчатого пятна. Учитывая положение объекта в небе, мы можем определить, что это, и, изучая ночное небо и делая вот такие снимки, — Ф’лессан постучал пальцем по снимкам на столе, — мы можем узнать, какие астероиды находятся на опасно близком расстоянии от Перна.

— Тем не менее один из них упал на Перн! — оскорбленно заявил Г’денед.

Ф’лессан рассмеялся:

— Даже и не один.

— О, нет, только не надо говорить о Круглой станции скороходов! — замахал руками предводитель Иста-Вейра.

— Если мне будет позволено сказать, — голос Тай звучал так твердо, что к ней невольно обернулись все, — по данным архивов «Йоко», Огненный шар был первым небесным телом, падение которого на Перн имело такие катастрофические последствия.

— Совершенно справедливо, Тай. И до последнего момента мы не знали, произойдет ли столкновение: мы узнали это только в последние десять минут. Хотя Огненный шар, несомненно, двигался вокруг Перна по опасно близкой к планете орбите.

Для предводителей Вейров, живущих в глубине материка, это было новостью; Г’денед нахмурился еще сильнее.

Может быть, думала Лесса, стоило пригласить на это собрание М’ранда? Обычно он уравновешивал пессимистические взгляды Г’денеда…

— Сейчас у нас есть возможность подробно изучить записи «Йоко», — заговорил лорд Лайтол со скорбным выражением лица. — Огненный шар был виден на фоне пояса астероидов как яркая вспышка еще в конце Оборота.

— То есть когда мы занимались совершенно другими делами, — вставил Г’денед.

Лайтол с упреком взглянул на него и продолжал:

— «Йоко» зафиксировала его положение и угол движения по отношению к Перну, и теперь можно сделать вывод, что даже в то время, находясь в отдалении от Перна, этот объект представлял серьезную опасность.

— И каково же было его расстояние от нас, Лайтол? — спросила Лесса.

— От ста до четырехсот тысяч километров, госпожа Лесса, — с печальной улыбкой ответил Лайтол. — Если бы Перн находился чуть дальше, фрагмент кометы пошел бы мимо.

— Дело в том, госпожа Лесса, — подавшись к ней, откровенно сказал Вансор, — что, если бы тогда мы вели постоянное наблюдение за небом, мы знали бы, что за этим объектом следует вести более тщательное наблюдение.

— Но разве мы могли бы сделать больше, даже зная заранее о грозящей опасности? — устало спросил Т’геллан.

За этими словами последовало долгое тяжелое молчание.

— Когда-то всадникам приходилось гораздо хуже, чем сейчас, — тихо, но твердо заговорил Ф’лар. — Тогда у Бендена была только горсточка всадников, способных сражаться с Нитями, — и вы, — он жестом указал на Д’рама, Г’денеда и Г’нариша, — перенеслись во времени вперед, чтобы поддержать нас. Теперь мы получили доступ к подробным записям Предков, и, если я верно помню лекции Игипса, он говорил, что и Древняя Земля тоже страдала из-за падения на ее поверхность космических тел. Эррагон, как Предки справлялись с этими проблемами?

Эррагон сухо усмехнулся:

— Они вели наблюдение за небом при помощи мощных телескопов, которыми управляли мужчины и женщины, преданные своему делу. Игипс говорил, что они нанесли на карты положение звезд их части галактики и различных объектов в Солнечной системе Земли с невероятной точностью. Разумеется, наши телескопы далеко не так мощны и точны. Однако нам предстоит иметь дело только с системой Ракбата…

— Да-да, — перебил его Г’денед, подавшись к мастеру всем телом, — но что же они делали с теми объектами, которые оказывались слишком близко к Земле?

— Они, я цитирую, «предпринимали активные действия, чтобы изменить траекторию потенциально опасных объектов».

— Как? Каким образом? — допытывался Г’денед.

— Об этом, — с иронией ответил Эррагон, — нам не говорили.

— Но должны же они были что-то делать! — В голосе Г’денеда прозвучала нотка страха.

— Они наблюдали за небом, — твердо проговорил Ф’лессан; все обернулись к нему. — Мы также можем вести довольно точные наблюдения и, как и говорил Эррагон, можем узнать, какие именно объекты находятся в нашей системе и какие объекты в нее попадают извне.

— В файлах по астрономии, которые я пристально изучил, отчетливо сказано о том, что подобные разрушительные столкновения крайне редки, — прибавил Лайтол.

