"Исчезновение варваров" - читать интересную книгу автора (Лимонов Эдуард)

САНАТОРИЙ

Ежедневная жизнь в любом из обществ белой цивилизации, будь то Западный Блок — Европа и ее space[17] — колонии (Соединенные Штаты Америки, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка, Израиль…) или Восточный (СССР с компанией восточноевропейских стран), напоминает реальность хорошо устроенного психсанатория. Подавляющее большинство «больных», заколотые транквилизаторами, ведут себя разумно и послушно. У больных гладкие, упитанные лица, они довольны своим состоянием. Покой царит в Санатории…

Если случается скандал, медбратья-фельдшеры тихо и профессионально удаляют вдруг грохнувшегося на пол в припадке «больного». Удаляют тем незаметнее и тем элегантнее… в соответствии со степенью прогрессивности и богатства Санатория. В примитивных, менее «развитых» Санаториях провинции, какими были еще недавно СССР, Восточный Блок, «больных» до самого последнего времени удаляли грубо, с кровопусканием, с криками. Набрасывались, подминая, заламывая руки. Удаляли скандально. (Главный упрек Запада СССР до сих пор был направлен именно против употребления старых методов репрессий, но не против репрессирования как такового. Всегда осуждаем был непрогрессивный метод, но не суть.)

Слишком крепкая метафора? Карикатура? Ну почему же… Все элементы реальности дисциплинарного Санатория налицо. Бросается в глаза схожесть структур. Больные — Население. Всяких рангов и званий медицинский персонал — Администраторы. Медбратья-фельдшеры с большими мускулами, аппарат насилия, дабы держать в повиновении возбуждающихся «больных», — Полиция и Армия. Небольшая часть медперсонала психсанатория устраивает духовное обслуживание массы «больных» — работники культуры и коммуникаций — медиа, интеллектуалы.

Тихие, спокойные, трудолюбивые «больные», клеющие картонные коробки или копающиеся в санаторном саду, поощряются администрацией Санатория. Идеальный «больной» (гражданин) определяется по наименьшему количеству хлопот, доставляемых им обслуживающему персоналу. Идеальный «больной» передвигается не медленно и не быстро. Он не хохочет, но и не грустен. На лице идеального «больного» всегда присутствует тихая приветливая осклабленность (вспомним знаменитую американскую улыбку). Клея коробки, копаясь в земле, он с аппетитом потребляет пищу и не просит, чтоб его выпустили, освободили. Идеальный «больной» не "возбуждается".

"Возбуждаться" — самое серьезное преступление в Санатории. «Возбуждаться» — значит покинуть состояние тихой спокойности. Вдруг начать ходить от стены к стене, вскрикивать: "Освободите меня, я здоровый!" — вариантов «возбуждения» множество. Прыжки, гневные речи, требования всяческих свобод и послаблений санаторного режима, обвинения администрации в мошенничестве, вплоть до тягчайшего — физического нападения на санитаров и членов администрации (Аксьон Директ, Армэ Руж, если ты достаточно вжился в метафору и Франция уже для тебя Санаторий, читатель…). Серьезный вариант «возбуждения» — выражение сомнений в правильности действий обслуживающего персонала.

Неприятное отличие современных обществ от Санаториев для психически «больных» состоит в том, что из психсанатория все же можно однажды выйти. Покинуть же общество можно, лишь сбежав в другое, практически идентичное общество. Из СССР в Соединенные Штаты, из Соединенных Штатов — во Францию. Минимальные различия в богатстве питания, в климате, в количестве держателей акций крупных компаний (в Восточном Блоке обыкновенно держатель один — государство); незначительные мелкие особенности поведения местных Администраций не скрывают подавляющей общности социальных структур Санаториев. О да, никогда не исчезающий конкурентный дух враждебности и благородная задача напугания «своих» «больных» заставляет Восточный и Западный Блоки Санаториев яростно соревноваться между собой. Обязанность служителей культуры и идеологии — рекламировать выгодное отличие «нашего» Санатория от их Санаториев. Куда бы ни перебежал больной, повсюду он неизбежно слышит, что «наш» Санаторий — самый лучший из возможных. Справедливости ради следует сказать, что определенный Санаторий может оказаться удобнее для данного «больного». В Западных Санаториях, например, разрешают безгранично делать деньги, в Восточных делание денег пока ограничено. В одних разрешают писать все, но публиковать все не разрешают, в других можно и писать, и публиковать что угодно, в результате Санаторий ломится от книг, но именно по причине этой девальвации «больные» читать не желают. Десяток стран Западного Блока практически не контролирует свои смежные границы (так они договорились), однако ничего страшного не происходит. Куда уйдет «больной» от своего места за обеденным столом Санатория? В несанаторный мир, в голодную Эфиопию? Б-р-р-р-р. Лишь совершенные безумцы решаются бросить ежедневную тарелку с теплым мясом. Старомодные Санатории: СССР и Восточный Блок до сих пор бессмысленно контролируют свои пределы…

После многих лет существования в Восточном Блоке так называемых «социалистических» администраций на сегодняшний день ясно, что они полностью имитируют «капиталистический» Блок Санаториев. До такой степени, что только различия количественного порядка существуют между двумя Блоками Санаториев. У них одна и та же цель: продукция и продуктивность. Один и тот же параметр: Gross National Product.[18] Одна и та же концепция: развить продуктивные силы до предела. И одинаковая технология для достижения этого: иерархизация и статистификация человеческих масс с одной и той же целью — повышения эффективности их труда. Жесткий менеджмент администраторов, отдающих приказания с высоких правительственных сфер, ассистируемых компьютерами, накормленными холодными фактами рынка, цифрами конкурентности, спада и подъема акций. В обоих Блоках одна и та же доблесть — трудоспособность. И висит над Санаторием СССР лозунг "Труд есть дело чести, доблести и геройства!", а над американским — подобная ему до деталей "Великая Американская Мечта", то есть средство и для достижения коммунизма, и для достижения money предлагается одно — ТРУД.

Санаторий — самая механическая социальная конструкция, какая когда-либо существовала. Не отношение к Богу, не отношение человека к человеку есть ее фундаментальный принцип, но отношение человека к предметам.

Идеал Санатория — сам Санаторий. Потому у него нет цели, и, оправдывая свое существование, он находит оправдание в прошлом и в несанаторном мире. Истолкованная санаторными метрами история есть поступательное движение человеческих коллективов из бедности и страданий прошлых веков к кульминации истории — в уютно устроенное сегодня. Вчера истории, согласно такому толкованию, было ужасным, варварским, достойным презрения, потому что в нем не существовало всеобщего образования, автомобилей и телевидения, стиральных машин и электрического освещения ночи напролет улиц и архитектурных памятников, компьютеров, телефона и оплаченных отпусков. Обитатель Санатория жалеет жителей прошлых веков, лишенных блистательных игрушек, проживших свой век без комфорта. Достигнув цели, никуда не стремясь (за исключением еще большего development[19] продукции и продуктивности), санаторный человек скучен. И скучна санаторная действительность. Скука в Санатории не просто эмоциональная атмосфера, но насильственно введенный, официальный климат. Поскольку возбуждение и его крайности (атрибуты поведения возбуждающихся) — отчаяние или восторг признаны Санаторием опасными, Санаторий предпочтительно выбрал скуку как идеальный общественный климат. Ибо «больные» должны быть ограждены от крайних эмоций, а она и есть средняя эмоция между восторгом и отчаянием.