Энвил КристоферНепреднамеренный риск

Кристофер Энвил

Непреднамеренный риск

Генерал-лейтенант Лайелл Беренджер придерживался того мнения, что, не выдумай человечество науку, жизнь на Земле была бы куда проще. Время от времени - как, например, в этот вечер - он пытался доказать справедливость данного тезиса какому-нибудь приятелю. Занятый разговором, Беренджер не обращал внимания на взрывы смеха, перезвон бокалов и шум голосов. В руке он держал стакан, из которого две трети содержимого выплеснул в камин, как только представилась такая возможность, и о котором совершенно забыл. Его друг и собеседник сенатор Вейл в это самое время пытался незаметно опорожнить свой собственный стакан в ближайший цветочный горшок.

- В прежние времена, - говорил Беренджер, - ну, скажем, в Древнем Риме, солдатам приходилось нелегко. И от генерала требовалось всегда быть начеку и досконально знать свое дело. Теперь - тоже. Но разница вот в чем: тогда честность вознаграждалась. Если солдат выполнял то, что от него требовали, он имел все шансы стать победителем. А в наши дни - нет. И виновата в этом - как и во многом другом - ваша любимица Наука.

Вейл улыбнулся.

- Ну-ну, продолжайте. Лайелл, только не говорите мне, что вы чувствуете себя несчастным всякий раз, как нашим техникам удается в чем-то обскакать русских.

Беренджер кивнул.

- Конечно, и я рад, что мы первые расщепили атом. Но оглянитесь в прошлое. Вспомните, каково было, когда у немцев оказались реактивные самолеты, управляемые снаряды и "Фау-2"? В том-то и несчастье, что мы не можем предугадать, кто, что и когда откроет. Все военные расчеты могут быть опрокинуты из-за какого-нибудь милейшего чудака, который не отличит одного конца винтовки от другого, да и пытаться не станет.

- Верно, - подтвердил Вейл, который наконец вылил половину своего стакана на несчастное растение. - Но дело не только в ваших планах. Каждое научное открытие умножает могущество и благосостояние всего человечества.

- Я не против Науки, но должны быть какие-то рамки, - ответил Беренджер. - Я против ее безудержного, неуправляемого, хаотического характера. Вот вы, Вейл, хотите обскакать русских. Но ведь и они хотят обскакать нас. Получается гонка. Куда она приведет?

- К увеличению могущества и благосостояния обеих сторон. Это же ясно: чем больше наши возможности, тем большего мы можем добиться. Если двое бегут наперегонки, то быстрее приходят к финишу оба. Вы хотите все знать наперед, а потом уже действовать. Но будь по-вашему, мы бы по сей день размышляли, к чему приведет изобретение пороха, а безудержные теоретики делали бы смелые предсказания о том, что через несколько тысяч лет лошадей заменят паровые двигатели - не всюду, конечно, но в некоторых конкретных случаях.

Беренджер кивнул.

- Возможно, что так все и было бы. Но подумайте еще об одной стороне гонки, которая вам так нравится. Она неуправляема. Это соревнование, и ни одна сторона не может остановиться. Тот, кто остановится, проигрывает. Поэтому обе стороны вынуждены продолжать. Так ведь?

- Так. И это очень хорошо.

- Ладно. Но когда речь идет об обычной гонке, предполагается какая-то определенная цель. А представьте себе, что вы привезли на пустое место группу людей и предложили им просто бежать. И если кто-нибудь из них оторвется на десять ярдов от ближайшего соперника, то он тотчас становится победителем и может, если вздумает, командовать всеми остальными. Это уже больше похоже на нашу гонку, а?

- Ну да, - нахмурился Вейл. - А дальше?

- Десять ярдов, - продолжал Беренджер, - это не так уж много. В нашей гонке может стать решающим самый крохотный перевес. И стоит одной стороне вырваться вперед, как другая вынуждена прибавить скорость. Но тогда она лишит противника завоеванного им преимущества и, в свою очередь, заставит его бежать быстрее. И так далее.

Вейл кивнул.

- В чем-то вы правы. Теоретически все это может выйти из-под контроля. Но на самом деле обе стороны, конечно, достаточно рассудительны. К тому же человек по своей природе консервативен, так что процесс остается управляемым.