— Тогда зачем мы тут болтаем о каких-то наблюдениях? — нетерпеливо спросил Г’денед.

— В первую очередь потому что это поможет доказать Конклаву, что мы действительно что-то делаем, — ответил Ф’лар. — Кроме того, мы должны знать, угрожает ли Перну какая-либо опасность. Поскольку Вейрам после падения Огненного шара удалось в большой степени предотвратить потери человеческих жизней и материальных ценностей, я уверен, при необходимости мы сможем сделать то же самое. Я также серьезно рекомендую вам, если позволите, прислушаться ко второму предложению Д’рама: из всадников получатся прекрасные наблюдатели. Особенно из тех, кто еще не нашел иного будущего.

Наблюдение за небесами, думала Лесса, станет прекрасным занятием для бронзовых и коричневых всадников. Более гибкие и легче приспосабливающиеся к изменению обстоятельств зеленые и голубые всадники не так привержены традициям и не настолько блюдут свое достоинство.

— Ф’лар! — Г’нариш так внезапно вскочил на ноги, что Ф’лар вскинул голову. — В Айгене ходили слухи, что Огненный шар — это результат того, что мы изменили орбиту Алой Звезды!

— Скорлупа и Осколки! Надеюсь, ты опроверг эти идиотские домыслы, — с отвращением отозвался Ф’лар.

— Во имя Игипса, это совершенно невозможно, Г’нариш, — живо возразил Лайтол. — Я тщательно изучил физические и математические аспекты этой операции. Игипс был прекрасным астрофизиком. Он особенно тщательно

подошел к вопросу возможных последствий: все расчеты абсолютно точны. Одной из причин, по которой мы медлили со взрывами, было как раз то, что мы ждали, пока Алая Звезда окажется на достаточном расстоянии от Перна, чтобы изменение ее орбиты не повлекло за собой сколько-нибудь заметных последствий.

Джексом внезапно закашлялся и начал задыхаться: чтобы прошел спазм, Шарре пришлось сильно хлопнуть его по спине.

— Еще одна причина заключалась в том, что нам нужно было изучить множество новых технологий, иначе мы были не способны осуществить это, — продолжил Д’рам.

— Но если Игипс знал, где именно находятся эти небесные объекты, — снова ворчливо начал Г’денед, — почему бы нам просто не воспользоваться его материалами вместо этой дурацкой болтовни о наблюдении за небом?

— Потому что, — немедленно заговорил Ф’лессан, — кометы продолжают прилетать из облака Оорта или из более дальних областей космоса; потому что метеоры и астероиды сталкиваются и их фрагменты — возможно, такие, как наш Огненный шар, — могут разлетаться во всех направлениях, и мы должны знать, где они находятся и куда направляются! Не имеет значения то, что мы еще не выяснили, как остановить их: мы уже знаем, как их обнаружить.

Джексом, Н’тон и Д’рам встретили это заявление приветственными криками и аплодисментами, Вансор одобрительно улыбнулся, на лице Эррагона возникло выражение необычайного облегчения; даже на губах Лайтола снова появилась улыбка.

— Полагаю, мне стоит прояснить этот вопрос, Г’денед, — жестом призвав всех к молчанию, проговорил Ф’лар.

— Очевидно, что этот план должен быть представлен Конклаву, — сказал Д’рам. — Ф’лессан, приободри и нас тоже! Может быть, у тебя есть еще снимки наподобие тех, которые ты показывал Г’денеду? Более четкие?

— Да, у нас есть такие снимки. — Ф’лессан коротко поклонился Тай. — У Эррагона есть наблюдения Прибрежного, а у Стинара — свежие материалы с «Йоко».

Ф’лессан оглядел собравшихся, а затем принялся раздавать им снимки:

— Вот несколько снимков пространства за пределами нашей системы, сделанные Тай. — Он покосился на Эррагона. — Она вычислила, как можно технически уменьшить интенсивность свечения самых ярких объектов, чтобы мы могли рассмотреть и другие, менее яркие, — наклонившись, он постучал пальцем по снимку, лежащему перед Т’гелланом, — и рассмотреть детали. Это туманность, она выглядит, как большой пузырь; но в ней можно различить отдельные звезды. Видите? Вот эти точки — на самом деле звезды.

— А разве звезды бывают такими розовыми? — спросил удивленный и заинтригованный Тгеллан, держа рисунок так, чтобы его могли разглядеть Миррим и Талина.

