"Дитя пламени" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

ИЗГИБ ПОЯСА

Семена конфликтов и противоречий взрастают в такое неожиданное время, что иногда легко позабыть, что посажены они были задолго до этого, но не сразу взошли на благодатной почве. Росвита из Норт-Марка долгие двадцать лет была клириком и советником короля при дворе. Она прекрасно знала, когда необходимо отступить в сторону и позволить событиям и делам плыть по течению, а когда нужно вмешаться и не допустить того, чтобы все вышло из-под контроля.

Несмотря на то что король Генрих стоял, все остальные присутствовавшие сидели, в изумлении наблюдая за схваткой, развернувшейся перед ними. Даже коварный Гельмут Виллам, сидящий слева от нее за королевским столом, казалось, был оглушен и замер недвижим, приоткрыв рот и крепко сжимая кубок с вином, который только что поставила на стол принцесса Теофану.

Росвита жестом обратилась к брату Фортунатусу, попросив его отодвинуть назад ее кресло, чтобы она тоже могла подняться. Он тут же поспешил к ней, хотя, подобно всем собравшимся в зале, едва ли мог отвести взгляд от отца и сына, борьба между которыми должна была развернуться на этой сцене, но он был многому обучен самой Росвитой. Она терпеливо относилась к особенностям черт характеров клириков, которые служили ей, но быть невнимательным не допускалось.

— Это та женщина, о которой мы так много слышали! — прошептал он ей на ухо, когда она поднялась,- Господи, спаси нас!

Взгляд его был прикован к женщине Аои. Брат Фортунатус был не единственным человеком в зале, неотрывно смотрящим на нее. Черты ее лица поражали воображение, но она не была красива, и несмотря на то, что волосы ее блестели подобно отполированной бронзе, она носила их заплетенными, отчего выглядела скорее странно, чем по-королевски. Взгляд ее был свирепый и властный, даже воинственный, Алия не боялась смотреть Генриху прямо в глаза, и по ее гордой осанке можно было понять, что именно себя она считает правителем, а Генриха своим подданным.

— Я вернулась, Генри,- сказала она, повторив его имя на салийский манер, с непроизносимой «г» и искажая «ри»,- но мне кажется, ты не заботился о ребенке так, как обещал мне.

— Прошу вас, ваше величество, — мягко обратилась к нему Росвита, слова ее ясно прозвучали в ошеломляющей тишине, наступившей вслед за этим возмутительным обвинением, — позвольте слугам принести кресла, так чтобы наши гости могли присесть и отведать приготовленной пищи. Должно быть, они долгое время были в пути, а предложить еду и кубок доброго вина всегда считалось гостеприимным жестом по отношению к усталым путникам. Позвольте мне предложить свое кресло матери принца Сангланта, и я сама прислужу ей.

Генрих неотрывно смотрел на чужестранку, которую он когда-то называл «любимой» и на которой непременно женился бы, если бы ему позволили. Наконец поднялась королева Адельхейд и холодно указала на место Росвиты справа от Гельмута Виллама. В действительности это не было правом Адельхейд, но юная королева не была глупа или несдержанна.

— Принесите кресло для принца Сангланта, чтобы он мог сесть рядом со мной, — произнесла она своим высоким, чистым голосом. — Окажите достойный прием матери принца, это ее право и наша обязанность за ее бесценный дар — за ребенка, которого она подарила моему супругу, имеющему законное право быть правителем в Вендаре и Варре.

Санглант выступил вперед.

— У меня есть ребенок. — Голос его был хриплым, словно принц простудился, но так он звучал всегда. Несколько лет назад Санглант был тяжело ранен в битве в самое горло.

Он снял со спины перевязь, раскрыл льняную ткань и мгновение спустя уже держал на руках годовалого ребенка, настолько очаровательного, что Росвита не видела таких прежде, с пухлыми щечками, смуглой кожей и зелеными глазами.

— Па-па! — звонко сказала она властным тоном, каким обычно говорят дети. Санглант опустил ее на землю, и она сделала несколько неуверенных шагов в сторону короля, покачнулась и, потеряв равновесие, села на пол. Подняв ручку, она показала на Генриха и ликующе произнесла:

— Ба! Ба!

Санглант поднял ее, шагнул вперед и, перегнувшись через праздничный стол, передал малышку на руки Генриху.

Король не возражал. Большинство годовалых детей пронзительно закричали бы от страха, но малышка, как только оказалась на руках у короля, схватила Генриха за бороду и принялась дергать ее в разные стороны.

— Ба! — восторженно воскликнула она.

— Фокусники! — хрипло сказал Генрих. Он сел за стол и залпом осушил стоявший перед ним кубок с вином, пока малышка пыталась взобраться к нему на плечо и снять с головы блестящий венец из золота — не королевскую корону, слишком тяжелую и официальную, чтобы одевать ее на праздник, а небольшую корону, тонкую полоску из золота, больше подходящую для обычных приемов.

На губах принца Сангланта заиграла усмешка. Повернувшись, он бросил серебряный шар жонглеру, стоящему к нему ближе всех. Бедный артист резко дернулся в сторону, сильно испугавшись, но руки его двигались в тот момент независимо от разума, и он поймал мяч. Тут же ожила вся огромная зала, будто наступил рассвет, ведущий за собой новый день после непроглядного мрака ночи: люди вспомнили о вкусной еде, наполняющей их тарелки; жонглеры продолжили свое представление, поражая присутствующих своей ловкостью; солдаты, что вышли вперед и еще раз присягнули на верность принцу Сангланту, поднялись и стояли в ожидании его приказов. Санглант тихим голосом обратился к капитану Фальку, после чего добрый капитан отпустил своих людей и, умело справившись с двумя животными, вывел козу и пони из главной залы. В это время Санглант подошел к королевскому столу и занял предназначенное ему место слева от Адельхейд. Молодой клирик Хериберт, таинственным образом появившийся среди Альфарских гор, неотступно следовал за Санглантом. Именно он начал прислуживать принцу, несмотря на то что до этого помогал Теофану. Принцесса до сих пор сидела с каменным выражением лица. Она поднялась и подошла к Сангланту поцеловать его в обе щеки, принц приблизился к ней и прошептал что-то на ухо, отчего на лице у нее промелькнула улыбка, едва заметная для окружающих, словно взмах крыла бабочки.

— Иди к принцессе Теофану, — понизив голос, обратилась Росвита к Фортунатусу. Он поспешил вперед и встал позади кресла принцессы, так чтобы рядом с ней был человек соответствующего статуса, чтобы прислуживать ей, поскольку брат Хериберт, очевидно, отступил к ее сводному брату.

Санглант обратил все свое внимание на очаровательную Адельхейд, пока Генрих был полностью занят крутящимся у него на руках энергичным ребенком. Что-то коренным образом изменилось в принце за эти четырнадцать месяцев, что он провел вдали от королевского двора. Росвита знавала битвы, проходившие на полях сражений, и была свидетелем небольших стычек, разворачивающихся на невидимых фронтах при дворе, но никогда прежде она не видела, как принц Санглант маневрирует на политической арене, подобно происходящему сейчас. Конечно, раньше у него не было жены и дочери. Но где Лиат?

— Тебе я буду очень благодарна, женщина, — сказала та что была известна как Алия, подойдя к Росвите. — Ты одна из монахинь, не так ли?

Росвите понадобилось немного времени, чтобы понять эту странную фразу.

— Да, я клирик. Я служу Господу и королю Генриху. Прошу вас, садитесь здесь, госпожа. Позвольте налить вам вина.