- Возможно, - возразил Беренджер. - Но если гонка происходит не по проторенной дороге, каждого бегуна всегда могут подстерегать самые невероятные неожиданности. Никто из них не знает, что у кого впереди. А вдруг тот, кто ведет гонку, совершит отчаянный рывок - и увидит перед собой край пропасти? Что тогда?

- Чисто риторический вопрос, - улыбнулся Вейл. - Ученые часто опасаются, что военные совершат какой-нибудь безответственный поступок, и я не слишком удивился, услышав, что военный опасается безответственного поступка со стороны ученых. А политиков считают безответственными и те, и другие. Каждый подозревает другого в том, что тот не знает своего дела. Но это не так.

- Я не о том говорил, - сказал Беренджер. - Со стороны ученого вовсе не безответственно делать открытия. Это его работа. Но делать открытия - все равно, что бежать по неизвестной местности. Побежишь слишком быстро - и рано или поздно наверняка упадешь и крепко расшибешься.

Вейл кивнул и усмехнулся.

- Все, что вы говорите, звучит убедительно, но не имеет отношения к реальности. Вот что. Если вы свободны в следующий выходной, почему бы вам не съездить со мной в Айову и не поглядеть на ученого, занятого настоящим изобретением? Это часть нашей гонки с русскими. Ничего особенно эффективного, но довольно любопытно. Это поможет вам спуститься с небес на землю.

- Что ж, я смогу отлучиться на следующий выходной. Посмотрим.

Вот как получилось, что через неделю Лайелл Беренджер очутился на краю широкого поля рядом с сенатором Вейлом и крепким коренастым человеком, который назвался доктором Фрэнклнном Грином. Вдали виднелись здания университета, но доктор Грин был целиком поглощен созерцанием поля.

- Самое важное для фермера - структура почвы, - сказал доктор Грин, остановившись, чтобы подобрать пригоршню плодородной на вид земли и размять ее в пальцах. - При хорошей структуре почва впитывает влагу, легко обрабатывается, и развитие растений идет нормально. А при плохой структуре ничего не получится. Ну, это поле вы видели. А теперь я покажу вам контрольный участок.

Они зашагали по мягкой, немного вязко" земле к бесплодной полоске, покрытой чем-то вроде растрескавшегося бетона. Доктор Грин многозначительно поглядел на них:

- Это необработанный участок. А первый был обработан.

Беренджер снова перевел взгляд с тучной мягкой земли на твердую поверхность контрольного участка. Смутное беспокойство охватило его. Он услыхал, как Вейл сказал:

- А ваше средство одинаково действует на любую почву?

- К сожалению, еще нет. Но мы продолжаем работать. Надеюсь, в начале следующего года уже можно будет пустить его в производство. Но сначала нужно испытать на разных видах почв.

- А какого эффекта вы ожидаете от этого изобретения?

- Оно увеличит урожай - в некоторых случаях весьма значительно, стараясь быть скромным, ответил доктор Грин.

Уже в самолете Вейл с торжеством спросил:

- Ну, что вы об этом думаете?

- Думаю, что у нас и так перепроизводство в сельском хозяйстве.

- Да, - ответил Вейл, - тут вы затронули больную струну. Он понизил голос. - Но, знаете ли, перед некоторыми нашими союзниками и большинством нейтралов проблема излишков не стоит. У них отчаянная нехватка продовольствия. Нужно строить оросительные системы, везти за океан громадное количество сельскохозяйственных машин, готовить специалистов. Это медленный процесс, к тому же ему могут помешать местные предрассудки. А этим новым методом можно в первый же год поднять урожайность, скажем, процентов на пятнадцать. Да и местным обычаям оно не противоречит: ведь удобрять почву привыкли почти все. Ну, что вы теперь скажете?

Беренджер помолчал немного, а потом ответил:

- Откровенно говоря, что-то мне тут не по душе.

- Слишком большой скачок? - с любопытством посмотрел на него Вейл.

Беренджер покачал головой.

- Не знаю. Просто у меня какое-то предчувствие.