Ф’лессан хихикнул:

— И голубыми, и красными, и белыми. — Он продемонстрировал следующий снимок. — Вот этот мы сделали при помощи телескопа в Хонсю. Это колесо — на самом деле далекая-далекая галактика. Собственно, наше небо довольно темное, если не считать того, что Игипс называл Млечным Путем и Магеллановыми Облаками.

— А эти спирали? — спросила Лесса, разглядывая свой снимок. — Их так много…

В ее голосе звучало почтительное удивление.

— А вот эти скопления — это все звезды? — спросил Ф’лар у Тай, показывая ей еще один снимок.

— Шаровые скопления, — ответила она.

— Отличная работа, — одобрительно кивая, заметил Эррагон. — Вы записывали время и положение?

— Разумеется, хотя это и были снимки, сделанные наудачу: я экспериментировала со светофильтрами, имевшимися в Хонсю, пытаясь выявить как можно больше деталей, — ответила Тай.

— И что, любой может это увидеть? — Миррим смотрела на Тай с явным уважением. — Значит, ты не просто так смотришь на звезды?

— В общем-то, да, — ответила Тай; ее смуглое лицо залилось румянцем от удовольствия и смущения.

— Подумать только, сколько всего мы можем узнать и понять о космосе, — глаза Ф’лессана сияли; Лесса смотрела на него с нескрываемым удовольствием, — если у нас будет больше обсерваторий и больше людей, обученных наблюдать за небом!

Г’денед фыркнул — великолепные снимки не произвели на него никакого впечатления — и обратился к Ф’лессану:

— Ты сказал, что все это находится очень, очень далеко. Но разве вы не должны были наблюдать за близкими к Перну объектами?

— О, мы занимаемся и этим тоже. — Ф’лессан выложил перед Древним всадником еще одну подборку фотографий.

Г’денед отстранился, с подозрением разглядывая снимки.

— Это выглядит как клубень, изъеденный жуками. — Он вытащил один снимок, рассмотрел его поближе и с отвращением отбросил в сторону. — Здесь больше дырок, чем в губке!

— А! — поднял палец Ф’лессан. — Эти астероиды расположены неподалеку от нас. То, что выглядит как ходы, прогрызенные жуками, на самом деле следы от столкновений с другими осколками и метеорами, оставившими на поверхности астероида кратеры. Или те места, из которых когда-то вырывались струи газа. Первый из них имеет десять километров в длину; а вот этот, дырявый, — пятьдесят. Он достаточно велик для того, чтобы разнести Перн на части.

Г’денед трудно сглотнул и медленно перевел взгляд на Эррагона, который серьезно кивнул, подтверждая слова Ф’лессана.

— Причина сегодняшнего собрания, — заговорил Вансор, — как раз в том, чтобы установить наблюдение за небом. Мы должны обучить тех, кто станет наблюдать за подобными астероидами.

— В Пещерах Кэтрин только четыре телескопа, — заметила Лесса, невольно задумавшись, хватит ли этого количества для их нужд.

— Что, — стремительно поднявшись на ноги, прибавил Ф’лессан, — наводит меня на мысль: не собирались ли Предки установить наблюдение за небом еще до того, как на Перн начали падать Нити?

— Эта мысль часто приходила мне в голову, — задумчиво кивнув, сказал Вансор. — И мне было любопытно, почему наблюдение было рассчитано только на Южное полушарие. С другой стороны, изначально Предки поселились на Южном континенте, так что в наблюдении за небом Северного полушария не было необходимости в течение многих Оборотов.

— Если бы оно велось, мы были бы предупреждены о шторме, — кисло заметил Г’денед.

— Хватит ли четырех телескопов? — вслух задал К’ван вопрос, мучивший Лессу.

— Для ночного наблюдения не всегда необходим большой телескоп, К’ван, — успокаивающе заметил Эррагон. — Мастер Джейнсис делает бинокли, которыми пользуются уже многие. — Он повернулся к Джексому за подтверждением.

— Все сторожевые всадники используют бинокли — и все мы поочередно несем дежурство, — прибавил Н’тон, оглядывая всадников. — Мне кажется, я все еще могу перечислить самые яркие звезды.

— Но, как это ни печально, мы должны следить не за самыми яркими звездами, Н’тон, — заметил Вансор, — хотя знать их и важно, поскольку именно по ним мы определяем относительное положение тех объектов, которые следует регистрировать и наносить на карты неба.

