"Дитя пламени" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

ПОСПЕШНОЕ СУЖДЕНИЕ

— Она так сильно изменилась.

Король Генрих с внучкой на руках стоял у открытого окна в королевских покоях, куда дозволено было входить только Росвите, Хатуи, четырем слугам, шестерым охранникам и Гельмуту Вилламу. Принцесса Теофану и четыре фрейлины, находясь в соседней зале, проводили время за игрой в шашки, вышиванием и обсуждением трактата св. Сотериса «О мужском целомудрии», который только недавно был переведен с аретузского языка на даррийский монахинями из монастыря Корвей. Их голоса звенели весело и беззаботно.

Королева Адельхейд сопровождала Алию и Сангланта, желая показать им королевский сад во всем его великолепии — клумбы с розами, многообразие растений и, конечно же, вольеры, которыми славилось королевство Ангенхейм. Стоя у окна рядом с Генрихом, крепко сжав пальцами подоконник, Росвита видела яркие одежды Адельхейд среди роз. Через мгновение она заметила Сангланта, присевшего у одной из клумб, он едва касался цветов. Брат Хериберт присел рядом с ним, и они заговорили, склонив головы в оживленной беседе. Контраст между двумя мужчинами был очевиден: Санглант отличался телосложением и энергией человека, привыкшего к доспехам, путешествиям верхом и к жизни под открытым небом, тогда как Хериберт, облаченный в монашескую рясу, был стройным юношей с узкими плечами. Но по его рукам было видно, что ему знаком физический труд. Как же они встретились? Что такое знает Хериберт, чего он не сказал им?

— Она так сильно изменилась. — Генрих становился все печальнее. — Кажется, будто то время было мечтой, которую создал я сам.

Блессинг заснула на его плече.

— Может, и так, — заметила Росвита. — Юность — жертва фантазий. Мы привыкли строить воздушные замки.

— Я был очень молод, — согласился он. — Поистине, сестра, это меня беспокоит. Я так ясно помню, какую безумную страсть испытывал, но сейчас, глядя на нее, боюсь, что совершил ошибку.

Сильный порыв ветра подхватил и закружил листья у клумбы с цветами рядом с принцем. Смеясь, Санглант встал, а Хериберт подпрыгнул в испуге. Свежий ветер и присутствие Хериберта вернули принца в хорошее расположение духа, но тем не менее он оглянулся на распахнутое окно, у которого стоял его отец.

— Это было ошибкой, ваше величество? — Росвита кивнула в сторону принца.

— Нет, конечно же нет. Возможно, меня несколько удивляет то, что память больше мне не служит так же хорошо, как вы. — Он улыбнулся, как правитель, знающий, когда необходимо польстить своим советникам, но Росвита почувствовала напряжение, скрывающееся за легкими словами.

— Вы были очень молоды, ваше величество. Бог даровал нам все привилегии перемен и роста, нам только необходимо воспользоваться ими. Сейчас вы стали мудрее, чем были раньше.

На этот раз он улыбнулся с искренним удовольствием. Малышка зашевелилась на руках, просыпаясь. Она зевнула, посмотрела вокруг и отчетливо сказала: «Па!» После такого ясного утверждения она нахмурилась и посмотрела на Генриха. У нее было маленькое умненькое личико, очаровательное и очень подвижное. «Ба!» — воскликнула она. Казалось, единственной формой общения у малышки был повелительный тон.

— Время не обмануть, — сказал Генрих. — Девять месяцев носит женщина под сердцем свое дитя, и даже если она родит раньше, ни один ребенок не выживет, если ему меньше семи месяцев. Санглант и «орлица» уехали четырнадцать месяцев назад, но этой малышке год, возможно даже больше. Цвет волос у нее, как у «орлицы», но я могу ошибаться.

— Не сомневайтесь на этот счет. Мне тоже кажется, что ребенок очень похож на мать. Но вы правы, ваше величество, даже если она родилась семимесячной, сейчас ей может быть только семь месяцев.

— Пойдемте. — Генрих с Блессинг на руках направился в сад к сыну, но как только они вышли, красота осенней листвы и поздних цветов привлекла внимание ребенка. Росвита видела, как король уступал ее настойчивым требованиям: каждый раз, когда Блессинг показывала на что-то, на чем останавливался ее взгляд, он покорно нес ее к этому месту, потом к другому, опуская на землю, чтобы она коснулась цветка; отнимая ее пальцы от колючего стебля; останавливая ее, чтобы она не съела засохший лист дуба, перелетевший через стену; снова поднимая ее, чтобы показать перышко гуся, недавно пролетевшего над ними.

Малышка вскружила ему голову.

Санглант медленно брел вдоль стены в сад, где он только что разговаривал наедине с братом Херибертом. Что это могла быть за интрига? Способен ли Санглант вообще интриговать, ведь он всегда был самым честным и откровенным из людей?

Он не пытался помочь отцу: Блессинг так и продолжала беспрепятственно добиваться своего. Королева Адельхейд ушла в вольеры. Росвита не могла не восхищаться молодой королевой: либо она собиралась превратить Алию в союзницу, либо просто отвлекала внимание, снимая с себя тем самым все подозрения, выжидая и обдумывая план, как избавиться от соперницы. Сказать определенно было очень сложно: даже несмотря на то, что в течение нескольких месяцев они с Адельхейд преодолевали многие трудности вместе, Росвита не узнала ее настолько, чтобы определить, какой из двух вариантов возможен.

Но чем больше Росвита наблюдала за тем, как Генрих баловал малышку, качал ее на руках, тем больше сердце ее наполнялось тревогой.

Сумерки незаметно опустились на осенний сад, и все поспешили вернуться в дом. Адельхейд и ее спутники пришли со стороны конюшни, Санглант и Хериберт из сада. Алия задержалась на улице, наслаждаясь ароматом поздних роз. Ее никто не беспокоил. По традиции праздник должен был продолжаться всю ночь, но ни сам Генрих, ни кто-либо из его спутников не были склонны возвращаться в главную залу. Так много осталось несказанным.

Блессинг даже на руках у Сангланта стала крутиться и нервничать. Малышка была голодна. Тут же возобновилась оживленная беседа среди присутствующих о пользе козьего молока перед коровьим для кормления ребенка, оставшегося без матери. Санглант вышел с малышкой.

Росвита подошла к окну. Прохладный осенний ветер, разбуженный сумерками, заставил ее вздрогнуть. Санглант избегал встречаться с матерью, поэтому присел под кроной старого орешника так, чтобы его не было видно.

Адельхейд подошла и встала рядом с Росвитой. От королевы едва уловимо доносились запахи конюшни, откуда она только что вернулась, но их перекрывал более сильный аромат розовой воды, которой она обычно умывалась. У нее были настолько правильно очерченные контуры тела, что даже в полумраке сгущающихся сумерек в выражении ее лица читалась скрытая сила, такая же ясная, как восковая луна, поднимающаяся над стенами дворца и верхушками деревьев.

— Вы поступили очень благородно, ваше величество, — сказала Росвита.

— Разве? Ты думаешь, я ревную из-за страсти, которую он однажды испытал к ней? Это было давно. Хочу сказать, что выглядит она удивительно молодо, если вспомнить, сколько ей должно быть лет. Но до тех пор, пока она не раскроет истинную причину своего пребывания здесь, я не могу с уверенностью сказать, осталось ли что-нибудь в ней, чего бы он страстно желал и по сей день. — В голосе молодой королевы все отчетливее сквозили нотки едва сдерживаемого гнева.

— А вы?

— Раньше да, — ответила она с горечью. — Вы сами прекрасно знаете, сестра Росвита, вы с моей кузиной Теофану прибыли в Венначи, чтобы отыскать меня. Разве вы не видели, как только что Генрих держал в руках живую наследницу великой империи Тейлефера? Если так, то что за необходимость была в королеве моего рода?

— Как вы можете так говорить, ваше величество? Право вашей семьи на трон Аосты неоспоримо.

Адельхейд слегка улыбнулась уголками рта.

— Безусловно, ни одна знатная семья Аосты не обладает большим правом на трон. Конечно же, скопос поддержит меня, если будет возможность, все-таки она моя тетя. Но как мое происхождение помогло мне после смерти моей матери и моего первого супруга, да пребудет с ними Господь? Кто из представителей знатных семей Аосты пришел мне на помощь, когда я была в осаде? Мои подданные бросили меня, оставив на милость лорда Джона. Я должна была бы стать его узницей и, несомненно, его супругой, если бы вы и принцесса Теофану не приехали в тот момент. Что могло произойти, если бы мать Облигатия не приняла нас, но она сделала это, несмотря на те трудности и неудобства, которые наше пребывание доставило ей и ее монахиням? Что было бы, не позволь она отцу Хью использовать волшебство, чтобы помочь нам исчезнуть?

— Что вы хотите этим сказать? Неприятности, как стриж, подхваченный порывом ветра, могут долгое время витать где-то рядом.

— Раньше у меня не было соперников. Теперь все изменилось.

— У Генриха есть законнорожденные дети, это так.

— Ни один из них не может быть наследником императора Тейлефера. Нет, это очевидно, что Генрих благоволит Сангланту, сестра Росвита. Генрих хотел бы видеть меня замужем за принцем Санглантом, если бы он не отправился в странствие год назад.

Так как это была истинная правда, Росвита только слегка кивнула головой.

— Если таков был его план, должно быть, он надеялся, что, взяв меня в жены, Санглант будет коронован как король Аосты. Очевидно, что только достаточно сильный правитель, претендующий на трон Аосты, может надеяться на императорский титул. Генрих надеялся дать Сангланту этот титул. Или это лишь мои предположения.

— Генрих никогда не скрывал своих намерений. Он желает сам получить этот титул.

— Конечно, сейчас он может стать коронованным королем Аосты, так как он мой супруг. Но Айронхед все еще правит в Дарре. Вы понимаете меня?

Росвита вздохнула. Адельхейд была молода, но нисколько не наивна. Тем не менее Росвита не смогла заставить себя произнести ни слова, ведь это могло оказаться нечестным по отношению к Генриху.

