"Твой нежный взгляд" - читать интересную книгу автора (О`Брайен Джудит)Глава 15Миссис Люсинда Кун дрожала. – Это был он, мой Дэвид, – твердила она как во сне. – Ваш Дэвид? – переспросил мистер Суини. Он выпил бренди, и кровь прилила к его мертвенно-бледным щекам. – Кто это – Дэвид? – Мой сын, – выдохнула женщина. – Я никого не видел, – заявил джентльмен из офиса Сэмюела Морзе, что-то записывая в блокноте. – Если хотите знать мое мнение, все это выглядело неубедительно. – Это был Дэвид, мой сын, – повторила она уже громче. – Ему было четырнадцать, когда он умер. Я его видела—в этом я уверена. – К сожалению, должен признать, что я тоже не видел никого, кроме этого джентльмена. – Суини мотнул головой в сторону Гаррика Стивенса. Джентльмен из «Северной звезды» уже ушел вместе с другими участниками сеанса, которые пришли к выводу, что присутствовали при необычайном явлении, которое как-то не вязалось с тем, что они ожидали увидеть. Не было ни играющих инструментов, ни танцующих вазочек. Патрик не успел исполнить все эти фокусы – ему помешало внезапное появление Гаррика Стивенса, так некстати прервавшее сеанс. Селия сидела за столом, сложив руки на коленях. Девушка смотрела на Брендана – своего мужа. Брендан и Гаррик говорили слишком тихо, и она не могла их слышать, но по мимике и жестам поняла, что разговор у них серьезный. И в этот момент она обратила внимание, что безутешный вдовец, раньше внушавший жалость, изменился. В нем появилось что-то, чему она не могла подыскать названия. Наблюдая за мужчинами, глядя на Брендана и на Гаррика, слушавшего его с брезгливым недоумением, она поняла, что знает ответ. – Он убил ее, – прошептала Селия. Ну конечно! И как это раньше не пришло ей в голову? Это же очевидно! – О чем вы, миссис О'Нил? – Суини оторвал глаза от записной книжки, в которую записывал впечатления от увиденного. Он даже наклонился к ее лицу. – Миссис О'Нил, прошу вас. Я не хотел бы упустить ни слова. Бог свидетель, для газетной статьи материала слишком мало – я опишу и обстановку комнаты, и ваш наряд, но по существу ведь почти ничего сказать нельзя. Поэтому, во имя всего святого, повторите вашу фразу. Гаррик медленно обернулся и уставился на Селию. Он показался ей еще более исхудавшим, чем прежде: шея, как тонкий стебелек, торчит из воротника, кадык нервно ходит под натянувшейся кожей. Он смотрел на нее, и она нервно стиснула руки, стараясь не отводить взгляд. Пусть знает, что его секрет раскрыт. Он убил свою жену. Она погибла в результате случайного взрыва газа. Но все это было инсценировано. Аманду убили. У Селии перехватило дыхание – она не мигая смотрела на Гаррика Стивенса. Он улыбнулся. По его бледному лицу промелькнуло странное выражение. Их глаза встретились, и Селии показалось, что она видит то, о чем только догадывалась. В глазах этого мужчины застыло чувство вины, которое, как она надеялась, будет отныне преследовать его всю оставшуюся жизнь. И еще она догадалась – Гаррик знает, что она его раскусила. Он улыбнулся Брендану и Селии. – Как вас назвал этот джентльмен? Похоже, он принял вас за мать Брендана. Мистер Суини почуял удачу, как всякий дотошный журналист. – А вы разве не знаете, мистер Стивенс? Мисс Томасон теперь ваша невестка и носит фамилию О'Нил. Губы Гаррика недоверчиво искривились. На мгновение он потерял дар речи, но почти сразу же справился с собой, и только взгляд его, лихорадочный, беспокойный, как-то не вязался с любезным и спокойным выражением лица. – Я удивлен, мисс Томасон, – начал он. – Это шутка? – Нет, – ответил за нее Брендан. – Мы муж и жена. Это было произнесено так, как читают смертный приговор. Гаррик Стивенс после секундного колебания повернулся к другу. – Как я рад за тебя, Брендан. – Он