Но чужестранка осталась стоять, глядя на Росвиту непроницаемым взглядом, отчего та почувствовала, как, должно быть, ощущает себя мелкое насекомое, прежде чем рука судьбы прихлопнет его. Алия была ниже ростом, чем Росвита, но крепкого телосложения, и от нее исходила сдержанная энергия, что характерна для воинов в моменты наибольшей концентрации и спокойствия. Алия не улыбнулась, но тон ее голоса внезапно переменился.

— Ты говорила, как старейшина, — кратко произнесла она, — когда поднялась с места и проявила радушие по отношению к гостям. На короткое время все стычки и недопонимание между Генри и его сыном прекратятся.

— Я надеюсь на это, — согласилась Росвита, хотя на самом деле то, что она имела возможность наблюдать за вечер, удивило ее. Росвита не знала, чего ожидать от женщины Аои. Она совершенно ничего не знала об Аои, кроме легенд, сохранившихся в древних манускриптах, и историй, что рассказывают простые люди, собравшись вечерами у очагов. Подобно большинству людей, Росвита уже начала верить тому, что существование Аои — это всего лишь красивая легенда, мечта, подпитываемая воспоминаниями времен древней Даррийской империи, но невозможно было отрицать то, что она видела собственными глазами.

— Садитесь, прошу вас.

В такие моменты один из собеседников начинает неотступно следовать предписанным правилам.

— Позвольте налить вам вина, госпожа, если вы желаете.

— Тебе, — сказала Алия, не двинувшись с места, — я скажу, как меня по-настоящему зовут, я вижу, что ты мудра и воспользуешься этими знаниями благоразумно. Среди моего народа меня знают как Уапеани-казан-канси-а-лари, но если трудно произнести полное имя, то Канси-а-лари будет достаточно.

Росвита вежливо улыбнулась.

— С вашего позволения, госпожа, я буду обращаться к вам Канси-а-лари. Есть ли у вас титул, которым вас следует величать? Я не знакома с обычаями вашего народа.

— Канси-а-лари и есть мой титул, как ты его называешь.- Сказав это, она села, двигаясь с грацией леопарда, скользнувшего в помещение, которое может оказаться западней.

Празднество шло своим чередом, несколько шатко, словно экипаж, подскакивающий на ухабах деревенских дорог, но продолжались развлечения, выступления фокусников, слуги принесли блюда с дымящейся на них говядиной, олениной и свининой, и вино текло рекой. Просители непрестанно подходили ближе к королю и удалялись, удовлетворенные, с монетой, справедливым решением или куском мяса с королевского блюда. Поэт, обучавшийся при королевской церкви в Салии, читал стихи из легендарной поэмы, прославляющей добродетель и подвиги великого императора Тейлефера, прошедшего путь от царствования в Салии до императорской короны в Дарре. Император Тейлефер стоял особняком в ряду великих государей, поскольку за сто лет, минувших с времени его смерти, ни один правитель не достиг такой мощи и славы, чтобы повторить его достижения. Никто, кроме Генриха, который теперь, благодаря его браку с Адельхейд, объединил свое королевство Вендар и Варру с землями Аосты, в пределах которых находился священный город Дарр. Безусловно, поэт имел в виду почившего императора Тейлефера, но вместе с тем умело льстил настоящему королю Генриху, чьи желания и стремления носить титул Святого Даррийского Императора были известны всему двору.

Появление принца Сангланта и его матери удачно вписалось в веселую атмосферу праздника. И в любом случае оно стало благодатной почвой для сплетен и пересудов, пока пиршество и песнь поэта шли своим чередом.

В конце концов, шел пятый день празднества, и даже самые стойкие из веселящихся заслуживали прощения за то, что становились все шумнее и неугомоннее после бесконечных часов веселья и обжорства. Странным образом Росвите было приятнее помогать, чем сидеть за столом. Она прислуживала Алии как можно ненавязчивее, не давая ей почувствовать, будто за ней следят или чем-то угрожают.

Женщина Аои ни с кем не вступала в разговор. Молодой лорд Фридербрат, что сидел справа от нее, был настолько напуган ее странной внешностью и свирепым взглядом, что боялся произнести хоть слово. Даже старый Виллам, который знал Алию еще во время ее недолгого пребывания при дворе много лет назад и который никогда раньше не испытывал недостатка в силах или мужестве, чтобы польстить привлекательной женщине, всего лишь несколько раз попытался завязать разговор, но, заметив, что ей это неинтересно, оставил свои бесплодные попытки. Алия внимательно изучала присутствующих гостей, наблюдала за королем и временами бросала взгляд на сына. Не торопясь, она угощалась поднесенными яствами и вином. Таком образом, праздник продолжался без внезапных столкновений и конфликтов.

Наконец поэт закончил читать хвалебные песни, и вперед вышел клирик, который исполнил «Лучшую из Песен», свадебную песню, взятую из святой книги древних эскитов.

Приближенная «орлица» короля Хатуи подошла к Росвите.

— Его величество собирается сейчас покинуть главную залу.

— Что заставило тебя предположить это? — спросила Росвита. Несмотря на то что Хатуи была женщиной низкого происхождения, она была проницательна и пользовалась безоговорочным доверием короля Генриха.

— Все так неожиданно. — Хатуи рассмеялась нелепости собственного утверждения. На коленях у Генриха сидела малышка, и сейчас он кормил ее лучшими кусочками всего, что было на столе, обмакивая их в густую сладкую массу.- Полагаю, было бы лучше, если бы король разрешил все возможные конфликты и противоречия в королевских покоях, в уединенной обстановке, а не на глазах собравшихся гостей.

Будто услышав, о чем говорит Хатуи, или прочитав сокровенные мысли «орлицы», из-за стола встал Санглант, желая поднять кубок и выпить за молодых. Несмотря на одеяния простолюдина, у него была королевская осанка и гордое выражение лица человека, который ожидает преданности и подчинения от тех, кто следует за ним. Он прекрасно знал, как необходимо говорить, чтобы заглушить шум огромной толпы присутствующих.

— Пусть только счастье и многочисленные блага сопутствуют этому союзу, — провозгласил он под одобрительные крики собравшихся. Когда смолкли последние «ура», принц продолжил: — Но позвольте мне представить вам то благословение, которое держит на руках наш священный правитель и мой любимый отец, король Генрих.

Зал затих. Караульные у дверей выступили чуть вперед и прислушались. Даже слуги замерли с подносами в руках.

Услышав своего отца, малышка поднялась на ножки на коленях у Генриха и громко крикнула: «Па! Па!» — голосом, который, возможно, когда-то будет звучать над полем битвы, заглушая звон сражения. Генрих рассмеялся, тогда как многие из присутствующих начали перешептываться друг с другом, желая знать, что принц хочет сказать своим заявлением. В то время никого нельзя было удивить внебрачным ребенком, но обратить на него внимание всего королевского двора…

Надоедливая муха кружила возле уха Росвиты, раздражая своим жужжанием. Как только ей удалось прогнать это назойливое насекомое, Санглант продолжил:

— Король Генрих держит на руках мою дочь, которую по праву отца я назвал Блессинг — «Благословение».

— Она действительно благословение, сын, — ответил Генрих. Несмотря на потрясение, которое испытал король с появлением Сангланта и Алии, он успокоился и смягчился под влиянием малышки, либо так могло показаться со стороны. Он был искусным воином и в сложившихся условиях посчитал, что проще забыть, что его гнев, когда-то разожженный, мог вновь вспыхнуть с новой силой. — На твоем месте, учитывая возложенную на тебя ответственность, мудрым шагом стало бы испросить моего прощения. Ты не сможешь прокормить и снарядить свою свиту, находясь в том состоянии, что ты выбрал для себя, одетый как простой солдат и без золотого ожерелья на шее, свидетельствующего о твоем королевском происхождении. Уверен, что твоя дочь заслуживает большего, чем жизнь под открытым небом.

