"Полночный злодей" - читать интересную книгу автора (Барбьери Элейн)Глава 7Габриэль дремала. Лампа в каюте слабо светила, оставляя в тени тонкие черты ее лица. Роган притянул Габриэль поближе к себе. Голова любимой покоилась у него на груди, поднимаясь и опускаясь в ритме его дыхания, а ее пальцы вплелись в его волосы. Казалось, по мере того, как она погружалась в сон, они сжимались сами собой все сильнее и сильнее. Он наблюдал за ней, не в состоянии оторвать от нее глаз. Она была прекрасна. У него просто дух захватывало — настолько прекрасна. Он никогда не видел волос роскошнее, чем локоны Габриэль, которые рассыпались у него на груди; ресниц пушистее тех, что опустились на безукоризненную кожу ее щек… и ни одни губы не были столь яркими, нежными и горячими. Осторожно откинув одеяло, чтобы иметь возможность охватить взглядом всю ее целиком, Роган испытал прилив самых горячих чувств, когда обнаженные формы Габриэль предстали во всем своем совершенстве. Изящной формы грудь с яркими сосками, ставшими ему такими знакомыми, ее женский треугольничек, сладость которого он ощущал… Взгляд коснулся длинных стройных ног, благодаря которым она была достаточно высокой. Он поразился таким маленьким для ее роста ступням. Постепенно улыбка сошла с его губ. Другие, почти неудержимые чувства охватили его. Он лег на бок лицом к Габриэль. Она что-то промурлыкала во сне. Он притянул ее к себе и услышал бессвязное бормотание в ответ. Лицом к лицу, жар в обоих телах. Роган чуть коснулся ее губ, они легко раскрылись, и его язык скользнул между ними. Сжав руками голову Габриэль, он приблизил ее к себе и крепко поцеловал. Ее ресницы затрепетали, и глаза распахнулись. Она обвила руками его шею, а их губы соприкоснулись в глубоком поцелуе. Удивление отразилось в светлых глазах Габриэль, когда он наконец смог от нее оторваться. Неожиданно его пронзило острое чувство признательности за то, что в этих глазах не было написано ни раскаяния, ни сожаления, и Роган мягко произнес: — Ты очень красива, Габриэль. — Нет. — Да. Повернувшись на спину, он притянул ее и положил на свое обнаженное тело. Тяжелые волосы щекотали ноздри Рогана, он вдыхал их запах, когда она вдруг приподнялась и стала разглядывать его лицо. Опершись на одну руку, с необъяснимым хладнокровием и бешено при этом колотящимся сердцем она долго глядела на него, а затем припала к губам мужчины в горячем поцелуе. Внезапный сильный прилив желания заставил сердце Рогана заколотиться, но он нашел силы не поддаться искушению прижать к себе Габриэль, повинуясь чувству, которое она так легко в нем разбудила. Он остался лежать неподвижно, предоставив ей возможность гладить себя по щекам, проводя пальцем по разбежавшимся из уголков его глаз морщинкам. Она нежно коснулась подбородка Рогана, и наконец тонкие пальцы накрыли его губы. Заметив, что она в нерешительности замерла, Роган хрипло прошептал: — Ты желаешь моей близости, Габриэль? У нее сдавило горло. Ее губы затрепетали, когда она кивнула, а на лице, озаренном румянцем, отразилась решимость. Подняв руку, она после секундного колебания обхватила его шею, как бы сделав первый пробный шаг. Он прижал ее ладонь плотнее и сдвинул себе на горло, потом на плечо и наконец медленно передвинул на грудь. Отпустив ее руку, нежно прижавшуюся к его сердцу, он заключил в свои ладони ее круглые грудки. У нее перехватило дыхание, когда он ласково стал играть ими, под шершавыми кончиками его пальцев соски напряглись и встали, а он прошептал: — Прими меня, Габриэль. Возьми меня. Все будет хорошо. Роган, сдерживая дыхание, продолжал ласкать ее все с большим нетерпением, а она в ответ нежно гладила его, скользя рукой по груди со все возрастающим пылом и следуя все дальше за убегавшими вниз темными волосками… Ее имя, произнесенное прерывистым шепотом, прозвучало одновременно и как поощрение, желание ободрить, и как мольба: — Габриэль… У Рогана перехватило дыхание, когда она, осторожно примерившись, крепко зажала его плоть в руке. Он заметил, что замершее в нем дыхание