Емцев М Парнов ЕремейПоследняя дверь

Михаил Емцев, Еремей Парнов

Последняя дверь

Ночью разразился продолжительный ливень. Яркие молнии разрывали черное небо ослепительными трещинами, и Егорову казалось, что из них вот-вот брызнет расплавленная сталь. Тяжелые холодные градины, будто твердые клювы тысяч птиц, стучали в окна. Вода не успевала сбегать по стеклу и застывала на нем мутными разводами. В лиловых вспышках Егоров на мгновение видел клубящийся туман, переплетенный толстыми веревками струй, и смутный блеск огромных луж. Их ноздреватая поверхность напоминала свежую лаву.

- Вот досада! - проворчал он, ложась на жесткую гостиничную кровать.

Некоторое время он просматривал толстый и зачитанный до дыр приключенческий альманах, брезгливо морщился, встречая сальные и винные пятна. Дойдя до очередной испачканной страницы, он отшвырнул книгу и вновь подошел к окну. Молнии все так же высвечивали из темноты пузырящуюся на стекле воду и блестящую черную реку асфальта.

Егоров так и не дождался конца ливня, заснул, а когда проснулся, было уже позднее утро, по стенам и потолку плясали яркие солнечные зайчики, отражаясь бесконечное число раз от всех лакированных, полированных и хромированных предметов.

Егоров потянулся, соскочил с постели и пружинящим шагом прошелся по приятно холодившему пластику пола. Он чувствовал себя хорошо и бодро, ему было беспричинно весело. Казалось, ночной ливень смыл с него усталость, горечь неудач и забот.

Ему захотелось немедленно что-то делать, энергично действовать. Егоров подумал, что в таком состоянии он легко мог бы пробить план исследований плато Акуан и даже организовать там работу. Но, к сожалению, ни пробивать заявку на исследовательские работы, ни организовывать их уже было не нужно. Заявку отклонили за нереальностью месяц назад, а в его организаторские способности никто не верил. И вообще Егоров находился в недельном отпуске и должен был отдыхать, а не работать. Избыток энергии он употребил на тщательную чистку зубов, а хорошее настроение разрядил в популярной песенке "Пишу тебе я на Луну...". При первых же звуках его голоса дверь номера распахнулась, и вошла дежурная. Она осведомилась, кто здесь звал на помощь и почему для этой цели не пользуются звонком. Покрасневший Егоров объяснил, что на помощь никто не звал и что таковы его вокальные возможности. Дежурная подозрительно посмотрела на него, и было видно, что она не верит ни единому его слову. Она заглянула под кровать и в открытый стенной шкаф. Возможно, она искала труп или связанное тело с кляпом во рту. Во всяком случае, Егорову так показалось. С большим трудом он выпроводил ее из номера.

На станции лучезарное настроение Егорова подверглось еще одному испытанию.

- Винтолет будет только после двенадцати, автолеты... - кассир на мгновение запнулся, - все.

- Что - все? - спросил Егоров с раздражением, разглядывая совершенно лысую голову этого сравнительно молодого человека.

Кассир поднял рыженькие бровки. В зеленых глазках мелькнула насмешка.

- Все, товарищ, - значит, все, - сказал он, склонив голову набок. - Все билеты проданы, все места распределены, для вас ничего нет. Подождите, после двенадцати будет винтолет, он прихватит опаздывающих.

- Я здесь уже со вчерашнего вечера жду.

- Вы не один ждете. Другие тоже ждут.

- Мне каких-то паршивых сорок километров...

- А мы дальние расстояния не обслуживаем. У нас всем нужно не дальше ста километров.

Егоров почувствовал острое желание плюнуть на сверкающую лысину. Он проглотил слюну и, сжав зубы, отошел от окошка. Настроение было совершенно испорчено.

Егоров уныло окинул взглядом пассажиров. Яркое солнце, проникавшее сквозь стеклянные стены, приветливо освещало озабоченные лица мужчин, загорелых и обветренных, с большими, сильными руками, бровастых и щекастых женщин в хустках - платках, закрывавших лоб до самых глаз, детей, возившихся у ног родителей. Негромкий мелодичный говор, наполнявший зал, переливался всеми красками музыкальной украинской речи. Егоров сел и задумался. Ему больше нельзя терять ни одной минуты, а он должен сидеть и дожидаться этого клятого винтолета!

Среди присутствующих возникло какое-то движение. Казалось, в зал пустили ток, который побежал по креслам сидений, заставляя людей поворачивать головы в одном направлении. Сладкоголосые скептические "Та ну!", "Та шо це вы!" оборвались, женщины и мужчины уставились на какую-то фигуру, возникшую в стеклянных вращающихся дверях; только дети ни на что не обращали внимания.

Егоров тоже посмотрел на дверь и увидел странного человека. Первое впечатление было неопределенным. Тревога и ощущение опасности охватили его.

Человек был дьявольски красив. Его красота была подобна вызову или удару кнутом. Все в нем было законченное, совершенное и в то же время невероятно экстравагантное.

Красота - это высшая гармония, многочашечные весы, все чашки которых старательно уравновешены природой. Оригинальность порождается удачным отклонением от равновесия. В незнакомце был именно тот миллиграмм уродства, который делал его красоту гениальной.

Человек, вероятно, привык находиться в скрещении взглядов. Он подошел к окошку кассы так, словно в зале никого не было. Он заглянул в окошечко, где плавала голая макушка зеленоглазого кассира, спросил с легким иностранным акцентом:

- Вам звонили только что про меня?

Макушка запрыгала, как поплавок в ветреный день, когда клев плохой и бесконечная рябь бежит по свинцово-серой воде. Егорову была видна тощая рука в веснушках, с рыжими волосками в том месте, где белый манжет плотно обхватывал запястье. Рука подобострастно взвилась и мягким движением опустила на барьер билеты.

Красавец кивнул головой и, сунув билеты в карман, направился к выходу. Кассир приподнялся над сиденьем и крикнул вслед:

- Ваш автолет в третьем гараже! Справа, как выйдете...

Незнакомец, не оборачиваясь, снова кивнул.

Егоров подошел к кассе.

- Значит, у вас был свободный автолет? - спросил он нарочито спокойно.

Рыжебровый некоторое время строчил что-то в своих бумажках, потом медленно поднял голову. Он смотрел на Егорова удивленно и непонимающе. Он, конечно, не узнавал его.

- Какой автолет? - слабым, усталым голосом спросил он.

- Тот, что вы только что отдали этому иностранцу.

- А-а-а, - протянул кассир и углубился в накладные.

Егоров почувствовал, что желчь вышла из печени и, минуя камни, расставленные в желчном пузыре, поднялась к голове, застлав поле зрения плотным коричневым туманом.

- Я с вами говорю! - гаркнул он, ударив кулаком по стойке.

Накладные и квитанции, наколотые на сверкающие бюрократические пики, баночки с клеем, чернильница из лунного камня - все, как один, подпрыгнули, испуганно звякнув, шлепнулись на стол. Баночка перевернулась, из нее выползла колбаска прозрачного желтоватого клея. Кассир, побледнев, вскочил:

- Вы за это ответите! - Он нажал кнопку.

Егорову пришлось еще долго размахивать руками, кричать, оправдываться, объясняться, усовещивать, призывать, угрожать и льстить, пока наконец в девятом часу он смог выехать. Вместо быстрого мощного автолета ему пришлось сесть в допотопный автомобиль, прихотью судьбы заброшенный в сарай начальника местной службы движения.

Мысленно установив генетическую связь между начальником, с одной стороны, и животными, преимущественно собачьего рода, - с другой, Егоров успокоился и начал осматривать окружающий мир. А он был прекрасен. Высокое голубое небо с мелкими полупрозрачными облачками было заполнено теплом и светом. Свежая, еще зеленая пшеница сверкала росой. Над степью разливался аромат здоровой радостной жизни. Врывавшийся в машину ветер эластичной прохладной струей теребил егоровские вихры, и ему казалось, что у него улетают волосы...

- Давненько я не бывал здесь, - растроганно шептал он, глядя на знакомые поля, черные ленты дорог, петлявшие вдоль густых лесополос.

- В Музыковку? - спросил шофер.

- Ага.

- К Нечипоренке?

Егоров посмотрел на парня. Чернявый веселый хлопчик. Его звали почему-то Реник, Рейнгольдс.

- К нему. А ты откуда знаешь?

- А что тут знать? К нему многие сейчас ездят... А вы не знаете, скоро он назад полетит?