Дерзкая улыбка заиграла на губах Адельхейд, когда она взглянула на Сангланта, желая увидеть его реакцию на этот выпад.

Принц одним глотком осушил кубок с вином и отвечал королю, стараясь сдерживать себя; красные пятна лихорадочного румянца едва заметно проступили на его коже бронзового цвета:

— Я ничего не прошу для себя, ваше величество. Мне кажется, я совершенно ясно поступил, когда вернул вам пояс славы, который вы сами мне вручили в день моего пятнадцатилетия. То, во что я одет сейчас, я заработал ценой моих собственных усилий. Нет, я вернулся ко двору не ради себя.

Они были похожи на двух псов, рычащих друг на друга, прежде чем броситься в драку.

— Если ты пришел не в поисках моего прощения, то что ты здесь делаешь? — требовал ответа Генрих.

— Я пришел сюда ради интересов моей дочери Блессинг. Я прошу только того, что предназначено ей по праву, как последнему законному потомку императора Тейлефера.

Тейлефер. Великий император почил сотни лет назад, и его родословная ветвь завершила свое существование вместе с его смертью, поскольку ни один из его детей не правил после него и его великая империя распалась на части вскоре после его кончины.

Теперь Росвите все стало совершенно ясно, будто разрозненные кусочки хитрой головоломки сложились в очевидную картину: множество вопросов без ответов, связанных с беременностью королевы Радегунды, которая ушла в монастырь вскоре после смерти ее супруга Тейлефера; тайна матери Облигатии и загадочные слова брата Фиделиуса; и, что самое важное, необъяснимая известность Лиат, благодаря которой она перестала быть просто королевским посланцем, как это должно было быть.

«Слишком многие проявляют неподдельный интерес к простой „орлице"», — сказал однажды король около года назад, когда она предстала перед лицом его правосудия. Но дитя, рожденное от потомков Тейлефера, безусловно обладало бы частью легендарной славы Тейлефера, короной силы и мощи, что венчала его во все времена.

Генрих внимательно смотрел на своего сына.

— Ты утверждаешь, что «орлица», с которой ты убежал из дворца, является прямым потомком великого императора Тейлефера?

Ответ Сангланта был обращен не к отцу, а скорее ко всем присутствующим в зале знатным дворянам и к простому народу.

— Кто из собравшихся здесь может подтвердить, что я сочетался законным браком с женщиной по имени Лиатано?

Солдаты, стоящие на карауле у дверей, сделали шаг вперед.

— Я могу подтвердить, ваше высочество! — громко произнес один, и вслед за ним, словно эхо, это повторили еще трое солдат.

Когда смолкли их голоса, вперед вышел капитан Фальк. Он всем хорошо был известен своей твердостью и решительностью и завоевал славу благодаря своей доблестной службе принцессе Теофану в гибельном походе на Аосту, за время которого они, несмотря ни на что, освободили Адельхейд из лап лорда Джона Айронхеда.

— Я подтверждаю, ваше высочество, — выкрикнул он, — что вы перед ликом Господа и в присутствии свободнорожденных свидетелей сочетались узами брака с женщиной по имени Лиатано.

— В таком случае не должно быть никаких недоразумений и препятствий, — торжественно заключил Санглант. — Лиатано — правнучка Тейлефера и Радегунды, рожденных в законных союзах, и сама она является законнорожденным, а не внебрачным ребенком. Вот почему у нее на шее теперь блестит золотое ожерелье, которое когда-то принадлежало мне. Таким образом я оказал почтение ее королевскому происхождению и ее праву считаться потомком великого Тейлефера.

Санглант не смотрел ни на мать, ни на отца, он взирал на застывшую от его слов толпу. Кто-то из присутствующих встал, чтобы иметь возможность лучше видеть происходящее, в связи с этим те, кто сидел в самом конце, вынуждены были взобраться на скамьи и даже на столы. Воздух в главной зале и само отношение собравшихся раскалились от сгустившейся энергии, обычно предшествующей раскатам грома.

Улыбка королевы Адельхейд сменилась пристальным взглядом, и какое-то мгновение она выглядела по-настоящему разгневанной.

— Этого не может быть, — произнес Генрих. — Тейлефер умер, не оставив после себя законнорожденного сына, который мог бы наследовать ему, как было принято в Салии в те дни. У него нет потомков.

— Королева Радегунда была беременна, когда умер Тейлефер. — Санглант махнул в сторону несчастного поэта, который читал присутствующим на празднике стихи, воспевающие подвиги и благородные качества Тейлефера. — Разве не так, поэт? — Бедный человек только и смог, что кивнуть в знак согласия, когда Санглант начал читать строчки, которые Росвита однажды уже встречала в своей бесценной книге «Житие святой Радегунды», которую она получила из рук брата Фиделиуса. — «С ребенком под сердцем, Радегунда вместе со своей служанкой Клотильдой облачились в одежды бедных женщин. Она предпочла исчезнуть, а не сносить мучения власти». И они нашли приют в монастыре в Пуатьерри. Что же случилось с ребенком, которого носила Радегунда, ваше величество?

— Никто не знает, — внезапно сказала Хатуи, отвечая за короля. — Никто не знает, что случилось с ребенком.

— Я знаю. — Росвита вышла вперед. Было ли это предательством — рассказывать то, что она собиралась поведать?

Но она не могла лгать и скрывать, когда так много было поставлено на карту. Она должна была открыть правду в память о брате Фиделиусе.

— Я знаю, что случилось с ребенком, рожденным в браке Тейлефера и Радегунды, потому что говорила с ним незадолго до его смерти, среди холмов, возвышающихся над Герфордским монастырем. Его звали брат Фиделиус, и всю свою жизнь он провел монахом в служении Господу, кроме одного-единственного года, когда он отрекся от данных им обетов ради любви юной женщины. Фиделиус написал эти слова в своей книге «Житие святой Радегунды»: «Мир разлучает тех, кого когда-то не разделяла сама Вселенная».- Она остановилась, желая удовлетвориться, что каждый из присутствующих понял скрытый смысл его слов. — Действительно, разве это не так, что до рождения ребенка он и его мать — единое целое? Господь разделяет их при рождении, но только коварные интриги в суровом мире могут по-настоящему отдалить их друг от друга. — Когда стихли последние перешептывания, Росвита продолжила: — Я также разговаривала с той женщиной, на которой он женился и которая подарила ему дитя, зачатое от его семени. Теперь она уже старая женщина, живет уединенно, опасаясь тех, кто ищет ее, желая узнать ее тайну. Я искренне верю, что ее история правдива, что она недолгое время была замужем за Фиделиусом, сыном Тейлефера и Радегунды, и что от ее союза с Фиделиусом родилась дочь. Возможно, что ее дочь осталась в живых, до сих пор жива и в свою очередь родила дитя.

— Она выжила и до сих пор жива, — непреклонно заявил Санглант. — У нее родилась дочь в законном браке с монахом, впавшим в немилость и разрешенным от обетов, поскольку он изучал искусство математики. Он назвал дитя Лиатано. Остальное вы знаете.

— Где же тогда Лиат? — Генрих махнул рукой в сторону дверей, будто ожидая, что она сейчас выступит из тени. — Почему ты вернулся с этим потрясающим заявлением, но без нее?