горячо пожал О'Нилу руку. – Мои поздравления, мадам. – Он шагнул к Селии. – Теперь вы моя сестра. Селия, зажмурилась и позволила ему запечатлеть на своей щеке влажный поцелуй. – Разве никто больше не видел моего Дэвида? – спросила миссис Кун, устремив на собравшихся строгий взгляд. Селия чувствовала, женщине хочется поверить, что она и в самом деле видела сына, и она боится услышать, что все это ей привиделось и только. – Я его не видела, миссис Кун. Но я уловила запах. Миссис Кун вскочила на ноги и оперлась руками о стол. – Вот именно! Скажите, что вам напомнил запах? Селия открыла было рот, чтобы ответить, но мистер Суини перебил ее. – Подождите-ка. Хотя большинство участников разошлись, мне кажется, мы должны в точности зафиксировать все, что здесь происходило, – описать звуки, запахи, видения. И сделать это надо каждому в отдельности, чтобы избежать чужого влияния на собственные впечатления. – Я ничего не видел, – сказал Брендан. – Тогда почему вы произнесли имя «Аманда»? – спросила миссис Кун. – Так ведь звали вашу сестру. – Да, мою сестру звали Аманда. – Прошу вас! – настаивал мистер Суини, раздавая всем листы бумаги. – Запишите здесь все, чему вы были свидетелями. У вас есть карандаши или перья? Миссис Кун не удостоила репортера ответом. – Я забыла запах Дэвида. Когда после верховой езды он возвращался домой, от него пахло лошадьми, сеном и травой. – Я тоже чувствовал этот запах! – воскликнул джентльмен из офиса мистера Морзе. – Думал, что мне почудилось, но я явственно уловил запах лошадей и еще чего-то. – Мыла для седел. – Миссис Кун кивнула. – От Дэвида всегда им пахло после езды. – Прошу вас, ни слова больше! Изложите все на бумаге! – И еще мне показалось, что в воздухе витает аромат женских духов, – продолжала миссис Кун. – Это аромат Аманды, – сказала Селия. – Но кто-нибудь еще слышал, как она говорила? – Нет! – выпалила миссис Кун. – А что она сказала? А вы слышали, что говорил мой Дэвид? – Я слышала только Аманду. – Селия внимательно наблюдала за Гарриком – он стал еще бледнее обычного. – Что она сказала? – спросил Стивенс. Селия медлила с ответом, и он нетерпеливо шагнул к ней. – Ничего она не сказала, Гаррик, – устало заметил Брендан. Мистер Суини в отчаянии воздел руки. – Неужели никто не запишет свои впечатления? – Прошу вас, – умолял Гаррик. Над его верхней губой, несмотря на холод, царивший в гостиной, выступили бисеринки пота. – Она спрашивала обо мне? Дверь гостиной отворилась, и вошла тетя Пруденс, а за ней Эйлин с подносом. – Выпейте чаю, – защебетала старушка, как будто у них семейный праздник, а не спиритический сеанс. – Мистер Суини, если я опишу свои впечатления, вы расскажете в статье о показательном сеансе, который мы планируем провести в скором будущем? Это будет великолепно, сэр, уверяю вас! Она умолкла и оглядела присутствующих. Только сейчас женщина заметила, что в комнате повисла напряженная тишина. Улыбка слетела с ее лица. – Скажите, – повторил Гаррик, – она говорила что-нибудь обо мне? Селия покачала головой: – Нет. Она просила кое-что передать своему брату, Брсндану. – Что именно? – встрепенулся мистер Суини. – Это касается обстоятельств ее гибели? Она открыла секрет, который исчез вместе с ней в пламени пожара? – Покосившись на Брендана и Гаррика, он пробормотал: – Извините, джентльмены. Селия взглянула на Суини. Он превращает сеанс в фарс. Сегодня ей не удалось никого утешить, и прежде всего себя. И убедить она никого не убедила. И Брендана в первую очередь – а ведь ей так хотелось, чтобы он изменил свое мнение. Вместо этого Селия пришла к выводу, что Гаррик Стивенс убил собственную жену. – Простите меня. – Она встала. – Мне надо подумать. – Это необходимо? – спросил Суини. – Что