"Сияющая Цитадель" - читать интересную книгу автора (Eddings David)

ГЛАВА 17

На следующее утро под глазами у Сефрении были темные круги, лицо потускнело, лишенное обычного оживления. Поверх белого стирикского одеяния она набросила накидку без рукавов густо-черного цвета. Спархок никогда прежде не видел, чтобы она так одевалась, и ее выбор – и одежды, и цвета – показался ему не предвещающим ничего хорошего. Она явилась к завтраку неохотно, лишь по недвусмысленному приказу Эланы, и сидела чуть поодаль от всех, окружив себя, точно крепостной стеной, своей обидой. На Вэниона она не смотрела, а от завтрака отказалась, сколько ни уговаривала ее Алиэн.

Вэнион страдал не меньше. Его отрешенное лицо заливала бледность, почти такая же, как в те времена, когда он взял на свои плечи тяжесть мечей, в глазах стояла боль.

При таких обстоятельствах завтрак прошел напряженно, и все встали из-за стола с неподдельным облегчением. Они направились прямиком в голубую гостиную и там приступили к делам.

– Остальные не столь уж важные птицы, – говорил Кааладор. – Ребал, Сабр и барон Парок – определенно деятели второго сорта. На самом деле они только используют уже имеющиеся противоречия между местным населением и тамульцами. Скарпа – это совсем другое дело. Начать с того, что Арджуна вообще край неспокойный и Скарпа использует это на полную катушку. Другим заговорщикам приходится быть поосмотрительнее, потому что эленийские королевства запада густо заселены. Там нелегко найти безлюдное местечко, а потому мятежникам приходится скрываться. А вот Юго-восточная Арджуна – почти что сплошные джунгли, так что у Скарпы там в достатке укрытий, да еще таких, которые он может оборонять. Он выдвигает, как и другие главари, кое-какие патриотические лозунги, но не в этом, похоже, его главная цель. Арджуны куда более хитроумный народ, нежели эленийские крестьяне или крепостные.

– Тебе известно что-нибудь о его прошлом? – спросил Улаф. – Откуда он родом, чем занимался до того, как заварил всю эту кашу, и тому подобное?

Кааладор кивнул:

– Это как раз узнать было нетрудно. Скарпа был хорошо известен в определенных кругах еще до того, как примкнул к заговорщикам. – Каммориец скорчил гримасу. – Жаль, что не придумаешь другого слова. «Заговорщики» звучит так мелодраматично. – Он пожал плечами. – Как бы то ни было, Скарпа – ублюдок.

– Кааладор! – одернул его Бевьер. – Здесь дамы!

– Это не непристойность, сэр Бевьер, скорее констатация факта. Скарпа – плод романа воинственно неразборчивой арджунской шлюхи и стирика-отступника. Это была странная парочка, и произвела она на свет весьма странное дитятко.

– Не слишком увлекайся этой темой, Кааладор, – зловеще проговорил Стрейджен.

– Остынь, Стрейджен. Не ты один в этом мире родился вне брачного союза. Если уж на то пошло, я и сам не уверен в том, кто был мой папаша. Незаконное происхождение не такой уж большой грех для человека с головой и талантом.

– Милорд Стрейджен чересчур чувствителен к своему происхождению, – небрежно пояснила баронесса Мелидира. – Я не раз говорила с ним об этом, но он по-прежнему ощущает некую неполноценность. Это, впрочем, не так уж плохо. Он настолько самоуверен во всем остальном, что некоторая толика неуверенности в себе не дает ему сделаться совершенно невыносимым.

Стрейджен встал и отвесил ей подчеркнуто пылкий поклон.

– Ах, да сядь же ты, Стрейджен, – сказала она.

– На чем это я остановился? – пробормотал Кааладор. – Ах да, вспомнил. Энтот, стал-быть, Скарпа народился в Арджуне, в зачуханной придорожной забегаловке, ну и, само собою, с нежных годков душеньку свою тешил всеми пакостями, какие только может измыслить ублюдок, ежели его драть некому.

– Кааладор, ради Бога!.. – выразительно вздохнул Стрейджен.

– Я просто развлекаю королеву, старина, – пожал плечами Кааладор. – Она зачахнет, если время от времени не потчевать ее этой простонародной стряпней.

– Кааладор, – прервала его Элана, – что означает «зачуханная забегаловка»?

– Дак ить, ваш-ш-величество, чего есть, того и означает. Забегаловка – энто, стал-быть, лачуга с дешевой жратвой и дрянной выпивкой, а «зачуханная» – энто, значитца, грязнущая ну до тошноты. Знавал я в детстве одного парня, дак его все так и кликали – Зачуханный. Конура его грязью заросла, что вам так и не снилось, а и сам он не больно-то за чистотой гонялся.

– Думаю, на сегодня с меня довольно этого говора, мастер Кааладор, – улыбнулась Элана. – Тем не менее, спасибо за заботу.