разбудило в ней сходное чувство. Она стала ласкать его напряженную плоть, потом резко отпустила ее, скользнула по мускулистому телу вверх и страстно прижалась губами к его губам. Его охватил огонь, когда Габриэль проникла своим языком в глубину его рта. Неожиданная влажность ее языка обдала Рогана таким теплом, что, отбросив всю сдержанность, он резко перекатился на нее, обрушив поток долгих и страстных поцелуев. Он вкушал ими губы и шею Габриэль, а затем с неудержимым пылом припал к ее груди. Она не противилась, когда он поднял ее над собой и усадил сверху с широко расставленными ногами. Затем он чуть приподнял Габриэль и притянул к себе, чтобы легче было поймать ртом ее соски. Внезапно он оторвал от них свои губы и отвел ее руки за голову, чтобы получить полный доступ к округлым бугоркам, так воспламенявшим его. Роган, осыпая груди страстными поцелуями, готов был поглотить целиком. Его чувства достигли лихорадочного состояния. Он знал, что и Габриэль испытывает такое же возбуждение. Роган прижался губами к ее губам, наслаждаясь ощущением страсти, которую она так безудержно дарила ему. Он вновь лег на спину и прижал ее к себе. Габриэль вся распростерлась на его теле, обжигая »им жаром. Он почувствовал ее первую внутреннюю дрожь и понял, что желанный момент уже близок. Помогая страсти Габриэль достичь высшего накала, он вновь усадил ее на себя, взял трепетавшую руку и сжал вокруг своей изнемогающей плоти, уговаривая: — Пусти меня к себе, Габриэль. Светлые глаза не отрываясь смотрели на него, но она не двинулась. Роган нежно погладил ее влажное гнездышко, плотно прижатое к нему, и прошептал: — Дорогая, помоги мне это сделать. Сердце его билось так отчаянно, что, казалось, вот-вот разорвется. Роган подождал, пока она медленно приподнялась над ним. В нем, как эхо, отозвался вздох Габриэль, когда она схватила его плоть дрожащей рукой и, опустившись на него всем своим телом, допустила внутрь. Изумление… восхищение… радость! Самые возвышенные чувства переполняли его! Он парил! Исступленный порыв Габриэль зажег в нем еще больший восторг, едва он шевельнулся у нее внутри. Любовный ритм становился все быстрее, он почувствовал, что решительный момент приближается, когда она ответила на его стенание и слилась с ним в бурном экстазе, увенчавшем их любовные ласки. Влага взаимной страсти связала их. Еще какое-то время Габриэль неподвижно лежала на Рогане. Его руки отказывались разжаться, и он прижимал ее, бездыханную, к себе. Габриэль — возлюбленная как раз для него — кремень, от которого он воспламеняется. Она его, и только его… даже если всего лишь на миг. Эта мысль отрезвила Рогана, но объятия не стали слабее, хотя момент страсти был позади. Габриэль — и сокровище, и мука. Его страсть, его любовь. Да, его любовь. О Боже… что он наделал? Габриэль постепенно стряхивала с себя сон. За дверью каюты звуки утренней суеты становились все отчетливее. Глаза оставались полузакрытыми, и перед нею как живые вставали картины наполненной страстью ночи. Она пошарила рукой рядом с собой на койке, и глаза тут же распахнулись — кровать была пуста. Разочарование, смешанное с неуверенностью, заполнило юную женщину, когда она огляделась вокруг. Роган ушел. Он даже не разбудил ее, чтобы попрощаться. Лицо ее вспыхнуло. Распутница, показавшая товар лицом в умелых руках Рогана… Габриэль с трудом перевела дыхание. Смешение чувств было почти болезненным. Она его любила. О Господи… любила. При звуке шагов за дверью ее сердце дрогнуло. — Мадемуазель Дюбэй… Бертран. Она натянула одеяло на свое нагое тело и неуверенно откликнулась: — Да? — Не хотите подняться сейчас на верхнюю палубу? Она вздрогнула. Неужели сейчас уже так поздно? Ее жар еще усилился, когда она ответила: — Если вы вернетесь через несколько минут. Услышав удаляющиеся шаги Бертрана, Габриэль спрыгнула с постели, подбежала к умывальнику… и дурные предчувствия постепенно нахлынули на нее. Роган — Рапас: кто из них встретит ее? Руки ее, протянутые к бачку с водой, дрожали. Жерар спокойно прикрыл