она сказала? – допытывался Гаррик. Голос его сорвался на крик, и он вытер ладонью пот со лба. Почему Аманда не стала говорить непосредственно с Бренданом? Он ведь не поверит, если ее слова передаст ему кто-то другой. Но что теперь об этом жалеть. – Она сказала, что ты не виноват, Брендан. – Не виноват? – Впервые за этот день он посмотрел на супругу без своей обычной презрительной гримасы. – Она упала, споткнувшись о камень заколдованного круга, и поранила лицо. Аманда сама виновата, что пошла за тобой – так она говорит. Суини подождал еще немного, и лицо его вытянулось. – И это все? И никаких мудрых изречений и пророчеств? Сестры Фокс всегда получали мудрые пророчества из потустороннего мира. Так у вас ничего? Селия покачала головой и бросила взгляд на Брендана, который сидел неподвижно, с непроницаемым выражением лица. И она пошла прочь, не оглядываясь. Наверх. Но не к себе в комнату. Надо спрятаться от всех, побыть в одиночестве и хорошенько все обдумать. Единственная дверь с замком в этом доме у комнаты дяди Джеймса на чердаке. Туда она и направилась. За ней никто не пошел, чему она была очень рада. Прикрыв дверь, Селия защелкнула замок. Наконец-то она одна! В кабинете все было покрыто толстым слоем пыли и завалено книгами. Селия вместе с тетей провели здесь не один час в поисках документа на владение домом и других бумаг, которые понадобились после дядиной смерти. Документ они не нашли, и это понятно – дядя уже отписал дом своим ростовщикам. Не нашли никаких ценных бумаг, если не считать старой семейной Библии, в которой были записаны дни рождения и даты смерти нескольких поколений их семейства, и официального свидетельства гибели ее родителей. Селия собственноручно занесла в Библию день смерти дяди Джеймса, заполнив чистое поле напротив даты его рождения. Впервые с тех пор, как она попала сюда ребенком, Селия поняла, почему дядя так любил этот укромный уголок. Он не стал наводить здесь чистоту и уют – маленький грязный, захламленный кабинет служил убежищем тому, кто устал от упорядоченной жизни их дома. «И это очень неплохо придумано», – с улыбкой признала Селия. Отпихнув кучу бумаг, она устало опустилась в кресло рядом с письменным столом. Во всей комнате не найдется ни кусочка свободного пространства – везде разложены книги, кипы бумаг, письма, свернутые в трубочку карты. Секретер письменного стола забит сломанными перьями и пустыми пузырьками из-под чернил. Линейка в черных и синих чернильных пятнах придерживала один из ящиков, чтобы тот не вывалился. Из-за этого было невозможно открыть не только этот ящик, но и те, что снизу и сверху. Селия закрыла глаза, в висках у нее стучало. Все, к чему она ни прикасалась в последнее время, обращалось в прах. Значит, среди этого хлама и пыли ей и надо укрыться от суетного мира. Удивительное спокойствие снизошло на девушку, как будто пыль и хлам обладали свойством завораживать и усыплять, как снотворное. Здесь такая тишина, все звуки замерли далеко-далеко. Мертвая тишина. – Девочка моя, – услышала она над ухом чей-то шепот. Наверное, она заснула, потому что сразу узнала голос. Ей привиделся дядя Джеймс – это понятно, ведь она в его святилище, в его любимом кабинете. – Ах, дядя Джеймс, зачем вы это сделали? – вздохнула Селия. Это сон, а во сне все понятно без дальнейших пояснений. И дядя понял, что она имеет в виду. – Я не думал, что умру так скоро, Селия. Я надеялся, что еще успею все поправить. – А тетя Пруденс обвиняет меня, – пробормотала она. – Нет, все не так. Просто она всю жизнь привыкла думать только о себе, но я любил ее. Когда мы впервые встретились, она была одной из самых красивых девушек Нью-Йорка и не задумывалась о том, что красота с возрастом увянет. Она тебя