– Всегда рад услужить вашему величеству, – ухмыльнулся он. – Словом, Скарпа вырос в такой обстановке, что сама по себе толкает к преступлениям. Он был тем, что можно назвать одаренный любитель. Так и не примкнул ни к одному определенному ремеслу. – Кааладор скорчил гримасу. – Дилетант, что с него возьмешь? Терпеть не могу дилетантов! Как положено хорошему мальчику, он сводничал для своей достойной маменьки, а также для многочисленных сестер, которые, если верить слухам, с колыбели приобщились к этому ремеслу. Кроме того, он с умеренным успехом шарил по карманам и резал кошельки, а также был довольно ловким мошенником. В отличие от других маменькиных воздыхателей на час, стирик – папаша Скарпы – время от времени навещал сыночка, а потому Скарпа получил поверхностное стирикское образование. Однако, в конце концов, он совершил ту ошибку, какую всегда можно ожидать от любителя. Он попытался срезать кошелек у хозяина таверны, который оказался не настолько пьян, как думалось. Он схватил Скарпу за руку, и тут-то и проявилась арджунская кровь нашего ублюдка. Скарпа выхватил маленький, но очень острый ножичек и выпустил бедолаге кишки прямо на пол таверны. Какой-то зануда озаботился известить полицию, и Скарпе пришлось спешно покинуть родной дом.

– Мудрое решение, – пробормотал Телэн. – Он в молодости учился хоть какому-нибудь ремеслу?

– Нет. Похоже, он до всего дошел сам.

– Способный юноша. Кааладор согласно кивнул.

– Попади он в руки хорошим учителям, из него бы вышел отменный вор. Удрав из дома, он, похоже, бежал без передышки еще года два. Ему было двенадцать, когда он убил этого человека, а годам к четырнадцати он объявился в бродячем цирке. Он выступал там в качестве мага – обычное ярмарочное мошенничество, хотя время от времени он применял кое-какие стирикские заклинания и творил настоящую магию. Он отрастил бороду – что редкость среди тамульцев, поскольку у тамульских мужчин усы и борода растут плохо. У стириков, если задуматься, тоже. Скарпа – полукровка, и смесь южнотамульской и стирикской крови породила на свет довольно необычный плод. По внешности Скарпу трудно отнести к той или к другой расе. – Кааладор сунул руку под камзол и извлек на свет сложенный и измятый листок бумаги. – Вот, – сказал он, разворачивая бумагу, – судите сами.

Рисунок был довольно примитивный – скорее карикатура, чем портрет. Он изображал человека со странно отталкивающим лицом – глубоко посаженные глаза под густыми бровями, высокие скулы, орлиный нос и чувственный пухлый рот. Густая черная борода была тщательно подстрижена и ухожена.

– Он явно уделяет своей бороде немало внимания, – заметил Келтэн. – Похоже, он по одному подбривает отросшие волоски. – Он нахмурился. – В нем есть что-то знакомое – особенно глаза…

– Удивлен, что ты вообще можешь признать в этом изображение человеческого существа, – презрительно заметил Телэн. – Техника рисунка просто чудовищна.

– Девочка нигде не училась, Телэн, – вступился Кааладор за неведомую художницу. – Впрочем, в основном своем ремесле она весьма одарена.

– И какое же у нее ремесло, мастер Кааладор? – спросила Элана.

– Она шлюха, ваше величество, – пожал он плечами. – Рисование – ее побочное занятие. Ей нравится рисовать портреты своих клиентов. Она изучает их лица во время… гм… деловых отношений, так что у некоторых портретов встречается весьма занятное выражение лица.

– Можно мне взглянуть? – спросила вдруг Сефрения.

– Разумеется, леди Сефрения, – с некоторым удивлением ответил Кааладор, отдавая ей рисунок. Затем он вернулся на свое место. – Спархок, тебе доводилось встречаться с Джуктой?

– Да, один раз.

– Вот это борода, так борода! Джукта смахивает на ходячий куст. У него даже на веках растут волосы. Итак, Скарпа несколько сезонов ездил с бродячим цирком, а потом, примерно лет пять назад, он где-то на год пропал из виду. Появившись вновь, он занялся политикой – если это можно так назвать. Он отдает дань патриотизму, подобно Сабру, Ребалу и Пароку, но это лишь видимость, предназначенная для тех, кто ничего не знает об Арджуне. Тамошний национальный герой – некий Шегуан, человек, который изобрел работорговлю. Это занятие пользуется в мире небольшим уважением, а потому арджуны, как правило, не слишком гордятся им.

– Однако до сих пор от него не отказались, – мрачно заметила Миртаи.

– Что верно, то верно, дорогуша, – согласился Кааладор.

– Друг Кааладор, – сказал Кринг, – мы ведь, кажется, договорились, что ты больше не будешь так называть Миртаи.

– Да чего там, Кринг, энто ж пустяковина. Я человек простой, а энтим словцом дружков величаю, только и всего. – Он помолчал. – На чем я остановился?

– Ты как раз начал переходить к делу, – язвительно уточнил Стрейджен.