— Вы слишком волнуетесь, ваше величество, — сказала она вместо этого, медля, стараясь выиграть время в надежде, что Адельхейд закончит этот разговор. Но импульсивность — одна из отличительных черт юности, а Адельхейд еще не правила.

— Давайте представим, что это дитя является законнорожденной наследницей Тейлефера, его двоюродной внучкой. Я принесла Генриху корону Аосты. Но ее право на трон Аосты и на Корону Звезд, которую носил Тейлефер как Святой Даррийский Император, — это гораздо больше, чем я могу даровать.

Росвита скользнула взглядом по комнате. Два охранника со скучающим видом стояли у дверей. Стены были задрапированы разнообразными гобеленами, описывающими жизнь святой Теклы: на одном она представлена как свидетель Экстасиса; далее разговор с императрицей; написание одного из самых известных посланий общинам, раскинувшимся на обширных территориях; прием людей, провозгласивших ее скопосом, Святейшей Матерью над Церковью; и на последнем гобелене были изображены этапы ее мученичества.

Генрих с Вилламом зашли в соседнюю залу, где проходила игра в шахматы; Хатуи неотрывно следовала за королем, напоминая ручного сокола. Виллам, наклонившись, оперся рукой на спинку стула, на котором сидела одна из фрейлин Теофану, крепко сбитая Леоба. Даже в его почтенном возрасте флирт был ему не чужд. В самом деле, он был не женат и, несмотря на возраст, был отличной партией. Леоба разрешила ему подвинуть за себя шахматную фигурку, ладья «съела» орла.

Шахматная игра вновь вернула Росвиту к тому, что происходило здесь и сейчас.

— Ваше величество, не думаете ли вы, что король Генрих оставит вас, основываясь на вашем шатком предположении?

Адельхейд залилась румянцем.

— Нет, сестра Росвита, только не подумайте, что я настолько эгоистична. Это истинная правда, я не боюсь за себя. Я люблю Генри и верю, он тоже любит меня. Он известен как человек благочестивый и послушный церковным законам. Генрих не станет разрывать союз, который был освящен. Но если Господь пожелает и ниспошлет на нас свое благословение, у нас будут дети. Что может произойти с ними?

Теперь перед Росвитой четко вырисовались все линии возможной битвы.

— Что я могу ответить на этот вопрос, ваше величество? В лучшем случае, я смею надеяться, что король прислушается ко мне и моим советам. Отвечать за него я не вправе.

— Вы спасли мне жизнь и корону, сестра. Я верю, что вы сделаете то, что посчитаете правильным в данной ситуации. Я знаю, вы честны в своем служении и заботитесь о благе своего правителя, а не о своей выгоде. Вот почему я прошу вас хорошо обдумать ваши советы королю. Подумайте о моем положении, я прошу вас, и положении ребенка, который, надеюсь, у меня скоро будет. — Она улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок и пошла к двери встречать Алию. Сделав знак слугам, королева поднесла бокал вина женщине народа Аои.

— Это была просьба или предупреждение?

Росвита отпрянула назад, неловко схватившись за подоконник и ободрав палец о его деревянную поверхность.

— Вы испугали меня, брат. Я не заметила, как вы подошли.

— Королева тоже, — сказал Фортунатус. — Но вместе с тем она отметила гораздо больше. У Генриха уже есть взрослые дети, которые будут соперниками любому ребенку, кого бы она ни родила. Но их она не боится так, как Сангланта.

Росвита положила руки на подоконник, заметно поморщившись от сильной боли в пальце.

— У вас заноза, — сказал Фортунатус и взял ее ладонь.

Прикосновения его руки, отточенные за годы каллиграфии, были нежны.

Он приподнял ее руку, чтобы вытащить занозу, и Росвита, понизив голос, спросила:

— Ты думаешь, она боится Сангланта?

— А ты бы не боялась? — ответил он добродушно вопросом на вопрос. — О! Вот и все. — Фортунатус смахнул занозу с ладони и отпустил ее руку. Она коснулась губами раны, а он начал говорить: — Принц в совершенстве знает все правила ведения боя. Это всем доподлинно известно. Он вернулся отдохнувшим и подготовленным, солдаты преклоняются перед ним. Хотя только Господь знает, когда они успели присягнуть в верности тому, у кого ничего нет.

— Ничего, кроме ребенка.

— Ничего, кроме ребенка, — согласился Фортунатус. Лишения, которые они испытывали в путешествии через горы в Аосту, и их последующее бегство от Айронхеда — все это оставило свои отпечатки: он заметно похудел, осунулся. Худоба подчеркивала его острый взгляд и волевой рот, благодаря чему он выглядел более суровым и непреклонным, хотя на самом деле всегда предпочитал остроумные высказывания и смех сухим речам. В течение нескольких последних недель королевского путешествия по стране у него была возможность не отказывать себе в удовольствии и есть с должным аппетитом, что привело к небольшой полноте. Это ему очень шло.

— Я бы сказал, что Санглант наиболее опасен именно потому, что у него ничего нет, кроме ребенка. Он не из тех, кто желает чего-то для себя.

— Он возжелал молодую «орлицу» против воли своего отца.

— Молю Господа простить мне эти слова, сестра, но он возжелал ее животной страстью.

— Это правда, что именно ребенок, а не брак изменил его. Ты прав в том, что он ничего не желает для себя, для своего собственного успеха. Но то, чего он хочет для своего ребенка, это совсем другое дело.

— Ты думаешь, все это перерастет в борьбу между ним и королевой Адельхейд?

Росвита нахмурилась, вглядываясь в сумерки. Ветер неистовствовал, ломая ветви и срывая листья с орешника, под кроной которого отдыхали Санглант и Блессинг, хотя повсюду не было ни дуновения. Ей показался удивительным такой контраст разыгравшейся стихии с умиротворенным спокойствием осеннего сада. Принц резко поднялся. Хериберт, находившийся рядом с ним, попросил дать ему на руки ребенка, и Санглант с неохотой, сквозившей в каждом его движении, повороте плеча, головы, передал ему малышку. Ребенок мирно посапывал на плече брата Хериберта, пока они с Санглантом разговаривали:, стоя рядом под сломанными ветвями дерева. Вдруг Санглант посмотрел ввысь и, казалось, обратился к небесам. Конечно, это было просто совпадение, но в то же самое мгновение бушующий ветер, срывавший ветви орешника, стих.

— Что принц Санглант знает, кроме войны? Разве Генрих не воевал против своей родной сестры? Почему же мы ожидаем иного в следующем поколении?

— Тем не менее хорошие советы и мудрые головы всегда побеждают, — прошептал Фортунатус.

Позади них нарастал шум голосов, поскольку все, кто был в соседней зале, перешли в эту, где до сих пор находились Росвита и Фортунатус. Росвита отошла от окна, как только Хатуи приблизилась к ней.

— Прошу вас, сестра Росвита, — сказала «орлица», — король желает, чтобы вы сопровождали его, если вы не против.

— Я бы хотела поговорить с тобой наедине, — обратилась Алия к Генриху, осматриваясь по сторонам.

Генрих едва заметным движением показал на небольшую группу придворных, знати и слуг, сопровождавших его, всего не более двадцати пяти человек.

— Мои дорогие спутники и советники маркграф Виллам и сестра Росвита посвящены во все мои самые сокровенные тайны.

Не спеша, он протянул руку и пригласил Адельхейд подойти к нему. Она прошла вперед и встала рядом с ним, румянец заливал ее щеки, она едва сдержала победоносную улыбку.

— Королева Адельхейд и моя дочь, Теофану, конечно, останутся со мной.

Он взглянул поверх голов присутствующих, осматривая комнату. Отметил Хатуи, пристально посмотрев на нее. «Орлицу» не нужно было представлять, она, как обычно, уверенно стояла за ним. Остальные незаметно отошли и встали вдоль стен, стараясь не привлекать внимания, и король проигнорировал их.

— Если Санглант желает услышать твои слова, то, я уверен, он придет.

— Ты изменился, Генри, — ответила Алия, в ее голосе не было ни злобы, ни затаенной вражды, только твердая уверенность. — Ты стал таким правителем, каким, я надеялась, ты мог бы стать со временем. Я не жалею, что выбрала именно тебя среди других.

Он покачнулся, как при сильном порыве ветра. Маленькая, но твердая ладонь Адельхейд сжала его руку.

— Что ты хочешь сказать? Выбрала меня среди других? Каких других?

Казалось, она удивлена этой вспышкой гнева.

— Разве не принято среди людей создавать союзы, основываясь на происхождении, плодовитости и имеющейся собственности? Не это ли ты сам сейчас делаешь, Генри? — Она указала на Адельхейд. — Когда впервые я вернулась в этот мир, много лет назад, я отправилась искать того, чье имя известно даже среди моего народа. Это человек, которого вы называете император Тейлефер. Но он умер к тому времени, когда я пришла на Землю, и не оставил после себя потомков мужского пола. Я не могла создать союз со смертным человеком. Я должна была найти бессмертного. Много времени я провела в поисках такого человека. Из всех принцев этих земель вендийского происхождения я искала самого сильного. Поэтому я подумала, что ты именно тот человек, которого я ищу.

Генрих покраснел от переполнявшей его ярости, но голос не выдал того раздражения, которое полыхало, как пламя, в его сузившихся глазах.

— Должно быть, я неправильно понял нашу связь. Я думал, это была взаимная страсть, и ты была настолько благородна, что поклялась в том, что наш ребенок был такой же частью меня, как и тебя. То есть ребенок имеет право на корону, наследуя мне и моему отцу. Правильно ли я понимаю, что ты преследовала совершенно другие цели? Ты так долго и усердно искала меня — или любого другого принца знатного рода — и выбрала меня среди остальных только из-за силы и мощи королевства, которым я должен был править?

— Разве вы поступаете по-другому, когда создаете союзы? — Казалось, Алия была поставлена в тупик.- Если речь идет о деле огромной важности, разве ты не станешь заключать сделку и связываться с теми союзниками, которые помогут достичь наибольшей выгоды в твоем собственном деле?

Генрих нервно рассмеялся.

