"Западня" - читать интересную книгу автора (Эхерн Джерри)Глава двадцать четвертаяДэвид очнулся. Ему было тепло и приятно. Он лежал в кровати и был укрыт легким одеялом. Комнату ярко освещал солнечный свет, проникающий сквозь прозрачные шторы. Он приподнялся, чувствуя боль в затекших мышцах, и отбросил одеяло. Грудь, живот и пах покрывали синяки и кровоподтеки. Язык распух и еле ворочался во рту. Он произнес несколько слов, чтобы убедиться, что может разговаривать. Это получилось, но с трудом. Он медленно опустил ноги на пол и потихоньку встал с постели. Живот свело судорогами, и он едва не упал на колени, но справился со спазмами и сумел выпрямиться, придерживаясь за кровать. Дэвид отдышался и обвел взглядом комнату. На стуле висела одежда. Чистая и размер подходящий. На прикроватном столике – его «Ролекс». Он потянулся и надел часы на руку. Судя по календарику на циферблате, он выпал из жизни на целых четыре дня. Пачка сигарет и зажигалка. Холден открыл непочатый «Винстон», закурил и закашлялся. Затем мелкими шажками подошел к окну и выглянул в него. Внизу – залитый солнцем маленький садик с необычными яркими цветами. За ним – широкая лужайка с растущим по периметру густым, аккуратно подстриженным кустарником. Далее – высокий забор. Дэвид повернулся и направился к двери, чувствуя легкое головокружение от сигаретного дыма. Повернул ручку – она, к удивлению, подалась, и дверь раскрылась. Он выглянул в коридор – недалеко от двери стоял стол, за которым никого не было, но на нем находилась ваза со свежесрезанным букетом. Холден захлопнул дверь, прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти события последних дней. Пытки. На теле еще были свежи их следы. Больше всего болели мышцы живота от побоев, а кожа приобрела синюшный цвет. Он заметил небольшую дверь в противоположной стене комнаты и направился к ней. Нащупав за дверью выключатель, щелкнул им. Ванная. Дэвид поднял крышку унитаза, бросил в него окурок и спустил воду. Подошел к зеркалу, потер ладонью отросшую щетину и решил побриться обнаруженным здесь же одноразовым станочком. Потом почистил зубы новенькой зубной щеткой и улыбнулся. Жизнь потихоньку становилась не такой уж бессмысленной, как он думал вначале. Рядом с ванной висели большие свежие полотенца, на полочках стояли пластиковые бутылки с шампунем и красочные упаковки с мылом. Холден набрал полную ванную теплой воды и с удовольствием полежал в ней, с содроганием вспомнив о холодной купели с кусками льда, в которую его окунали не так давно. Когда он вытащил из ванной пробку и стал вытираться, то понял, что что-то не так. Что привлекло его внимание? Он задумчиво посмотрел на засасываемую в сливное отверстие ванной воду. Она закручивалась совсем не в ту сторону, как обычно. Значит, он находится ниже экватора, где-то в южном полушарии… Серилья был уверен, что его телефоны прослушиваются, поэтому решил воспользоваться одним из таксофонов в фойе здания Гувера. Водитель ждал, чтобы отвезти его в Белый дом, где в Овальном кабинете директора ФБР ожидала нелицеприятная беседа с Романом Маковски. У Серильи еще оставался в распоряжении свой старый кабинет и несколько помощников, но в доступе к материалам ФБР, компьютерам и личному составу ему уже было отказано. – Подожди меня в машине, – бросил он помощнику, тот кивнул и отошел от телефона, но Серилья заметил, что он оглядывается через плечо. Конечно, этот уже работает на Маковски. Он снял трубку, набрал номер и бросил в аппарат несколько монеток. – Миссис Пэрриш, ваш муж дома? – Извините, кто говорит? – Я звоню по очень срочному делу. Пожалуйста, пусть он возьмет трубку как можно быстрее! Если люди Маковски узнают о Пэррише, то несдобровать им обоим. – Кто говорит? – раздался в трубке мужской голос. – Неважно. Передайте своим друзьям номер телефона и адрес, которые я вам сейчас продиктую. Ручка есть? – Одну секунду. А кто вы? – Слушайте внимательно. Он разборчиво продиктовал адрес и номер, поглядывая на оторванный листок календаря, где они были записаны. – Да кто говорит, в самом деле? – опять спросил Лем, после того как Серилья убедился, что все записано правильно. Ничего не ответив, Рудольф повесил трубку, вытащил зажигалку и поджег листок календаря. Он держал его до последнего мгновения, пока на мраморный пол не упал кусочек пепла. От черного «Кадиллака» на него пристально смотрели сквозь стеклянную стену водитель и помощник. Но Серилье уже было все равно. – Я очень рад, мистер Серилья, что вы пришли. Он ничего не ответил. Роман Маковски откашлялся. – Я