"Часовые Запада" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)Глава 2У волшебника Белгарата было множество мелких недостатков. Он недолюбливал физический труд и слишком уж любил темный эль. Временами он небрежно обращался с истиной и с полнейшим безразличием относился к щекотливым вопросам владения собственностью. Он не гнушался общества дам сомнительной репутации, а употребляемые им слова и выражения нередко могли заставить покраснеть кого угодно. Волшебница Полгара была женщиной невероятно целеустремленной, и на протяжении нескольких тысяч лет она пыталась изменить своего бродягу-отца, но без ощутимого успеха. Тем не менее она с упорством продолжала эту неравную борьбу, ожесточенно сражаясь с его дурными привычками. Она с сожалением сдала позиции относительно его лени и неряшливости. Скрепя сердце отступила перед ложью и сквернословием. Но она продолжала непреклонно противостоять пьянству, воровству и разврату, считая эти пороки самым чудовищным и отвратительным, что только может быть в человеке. Поскольку Белгарат отложил свое возвращение в башню до следующей весны, Эрранд имел возможность быть непосредственным свидетелем тех бесконечных и невероятно увлекательных для стороннего наблюдателя столкновений между отцом и дочерью, которыми они заполняли свое свободное время. От язвительных замечаний Полгары о том, что этот лентяй без дела слоняется по кухне, крадет тепло из очага и эль из ее запасов, Белгарат уклонялся с мастерством, которое, как видно, шлифовалось веками. Но Эрранд понимал, что стоит за этими едкими замечаниями и легкомысленными отговорками. Между Белгаратом и его дочерью существовали тесные узы любви и взаимоуважения, которые они считали необходимым скрывать под маской постоянных раздоров и словесных перепалок. Возможно, Полгара и предпочла бы иметь более безгрешного отца, но ничто не могло изменить ее истинных чувств к нему. Ни для кого не было секретом, почему Белгарат остался на зиму в доме Поледры вместе с дочерью и зятем. Хотя ни один из них не проронил об этом ни слова, все знали, что нужно изменить воспоминания старика об этом доме — не стереть, конечно, потому что никакая сила на земле не могла изгладить память о его жене, а слегка изменить, чтобы дом с черепичной крышей напоминал старику о счастливых часах, проведенных здесь, а не только о том черном дне, когда он, вернувшись, увидел, что его возлюбленная Поледра мертва. Когда после недели теплых дождей снег сошел и небо снова засияло голубизной, Белгарат наконец решил, что настало время продолжить прерванное путешествие. — У меня, собственно, нет никаких срочных дел, — признался он, — но мне бы хотелось заглянуть к Белдину и близнецам, а потом, наверное, пора наведаться в свою башню и немного там прибраться. А то я совсем ее запустил за последние несколько сотен лет. — Если хочешь, мы поедем с тобой, — предложила Полгара. — В конце концов, ты же помог нам с домом, прямо скажем, без особого энтузиазма, но помог. Справедливо будет, если мы поможем тебе навести порядок в башне. — Спасибо за предложение, Пол, — решительно отказался он, — но на мой вкус твоя манера прибираться чересчур радикальна. То, что может когда-нибудь потом понадобиться, после твоей уборки оказывается в мусорной куче. Если в центре комнаты есть хоть немного свободного пространства, я считаю ее чистой. — Ах, папа, — рассмеялась она, — ты неисправим. — Конечно, — ответил он и задумчиво поглядел на Эрранда, который молча завтракал. — Но если можно, я возьму с собой мальчика. Полгара окинула отца быстрым взглядом. Белгарат