- Полетит. Дай отдохнуть человеку, он же только что вернулся.

"Белка", легко катившая по бетонному шоссе, замедлила ход.

- В чем дело? - спросил Егоров.

- Да тут съезжать надо с бетонки. Поворот на Музыковку.

- Так в чем же дело? Валяй...

- Та дорога ж здесь у нас не дай господи! Когда сухо, оно еще ничего, а после такого дождя...

Парень не договорил и свернул направо. Машина, сделав лихой поворот под мостом, выскочила на черную ленту проселочной дороги. Егоров с опаской посмотрел вперед. Он хорошо знал, что такое черноземный тракт после дождя.

Дорога была изрыта глубокими колеями. Рытвины напоминали окопы. Грунт под колесами "Белки" расползался все больше и больше, пока машина наконец не села на живот, беспомощно разбрызгивая с колес большие черные куски.

- Есть, - сказал Реник и остановил мотор.

Они выбрались наружу. Егоров сразу же утонул по щиколотку в жирной, вязкой грязи. С проклятьем выдернул ногу из клейкой массы. На легкие летние туфли налипли пудовые комья дегтярного цвета, и Егорову показалось, что он надел валенки. Ему стало даже немного страшно: вдруг земля начнет медленно расплываться под ним и засосет его в глубокую черную трясину. Пока он преодолевал силы сцепления, Реник, ловко орудуя совковой лопатой, расчистил путь.

Они двинулись дальше. Егоров, тихонько ругаясь, счищал грязь с изгибов и впадин подметок.

Они свернули, на другую дорогу, ведущую прямо на Музыковку. Здесь не было глубоких ям, но зато весь верхний слой почвы превратился в некое подобие жидкого масла. "Белка" буксовала через каждые три шага. Мотор, переключенный на первую скорость, жалобно ревел, из выхлопных труб валил черный дым. Реник вылез и, пощупав радиатор, махнул рукой.

- Будем стоять, - сказал он, - пусть остынет.

Егоров привалился к багажнику и пускал голубой сигаретный дым вверх, в насмешливое чистое небо.

- Черт те что! - раздался рядом с ним голос Реника. - Луну освоили, Марс освоили, на Венере высадились, а дорога у нас по-прежнему ни к бису.

- Почему? - возразил Егоров. - Есть великолепные магистрали, по одной из них мы с тобой сейчас ехали. Разве не так?

- Так то же магистраль. А до Музыковки добираться тяжче, ниж до Марса.

- Вся беда в том, мой дорогой, - назидательно сказал Егоров, - что мы живем в переходный период. Автолеты еще не вошли в силу, а машины уже вышли из употребления. Когда наладят массовый выпуск автолетов, дороги как таковые будут не нужны. Останутся лишь большие автострады. А вся остальная мелочь, такая, как эта, будет перепахана и засеяна. Сохранят только "пятачки" для приземления автолетов. И то по традиции. Автолет может сесть в любом месте - на суше, на воде, в лесу, на болоте...

- Колы ж то будет... - с сомнением протянул Реник и полез в кабину. Он долго возился со стартером, переключал скорости и наконец решительно сказал: - Давай попробуем по стерне.

Машина свернула с дороги прямо на поле, покрытое редкой рыжей щетиной, оставшейся после прошлогоднего урожая. Здесь их ожидали чудеса. "Белка" шла то левым, то правым боком, ее несло с удивительной легкостью в самых произвольных направлениях. Поле было с небольшим уклоном, и машина скользила по нему, как шайба по льду. Реник, давно заглушивший мотор, изо всех сил упирался в тормозную педаль. Он с ужасом наблюдал, как они медленно приближаются к пересекавшему поле глубокому оврагу. Метрах в ста от обрыва "Белка", развернувшись задом, остановилась.

- Хай ему бис! - сказал Реник, вытирая пот с бледного лица. - Буду ждать вечера, може, подсохнет.

Они вышли из машины.

- Вон Музыковка, - сказал Реник, махнув рукой за овраг.

На зеленом холме, залитом солнцем, стояли одноэтажные и двухэтажные домики. Густые вишни и тополя бросали на белые стены призрачные фиолетовые тени.

Егоров попрощался с Реником и пошел вдоль оврага к деревянному мостику, через который проходила дорога на Музыковку. Ноги его постепенно обрастали грязью, и скоро он шагал, как на ходулях, покачиваясь и буксуя не хуже "Белки". Наконец он плюнул, разулся, закатал брюки и, зажав в одной руке грязные туфли, а в другой - трефлоновую папку с бумагами, зачмокал по земле. Чернозем жирными черными колбасками продавливался между пальцами ног.

- ...Василий дома? - спрашивал он через полчаса, остановившись у дома, на котором развевался красный флаг.

Пожилая украинка зорким взглядом окинула гостя.

- А вы кто будете?

- Скажите, Егоров. Егоров Саша приехал.

Женщина крикнула что-то в окно, и через минуту на крыльцо выскочил высокий парень в майке, легких спортивных брюках и тапках на босу ногу. Черный чубчик весело дыбился над высоким лбом. Карие глаза сверкали приветливо и ласково.

- Сашок! Здравствуй, дорогой! Заходи, будь ласка... Ну и вид! Хлебнул нашего чернозема?

Они обнялись.

- Привет, марсианин, привет! - улыбаясь, говорил Егоров. - Не выдержала душенька? Сбежал до дому?

- Не выдержал, и не говори. Заехал с космодрома в академию, сдал документы - и здоровеньки булы! Они, правда, собирались меня пихнуть в какой-то санаторий, но я уговорил их, что дома у меня и санаторий, и профилакторий, и...

- ...дивчина с бровями, гарными, як мисяц?

- Одним словом, стопроцентная многокомпонентная экологическая система, обеспечивающая космонавту самый высокий моральный и физический тонус. Проходи, пожалуйста.

Пока Егоров плескался под душем, Василий раз десять зашел и вышел, принося то полотенце, то особое мыло "Нептун", которое выдавалось только космонавтам, то, наконец, просто так - сказать что-нибудь веселое и хлопнуть Егорова по тощей спине.

- Я считаю, - говорил Егоров, наблюдая за черноземными ручьями, бегущими от его ног, - что украинская грязь недостаточно отражена в произведениях классиков литературы...

- ...и науки, - докончил Василий.

- Именно. Ведь воспеты же украинская ночь, могучий и широкий Днепр, украинские девчата и даже тополя. Почему же нет обширных исследований и звонких стихов о черноземном царстве темных сил, агрессивно действующих после дождя?

- Мало того - по этому вопросу нет и достаточно компетентных научных монографий. А ведь какая благодатная тема пропадает для десятка кандидатских и двух-трех докторских диссертаций!

- Еще бы! - подхватил Егоров. - Грязь можно классифицировать по давности возникновения - застарелая грязь...

- По тяговому усилию, которое нужно применить, чтобы оторвать ногу от почвы.

- Легкая грязь - килограмм, тяжелая - полтонны...

- Цифры диссертанта, приведенные в части характеристики тяжелой грязи, по-видимому, несколько завышены. Наши опыты дают величины на порядок ниже, что, конечно, нисколько не умаляет достоинства проделанной работы, и диссертант безусловно... - забубнил Василий, сгибаясь крючком над воображаемыми листками отзыва официального оппонента.

- ...заслуживает присвоения ему звания кандидата грязноватых наук! закончил Егоров.

Василий торжественно пожал ему руку.

- Будешь жить в мансарде вместе со мной, ладно? - сказал он. - Я бы дал тебе отдельную комнату, но у меня уже живет один гость. Сегодня прилетел.

- Кто? - спросил Егоров.

- Из партии Диснитов, он вместе со мной работал на Марсе.

- Вот как! А откуда он?

- Откуда-то из Америки.

Егоров поднял брови:

- Какого лешего ему от тебя нужно?

- Я потом тебе расскажу, - ответил Василий. - Идем, я представлю тебя моим домашним.

Домашних оказалось двое: мать - та самая пожилая украинка с зорким взглядом, и сестра Василия, молодая дивчина, высокая, с озорными карими глазами, очень похожая на брата. Пожимая руку Егорову, она улыбнулась и сказала:

- Вася много говорил о вас...

- Ну и как? - спросил Егоров.

- Так, ничего... - хитро прищурилась девушка.

- Оксана, не морочь Саше голову, лучше сбегай в магазин, - прервал ее Василий.

- А твой американец где? - спросил Егоров, когда они поднялись в комнату Василия.

- Спит, - ответил космонавт, потягиваясь. - Как приехал, так и завалился спать.