любит. Но сейчас ей плохо, она несчастна. И ты просто подвернулась ей под руку. – М-м-м, – ответила Селия, погружаясь в забытье. – Прежде чем ты уснешь, дорогая, послушай меня. Для тебя тут кое-что есть. – Пресс-папье в виде стеклянного шара с индюшачьей головой? – Она устало улыбнулась. – Пора бы запомнить, что это был индюк самого Бенджамина Франклина, тот самый, о котором... – Знаю, знаю. Тот самый, о котором он думал, когда решил сделать индюка нашим национальным гербом. А в результате выбрал плешивого орла. Интересно, кому принадлежало это пресс-папье? – Слушай, мисси, не отвлекайся. – Таким тоном дядя Джеймс всегда ее бранил. Вот уже много лет он не называл ее «мисси». – Слушай внимательно. Загляни в красный атлас... Селия проваливалась в сон, как в вату. Как здесь уютно и спокойно! – Слышишь меня? – позвал дядюшка. – Да, дядя Джеймс. Красный атлас. – Хорошо. В нем ты найдешь ключ. А под подоконником, прямо под дощечкой сиденья, найдешь шкатулку, к которой ключ и подойдет. Ты слушаешь меня? Ах, как хочется спать! Наконец-то она нашла укромный уголок, где ей никто не помешает. – Ключ в атласе, – сонно повторила она. – Шкатулка под подоконником. – Молодец, – одобрил ее голос. – И вот еще что, Селия. – М-м-м? – Здесь все дышит миром и спокойствием. И красота такая. Твои мама и папа смотрят на тебя отсюда и по-прежнему тебя любят. Они наставили тебя на правильный путь. Селия уснула с улыбкой на лице, а по се щеке катилась слеза. Селия проснулась от громкого стука в дверь. Она резко открыла глаза, не разобрав спросонья, где находится. Вокруг темно. Как долго она спала? Доковыляв до двери, она повернула ручку замка. На пороге стояла Эйлин с масляной лампой в руке. – Мисс! То есть миссис О'Нил... – Да, Эйлин. Я, должно быть, уснула. – Миссис Купер прислала меня узнать, будете ли вы ужинать. – А который час? – Почти девять часов вечера. – Все ушли? Она хотела спросить, ушел ли Брендан, но решила не показывать виду, как это для нее важно. – Да, мэм. Все ушли. Селия застыла в задумчивости. Что теперь делать? Придется поужинать, а потом лечь спать в ту же постель, в которой она спала в течение двадцати с лишним лет. Если не считать парочки исключений из этого правила. Нет, она все-таки должна спросить. – А мой муж? – Он ничего не сказал. Сразу после того, как вы поднялись наверх, он ушел. – Эйлин пожала плечами. – А он сказал, куда пошел? Лампа отбрасывала на потолок зловещие тени. – Нет, мэм. Он ушел вместе со всеми. Мистер Стивенс ужасно расстроился. – Нуда, охотно верю, – процедила Селия сквозь зубы. – Мэм? – Ничего, Эйлин. Благодарю тебя. Я сейчас спущусь. Окинув напоследок взглядом дядюшкин кабинет, она невольно задалась вопросом, что же вызвало такой необычный сон? Брендан чувствовал, что-то не так. Поведение Гаррика больше нельзя списывать на страдания от утраты близкого человека. Все гораздо сложнее. Он видел, как испугался его друг, что Аманда может заговорить с того света. Конечно, сеанс – чистейший обман. Но реакция Гаррика непосредственная и искренняя. И в то же время слова, которые произнесла Аманда, тоже заставляют задуматься. Она сказала, что Брендан не виноват в том, что она упала в детстве. Какая чепуха! Почему бы ей не вспомнить недавние события? Сказала бы, кто виновен в ее смерти. А так – это какая-то бессмыслица. После сеанса, если его можно так назвать, Брендан сослался на дела и покинул дом на площади Вашингтона. Он направился к себе в офис на Уотер-стрит. В тавернах, расположенных по соседству, уже веселились и дрались. Неудивительно, что аренда помещения стоит здесь так дешево. Заведения Уотер-стрит пользовались дурной славой, взять хотя бы музыкальный салон Джо Аллена – вывеска служила прикрытием для