дверь маленького домика Манон и вышел на улицу. Несколько натянутая улыбка кривила его губы, когда он, поправив галстук и одернув костюм, влился в утреннее уличное оживление. Его улыбка под кокетливым взглядом проходившей мимо девушки стала шире, но Пуантро тут же выбросил ее из головы, целиком отдавшись мыслям о женщине, которую он только что оставил спящей. Он испытывал полное удовлетворение. В течение всей ночи, несмотря на ее очевидную усталость от его пламенного внимания, он не оставил Манон в покое ни на минуту. Он позволил себе маленькие шалости, испещрив ее белую кожу небольшими кровоподтеками, и был уверен, что она станет убеждать себя, будто эти отметины оставлены им в порыве страсти. Он вернется сегодня вечером и будет приходить каждый вечер, пока Габриэль не возвратится к нему. Он не даст Манон возможности обвинить его в невнимании. А тем временем… Губы Пуантро сжались. Да, тем временем… Море с утра было беспокойным, и ветер крепчал. Темнеющее небо не предвещало ничего хорошего. Начинался шторм. Роган сосредоточенно глядел на матроса, спускавше Роган нахмурился. Ему припомнилась встреча с Бертраном сегодня утром при первом проблеске зари, когда он вышел из каюты Габриэль в коридор. На изуродованном лице можно было прочесть очевидное выражение неодобрения, и Роган был поражен силой своего гнева, вызванного предположениями Бертрана. Прежде, когда Габриэль устраивала ему одну яростную сцену за другой, он отказывался признать, что она была ранима, беззащитна и невиновна в преступлениях своего отца, о которых не ведала. Теперь же он использовал преимущества своего положения, своей власти, прекрасно понимая, что никто не заставит его изменить намеченный план действий. Он также знал, что, уничтожив Пуантро, он заслужит ненависть Габриэль и разрушит ее будущее. Тем не менее он отнял у нее невинность, овладев ею и порыве любовной страсти, и теперь она оказалась в двусмысленном положении, совершенно не подготовленная к тому, что ожидало ее впереди. Он поддался своему желанию, не задумавшись о последствиях. И еще он допустил ошибку в своих суждениях, которую не имеет права повторить. Неожиданно Габриэль взглянула на него, и Роган нахмурился еще больше. У него не было выбора. Он должен был сделать решительный шаг. Внутренняя боль еще больше усилилась. Он повернулся к Габриэль спиной и стал внимательно смотреть на море. Значит, все кончено. Палуба ушла у нее из-под ног, когда корабль поднялся на очередной вздымающийся гребень, затем снова потерялась под ногами. Ветер безжалостно швырял волны. Однако растущее волнение моря не занимало ее мысли, взор остановился на широкой спине Рогана. Почувствовав на себе взгляд Бертрана, Габриэль порывисто отвернулась, а комок сдавил горло. Нельзя сказать, что он не предупреждал ее. Никаких извинений. Никаких обещаний. Никакого завтра. Роган выполнил единственное обещание, которое давал. Все, что произошло между ними, когда она лежала в его объятиях, он проделал красиво. Он сделал так, что ночь, которую они разделили, навсегда будет принадлежать только им. — Мадемуазель Дюбэй… с вами все в порядке? Габриэль взглянула на Бертрана. Его странное лицо, казалось, не выражало никаких эмоций, но она интуитивно поняла, что он встревожен. Хотела бы она знать, догадался ли он… Краска медленно заливала ее лицо. Габриэль отвела взгляд, стараясь справиться с набегавшими на глаза слезами. — Да, все в порядке. Мне кажется… может быть… неспокойное море… — Она остановилась, не в силах продолжать плести эту чушь, и, пытаясь улыбнуться, снова посмотрела на Бертрана. Лучше не искать оправданий, которым в любом случае трудно поверить. — Я бы хотела вернуться в каюту. Она повернулась к лестнице, ведущей вниз. Слезы застилали ее глаза. Наивная дурочка! Она убедила себя, когда Роган держал ее в своих объятиях, что в его голосе звучало подлинное чувство. Она повторяла себе, что он не смог бы взять ее с такой полной любви нежностью, если бы не было глубокого чувства. Она заставила себя поверить, что, когда наступит