Егоров с завистью посмотрел на великолепное тело Василия. Богатырская сила и неодолимое здоровье чувствовались в каждом движении этого ладно скроенного парня.

- Поговорим? - спросил Егоров.

- После завтрака. Матери сейчас помочь надо по хозяйству. Все же они вдвоем с Оксаной, без мужчины трудно.

- Валяй действуй. Если я понадоблюсь, позови.

Василий спустился вниз. Оставшись один, Егоров огляделся. Большая комната производила странное впечатление. Судя по вещам и мебели, кто-то очень смело соединил в ней лабораторию, библиотеку, космический музей, гостиную и спальню. Впрочем, последняя была представлена только узкой кроватью, покрытой простым шерстяным одеялом. Над ней висело четыре фотографии Василия: в школе - маленький вихрастый озорник, напряженно глядящий в объектив, и три космических снимка, все почему-то сделанные на Луне. "Странно, ни одного с Марса, а он был там раз пять", - подумал Егоров.

Он погладил дорогие переплеты книг по космонавтике, занимавшие целую стену, щелкнул по серому лунному камню, напоминавшему застывший гребень волны, улыбнулся модели навигационного пульта космического корабля. Он хорошо знал эту штуку, Василий сделал ее, еще когда они вместе учились в Институте космической геологии. Потом подошел к широкой, в четыре створки, стеклянной двери, выходившей на балкон. Он распахнул ее и оказался в огромной галерее, открытой с трех сторон. Сверху, защищая от прямых солнечных лучей, натянулись полосы шелкового навеса.

Егоров увидел село в сочных темно-зеленых пятнах деревьев, уютные домики с белоснежными стенами, вышки с автолетами, сверкавшими на солнце яичными и пурпурными боками. Где-то кричал петух, мычала корова. Над Музыковкой стояло синее марево, обещавшее жаркий день.

Егоров глубоко вдыхал крепкий воздух, растворивший запахи трав и цветов. От яркого света и блеска у него слегка кружилась голова. Егоров думал, что сейчас в Москве он сидел бы в душной комнате, где много курят, и подсовывал бы "Большой Бете" бесконечные ряды цифр, извлеченных из данных георазведок Луны и Марса. И ждал бы и нервничал, пока умная машина не выдаст ответа, подтверждающего или отрицающего его догадку, его способность предсказывать. Потом будет вечер. Плавая в бассейне или сидя за стойкой "Кратера", он попытается выгнать усталость из тела, из клеток мозга, ослабить натянувшиеся до предела нервы. А на другой день опять начнется все сначала. Иссушающая душу работа, обидные неудачи, просчеты и победы, ставшие обязательной нормой. Победы, которые не радуют в то время, когда его жизнь проходит за пультом счетной машины, светит такое нежное радостное солнце и поет сладкий ветер.

До его слуха донесся шум. Кто-то вошел в комнату. Егоров увидел в стекле отражение вошедшего.

- Василий! - раздался негромкий голос.

Что-то удержало Егорова, и он промолчал. Он узнал этого человека, стоявшего на пороге. Тот самый красавчик, который перехватил автолет на станции.

Егоров ясно видел лицо незнакомца. Оно было напряженным и внимательным. Не услышав ответа, незнакомец осторожно шагнул в комнату. Вернее, просочился, настолько мягким и бесшумным было это движение. Закрыл за собой дверь. Остановился посреди комнаты и огляделся, шаря взглядом по стенам.

- Василий!

Егоров хотел было выйти из своего укрытия, но тут вошел Нечипоренко.

- А-а! Анхело! - сказал он. - Отдохнул?

- О! Очень хорошо. Очень.

- Ну и ладно. Пойдем вниз.

Они вышли.

Этот красавчик, подумал Егоров, очень несимпатичен. Егоров решил расспросить Василия о нем при первом удобном случае, но сделать этого до завтрака не удалось.

Нечипоренко с озабоченным видом показывался на секунду в дверях и моментально исчезал. В доме раздавались то старушечья воркотня, то звонкий голосок Оксаны:

- Василь, поди сюда! Василъ! Дэ ты, Василь?

Василий послушно топал по теплому янтарному паркету на призывы домочадцев.

За завтраком появился новый гость - дед с усами. Звали его Павич. Он был самодоволен, торжествен и хвастлив.

- За нашего дорогого земляка, усесвитно известного космонавта Нечипоренку! - провозгласил Павич, поднимая рюмку. Выпив, он крякнул и вытер усы.

Затем дед в популярной форме объяснял присутствующим заслуги Василия перед Родиной и человечеством. Василий морщился, но деда не прерывал.

- Та хватит тоби, диду, - вмешалась мать Василия, Ольга Пантелеевна, мы газеты тоже читаем.

- Ничего, Ольга, ничого. У нас на цилу область один космонавт. Звидки! З нашего колхозу. Отэ диво требуется отпразнувать.

- Ну и празнуй на здоровье. А не разказуй нам то, шо усим давно известно.

Егоров искоса наблюдал за американцем. Анхело Тенд с безучастным видом глотал румяные картофелины. Он казался еще ослепительнее, чем утром на станции. По матовой белой коже струились волны нежнейшего абрикосового румянца. Огромные черные глаза смотрели строго, чуть грустно. На Оксану он производил завораживающее впечатление. Девушка сидела, не отрывая глаз от тарелки. Когда к ней обращались, она вздрагивала. Куда девалась ее хитрая усмешка!.. Егоров с некоторым сожалением отметил напряженное состояние девушки и даже сформулировал про себя подобие мысли, начинающееся словами: "Все вы, женщины...".

- Шо там тая слава! - сердито сказала Ольга Пантелеевна, ее лицо сейчас было печальным. - Було б здоровье. А то вон Гриша Рогожин, Васин товарищ...

- Мама!

- Та я молчу. Только скажу тебе, Вася, как ты кверху поднимаешься, в свой космос, мое сердце падает.

- Дело известное - материнское, - изрек Павич, закусывая жареным лещом.

- Если б отец был жив, и ему от Васиных полетов седины бы прибавилось.

- Надо, мать, надо, - твердо сказал Василий.

- А я что? Надо так надо. Только почему б тебе не отдохнуть? Съездил бы за границу, мир посмотрел.

- Шо ему заграница? - хитро подмигнул Павич. - У него в Музыковке прочный якорь брошен.

- Хорош якорь! - Ольга Пантелеевна, собрав посуду, сердито выплыла из столовой.

- Шо, Василий Иванович, не одобряет мамаша ваш выбор, а? - Павич расхохотался и обмакнул картофелину в сметану.

Егоров видел, что Василию неприятен этот разговор. Он обратился к Оксане:

- Ну, а вы, Оксана, на Марс не собираетесь?

- Очень нужно, - вспыхнула девушка, - к вашим букашкам!

- Эти букашки поумнее всех нас, - заметил Василий.

- Хоть бы и так. Но они ж уже все перемерли.

- А что, Васятка? - весело завертелся дед. - Чем на Марс летать, сходил бы в наш муравейник...

- И то правильно, - одобрительно заметила возвратившаяся Ольга Пантелеевна. - Дохлых муравьев и на земле достаточно.

Анхело Тенд положил вилку.

- Между марсианином и муравьем такое же сходство, как между человеком и котенком. На Марсе развилась великая цивилизация, до уровня которой человечеству не дойти и за десять тысяч лет. И марсиане не вымерли.

Он строго посмотрел на Оксану. Глаза его горели неистовым пламенем какой-то мрачной веры.

- А что же? - робко спросила девушка.

- Они ушли в Айю.

Все помолчали.

- А шо це таке? - насмешливо спросил Павич.

- Мы не знаем, - ответил за Анхело Василий. - Мы многого не понимаем в цивилизации марсиан. Они не знали звуковой связи, логические основы их мышления качественно отличны от нашего, эволюция протекала у них совсем иначе. Ни способы производства, ни пути развития их общества для нас пока неясны.

- Если мы когда-нибудь сможем разобраться в тех штуках, которые вы открыли на Марсе, наше общество получит колоссальный толчок вперед, заметил Егоров.

Анхело впервые посмотрел прямо в лицо Егорову.

"Какое жуткое ощущение! Он как будто высасывает что-то из меня", подумал геолог, невольно опуская глаза.

- Да, вы очень правы, - сказал Тенд. В его голосе было что-то металлическое.

"Не хватает обертонов", - подумал Егоров.