Все ушло на второй план: гордость, гнев, самоуверенность. Санглант начал безмолвно плакать, несколько слез скатилось по его щекам, но он даже не попытался смахнуть их. В конце концов, плакать — законное право каждого человека.

— Жива или мертва, я не могу сказать, — хрипло прошептал он. — Ее украли у меня. Я не знаю, где она сейчас.

Как только Лиат начала спускаться по лестнице, свет быстро погас, но даже в наступившем полумраке она отчетливо различала стены и ступеньки своими зоркими, как у саламандры, глазами. Старый колдун, не отставая ни на шаг, следовал за ней. Заметно похолодало. Временами шепот голосов наполнял лестницу, подобно ветрам, рвущимся из бездны.

Долгое время они спускались вниз. Внезапно Лиат остановилась, почувствовав одинаково повторяющиеся борозды обработанного камня, но рука ее коснулась лишь сплошных шероховатых стен, оставшихся после выкопанной земли. В конце концов лестница закончилась, и они сошли в короткий тоннель, настолько идеально круглый, будто неведомая огромная махина вырезала его по образцу, чтобы получился круг внутри скалы. Тоннель выходил в просторное помещение, стены которого были освещены небольшими пылающими огнями, расположенными на них. Вход слегка преграждали проросшие растения, их корни свободно раскачивались в воздухе, извиваясь вдоль потолка, каким-то образом пытаясь зацепиться за скалу. Над головой плясали и кружились пылинки и частицы земли, исчезая в тени.

Ровный пол спускался вниз двумя высокими ступенями к овальному углублению, где располагалось место встреч и заседаний членов совета. Присутствующие были одеты в самые разнообразные, несколько сбивающие с толку одеяния: на рубашках были вышиты цветные узоры, волосы украшены перьями, на предплечьях и лодыжках были повязаны нити из бусин и разноцветных камней. Многие из собравшихся были облачены в накидки, закрепленные на одном плече и ниспадающие почти до колен. У всех женщин в носу были тяжелые жадеитовые кольца — у всех, кроме одной.

У них были совершенно другие лица, широкие в скулах, красноватого или бронзового оттенка. Они не были похожи на вендийцев, но в каждом из этих лиц она видела наследственные черты, передавшиеся Сангланту. Ее ожидали не более тридцати человек в просторном зале, где могло поместиться больше сотни людей, но странным образом помещение казалось наполненным до отказа, будто тени тех, кто когда-то стоял здесь, и тех, кто будет тут в будущем, заполнили свободное пространство.

Царила полная тишина.

Лиат встала под крыльями орла, чье изображение было высечено на каменной арке, ведущей в тоннель. Все собравшиеся в комнате внимательно изучали ее. Но даже когда она сравнивала их неумолимые, даже враждебные выражения лиц с ядовитым взглядом Хью, она больше не впадала в беспомощный ужас. Она прошла через пламя и осталась жива.

Старейший выступил из-за спины Лиат, негромко покашливая.

В центре овала на каменном кресле, высеченном в форме орла, восседала беременная женщина, одетая в великолепную мантию из перьев, прикрывающую ее плечи. Волосы ее были уложены сзади плотным узлом. Единственная из всех женщин, она не носила жадеитовое кольцо. За спиной у нее возвышалось золотое колесо, замершее без движения, поскольку здесь, в каменном чреве земли, не было ветра. Изумрудные перья, украшающие колесо, мерцали исходящим от них зеленоватым светом. Женщина в мантии из перьев подняла руку и жестом поманила к себе Лиат.

— Я здесь, — произнесла Лиат в ответ на это. Она сделала большой шаг вниз, потом еще один и встала на том же уровне, что и остальные. Подняв обе руки вверх, она раскрыла их, показывая, что они пусты. — Я пришла безоружной, согласно вашему обычаю. Со мной пришел Старейший — подтвердить, что я не желаю причинить вред вашему народу. На языке моих людей меня зовут Лиатано, я пришла в поисках знаний…

Эти слова словно вселили жизнь в замершую толпу.

— Изгнать ее! — вскричала Белое Перо, женщина, которая приходила к Старейшему. — Как посмела она произнести имя нашего древнего врага в стенах этой комнаты?

Особый амулет из белых перьев, вплетенный в ее волосы, закачался из стороны в сторону, будто в ответ на разгневанные речи. Слова эти тут же подхватили остальные, так что хор из множества разных голосов заполнил комнату, все говорили быстро, и Лиат не успевала заметить, кому принадлежат те или иные слова.

— Это предательство! Убить ее немедленно!

— Нет, я желаю услышать, что она скажет.

— Мы не можем доверять ни одному представителю человечества…

— Нас не так много, а их сотни и тысячи. Если мы не найдем с ними взаимопонимания сейчас, то, несомненно, все погибнем.

— Я хочу знать мнение Старейшего, который привел ее сюда без разрешения совета. Женщина-человек — ничто для нас, каким бы злом ни было ее имя. Старейший должен предстать перед советом и его праведным решением.

Один из членов совета, воинственно настроенный, вышел вперед. Трудно было не обратить на него внимание, поскольку это был очень привлекательный мужчина, одетый лишь в замысловато закрепленную набедренную повязку и бледную накидку, ниспадающую до колен; единственным его украшением была деревянная маска, вырезанная в форме рычащего кота, сдвинутая назад. У него был могучий низкий голос.

— Обращаюсь к вам, братья и сестры: пусть она будет первым человеком, чью кровь мы прольем. Пусть это, а также память о том, кто помог уничтожить нас, вселят в нас силы, и мы будем готовы идти сражаться, чтобы вернуть то, что когда-то принадлежало нам.

— Тихо! — В то же мгновение все замолчали. Крылатая Мантия не поднялась со своего каменного кресла. Она сидела, скрестив ноги, и ее огромный живот был наполовину скрыт каменной головой орла, возвышающейся над полом. Накидка из перьев покрывала крылья птицы, что создавало впечатление, будто эта женщина отчасти неземное создание. Из-под легкой рубашки выступала грудь, полная и округлая, и внезапно Лиат пронзила такая острая зависть, что ей с трудом удалось справиться с выступившими на глаза слезами.

Где сейчас Блессинг? Кто заботится о ней? Женщина в накидке из перьев положила руку себе на живот.

— Помните, что это дитя будет первым, рожденным на Земле со времени нашего изгнания. Неужели ему суждено родиться и узнать только войну или, быть может, также и мир?

— Ты приняла совет Нетерпеливой близко к сердцу! — прорычал Кошачья Маска. — Она позабыла, что значит быть верной своему народу, ради того, чтобы быть среди людей. Ты знаешь, что она делала там!

— Ты в ярости только потому, что она выбросила твое копье из своего дома! — выкрикнул другой молодой мужчина, недобро рассмеявшись после этих слов. На нем была маска в виде головы ящерицы. — Ты очень гордишься этим копьем, и ее поступок заставил тебя задуматься, что другой мужчина — не просто другой, а человек — может принести свое копье к ней в дом!

Это оскорбление повлекло за собой недобрые насмешки стороны других собравшихся, и двое мужчин сцепились между собой, так что только крепкий старец, вставший между ними, смог прекратить эту стычку.

Одетый более скромно, чем другие мужчины, в тунике, прикрывающей грудь, подобно женщинам, он отличался от остальных, на шее у него было ожерелье из нижних челюстей, а из каждого уха свисали серьги в форме небольших черепов.