пожал плечами. — Он составит мне компанию, да и смена обстановки пойдет ему на пользу. Кроме того, тебе и Дарнику еще ни дня не удалось остаться вдвоем после свадьбы. Если хочешь, считай это моим запоздалым подарком. Она внимательно посмотрела на него. — Спасибо, отец, — просто сказала она, и глаза ее сразу потеплели и наполнились любовью. Белгарат отвел взгляд в сторону, словно эта невысказанная нежность привела его в смущение. — Тебе нужны твои вещи? В смысле, из башни. Ты там время от времени оставляла всякие сундуки и коробки, и за эти годы много всего накопилось. — Да, отец, это было бы здорово. — Я хочу освободить место, которое они занимают, — сказал он, ухмыльнувшись. — Ты, главное, присматривай за мальчиком, хорошо? Я-то знаю, что ты иногда бываешь рассеян, когда бродишь по своей башне. — Ему будет хорошо у меня, Пол, — заверил ее старик. Итак, на следующее утро Белгарат сел верхом на лошадь, а позади него Дарник подсадил Эрранда. — Через несколько недель я привезу его домой, — сказал Белгарат. — Или по крайней мере в середине лета. — Наклонившись, он пожал Дарнику руку и направил свою застоявшуюся кобылу в сторону юга. Все еще было прохладно, хотя раннее весеннее солнышко светило очень ярко. В воздухе носились едва уловимые запахи пробуждающейся природы, и по мере продвижения по Долине Эрранд все явственнее чувствовал незримое присутствие Алдура. Здесь, в Долине, присутствие бога Алдура выражалось не в виде неясного духовного проникновения, а гораздо острее, на грани физических ощущений. Они неторопливо ехали по Долине, пробираясь сквозь высокую, побуревшую после зимы траву. На открытом пространстве кое-где виднелись отдельно стоящие толстые разлапистые деревья, простирая свои руки-ветви с набухшими почками к теплому солнышку. — Ну что, малыш? — заговорил Белгарат, когда они проехали около мили. — Где же башни? — спросил Эрранд. — Немного подальше. А что тебе известно про башни? — Вы с Полгарой говорили о них. — Нехорошо подслушивать, Эрранд. — Это была личная беседа? — Да нет, вряд ли. — Тогда разве я подслушивал? Белгарат резко обернулся и через плечо поглядел на мальчугана. — Для твоего возраста достаточно тонкое умозаключение. Как ты к нему пришел? Эрранд пожал плечами. — Это оно ко мне пришло. Они всегда так пасутся? — Он указал на небольшое стадо красновато-коричневых оленей, мирно жевавших прошлогоднюю траву неподалеку от них. — Сколько себя помню, они всегда так паслись. В присутствии Алдура звери друг друга не трогают. Они проехали мимо двух изящных башен, соединенных между собой легким, почти воздушным горбатым мостиком, и Белгарат рассказал мальчику, что здесь живут Белтира и Белкира, колдуньи-близнецы, чьи разумы так тесно связаны друг с другом, что одна из них обычно начинает, а другая договаривает фразу. Вскоре на их пути показалась еще одна башня, выстроенная из такого прекрасного, нежно-розового, сверкающего на солнце кварца, что казалась чудесной драгоценностью. Эта башня, сказал ему Белгарат, принадлежит горбуну Белдину, который намеренно окружил свое собственное уродство перехватывающей дыхание красотой. Наконец они добрались до башни самого Белгарата, приземистой и практичной. — Ну вот, — сказал старик, спешиваясь, — мы и приехали. Пойдем наверх. Комната на самом верху башни была большой, круглой и ужасно захламленной. Оглядев ее, Белгарат заметно упал духом. — На это уйдет уйма времени, — прошептал он. Внимание Эрранда привлекли очень многие вещи, находившиеся в комнате, но он знал, что сейчас Белгарат не в том настроении, чтобы ему что-либо