не хочу доставлять вам неприятности, и, несмотря на ваши преступные действия – иначе я их не могу назвать, – положение еще можно спасти, если вы нам поможете. Вы соглашаетесь сотрудничать с нами, я сейчас же включаю магнитофон, и вы нам рассказываете все, что знаете об этих ненормальных экстремистах, которые называют себя «Патриотами». Вы готовы начать? – Нет, мистер Маковски. Тот странно посмотрел на него. – Вы даже отказываетесь называть меня, как того требует протокол? – Я мог бы назвать вас разными именами, как вы того заслуживаете, но не стану делать этого из-за уважения к посту, который вы занимаете волей слепого случая. Президент еще жив. Для меня не является достойным поступком с вашей стороны то, что вы пытаетесь разогнать старую администрацию при живом президенте. – Серилья, не надо обманывать себя – он не выживет, и мы оба знаем это. А если и останется жить, то превратится в беспомощное существо, в растение. Он получил такие серьезные увечья, когда «Харриер» упал, что врачи не могут даже понять, как ему удалось дожить до сих пор. А мне ваше упрямство уже надоело. Серилья поднялся с кресла. – А мне надоели вы. Вы можете до посинения заставлять меня подать в отставку, но пока жив тот человек, за чьим столом вы сидите, черта с два вам это удастся. Вы хотите превратить мою страну в то, чем она не хочет становиться. Вы можете придумывать сколько угодно законов и проводить их через угодный вам Конгресс, но никогда вам не удастся сломить волю американского народа к свободе и поставить его на колени. Он повернулся и твердым шагом направился к выходу из Овального кабинета. За спиной раздались слова Маковски: – Значит, пришел конец твоей карьере, идиот. Серилья взялся за ручку и на мгновение оглянулся. – Я тебя еще не отпускал! – рявкнул новоиспеченный президент. – Назад! Серилья засмеялся, вышел и хлопнул дверью. Дэвид медленно спускался по лестнице, с усилием передвигая ноги в туфлях, которые, однако, были легкими и, видимо, дорогими. Одежда тоже оказалась удобной и выглядела недешевой. Таким же был и дом, в который он попал. Вдоль коридора и лестницы тянулась толстая и мягкая ковровая дорожка, расшитая восточными узорами, а на лестничной площадке лежал такой же ковер ручной работы. В углу стояла высокая ваза тончайшего фарфора с цветами. Огромная люстра, свисающая с потолка в холле, в который выходил коридор, была явно из натурального хрусталя. Он преодолел еще несколько ступенек и остановился, чтобы немного передохнуть. – Холден! Вы меня удивляете. Я и не думал, что вы сможете подняться сегодня… Дэвид повернулся в ту сторону, откуда неожиданно послышался голос, говорящий по-английски с небольшим испанским акцентом, словно в каком-нибудь старом кинофильме. Его владелец оказался невысоким худым человеком, чуть толще сигары, которая торчала изо рта незнакомца. Он вышел из дверей комнаты, похожей на библиотеку, и быстро приблизился к Холдену, не переставая улыбаться. – Отлично! Обопритесь на меня. Вас еще шатает. – Живот очень болит, – выговорил Холден. И это было правдой. – Понимаю, понимаю, – закивал тот. – После всего, что вам довелось пережить, вы должны благодарить только свою железную волю и физическую выносливость за то, что оклемались так быстро. – Он вынул сигару изо рта. – Позвольте представиться, я – Хуан Эмилиано Ортега де Васкес. Можете называть меня любым из этих имен. И он усмехнулся. – Где я? – пристально взглянул на него Дэвид. – И что это все значит, черт побери? – Давайте удалимся в библиотеку, я угощу вас кофе, и мы обо всем поговорим, – ворковал Ортега, поддерживая его под руку. – Я хочу, чтобы вам понравилось пребывание у нас. – Не надо тратить зря время… – Por favor[2]! – перебил его тот. – Выслушайте меня, сеньор. Холден чувствовал себя чересчур уставшим, чтобы продолжать спор. Они вошли в библиотеку, и он осмотрелся по сторонам. Стены, высотой футов в двенадцать, были уставлены от пола до потолка книгами в роскошных кожаных переплетах. В центре просторного помещения, находился широкий письменный стол, обшитый спереди и по бокам кожей. За ним поток солнечного света врывался в высокие окна с распахнутыми тяжелыми шторами золотистого цвета. Напротив стола стояло кресло из светлой кожи, к которому Ортега и подвел Дэвида. Тот опустился на мягкие подушки, но болевые спазмы в животе не отпускали. – Если хотите, сеньор, я могу вам дать обезболивающие таблетки. Холден взглянул на радушного хозяина – или кем там он был – и облизал пересохшие губы. – Нет, спасибо, не надо. Ортега улыбнулся