публичного дома. Аллеи, бывший студент-богослов, настоял на том, чтобы в каждом кабинете его «салона» выставили на видном месте Библию. Сестра могла сказать все, что угодно. К примеру, упомянуть о родителях. Или других, более важных событиях из своей жизни. Но к чему вспоминать полузабытый случай из детства – кто из нас не разбивал нос или коленку? О'Нил шел мимо знаменитых на всю округу притонов Уотер-стрит, разглядывая прохожих. В этом районе нельзя разгуливать беспечно. Вот здесь танцуют, а также грабят и убивают, что нисколько не обескураживает постоянных посетителей. Они выстраиваются в длинную очередь, чтобы попасть в это сомнительное заведение. Таверны, ветхие, как нищие лачуги. Из их широко распахнутых дверей несется зловоние, причем у каждой забегаловки оно свое, ни на что не похожее. Брендан миновал таверну «Провал и прогал». За несколько дней пребывания в этом квартале он успел познакомиться с Одноруким Чарли, владельцем заведения, и его бессменной хозяйкой Мэг Подтяжкой. Ему пришлось водить дружбу с подобными типами исключительно из соображений безопасности. Мэг, которая была выше Брендана на пару дюймов, заслужила это прозвище в честь своего изобретения, она умудрилась приподнимать юбки выше колена при помощи широких подтяжек. Брендана она частенько одаривала призывными улыбками, когда он проходил мимо, манила пальчиком и выпячивала губки. Он всегда старался поскорее проскочить это заведение, поскольку Мэг славилась и тем, что откусывала уши у неприветливых клиентов и хранила их в банках с рассолом. Селия, наверное, принимает его за идиота! Не то чтобы это задевало его – ему наплевать. Но утверждать, что явившаяся с того света Аманда рассказала, как упала в детстве, – высшая степень наглости! Брендан хорошо помнил тот день, когда она рассекла себе щеку под левым глазом. Увидев, что она поранилась, он испугался не на шутку. Но Аманда не плакала – она улыбалась. И теперь, по прошествии стольких лет, он понял, что она просто обрадовалась, что брат наконец-то обратил на нее внимание. Он же весь день нарочно старался не замечать ее, а она ходила за ним по пятам, как хвостик. Тогда он перепрыгнул через каменную стену, и она полезла вслед за ним. Вот там-то это и случилось. У стены. Селия уверяет, будто Аманда сказала, что не винит его, а между тем виноват именно он. Надо было приглядывать за младшей сестренкой, заботиться о ней. Но в то время он пренебрегал своими обязанностями. Как, впрочем, и потом, когда она превратилась в прелестную молодую девушку, а их отец, ведущий жизнь отшельника, совершенно не занимался устройством ее судьбы. И Брендан, занятый своими делами, перепоручил юную сестру чужим заботам: дальним лондонским родственникам и просто случайным людям, которым он платил и о которых даже не удосужился навести справки. Вот так он обошелся со своей единственной сестрой, чье благополучие и счастье должны были стать его первейшей задачей. Но не стали. Ее судьба никогда его не волновала. Еще до того как она появилась на свет, он желал ей зла и надеялся, что таинственные существа из Касл-Ситрик унесут ее и он наконец-то от нее избавится. И злые волшебники вняли его мольбам. Правда, им потребовалось гораздо больше времени, чем он думал. Двадцать лет, да еще путешествие через океан – и вот его желание исполнено. Брендан внезапно остановился в нескольких шагах от своей конторы. Селия сказала, что Аманда простила его, упомянув тот день, когда споткнулась о заколдованный круг. Но он ясно помнил стену – такие полуразрушенные строения из камня были разбросаны по всей территории их владений. Она стала карабкаться вслед за ним и упала. Но он обернулся только тогда, когда послышался глухой удар, и то сделал это с неохотой. В