показывать или объяснять. Он разглядел, где находится очаг, нашел потемневший медный совок и короткую метлу и опустился на колени перед темной от сажи нишей. — Что ты делаешь? — спросил Белгарат. — Дарник говорит, что первое, что нужно сделать на новом месте, это развести огонь. — Ах, он так говорит? — Обычно это несложная работа, но надо же с чего-то начать, а как только начнешь, то кажется, что не так уж много осталось сделать. Дарник знает толк в таких делах. У тебя есть что-нибудь вроде мусорного ведра? — Ты серьезно собрался расчистить очаг? — Ну, если ты не будешь очень возражать. Он ведь совсем зарос грязью, как по-твоему? Белгарат вздохнул. — Пол и Дарник уже успели тебя изрядно испортить, мой мальчик, — сказал он. — Я пытался тебя спасти, но дурное влияние, в конце концов, всегда побеждает. — Думаю, ты прав, — согласился Эрранд. — Так где, ты сказал, ведро? К вечеру они расчистили полукруглое пространство перед очагом и нашли в груде хлама пару диванов, несколько стульев и приземистый стол. — Послушай, может, у тебя найдется чего-нибудь перекусить? — произнес Эрранд. Его желудок говорил ему, что приближается время ужина. Белгарат поднял голову от пергаментного свитка, который только что выудил из-под дивана. — Что? — спросил он. — Ах да, конечно. Я чуть не забыл. Мы идем в гости к близнецам. У них сейчас наверняка готовится что-нибудь вкусненькое. — А они знают, что мы придем? Белгарат пожал плечами. — Это не имеет значения, Эрранд. Ты должен усвоить, что друзья и близкие для того и созданы, чтобы неожиданно сваливаться им на головы. Это одно из основных правил: если хочешь прожить жизнь не перенапрягаясь, то, когда во всем остальном разлад, ищи поддержки у друзей и родных. Близнецы-колдуньи, Белтира и Белкира, увидев их, были вне себя от радости, а «что-нибудь вкусненькое» оказалось аппетитным тушеным мясом, которое оказалось ничуть не хуже того, что готовилось на кухне у Полгары. Когда Эрранд сказал об этом, Белгарат удивленно поднял брови. — А кто, по-твоему, научил ее готовить? — спросил он. Прошло еще несколько дней, уборка в башне продвинулась настолько, что можно было впервые за десяток столетий начать отскребать пол. И тут наконец к ним заглянул Белдин. — Чем занимаешься, Белгарат? — спросил горбун. Белдин был очень низкого роста, одет в потрепанные обноски и скрючен, как старый дубовый пень. Из его спутанной бороды и волос во все стороны торчали прутики и солома. — Так, слегка прибираюсь, — немного смутившись, ответил Белгарат. — Чего ради? — спросил Белдин. — Все же снова запачкается. — Он взглянул на наваленные у стены столетней давности кости. — Что тебе действительно пора сделать, так это пополнить запасы провизии. — Ты явился сюда, чтобы давать указания? — Я увидел дым из трубы и решил проверить, есть ли здесь кто-нибудь, или просто загорелся мусор. Эрранд знал, что Белгарат и Белдин нежно привязаны друг к другу и что такие шуточки — их излюбленный стиль беседы. Он слушал, продолжая свою работу. — Хочешь эля? — предложил Белгарат. — Если ты сам варил его, то нет, — немедленно отреагировал Белдин. — Хотя тебе пора бы уже научиться варить приличный эль, раз ты его так много пьешь. — Но последняя бочка была совсем недурна, — возразил Белгарат. — Помои и то вкуснее. — Не беспокойся. Этот эль я взял у близнецов. — А они знают, что ты его взял? — А какая разница? У нас все равно все общее. Белдин поднял мохнатую бровь. — Они делятся с тобой едой и питьем, а ты с ними — голодом и жаждой. У вас действительно все общее. — Разумеется. — Белгарат, болезненно