— Знала ли ты об этом важном деле тогда, Алия, когда впервые повстречала меня на дороге в Дарр? Как ясно помню я ту ночь.

Она показала на сад, темный в сгустившихся сумерках, только тусклый свет луны и звезд едва освещал его. В зале слуги зажгли многочисленные канделябры. Фигуры святой Геклы на гобеленовых полотнах мерцали в золотом отблеске свечей. Ее короны были вышиты серебряными нитями, но в падающем на них свете они горели, как раскаленная луна.

— Какое другое важное дело, кроме зачатия дитяти? Разве не это мы оба понимали?

— Да, это то, чего желал я. Я прекрасно понимал, почему мне был необходим ребенок, даже если страсть к тебе уходила на второй план. Но я никогда даже не мог подумать, что ты также хочешь ребенка, — проговорил он с горечью в голосе. — Ты так быстро и легко покинула нас. Зачем ты так страстно хотела ребенка, если бросила его, когда он был еще младенцем?

Она прошла вперед, так что оказалась полностью освещена четырьмя канделябрами, сделанными в виде голов дракона, которые висели на потолке, заливая светом центр залы. Несмотря на ее тунику, было видно, что она чужестранка, так не похожая на людей.

— В нем соединились мой народ и твой народ.

— Соединились?

— Если есть кто-то между нами, в ком течет и твоя, и моя кровь, значит, есть надежда на мир.

Фортунатус хотел что-то сказать, но Росвита крепко сжала рукой его запястье, заставляя соблюдать тишину, тогда как вокруг них послышался шепот среди приближенных Генриха, все были поставлены в тупик ее словами.

Зачем бы стал народ Алии искать мира, когда они больше не живут на Земле и, возможно, никогда больше не вернутся. Алия однажды появилась среди них около двадцати пяти лет назад и затем так же внезапно исчезла, только чтобы появиться сейчас, ничуть не изменившись за прошедшие годы.

Но за эти долгие годы изменения не обошли стороной Генриха. Он вынул обрывок одежды цвета ржавчины и с яростным триумфом показал его Алии. Она отпрянула, и такая тоска читалась в ее глазах, будто один лишь взгляд на этот клочок ткани причинял ей физическую боль.

— Все время я носил этот клочок одежды с собой, у сердца, как напоминание о той любви, которую я испытывал к тебе! — В этих словах Росвита услышала молодого Генри, который, придя к власти, не знал, что с ней делать, а не зрелого Генриха этих дней, такого уверенного и жесткого, никогда не теряющего над собой контроль. — Ты никогда не любила меня, не так ли?

— Нет. — Гнев, исходящий от него, натолкнулся на неприступную скалу ее холодности и самообладания, как на стены дамбы. — Я дала клятву на совете перед моим народом, что пожертвую собой ради долга, пойду на то, чтобы родить дитя, в котором течет кровь обоих народов.

Как только смысл сказанного дошел до него, он усилием воли превратил свое лицо в подобие каменной маски, полной надменного, высокомерного достоинства, больше подходящей для правителя.

— С какой целью?

— Моя цель — это союз. Ребенок, рожденный от двух народов, имеет право жить и здесь, и там. Мы надеемся, что мальчик станет тем связующим звеном между нашими народами, которое приведет их к союзу. Мы знали, что ты не поверишь нам. Вот почему я оставила его с тобой, чтобы ты и твой народ полюбили его, я думала, он станет королем после тебя, по обычаям людей. Это во многом облегчило бы нашу задачу. Но я вернулась и вижу, что он изгнанник. Почему ты не заботился о нем так, как обещал мне?

— Я вырастил нашего ребенка! — закричал Генрих, негодуя. — Никто из людей не взрастил бы сына лучше. Но он был незаконнорожденным. Его рождение дало мне право на трон и корону, но ему ничего не дало, кроме чести быть воспитанным как капитан для битв. Я сделал все, что было в моих силах, Алия. Он стал бы королем после меня, хотя все против этого. Но он отверг это, все, что я предложил ему, поставил под удар ради этой женщины. — Сейчас Генрих был очень разгневан, вспоминая непослушание своего сына.

Санглант вернулся из сада. Люди расступились, давая возможность принцу пройти сквозь толпу. Он подошел и тихо встал между королем и женщиной Аои, их сходство было настолько очевидно, что все тут же это заметили: лоб, подбородок и рост отца, высокие скулы, цвет волос и широкие плечи от матери — две природы смешались в нем в единое целое. Но у него не было нечеловеческой осанки и холодности, присущих его матери. Манерой говорить и жестами он был похож на Генриха, истинный сын своего отца.

— Лиат — правнучка великого императора Тейлефера. — Санглант не кричал, но голос его отчетливо раздавался в самых потаенных уголках зала. — Сейчас, поистине, народ моего отца, народ моей матери и род императора Тейлефера, величайшего из правителей людей, соединились в одном человеке. В моей дочери Блессинг. — Он показал на брата Хериберта, который вошел за ним следом с девочкой на руках. — Разве это не так?

Генрих едва заметным движением руки подал знак, и «орлица» вышла вперед, чтобы ответить принцу.

— Чем ты можешь доказать, что в твоем ребенке течет кровь рода Тейлефера? — спросила Хату и.

— Ты обвиняешь меня в том, что я вас обманываю, «орлица»? — мягко спросил он.

— Нет, ваше высочество, — ответила она вежливо. — Но вас могли ввести в заблуждение. Сестра Росвита уверена, что у пропавшего сына Тейлефера родилась дочь. Тогда любая женщина может заявить, что она пропавшая внучка Тейлефера.

— Но кто может пойти на такое? — Он нетерпеливо тряхнул головой. — Сказанное вами ничего не значит. Если у вас будут доказательства, то я тоже смогу подтвердить свои слова, и после этого никто не будет сомневаться в праве Блессинг.

— Сын.

Как странно прозвучал голос Алии, когда она произнесла это слово. Стоя среди них, Санглант вдруг почувствовал себя совершенно посторонним, а не любимым родственником.

— Истинная правда то, что, когда я впервые прошла через ворота этой страны, я надеялась создать ребенка с наследником Тейлефера. Но этому не суждено было случиться. То, что ты сделал… — Она лишь пожала плечами, будто показывая, что ее боги сделали что-то по своей воле, без ее ведома. — Да будет так. Я преклоняюсь перед волей Той-Которая-Создает. Пусть доказательство будет найдено и предъявлено, если люди не знают другого способа отличить правду. Но никакое доказательство не будет иметь значения для вас, если все вы умрете из-за великой катастрофы, которая надвигается.

Многие из свиты Генриха, казалось, все еще смотрели на Блессинг, малышка крутилась на руках у Хериберта, зевала, складывая трубочкой свой маленький ротик и снова засыпая.

Но Генрих внимательно слушал.

— О какой катастрофе ты говоришь? — Он пристально взглянул на нее.

— Ты прекрасно знаешь о древнем пророчестве, сделанном святой женщиной из твоего народа. Разве в нем не говорится о великом бедствии?

Вдруг заговорила Росвита, словно не желая того, но слова сами срывались с ее губ.

— «И падет на вас великое бедствие, катастрофа, подобной которой вы раньше никогда не знали. Вода будет бурлить и кипеть, а небеса плакать кровью, реки потекут вспять, вверх по холмам и горам, а ветры станут вихрями. Горы превратятся в моря, а моря обернутся горами, и дети будут в ужасе кричать, потому что земля уйдет у них из-под ног. И назовут они это время Великим Разделением».

— Ты предвещаешь беду моему королевству? — мягко спросил Генри.

— Ни в коем случае, — резко возразила Алия голосом, полным ярости. — Ты знаешь, что твои люди изгнали мой народ много веков назад, и теперь мой народ возвращается. Но чары, наведенные твоими волшебниками, обернутся против тебя втройне. Катастрофа, постигшая Землю в давние времена, ничто по сравнению с тем, что ждет тебя через пять лет, когда то, что было изгнано, возвратится на свою исходную точку.

— Как стрела, которую Лиат выпустила в небо, — мягко сказал Санглант. Казалось, он говорил сам с собой, размышляя над тем, чего никто не знал. — Выпустила в небо, но она вернулась назад на землю. Любой глупец, зная это, сделал бы так.

— Что ты хочешь сказать своей историей?! — вскричал Генрих. — Что значит то, что ты сейчас здесь, передо мной, Алия?

Алия указала на свое лицо, его бронзовый цвет и чужие черты.

— Некоторые из моих людей все еще в ярости, потому что память о нашем изгнании тяжелым грузом лежит на нас. После того как мы вернемся на Землю, они мечтают одержать верх над людьми. И лишь немногие из нас стремятся к миру. Поэтому я здесь. — Она шагнула вперед и положила руку на локоть Сангланта. — Этот ребенок — мое предложение мира, Генри.

Генрих рассмеялся.

— Как я могу верить всем этим диким пророчествам? Любая сумасшедшая может бредить и наговорить много всего о конце времен. Если это так и история правдива, то почему тогда ни один из моих усердных клириков ничего не знает? Сестра Росвита?

Его направленная на нее рука, словно копье, пригвоздила Росвиту под неумолимым взглядом короля.

— Ваше величество, — медленно проговорила она, — я была свидетелем странных событий и слышала непонятные мне истории. Я не могу быть до конца уверенной.

Наконец заговорила Теофану:

— Вы хотите сказать, сестра Росвита, что верите этой дикой истории о катастрофе? Вы тоже считаете, что легендарный народ Аои был отправлен в магическое изгнание?

— Я хорошо помню события, изображенные на фресках в монастыре святой Екатерины. Разве вы их не помните, ваше высочество?

— Я не видела настенных фресок в монастыре святой Екатерины, за исключением одной, которая находилась в часовне, где мы молились, — ответила Теофану с презрением. — На ней изображена сама святая, коронованная во славе.

— Я верю этой истории, — сказал Санглант, — и есть те, кто тоже верят ей. Таллия, дочь императора Тейлефера, провела жизнь, готовясь к тому, что могло произойти.

— Она была осуждена церковью на Нарвонском Соборе, — произнесла Теофану.