— Небо очень большое, Ф’лессан, — заметил К’ван.

— Вот потому-то и нужно больше всадников, которые станут за ним наблюдать, — ответил Ф’лессан и, явно поддразнивая предводителя Южного Вейра, прибавил: — У твоего нового Вейра, кстати сказать, отличное расположение…

— Вот именно этими вещами и должны заниматься вы, молодые всадники, — наставительно заявил Г’денед, мгновением позже осознав смысл собственных слов. — Будьте уверены, я донесу эту мысль до своего Вейра.

— До того, как я запечатлила Талмант’у, — заговорила Палла, — я как раз изучала астрономию…

— Именно так, — с некоторым удивлением глядя на госпожу своего Вейра, подтвердил Д’фери.

— Ученица, которую мне было жаль терять и которую я с удовольствием приму снова, — ободряюще кивнул Эррагон.

Поняв, что сейчас все взгляды устремлены на нее, Палла смутилась и, опустив голову, принялась рассматривать свои руки. Лесса заметила, что Д’фери, наклонившись к ее уху, что-то прошептал, после чего Палла несколько расслабилась и улыбнулась.

— Похоже, это все займет массу времени, — проговорил Г’денед; кажется, он все еще был не уверен, что одобряет новую затею.

— О, да, — вынужден был согласиться Эррагон. — Но с вашей помощью мы сумеем подготовить великолепный отчет, который и представим Конклаву. Мастер Идаролан уже готов перебраться туда, где будет нужен, чтобы учить и вести наблюдения. Кстати, он напомнил мне, что все рыбаки используют звезды в качестве ориентиров в море, — а он далеко не единственный, кто ушел на покой.

— Что возвращает нас к вопросу о том, как сделать эти наблюдения наиболее эффективными. Что вы имеете в виду, мастер Вансор, когда говорите о круглосуточном наблюдении и еще одном телескопе? — спросил Ф’лар.

— Самое время, — заметил Ф’лессан.

— У нас есть Прибрежный, у нас есть Хонсю, — ответил Эррагон, — и нам нужно установить по крайней мере еще один телескоп из Пещер Кэтрин на севере, причем чем скорее мы сделаем это, тем лучше. — Он откашлялся. — Для того чтобы вести действительно полноценное наблюдение за небом все двадцать четыре часа в сутки, нам следует обустроить первую обсерваторию на Западном континенте.

— Но там же ничего нет! — воскликнула Лесса.

— Однако над ним есть звезды, — напомнил ей Ф’лессан, поспешно прибавив: — О том, как обустроить это место, мы подумаем позже.

— Обсерваторию на Западном континенте следует оборудовать в самое ближайшее время, — твердо заявил мастер Эррагон: он явно был готов отстаивать свою точку зрения.

— Чтобы мы могли совершенно точно установить положение объектов в пространстве, там действительно должна быть обсерватория, несмотря на то, что Западный материк находится в удалении от населенных земель, — поддержал его Вансор, решительно хлопнув ладонью по столу.

Этот звук заставил всех вздрогнуть. Мастер Вансор всегда был очень мягким человеком, и его неожиданная настойчивость ошеломила Г’денеда и Г’нариша.

— Обсерватория на Западном необходима, иначе весь проект наблюдения за небом может окончиться провалом.

Мастер Идаролан твердо уверен в том, что мы способны основать там небольшое поселение. Более того, он предлагает хорошо защищенную гавань и знает, как должны идти суда, где есть пресная вода — и даже деревья.

— Правда? — спросила Лесса.

— Правда, — кивнув ей, ответил Вансор. — Если среди тех, кто наблюдает за небом, будут всадники, то обустройство обсерватории, даже так далеко, не составит серьезной проблемы. Понимаешь, ведь при желании днём они смогут отправляться домой. Наблюдать за небом нужно только по ночам.

Он говорил об этом с такой жизнерадостной легкостью, что Миррим и Палла чуть не расхохотались, отчего обеим пришлось притвориться, что они закашлялись.

— Значит, — продолжал он, — насчет одной обсерватории мы договорились.

— А где же будут остальные? — спросил К’ван, все еще улыбаясь: его загорелое лицо выражало живое любопытство.

Джексом откашлялся:

— В Руат-холде есть прекрасное место, очень удобное для такого рода наблюдений. Возле Ледяного озера: я полагаю, это вполне приемлемо. Я с радостью помогу основать там независимый звездный цех — и, полагаю, сумею убедить жителей ближайших холдов помочь ему в обустройстве.