- Ну, все это подарки для Академии наук, - сказал Павич. - А вот для людей там немае ничего такого, щоб руками пощупать, такого, щоб... - Дед повертел толстыми корявыми пальцами, затрудняясь высказать свою мысль.

- Щоб за пазуху та до дому? - улыбнулся Василий.

- Ну да... та ни... ну шо ты, хлопче! Ну, як руда або металл який-нибудь.

- Как же, как же, - весело заметила Ольга Пантелеевна, - у Васи полна комната камней.

Василий расхохотался.

- Мама, ты неправа, - лукаво заметила Оксана. - А зеркало?

- Какое зеркало? - спросил Егоров.

- Вася привез мне в подарок зеркало с Марса.

- Зеркало марсианки, - насмешливо сказала Ольга Пантелеевна. - Даже повесить не за что.

- Зато не пылится, - заметил Василий.

Анхело посмотрел на Оксану. Он, казалось, видел ее впервые.

- И как вам в него смотрится? - спросил он.

- Очень хорошо, - улыбнулась девушка.

- А теперь выпьем за матушку-Землю, - торжественно провозгласил Павич. - Она нас породила, обогрела и в космос направила.

После завтрака Василий сказал Егорову:

- Пойдем отнесем твое ложе наверх.

- А где оно?

- У Оксаны в комнате.

Он обратился к сестре, оживленно беседовавшей с Анхело:

- Оксана, мы из твоей комнаты топчан возьмем, ладно?

- Пожалуйста, бери, - сказала девушка, не поворачивая головы.

Комната Оксаны была чистой и просторной. Тонкий аромат полевых цветов нежно щекотал ноздри.

- Вот он, под окном, - сказала вошедшая за ними Оксана. - Только я не завидую вам, Саша. Он твердый, как сухая глина.

- Ладно. Геологу не привыкать.

Внезапно Егоров увидел зеркало с Марса, оно стояло на стуле, прислоненное к спинке. Сверху Оксана накинула на него рушник.

- Это оно? - Егоров подошел к зеркалу.

Плоскость полуметрового эллипса, заключенного в толстый золотисто-серый обод, отразила в темной глубине настороженные серые глаза молодого человека. Зеркало не искажало ни одной линии его лица, придавая отражению легкий голубоватый отсвет. У Егорова осталось впечатление, что он смотрит сквозь толстый слой голубой воды.

Василий, тоже смотревший в зеркало, неожиданно сказал:

- Слушай, сестра, одолжи-ка нам эту штуку на время, а? Нам обоим надо бриться по утрам, а у меня только одно маленькое походное осталось.

- Берите. Оно, кстати, двустороннее. Повесьте посреди комнаты и брейтесь сразу вдвоем.

- Так и сделаем.

Они перенесли топчан наверх, прихватив с собой и зеркало.

- Я буду спать на балконе, - сказал Егоров.

- Добро, - согласился Василий.

Топчан установили под навесом. Лежа на нем, Егоров мог видеть всю Музыковку и синие дали степей. Обмотали края золотистого обода изоляционной лентой, конец ленты подвязали к рейке, на которой был натянут шелковый навес. Зеркало покачивалось и блистало на солнце, как прожектор.

- А оно тяжелое, - заметил Егоров, оценивая взглядом результаты их трудов.

- Очень. И непонятно почему. Состав, правда, неизвестен...

- А оно не представляет собой какой-либо научной ценности?

- Что ты! - Василий махнул рукой. - В Академию наук передано около двух тысяч таких зеркал. Все химики мира бьются над их химической структурой.

Они перешли в кабинет Василия, так как на балконе уже становилось жарко.

- Вообще у марсиан была странная склонность к эллиптическим формам, сказал Нечипоренко, когда они сели в глубокие прохладные кресла. - Таких зеркал у них десятки тысяч, в городах они играют роль отражателей света... Многие строения на Марсе имеют эллиптические формы...

Василий замолчал. Перед его глазами возник образ Большой Марсианской столицы. Он тряхнул головой, словно сбрасывая с себя какое-то наваждение.

- Ну ладно, - сказал он, - обо мне потом. Да ты, наверное, все знаешь из отчетов, поступающих в ваш институт. Как тебе в нем работается?

Егоров подумал.

- Что я могу сказать? Чтоб да, так нет, как говорят в Одессе. Когда после окончания института я не попал в космос из-за болезни печени... Ну, да ты помнишь. Конечно, хорошо еще, что я геолог, а не навигатор, как ты. В этом случае мне совсем была бы крышка. И все же от космоса я не мог отказаться. Поступил в этот институт. Работал. Изучал данные, собранные на Марсе, и вот открыл плато Акуан. Сейчас лелею надежду, что удастся провести там кое-какие исследования.

- Официально? И не надейся, - заметил Василий. - Условия там ужасные. Мы вшестером раскапывали Большую столицу. Представляешь? В ней жило когда-то около миллиарда марсиан, она уходит в землю на триста - четыреста метров, а протяженность ее до сих пор не установлена. Два месяца, не снимая скафандра, ползали мы по этим проклятым муравьиным переходам. Отработаешь смену, потом еле к "Москве" доползешь. Вот так-то, брат. Расскажи-ка лучше о своем плато.

Егоров почесал подбородок. Посмотрел в потолок и начал рассказывать:

- Помнишь, какая была сенсация, когда на Марсе обнаружили органометаллические структуры, неизвестные доселе на Земле? В лаборатории их получить не удалось, сколько ни бились. На Марсе они сосредоточены в одном месте, причем в огромных количествах. Я назвал это место "плато Акуан". Потом удалось доказать искусственное происхождение структур. А что это значит, как ты думаешь?

- Ну, отходы неизвестных термоядерных реакций... - неуверенно сказал Василий.

- Правильно. Отходы. Это очень важно. Марсиане, построившие всю свою цивилизацию в почве, использовали поверхность Марса так же, как мы в свое время верхние слои атмосферы или дно океана. Они выбрасывали на поверхность различный мусор. Собственно, по таким признакам были открыты и Большая подземная столица, и вся разветвленная сеть их городов.

- Следовательно, под плато Акуан скрывается термоядерный энергетический центр, который до сих пор никто не может отыскать?

- Совершенно верно. И если этот центр будет найден, то, думаю, и для нашей земной энергетики там можно будет кое-что позаимствовать. Особенно учитывая уровень марсианской техники. Понимаешь?

- Дело интересное и важное. Впрочем, найти - это еще не все. Нужно понять, как это у них сделано. Вот мы обнаружили первую внеземную цивилизацию. А что толку? Ну ладно... Что говорят твои шефы?

- Во-первых, плато огромное. Во-вторых, центр может оказаться не под плато, а где-то рядом. Получаются слишком большие затраты. А в-третьих, легче изучать и вывозить уже открытые объекты, чем искать новые. В общем, это, дескать, дело завтрашнего дня.

- Да, ситуация трудная, - задумчиво сказал Василий. - Поискать там стоит. Но, понимаешь, без официального разрешения... Риск большой. Сейчас у нас по инструкции четырехкратная страховка... И то... - Он замолк. Понимаешь, Саша, - наконец с трудом произнес Нечипоренко, - Марс - очень странная планета. Я хорошо знаю нашу Луну, участвовал в высадке на Венере, хлебнул там газку, но все это не то. Совсем не то. И на Луне, и на Венере грозная природа, дикая стихия и все такое, но там не страшно. А на Марсе бывает очень страшно. Понимаешь?

Егоров смотрел на него с удивлением.

- Да, да, - сказал Василий. - Об этом не пишут и даже не любят рассказывать, но тем не менее это так.

Он снова замолчал.

- Марс - удивительно спокойная планета. Малорасчлененный рельеф. Глубоко в почве скрылись гигантские города. Мертвые города. Ни одного марсианина не осталось, найдены только миллиарды странных сухих оболочек. Не то хитиновый покров насекомых, не то какая-то одежда. Перед отправкой в Айю они или покинули эти оболочки, или... Здесь начинается область сплошных загадок. До сих пор ничего, собственно, не удалось установить наверняка. Маленькие марсиане возводили под землей циклопические сооружения, где человек чувствует себя лилипутом. Для чего созданы эти сооружения, можно только гадать. Там очень трудно работать, Саша. Тебя все время преследует ощущение, будто на этой мертвой планете кто-то есть.

- Ну, это ты брось... - протянул Егоров.

- Да, да, именно, не улыбайся. Все время чувствуешь, что за спиной стоит кто-то живой, наблюдающий и оценивающий тебя. И... ждущий. Я не знаю ничего страшнее этого марсианского ожидания. Там тебя постоянно что-то ждет. Это очень неприятное чувство.