На следующий день Беренджер вернулся к своей работе и больше не думал о поездке. Шли месяцы, менялась международная обстановка, появлялись технические новинки - все это нужно было переварить, осмыслить и усвоить. В конце концов Беренджер и вовсе забыл этот случай. Напомнила ему о докторе Грине газетная статья, где вслед за общими рассуждениями о новом открытии было написано следующее: "Таким образом, изобретенное доктором Грином каталитическое структурообразующее средство позволит преодолеть местные трудности, вызванные плохой структурен почвы. Самое лучшее, с точки зрения экономики, то, что новое средство действует раз навсегда. Его эффект основан на Совершенно новом принципе ионного обмена, и с течением времени количество катализатора растет путем образования его из химических соединений, содержащихся в почве. Объясняя это свойство катализатора, доктор Грин, удостоенный медали Мак-Джинниса за достижения в области агрохимии, отметил, что..."

Беренджер еще раз внимательно перечитал начало статьи, затем, нахмурившись, продолжал читать дальше:

"...отметил, что любой катализатор теоретически может переработать неограниченное количество вещества. Но на практике катализатор обычно "отравляется" и становится непригодным. В данном случае это отравление компенсируется образованием новых количеств катализатора. Конечно, не следует допускать, чтобы этот процесс происходил слишком быстро, иначе он может привести к нежелательным последствиям. Этого легко избежать..."

Беренджер оторвался от газеты и задумался. Помрачнев, он взглянул на часы, снял телефонную трубку и позвонил Вейлу. Как выяснилось, тот был в отъезде и собирался вернуться на следующей неделе. Беренджер положил трубку, еще немного подумал, снова снял трубку, вызвал междугородную станцию и попросил соединить его с доктором Грином. Когда тот подошел к телефону, Беренджер, напомнив ему о своем визите, осторожно заметил:

- Я не буду расспрашивать вас о том, что может оказаться секретным. Понимаете?

- Конечно, - раздался в ответ голос Грина. - Но здесь почти нет ничего секретного, генерал. Все это чистейшая агрохимия. Мы всего лишь разработали новый прием, вот и все.

- Да, - сказал Беренджер, - но я обратил внимание на ваши слова о том, что нельзя допускать слишком быстрой регенерации катализатора. Не можете ли вы, не раскрывая секретных данных, объяснить мне, что произойдет, если регенерация все-таки пойдет слишком быстро?

Грин с минуту помолчал, потом сказал:

- Ну, видите ли, предварительные эксперименты такую возможность исключают.

- Да, - сказал Беренджер и умолк.

- На практике подобного не возникает.

- Ясно.

- Газеты любят сенсации. Но на наших полях ничего похожего никогда не случалось.

- Ясно, - повторил Беренджер. - Но (повторяю, если тут нет секрета) что произойдет, если это случится?

Наступила долгая пауза. До Беренджера доносились какие-то отдаленные голоса. Затем Грин сказал:

- Генерал, вы не могли бы приехать сюда на несколько часов в конце недели?

Беренджер помолчал.

- Я смогу кое-что показать вам, - добавил Грин. - Это лучше, чем рассказывать.

- Да, - сказал Беренджер. - Спасибо за приглашение, доктор. Я приеду!

В университете со времени первого приезда Беренджера ничего не изменилось, только у доктора Грина был озабоченный вид. Он отворил дверь в темную лабораторию, - включил свет, пропустил Беренджера и запер за ним дверь. Они прошли через лабораторию и, поднявшись на несколько ступеней, попали в примыкавшую к ней маленькую комнатку. Там на лабораторном столе стоял огромный глиняный горшок, покрытый коричневой глазурью. Грин запер за собой дверь и поднял крышку.

- Смотрите сами.

Беренджер увидел серо-коричневую жижу, похожую на патоку.

- Так вот что получается, когда вы добавляете слишком много катализатора?

- При очень большой дозе, - сказал Грин. - Здесь литр на литр почвы.

- Так, - сказал Беренджер. - Значит, вначале тут было всего два литра?

- Верно.

- Но теперь здесь гораздо больше.

Грин уныло кивнул.

- Мы добавили необработанной земли.

- И что вышло?

- Сами видите.

Беренджер посмотрел на жижу.

- Вы хотите сказать, что та, первая грязь превратила в грязь остальную землю?