течение последующих лет он вспоминал этот случай гораздо чаще, чем ему бы хотелось, особенно те события, что привели к падению. Вспоминал и то, как пытался утешить малютку, как вытирал ей кровь подолом платья. В надежде, что кровотечение остановится и угрызения совести будут мучить его не так сильно. Даже в тот момент он думал прежде всего о себе – как это несчастье повлияет на его жизнь. И ни разу не подумал о том, что у сестренки на лице останется шрам. Внезапно он представил ее себе – кровь размазалась по выпачканному грязью личику. А Аманда улыбается – прямо светится от счастья. Он ожидал, что она заплачет и закричит, а вместо этого она обняла его крохотными ручонками, чмокнула в щеку и, радостно смеясь, сверкнула беленькими зубками. И тут он вспомнил. Это была вовсе не стена, а волшебный круг – магические кольца, выложенные из камней. Предания гласили, что там собирались духи. Каменное волшебное кольцо защищало их от внешнего мира. Да, это было заколдованное кольцо, но в его памяти осталась стена. Поскольку он, Брендан, карабкался на стену. Аманда бежала к нему и споткнулась о камешки поменьше, которыми был выложен круг. Эти подробности не были известны никому. Дворецкому Кении он сказал, что сестра свалилась со стены. То же объяснил и отцу. Только один человек мог знать о том, что это было кольцо, и это сама Аманда. Правду больше не знает никто. Даже Гаррик, которому эту историю рассказал Брендан – так, как он ее запомнил. Только Аманда знает, что произошло тогда. Только ей известно, какое впечатление произведут на него ее такие внешне бессмысленные слова. С души его точно камень свалился. – Боже правый, – пробормотал вслух Брендан. Он вдруг подумал о том, в чем до недавнего времени был почти уверен, но старательно гнал от себя эти мысли, – призрак, появляющийся в доме Селии, и в самом деле Аманда. Значит, Селия вовсе не мошенница. Его душит злоба. Поначалу он хотел послать предупреждение, как и в тот раз, когда погибла Аманда. Но сейчас все гораздо серьезнее. Судя по тому, как бушует в нем гнев, случай с Амандой – сущая ерунда по сравнению с этим. И во всем виновата она – завлекала взглядами, как в свое время Аманда. И как Аманда, чьи глаза обещали неземное блаженство, она предаст его. Селия и Аманда сделаны из одного теста – это обманщицы, вероломные и жестокие. В этом он уверен. С каждой из них двух он мог быть счастлив. Как он надеялся, что Аманда ответит ему взаимностью! Но вместо этого она сказала ужасные слова – сказала, что никогда его не полюбит. Что она любит другого. Нет, он не хотел, чтобы она погибла, но так получилось – взрыв, пламя, пожар... Теперь он будет осторожнее и все хорошо продумает и подготовит. Он видел, как О'Нил шел по Уотер-стрит к своей конторе. Здание располагалось на углу, и это хорошо, пламя разгорится сильнее – его раздует ветер с реки. Улица, как всегда в этот час, опустела. Он подошел к зданию конторы «Торговые суда О'Нила», сжимая в руках холщовый мешок, как вдруг из таверны напротив вышли трое подвыпивших матросов. Он прижался к стене, укрывшись в тени. Моряки громко хохотали, похлопывая друг друга по спине и плечам и обмениваясь отрывочными фразами о каких-то женщинах с именами «Косоглазая Джейн» и «Полоумная Мэри». – Скорее! – прошипел он, как будто это могло их поторопить. Впрочем, вскоре они двинулись нетвердой походкой вдоль по улице, и голоса их стихли. Наконец-то улица свободна. После, размышляя над тем, что совершил, он вспомнил, как быстро занялись старые деревянные ступеньки, когда он поджег фитиль. И рванул с места со всех ног. ...