– Что это ты нынче такой обидчивый, старина? – мягко осведомился Кааладор. – Судя по тому, что сумели разузнать наши люди, Скарпа намного опаснее нашей троицы патриотов из западных королевств. Арджунские воры намного умнее и изобретательней типичного тамульского ворья, и кое-кто из них примкнул к сторонникам Скарпы ради собственной выгоды. Арджуны народ ненадежный, и имперские власти волей-неволей вынуждены обходиться с ними круто. Ненависть арджунов к тамульцам неподдельна, и Скарпе не пришлось подогревать ее искусственно. – Кааладор задумчиво подергал кончик носа. – Я не уверен, до какой степени мы можем доверять этим сведениям – арджуны есть арджуны, – но один грабитель с большой дороги утверждает, что одно время пребывал среди ближайших сподвижников Скарпы. По его словам, наш приятель слегка съехал с катушек. Скарпа расположился в руинах Натайоса, где-то в южных джунглях. Этот город был разрушен атанами в семнадцатом веке, и Скарпа не столько прячется там, сколько укрепляется, – в военном смысле этого слова. Он укрепил полуобвалившиеся стены, превратив город в подобие крепости. Наш разбойничек сообщает, что Скарпа время от времени становится совершенно чокнутым. Если верить нашему осведомителю, он то и дело заговаривает о киргаях и Киргоне. Скарпа твердит своим дружкам, что Киргон де замыслил сделать свой народ властителями мира, но киргаи с их законченной и общепринятой тупостью неспособны, мол, править столь обширной империей. Скарпу не то чтобы не устраивала сама идея империи – ему просто не по душе нынешнее ее устройство. Он был бы рад произвести в нем несколько изменений – в основном на самой верхушке. Он верит, что киргаи завоюют мир, а затем вернутся в свое уединенное королевство. Кто-то же должен будет управлять миром от их имени, и Скарпа полагает, что знает подходящего кандидата.

– Но это же безумие! – воскликнул Бевьер.

– По-моему, сэр рыцарь, я на это уже намекал. Скарпа, судя по всему, считает, что из него выйдет отменный император.

– Это место уже занято, – сухо заметил Сарабиан.

– Скарпа надеется, что Киргон освободит его, ваше величество. Он говорит своим сподвижникам, что у киргаев нет никаких способностей к управлению, а стало быть, им понадобятся наместники на завоеванных землях. Он готов добровольно принять на себя эти обязанности. Время от времени он будет отвешивать поклоны Киргону, а в основном вести дела по собственному усмотрению. Надо признать, мечтает он с размахом.

– Знакомо звучит, а, Спархок? – с натянутой усмешкой осведомился Келтэн. – Сдается мне, такие же намерения были у Мартэла и Энниаса.

– О Господи, да, – вздохнула Элана. – У меня такое чувство, что со мной все это уже было.

– Какое место во всем этом занимает Крегер? – спросил Спархок.

– Крегер, судя по всему, играет роль посредника, – ответил Кааладор. – Он служит для связи между заговорщиками. Он много путешествует, перевозит послания и приказы. Это лишь наша догадка, но мы полагаем, что Киргон не отдает, приказы непосредственно Скарпе, Пароку, Ребалу и Сабру. Зато все они знают Крегера, и потому его послания обретают определенный вес. Похоже, он отыскал свое место в жизни. Королева Элана рассказывала нам, что ту же роль Крегер исполнял при Мартэле и Энниасе и тем же примерно занимался, передавая послания графа Герриха бандитам в горах близ Кардоса.

– Нам решительно стоит приложить все силы, чтобы сгрести Крегера за шиворот, – проворчал Улаф. – Он начинает болтать, как заведенный, стоит лишь разок на него сурово глянуть, и ему известно много такого, что вызывает у меня умеренное любопытство.

– Потому-то он и ухитряется оставаться в живых, – ворчливо заметил Келтэн. – Он всегда запасается таким количеством ценных сведений, что мы не осмеливаемся его прикончить.

– Так прикончи его после того, как он заговорит, сэр Келтэн, – предложил Халэд.

– Он всегда берет с нас клятву, что мы этого не сделаем.

– Ну и что?

– Мы рыцари, Халэд, – пояснил Келтэн. – Раз уж мы даем кому-то слово, мы обязаны его сдержать.

– Лорд Вэнион, ты не собираешься в ближайшее время посвящать меня в рыцари? – осведомился Халэд.

– Это было бы несколько преждевременно, Халэд.

– Стало быть, я все еще крестьянин, верно?

– Ну… юридически – пожалуй да.

– Вот вам и решение проблемы, – заключил Халэд с ледяной усмешечкой. – Поймайте Крегера, сэр Келтэн. Посулите ему все что угодно, лишь бы он заговорил. А потом передайте его мне. Крестьянину не нужно держать свое слово.

– Спархок, – широко ухмыльнулся Келтэн, – мне нравится этот юноша.