— Не будь упрямой, Тео, — резко возразил Санглант. — Разве я когда-нибудь тебя обманывал? — Его колкое замечание задело ее, но она не подала виду, между тем Санглант продолжал: — Епископ Таллия занималась с женщиной, которая вырастила внучку Тейлефера, и обучила ее искусству магии. Внучка Тейлефера дала жизнь Лиат. Она уже немало сделала, чтобы вновь прогнать Исчезнувших и окончательно разбить их.

Генрих развел руками.

— Как такое может быть, что существование внучки Тейлефера осталось тайной для великих принцев этих королевств? Как смогла она так скрыться от всех, что о ней никто ничего не слышал?

— Она математик, — пояснил Санглант. — Церковь осудила такую магию на Нарвонском Соборе. Ей не было необходимости раскрывать себя, ведь это принесло бы ей только осуждение. — Он кивнул в сторону Теофану.

— Где сейчас эта женщина? — безжалостно продолжал спрашивать Генрих. — Где твоя супруга, Санглант?

— О Господь! — вскричал Санглант. — Сказать все…

— Как могу я поверить этой истории, если не слышал ее целиком? — спросил Генрих. — Вина! — Он кивнул, и слуги принесли двойное кресло для Генриха и Адельхейд. — Я внимательно выслушаю твою историю, сын, сколько бы времени это ни заняло. Это все, что я могу обещать.

Так закончился праздник в эту ночь, хотя слуги все еще подносили вкусные блюда и деликатесы и народ не отказывал себе в удовольствии насладиться ими, тогда как принц Санглант рассказывал свою историю, останавливаясь, сбиваясь, вновь возвращаясь к упущенным моментам. Казалось, он больше обеспокоен, чем разгневан, нетерпелив, как человек, привыкший, что его командам подчиняются беспрекословно. Порыв ветра через распахнутое окно ворвался в комнату, и закачались горящие канделябры. Тени заплясали по стенам, и гобелены, заколыхались, словно лодки на волнах.

Тишина и дрожащие тени превращали рассказ Сангланта в мифическую историю. В Верлиде к Лиат подошла женщина, назвавшаяся Анной, и заявила, что она ее мать. Втроем они покинули город. Они много путешествовали в компании бестелесных слуг, направляясь в место под названием Верна, спрятанное в самом сердце Альфарских гор. Там Лиат изучала искусство математики.

— Презренное колдовство, — сказал Генрих, это было его первое высказывание за все время.

— Это ее право по рождению, — резко возразил Санглант. — Ты не можешь представить себе ее силу… — Он остановился, наблюдая за их лицами. Слишком поздно принц вспомнил, но Генрих не забыл. Генрих все еще не мог простить Лиат то, что она украла его сына.

— Совет в Отуне, председателем которого была моя сестра Констанция, отлучил от Церкви Лиатано, бывшую у меня на службе «орлицу», и изгнал ее из общества за практику колдовства, — сказал Генрих тихим, поэтому более опасным голосом. — Насколько я знаю, она околдовала тебя и направила обратно ко мне с этой историей о потерянной внучке Тейлефера, чтобы я поддался искушению и признал право ее дочери на корону и оказал ей честь, которой дитя недостойно. — Он не взглянул на спящую Блессинг, произнося эти слова.

— А что ты мне ответишь? — спросила Алия, которая слушала историю Сангланта без видимого интереса. — Я не союзница Лиатано, которой никогда не встречала и не знаю. Я не союзница волшебниц, которые хотят причинить боль моему народу. Вот почему я пришла к тебе, Генри, — чтобы объединиться против них.

Генрих осушил бокал вина и попросил поднести еще один. Рядом с ним сидела Адельхейд, спокойная и величественная, как статуя. Только ветер развевал ее волосы.

— Если я направлю посла к твоему народу, тогда мы сможем начать переговоры.

Рот Алии превратился в тонкую линию, всем своим видом она выражала досаду и презрение.

— Ни один из таких, как ты, ни один из твоего народа не может пройти через врата, ведущие в нашу страну.

— Ты говоришь так, но сама ты здесь.

Она раскрыла левую руку, и все увидели старый шрам, рваной раной пересекавший ее ладонь.

— Я та, кого ты называешь колдунами, Генри.

— Разве мы до сих пор не истребили всех колдунов среди нас? Они, должно быть, путешествуют так же как ты. Но мы не бессильны.

— Отец, — запротестовала Теофану, хотя смотрела на Адельхейд. — Разве ты не позволил бы использовать запрещенное волшебство ради своего блага?..

Генрих поднял руку, чтобы остановить ее. Она замолчала, посматривая на Росвиту, затем положила руки на колени и стала пристально разглядывать противоположную стену — на гобеленах была изображена святая Текла, пьющая из святой чаши вод.

— Ты не понимаешь до конца структуру Вселенной, Генри. Я была рождена в изгнании и поэтому могу путешествовать в небесах. Я прошла через сферы. Никто из вас не выжил бы в таком путешествии.

Санглант зашевелил губами, словно произносил какое-то слово, но не проронил ни звука.

Генрих покачал головой.

— Как я могу поверить в такую фантастическую историю? Она скорее похожа на мифическую притчу, рассказанную на празднике. Я и моя славная вендарская армия собираемся выступить на юг, в Аосту, чтобы вернуть королеве Адельхейд ее трон. Вы можете присоединиться и пойти с нами, если пожелаете. За моим столом всегда есть место для тебя, Алия. — Он повернулся, чтобы взглянуть на Сангланта, тот стоял, сжав кулаки, с выражением нетерпения на лице. Вот в чем кроется опасность, если целые армии находятся в подчинении молодого человека. Скоро он начнет требовать, чтобы сам отец не смел ему противоречить и беспрекословно подчинялся. — Ты, сын, тоже можешь пойти с моей армией, но перед этим ты должен попросить прощения за свое непослушание. Я проявлю должное уважение к внучке моего рода, к твоей дочери, как она этого заслуживает. В моей армии есть место для тебя, если ты попросишь меня об этом.

— Ты совершенно не веришь этому, — мягко сказал Санглант.

Генрих, допив вино, крутил в руках пустой бокал, взирая на своего сына, как на мятежника.

— Разве я могу поверить такой безумной истории? Я правитель. Мы уже обсуждали это раньше. Если ты хочешь, чтобы я простил тебя, ты должен попросить об этом. Но ты знаешь, какие обязательства влечет за собой твое смирение.

— Тогда я поищу поддержки где-нибудь еще.

Слова Сангланта, словно молния, поразили собравшихся. Виллам шагнул вперед.

— Принц Санглант, прошу вас, не спешите…

— Я все обдумал, — резко ответил Санглант. — Вы не видели того, что видел я. Вы не осознаете до конца силу Анны и ее жестокость.

— О чем ты, брат? — спросила Теофану. После неудавшегося диалога о святой Екатерине Теофану спряталась от взора Росвиты, так что та не могла даже предугадать, какие мысли роятся в голове молодой принцессы. — Если ты и твоя мать говорите правду, то мне кажется, что эта женщина Анна стремится защитить Землю от народа Аои. Зачем же тогда ты хочешь выступить против нее, если только ты не объединился с народом своей матери? А все эти разговоры, только чтобы отвлечь внимание и помочь им.

Блессинг проснулась в слезах. Она вырывалась из рук Хериберта, но хотела не к отцу, а тянулась всем телом в центр залы, недовольно размахивая маленькими ручками и морща заплаканное расстроенное личико.

— Ма! Ма! — кричала она, извиваясь так, что Хериберт едва мог ее удержать.

Воздух стал принимать какие-то неясные очертания.

Легкая дымка сгустилась в центре комнаты, в пространстве, очерченном висящими канделябрами. Едва заметные струйки дымки начали превращаться в подобие рамки, напоминая контуры распахнутого окна. Росвита вздрогнула, почувствовав головокружение от всех этих внезапных изменений. Она единственная в этой зале понимала, что происходит, тогда как все остальные в страхе отпрянули назад, а многие поспешили скрыться в других комнатах. Адельхейд поднялась с места. Генрих остался, но крепко сжал рукой одну из голов дракона, вырезанных на подлокотнике его кресла.

— Ма! — закричала Блессинг.

И вдруг в ответ послышался едва уловимый голос, тихий и такой далекий, словно все происходило во сне.

— Блессинг!

Меняясь, становясь хриплым от боли или горя, этот бестелесный голос снова произнес: ~ Санглант! Санглант бросился вперед.

— Лиат! — вскричал он.

Алия схватила его за руку и резким движением дернула назад. Ее сила была поразительна: Санглант, который был на добрых полторы головы выше ее, не удержался и пошатнулся.

Блессинг вывернулась из рук Хериберта. Генрих крикнул, предупреждая, что ребенок упадет, и Санглант бросился вперед, чтобы подхватить малышку, но находился слишком далеко.

Но под ней что-то уже было.

Блессинг мягко упала на воздушное облако, которое стало принимать очертания женщины: с чувственным ртом, выступающими острыми скулами, королевским носом, широким и умным лбом и тяжелым каскадом волос. Она не была женщиной-человеком, но женщиной из воздуха, изменчивой, как вода, созданной из неземного вещества. Воздушная вуаль скрывала ее тело, в то же время она была неодета и видна была налитая грудь женщины, кормящей ребенка. У нее на руках Блессинг сразу же успокоилась и повернулась так, чтобы сосать неземную грудь.

Генрих встал, лицо его было белее полотна.

— Что за непристойность? Кто это кормит ребенка?

Санглант шагнул вперед, закрыв собой неземное существо.

— Лиат была слишком слаба, чтобы кормить малышку сразу после рождения. Блессинг отказывалась даже от козьего молока. Она бы умерла, если бы не Джерна.

— Что это? — прошептала Теофану. Ее фрейлины теснились рядом с ней, со страхом и отвращением наблюдая за происходящим, но Теофану просто внимательно смотрела, нахмурившись и угрожающе сдвинув брови.

Все, кроме Хериберта, отошли назад. Руки Адельхейд подергивались, но она, наоборот, наклонилась немного вперед, чтобы видеть это воздушное кормление. Хатуи, как всегда, находилась за креслом Генриха.