Звон пожарных колокольчиков перебудил весь дом. Селия, полусонная, накрыла голову подушкой. Почему пожарные фургоны всегда поднимают такой шум? Ну вот, прогрохотали мимо – крики пожарных слились с цокотом подков лошадей. И она снова погрузилась в сон... На следующее утро еще до завтрака Селия первым делом поднялась наверх, в дядюшкин кабинет. Конечно, все это ей привиделось во сне, но проверить все-таки надо – а вдруг правда? В комнате было холодно, и она потерла руки и поплотнее закуталась в шаль. Красный атлас в кожаном переплете. Где он? Несколько месяцев назад, когда они с тетей разбирали дядины бумаги, он ей попадался. Да, она положила его на полку плашмя, потому что он оказался слишком большим и не мог встать в ряд с другими книгами. Ага, вот он. Лежит там же, где она его оставила. Волнуясь, Селия открыла потертый тяжелый атлас и чихнула от пыли. Внутри ничего не было. Она улыбнулась. Что ж, значит, это всего лишь сон. Но очень похожий на явь. Слова дяди Джеймса, его голос – все это она слышала отчетливо, словно и не спала. Селия хотела было закрыть атлас и положить его на полку, но в последний момент передумала и раскрыла его на середине. Посередине в толще страниц было вырезано отверстие, в котором лежал ключ. Девушка оторопело захлопала ресницами. Должно быть, она видела ключ, но забыла. Да, это вполне возможно. Ключ как ключ – черный, с виньеткой в виде листика клевера. Селия перевела взгляд на сиденье у подоконника. А что, если попробовать? Подушки снялись легко, но потом пришлось порядком потрудиться, чтобы снять деревянное основание, которое сидело плотно и не имело никаких зацепок. В конце концов подалось и оно. Чешуйки белой краски посыпались из-под ее пальцев. Она боялась заглянуть внутрь – вдруг там ничего нет? Ей стало страшно. Мысленно прочитав молитву, Селия приподняла доску. Под ней в углублении, о существовании которого она и не подозревала, считая основание цельным куском дерева, лежала шкатулка. Ничего особенного. Вроде тех коробочек, в которых хранят все самое ценное на случай пожара. Она была сделана из металла, с крышкой в виде купола, но без орнамента и резьбы. Шкатулка, конечно же, была закрыта на замок. Селия взяла ключ, и он с легкостью вошел в замочную скважину. Щелчок – и шкатулка открылась. В ней оказались какие-то бумаги, плотно уложенные в пачки. Взяв шкатулку, она уселась в кресло за столом и положила ее к себе на колени. Самый верхний лист бумаги был исписан знакомым почерком дяди Джеймса. «Дорогая моя! Коль скоро ты читаешь это письмо, я уже покинул этот грешный мир. Не горюй обо мне – я прожил долгую и счастливую жизнь. И самое дорогое мое воспоминание – ты, моя любимая племянница. Но довольно сентиментальных излияний. Здесь лежит то, что твои родители сохранили для тебя на случай своей кончины. Естественно, я открыл эту шкатулку только после того, как до нас дошли вести об их трагической гибели. Но ты должна знать, что они очень любили тебя и продолжали заботиться о тебе и после смерти. Ты можешь спросить меня, почему я никогда раньше тебе об этом не рассказывал и не показывал твое законное наследство и, если хочешь, приданое. На это имелись три причины. Во-первых, твоя тетушка, моя ненаглядная Пруденс. Хотя я люблю ее всем сердцем, я не слепой и прекрасно вижу ее недостатки, главный из которых – тщеславие. Она бы наверняка посчитала твое наследство своей собственностью, поскольку мои доходы ее не устраивали. Поэтому я и скрыл эти деньги от нее, от тебя и от всех остальных. Вторая причина для тебя теперь, к сожалению, очевидна. Я по уши в долгах. Я надеюсь поправить положение, прежде чем перейду в мир иной, но может случиться так, что мне это не удастся. Это твое наследство, Селия, а не мое. И я прошу тебя не использовать его на выплату моих долгов. Поскольку я теперь в могиле, ты должна слушаться меня, мисси. Это