и уселся за столом на стул с высокой резной спинкой. – Давайте сразу поговорим о деле. Вы знаете, где сейчас находитесь? – Где-то к югу от экватора, возможно, в Латинской Америке. Судя по вашему испанскому, а не португальскому акценту, – явно не в Бразилии. Принимая во внимание политические симпатии ваших друзей, число стран уменьшается. – Bueno[3]! – засмеялся Ортега и захлопал в ладоши. – Больше вам пока и не надо знать. А как вы угадали, что находитесь к югу от экватора? – По воде в ванной. Она закручивается не в ту сторону, как у меня дома. – Вот это да! – Ортега был по настоящему удивлен. – Вы чрезвычайно сообразительны, сеньор. Ну что же, потому мы и вывезли вас из Штатов, вырвав из рядов «Патриотов», что вы ценны для нас. Но не забывайте и сами о себе. Скажите мне, что вы предпочитаете – чистую постель, заботливый уход, свободу гулять, где заблагорассудится, или процедуры, с которыми вас познакомил товарищ Борзой? Холден достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. – Глупый вопрос и глупые обещания. Я не свободен здесь. Разве мне разрешат выйти из дома и гулять, например, в саду? – Конечно, сеньор, как только вы почувствуете себя лучше. – И можно будет выходить за забор? Ортега усмехнулся и экспансивно замахал рукой. – Пока – нет. Ваш мир будет здесь, внутри. Но, уверяю вас, этот мир – очень приятный, вы сами скоро убедитесь в этом. – Ладно, посмотрим. Что вы от меня хотите? – Сначала – чтобы вы поправились. Затем я хочу, чтобы вы откровенно рассказали мне все, что знаете о «Патриотах», – имена, адреса и остальное. О Федеральном Бюро Расследований и о его директоре, Рудольфе Серилье. О всем том, что может представлять ценность для меня и других товарищей. После этого у вас будет выбор – мы предлагаем вам остаться почетным пленником до того времени, пока «Фронт» не одержит окончательную победу и не придет к власти в США, после чего вы получите полную свободу. Более того, вы можете помочь нам быстрее победить, если согласитесь выступать в телепрограммах для народа Америки и рассказывать им правду об эксплуататорах. Если же вы будете упрямиться и не захотите сотрудничать с нами, то в этом случае никакого выбора у вас не будет… В первый раз в его благодушном голосе прозвучали угрожающие нотки. – Можно пару вопросов? – спросил Дэвид. – Пожалуйста, – снова заулыбался тот. – Скажите мне, если я попал в банду самодовольных товарищей, которые руководят «Фронтом», то как так получилось, что я сейчас не на Кубе? И еще – если Борзой командует всеми террористами Америки, то кто командует им самим? Ортега ничего не ответил. После кофе, который оказался чрезвычайно крепким и вкусным, Холден ушел в свою комнату, отказавшись от помощи Ортеги. Он открыл дверь и замер на пороге. В комнате находилась очень красивая девушка, типичная латиноамериканка. Ее густые черные волосы тяжелыми волнами опускались на голые плечи, стройную фигурку плотно облегали белая открытая блузка и цветастая юбка. Она сидела на кровати Дэвида, которую, видимо, только что заправила. – Я вас слушаю, – обратился он к ней. – Нет, это я вас слушаю, – улыбнулась она в ответ. – Мне сказали, что вам нужна помощь… – Какая помощь? – шагнул он к девушке. – Ну, я знаю, что вас ужасно пытали и вы можете беспокоиться по поводу своего здоровья, – она замолчала, не закончив двусмысленного предложения. – Вы имеете в виду, работает ли мой… – Да, – не дала она ему договорить. – Спасибо, что вы так волнуетесь о моем здоровье, – шутливо поклонился ей Холден, – и что согласились на такую проверку. Как вас зовут? – Мария. – Наверное, у латиноамериканок нет других имен. Вы пришли сюда по просьбе сеньора Ортеги? Он хочет показать, как мне будет хорошо, если я соглашусь сотрудничать с ним? – Я и сама постараюсь сделать так, чтобы вам было хорошо. И Мария – если это было ее настоящее имя – засмеялась. Холден скривился от боли в мышцах живота, пересек комнату и присел на кровать рядом с девушкой. – Что делает такая красавица в компании этих сволочей? – спросил он, чтобы поддержать беседу. Она молча усмехнулась, пристально посмотрела на него, но ничего не ответила. – Я очень признателен, Мария, за твое предложение, но, честное слово, живот так болит, что о том, что ниже, я пока и не вспоминаю. – Врач говорит, что вы выздоровеете. – Вот и хорошо. Сеньор Ортега утверждает то же. – Вы думаете, что у меня какая-нибудь нехорошая болезнь? Не бойтесь, меня недавно проверяли, со мной вам ничего не грозит… – Вот в этом я сильно сомневаюсь, – честно ответил ей Дэвид. |
||
|