— Я думаю, она дэймон, — произнесла Росвита. Фортунатус, стоявший за ней, тихо присвистнул.

— Она существо из высших небесных сфер.

— У этих созданий есть душа? — спросила Адельхейд.

— Древние писатели считали, что души у них нет, — прошептала Росвита в ответ.

Громкий вздох людей, прижатых к стенам, нарушил тишину. Но никто не произнес ни слова. Все внимательно наблюдали, а малышка шумно дышала, мирно посапывая у груди.

— О Владычица! Что за манеры, быть накормленной дэймоном без души?

— Значит, это правда. — Каменная маска спала с лица Генриха, обнажая его истинные чувства. — Ты был околдован, Санглант, Джудит и ее сын оказались правы. Ты больше не хозяин своих мыслей и поступков. То же самое произошло с графом Лавастином, когда епископ Антония наложила на него заклятие. Сейчас ты заложник в руках колдунов, укравших тебя у меня. Где Лиатано? Чего она хочет?

— Я прошу вас, ваше величество! — вскричала Росвита, шагнув вперед. Она знала, до чего могут довести подобные обвинения. — Давайте не будем делать скоропалительных выводов. Я считаю, необходимо собрать Совет, чтобы лучшие из лучших разрешили ситуацию, да помогут нам их мудрые сердца и трезвый разум.

— Как это было в Отуне? — спросил Санглант с горечью в голосе. Он взял Блессинг из объятий дэймона, хотя ребенок сопротивлялся и до последнего не хотел отпускать волшебную грудь. Дэймон тут же испарилась: Росвита не могла по-другому это объяснить — неземное существо просто вновь обратилось в облако и растаяло в воздухе.

Глубоко вздохнув, Генрих отступил назад и сел в кресло.

— Я созову Совет, когда мы прибудем в Дарр. Пусть сама скопос будет председателем на Совете по этому вопросу.

— Ты надеешься, что я спокойно перейду на твою сторону? — спросил Санглант.

— Однажды, сын, ты сделал так, как я просил.

— Но за это время я изменился, я больше не тот, кем был раньше. Ты не понимаешь, кем я стал. И не веришь мне. Я никогда не отказывался от этого королевства и теперь не откажусь. Но я знаю, что необходимо сделать сейчас, и если ты мне не поможешь, я найду тех, кто сделает это, пока еще не слишком поздно.

— Это мятеж, Санглант?

— Я прошу вас, — начала Росвита, шагнув вперед, чтобы встать между двумя мужчинами, ей невыносимо было видеть надвигающуюся катастрофу, словно непреодолимая сила ринулась против недвижимой скалы.

— Нет, сестра,- сказал Генрих,- не вставай между нами.

У нее не было другого выхода, только как замолчать.

Росвита видела, что король слабее своего сына, которого он любил больше всех своих детей, беспомощность сквозила в том, как причудливо он изгибал рот, левой рукой крепко сжимая подлокотник кресла, правой ногой отбивая нервное стаккато об пол.

— Пусть он ответит на вопрос.

Санглант всегда отличался тем, что слова его никогда не расходились с делом.

— Хериберт! — Он крепко прижал дочь и шагнул к двери, Хериберт не отставал. У выхода он повернулся и посмотрел на сестру. — Тео?

Она покачала головой.

— Нет, Санглант. Ты не знаешь, свидетелем чего я оказалась. Я не пойду за тобой.

— Позже пойдешь, — сказал он мягко, — потому что я знаю, что всех ждет. — Его взгляд скользнул по присутствующим, задержался на Росвите, но ей он только нежно улыбнулся. — Пусть все твои советы будут мудры, сестра, — произнес он хрипло, поклонился Адельхейд и вышел.

Канделябры закачались, внезапно одна из свечей вспыхнула ярче и тут же погасла с насмешливым шипением, затем вторая. Но все было спокойно.

Стояла звенящая тишина. И вдруг все присутствующие начали перешептываться, сначала тихо, но постепенно гул голосов нарастал все с большей силой.

— Я прошу вас, — сказал Генрих, голос его надрывался от напряжения.

Все замолчали.

— Ты не идешь с ним? — обратился Генрих к Алии, которая стояла у дверей, ведущих в сад.

Она насмешливо улыбнулась. Подняв руку, Алия что-то прошептала и взмахнула ею. Тут же две дюжины свечей зажглись ярким пламенем. Люди боязливо наблюдали эту игру магии, тогда как она удовлетворенно улыбнулась, как кошка, поймавшая самую аппетитную мышь.

— Он молод и горяч. Я только не понимаю, почему ты не слушаешь меня, Генри. Неужели так много знаний утеряно человечеством, что ты отказываешься поверить мне? Неужели ты действительно не помнишь, что случилось в те далекие дни? Я пришла как посланник от своего народа к твоему. Сказать тебе, что многие из нас мечтают о мире и не хотят войны.

— Где твои люди? Где они спрятались?

Она разочарованно вздохнула.

— Я предлагаю тебе быть союзниками сейчас, когда силы на твоей стороне. Многие на Совете были против этого, но они не смогли бы остановить меня, ведь я отдала всю себя, чтобы родить ребенка, и вот я решила прийти к тебе сейчас. Я хочу дать тебе этот шанс. Когда я предстану пред тобой в следующий раз, Генри, ты будешь слаб.

Она покинула залу, но никто не пытался остановить ее.

И наступила гнетущая тишина. Фортунатус легко коснулся рукой локтя Росвиты. Откуда-то из глубины сада она услышала женский смех, полный беззаботного удовольствия, совершенно неуместный сейчас. В неярком свете зажженных канделябров комната казалась творением античного скульптора: каждая скульптура отделана деревом и слоновой костью для услады взора творца.

Правитель, темные глаза которого были полны неудержимой ярости, но лицо спокойное, как нетронутая вода, сидел в кресле, облокотившись рукой о голову дракона, молодая королева стояла рядом с ним, румянец играл на ее щеках в золотом отблеске горящих свечей. Старый лорд привычно касался пустого рукава своей одежды, будто в любой момент от дыхания волшебника давно потерянная рука могла там появиться. Принцесса отвернулась, драгоценности переливались на шее, рука покоилась на плече одной из фрейлин.

«Орлица» короля скрестила руки на груди, и кажется, она была больше задумчива, чем шокирована, в отличие от остальных. Так чувствовали себя все, кроме Генриха, чей гнев обратился в холодную ярость зимнего шторма. Святая Текла снова и снова повторяла череду своих действий на гобеленах, навсегда выхваченных из круга ее жизни и мученичества, вездесущее напоминание о славе Мира. Виллам закашлял.

Король резко поднялся, взглянул на «орлицу», сделав едва заметный, но многозначительный жест. «Орлица» кивнула, легко поняв его, будто он произнес это вслух, и покинула комнату, направившись по неизвестному поручению.

— Я пойду спать. — Генрих шагнул к одной из внутренних дверей, повернулся и посмотрел на Адельхейд, но молодая королева не спешила последовать за ним.

— Вы думаете, что вся эта история выдумка, такого не может быть, сестра Росвита? — спросила она.

В первое мгновение Росвите показалось, что она разучилась говорить, мысли разбегались в разные стороны, и очень сложно было собрать их.

— Мне трудно судить о правдивости истории, слишком мало для этого оснований. В нее очень трудно поверить.

— Но ведь это не значит, что это неправда. — Адельхейд посмотрела в сад. Осенний ночной холодный ветер ворвался в комнату, заставив Росвиту вздрогнуть. Что, если он принесет другого дэймона?

— Мы видели много необычного и непонятного, сестра Росвита. Насколько это более странно, чем то, чему мы были свидетелями? — Она кивнула своим фрейлинам и последовала за Генрихом в дальнюю комнату.

— Вы заслужили благосклонность королевы Адельхейд,- сказала Теофану Росвите.- Но какой ценой? И для чего?

— Ваше высочество!

Теофану не ответила. Она вернулась со своими фрейлинами в комнату, где они играли в шахматы и где сейчас были расставлены для них. кровати.

Почему все так обернулось?

— Не терзай себя, сестра, — прошептал Фортунатус за ее спиной. — Не думаю, что принцесса Теофану будет долго гневаться на тебя. Внутри нее есть небольшая червоточи-на _ ревность, это разрушает ее.

— Что ты хочешь этим сказать, брат?

— Разве ты так не думаешь? — переспросил он, удивившись ее реакции. — Нет, наверное, я не прав. Конечно, ты мудрее меня, сестра.

Слуги и охранники разошлись по своим комнатам. Виллам несколько задержался и подошел к Росвите, показывая, что желает поговорить с ней наедине. Фортунатус тактично удалился.

— Ты веришь этой истории? — спросил ее Виллам.

В отблеске свечей морщины на его лице были почти незаметны, так что он казался гораздо моложе своих лет, крепкий, сильный, энергичный и достаточно обаятельный, чтобы привлекать женские взгляды и сердца не титулом и поместьем. Разве не смотрела она на него так, когда молодой девушкой впервые оказалась при дворе, великолепием которого была поражена и очарована. В ее жизни было несколько мужчин, искушавших ее подобным образом, но Господь твердой рукою отводил ее страсти. Виллам уважал Бога, и Церковь, и твердое «нет». Так долгие годы их соединяло внутреннее взаимопонимание и уважение друг к другу.

— Я не могу просто забыть это, Виллам. Хотя вся эта история кажется настолько нереальной, что невозможно полностью поверить в нее.

— Ты очень мудра, сестра, и не станешь верить любой фантазии или слуху. Что ты собираешься посоветовать королю?

— Я попрошу короля не действовать сгоряча, — сказала она с горечью. — Виллам, можешь ли ты пойти сейчас и поговорить с принцем Санглантом?

— Я постараюсь, — ответил он и удалился.

Особый приближенный круг клириков, служащих и слуг короля имел право оставаться на ночь во дворце. Росвита расположилась в своей комнате, но, несмотря на очень удобное ложе, провела бессонную ночь, иногда впадая в забытье.