— Нетерпеливая предпочла переговоры войне. — Коснувшись молодых мужчин одним лишь пальцем, он оттолкнул их в разные стороны, будто они весили не больше, чем новорожденные дети.

— Мы не можем вести переговоры с человечеством, — возразила Белое Перо.

— Но что ты предлагаешь нам делать? — спросила пожилая женщина обманчиво сладким голосом. — Нас становится все меньше. Сколько детей осталось среди нас, и многие ли из нас все еще способны выносить и родить дитя? Когда-то наши племена населяли целые города, теперь же мы вынуждены жить среди холмов, на умирающих полях. Там, где прежде стояло десять человек, остался один, и вскоре нас можно будет пересчитать по пальцам, и когда мы вновь вернемся на Землю, мы будем слишком слабы. Мы должны достигнуть соглашения с человечеством.

Кошачья Маска хрипло засмеялся, показывая свое возмущение.

— Идти на компромисс — удел глупцов! У нас довольно силы и мощи, чтобы победить их, несмотря на то что нас мало, а их сотни и тысячи.

— Это слова Порывистого, — резко возразила старая женщина. На левой щеке у нее багровел шрам, скорее всего полученный в битве. Ее короткая туника доходила до талии, дальше шла длинная рваная юбка, зашитая в нескольких местах и украшенная нитями зеленых бус. Небольшие белые маски, все они были ухмыляющимися черепами, свисали у нее с пояса.- Прошу тебя, Та-Что-Восседает-В-Кресле-Орла, позволь женщине-человеку выйти вперед и поговорить с нами. Я хочу услышать, что она желает сказать.

— Выйди вперед, — обратилась к Лиат Крылатая Мантия.

Лиат осторожно сделала шаг вперед. Члены совета передвигались на своих местах по мере того, как она шла, меняя свои позиции так, чтобы не быть к ней слишком близко или очень далеко и всегда видеть ее лицо.

— Встань передо мной.

Крылатая Мантия выглядела серьезно, но не враждебно. В сложившихся условиях Лиат чувствовала, что безопаснее ей повиноваться.

— Ближе. Вот так. — Закрыв глаза, женщина положила руку на ногу Лиат, прикосновение было изучающим, но ненавязчивым. Даже через тунику Лиат чувствовала прохладу ее руки, будто она погрузилась в ее ногу.

Внезапно Лиат впала в знакомое ей состояние транса, которое ей помог изучить Старейший. Она скользнула в это состояние без предупреждения и вновь оказалась в том месте, где структура всего сущего растворялась в образе. В воздухе кружились и танцевали частицы земли и пылинки, окруженные пустым пространством, но даже они были выстроены в совершенном порядке: решетчатая структура всего живого, из частей которой была создана сама Лиат, но все же, будучи невидимой для невооруженного глаза, казалась совершенно не похожей на то, чем она была на самом деле. Мысленно Лиат представляла Город Памяти, как цветущий образ, на холме, на озере, и его сердцевина пылала бело-голубым огнем, поглощая горы…

Женщина в накидке из перьев откинулась назад, тяжело дыша, ее веки задрожали и открылись.

— Она совершенно не та, кем кажется! В ней сплелись более чем одна сущность. — Взгляд ее скользнул мимо Лиат и остановился на Старейшем. — В ней даже что-то от тебя, Старейший. Как это может быть?

Старейший едва заметно пожал плечами.

— Слишком часто ты отказываешься отвечать мне! — Казалось, женщина в накидке из перьев нахмурилась скорее от с трудом сдерживаемого удивления, чем от раздражения. Находясь на последних сроках беременности, женщина Аои, должно быть, очень устала, насколько это могла представить Лиат. Она вновь обратилась к Лиат: — Итак, Та-В-Которой-Больше-Чем-Одна-Сущность, зачем ты пришла сюда?

Лиат раскрыла пустые ладони:

— У меня нет от вас тайн. Я пришла, чтобы узнать, кто я.

— Кто ты?

— В моей стране меня знают как дочь математика, мага, который скрепляет и сплетает свет звезд…

Ничто, даже их реакция на ее имя, не предвещало такого всплеска негодования, что последовал за ее словами.

— Дочь одного из тех, кто изгнал нас!

— Наследница шана-ретзери, да будут они прокляты!

— Убить ее!

— Тихо! — прогрохотала Крылатая Мантия. На мгновение Лиат показалось, что она увеличилась в размерах и приобрела черты орла, так как ее сущность возросла, а черты заострились; возникло ощущение, что она может превратиться в огромное существо, которое заполнит собой всю комнату и поглотит тех, кто отказывается повиноваться.

Тишина окутала помещение, словно мягкое покрывало. Лиат моргнула. В следующее мгновение женщина в накидке из перьев вновь стала просто беременной женщиной на последних сроках, с усталыми складочками вокруг рта и железными нотками в голосе.

— Что ты можешь возразить на эти обвинения?

— Должна признаться, почтенная, я не знаю истории твоего народа. Никто среди людей не ведает, что произошло. В наших легендах сохранилось поверье, что когда-то ваши племена жили на Земле, но вы оставили ее после войны с человечеством. Говорят, вы покинули Землю, чтобы восстановить и укрепить свои силы, а после вернуться, чтобы поработить человечество.- Лиат развела руками, но тут же поспешила продолжить, поскольку Кошачья Маска, казалось, готов был в любой момент бросить ей ответные слова, словно острое копье. — Такие истории и легенды сохранились среди Моего народа. Я не знаю, насколько они правдивы. Все произошло так давно, что память правды стерлась для нас.

— Но не для нас! — вскричал Кошачья Маска. — Слишком горьки для нашего народа воспоминания.

— Пусть она говорит, — раздался голос Ящерицы. Подобно ящерице, он раздулся и на одном дыхании произнес эти слова. Маленькие белые шрамы, словно линии, которыми отмечены фазы луны, пересекали его темную кожу. И тут Лиат поняла, почему все мужчины были чем-то похожи на Сангланта: ни у одного из них не было бороды.

— Но почему никто ничего не помнит? — спросила старая Зеленая Юбка. — Моя мать и тетки пережили катастрофу, и я могу с легкостью пересказать их истории того времени. Как такое можно забыть? В течение многих поколений мы воевали с шана-ретзери и их человеческими союзниками. Даже из памяти людей не могло все стереться настолько быстро.

Остальные собравшиеся зашептались в знак согласия.

— Нет, — сказала Лиат. — Если бег времени здесь отличается от того, как проходят дни и годы на Земле, то для живущих на Земле прошло гораздо больше времени, чем для вас, обитателей этой страны. Насколько я знаю, вашего народа нет на Земле почти две тысячи семьсот лет. По сравнению с продолжительностью человеческой жизни уже более нескольких сотен поколений сменили друг друга.

Все, что дошло до нас о тех далеких днях, сохранилось лишь в легендах и сказках, которые значат для нас не более, чем развалины древних зданий. Но руины не могут говорить.

— Сотни поколений! — Даже враждебно настроенная Белое Перо была, казалось, поражена услышанным. — Мать моей матери умерла во время Разделения. Я слышала историю, рассказанную моей тетей и братом матери. Здесь прошло совсем немного времени.

— Тогда я прошу вас, поведайте мне эту историю, — пробормотал Серьги-из-Черепов.

— Разве ты не советовал идти на компромисс с человеческими племенами? — ликующе парировал Кошачья Маска.

— Компромисс, а не добровольная капитуляция! Вот почему некоторые из нас согласились с Нетерпеливой, выслушав ее план. Если мы расскажем ей слишком много, это может быть использовано против нас.