поморщившись, обернулся к Эрранду. — Послушай, — сказал он, — ты что, уже не можешь остановиться? Эрранд поднял голову от каменных плит, с которых усердно соскребал грязь. — Тебе что-то мешает? — спросил он. — Конечно, мешает. Разве ты не знаешь, что ужасно невежливо продолжать вкалывать, когда я отдыхаю. — Я постараюсь это запомнить. Сколько ты собираешься отдыхать? — Да убери ты эту щетку, Эрранд, — приказал ему Белгарат. — Этот кусок пола уже с десяток веков в таком состоянии. День-два погоды не сделают. — Он очень похож на Белгариона, правда? — заметил Белдин, разваливаясь в кресле у огня. — Вероятно, это влияние Полгары, — согласился Белгарат, нацеживая две кружки эля. — Она портит всех, с кем встречается. Хотя я по мере сил пытаюсь устранить влияние ее предрассудков. — Он серьезно взглянул на Эрранда. — По-моему, этот будет посообразительнее Гариона, но у того больше авантюризма. К сожалению, Эрранд слишком хорошо воспитан. — Я уверен, что ты с этим легко справишься. Белгарат перелез в другое кресло и протянул ноги к огню. — Чем ты тут занимался? — спросил он горбуна. — Мы не виделись со дня свадьбы Гариона. — Я решил, что кто-нибудь должен присмотреть за ангараканцами, — ответил Белдин, яростно поскребывая у себя под мышкой. — И что?.. — Что — «что»? — Что у тебя за мерзкая привычка чесаться прилюдно! Что поделывают ангараканцы? — Мурги все еще не могут прийти в себя после смерти Таур-Ургаса, — рассмеялся Белдин. — Он полностью сошел с ума, но держал их всех в кулаке, пока Хо-Хэг не разрубил его саблей пополам. Его сын Ургит — никудышный король. Его вряд ли будут слушаться. Западные гролимы уже не способны действовать. Ктучик мертв, Торак мертв, и гролимам остается лишь смотреть на стены или плевать в потолок. По-моему, сообщество мургов на грани полного развала. — Замечательно. Я всю жизнь считал одной из своих главных задач избавить мир от мургов. — Я бы не торопился праздновать победу, — хмуро возразил Белдин. — После того как до Закета дошла весть о том, что Белгарион убил Торака, он перестал делать вид, что все ангараканцы едины, и повел своих маллорейцев на Рэк-Госку. Он от него камня на камне не оставил. Белгарат пожал плечами. — В этом городе все равно не было ничего хорошего. — Сейчас в нем еще меньше хорошего. Закет, кажется, считает, что чем больше людей распнешь и посадишь на кол, тем другие будут умнее. Он украсил этими наглядными пособиями то, что осталось от стен Рэк-Госку. Куда бы он ни отправился в Хтол-Мургосе, он всюду оставляет за собой кресты и колы. — По-моему, я способен стоически перенести известия о бедствиях мургов, — с шутливым почтением ответил Белгарат. — А по-моему, тебе следует трезво оценить ситуацию, Белгарат, — ворчливо отозвался горбун. — С мургами мы, может быть, и сами справились, но люди неспроста говорят о «бесчисленных ордах безграничной Маллореи». У Закета очень большая армия, и он контролирует большую часть портов на Восточном побережье, так что он может переправить столько войск, сколько захочет. Если ему удастся стереть мургов с лица земли, то он и его уставшие от безделья солдаты окажутся на южных подступах к нам. Закету, видимо, уже приходят в голову подобные мысли. Белгарат хмыкнул. — Когда придет время, тогда об этом и побеспокоимся. — Да, кстати, — вдруг с ироничной усмешкой произнес Белдин. — Я выяснил, что значит этот апостроф перед его именем. — Чьим именем? — Закета. Ты не поверишь, но он указывает на слово «Каль». — Каль Закет? — Белгарат недоверчиво уставился на него. — Возмутительно, правда? — хихикнул Белдин. — Как