Вансор повернул сияющее улыбкой лицо в его сторону; остальные переглянулись, услышав столь щедрое предложение.

— Со всем уважением, лорд Джексом, — заговорил Д’фери, — поскольку Палла уже прошла начальную подготовку и поскольку неподалеку от нашего Вейра также расположено удобное место…

— У меня управление Вейром отнимает все мое время, — заметила Козира, намеренно не глядя на Паллу.

Лесса пренебрежительно фыркнула:

— Палла моложе, чем мы с тобой, Козира. Поскольку она училась у Эррагона, не думаю, что мы будем возражать, если часть обязанностей по управлению Вейром она передаст другим золотым всадницам.

— Думаю, это вполне приемлемо, — по очереди взглянув на Лессу и Козиру, подтвердил Ф’лар.

— Да, да, — снова заговорил мастер Вансор, — благодарю вас, лорд Джексом, и вас, предводитель Вейра Д’фери, и вас, Палла. Вам придется, конечно, освежить в памяти свои уроки и пополнить знания. Конечно, я уже не могу видеть, но у меня прекрасная память. У мастера Самвела на Посадочной площадке есть целый класс молодых людей, которым я преподаю азы астрономии. Я подозреваю, — и в его тусклых глазах, казалось, вспыхнули искры, — что множество пожилых людей, тетушек и дядюшек, ушедших на покой с работы, требовавшей больших физических нагрузок, как и мастер Идаролан, с удовольствием возьмутся за ответственную работу, даже если работать придется по ночам. По чести сказать, мне нужно всего четыре часа сна, — с искренней улыбкой прибавил он.

— Мы с Тирот’ом без труда доставим учеников к мастеру Вансору, — предложил Д’рам. — Конечно, для того чтобы построить обсерваторию, нам понадобится много времени, особенно с учетом того, что многие заняты на восстановительных работах. Мы должны очень убедительно выступить перед Конклавом, чтобы начать строительство как можно раньше. Пока что было увеличено производство биноклей…

— Почти в полтора раза, — перебил его Вансор и прибавил извиняющимся тоном: — Ну, после падения Огненного шара.

— Значительно увеличено, — мягко продолжил Д’рам. — Мастер Джейнсис и Пьемур уверили нас, что на складе уже есть запас биноклей, а мастер Морилтон и другие мастера его цеха продолжают экспериментировать с зеркалами для небольших телескопов.

— И, когда в небе обнаружатся опасные объекты, от всадников потребуют уничтожить их? — с сардонической усмешкой спросил Г’денед.

От Лессы не укрылось, что Ф’лессан обменялся коротким быстрым взглядом с Тай. В глазах Ф’лессана плясали чертики — как всегда, когда мальчишке приходила в голову очередная безумная идея.

— Кто знает, Г’денед, — ответил Джексом, — может, это не так уж невероятно — учитывая все, что делали драконы в прошлые одиннадцать Оборотов. Повторяю, я вполне готов найти и предоставить место для обсерватории в горах Руаты и помочь в строительстве.

— Я присмотрю за постройкой еще одной в Телгаре.

Мастер Фандарел одобрит наблюдение за небом, — Д’фери усмехнулся, — а лорд Ларад с большей охотой соглашается на подобные предприятия, чем большинство холдеров.

— Было бы мудро, — Джексом особо выделил последнее слово, — вовлечь в подобные наблюдения как можно больше холдеров и ремесленников.

— А я думал, это станет обязанностью всадников, — заметил Г’денед.

Определенно, с некоторым отвращением подумала Лесса, Г’денеду пора уйти на покой. Он слишком заносчив и высокомерен.

— Нам потребуется помощь всех, кто захочет принять в этом участие! Нам придется обучить по крайней мере два полных цеха, — Вансор развел руками, — и, как справедливо заметил предводитель Вейра К’ван, небо очень велико. Мы же должны обнаружить как можно больше объектов. После того как их орбиты будут рассчитаны и нанесены на карты, большинство будет признано безвредными, как кометы-Призраки. Многие могут приближаться к Перну, но затем они продолжают свой путь в космосе.

— Все это очень хорошо, мастер Вансор, — по тону Г’денеда чувствовалось, что его все еще не убедили, — но вы не дали ответа на важный вопрос: что мы сможем сделать, если какая-нибудь комета или метеор подойдут к Перну достаточно близко, чтобы упасть на него?