- Еще бы!

- Теперь возьми хотя бы наши жалкие потуги расшифровать непонятную зрительно-осязательную информацию, которая записана на кристаллах Красного купола. Единственный интересный вывод, полученный нами, - это что марсиане собираются уходить в Айю. Что такое Айя? Как туда переправились два миллиона марсиан? Непонятно. А кто ответит, почему вся информация относится только к последнему десятилетию марсианской цивилизации? Где их архивы? Были ли у них библиотеки? Одним словом, миллион загадок.

- Я не понимаю, что тебя смущает. Требуется определенное время на изучение этого сложного и очень не похожего на нас разумного общества.

- Дело не во времени, Саша. Я подозреваю, что многого мы так и не поймем.

- Детали, может быть. Детали всегда своеобразны и неуловимы. Но в целом общее направление мы вполне можем понять.

- И общее не поймем. Мне говорили, что Дисниты - они занимались расшифровкой кристаллов Восточного сектора Красного купола - пришли к интересному выводу. Они утверждают, что мышление марсиан как бы обратно нашему, земному. У нас движение является свойством материи, у них материя - свойством движения, его проявлением.

- Ловлю тебя на слове, - сказал Егоров. - Для того чтобы сделать подобное заключение о характере марсианского мышления, нужно располагать колоссальным запасом информации. Это же философское обобщение.

- Нет. Дисниты располагали тем же, что и мы. Наши находки дублируют друг друга. Но... им больше везет. Видишь ли, Саша, у меня такое чувство...

Он задумался. Мысленно он видел узкий глубокий колодец, по которому лифт спускает космогеологов в Большую столицу, бесконечный лабиринт переходов, где пробираешься только ползком, и Красный купол - огромную искусственную пещеру с овальным потолком, залитую багряным светом. И его вновь охватило знакомое чувство тревожного ожидания.

- У меня такое чувство, Саша, - продолжал Василий, - что нашими находками и открытиями на Марсе кто-то руководит.

- Конечно. Академия наук, Совет по...

- Нет, - перебил Василий, - не то... Я не о наших...

Егоров, казалось, не понял друга, отвернулся и стал смотреть на балкон.

- Да, - сказал Василий, - кто-то нами руководит. Подсовывает одно, прячет до поры до времени другое, - одним словом, контролирует. Ну посуди сам. Марсиане ушли в Айю около пяти миллионов лет назад. На Земле в это время еще не было человека. А марсианские города сохранились как новенькие, там все блестит. Это противоестественно, понимаешь? Есть второй закон термодинамики, есть энтропия, которая растет... Да за пять миллионов лет там должен был воцариться хаос! А хаоса нет. Есть строгий порядок.

- К чему ты ведешь?

Василий молча наклонился к Егорову. Тот с испугом смотрел в его серьезные черные глаза. "Уж не свихнулся ли он там, на своем Марсе?" мелькнула мысль.

- Они вернутся.

Егоров принужденно расхохотался:

- Здорово! Хозяин вышел на минутку и просит гостей подождать?

- Совсем нет. Хозяин просто не может или не хочет вернуться.

- Может, они улетели из Солнечной системы в эту Айю?

- Черт его знает, что это за Айя, - задумчиво сказал Василий. - Порой я даже готов согласиться с академиком Перовым. Он исследовал панцири и считает, что подобный переход является чисто физиологическим процессом. Айя - это смерть. А может, что-то вроде того света. Перейдя в Айю, получаешь шанс на бессмертие...

- Это уже твой собственный домысел?

- Нет, так Дисниты придумали. Кстати, этот Анхело Тенд - неплохой парень, между прочим, - работал с ними до нашего прилета. Дисниты уже собирались отлетать, как вдруг обнаружили, что Тенд исчез. Туда, сюда нет Анхело. Они улетели. А через месяц мы нашли Тенда в одной из галерей Красного купола. Он был жив и здоров, но не мог ответить ни на один вопрос. Что с ним случилось, где он был, что ел, пил - не помнит. Пришлось его обучать всему заново, рассказывать, кто он такой, где жил, что есть Земля и люди. Долго так продолжалось. Но однажды он вспомнил... почти все.

Слова Нечипоренки были прерваны высоким, рвущим воздух звуком. Пронзительный вой столбом поднялся к небу. Друзья выбежали на балкон. Вверху на темно-синей глади выводил прерывистую снежную роспись реактивный самолет.

- Какая-то новая модель. - Егоров прикрыл глаза ладонью.

Звук оборвался так же внезапно, как и начался. Самолет утонул в глубине небесной чаши.

- Ну и ревушка! - покачал головой Василий. - До земли доходит ослабленный звук. Представляешь, каково летчикам?

- Там изоляция.

- Так о чем я говорил? - спросил Василий.

- Об Анхело.

- Ах да! Ну вот, собственно, и все. Вернулись мы с Марса. Анхело побывал дома, что-то ему там не понравилось. Он ведь испанец, из Венесуэлы... Теперь решил остаться у нас. И вот это зеркало, что я Оксане приволок, - продолжал Василий, - это памятный подарок Гришки Рогожина, который погиб.

- Как! - вскочил Егоров. - Григорий погиб?

- Погиб, и самым таинственным образом. Он работал в одной из "комнаток", которых там, в Красном куполе, тьма, а этажом выше работали наши взрывники. Взрыв они произвели крошечный, но все же кое-какое сотрясение было. Слышим вскрик. Прибежали к Грише. Лежит с разбитой головой. Скафандр снят, лицо размозжено. Сама же "комната", где работал Гриша, осталась совершенно целой. Так, с потолка немного пыли осыпалось да кусочки облицовки размером с мой ноготь лежали на полу. Что могло нанести удар такой страшной силы, мы так, конечно, и не узнали. Что-то там болтали о многократном усилении взрывной волны, о направленных ударных воздействиях - чепуха все это. И какая досада! Как раз в этот день Гриша сделал великолепную находку. Он нашел труп марсианина. Это было потрясающим открытием. Мы пять лет на Марсе и ничего, кроме пустых оболочек, не находили. Миллиарды рачьих скорлупок! Об истинном облике марсианина мы могли только гадать. Гришку на руках носили, когда он приволок под мышкой этот прекрасно засушенный экспонат. Мы положили его в титановый контейнер и отправили наверх, а через четыре часа отправили наверх Гришу. А зеркало я оставил себе.

- Какое зеркало? - спросил Егоров.

- Вот это самое. - Василий указал на зеркало с Марса, которое слегка покачивалось под порывами теплого ветра. - Мертвый марсианин лежал в двух шагах от него, и Григорий снял зеркало. Потом я взял зеркало на память.

Егоров внимательно и печально посмотрел на сверкающий овал.

- Тоже ведь загадка, - протянул Василий. - Зачем марсианам эти зеркала, совершенно одинаковые и в огромном количестве? В каждом городе их сотни...

Вдруг лицо его изменилось. Взгляд впился в зеркало.

- Оно не отражает! - прошептал Василий.

Егоров посмотрел на зеркало. На первый взгляд оно действительно ничего не отражало. Поверхность его была ровной и матовой. Такого же золотисто-серого цвета, как обод. Они одновременно бросились к зеркалу и увидели в нем свои взволнованные физиономии.

- Фу, глупость! - заметил Егоров. - Анизотропное изображение всего-навсего. Ты меня так напугал своими рассказами о Марсе, что я скоро от любого марсианского камня стану шарахаться.

- И правильно сделаешь, - задумчиво сказал Василий, - потому что ни одно из марсианских зеркал, с которыми я имел дело, не обладает такими удивительными, вернее, даже странными свойствами. И это тоже... не обладало, пока я его держал в чемодане.

- Вероятно, на него благотворно подействовал мой приезд.

- Возможно... Ну ладно, - сказал Василий. - Подводя итоги, плато Акуан исследовать надо.

- Эх, если б меня взяли в космос! - махнул рукой Егоров.

- Не тужи, братец, - заметил Василий, - вот создадут антигравитатор, полетишь и ты со своей больной печенкой...

Василий ушел, и Егоров подошел к зеркалу. Он представил себе, как тысячи марсиан смотрелись в эту блестящую поверхность, и ему стало не по себе. Зеркало равнодушно отражало его некрасивое лицо, красные крыши домов, поле и электротрактор, который жужжал далеко, на краю большого зеленого поля. Егорову показалось, что на блестящем материале возник какой-то едва заметный белый налет. Он прикоснулся к нему - и вздрогнул от неожиданности. Поверхность зеркала была мягкой! Он взял спичку и попытался сковырнуть налет. По отражению зеленого поля прошла неглубокая бороздка. Егоров был удивлен. Он посмотрел на кончик спички. Постепенно след на зеркале стал зарастать и минут через пять совсем исчез.