– Скоро приедет Заласта, Спархок, – сказала Сефрения. – Он проводит меня в Сарсос. – Она покачала головой, отказываясь войти в комнату, куда все они возвращались после обеда.

– Ты ведешь себя как ребенок, Сефрения, ты знаешь об этом?

– Я пережила свою нужность, Спархок, а я слишком долго жила среди эленийцев, чтобы не знать, что в таких случаях надлежит делать благоразумному стирику. Покуда стирик нужен и полезен, ему почти нечего опасаться, едва он становится ненужным – он превращается в помеху, а вы, эленийцы не слишком церемонитесь с теми, кто вам мешает. Мне бы не хотелось дожидаться, покуда один из вас воткнет мне нож между ребер.

– Ты закончила? До чего же я устал от таких разговоров! Мы любим тебя, Сефрения, и эта любовь не имеет ничего общего с тем, полезна ты нам или нет. Ты знаешь, что разбиваешь сердце Вэниона? – Ну и что же? Он разбил мое. Обращайтесь со своими трудностями к Ксанетии, раз уж все вы так очарованы ею.

– Это недостойно тебя, матушка. Она вздернула подбородок.

– Думаю, Спархок, тебе не стоит больше так меня называть. В нынешних обстоятельствах такое обращение звучит попросту нелепо. Я буду в своей комнате – если она по-прежнему моя. Если нет, я поселюсь в местной стирикской общине. Ежели тебя это не слишком затруднит, будь добр сообщить мне, когда прибудет Заласта. – С этими словами она развернулась и стремительно зашагала по коридору, неся за собой обиду, точно шлейф.

Спархок шепотом выругался. Затем он увидел, что по отделанному перламутром коридору идут Келтэн и Алиэн. Во всяком случае, эта проблема разрешилась благополучно. Камеристка Эланы попросту рассмеялась в лицо Келтэну, когда светловолосый рыцарь неуклюже предположил, что ему лучше уйти и не быть помехой ее с Беритом любви. Затем, как предполагал Спархок, она убедила Келтэна, что ее чувства по-прежнему принадлежат отнюдь не Бериту.

– Но ты все время рядом с ней, сэр Келтэн, – с упреком говорила кареглазая девушка. – Ты всегда хлопочешь над ней и заботишься о том, чтобы выполнялись все ее пожелания.

– Это моя обязанность, Алиэн, – объяснял Келтэн. – Я делаю так вовсе не потому, что в нее влюблен.

– Однако ты, сэр рыцарь, исполняешь эту обязанность куда старательнее, чем мне хотелось бы. – Голос Алиэн, этот чудесный инструмент, выражал сейчас целый набор чувств. Эта девушка ухитрялась высказать все что угодно одним лишь изменением интонации.

– О Господи! – простонал Спархок. И почему это он вечно оказывается замешанным в их личные дела? Ну да на сей раз он твердо решил не пускать дела на самотек. Он решительно вышел в коридор и оказался лицом к лицу с парочкой.

– Почему бы не выяснить это прямо сейчас? – напрямик предложил он.

– Что выяснить? – осведомился Келтэн. – Спархок, тебя это совершенно не касается.

– Захочу – коснется, и еще как! Ты убедился, что Алиэн не питает серьезных чувств к Бериту?

Келтэн и девушка обменялись быстрым виноватым взглядом.

– Отлично, – сказал Спархок. – Мои поздравления вам обоим. Теперь внесем ясность в вопрос с Ксанетией. Келтэн сказал тебе правду, Алиэн, – хотя и не всю. Долг обязывает его не отходить от Ксанетии, потому что именно он заботится о том, чтобы с ней не случилось ничего дурного. Мы заключили соглашение с ее соплеменниками, а Ксанетия – наш залог того, что они не отступят от своего слова. Мы все знаем, что если дэльфы так или иначе предадут нас, Келтэн должен будет убить Ксанетию. Именно поэтому он от нее не отходит.

– Убить?! – И без того большие глаза девушки распахнулись еще шире.

– Таковы правила, Алиэн, – пожал плечами Келтэн. – Мне они не по вкусу, но я должен их выполнять.

– Ты этого не сделаешь!

– Сделаю, только если не будет другого выхода, – и безо всякого желания. В конце концов, именно это и предполагает сама идея заложника. Почему-то мне всегда достается самая грязная работа.

– Как ты мог? – обратилась Алиэн к Спархоку. – Как ты мог поступить так со старейшим своим другом?!

– Военные решения порой бывают нелегкими, – пояснил Спархок. – Ну теперь ты убедилась, что у Келтэна и в мыслях не было изменять тебе? Ты ведь наверняка знаешь, что когда Келтэн решил, будто ты влюблена в Берита, он не нашел иного способа расчистить вам дорогу, кроме как искать собственной смерти?

– Вот этого не нужно было говорить, Спархок! – возмутился Келтэн.

– Болван! – голос Алиэн без малейших усилий взмыл к самым верхам. Несколько минут она выговаривала другу Спархока, который покорно опустил голову и переминался с ноги на ногу, словно напроказивший школьник.