утро, он больше не сможет с нею расстаться… точно так же, как она не сможет расстаться с ним. Она ошиблась. Роган похитил ее ради мести. И не случилось ничего такого, что могло бы изменить его планы. Ничто не отвратит его от этого. Слезы застилали ей глаза, и Габриэль не заметила лежавшего у нее на пути каната, о который споткнулась. Она резко рванулась вперед, и палуба пошла ей навстречу. К счастью, кто-то крепко ухватил ее за руку. Повернувшись, чтобы поблагодарить Бертрана, она подняла голову и встретила в дюйме от себя полные гнева золотисто-карие глаза. — Роган… Он еще крепче сжал ее руку, не позаботившись что-либо ответить, отвернулся и сухо сказал Бертрану: — Можешь вернуться к своим обязанностям. Габриэль почувствовала явно проявившееся на миг колебание Бертрана, прежде чем он отправился выполнять распоряжение капитана. Она ждала, когда Роган обратится к ней, однако гнев в его взгляде нисколько не уменьшился, когда он твердой рукой повел ее к дальнему борту. Остановившись в отдалении, где их не могли подслушать, он повернулся к ней с твердым выражением лица. Голос звучал отрывисто. — Есть ряд проблем, которые мы должны уладить между собой, прежде чем безумие обернется бедой. — Он выдержал паузу. — Прошлой ночью мы вели себя неразумно, еще более опрометчиво было бы позволить ситуации развиваться дальше. Габриэль не в силах была произнести что-либо в ответ. — Я приказал направить корабль к Новому Орлеану, где смогу высадить своих людей на берег, чтобы они передали мои условия вашему отцу. Если он примет их не откладывая, самое позднее через две недели вы будете дома. Габриэль молча кивнула. Он внимательно вгляделся в ее лицо. Взгляд его был настолько пристальным, что, казалось, стал почти осязаем. Он понизил голос: — Мне показалось, будет лучше, если я покину вашу каюту до рассвета, чтобы не компрометировать вас… У меня не было намерения обидеть… — Понимаю. Роган сильнее сжал зубы. — В самом деле? Габриэль… Глаза его сверкнули на какое-то мгновение, а взгляд был прикован к ее губам так, что заставил сердце Габриэль заколотиться. — Я сожалею на самом деле только о том, что это была последняя ночь, которая принадлежала нам. Слишком многое стоит между нами. Габриэль вздохнула: — Слишком многое? — Я буду беспощаден в своих требованиях к вашему отцу, и он примет их, чтобы спасти вас. Эти события кажутся сейчас такими отдаленными, но надо смотреть правде в глаза — вы вернетесь к нему, чтобы разделить с ним все несчастья. И тогда вы посмотрите на меня совсем по-другому. — Через две недели… Роган посмотрел ей прямо в лицо. — Не больше. — Не больше… Он пожирал ее своими золотисто-карими глазами. Она поняла. Она сделала свой выбор задолго до того, как ей что-либо было предложено. Не уверенная в том, остается ли у нее право выбора сейчас, она прошептала: — Вы хотите меня, Роган? Он только крепче сжал челюсти. — Если да, — я ваша. Не сомневаясь, что Роган изо всех сил сдерживает свои чувства, она придвинулась к нему ближе, чтобы ее тихий голос был услышан сквозь шум рвущегося ветра. — Прошлая ночь принадлежала нам одним. Пока я нахожусь на этом корабле, остальной мир со всеми его трудностями так далек, что нет нужды принимать его в расчет. Так уж все сложилось… хотя бы на короткое время. Выражение его лица не изменилось. — Вы понимаете, что говорите? — Понимаю. — Вы уверены? — Мне не нужно времени на то, чтобы обдумывать это снова. Она никогда не была столь уверена в своих чувствах, как в этот момент, потому что любовь переполняла ее. Габриэль положила руку ему на грудь. Она ощутила боль, пронзившую его от этого прикосновения, и ответные удары сердца. Это придало ей смелости, и она решилась произнести слова, которые сдерживала до сих пор: — Я хочу, чтобы ты любил меня. — Габриэль… — Я хочу проводить в твоих объятиях каждую из оставшихся у нас ночей. Но твои отец. — Только две недели, Роган… Внезапный порыв ветра чуть не сбил ее с ног. Габриэль была счастлива, когда руки Рогана тут же обвились вокруг нее. Она заметила