я догадываюсь, у маллорейских императоров сразу после битвы при Во-Мимбре появилось тайное желание присвоить себе этот титул, но они всегда боялись, что Торак может пробудиться и наказать их за подобные притязания. А теперь, когда он умер, очень многие маллорейцы называют своего правителя Каль Закет — по крайней мере те из них, кто хочет сохранить голову на плечах. — А что значит «Каль»? — поинтересовался Эрранд. — Это ангаракское слово, которое значит «король и бог», — объяснил Белгарат. — Пять столетий назад Торак сместил маллорейского императора и самолично повел свое войско на Запад. Все ангараканцы — мурги, надракийцы и таллы, а также маллорейцы — называли его Каль Торак. — И что произошло потом? — с любопытством спросил Эрранд. — Я хочу сказать, когда Каль Торак покорил Запад? Белгарат передернулся. — Это очень давняя история. — Но ее все равно можно рассказать, — ответил Эрранд. Белдин пронзил Белгарата острым взглядом. — Как он тебя, а? Белгарат задумчиво взглянул на Эрранда. — Ну ладно, — сказал он, — короче говоря, Каль Торак завоевал Драснию, восемь лет держал в осаде Алгарийскую крепость и прошел через Улголанд к равнинам Арендии. Западные королевства встретили его в Во-Мимбре, и он был сражен в единоборстве с Брендом, ривским сенешалем. — Но не убит. — Нет. Не убит. Бренд разрубил его голову мечом, но не убил. Торак погрузился в сон до тех пор, пока на трон в Риве не сел другой король. — Это был Белгарион, — подсказал Эрранд. — Правильно. Ты знаешь, что потом произошло. Ты сам там был. Эрранд вздохнул. — Да, — печально проговорил он. Белгарат снова обратился к Белдину. — Ну ладно, — сказал он. — И что же происходит в Маллорее? — Да почти все как всегда, — ответил Белдин, отхлебнув эля и громоподобно рыгнув. — Бюрократия — тот клей, на котором все держится. В Мельсене и Мал-Зэте по-прежнему плетутся интриги и заговоры. В Каранде, Даршиве и Гандахаре назревает восстание, а гролимы все еще боятся приблизиться к Келлю. — Значит, гролимская маллорейская церковь все еще действует? — В голосе Белгарата слышалось удивление. — Я думал, что светская власть предприняла те же шаги, что и в Мишрак-ак-Тулле. Как я понимаю, таллы уже начали жечь костры с гролимами вместо дров. — Каль Закет отдал приказания в Мал-Зэт, — объяснил ему Белдин, — и армия вмешалась, чтобы остановить кровопролитие. В конце концов, если ты объявляешь себя императором и богом, тебе нужна церковь. А Закет, видимо, думает, что сподручней использовать уже существующую. — А что об этом думает Урвон? — Урвон сейчас вообще притих. До прихода армии маллорейцы отменно развлекались, подвешивая гролимов на железных крючьях. Урвон сейчас сидит в Мал-Яске и не высовывается. Я подозреваю, что его императорское величество, Каль Закет, оставил его в живых только по недосмотру. Урвон скользкий тип, но он не дурак. — Я с ним никогда не встречался. — Ты ничего не потерял, — хмуро произнес Белдин. Он протянул кружку. — Не хочешь еще плеснуть? — Ты так у меня весь эль выпьешь, Белдин. — Тогда ты украдешь еще. Близнецы никогда не запирают двери. В общем, Урвон — ученик Торака, так же, как Ктучик и Зедар. Он, однако, не обладает ни одним из их достоинств. — У них нет никаких достоинств, — отвечал Белгарат, протягивая ему наполненную до краев кружку. — По сравнению с Урвоном есть. Он прирожденный блюдолиз и подхалим несчастный. Даже Торак его презирал. Но, подобно всем людям с этими очаровательными чертами характера, как только он немного дорвался до власти, то сделался абсолютно невменяемым. Ему мало поклонов в знак