Беременная женщина в мантии из перьев, чем-то похожая на королеву народа Аои, сидела на каменном троне в форме орла. За ней постукивало золотое колесо, заманивая Росвиту в пещеру, внутри которой стены были украшены ледяными узорами. Потерянный сын Виллама Бертольд спал в колыбели из драгоценных камней, окруженный шестью служителями, от них веяло спокойствием и умиротворением, они походили на ангелов, повстречавшихся с Господом. Но внезапно золотой покой, наполнявший пещеру, был нарушен толпой солдат, ворвавшихся внутрь с криками и шумом. О Боже, один молодой солдат так похож на Ивара, не он ли это? Или это Амабилия пришла к ней снова?

Но Амабилия была мертва. Как же тогда она могла слышать ее голос?

— Сестра, прошу тебя, проснись.

Фортунатус склонился над ней. Утренний свет проникал в комнату сквозь распахнутое окно и открытую дверь, ведущую в сад. Вовсю щебетали птицы.

Солдаты пришли в покои короля. Генрих вышел из спальни босиком. Догнав его, слуга предложил ему пояс — завязать поверх поспешно накинутой туники.

— Ваше величество! Принц Санглант только что выехал из дворца с отрядом из пятидесяти вооруженных всадников в сопровождении слуг. Они едут по направлению к Бедербору, крепости герцога Конрада.

Генрих взглянул на Гельмута Виллама, который в этот момент зашел в комнату.

— Никто не пытался его остановить?

Сержант только беспомощно пожал плечами, но Виллам шагнул вперед.

— Я говорил с ним.

— И что он сказал? Виллам покачал головой.

— Советую тебе оставить сейчас все как есть.

— Приведите моего коня, — сказал Генрих и вышел поспешно из зала.

Росвита последовала за ним, но успела догнать уже только в конюшне. Она попросила запрячь ей лошадь и выехала за ним. Кроме небольшой группы из двенадцати солдат, короля сопровождала лишь Хатуи, с которой он ехал немного впереди, желая пообщаться наедине. Вскоре Росвита поравнялась со всадниками, Генрих молча взглянул на нее, но разрешил сопровождать дальше.

Сначала Росвита подумала, что король собирается преследовать своего сына, но когда они миновали дворцовые ворота, то свернули на другую дорогу, ту, что вела через монастырь в лес, узкая тропа с обеих сторон была окаймлена буйной летней растительностью.

Их путь лежал через лес. Старые деревья раскинули свои огромные ветви над головами всадников, листья, посеребренные ночным морозом, внезапно касаясь их лиц, заставляли путников ежиться от холода. Речушки и ручейки то здесь, то там становились символической преградой на их пути, низко лежащие ивы и колючие кусты ежевики терялись в высокой траве. А вот кролик, удирая от опасности, оставил клочок шерсти на листьях кизила. Слышен был лишь приглушенный топот коней по земляной тропе. Сквозь расступившиеся ветви деревьев она увидела парящего в небе над вершинами деревьев стервятника.

Тропа внезапно оборвалась, и всадники оказались на поляне перед небольшим холмом, на котором в торжественном молчании возвышался круг из высеченных камней, накренившихся вправо и влево. Большая их часть выглядела нетронутой, но один камень был перевернут.

— Этот? — спросил Генри.

— Тот, дальний. — Хатуи указала на каменный круг. — Она вошла туда и больше не появлялась, нет никаких доказательств тому, что она прошла через камни и дальше в глубь леса. Нет ни следов, ни дорог, кроме следов оленя на тропе, но она давно заросла.

Он кивнул Росвите.

— Вы и еще несколько человек пойдете по одному из этих проходов, сестра. Возможно, Аои и не спрятались в самых отдаленных уголках Земли, дожидаясь своего времени.

— Может быть, ваше величество. Но я не знаю, какой магией они воспользовались.

— Среди нас все еще остались колдуны, — задумался он, — которые могут помочь нам, как однажды сделали это для Адельхейд.

Росвита вздрогнула и уже хотела предупредить короля, чтобы он не использовал магию, но Генрих отвернулся, и она промолчала. Свет медленно начал заливать поляну, тени исчезали, а солнце поднималось все выше, пока король не оказался полностью в блеске лучей. Солнце короновало его, а он все так же неотрывно смотрел на круги древних камней. Ветерок играл с его волосами, конь бил копытом, потряхивая головой и отгоняя назойливых насекомых. Он стоял в ожидании, молчаливый и осторожный, пока Хатуи в последний раз обходила вокруг камней.

— Есть ли новости с гор? — спросил Генрих, когда «орлица» приблизилась к нему.

— По слухам, горные тропы все еще чисты. Было слишком жарко, и на вершинах очень мало снега. Если Господу будет угодно, в следующем месяце нас ждет великолепная погода. Этого будет достаточно, чтобы перейти горы.

На обратном пути король все время что-то напевал, предлагая солдатам присоединиться к нему. Потом он расспрашивал их о семьях и последних походах. В конюшнях его ожидал слуга, чтобы проводить в часовню, где Адельхейд, Теофану и их спутники молились.

Генри вошел внутрь, и Адельхейд поднялась, чтобы поприветствовать его. Теофану стояла в стороне, с непроницаемым выражением лица наблюдая, как король слишком бурно приветствует свою белокурую молодую королеву. Но Генрих не забыл и о Дочери. Он поцеловал ее в щеку и вывел вперед, чтобы каждый из присутствующих мог видеть, что она стоит от него по правую руку.

— Теофану, ты останешься здесь и будешь моим представителем на севере. — Он произносил речь громко и четко, так чтобы все слова были услышаны. Эти новости передавались шепотом из уст в уста за двери часовни и дальше на площадь у дворца, где многие собрались, чтобы посмотреть, как Генрих отреагирует на новость об отъезде Сангланта.

Росвите больше не дано было угадать, что скрывалось за маской на лице Теофану. Была ли она рада предоставленной возможности, или ярость застилала ей глаза, ведь принцессу снова обошли стороной? Она только кивнула.

— Такова ваша воля, отец.

Генрих взял Адельхейд за руку и вывел вперед, так что королева оказалась по левую руку от него, как он поставил бы любого уважаемого союзника.

— Завтра, — произнес он, обращаясь к приближенным, — мы продолжим наше наступление на юг, в Аосту.

Покинутый город был залит таким ярким бриллиантовым блеском, что Лиат пришлось прикрыть глаза, когда она и Старейший вышли из пещеры на солнечный свет и жару. Каменные здания раскинулись перед ней, словно безмолвные привидения, стены и квадратные колонны были расписаны яркими фресками.

Лиат подняла свое оружие с, камня мира и забрала кувшин с водой из пирамиды черепов. Все еще чувствовалась слабость в руках, внутри все дрожало.

Столько лет она и отец скрывались, жили в страхе постоянного преследования, и вот их разоблачили. Ее изгнали из королевского дворца, но она не обрела покой в объятиях своей матери. Теперь и этот путь был для нее закрыт. Есть ли хоть одно место, где ей были бы искренне рады? Сможет ли она когда-нибудь обрести пристанище, где ее не будут преследовать и угрожать смертью?

Не сегодня.

Огромный, высеченный из камня рот змеи был пуст, хотя до нее доносились далекие звуки непонятного разговора советников, заглушаемые лабиринтами поворотов прохода, каждый из которых был как тщательно продуманная и заверченная интрига при королевском дворе, за которой не различить ни слов, ни намерений.

— У меня только день и ночь, — сказала она старому колдуну. Теперь она научилась возвращаться из фантазий к реальности. — Успею ли я побывать в сферах за это время?

— Дитя, череда сменяющих друг друга дней на Земле не имеет никакого значения там, среди сфер. Ты должна или вернуться на Землю, или уйти в сферы.

— Или ждать здесь и умереть.

Он усмехнулся.

— Даже я, обладая великой силой предвидения, не могу сказать, какая судьба уготована тебе.

— Что же ждет меня?

Он только пожал плечами. Вместе они вернулись через город к облаку сгустившегося тумана.

— Ты еще не познала до конца свою силу, — произнес он. — Путь, что ведет в сферы, может не открыться для тебя.

— И пылающий камень я могу не найти. Что тогда? Кошачья Маска будет вновь преследовать меня?

— Конечно, если дать ему шанс.

— Значит, я должна быть уверена, что ему не представится удобного случая. — В сонной тишине, висящей над покинутым городом, ее слова звучали, словно скрежет кошачьих когтей по каменному полу огромного собора. — Я могла бы вернуться на Землю.

— Да, могла бы, — согласился он. Он стал насвистывать какую-то мелодию, но зазвучала она, будто вой ветра, попавшего в лабиринты тростниковых труб.

— Тогда я вновь воссоединилась бы с мужем и ребенком.

— Конечно.

— Моя дочь подрастает. Сколько дней прошло с тех пор, как мы здесь разговаривали в последний раз? Сколько месяцев пройдет, прежде чем я снова ее увижу? — Ее голос наполнился яростью. — Как я могу ждать здесь, как могу даже думать о таком долгом путешествии, зная, что сестра Анна и ее помощники готовятся к тому, что грядет.

— Трудно ответить на эти вопросы.

Его спокойствие утешило ее.

— Конечно, если Земля не займет вновь свое место, то нас могут ожидать другие невиданные последствия, не такие, как великая катастрофа, но не менее ужасные.

— Несомненно, но на самом деле никто не знает, что нас ждет, — ответил он. — Даже те, кто могут предсказывать будущее.

Она пристально посмотрела на него, но во взгляде старика читались лишь спокойствие и уверенность. У него была родинка чуть ниже глаз, будто черная слеза застыла там.

— Ты согласна со мной.

— Ты думаешь? Возможно, только потому, что ты не сказал ничего, с чем я могла бы поспорить.