– Кхм… – не выдержал наконец Спархок. – Почему бы вам не продолжить этот разговор в более уединенном месте и с глазу на глаз?

– С вашего разрешения, принц Спархок, – согласилась Алиэн, сопроводив свои слова коротким небрежным реверансом. И бросила Келтэну:

– Пошли!

– Хорошо, любовь моя, – покорно пробормотал Келтэн, и парочка удалилась по коридору.

– Это, кажется, был голос Алиэн? – осведомилась баронесса Мелидира, выглядывая из комнаты.

– Да, – ответил Спархок.

– Куда это они с Келтэном направились? – Мелидира посмотрела вслед удалявшейся парочке.

– Им нужно обсудить кое-какие важные дела.

– Более важные, чем то, что мы будем обсуждать сейчас?

– Они считают, что да, баронесса. Впрочем, я полагаю, что сегодня днем мы сможем обойтись и без них, а это дело требует немедленного прояснения.

– А, – сказала она, – одно из этих.

– Боюсь, что да.

– Алиэн с ним справится, – уверенно сказала Мелидира.

– Я в этом не сомневаюсь. Как подвигается ваша кампания, баронесса? Не то чтобы я хотел совать нос в чужое дело, но все эти проблемы отвлекают мое внимание, и я предпочел бы знать, что они не вынырнут на поверхность именно тогда, когда от них этого меньше всего ожидаешь.

– Все идет по плану, принц Спархок.

– Отлично. Вы уже сказали ему?

– Конечно нет. Ему пока и незачем знать. Когда придет время, я сама мягко и деликатно ему об этом сообщу. Так будет милосерднее. Если он слишком рано сообразит, к чему идет дело, он начнет беспокоиться, а это уж вовсе ни к чему. Доверьтесь мне, ваше высочество. Я совершенно точно знаю, что делаю.

– Прежде чем мы продолжим, анара, я хотел бы кое-что прояснить, – сказал Стрейджен. – Тамульцы считают, что киргаи вымерли, однако Крегер и Скарпа утверждают иначе.

– Киргаи желают, дабы весь мир поверил, будто они вымерли, – ответила она. – После похода на Сарсос, завершившегося для них столь сокрушительным поражением, они вернулись домой и все свои силы устремили на то, чтобы пополнять число подвластных им кинезганцев, ибо те были почти целиком уничтожены стириками.

– Мы тоже слышали об этом, – сказал Кааладор. – Нам говорили, что киргаи настолько усердно принялись за дело, что их собственные женщины вышли из детородного возраста прежде, чем они осознали свою ошибку.

– Сие сказали вам верно, мастер Кааладор, и оттого-то в Тамульской империи полагают, будто киргаи исчезли с лица земли еще десять тысячелетий назад. Однако сие предположение глубоко ошибочно, ибо упускает оно из виду, что Киргон – бог. Конечно же, поначалу не принял он в расчет слепого повиновения своих подданных, когда повелел им уделять все свое внимание кинезганским женщинам. Однако же когда увидел он, что избранная его раса вымирает, то изменил естественный ход вещей, и престарелые женщины киргаев вновь стали плодными – хотя и по большей части умирали во время родов. Тем не менее, так народ киргаев продолжился и существует поныне.

– Экая жалость, – пробормотал Оскайн.

– Ведая, однако, что число его почитателей сократилось и что стирикское проклятие заключило их в пределах бесплодной их родины, стремился Киргон оберечь свой народ. Кинезганцам велено было всячески крепить и распространять среди прочих народов Империи убеждение, будто бы киргаев не существует более, и сам зловещий город Кирга был сокрыт от глаз людских.

– Так же, как сокрыт Дэльфиус? – спросил Вэнион.

– О нет, мой лорд. Мы действуем более тонко, нежели Киргон. Мы скрываем Дэльфиус, сбивая случайных путников с пути. Киргон же скрывает Киргу в нагорьях, в самом сердце Кинезги, с помощью чар. Можно проехать сии нагорья из конца в конец и многократно миновать Киргу, но так и не узреть ее воочию.

– Город-невидимка? – недоверчиво спросил Телэн.

– Киргаи видят его, – отвечала дэльфийка, – и, когда сие им желаемо, кинезганцы, верные их клевреты, видят его также. Для всех прочих Кирга остается незримой.

– Такая невидимость имеет огромные тактические преимущества, – профессиональным тоном заметил Бевьер. – У киргаев есть абсолютно безопасная крепость, где они всегда могут укрыться в случае поражения.

– Преимущество сие, однако, весьма сомнительно, – указала Ксанетия. – Киргаям вольно грабить и разорять Кинезгу, что и без того принадлежит им, да к тому же суха и бесплодна; однако не в силах они пересечь границы своих родных мест. Заверяю вас, проклятие стириков действенно до сих пор. Порою короли киргаев желают проверить, так ли это. Тогда престарелых воинов приводят к границе и велят им идти вперед. Они испускают дух на ходу, покорно шагая через незримую черту.