уважения; он хочет, чтобы перед ним падали ниц. — Ты его, как видно, недолюбливаешь, — заметил Белгарат. — Я терпеть не могу этого рябого ублюдка. — Рябого? — У него на лице и на руках есть абсолютно бесцветные участки кожи, видимо, у него какое-то серьезное заболевание — он весь покрыт пятнами. Меня тоже кое-кто считает уродом, но Урвон способен даже тролля напугать до смерти. В любом случае, если Каль Закет вздумает сделать гролимскую церковь государственной религией и выбить на алтарях вместо лица Торака свое, ему для начала придется иметь дело с Урвоном, а Урвон не вылезает из своей норы в Мал-Яске, со всех сторон окруженный гролимами. Закет не сможет до него добраться. Даже мне не удается к нему приблизиться. Я пытаюсь это сделать где-то раз в сто лет в надежде, что кто-нибудь из его стражи потеряет бдительность и мне посчастливится запустить ему в кишки железный крюк. Но больше всего я хотел бы повозить его мордой по раскаленным углям. Белгарата удивила злоба, которой пылал горбун. — Так это все, чем он занимается? Сидит, затаившись, в Мал-Яске? — Если бы! Урвон даже во сне плетет интриги и строит заговоры. Последние полтора года, с тех пор как Белгарион пронзил мечом Торака, Урвон только и делает, что сеет повсюду смуту, пытаясь сохранить то, что осталось от его церкви. Существуют какие-то древние полуистлевшие предсказания — гролимы называют их пророчествами — в местечке под названием Ашаба в Карандийских горах. Урвон раскопал их и теперь истолковывает по-своему. По его понятиям, они предсказывают возвращение Торака — будто бы он не умер, а воскреснет или переродится. Белгарат фыркнул. — Какая чушь! — Конечно, чушь, но он же должен был что-то предпринять. Гролимская церковь билась в конвульсиях, как обезглавленная змея, а Закет готов был всех схватить за горло, лишь бы сделать так, чтобы каждый поклон каждого ангараканца был адресован только ему. Урвон позаботился о том, чтобы почти не сохранилось копий этих ашабских пророчеств, и теперь он придумывает всякую околесицу, утверждая, что вычитал это в древней книге. Вот что, вероятно, удерживает Закета от решительных действий, а возможно, император просто переусердствовал в своем стремлении украсить каждое встречающееся ему на пути дерево одним-двумя мургами. — Тебе не трудно было передвигаться по Маллорее? Белдин оскорбленно фыркнул. — Нет, конечно. Никому не приходит в голову вглядываться в лицо калеки. Большинство людей даже не скажут, из Алорны я или Мараги. Они ничего не видят, кроме моего горба. — Он поднялся со стула, подошел к бочонку и снова наполнил кружку. — Белгарат, — с очень серьезным видом произнес он, — название Ктраг-Сардиус тебе что-нибудь говорит? — Сардиус? Ты хочешь сказать, сардоникс? Белдин пожал плечами. — Маллорейские гролимы называют это Ктраг-Сардиус. А в чем разница? — Сардоникс — это драгоценный камень оранжевого цвета с молочно-белыми прожилками. Не то чтобы он очень редкий или очень привлекательный. — Это как-то не очень согласуется с тем, что я слышал про него от маллорейцев. — Белдин нахмурился. — По тому, как они произносят слово «Ктраг-Сардиус», я понял, что это единственный в своем роде камень и что он обладает каким-то могуществом. — Какого рода могуществом? — Точно сказать не могу. Все, что я сумел понять, это то, что любой гролим в Маллорее продаст свою душу за возможность держать его в руках. — А может, это просто какой-то внутренний символ, связанный с борьбой за власть, которая там происходит? — Возможно, и так, но почему его тогда называют Ктраг-Сардиус? Помнишь, они называли Шар