Они прошли немного в тишине. Лиат покрыла голову накидкой, пряча глаза от яркого света. Темные ряды лестниц, ведущие к черепам и широко разинутым ртам, процессии женщин, в изысканных одеждах и головных уборах, ослепительный диск солнца — все это медленно тянулось перед ее взором, пока она не почувствовала пульсирующую боль в голове. Стук сердца отдавался в горле, причиняя немалые неудобства. Как только они подошли к серой пирамиде, она опустилась у ее подножия, привалившись к одной из голов монстров, хитрое змеиное лицо было высечено из лепестков каменного цветка. Лиат положила руку на гладкую поверхность. Пот струился по ее спине. Жара, высосала из нее всю ярость и гнев. Она хотела было снять накидку с головы, но та защищала ее от палящего солнца. Старый колдун присел на ступень огромной лестницы, поигрывая копьем в руках.

— Ты воспользовался магией, чтобы построить этот город? — вдруг спросила Лиат.

На его старческом лице ничего не отразилось.

— Разве тяжкий труд одна из форм магии? Разве познания священников в геометрии и астрономии — колдовство, а не умения? Возможно, это так. То, что многие будут считать колдовством, лишь для некоторых окажется работой.

— Я устала, — произнесла Лиат, и это действительно было так. Она закрыла глаза, но под покровом тишины она не чувствовала себя защищенной. Лиат видела Сангланта и Блессинг будто сквозь огненную завесу: малышка — такая большая! — тянулась к ней всем телом, Санглант выкрикивал ее имя. — Я так устала. Как я могу сделать все, что от меня требуют?

— Мы всегда привязаны к той земле, откуда пришли, хотим мы этого или нет. Если бы ты могла выбросить все лишнее из сердца и разума, ты стала бы совершенно иной, но ты не можешь разорвать узы, соединяющие тебя с теми, за кого ты в ответе и кого любишь.

— Я неотделима от тех, кто живет в моем сердце.

Колдун засмеялся. Лиат открыла глаза, когда он схватился за древко копья и поднялся на ноги. По широкой дороге к ним приближался человек, преодолевающий расстояние быстрыми и мощными прыжками хищника. Как только он поравнялся с ними, ее охватил дикий страх: из одежды на нем была лишь яркая набедренная повязка и короткий плащ, распространенный среди мужчин Аои, и не человеческое лицо, а морду животного увидели они перед собой. Мгновение спустя она поняла, что это Кошачья Маска. Он надел маску, так что она полностью закрывала его лицо. В правой руке у него был небольшой круглый белый щит, а в левой — деревянный меч с заточенным лезвием из обсидиана.

Лиат перепрыгнула на лестницу, схватила лук и, вставив стрелу, направила его на Кошачью Маску. Старейший не произнес ни слова, не двинулся с места, лишь тихонько что-то насвистывал. Все было так странно, и ей показалось, что ветер переменился и закружился вокруг нее, словно сотни маленьких пальчиков, хватая и сдавливая.

Кошачья Маска помедлил и грациозно, словно кот, отказывающийся от мыши, которой повезло на этот раз, отступил назад на безопасное расстояние.

— Сегодня мне запрещено причинять вам боль! — крикнул он. Маска приглушила его слова.

— Значит ли это, что я могу вам верить? — спросила она, не двинувшись с места.

Он прижал к себе щит и свободной рукой сдернул маску, теперь она видела его лицо. Он смотрел на нее так, словно внезапно понял — стоящая перед ним женщина полна достоинств и очень привлекательна. Но Лиат не опускала лука. Ветер играл с наконечником стрелы, так что было сложно твердо держать его. С яростным криком устремила она все мысли на железный наконечник стрелы, и он вспыхнул ярким пламенем. Кошачья Маска весьма неуклюже отпрыгнул назад.

Старейший откровенно рассмеялся, поднимая свое копье. Колокольчики на его рукояти весело зазвенели.

— Вот мой ответ! — вскричал старый колдун. Нахмурившись, он взглянул на Кошачью Маску. — Зачем вы следовали за нами, Угрюмый?

— Моя цель была помочь вам увидеть истинное положение вещей, Старейший. Отдайте ее мне, а я позабочусь, чтобы у нее была та судьба, которой она заслуживает. Люди не смогут вступить с нами в союз. Они никогда не будут доверять ни нам, ни кому-то, кто связан с нами родственными узами.

— Грубые слова, — пробормотал Старейший. Лиат пристально следила за Кошачьей Маской, а наконечник ее стрелы, нацеленной на него, все так же поблескивал веселым огоньком. — Разве лучше закончить свои дни здесь? Вы полагаете, ваши замыслы оправдаются, даже если не будет препятствий для нашего возвращения? Достаточно ли у нас сил, чтобы нанести сокрушительное поражение армии людей и их союзников, ведь сейчас их большинство, а нас так мало?

— Они воюют друг с другом. Пока их силы разрознены, у нас есть шанс одержать над ними верх.

— Продолжат ли они борьбу между собой, когда окажутся лицом к лицу с нашими войсками? Не забывайте, как сильно они ненавидели нас.

— Они всегда будут нас ненавидеть! — Но, произнеся эти слова, он снова посмотрел на Лиат. Ей было знакомо выражение лица людей, испытывающих желание; она достаточно видела, чтобы узнать его сейчас. Кошачья Маска страдал от невысказанных слов или, быть может, от собственной чувствительности. Подобно Сангланту, его взгляд выдавал человека, который умеет и будет бороться. Он был так же высок, как Лиат, но гораздо шире в плечах, как Санглант, что делало его более значимым и мощным. — И мы будем всегда ненавидеть их!

Выражение его лица осталось в ее сердце, там, где все еще безраздельно правил Хью, неумолимый, но прекрасный.

— Ненависть сделает вас слабыми. — Ее слова настолько поразили его, что он впервые выдержал ее взгляд, не отводя глаз. — Ненависть — словно водоворот, который затягивает вас все глубже и глубже. Почему вы уверены, что люди все еще ненавидят ваш народ? Почему вы считаете, что они не станут слушать посланника мира?

Кошачья Маска зарычал.

— Вам не дано узнать, что мы перенесли, как мы страдали.

Пламя на наконечнике стрелы погасло, оставив после себя лишь раскаленный докрасна металл. Очень медленно, словно бросая ему вызов, Лиат опустила натянутый лук.

— Вы не единственные, кто страдал.

— Спросите мертвых, хотят ли они жить в мире с людьми. Разве мы можем доверять тем, кто так поступал с нами?

— Те, кто изгнал вас, сами давно покоятся в земле, но большинство людей считает, что вы и ваш народ — это красивая сказка, рассказанная детям на ночь.

Он недобро засмеялся и шагнул вперед.

— В ваших словах сокрыта великая мудрость, Светлая. Но мне все еще нужна ваша кровь, чтобы мой народ стал сильным.

Полная решимости, осмелев до безрассудства, Лиат вскинула к небесам меч.

— Поймай меня, если сможешь, Кошачья Маска. Вы последуете за мной в сферы или подождете, пока я вернусь из средоточия силы, познав тайный язык звезд?

Кошачья Маска удивленно зашипел, а может, просто испугался.

Старейший с силой ударил копьем об землю.

— Да будет так. — Он поднял его высоко над головой и потряс им, колокольчики громко зазвенели, словно этим колдун хотел положить конец разговору. — Иди, — сказал он Кошачьей Маске.

Даже такой смелый и сильный воин, как Кошачья Маска, с первого слова повиновался ему, отдавая дань уважения единственному из оставшихся в живых, последнему из Ашиои, кто пережил великую катастрофу.

Они смотрели, как он бежит прочь от них по длинной Дороге. Когда он почти скрылся из виду и больше не представлял для них опасности, Старейший оперся ногой о ступень лестницы. Лиат последовала за ним, используя лук, чтобы удержать равновесие на узких ступенях. У нее перехватило дыхание на широкой платформе, прежде чем они спустились по другой стороне и окунулись в туман. Быстро преодолев пограничные земли, они оказались в одинокой башне.

Неестественная тишина, нависшая над редкими островками зелени, тернистыми кустами и низкими белесыми травами, насторожила ее. Словно немая, природа больше не могла говорить тысячами голосов, что так характерно для Земли. Безмолвие угнетало ее. Свет позолотил склоны холма, через который они медленно шли, оставляя позади сторожевую башню. Она мечтала оказаться под соснами, отбрасывающими скудную тень. Даже ветер умер. Они были мокрыми от нестерпимой жары. Пот каплями стекал по шее и спине.

Лиат остановилась на краю леса, позади остались сломанные ветви сосен и низкие кусты, перед ней расстилалась прекрасная цветущая долина.

Под сенью сосен она убрала за спину лук и обратила взор к чудесным цветам, отдыхая и наслаждаясь красотой. Старейший недвижимо стоял около нее, ни словом не нарушая окружающую их тишину, лишь едва звякнули колокольчики, когда он поставил копье на усыпанную иглами землю.

— Как мне уйти в сферы? — наконец спросила она. Старейший, казалось, не испытывал ни малейшего желания двигаться или что-нибудь отвечать. — Где мне найти тропу, которая приведет меня туда?

— Ты уже нашла ее. — Колдун указал на тропинку из цветов, ведущую вниз к реке. — Как ты думаешь, почему я здесь стою так долго, несмотря на то что на нашей земле достаточно прекрасных мест? Это место похоже на весну, последнюю, известную нам, тут вода бьет ключом из скрытых источников. Здесь природа вбирает жизнь из просторов Вселенной, потому что Река Света, охватывающая небеса, прикасается к нашей Земле именно здесь.

Ветерок играл в цветах. Васильки на высоких стеблях и царственные ирисы кивали ему в ответ. Он пролетал сквозь изогнутые ряды лаванды, плотно растущие пионы и кусты диких роз. Ноготки, что росли по самому краю тропинки, светились золотым огнем, казалось, будто они наполнены солнечным светом.

Лиат почувствовала себя униженной.

— Я думала, вы остановились здесь из-за пылающего камня. — Она показала на реку и долину, раскинувшуюся за ней, место, где она оказалась, впервые придя на эту землю.

— Во многих местах на Земле есть соединяющие врата, но нам не известно, когда они открыты. Эта долина — одно из таких мест, но именно ее я охраняю.

— Охраняете от чего?

— Иди вперед. Ты не единожды ходила по этой тропе в прошлом.