разгоравшийся в его глазах огонь, когда он на мгновение прижал ее к себе, а затем твердо повернул к лестнице, которая вела вниз. Ветер ревел, ударяясь о нос «Рептора». С разбушевавшегося ночного неба обрушились потоки воды. Паруса прочно свернуты, якорь сброшен, корабль вздымается и падает, пережидая последние часы летнего шторма. Внизу в каюте Роган покрепче обнял Габриэль, и легкая улыбка промелькнула на его лице, когда она прижалась к нему еще плотнее. Глаза его открыто сияли, а она улыбалась ему в ответ. Припомнились обстоятельства предыдущего шторма, перенесенного ими вместе. Он был доволен, что Габриэль без труда преодолела сложности морской жизни, хотя меньшего он и не ожидал. Взгляд Габриэль задержался на его лице, и Роган, склонившись к ней, припал к зовущим устам. Пережитые ими только что мгновения любви были более бурными, чем бушевавший вокруг них шторм. Они недавно очнулись, но отзвуки любовного восторга все еще оставались с ними… оба знали, что эти воспоминания останутся в их сердце на всю жизнь. Губы Рогана снова потянулись к ней. Он не мог насытиться телом, так сильно воспламенявшим его, в достаточной мере насладиться тем, что приносило такие страдания и радость одновременно. Он не мог насытиться Габриэль. Габриэль прижалась плотнее к Рогану. Нежные слова любви, что он шептал ей на ухо, звучали проникновенной мольбой, отзывавшейся в ее сердце. Моменты высшего блаженства были бесценным даром судьбы, хотя и причиняли невыносимую боль, когда она вспоминала, как мало им отпущено времени. Проходя по Ройял-стрит, Клариса невольно задержала шаг. Здесь были расположены изысканные особняки. Она взглянула на голубое небо, на быстро бегущие мелкие перистые облака и вспомнила то время, когда вместе с матерью и Бертраном жила в большом доме, подобном тем, мимо которых она сейчас проходила. Мать славилась редкой красотой, и после смерти отца у нее не было отбоя от поклонников. По всеобщему убеждению, хотя дела отца к концу его жизни сильно расстроились, на будущем семьи это не должно было отразиться, потому что расположения обворожительной вдовы добивались самые богатые люди Нового Орлеана. Внезапно приятные воспоминания приобрели привкус горечи. Матушка отличалась добротой и приютила бедную опустившуюся женщину, не имевшую никого в городе и появившуюся у дверей ее дома без гроша в кармане. Maman считала своим долгом помогать гонимым. Она отказалась выдать эту женщину преследователям, несмотря на тянувшееся за ней проклятие, и тем самым навлекла несчастье на себя. Мать умерла ужасной смертью, а проклятие продолжало преследовать их. Клариса не решалась вспоминать последовавшие за этим годы и все бедствия, свалившиеся на нее и Бертрана. Она знала только, что эти испытания научили ее ценить настоящую дружбу и любовь. Приблизившись к роскошно отделанному особняку в конце улицы, она бессознательно замедлила шаг. Сердце ее учащенно забилось при виде дивно отполированной дубовой двери. Но не было никакой уверенности в том, что Жерар Пуантро находится в доме за этой дверью. Она вообще в последнее время была мало в чем уверена, да и немудрено: от Рогана и Бертрана никаких вестей, о Габриэль Дюбэй ничего не известно. Досужие разговоры посетителей мадам Рене не содержали никакого намека на то, куда ездил Жерар Пуантро, так таинственно покинувший Новый Орлеан и откуда неожиданно вернувшийся. Не было никаких слухов о том, что Жерару Пуантро переданы требования о выкупе. Десяток вопросов теснился в голове Кларисы. Что случилось? В чем причина задержки? Где Роган и Бертран? Что они предприняли? Поправив своей изящной рукой венчавшую ее золотые кудри бледно-желтую шляпку, Клариса попыталась унять волнение в груди. Она была богато и с безупречным вкусом одета, как требовало ее положение роскошной куртизанки, но это не прибавило ей уверенности в себе. Непреодолимый страх совершенно парализовал ее способность соображать, и Клариса решила пройтись несколько раз мимо дома Жерара Пуантро в надежде, что, может, наткнется на него… может, ей