Алдура Ктраг-Яска? Должна же быть какая-то связь между Ктраг-Сардиусом и Ктраг-Яской, верно? А если она существует, то нам следует ее поискать. Белгарат долго глядел на него, а потом вздохнул. — Я надеялся, что после смерти Торака мы сможем немного отдохнуть. — У тебя был на это целый год, — возразил Белдин. — Еще немного — и ты совсем закиснешь. — Иногда ты бываешь просто несносным, тебе об этом говорили? Белдин, плотно сжав губы, отвратительно хмыкнул. — Да, — согласился он. — И не раз. На следующее утро Белгарат начал разбирать огромную кучу сваленных в беспорядке пергаментных свитков, пытаясь привести в систему вековой хаос. Эрранд какое-то время молча наблюдал за стариком, а потом переместился к окну. В миле от них возвышалась еще одна стройная башня, выглядевшая спокойно и безмятежно. — Можно я погуляю? — спросил он у Белгарата. — Что? Да, конечно. Только далеко не убегай. — Не убегу, — пообещал Эрранд, выходя на площадку, откуда в прохладную темноту спускалась винтовая лестница. Утреннее солнце бросало косые лучи на покрытые росой луга, а в сладковатом воздухе пели и кружились жаворонки. Бурый кролик выпрыгнул из густой травы и преспокойно уставился на Эрранда. Затем он уселся на задние лапки, а передними принялся скрести свои длинные уши. Но Эрранд вышел из башни не затем, чтобы просто поразмяться или поглядеть на кроликов. У него была определенная цель, и он решительно зашагал по зеленому росистому лугу в направлении башни, которую видел у Белгарата из окна. Он не рассчитал, что будет роса, и к тому времени, когда он приблизился к одиноко стоявшей башне, ноги его отяжелели от сырости. Он несколько раз обошел вокруг каменного строения, хлюпая ногами в промокших сапогах. — Я все ждал, когда же ты придешь, — раздался ровный голос. — Я был занят — помогал Белгарату, — извинился Эрранд. — А ему была нужна помощь? — Трудно начинать что-то делать в одиночку. — Хочешь подняться? — Если можно. — Дверь с другой стороны. Эрранд обошел башню и обнаружил вывернутый из стены камень, за которым скрывалась дверь. Он вошел в башню и поднялся вверх по лестнице. Комната на верху башни была похожа на комнату Белгарата, но все же между ними существовали определенные различия. Так же, как и в башне Белгарата, здесь был очаг, в котором плясали языки пламени, но огонь горел сам по себе, без дров. Сама комната казалась до странности пустой, поскольку владелец этой башни хранил свою утварь, инструменты и пергаменты в воображаемом месте, откуда он при необходимости мог их извлечь. Владелец башни сидел у очага. У него были белоснежные волосы и борода, плечи покрывал просторный голубой плащ. — Подойди к огню и высуши ноги, мальчик, — мягко произнес он. — Спасибо, — отвечал Эрранд. — Как дела у Полгары? — Очень хорошо, — сказал Эрранд. — Она счастлива. По-моему, ей нравится семейная жизнь. — Он придвинулся поближе к огню. — Не сожги сапоги. — Я осторожно. — Хочешь позавтракать? — Было бы здорово. Белгарат иногда об этих вещах забывает. — Еда на столе. Эрранд поглядел на стол, на котором появился горшок с горячей кашей, которого там раньше не было. — Спасибо, — поблагодарил он, подойдя к столу и придвинув стул. — Ты пришел о чем-то поговорить? — Нет, — ответил Эрранд, взяв ложку и принимаясь за кашу. — Я просто решил, что надо бы к тебе заглянуть. В конце концов, это твоя Долина. — Как вижу, Полгара научила тебя хорошим манерам. Эрранд улыбнулся. — И многому другому. — Тебе хорошо с ней, Эрранд? — спросил владелец башни. — Да, Алдур, очень, — ответил Эрранд, продолжая расправляться с кашей. |
||
|