На зал упала абсолютная тишина, стал слышен шум волн, набегающих на берег, и временами приглушенные всплески: дельфины резвились в прибрежных водах, играя в свои вечерние игры.

— Мы что-нибудь придумаем, — нарушил молчание Ф’лар.

— Да что с вами всеми такое, вы!.. — воскликнул Ф’лессан, вскочив на ноги.

Лессе показалось, что она слышит слова, которые он так и не произнес: вы, старики.

Однако Ф’лессану удалось сдержаться.

— Мы только начали изучать всю ту массу информации, которую оставил нам Игипс; среди всего прочего, там может найтись и способ борьбы с подобными незваными гостями. Когда впервые начали падать Нити, нашим предкам приходилось обходиться тем, что было у них под рукой, и они разработали то, что им было нужно, чтобы выжить, — драконов. Они отыскали способы приспособиться и укрыться от Нитей, их число возросло; однако, если бы они были менее изобретательными, менее оптимистично смотрели на мир, все они погибли бы еще в первом Прохождении. При всем моем уважении к тебе, Эррагон, Игипс никогда не открывал нам больше информации, чем было нужно в данный момент для конкретной задачи. Так что придется потрудиться. Давайте пока используем то, что у нас имеется: наши телескопы и мозги, которые даны всем нам.

Лесса смотрела на сына с уважением и тихой печалью. Впрочем, то, что он говорил, вполне могло быть правдой. Игипс говорил что-то об оружии массового поражения: Лесса искренне надеялась, что никаких конкретных деталей в его файлах нет. Но если там таится надежда…

— Нам пришлось узнать и изучить многое для того, чтобы сместить Алую Звезду с ее орбиты. Мы по-прежнему не знаем и половины того, что скрывается в материалах Игипса, — продолжал Ф’лессан.

— Там больше половины того, что нам и не нужно знать, Ф’лессан, — нахмурился Г’денед.

— Может быть, и больше половины, Г’денед; однако как всадники, в чьи обязанности входит зашита планеты, мы должны узнать о своих обязанностях и возможностях как можно больше.

Одобрительно кивнув Ф’лессану, Ф’лар поднялся со своего места.

— Вейры будут продолжать служить Перну. Если мы предложим Конклаву наблюдать за небом, дадим этому проекту наилучшие рекомендации и выступим все вместе, в полном согласии, — он многозначительно посмотрел на хмурого Г’денеда и озадаченного Г’нариша, — тогда — клянусь первыми драконами, родившимися здесь, на Посадочной площадке, это откроет для нас новые горизонты будущего!

Он ударил кулаком по столу; его глаза сияли, он оглядел своих товарищей с вызовом — кто решится ему возразить?

Вот это, подумала Лесса с гордостью, по-настоящему достойные слова! Предводители Вейра, такие целеустремленные, так стремящиеся добиться успеха, нуждаются

только в сильном лидере, за которым можно идти. Т’геллан явно обрадовался; Козира выглядела несколько смущенной, но Г’нариш словно помолодел, услышав решительное заявление Ф’лара.

— Полагаю, нам действительно стоит выступить единым фронтом, — пробормотал Г’денед, неохотно присоединяясь к большинству.

— Что ж, это все очень, очень вдохновляет, — кивая собравшимся, проговорил Вансор. — А теперь давайте подведем итоги нашего собрания. «Йоко», Прибрежный и Хонсю продолжат исследования ближнего космоса; мы попросим у Конклава предоставить нам три из четырех оставшихся телескопов; начнем работу над созданием необходимой нам обсерватории на Западном континенте, установим еще один телескоп на Ледяном Озере — благодарю тебя, лорд Джексом. Третий телескоп будет установлен в Телгаре — если мы сумеем добиться помощи и согласия лорда Ларада. Благодарю вас, госпожа Палла, предводитель Д’фери, за то, что вы любезно предложили свои услуги. Разумеется, мы попросим сотрудничать с нами мастера Фандарела: его помощь будет поистине неоценимой. Мы также объявим набор добровольцев — нам потребуется много глаз и много ночей, проведенных в наблюдениях; к тому же нам нужна новая ускоренная программа обучения. Я уверен, что цех арфистов это одобрит. Я попрошу мастера Тагетарла напечатать объявления. Вся планета узнает о том, что мы намерены сделать! — Он раскинул руки, широко, заразительно улыбнувшись.