- Интересно, - промычал Егоров сквозь зубы и придвинул кресло поближе.

- Саша! Саша! - услышал он громкий голос Нечипоренко.

Егоров посмотрел вниз и увидел, что Василий стоит у ворот и размахивает газетой. Лицо космонавта исказилось в болезненной гримасе.

- Прыгай ко мне! - крикнул он.

Егоров прыгнул на влажную упругую землю. Освещенное ярким летним солнцем лицо Василия было мрачным и серьезным.

- Читай, - сказал он, указывая на вторую полосу.

- "Нам сообщают... - бормотал Егоров, скользя взглядом по мелкому шрифту, - вчера в Бостоне были обнаружены тела... братья-космологи Альфред, Уильям, Колдер и Джеймс Дисни... убийца не найден... загадочная смерть без каких-либо признаков токсического или физического воздействия... Ученые-эксперты в растерянности..." Что это значит? обратился он к Василию.

- Читай до конца, - сердито сказал Нечипоренко.

- "Смерть известных исследователей Марса связывается с заявлением, сделанным ими несколько дней назад, что в Большой Марсианской столице якобы найден архив и ключ к нему, дающий возможность воссоздать пресловутую дверь в Айю. Эта находка неизмеримо увеличит мощь людей, сообщил корреспонденту "Тайме" Колдер Дисни".

Они молча посмотрели друг на друга.

- Вот он, Марс! - взволнованно сказал космонавт. - Он и на Землю протягивает свои лапы. Не хотят марсиане открыть свои тайны.

Егоров молчал, но сообщение его тоже встревожило. Он почему-то подумал, что Анхело только недавно вернулся из Америки и, вероятно, знает о гибели Диснитов.

- Не исключен вариант, что в один прекрасный день будет найдено тело Василия Нечипоренки без следов какого-либо физического, химического или психического воздействия, - неожиданно сказал космонавт, разглядывая нарциссы, окаймлявшие клумбу перед домом.

Егоров посмотрел на отпечаток своей ноги на краю клумбы и сказал:

- А что говорит по этому поводу твой Анхело?

- Он еще не знает. Сейчас я его позову.

Василий вошел в дом и через минуту вышел с Тендом.

Ни волнение, ни сочувствие, ни жалость - ничто не отражалось на прекрасном лице Анхело. "Он продумывает линию поведения", - подумал неожиданно Егоров.

- Какое печальное известие. Я их очень уважал, - сказал Тенд.

Лицо его оставалось неподвижным. "Может, у него просто такая мимика или, вернее, полное отсутствие всякой мимики?" - подумал Егоров.

Они сели на лавочку возле ворот. Оксана срезала нарциссы.

- Самое примечательное - что гибнут люди, работавшие в Красном куполе. Рогожин, Дисниты... Кто следующий?

- Я, - неожиданно сказал Анхело и улыбнулся.

Егоров впервые видел, как улыбается Тенд: глаза оставались мертвенно-спокойными, а рот корчился в судороге смеха.

- Почему ты так думаешь? - спросил Василий.

- Если следовать теории, что марсиане прячут от нас свои тайны, то следующим должен быть я. Дисниты разобрали архив - и погибли. Гриша нашел мумию - и погиб. А я... Перед тем как я... как у меня наступил тот провал в памяти... я тоже видел комнату, где нашли Рогожина. Там были и высохший марсианин, и зеркало, и еще много маленьких крестиков на стенах, на потолке...

- Каких крестиков?

- Откуда я знаю? Я пришел туда с фонарем, а он у меня испортился. Тогда я взял два конца батареи и через графитодержатель сделал маленькую вольтову дугу. Я увидел на полу этого марсианина, зеркало и какие-то искорки на стене и на потолке, похожие на крестики. И тут моя дуга вспыхнула очень ярко; наверно, я сильно сблизил электроды.

Говорил Анхело как-то нехотя, словно что-то удерживало его.

- Ну и что? - с нетерпением спросил Егоров.

- Раздался шум. Очень большой шум, как ревет самолет на взлете. Дуга погасла, и шум смолк. Я выбрался из этой комнаты и немного заблудился в переходах. По моему подсчету, прошло часа два. А когда я встретил своих людей, Вася, они сказали, что я пропал месяц назад и что группа Колдера уже закончила работу и улетела на Землю.

Они надолго замолчали. Оксана, проходя мимо, бросила им на колени по цветку.

- А ваши данные... а вы потом были в этой комнате? - спросил Егоров у Тенда.

- Конечно. Никаких крестиков я не обнаружил.

- Ну ладно, братцы, - сказал Василий, вставая, - я должен идти. Марсианскими делами на Земле слишком увлекаться не стоит. Меня ждет один человек...

Егоров вернулся на балкон. Оксана и Анхело остались в садике и тихо о чем-то беседовали. Егоров лег на топчан и, наклонив зеркало к себе, стал разглядывать Оксану. Ему показалось, что Анхело как-то уж очень близко приник к ее уху. Егоров бросил в зеркало нарцисс. Он и сам не мог понять, зачем это сделал.

Сзади раздался крик. Изумленный Егоров выпустил зеркало из рук и обернулся: Анхело и Оксана слетели со скамейки и упали навзничь прямо в цветы. Они довольно неуклюже барахтались, пытаясь подняться. Егоров спрыгнул с балкона.

"Второй прыжок за одно утро. Такой способ сообщения становится регулярным", - подумал он, помогая девушке и испанцу встать на ноги.

- Что случилось? - спросил Егоров.

Лицо Оксаны было смущенным и растерянным. На щеке багровела ссадина. Егоров почувствовал острый, неприятный запах в воздухе.

- Нас что-то толкнуло, - подумав, ответил Анхело, - будто облако упало. Облако запаха. И сейчас же исчезло.

- Нет, не облако, а будто потолок, потолок с лепкой упал на нас и... этот странный запах... он напоминает отбросы, какую-то гниль, - сказала Оксана.

- Не ушиблись? - осведомился Егоров.

Она покачала головой. Егоров оглядывался по сторонам. Ничего примечательного, кроме испорченной клумбы с цветами, он не увидел.

Запах постепенно исчезал. Вначале резкий, отвратительный до тошноты, он слабел, делался нежнее. "Уменьшается концентрация", - подумал Егоров. Он знал, что даже самые лучшие духи в большой концентрации обладают мерзким запахом. Вдыхая нежный, едва уловимый аромат, он силился вспомнить его источник. "Нарциссы!" - внезапно озарило его.

Он посмотрел на балкон. Смутная догадка промелькнула в его сознании. Егоров взглянул на Анхело и увидел, что испанец тоже смотрит на балкон, на необыкновенное зеркало. Егорова поразило выражение лица молодого ученого: так смотрят на предмет долгого, тщательно скрываемого вожделения.

- Разве зеркало не у тебя? - отрывисто спросил Тенд у Оксаны.

- Зеркало? Какое зеркало? Ах, это! Я отдала его Саше и Васе, - спокойно и чуть удивленно ответила девушка. Она тоже заметила волнение Тенда.

"Что-то здесь неладное", - подумал Егоров.

Его отвлек шум, послышавшийся за воротами.

Во двор вошла Ольга Пантелеевна с Павичем. Она была в резиновых сапогах и кожаной куртке. Ольга Пантелеевна сердито говорила Павичу:

- А я тоби кажу, шо вин був пьяный. Разумиешь? Пьяный!

Павич держал в одной руке старый, обшарпанный портфель с металлическим замком посредине, в другой - обломок грубо обструганного деревянного бруса длиной в метр.

- Це ж вещественное доказательство, Оля, - сказал Павич, помахивая бруском.

- Что случилось, мамо? - спросила Оксана, подходя к ним.

Преодолев барьер из многочисленных отступлений и восклицаний, Оксана и Егоров выяснили суть дела. Ольга Пантелеевна, обходя с Павичем поля, обнаружила глубокую борозду, проходившую через участок озимой пшеницы. Поломанные стебли и развороченная земля привели их к трактористу Коцюбенко, который, сидя возле своей машины, с изумлением вглядывался в канаву, разрезавшую скатерть зеленого поля. На вопросы Ольги Пантелеевны и Павича тракторист понес околесицу. Он утверждал, что с неба упала огромная дубина и сама прошлась по полю, оставив рытвину. Брусок в руках Павича кусочек этой дубины.