удастся втянуть его в разговор и тогда посчастливится узнать… — Клариса, ma cherie… Вздрогнув, Клариса повернулась на звук знакомого голоса к проезжавшему мимо экипажу. К ней обращался человек, которого она менее всего рассчитывала здесь встретить. Приподняв шляпу, Пьер вышел из экипажа. Из-под шляпы виднелись густые каштановые кудри, с которыми, казалось, ему трудно было справляться. Он нежно поцеловал руку Кларисы, ловя ее взгляд с какой-то неуверенностью. — Я зашел к вам без предупреждения и только услышал от мадам, как она сожалеет. И, если бы не помощь Мими, я не знал бы, где вас искать. — Пьер бросил взгляд на дверь, к которой были обращены глаза Кларисы. — Я не нарушил ваши планы? Беспокойство Кларисы усилилось. Мими, изящная брюнетка, слывшая первой сплетницей в заведении мадам Рене, уделяла слишком много внимания делам Кларисы. Интересно, что она успела наговорить Пьеру? В нем явно проснулось любопытство, а может, и ревность. Клариса высоко ценила проявленную Пьером по отношению к ней доброту, и ни в коем случае не хотела бы допустить даже тени подозрения, что она имеет какой-либо интерес к Жерару Пуантро. Сдерживая невольный вздох, она приложила платочек ко лбу, а мозг усиленно работал. Увидев, что у Пьера от удивления поднялись брови, она продолжила: — Разве вы не знали, что мы с братом жили когда-то в достатке, за огромными дубовыми дверями, подобными этим? Oui, так и было. Странно, как извилист порой жизненный путь. Не правда ли? Слегка прижавшись к нему, когда он отпустил ее руку, Клариса одарила его кокетливой улыбкой: — Пьер, вы зашли, чтобы пригласить меня прогуляться? Тогда я в вашем распоряжении. Признаться, меня уже несколько утомили воспоминания. — Ничего лучшего, чем провести день с вами, я не мог бы и придумать. Пьер отворил дверцу экипажа и помог ей подняться. Сев рядом с ней, он отдал кучеру краткие распоряжения. Придерживая прелестную головку Кларисы, он припал к ее устам. Клариса приоткрыла губы, чтобы ответить ему страстным поцелуем, и невольно подумала, что Пьер был во всех видах любовных отношений настолько изощренным, что порой заставлял ее удивляться… Габриэль была вытеснена из ее мыслей, когда Пьер, резко откинувшись, прошептал: — Вы — моя, Клариса. По крайней мере так следует из нашего соглашения… Но станет ли когда-нибудь моим наше сердце? — Мое сердце… mon cher… — Клариса улыбнулась, поддразнивая его. — Вы, разумеется, знаете, что сердце такой женщины, как я, едва ли можно кому-нибудь отдать. — Зачем вы так говорите, Клариса! — Лицо Пьера пылало жаром. — Вы прекрасно знаете, что, унижая себя, вы причиняете боль и мне! Неожиданная вспышка Пьера вызвала в глазах Кларисы горячие слезы. Чуть помедлив, она мягко ответила: — Простите меня, Пьер. Кажется, я оскорбила вас. Я совсем этого не хотела. — Клариса, вы не можете не понять, — его гнев испарился так же быстро, как и возник, — что ваше самобичевание очень болезненно воспринимается мной… потому что вы стали частью меня. Вы безраздельно владеете моим сердцем, даже если я не занял такого же места в вашем. — Все эти разговоры о сердцах… Не будучи в силах принять ту серьезность, с которой повел разговор Пьер, Клариса взяла его руку и приложила к своей груди. Голос ее чуть понизился: — Вы чувствуете, как бьется мое? — Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, та cherie. — Пьер перевел дыхание. — Вы надеетесь отвлечь меня от разговора, который мы начали. Что ж, вы легко можете достичь своей цели, потому что я постоянно жажду вас. Но как только проходит этот момент обладания, желание возникает вновь, ибо мои чувства к вам не иссякают. Сделав паузу, Пьер с мягкой настойчивостью добавил: — Надеюсь, вы почувствовали искренность моих слов, mon ami? — Да, Пьер, почувствовала. Склонившись к ней, Пьер прошептал: — Можем мы задернуть шторки? — oui. Сердце Кларисы забилось, когда Пьер стянул с ее плеча платье и поцеловал нежную кожу. Мысли о доме с дубовыми дверями моментально ушли куда-то, как только Клариса оказалась в объятиях Пьера. |
||
|