Сарабиан взглянул на нее, хитро прищурясь.

– Молю, анара, просвети меня в сем деле. Говорила ты, что кинезганцы якобы поныне верные клевреты киргаев.

– Так оно и есть, ваше величество.

– Все кинезганцы?

– Все, кто ни обладает властью в Кинезге, император Сарабиан.

– Король? Правительство? Армия? Она кивнула.

– И их послы? – добавил Оскайн.

– Неплохо, Оскайн, – пробормотал Итайн, – очень даже неплохо.

– Что-то я их не понимаю, – признался Улаф.

– Зато я понимаю, – отозвался Стрейджен. – Кааладор, недурно бы нам над этим подумать.

– Я обо всем позабочусь, Стрейджен.

– Друг Энгесса, ты понимаешь, о чем они говорят? – озадаченно осведомился Кринг.

– Все не так уж сложно, Кринг, – пояснила Элана. – Кинезганское посольство в Материоне битком набито людьми, которые получают приказы от киргаев. Если копнуть поглубже, то мы обнаружим, что штаб-квартира недавнего неудавшегося мятежа была расположена именно в этом посольстве.

– И если Крегер еще не покинул город, он, вполне вероятно, может ошиваться именно там, – задумчиво вставил Халэд. – Телэн, сколько времени понадобится, чтобы обучить меня ремеслу взломщика?

– Что ты задумал? – спросил Спархок у своего оруженосца.

– Полагаю, мой лорд, что я мог бы пробраться в посольство и украсть Крегера. Поскольку анара Ксанетия способна прочесть его мысли, нам даже не придется ломать ему пальцы, чтобы развязать язык, – и уж тем более не потребуется давать ему разного рода клятвы, которых мы и так не собираемся исполнять.

– Я ощущаю твое недовольство, Анакха, – сказала Ксанетия, когда она, Спархок и Даная вернулись на укрепленную крышу донжона замка Эланы.

– Меня надули, анара, – мрачно ответил он.

– Я не понимаю этого выражения.

– Он хочет сказать, что его провели, – перевела Даная, – и у него хватает наглости намекать, что заодно провели и меня. – Она одарила отца самодовольной улыбочкой. – Я же тебе говорила, Спархок.

– Может, обойдемся без этого?

– О нет, отец. Такого случая позлорадствовать я не упущу. Этого удовольствия ты у меня не отнимешь. Насколько я помню – а на память я не жалуюсь, – я с самого начала была против того, чтобы возвращать Беллиом. Я знала, что этого нельзя делать, но ты силой вырвал у меня согласие.

Спархок пропустил эту реплику мимо ушей.

– Но ведь что-то же было настоящим – Тролли-Боги, Дрегнат, чудовища? Или все это было лишь грандиозное и искусное мошенничество с единственной целью – вынудить меня доставить Беллиом в Дарезию?

– Кое-что было настоящим, Спархок, – ответила она, – но истинную причину всех этих событий ты сам только назвал.

– Полагаешь ли ты, Анакха, что Киргон обманом склонил тебя к тому, чтобы доставить Беллиом в пределы его досягаемости? – спросила Ксанетия.

– Зачем ты спрашиваешь, анара? Тебе ведь и так известно, что я думаю. Киргон считает, что с помощью Беллиома сможет уничтожить проклятье, которое мешает его подданным вновь приняться за грабежи и войны.

– А ведь я тебе говорила, – снова напомнила ему Даная.

– Ради Бога!… – Он помолчал, глядя на сияющий внизу город. – Послушай, мне необходимо мнение божества. До недавних пор мы все полагали, что Беллиом всего лишь вещь – могущественная, но вещь. Теперь мы знаем, что это не так. Беллиом обладает личностью и волей. Он больше союзник, чем просто оружие. Более того – только не обижайся, Афраэль, – кое в чем он даже могущественней богов этого мира.

– Я все равно обиделась, Спархок, – ядовито сообщила она. – Кроме того, я еще не закончила напоминать тебе, что я об этом уже говорила.

Спархок рассмеялся, сгреб ее в объятия и от души поцеловал.

– Я люблю тебя, – сказал он, все еще смеясь.

– Разве он не милый мальчик? – обратилась Даная к Ксанетии.

Дэльфийка улыбнулась.

– Если мы не знали о том, что Беллиом обладает сознанием – и собственной волей, – известно ли это Киргону? Азеш, полагаю я, об этом не знал. Вот ты, Богиня, хотела бы обладать тем, что может само принимать решения да еще в состоянии решить, что ты ему совсем не по душе?

– Ни за что, – ответила она. – Киргон, однако, может быть другого мнения. Он так самонадеян, что вполне может решить, будто способен повелевать Беллиомом против его воли.

– Но ведь на самом деле ему это не под силу, верно? Азеш считал, что сумеет подчинить себе Беллиом грубой силой. Ему даже не нужны были кольца, а ведь кольца могут принудить Беллиом, потому что они часть его. Возможно ли, чтобы Киргон был таким же тупицей, как Азеш?