— Я буду говорить. — Слова Крылатой Мантии, как обычно, заставили остальных замолчать. — Какой вред нам может причинить правда? Я могу лишь перечислить события того времени, как мне рассказывала моя тетя, которая носила змеиную юбку и танцевала у алтаря Той-У-Которой-Не-Будет- Супруга. Только Старейший помнит, что произошло, он был свидетелем катастрофы. Возможно, он еще раз расскажет нам эту историю.

Старейший стоял в нерешительности.

— В событиях прошлого нет ничего, что я желал бы вспоминать.- Он взглянул на Лиат, произнося эти слова.- Но еще худшее может произойти, если мы не будем помнить случившееся.

Даже те из членов совета, что были настроены враждебно, почтительно расступились, когда он спускался в круг совета. Позади знамени, прикрепленного на каменной колонне и сокрытого до этого времени от взгляда Лиат плотными рядами членов совета, возвышалось еще одно каменное кресло, похожее на то, на котором восседала женщина в накидке из перьев. Оно было высечено в форме огромного кота, подобного льву, но с продолговатыми линиями на спине, которые казались похожими на некоторые повреждения его каменной шерсти. Его голова, лапы и хвост выступали из камня, будто захваченные в тот момент, когда он должен был полностью появиться из скалы. Старейший поднялся на кресло и сел, скрестив ноги, на испещренную полосами спину кота.

Когда смолкли все голоса и посторонние шумы, он начал свой рассказ.

Ху-ах. Ху-ах. Пусть мои слова радуют и доставляют удовольствие Той-Которая-Создает. В те далекие дни мы называли себя Те-Кто-Обладает-Пониманием. Наш народ появился на свет в месте, известном как Золото-Находит-ся-Везде. Мы были детьми Четвертого Сына, который был рожден после того, как воды затопили весь мир и принесли погибель Третьему Сыну. В этом месте, известном как Золото-Находится-Везде, мы строили города и приносили жертвы богам. Но Тот-Кто-Сжигает рассердился на наш народ. Он отправил четырех своих сыновей, и они сожгли наши города своим огнем. После этого больше не было мира среди племен.

Тринадцать кланов из нашего племени построили корабли и бесстрашно отправились на запад по великим водам. Трижды луна превращалась в тонкий серп, прежде чем на горизонте они увидели землю. Там они встретили множество коз, а также бледнокожих, которые выглядели как люди, но вели себя подобно псам.

«Это нехорошая страна», — сказала Та-Которая-Считает.

Совет прислушался к ее словам, и они покинули то странное место.

После долгих скитаний тринадцать кланов из нашего племени приплыли к среднему морю. Там тоже жили бледнокожие, но вели они себя как люди, а не как звери. Вновь собрался Совет, и Та-Которая-Считает сказала им:

— Эта страна лучше.

Они построили гавань и возвели города в месте, известном после этого, как Богатство-Наше-Если-Боги-Не-Изменят-Своего-Отношения. Вновь прибывшие кланы нашего племени поселились на тех землях и устроили себе новые Дома. Даже там они никогда не забывали приносить жертвы богам, поэтому дождь и солнце сменяли друг друга в нужное время. Среди них было очень много детей. В этих землях люди стали называть себя Те-Которые-Создали-Новый-Дом.

Некоторые из бледнокожих, которые называли себя человечеством, пришли к нашему народу как друзья. Кто-то прибыл с юга, их кожа была темная, словно древесный уголь, а другие с востока, их тела были цвета глины. Кто-то из человечества сблизился с нашими людьми, они нанесли отметины кланов на свои тела. Таким образом, они стали частью наших кланов, их кровь и наша кровь смешались.

Прошло много лет. Женщины, которые владели искусством счета, уходили в храмы и считали восхождение и заход звезд. В конце каждого четвертого Долгого Года, которым был отмечен Великий Год, они восходили на Звездный Холм и наблюдали за небом, вычисляя, проходят ли зенит Шесть-Женщин-Которые-Живут-Вверх-По-Реке. Таким образом женщины, владеющие искусством счёта, узнавали, что движение небес не прекратилось и не будет окончания мира.

Ху-ах. Ху-ах. Пусть возрадуется Та-Которая-Создает продолжению моей истории.

Время четырех предзнаменований началось в год Первой Горы. В сезон Сухого Света людям предстало странное явление. Колонна пламени появилась в небе. Подобно огромной разверзшейся ране, она истекала огнем, капля за каплей падающим на землю. Все вместе люди вскричали от страха и удивления, и по установленному обычаю они закрыли руками себе рты. Люди обратились к женщинам, владеющим искусством счета, с вопросом, что могло значить это неведомое им до этих пор явление, и женщины отвечали, что звезды говорят о надвигающейся великой катастрофе, которой ознаменуется восхождение Пятого Сына, и под началом его весь мир будет страдать. В тот год было сделано очень много жертвоприношений богам.

В год Двенадцатого Неба пламя, подобно водному потоку, потекло на рассвете на землю. Оно распалось на три части, каждая из которых превратилась в ветер. Одна бушующая часть поднялась на Звездный Холм и стерла с лица земли Дом Власти. Две другие части неистовствующей стихии начали хлестать воздушными потоками воды Золотого Озера, пока оно не вскипело. Половину всех домов наших городов поглотили бурлящие волны. После этого воды вновь успокоились и вошли в берега озера.

В год Девятого Неба вихрь из пыли и грязи поднялся с земли, пока не коснулся небес. Из самого сердца воздушного вихря раздался голос рыдающей женщины, она кричала: «Мы все погибнем! Давайте покинем город!» После этих слов небеса поглотили воздушный вихрь, но он утащил за собой и женщину, ее отчаянный вопль еще не раз раздавался среди ночи, пугая людей.

Та-Что-Восседает-В-Кресле-Орла отправила самых одаренных провидцев и волшебников посмотреть, что произошло, но везде их человеческие соседи встречали посланцев камнями и кольями, жестокостью и борьбой. А те из людей, что вышли договориться о мире, были тут же убиты.

Шана-ретзери двигались вперед и объединились с человеческими племенами. Даже те, кого мы многому обучили и привели в наши города, выступили против нас. Долгую вражду между нашими народами невозможно было забыть и, подобно ране, залечить. В это время подошел к концу год Второго Неба, и женщины, владеющие искусством счета, возвестили начало года Первого Неба надлежащими жертвоприношениями богам. Тринадцать раз завершался цикл из четырех Великих Лет, это значило, что Долгий Счет прошел полный круг. Наступило время великой опасности, поскольку в конце каждого Долгого Счета боги обретали силу, чтобы уничтожить солнце.

Случилось так, что на двухсотый день Первого Неба Двое рыбаков поймали в водах озера цаплю. Птица была настолько удивительная и необыкновенная, что никто из них не мог ее описать, поэтому они принесли ее к Той-Что-Восседает-В-Кресле-Орла, но она уже ушла в Зал Ночи на вечернее празднество.

На голове у птицы была корона из звезд. Та-Что-Восседает-В-Кресле-Орла сказала им: «Внутри короны я вижу зеркало, в котором отражаются небеса и ночное небо. В зеркале я вижу звезды, которые мы называем Шесть-Женщин-Которые-Живут-Вверх-По-Реке, но они пылают». Она выглядела очень испуганной, потому что ей показалось, будто это не только удивительное и крайне необычное, но и очень плохое предзнаменование.

Она еще раз взглянула в зеркало. Она увидела, как человеческие волшебники стоят внутри своих каменных ткацких станков и плетут великое заклинание, самое могущественное из тех, что использовались когда-либо на Земле. И тогда провидцы и женщины, владеющие искусством счета, поняли, каковы намерения шана-ретзери и их человеческих союзников.