- Да, нечто в этом роде.

- А если мы добавим еще земли?

- Нужно попробовать - заранее сказать нельзя.

- А эта штука чем-нибудь отличается от того, что было сначала, от смеси литра земли с литром катализатора?

- Ее просто больше, вот и все.

Беренджер подумал и с трудом подавил желание выругаться.

- Представим себе, - осторожно сказал он, - что фермер нес посудину с катализатором и разлил его. Получится топь?

- Очевидно.

- И что же ему делать?

- Это серьезная проблема.

- А если он соберет эту жижу, ну, скажем, в бочку, и затем разбросает по полю?

- Нет, - ответил доктор Грин, замявшись. - Боюсь, что этого делать нельзя.

- Почему?

- Реакция очень сложна, честно говоря, я не могу сказать, что произойдет. Обычная концентрация катализатора в почве ничтожна. А если она велика, с ним самим происходят какие-то изменения. И получается... вот это. Если такую смесь разбросать по полю, страшно подумать, что может получиться.

- А если вносить ее в распыленном виде?

- Ну, если при этом разрушится химическое соединение, реакция, конечно, не пойдет дальше. Но каждая мельчайшая частица смеси останется тем же веществом. Не катализатором, а новым веществом, которое образовалось из концентрированного катализатора и почвы. Насколько я могу судить, процесс будет продолжаться. И ускоряться.

- Значит, этого вещества станет больше? Целое поле?

Грин заколебался.

- Боюсь, что да.

- А потом это перекинется на соседние поля?

Грин беспомощно пожал плечами.

- Мы пробовали добавлять землю, и результат перед вами. А мы ее даже не перемешивали - просто добавляли.

- А сколько времени это занимает?

- Здесь реакции заканчивались минут через сорок.

- Значит, топь будет распространяться?

- Очевидно.

- А где она остановится?

- Не знаю.

Беренджер перевел дух. Его не оставляла тревожная мысль, что катализатор где-то выпускается и сейчас. Его, конечно, грузят на машины, перевозят, разгружают, везут на кораблях, возможно, уже выгружают где-нибудь в морском порту. Он почувствовал, что необходимо что-то немедленно сделать. Куда-то позвонить, пробиться к властям. Дорога каждая секунда.

- Что же вы предприняли?

Грин покачал головой.

- Ничего подобного мне и в голову не приходило. Этот эксперимент придумал один мой дипломник. Я очень рассердился, когда узнал о таком грубом опыте. Его поставить-то стало можно, только когда началось массовое производство катализатора. Раньше он обошелся бы слишком дорого. Когда я наконец понял, что все это может означать, я попытался объяснить ситуацию президенту.

- Президенту Соединенных Штатов?

- Нет, президенту университетского совета. Он решил, что я переутомился, и не принял мои слова всерьез. Я написал письмо главе корпорации, выпускающей катализатор, и получил ответ, что они принимают все меры предосторожности при транспортировке катализатора и еще раз поздравляют меня с его открытием. Понемногу я начал думать - а вдруг я и в самом деле переутомился? Я запер эту лабораторию и постарался о ней не думать.

Беренджер заметил, что и он сам тоже успокаивается.

Да, любая попытка сообщить властям о создавшемся положении должна быть очень осторожной, иначе и его, Беренджера, пошлют лечиться.

Но чтобы сделать все осторожно, нужно время. Пока он будет осторожничать, грузовики, поезда, корабли продолжат свое движение, увеличивая вероятность катастрофы.

- Вам тоже кажется, что дело плохо? - спросил Грин дрогнувшим голосом.

- Представьте себе, что где-то прольют катализатор. Появится топь. Мелкие животные разнесут катализатор по округе. А на ботинках автомобилистов комья грязи за какой-нибудь час могут проделать сорок миль. Сколько времени понадобится на то, чтобы провести полное лабораторное исследование, проверить результаты, выяснить, как ведет себя это вещество, если его мельчайшие частицы внести в сравнительно большое количество земли, как оно реагирует на химикаты, как влияют на него тепло, холод и прочее?

Грин покачал головой.

- Генерал, на такую работу потребуется несколько лет. Но я могу собрать своих лучших дипломников и получить приблизительные данные за восемь-десять часов.