– Спархок, ты говоришь о моем дальнем родственнике. Будь добр выражаться почтительнее. – Даная глубокомысленно наморщила лоб и рассеянно поцеловала отца.

– Не надо, – сказал он. – Мы говорим о серьезных делах.

– Знаю, знаю. Мне так легче думается. Беллиом никогда прежде не проявлял открыто своей воли. Пожалуй, ты прав, Спархок. Азеш никогда не блистал сообразительностью. Киргон в этом очень похож на него, и в прошлом ему уже доводилось совершить несколько серьезных промахов. Таков уж один из недостатков божества. Нам не нужно быть сообразительными. Всем нам хорошо известно могущество Беллиома, но до сих пор никому из нас не приходила в голову мысль, что он может обладать волей. Ксанетия, он действительно разговаривал со Спархоком? Я имею в виду – как равный с равным?

– По меньшей мере как равный, Божественная, – отвечала Ксанетия. – Беллиом и Анакха – союзники, и ни один из них не повелевает другим.

– И куда же нас это заведет, Спархок? – осведомилась Даная.

– Понятия не имею. Впрочем, вполне вероятно, что Киргон снова допустил промашку. Он обманом вынудил меня вернуть в мир единственное, что может погубить его. Думаю, здесь у нас есть преимущество, и нам надо только как следует обдумать, как лучше его использовать.

– Спархок, ты отвратителен, – вздохнула Даная.

– Прошу прощения?

– Ты только что лишил меня удовольствия вновь и вновь повторять: «Я же тебе говорила».

Заласта прибыл в Материон через два дня. Наскоро поздоровавшись с остальными, он тотчас же отправился в комнату Сефрении.

– Он все исправит, Вэнион, – заверил Спархок магистра. – Он ее старинный друг и слишком мудр, чтобы поддаваться предрассудкам.

– Я в этом не уверен, Спархок, – угрюмо ответил Вэнион. – Я ведь и Сефрению считал слишком мудрой для этого, а что получилось – сам видишь. Возможно, этой слепой ненавистью одержимы все стирики без исключений. Если Заласта испытывает к дэльфам те же чувства, что и Сефрения, он только укрепит ее ненависть.

Спархок покачал головой.

– Нет, мой друг. Заласта выше этого. У него нет причин доверять и эленийцам, однако он ведь сам вызвался нам помогать, помнишь? Он реалист и, даже если разделяет чувства Сефрении, сумеет справиться с ними во имя политической необходимости. И, если я прав, убедит Сефрению сделать то же самое. Ей ведь необязательно любить Ксанетию – достаточно признать, что мы не можем без нее обойтись. Если Заласта сумеет убедить ее в этом, вам с Сефренией удастся помириться.

– Возможно.

Несколькими часами спустя Заласта вышел из комнаты Сефрении – один. Его простоватое, типично стирикское лицо выражало глубокую озабоченность.

– Все не так-то просто, принц Спархок, – сказал он пандионцу, с которым встретился в коридоре. – Сефрения глубоко уязвлена и страдает. Не понимаю, о чем только думала Афраэль.

– Кто может понять Афраэль, мудрый? – Спархок коротко, невесело усмехнулся. – Она бывает капризной и непредсказуемой, как никто другой. Насколько я понимаю, ей не нравится ненависть Сефрении к дэльфам, и она решила исцелить ее – на свой лад. Боюсь, выражение «действовать во благо кого-то», как правило, подразумевает некоторую жестокость по отношению к этому «кому-то». Сумел ли ты внушить Сефрении хоть какое-то благоразумие?

– Мне пришлось действовать обходными путями, ваше высочество, – ответил Заласта. – Сефрении уже нанесена тяжкая рана. Сейчас не время впрямую нажимать на нее. По крайней мере, мне удалось уговорить ее отложить возвращение в Сарсос.

– Это уже кое-что. А теперь пойдем поговорим с остальными. За время твоего отсутствия случилось очень многое.

– Эти сведения исходят из достоверных источников, анара, – холодно сказал Заласта.

– И тем не менее, Заласта Стирик, я клятвенно заверяю тебя, что они ложны. Вот уже сто лет ни один дэльф не покидал нашей долины – кроме как для того, чтобы передать наше приглашение Анакхе.

– Такое случалось и прежде, Заласта, – сказал Келтэн облаченному в белое стирику. – Мы своими глазами видели, как Ребал, держа речь перед эдомскими крестьянами, использовал самые обыкновенные фокусы.

– Вот как?

– Это были трюки, какие можно встретить на второсортных ярмарках, мудрый, – пояснил Телэн. – Один из его пособников бросил что-то в костер, пламя вспыхнуло, пошел густой дым, а потом человек, одетый в древние доспехи, вылез из укрытия и принялся ораторствовать на старинном наречии. Крестьяне, все как один, были твердо убеждены, что видели Инсетеса, восставшего из могилы.

– Те, кто видел сияющих, мастер Телэн, были не так легковерны, – возразил Заласта.