Слишком поздно осознали мы нависшую над нами опасность. Наши враги уже соткали сеть, чтобы поймать нас.

Внезапно старый колдун замолчал и больше не смог продолжать. Он побледнел и поник, подобно солнцу, что угасает за холмами, потеряв всю свою силу, его тело склонилось над скрещенными ногами, будто он потерял сознание.

— Я не буду рассказывать о страшных страданиях, — прошептал он, но слова его проникли во все, даже самые отдаленные уголки зала, — или о тех, кого больше нет в живых. Скажу лишь, что с помощью заклинания, сотканного человеческими волшебниками и их союзниками, наша страна оторвалась от Земли, и мы оказались в изгнании. Земля умирает вокруг нас, как в свое время погибли все растения, корни которых остались без питательной почвы. Нас становится все меньше и меньше. Мы все умрем, если наше изгнание продолжится.

Он выпрямился. Пламя ярости вновь полыхало в его взгляде — упорство человека, повидавшего то, что страшнее самой смерти, но намеревающегося прожить дольше своих заклятых врагов. Старый колдун смотрел прямо на Лиат.

— Но то, что рождено не на Земле, вернется на Землю. Эту истину наши враги так и не поняли. Они надеялись избавиться от нас навсегда, но лишь на время отправили нас в изгнание.

— Но разве так может быть? — требовала ответа Лиат — Если они свергли вас и вашу страну с Земли, бросив вас в изгнание, то, должно быть, только ваши волшебники могут вернуть вашу страну обратно на Землю.

— Дай мне свой пояс.

Лиат развязала свой кожаный пояс и прошла вперед, полы свободно ниспадающей туники путались вокруг ног. Члены совета впали в глубокую задумчивость, сохраняя полнейшую тишину,- либо из уважения к Старейшему и его воспоминаниям, либо от осознания того горя, что обрушилось на них с потерей близких людей, Лиат не могла сказать точно.

Старейший взял пояс за пряжку, так что другой его конец свободно висел в воздухе над полом. Схватив другой конец, он соединил его с пряжкой.

— Это круг. — Он положил палец на пряжку. — Если бы мне пришлось идти по внешней стороне этого пояса, то где был бы конец моего пути? — Он позволил ей провести пальцем по внешней стороне пояса, пока она не вернулась туда, откуда начала отсчет. — А теперь, — согласился он, кивнув ей, — представь, что пряжка этого пояса — Земля. Когда человеческие волшебники плели свое заклинание, они собирались сбросить мой народ и страну, которую мы населяли, прочь с Земли, в какое-то другое место, так… — Он завел один из ее пальцев под пряжку. — Теперь один отделен от всех. Даже если я пойду по этой стороне пояса, я не вернусь на Землю. Покажи.

Лиат быстро провела пальцем по внутренней стороне пояса, и действительно, несмотря на то что она оставалась очень близко к другой стороне пояса, прошла под пряжкой, которая представляла собой Землю, она не могла вернуться туда. Две стороны были навсегда отделены друг от друга, У них не было точки соприкосновения.

Старейший вновь отпустил один конец пояса, сжимая в Руке пряжку.

— Но, кажется, они не придали значения одной особенности, присущей природе Вселенной. — Взяв другой конец пояса, он слегка повернул и вновь соединил его с пряжкой. — Теперь смотри: если я проведу пальцем по поясу, то первый раз я провожу по кругу под пряжкой, но остаюсь на той же поверхности и продолжаю вести еще один круг вокруг пояса, пока не вернусь на саму пряжку.

— А, — промолвила Лиат, зачарованно глядя на пояс. Она сама дважды провела пальцем по всей поверхности пояса, не отрываясь от кожи, и во второй раз вернулась к пряжке, откуда и начинала свой путь. — Я никогда не думала об этом! — воскликнула она, взволнованная и заинтригованная. — Во Вселенной существует такой изгиб.

— Теперь ты знаешь, — одобрительно согласился Старейший. — Несмотря на то что наша страна была сброшена с Земли, изгиб во Вселенной приведет нас обратно туда, откуда мы начали свой путь.

Старейший неуверенно поднялся, будто нестерпимая боль пронзила его колени. Протянув вперед руку, он обратился к совету.

— На Земле бег времени отличается от здешнего. Вскоре на Земле вновь завершится тринадцатый раз полный цикл из четырех Великих Лет. Конечная точка превратится в новую точку отсчета, и мы вернемся домой.

Кошачья Маска, казалось, желал что-то сказать в ответ, но от взгляда Старейшего слова застыли у него на языке. Крылатая Мантия тяжело поднялась со своего кресла. Никто не помог ей встать, пока, наконец, Лиат не шагнула вперед, но тут же стремительно была отдернута назад Серьгами-из-Черепов. Старец поднял руку, раскрыв ладонь, показывая, что она не должна помогать беременной женщине, восседающей в кресле Орла.

Тяжело дыша, Крылатая Мантия выпрямилась и окинула взглядом совет. Стоя она выглядела еще внушительнее, с трудом можно было представить, как она выдерживает такую тяжесть.

— Мы вернемся домой, — согласилась она. — Но опасность по-прежнему подстерегает нас. Мы сможем вновь оказаться дома, только если сейчас человеческие волшебники на Земле вновь не воспользуются своей магией и не соткут второе заклинание, по силе и мощи равное первому. Если это произойдет, они снова сбросят нас в эфир, и в этом случае мы все погибнем вместе с нашей страной.

Острая боль пронзила живот Лиат. Она слегка согнулась, но боль исчезла так же быстро, как и появилась, — это было лишь воспоминание о ее родовых муках, в тот день, когда ее мать рассказала ей историю Великого Разделения и то, какую угрозу представляет возвращение Аои на Землю. «Единственный человек, который может остановить их,- это ты»,- сказала Анна.

Неужели отец все знал?

Действовал ли он как орудие в руках Анны, пытаясь скрыть от нее правду? Боль вновь напомнила о себе, но на этот раз она была нестерпимой. Отец совершенно не помог ей тем, что утаил правду, скорее наоборот, все стало намного сложнее. Неведение не спасло ее, а лишь сделало слабой и напуганной.

— Только чудовища способны на то, чтобы воспользоваться магией в такой ситуации, — наконец произнесла она, тщательно подбирая слова и стараясь справиться с пылающей болью в животе. — Но я слышала историю, которую рассказывают люди моего народа, о времени, известном как Великое Разделение, когда Аои…

— Не называй нас этим именем! — вскричал Кошачья Маска. — Если ты пришла с миром, как утверждаешь, почему продолжаешь оскорблять нас?

— Я не хотела обидеть вас! — отвечала Лиат, разгневанная его подозрениями. — Так называют вас люди моего народа.

— Ты не знаешь, что означает это название? — спросила Зеленая Юбка.

— Нет.

Кошачья Маска выплюнул слово, будто змея свой яд:

— Проклятые.

— Как тогда вы сами себя называете?

Тут же все собравшиеся заговорили в один голос. Крылатая Мантия подняла руку, прося тишины:

— В нашем древнем доме мы называли себя Те-Кто-Обладает-Пониманием. После того как наши прародители покинули землю и переплыли океан, мы стали именоваться Те-Которые-Создали-Новый-Дом. Теперь мы называем себя Те-Кто-В-Изгнании, Ашиои, что также означает Те-Что-Были-Прокляты.

— Ашиои, — пробормотала Лиат, услышав внутри этого слова другое, знакомое ей, — «Аои».