Беренджер поднялся.

- Хорошо. Я сейчас же принимаюсь за дело, а там посмотрим.

Следующие восемь часов Беренджер провел в переговорах по междугородному телефону и беспокойных подсчетах. Он установил, что катализатор уже хранится на складах и в магазинах во всех уголках США. Восемь кораблей, груженных изрядным его количеством, направлялись к портам Европы, Азии, Африки и Южной Америки. Первый из этих кораблей должен был пришвартоваться в Лондоне через 12 часов. Никакого законного способа остановить погрузку и продажу как будто не существовало.

Когда эти восемь часов прошли, ему позвонил доктор Грин.

- Было бы очень хорошо, если бы вы сейчас же зашли в лабораторию.

Грин встретил Беренджера у входа, впустил его и запер дверь. У одного из длинных столов стояли три бледных молодых человека в белых халатах. Грин приступил к церемонии знакомства, но Беренджер перебил его:

- Что вы узнали?

- Результат перед вами, - сказал Грин и показал на несколько чашек, стоявших на столе. - Мы брали разные соотношения смеси и почвы, в одних случаях перемешивали их друг с другом, в иных - нет.

В каждой из стеклянных чашек была та же самая серо-коричневая жижа, которую Беренджер уже видел.

- Хуже того, - продолжал Грин, - мы разбавили катализатор водопроводной водой и полили землю. Смотрите - она изменилась точно так же, только немного медленнее.

Беренджер почувствовал, что его грудь стиснул железный обруч.

- А что на эту смесь действует?

Грин пожал плечами, откупорил пузырек с серной кислотой и осторожно полил ею жижу в одной из чашек. Жижа только вздулась с легким шипением. В другую чашку Грин подлил раствора едкого натра. Серо-коричневая масса слегка осела и потрескалась, а раствор остался стоять лужей на ее поверхности.

- А как насчет тепла и холода?

- Холод не действует никак. А при высокой температуре процесс идет в обратном направлении.

- Вы в этом уверены?

Вместо ответа Грин зажег горелку и направил пламя на поверхность одной из чашек. Вскоре серый цвет перешел в обычную окраску земли. Грин убрал горелку. Постепенно вещество снова посерело.

- Это потому, - объяснил Грин, - что сейчас нагрелся только верхний слой. Если вещество прокаливать в печи, обратного превращения не происходит.

Студенты стояли вокруг, потупив глаза, как будто их поймали на месте преступления.

- Нужно прекратить отгрузку, - сказал Грин.

Беренджер покачал головой.

- Я не имею на это полномочий.

- Обратитесь к тем, кто имеет. Почему вы не можете пойти прямо к президенту?

- По той же самой причине, по которой вы не можете просто пойти и убедить президента вашего собственного университетского совета. Чтобы от главы государства был какой-нибудь толк, он не должен слушать паникеров и ненормальных. Если кто-нибудь попытается попасть к президенту с этим делом, его выгонят в шею.

- Но ведь должны же мы что-нибудь сделать! - в отчаянии воскликнул Грин.

- Дайте-ка мне еще раз взглянуть на тот самый, первый образец, подумав, сказал Беренджер.

- Но зачем... - начал было Грин и умолк, поймав взгляд Беренджера, провел его в маленькую комнату и запер за собой дверь. - Вы хотели поговорить со мной наедине? Что вы придумали?

- Что будет, если мы сейчас разнесем эту грязь по университетскому городку?

Грин поперхнулся.

- Начнется реакция. Через некоторое время она охватит всю территорию.

- Сколько времени для этого понадобится?

- Зависит от того, насколько мелкий мы возьмем порошок. Но что толку?..

- Мы сможем превратить городок в море грязи?

- Да, - ответил Грин. - Но, генерал, этого нельзя делать!

- Ну, ладно, - сказал Беренджер, присел на табуретку и взглянул на часы. - Первый пароход пришвартуется в Лондоне примерно через три часа и пятьдесят четыре минуты. Мы можем решать проблему не спеша и рисковать всемирной катастрофой. Или же рискнуть здесь и сейчас!

Грин опустил глаза и тихо произнес:

- А как мы сможем это остановить?