– Значит, тот, кто обвел их вокруг пальца, не был так неуклюж, – пожал плечами мальчик. – Искусный фокусник может кого угодно убедить в чем угодно – если только тот не окажется слишком близко и не разглядит потайные проволочки. По словам Сефрении, это означает, что у наших противников не хватает настоящих магов и они вынуждены пробавляться мошенничеством.

Заласта нахмурился.

– Возможно и такое, – нехотя признал он. – Сияющих видели мельком и издалека. – Он взглянул на Ксанетию. – Ты уверена, анара? Не может быть так, что кто-то из твоих соплеменников живет сам по себе, не в Дэльфиусе, и стакнулся с нашими врагами?

– В подобном случае, Заласта Стирик, сии дэльфы уже не были бы дэльфами. Мы прикованы к нашему озеру. Одно лишь озеро делает нас таковыми, каковы мы есть, и я истинно уверяю тебя, что свет, источаемый нами, есть лишь меньшее наше отличие от иных людей. – Она сурово и печально взглянула на него. – Ты стирик, Заласта из Илары, и кому, как не тебе, ведать, что значит разительно отличаться от тех, кто обитает рядом с тобой.

– О да, – согласился он, – на свою беду мы хорошо это знаем.

– Решение народа твоего обитать среди иных рас, быть может, и годно для стириков, – продолжала Ксанетия, – для нас же сие немыслимо. Вам доводится часто встречать презрение и вражду иных рас, однако различия ваши не столь бросаются в глаза среди тамульцев либо эленийцев. Мы же, дэльфы, пробуждаем страх в сердцах людей. Со временем, мнится мне, народ твой будет принят и понят иными народами. Ветер перемен уже подул, вдохновленный в немалой мере прочным и плодотворным союзом вашим с Церковью Чиреллоса. Рыцари сей церкви с добротою относятся к стирикам, и могущество их, быть может, в один прекрасный день переменит враждебные чувства эленийцев. Дэльфам, однако, немыслимо примениться к подобному существованию. Один лишь вид наш становится непреодолимой пропастью меж нами и иными народами, оттого-то и стремились мы к ныне заключенному союзу. Мы отыскали Анакху и предложили ему помощь нашу в борьбе с Киргоном. Взамен мы просим лишь одного – дабы он силой и властью Беллиома навеки отделил нас от всего мира. Тогда никто не сможет обратиться против нас, и мы, буде и пожелали бы, не сможем обратиться ни против кого. Сие будет наилучшим выходом для всех.

– Мудрое решение, анара, – признал он. – Много веков назад и мы размышляли о подобном выходе. Однако число дэльфов невелико, и ваша потаенная долина с легкостью вместит всех. Мы, стирики, более многочисленны и расселились по всему миру. Наши соседи вряд ли взглянули бы благосклонно на стирикское государство, примыкающее к их границам. Мы не можем следовать вашему примеру, но должны жить в мире, среди людей.

Ксанетия поднялась и положила руку на плечо Келтэна.

– Останься, добрый рыцарь, – промолвила она. – Должна я побеседовать с Анакхой о будущем нашего союза. Буде он заметит во мне фальшь, он сам лишит меня жизни.

Спархок встал, подошел к двери и открыл ее, пропуская вперед Ксанетию. Даная, волоча за заднюю лапу Ролло, вышла следом за ними.

– В чем дело, анара? – спросил Спархок.

– Удалимся в то место наверху, где возможно будет нам говорить без помех, – ответила она. – То, что я скажу тебе, не предназначено для чужого слуха.

Даная одарила ее недружелюбным взглядом.

– Ты также можешь услышать слова мои, принцесса, – заверила девочку Ксанетия.

– Как это мило с твоей стороны.

– Мы не смогли бы укрыться от нее, Ксанетия, – сказал Спархок, – заберись мы хоть на самую высокую башню в Материоне: она прилетела бы и туда, чтобы нас подслушать.

– Ужели ты воистину можешь летать, принцесса? – изумлено спросила Ксанетия.

– А ты разве не можешь?

– Не вредничай, – сказал Спархок дочери. Они вновь поднялись по лестнице на вершину донжона и вышли на крышу.

– Анакха, – серьезно проговорила Ксанетия, – долг принуждает меня открыть тебе истину, хоть и предвижу, что она помыслится тебе невероятной.

– Начало многообещающее, – заметила Даная.

– Я принуждена сделать это, Анакха, – так же серьезно продолжала Ксанетия, – и не только во имя заключенного меж нами союза, но и по той причине, что истина сия весьма важна для будущего всего нашего дела.

– Похоже, мне не мешало бы ухватиться за что-то прочное, – мрачно пробормотал Спархок.

– Как пожелаешь, Анакха. Должна я, однако, предостеречь тебя, что, доверяя Заласте Стирику, ты обманываешься – и прежестоко.

– Что?!

– Заласта обманул тебя, Анакха. Душой и сердцем своим он принадлежит Киргону.