Вначале вырытая траншея, утверждал Коцюбенко, была глубокая - метра на три. Но потом она стала уменьшаться, вроде бы зарастать, стебли пшеницы распрямились, и к моменту появления Ольги Пантелеевны и Павича через поле проходила уже только небольшая бороздка, которую те приняли за тракторный след. Поступок пьяного тракториста - а он был действительно пьян - вызвал горячее негодование у Ольги Пантелеевны.

Егоров задумался. Потом он заметил, что Анхело с ними нет. Очевидно, он незаметно удалился.

Еще открывая дверь в кабинет Василия, Егоров знал, что встретит там испанца. Но в комнате никого не было. Егоров вышел на балкон. Тенд стоял спиной к Егорову, приставив к золотисто-серому ободу зеркала тонкий черный стержень. Другой конец стержня Анхело приставил к уху. Создавалось впечатление, будто испанец выслушивает больного. Низкое гудение расплывалось в майском воздухе.

- Анхело! - позвал Егоров.

Тенд отскочил от зеркала словно ужаленный. Он посмотрел Егорову в глаза. Это был страшный, беспощадный взгляд...

Оксана, зайдя в кабинет Василия, услышала слабый стон. Он доносился из-за стеклянной двери балкона. Девушка выбежала и увидела Егорова на полу, за ящиками для цветов и рассады. Оксана помогла ему перебраться на топчан. Через несколько минут Егоров открыл глаза.

- Он ушел?

- Кто - он?

Егоров промолчал. Он смотрел на девушку устало и отчужденно.

- Что с вами? - волнуясь, спросила Оксана. - Может, вызвать врача?

- Врача? - спросил Егоров. - Врача не надо, я совершенно здоров. Это солнце. Я давно не был так много на солнце.

Он внимательно разглядывал свои руки.

- Оксана, вы больше всех, пожалуй, за исключением Васи, разговаривали с Анхело. Как он вам показался?

Девушка чуть-чуть покраснела.

- Не знаю, он красивый...

- И только?

- По-моему, он очень холодный человек и непонятный.

Егоров неожиданно улыбнулся и сел на топчан.

- Вы верно чувствуете, Оксана... Вот что, Оксана, мне срочно нужен Василий. Где он?

- Он катает Валю на своем автолете. Вот если б вы сегодня утром догадались позвонить, не пришлось бы вам тащиться по грязи на "Белке".

- Откуда ж я мог знать, что у Василия есть личный автолет? А там у него, случайно, нет телефона?

- Есть. Да стоит ли мешать? Им и без того трудно. Мама не одобряет Валю. Ей кажется, что Васиной женой должна быть другая девушка.

- Какая? С Марса?

- Нет, но что-то в этом роде. - Оксана засмеялась.

Егоров минуту подумал.

- Оксана, голубушка, мне срочно, до зарезу нужен Василий. Как ему позвонить?

- Да вон они! - Оксана махнула рукой на горизонт.

- Где? Где? - Егоров силился разглядеть блестящую точку над полем.

- У вас глаза от солнца болят, - заметила Оксана и, повернув Егорова за плечи, сказала: - Смотрите в зеркало. Они здесь тоже видны. Вот видите светлое пятнышко?

- Где?

- Да вот же, господи! - Оксана ткнула пальцем в зеркало.

- Осторожно! - хотел остановить ее Егоров.

Но было поздно. Загорелая подушечка пальца слегка коснулась зеркала там, где виднелось пятнышко автолета. Оксана побледнела и отдернула палец.

- Ай! - вскрикнула она, взмахивая рукой. На коже выступила капля крови, палец был слегка ободран.

- Скорей машину, скорей! - заторопился Егоров. - С ними случилось несчастье!

Он прыгнул с балкона. "Сегодня этим нарциссам досталось в третий раз..." - машинально подумал он.

- Оксана! - крикнул он, повернувшись к балкону. - Закройте зеркало покрывалом, и чтоб никто и ничто не касалось его поверхности!

Девушка, сунув палец в рот, с удивлением наблюдала за суетливыми движениями Егорова, вскочившего на мотоцикл. Тревога геолога передалась и ей. Она посмотрела на горизонт. Автолета Василия не было.

Когда Егоров, подпрыгивая на комьях сухой земли, подъехал к месту катастрофы, там уже стояла машина. Падение автолета заметил местный агроном. Он только что вышел из автомобиля и, раскачиваясь, шагал по полю. Егоров догнал его, и они пошли вместе.

Через несколько шагов они остановились. Автолет лежал на свежевспаханной земле. Радиатор и верх прозрачного кузова оказались под полосами грязно-желтой ткани, на которой бордовыми пятнами застывала кров!.. Бока и стекла автолета были усеяны мелкими красными брызгами. Преодолевая ужас, Егоров бросился к машине и распахнул дверцы.

Василий, сидевший у пульта, свалился к его ногам. Вдвоем с агрономом они вынесли тело космонавта, ставшее необыкновенно тяжелым, и положили на черную землю. Вынесли из автолета и высокую бледную девушку, голубые глаза ее были слегка приоткрыты.

Агроном распахнул воротник и прижал ухо к груди космонавта. "Прав ты был, Вася, - думал Егоров, разглядывая бледное лицо друга. - У Марса руки длинные..."

- Бьется! - радостно воскликнул агроном.

Он стал на колени у изголовья Василия и сделал несколько ритмичных движений искусственного дыхания.

Егоров нагнулся над девушкой.

"Откуда же столько крови? - напряженно думал геолог. - Ведь они совершенно целы". И тут он вспомнил вишневую каплю на пальце Оксаны и сердито затряс головой, отгоняя дикую, нелепую мысль. Валя чуть слышно вздохнула.

- Валя! Валя! - позвал Егоров.

- Смотрите! - воскликнул агроном.

Егоров посмотрел сначала на него. Он увидел кирпично-красное лицо, голубые удивленные глаза в лучах морщин и загорелую руку, вытянутую в направлении автолета.

Ни кровавых брызг на стекле, ни дымящейся лужи крови под машиной не было. Все исчезло. На капоте неясно белел клочок сморщенной ткани, только что покрывавшей всю машину.

- Черт! - закричал Егоров и, подбежав, спрятал лоскуток в карман. Он был мокрый и холодный.

В это время Василий открыл глаза и застонал.

- Валя! - тихо позвал он.

Хлопоты вокруг космонавта и его невесты, вызов врача, долгие объяснения и разговоры с домашними заняли всю вторую половину дня. Наконец Василия уложили, несмотря на его шумные протесты, и напоили чаем с малиновым вареньем. Обложенный подушками, он дико вращал глазами и призывал в свидетели все созвездия Вселенной, что здоров, невредим и совсем не хочет лежать. Но Оксана и мать, сидевшие по обе стороны кровати, были неумолимы.

- Ну поймите, ничего страшного не произошло! Автолет двигался над полем на высоте двух-трех метров. Потом что-то нас стукнуло, и мы потеряли сознание. Вот и все. И нечего мне тут устраивать постельный режим по последнему слову космической профилактики.

- Я сказала, тильки через мий труп, - говорила Ольга Пантелеевна, придавив плечо сына сухоньким кулачком. - Лежи.

Оксана и Егоров, переглянувшись, рассмеялись. Егоров поднялся к себе на балкон. Он ощущал страшную усталость. Солнце уже зашло, но небо было светлым и алым. Село спряталось в глубоких вечерних тенях.

Егоров достал лоскут неведомой ткани, снятой с автолета. Он стал совсем крошечным. Егоров расправил его и посмотрел на свет. Клочок слегка просвечивал.

- Кожа! Человеческая кожа! Кожа с Оксаниного пальца, - негромко сказал он.

Василий уже сладко дремал на пуховых подушках, когда кто-то настойчиво потянул его за руку. В мерцающем лунном свете он увидел темный силуэт. Егоров стоял, прижав к губам палец.

- Тес! - сказал Егоров. - Идти можешь?

- Да. А что случилось? - спросил Василий, вскакивая. - Что-нибудь с Валей?

- С ней все в порядке. Пойдем со мной.

Егоров пошел вперед, высоко поднимая ноги. В доме стояла тишина. Оранжево светилась полоска света под дверью комнаты Ольги Пантелеевны.

Егоров провел Нечипоренку на второй этаж, в кабинет. Там, освещенный неярким светом настольной лампы, сидел незнакомый человек.