Ветер охладил капельки пота, выступившие у нее на лбу, и вновь закружил бесчисленное множество цветов в неописуемом танце. Зачем сомневаться?

По привычке Лиат проверила свои вещи, все, что принесла с собой, и то, что у нее было сейчас: накидка и обувь, туника и штаны; кожаный пояс, маленький кожаный мешочек и вложенный в ножны нож; ее добрый меч, друг Л'укиа-на; золотое ожерелье на шее; золотое перо, которое однажды подарил ей Старейший, теперь привязано к стреле; колчан, полный стрел с металлическими наконечниками, и ее лук, Пронзитель Сердец; кольцо с лазуритом от Алана, символ его покровительства и защиты. Кувшин с водой не принадлежал ей, поэтому она поставила его на тропинку. Когда она ступила вперед, пересекая границу света и тени, солнечная вспышка ударила ей по глазам с такой силой, что Лиат отшатнулась назад, закрываясь руками.

Что-то было не так. Разве не изучила она много больше Даже за столь короткий срок, который провела здесь, в стране Аои? Каждое магическое заклинание, отдельно выбранное из структуры Вселенной, должно быть не только правильно использовано, но и возвращено обратно, поскольку все имеет свое начало и свой конец.

Как же волшебники поднимаются в сферы? Как человек может подняться в небеса, сохраняя свою форму, если небеса состоят из эфира, света, ветра и огня? Смертному существу не было дороги туда.

Наверно, ей необходимо было посвятить больше дней, недель и даже месяцев обучению, прежде чем решиться уйти в сферы и познать свою истинную силу. Даже если так и необходимо было сделать, она не могла больше ждать.

За миг, проведенный здесь, на Земле пролетали дни и недели. В мире, что остался позади, подрастала ее малышка, супруг ждал ее, Анна интриговала, Хью процветал, а Ханна, отважная и великодушная, пересекала огромные расстояния, одаривая своим милосердием. Что же с Аланом, его она видела последний раз еле двигающимся, умирающим, среди руин на поле битвы? Где он сейчас? Как смела она оставить сражаться их одних? Сколько еще она заставит их ждать ее возвращения?

И однажды днем или ночью Кошачья Маска и его воины придут, чтобы схватить ее.

Ей необходимо было идти.

И все же как достичь небес?

Лестница!

Лиат закрыла глаза. Ветер играл с ее волосами, словно отец причесывал гребнем, убаюкивая ее. О, Господь, отец научил ее всему, что она должна была знать, ей надо было только поверить в него.

Лиат встала на колени и приложила ладонь к земле. Она освободила свой разум от всего, что могло ей мешать, как учил ее Старейший. Земля с песком прилипли к коже. Когда она отпустила свое сознание, она смогла рукой почувствовать биение сердца земли, едва уловимое и слабое. Но оно еще было. Земля была все еще жива.

Пальцем на почве она начертила Розу Исцеления, откидывая в сторону опавшие иголки и кусочки сухой сосновой коры, чтобы рисунок получился четким и ясным. Жар исходил от изображения на тропе, Лиат поспешно поднялась и, перешагнув его, вступила в солнечное сияние.

Сначала голос ее звучал слабо и неуверенно, словно тонкий тростник в океане тишины, покрывающей всю землю.

— По этой лестнице поднимается волшебник: сначала к Розе, чье прикосновение исцеляет. — Она сделала еще два шага, прежде чем продолжила: — Затем к Мечу, который наделяет нас силой.

Теперь Лиат сделала три шага. Возможно, из-за сильной жары или припекающего солнца она почувствовала легкое головокружение, а воздух вокруг нее стал меняться совершенно странным образом, сопротивляясь ее движениям.

Она присела и нарисовала еще один элемент.

— Третье — это Чаша Беспредельных Вод.

Когда она встала и взглянула на колышущееся море цветов, ей показалось, что все они созданы из какого-то неземного вещества. Маки пылали ярко-алым цветом. Гроздья сирени перламутрово переливались.

Лиат сделала еще четыре шага, вступая в легкую дымку, стелющуюся по тропе. Теперь невозможно было увидеть саму дорожку, но, касаясь рукой земли, она на ощупь нарисовала еще один недостающий элемент.

— Теперь Кольцо Огня.

Легкая дымка сгустилась, превратившись в плотное облако тумана, вздымающегося над тропой, опутывая ноги Лиат, которая устремилась вперед еще на пять шагов. Впереди, сквозь мерцающий туман, покрывающий долину, она увидела реку. На другом ее берегу заметила женскую фигуру, та в нерешительности стояла на камнях. Несмотря на далекое расстояние, по коренастому телосложению Лиат сразу узнала в ней женщину Ашиои, но как странно она одета: на ней одежда и накидка людей. Это было совершенно неуместно, но чем больше она вглядывалась вдаль, тем больше эта женщина казалась ей знакома.

Сильный аромат роз окружил Лиат, так что она почувствовала головокружение, это видение? Или на женщине Ашиои была одета туника Лиат, та, которую она убрала в седельные сумки, перекинутые через круп Ресуэлто, когда она, Санглант и малышка, спасаясь, покидали Верну?

Теперь было поздно что-либо менять. Лиат не могла остановиться и попытаться найти ответы на вопросы. Она должна была продолжать свой путь.

Лиат встала на колени и начертила знак на земле. Поднимаясь, она проговорила:

— Трон Добродетели следует пятым.

Поле цветов все разрасталось вокруг нее, будто долина разорвала путы, связывающие ее с землей, и устремилась к небесам. Васильки пылали бледно-голубым огнем, мерцая фосфорическим блеском, подобно горящим камешкам, россыпью раскинутым среди бескрайних просторов моря цветов. Борясь с сильным головокружением, она сделала еще шесть шагов вперед.

— Скипетр Мудрости будет шестой.

Лиат была почти у реки. Впереди тропа из цветов превращалась в реку, но она больше не казалась земной рекой, покоящейся в каменной колыбели. Подобно Небесной Реке, она устремлялась ввысь — столп воды, переливающийся синим и серебристым. За ним или под ним Лиат едва различала контуры вещей, оставшихся на земле, скорее тени, чем что-то реальное: камни, покрытые морскими водорослями, казалось, они хранят чьи-то тайны, поникшие деревья, потемневшие, словно в них больше не теплится жизнь.

Она не должна останавливаться и смотреть назад. Ее ноги коснулись воды, но все же то была не вода, и она снова двинулась вперед, сделав еще семь шагов. Лиат оказалась в струящихся потоках эфира, устремлявшегося вверх, к своему источнику. Когда она опустила в него руку, быстрые и теплые его струи закружились вокруг нее.

Лиат чертила недостающий символ, Корону Звезд. Там, где ее рука проводила линию, серебристо-синеватые струи устремлялись вверх, переливаясь золотыми искрами.

— На самом верху Корона Семи, песнь власти известна.

Она вошла в Реку Света.

Перед Лиат открылась дорожка, это была великая река, о которой так много писали авторы древности. Неужели это была та самая грань, где соединялись два полушария астрономической сферы, о чем писал Теофрастус? И верна ли теория Посидоноса, который, путешествуя в небесах, принес тепло в холодные сферы Вселенной?

Или это только лестница, связывающая сферы? Лиат поднималась все выше, далеко внизу, окутанная темнотой, лежала земля. Над ней сияли звезды, теряясь в свечении, исходившем от столпа света, подобного огромной белой стене, который был границей между нижними сферами. Внизу раздавались звуки незнакомой мелодии, подобно нежным прикосновениям к струнам арфы.

Ручейки разбегались в разные стороны от основного потока, так что река казалась замысловатым лабиринтом, устремляющимся вверх. В потоках эфира виднелись призрачные фигуры, словно это были люди, но созданные из какого-то неземного вещества, наполняющего все вокруг. В более низких сферах, ниже Луны, пребывали дэймоны. Если они и видели ее, то не подавали виду. Они кружились в восхитительном танце под музыку сфер.

На светлой стене, отмечающей предел небес, Лиат заметила тонкую арку ворот. Пораженная, словно увидела живым давно оплакиваемого родственника, она узнала это место. Она все время знала о нем. Отец рассказал ей обо всех проходах и извивающихся тропинках, ведущих наверх. Хотя путь был неясным и непознанным для нее, Лиат казалось, что она вернулась домой. Первые ворота были так хорошо ей знакомы благодаря урокам отца в Городе Памяти, где он обучал ее архитектуре.

Знал ли он, что Город Памяти, словно размытый образ на водной глади пруда, отражает истинную структуру Вселенной? Или он просто обучал ее тому, чему был обучен сам, и так к ней перешли знания, сокрытые от поколений волшебников, живших до него?

Это неважно.

Теперь она знала, куда идти. Все ворота были частью перекрестков, соединяющих миры.

Мысли ее словно обладали созидающей силой: Лиат увидела перед собой арку из эфира, свет мягко переходил в существо, которое стояло рядом с сияющей стеной. Дэймон, созданный из неземной субстанции, вооруженный ледяным копьем, преградил ей дорогу.

— Какие врата вы ищете, куда вы идете? — Его голос был мягким, как потоки воды, бегущие по травянистому лабиринту.

— Я направляюсь в сферы Луны, — ответила она, стараясь не выдать свой страх перед этим небесным существом.

— Кто вы, что просите вас пустить? Она хорошо знала о силе имен.

— Меня называли Светлой.

Он отстранился от нее, слова были подобны удару, но копье все так же преграждало ей путь.

— Дитя Пламени, — прошептал он, — в вас слишком много человеческой сущности. Вы слишком тяжелы, чтобы пересечь границу. Что вы можете оставить, чтобы стать легче?

Пока он говорил, Лиат до конца ощутила правдивость его слов. Ее вещи слишком тянули ее вниз, и в любой момент она могла упасть обратно на Землю или в Хаос, ведь у нее не было крыльев.

Не раздумывая, она сняла обувь и расстегнула плащ. Без них она стала легче и оторвалась от поверхности. Ее окружило облако эфира, страж исчез, и она увидела лишь искрящийся воздух рядом с аркой.

Путь был открыт.

Переступая грань, разделяющую сферы, Лиат не стала оглядываться назад.