— Мне кажется, что вы в целом обрисовали все, что должны сделать всадники, — заговорил Ф’лар. — А теперь — почему бы нам не отдохнуть и не выпить немного вина? Для знатоков мы привезли с собой немного бенденского…

В зале не оказалось никого — за исключением, возможно, Г’денеда, — кто не рад был бы выпить стакан хорошего вина. Миррим направилась в кухню вместе с Талиной, Адреей и Шаррой. Тай хотела было последовать за ними, но Ф’лессан задержал ее: он хотел, чтобы она помогала ему объяснить Палле, Д’фери и К’вану, что изображено на снимках. Эррагон достал старые небесные карты Игипса, чтобы продемонстрировать, как нужна обсерватория, позволяющая наблюдать за небом с Западного материка.

Лесса чувствовала огромное облегчение: встреча, на которую она пришла, не ожидая поддержки, завершилась так успешно. Предводители Вейров Перна займут свое место в Конклаве, будучи уверены в себе, — что само по себе произведет на лордов-холдеров и мастеров цехов большое впечатление. Особенно радовала ее возможность объявить о появлении нового ремесла, для которого идеально подходят всадники и которое должно стать их основным занятием После. Она улыбнулась про себя. Шарра принесла ей стакан вина и небольшую тарелочку с закусками.

Ее размышления были прерваны вопросом, который Г’денед задал мастеру Вансору:

— Вы упоминали о трех людях, преданных своему делу. Кто же они?

— Один из них — мастер Стинар, остальные двое — мои ученики из Телгара, которые также являются мастерами своих собственных цехов: Типпел в Кроме и Муролин в Южном Болле. Они даже построили собственные телескопы, не слишком мощные, но позволяющие вести наблюдение за небом. Типпел сейчас в отчаянии оттого, что не видел Огненного шара: было очень холодно, и он рано ушел со своего поста у телескопа. — Мастер Вансор сделал преувеличенно опечаленное лицо. — Однако у меня и для вас есть предложение, предводитель Вейра Г’денед. Посмотрите на небо через телескоп Прибрежного — сегодня же ночью.

Лесса выпрямилась и усмехнулась: Г’денед явно растерялся.

— Кстати, в самом деле! Почему же это не пришло в голову никому из нас? — Она поднялась на ноги. — Я хочу воспользоваться случаем и увидеть все собственными глазами. Это возможно, Эррагон?

На лице мастера отразилось минутное колебание, и она продолжила:

— Или — прости, я не подумала — мы помешаем твоим исследованиям?

— По такому случаю их можно и. отложить на одну ночь. Я к вашим услугам, госпожа Лесса. — Эррагон поклонился ей с самой искренней любезностью.

— А кто находится в обсерватории, пока вы здесь? — поинтересовался Г’денед.

— Лофтонн, очень способный подмастерье, — ответил Эррагон.

Ф’лессан подошел к матери.

— Мы с Тай будем рады показать вам телескоп Хонсю, — широко улыбаясь, заговорил он. — С нами летят К’ван, Адрея, Палла и Д’фери.

Г’денед и Козира были единственными, кто не пожелал отправиться смотреть на звезды — ни в обсерватории Прибрежного, ни в Хонсю. Впрочем, Г’денед согласился предложить своим всадникам принять участие в проекте.

— Эррагон, ты говорил, — присоединившись к Лессе, сказал Ф’лар, — что у вас есть и другие снимки, которые помогут унять страхи Конклава?

— И большинства холдеров и ремесленников, — пробормотал К’ван себе под нос, так, что его слышали только Ф’лессан и Тай, — не говоря уж о некоторых всадниках…

Только добравшись до своего Вейра, Лесса вспомнила, что так и не поговорила с Джексомом: молодой лорд покинул зал вместе с Шаррой, потихоньку, пока все остальные наслаждались вином. Ф’лессан и те, кто отправлялся вместе с ним в Хонсю, также ушли довольно быстро, так что она не успела присмотреться к этой его зеленой всаднице. Лесса никогда еще не видела, чтобы ее сын кого-то так страстно защищал — а ведь Тай вовсе не казалась излишне хрупкой…

Ф’лар обнял ее и притянул поближе к себе, устраиваясь в постели поудобнее.

— Она ему подойдет, — тихонько сказал он, словно снова прочел мысли Лессы.