- Если высокая температура действует, сможем, - мрачно ответил Беренджер. Грин кивнул.

- Понимаю.

В 4 часа утра Беренджер поднял по тревоге парашютные войска. В 5:00 он смог соединиться с начальником генерального штаба. Тот сначала слушал его, потом стал орать, но умолк и выслушал до конца.

К 5:30 люди были эвакуированы из всех зданий университета. В серых предрассветных сумерках сверкали огни фар. Полиция с трудом сдерживала репортеров, толпившихся на краю лужи, которая неуклонно расширялась, К 6:30 парашютисты перекрыли дороги. Слышался грохот - это рушились здания, когда под их фундаментами размягчалась земля. В 7:00 обо всем было доложено президенту, который возмутился и послал адъютантов прекратить это безобразие.

В 8:00 адъютанты вернулись к президенту с фотографиями, показаниями очевидцев и заявлением доктора Грина. Парашютисты докладывали, что пораженная зона расширяется со скоростью трех футов в час. На полях рапорта кто-то подсчитал карандашом, что это означает 72 фута в сутки. Генерал-лейтенант Лайелл Беренджер случайно, к счастью, оказавшийся на месте событий, в своем рапорте указывал, что движение транспорта через грязь невозможно, подчеркивал опасность возникновения новых очагов, неизбежность паники, обращал внимание на возможный политический резонанс от продажи за рубеж подобных химикатов и считал со всех точек зрения желательным принять немедленные решительные меры. Президент просмотрел фотографии и рапорты, пробежал список пароходов, груженных катализатором, еще раз перечитал рекомендации Беренджера и поглядел на начальника генерального штаба.

- Беренджеру можно верить?

- Мы всегда считали, что да.

В 8:34 было направлено срочное послание премьер-министру Англии. В 8:55 английские воинские части наперегонки с полицией неслись в лондонский порт.

К 9:00 были отданы распоряжения всем судам, находившимся в море, и военные корабли США бросились в погоню за одним из них, отказавшимся изменить курс.

В 9:25 Федеральное бюро расследований направило своих агентов по следам мелких партий катализатора.

В 9:40 в Чикаго началась паника. Она была вызвана сообщением перепуганного радиокомментатора о том, что "из штата Айова идет волна аннигиляции, распространяющаяся со сверхзвуковой скоростью".

К 9:55 войска и полиция закончили эвакуацию университета и прилегающей местности. Сообщения о грозящей опасности были направлены в столицы государств - членов НАТО, Москву и Токио.

10:00. Президент обратился по радио с посланием к нации. В этот момент первый бомбардировщик уже поднялся в воздух. Когда президент кончал свое выступление, ему сунули в руку записку. Он пробежал ее и объявил, что университет и его окрестности уничтожены взрывом водородной бомбы, который должен прекратить действие катализатора.

В 11:00 возбуждение в Пентагоне немного улеглось. Начальник генерального штаба долго расспрашивал Беренджера, а потом, устремив взгляд в пространство, заметил:

- Значит, теперь мы можем, если захотим, капнуть где угодно этой грязи, и через восемь часов там будет двадцатичетырехфутовая лужа. Это может доставить некоторые неприятности, особенно при растянутых коммуникациях, а?

- Да, сэр, - ответил Беренджер. - Но они могут ответить тем же.

- Я просто попытался представить, каково им будет. И потом, они еще не знают, что могут ответить тем же...

Несколько недель спустя Беренджер снова беседовал с сенатором Вейлом.

- Знаете, Беренджер, вся эта история как будто доказывает, что вы были неправы. Ведь все кончилось благополучно. Мы по-прежнему соревнуемся с русскими и, по-моему, несемся вперед так же быстро, как и раньше. Я думал, что Такое падение на дистанции положит конец гонке, но этого не случилось.

Беренджер усмехнулся и покачал головой.

- Боюсь, мне не удастся убедить вас. Но одно вы должны признать.

- Что же?

- Можно пойти и на риск, если это необходимо, но нужно называть вещи своими именами. Вы неправильно назвали всю эту историю.

- Что вы имеете в виду? - нахмурился Вейл.

- Вы сказали, что это было падение, - ответил Беренджер. - Нет. Это мы просто чуть-чуть споткнулись...