- Капитан Самойленко, - представился он, вставая.

Василий пожал протянутую руку.

- Этот товарищ приехал, чтобы задержать Тенда, - сказал Егоров. Анхело убил Дисни, похитил их материалы и сбежал.

- Что? - Василий выпрямился. - Ты понимаешь, что говоришь?

- Понимаю. Время не терпит. Капитану повезло, что он в этом доме сразу натолкнулся на меня. Тенд - опасный преступник.

- Американцы обратились к нам с просьбой задержать убийцу четырех известных исследователей Марса, - сказал Самойленко.

- Но зачем он это сделал? - вскричал Василий.

- Власть, золото... а впрочем, черт его знает, почему, - сказал Егоров.

- Мне нужно произвести обыск. Вы согласитесь быть понятыми?

Василий, все еще ничего не понимая, кивнул.

- А где же Тенд?

- Они с Оксаной ушли в кино, - сказал Егоров.

Василий молча опустил голову и закусил губу.

- Идите вы вдвоем, я побуду здесь, - сказал он.

Минут через десять Егоров и Самойленко втащили большой желтый чемодан.

- Здесь все колдеровские записи, - сказал Егоров.

Лицо его покраснело от напряжения.

- Все это придется конфисковать, - строго заметил Самойленко.

Он достал папку и с озабоченным видом, чуть прикусив губу, сделал запись. В руках у него появился микрофотоаппарат.

Василий смотрел на все происходящее, как во сне. Смысл слов, казалось, не доходил до него.

- Зачем ему это понадобилось? Зачем? - бормотал он.

- Как - зачем? - взволнованно сказал Егоров, тыча в лицо космонавта кипу фотографий. - Вот те крестики, по которым Колдер расшифровал запись последнего марсианина. Ты видишь эти бесконечные геометрические узоры? По ним Колдер установил, где находится последняя открытая дверь в Айю! Понял?

- Ну хорошо, допустим, на Марсе такая дверь существует и действует, возразил Василий, наблюдая, как Самойленко извлекает и деловито фотографирует тяжелые красные кристаллы. Василий хорошо знал их: он тысячами выковыривал их из потолка и стен Красного купола.

- Нет! Совсем нет! - вскричал Егоров. - Может быть, эта дверь является границей антипространства. У нее могут быть совершенно необыкновенные свойства...

- Ну хорошо, - перебил его Нечипоренко, - допустим, все это так. Но ведь у Колдера Дисни этой двери не было, он только знал о ней. Дверь-то осталась на Марсе, ее еще надо найти. Зачем же Анхело надо было убивать...

- Ах я дурак! - быстро проговорил Егоров. - Ты же не знаешь главного! Пойдем.

Он вскочил с кресла.

Василий нехотя вышел на балкон. Егоров подвел его к топчану, над которым висело зеркало с Марса. Золотой обод на нем светился холодным мерцающим светом.

- Пощупай, - прошептал Егоров.

Василий коснулся обода и отдернул руку.

- Что, горячий? - рассмеялся Егоров. Он, казалось, был очень доволен всем случившимся.

- Не горячий, но...

- Жжется? То-то. - Егоров засуетился. Ему хотелось поскорее поделиться тайной. - Но не это главное, - сказал он. - Смотри в зеркало. Что ты там видишь?

- Ну, что? Ночь, серп луны, хаты... - начал неуверенно перечислять Василий.

- Так. А вот здесь? Темное такое, продолговатое. Что это?

Нечипоренко присмотрелся к зеркалу.

- Скирда соломы.

- Скирда? Очень хорошо, очень-очень хорошо.

Егоров вышел и вскоре вернулся, неся стакан с водой. Он поставил его на топчан, достал из кармана зажигалку. Щелк! - и коптящий язычок пламени слабо осветил ночной воздух. Запахло бензином. Егоров поднес огонек к зеркалу в том месте, где чернела похожая на гусеницу скирда соломы, и затем отнял огонь.

Василий вскрикнул. Он не мог отвести взгляд от зеркала. Там продолжало гореть изображение. Егоров осторожно взял Василия за плечи и повернул лицом к селу.

На горизонте к нему рвалось пламя. Ярко-оранжевые языки были отчетливо видны даже отсюда. Над ними плыли седые клубы дыма, растворяясь в ночной тьме. Багровые ручьи заливали почву.

- Что ты наделал?!

- Тихо! - Егоров набрал в рот воды из стакана и тонкой струйкой плеснул в зеркало.

Василий услышал далекий шум, пламя на горизонте полыхнуло раз, другой и погасло. Освещенные лунным светом, вверх поползли клубы пара.

- Больше нельзя, иначе можно устроить наводнение, - спокойно сказал Егоров.

- Это она? - шепотом спросил Василий, указывая на зеркало.

- Она, братец, она, - заторопился Егоров. - Единственная незапертая дверь в Айю. На Марсе она не работала, а в Музыковке, видишь, открылась. Ее не успел захлопнуть рогожинский марсианин. Так и простояла она пять миллионов лет приоткрытой. А может, не миллионов? Анхело решил использовать ее для личных темных целей. Теперь ты понимаешь, зачем после Дисни он пожаловал к тебе? Ты видел, как горело? А ты знаешь, что твой автолет мощностью в тысячу лошадиных сил Оксана прикосновением мизинца сбросила на землю? Нечаянно, конечно. Теперь ты понимаешь, что это за мощь, что за сила?

Василий все понял. Цепь отрывочных событий замкнулась в логическое кольцо.

- Вот так находка! - прошептал он, хлопнув Егорова по плечу. Поймали-таки марсианского черта за хвост!

- Так давай скорей крестить, крестить его, вражьего сына! - воскликнул Егоров.

Друзья возвратились в кабинет.

- Вам еще много? - спросил Егоров у Самойленко.

- Сейчас кончаю.

Василий сидел хмурый.

- Ты что? - закричал Егоров. - Радоваться должен! Такое открытие!

- Не знаю. Никак не могу представить, чтобы космонавт на такое дело пошел. Тенд не первый год по планетам ходит.

- Все! - облегченно вздохнул Самойленко и сел в кресло, направив аппарат на Егорова и Нечипоренку. - Последнее вещественное доказательство. Лично для меня, на память.

- Не нужно! - замахали они руками. - Ни к чему!

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Тенд. Он взглянул на сидевших, на раскрытый чемодан, ремни с блестящими пряжками, напоминавшие высохшие змеиные шкурки, кристаллы, фото, записи - и все понял.

Василий смотрел на испанца долгим взглядом, полным глубокого огорчения. Егоров переглянулся с Самойленко. Тот со скучающим выражением достал красную книжицу и положил ее на колено. Но почему-то не встал.

Тенд больше никого не удостоил взглядом. Он прошел на балкон. Сидевшие в кабинете переглянулись. Их, казалось, забавляло то, что должно было произойти. Анхело вернулся, неся марсианское зеркало. Он установил его на полу, слегка наклонив. Затем вынул черный стержень, провел им по золотистой раме зеркала. Раздался отдаленный звенящий гул, будто где-то далеко в небе летел реактивный самолет. Тенд взял со стола пачку фотографий и с размаху швырнул их в зеркало. Они исчезли. Туда же полетели кристаллы с Красного купола, записи, катушки с магнитной лентой, дневник братьев Дисни и сам желтый чемодан с его змеевидными ремнями. Предметы исчезли беззвучно.

"Почему же мы не встаем?" - с испугом подумал Егоров.

Тенд подошел к зеркалу и оглянулся.

Егоров почувствовал, что сознание ускользает от него, точно влажное арбузное семечко. Страшная тяжесть обрушилась на голову, пригнула ее к груди. "Сейчас лопнет", - с ужасом подумал он.

Дольше всех боролся Самойленко. В самый последний момент, когда Тенд начал растворяться в воздухе, теряя обычные нормальные очертания, капитан попытался вскочить с места. Тенд оглянулся, и капитан рухнул в кресло. Фотоаппарат его слабо щелкнул.

- Я не убивал Диснитов. Они... - Голос Анхело достиг самых высоких тонов и оборвался.

Самойленко заслуженно гордился: это был единственный снимок живого марсианина. Три глаза, расположенные по вершинам правильного треугольника, смотрели со страстной неземной силой. Они были глубоки и бесконечно мудры.

Егоров взял в руки сверкающий серый овал. Зеркало бесстрастно отражало действительность. Последняя дверь в Айю была захлопнута.

Но надолго ли?