Неужели древние знания только так и сохранялись, отдельными фрагментами, подобно тому как долгие годы отец составлял истинную картину происходящего? Отец понимал действительную цель Семерых Спящих. Что он искал в тех записях и обрывках магических знаний? Узнал ли он, как могло претвориться в жизнь такое могущественное заклинание, как Великое Разделение? Она должна постигнуть это, для того чтобы четко представить целостную картину.

— Действительно ли может наступить великая катастрофа, если такой огромный участок земли вновь упадет на Землю?

— Возможно, — ответил Старейший, — но даже если наша страна приблизится к Земле и будет снова отброшена прочь заклинанием, сотканным человеческими волшебниками, это тоже повлечет за собой невероятные разрушения. Потоки Вселенной не пощадят ни одно творение, поскольку даже когда тела не соприкасаются, они влияют друг на друга. Если ты постигла искусство звезд, то должна понимать этот принцип. Ни один участок морского берега не защищен от могучей волны. Земля пострадает в любом случае.

Внезапно сгустились сумерки, открытое пространство в потолке потемнело так быстро, что танцующие в последних лучах света пылинки просто исчезли, помещение окутала мгла. На мгновение стало так темно, что даже Лиат не видела ничего перед собой. Внезапно кресло Орла и кресло Ягуара начали мерцать, освещая две фигуры, стоящие на их спинках: Крылатую Мантию и Старейшего. В этом неясном отблеске раковины и бусы, украшающие их одеяния и повязки на руках, изменили свои цвета, став насыщенно алыми и зелеными.

Последние слова колдуна, подобно стреле, были нацелены в ее сердце.

— Единственный выбор заключается в следующем: погибнут ли мои люди все до одного, или нам будет дан шанс выжить.

В памяти Лиат всплыл образ разрушенного города, который резко заканчивался морским побережьем, так, будто острым ножом отсекли какую-то его часть. Нож — или могущественное заклинание, чья сила поражала воображение и заставляла отшатнуться в изумлении, — мог ровно отрезать часть страны, подобно тому как нарезает мясо тонкими ломтями в руках умелого повара.

Осознание мощи и силы такого заклинания, обладающего способностью разделять, заставило ее почувствовать неприятную боль в животе и легкое головокружение. Она вся покрылась испариной. Кровь пульсировала в венах, огонь пылал на губах, и горячий ветер ревел в ушах.

Кто погибнет, а кто останется в живых? Кто вправе сделать этот выбор?

Комната заполыхала огнем. Члены совета в страхе закричали, увидев, как пламя вспыхнуло в самом сердце кресла Орла, полностью поглощая Крылатую Мантию. Лиат отшатнулась, ослепленная ярким свечением, но в сияющей арке из скачущих огоньков задвигались тени.

Ханна верхом на коне в толпе вооруженных всадников из отступающей армии едет зеленой равниной, вдали виднеется деревья и невысокие холмы.

Хью сидит за праздничным столом на почетном месте, рядом со смеющимся мужчиной в железной короне. Лиат резко вздохнула, в страхе глядя на его прекрасное лицо, и он взглянул вверх, напряженно всматриваясь перед собой, будто услышав ее. Полный решимости, он заговорил с женщиной в вуали, сидящей рядом с ним.

Вулфер, бредущий вниз по лесной тропе, устало склонив плечи. Она беззвучно прошептала его имя, как вдруг он взглянул вверх и громко произнес:

— Лиат?

Ярко горят светильники в богато убранной комнате, на стенах которой висят роскошные гобелены. Люди собрались вокруг короля Генриха — она сразу же узнала его — но, будто под действием магнита, взгляд ее скользнул мимо короля, и Лиат увидела то, чего желало ее сердце.

О Боже, это Блессинг! Ребенок плачет, вырываясь из рук Хериберта и пытаясь добраться до матери.

— Ma! Ma! — кричит малышка.

Блессинг видит ee!

— Блессинг! — выкрикнула Лиат. Потом она увидела его, появившегося из-за затемненного угла. Казалось, сердце вот-вот разорвется в груди, так сильно она по нему скучала. — Санглант!

Он прыгнул вперед.

— Лиат!

Но кто-то удержал его.

Все исчезло.

— Смотрите! — закричал Кошачья Маска.

Сквозь неясную пелену Лиат увидела спящего мужчину. Голову он повернул в противоположную от нее сторону, но две черные собаки, подобно недремлющим стражам, лежали по обе стороны от него. Он вздрагивал во сне. Внезапно огонь и видения исчезли, и языки пламени погасли, подобно сложенным крыльям, представляя совету невредимую Крылатую Мантию.

Лиат опустилась на пол, сильная дрожь била ее, так что она с трудом могла стоять.

— Да будет это знамением, — неумолимо произнесла Крылатая Мантия. — Кто из вас видел Нетерпеливую и человека, который, должно быть, ее сын, в венах которого течет кровь как нашего народа, так и человечества?

Но остальные члены совета не видели образа, созданного огнем, а Лиат была слишком слаба, чтобы говорить.

— Она должна оставить нас, — сказала Крылатая Мантия, обращаясь к Старейшему. — Имя ее созвучно с дурным предзнаменованием. Ее сила слишком велика, и, подобно всему человечеству, она не осознает этого. Я все сказала.

— Да будет так, — согласился Старейший. Кошачья Маска выпрыгнул вперед.

— Пусть кровь ее придаст нам силы!

Все члены совета начали громко спорить, как вдруг Лиат вскочила на ноги.

— Это то, что вы называете справедливостью? — вскричала она.

— Тихо, — промолвила Крылатая Мантия мягким голосом, подобным дыханию ветра, и тут же смолкли все прочие звуки. — Она должна уйти невредимой. Я не хочу рисковать и проливать ее кровь, пока мы все еще слабы.

— Но все же, прежде чем она уйдет, я направлю ее в путешествие по сферам, — произнес Старейший так, будто желал предложить почетному гостю еще один кубок эля перед долгой дорогой.

Белое Перо зашипела. Серьги-из-Черепов резко возразил; словно эхо, его поддержали все остальные члены совета. Только Кошачья Маска рассмеялся.

Крылатая Мантия холодно посмотрела на Лиат. У нее были темные, цвета обсидиана, глаза и взгляд острый, словно нож.

— Лишь немногие могут путешествовать в сферах. И никто не возвращается с этого пути таким, каким был прежде.

— Я считаю, — проговорил Старейший, — что если мы останемся в живых, то должны помочь ей понять, кто она.

Сияние, освещающее кресло Орла, потускнело, превратившись в едва заметное мерцание морской раковины. С темнотой обострились наполняющие комнату запахи: сухой земли, кислого пота, едва уловимый аромат воды — и резкий привкус имбиря у нее на языке. Внезапно Лиат почувствовала себя такой уставшей, сердце нестерпимо болело от воспоминаний о Сангланте и Блессинг, которых она только что увидела, будто с нее сполз панцирь бесчувственности, за которым проглядывала незащищенная кожа.

— Пусть сюда она больше не возвращается, — сказала Крылатая Мантия, — но если она сможет пройти по тропе, ведущей в сферы, я не стану ей препятствовать. После того как ночь сменит день и наступит новое утро, я отправлю Кошачью Маску и его воинов на ее поиски. Если они найдут ее в нашей стране, то я не буду мешать им, захоти они убить ее. Я все сказала.

— Да будет так, — пробормотал Старейший, а остальные члены совета, как эхо, поддержали его, лишь Кошачья Маска зло ухмыльнулся.