моя последняя просьба, так будь добра, исполни ее! Третья причина представляется мне гораздо менее очевидной, но не менее важной. У меня сложилось впечатление, что ты не собираешься в скором времени замуж, если собираешься вообще. Я с пониманием отношусь к твоему решению. Твое приданое (во всяком случае, то, что осталось бы от него, если бы о нем прознала наша обожаемая Пруденс) сделало бы невозможным твое одиночество (мне не нравится выражение «старая дева»). Джентльмены с намерениями честными и не очень толпились бы у твоих дверей денно и нощно, и мысль об этом способна отравить мне существование даже на том свете. И последнее. Я не осуждаю тебя за то, что ты не торопишься замуж. Но союз с достойным человеком, дорогая моя, способен подарить нам рай на земле. Если ты встретишь свою любовь, Селия, береги ее – это слишком ценный дар, чтобы им можно было пренебречь. Не упусти свою любовь, моя Селия. Я слышу, тетушка зовет всех пить чай, а Патрик пошел на свое тайное собрание. Бедняга не знает, что я в курсе всех его проделок. Я настороже! Спокойной ночи, моя мисси. Ты заслужила счастье, и я надеюсь – и твои родители надеются, – что ты найдешь его и будешь беречь как зеницу ока». Селия долго сидела неподвижно, глядя на письмо. Взгляд се выхватывал отдельные слова: «Наследство. Приданое». Она положила письмо на стол. Под письмом дяди оказалось другое, написанное незнакомой рукой. «Дорогая наша Селия! Мне жаль, что так вышло, ибо если ты читаешь это письмо, значит, мы с твоей мамой погибли. Прошу тебя, милое наше дитя, не сердись на нас за наше безрассудное путешествие. Нам очень хотелось вернуться к тебе, и если нам что-то помешало, в этом нет ничьей вины. На все воля Божья, и спорить с ней бесполезно. Ты вырастешь и станешь красавицей, Селия. Мы с мамой смотрим на тебя и гордимся тобой. Настанет день, и все мы воссоединимся в лучшем мире. А до тех пор пусть жизнь твоя будет долгой, радостной и счастливой, ибо ты всегда дарила нам свою любовь». Она никогда раньше не видела почерк отца. И снова она разглядывала письмо, каждую буковку. Это написал отец. К ее горлу подступил комок. Все эти годы Селия втайне считала, что родители не вернулись, потому что не хотели вернуться. Но сейчас, прочитав эту записку, она поняла, что все они любили ее – и мама, и папа, и дядя Джеймс. Ее детство вовсе не было лишено любви – напротив, она буквально купалась во всеобщем обожании. Родители любили ее, дядя Джеймс в ней души не чаял. Ну и тетя Пруденс тоже ее любила – по-своему, конечно. Селия невольно улыбнулась. Тетя Пруденс всегда останется тетей Пруденс, взбалмошной и слегка тщеславной. Она вынула из шкатулки остальные бумаги, уже ничего особенного не ожидая. Теперь ей все равно – после того как она прочла эти письма и обрела веру в любовь своих близких, деньги не имеют значения. Ну, почти не имеют. Под бумагами и рисунками, которые она сделала еще ребенком вместе с матерью (и она помнила каждый из этих рисунков), обнаружилась маленькая коробочка, обтянутая атласом. Она открыла ее, нажав маленькую золотую пуговку, и крышка откинулась. И Селия ахнула. Мамины бриллиантовые серьги! Да, она прекрасно помнит, как они сверкали, когда мама их надевала. Какое изящное исполнение: сверху большой бриллиант, а под ним – чуть поменьше. Но ведь все считали, что они остались в чемоданах, которые пропали после их гибели. Однако вот они – здесь. Селия нежно провела пальцем по гладкой прохладной поверхности бриллиантов, глядя, как играет солнечный луч, отражаясь от их граней. Мамины серьги. Царский подарок! Она вздохнула. Неожиданный и тем еще более прекрасный. Держа в одной руке коробочку с бриллиантами, она продолжала рыться в бумагах. Вот соболезнования от друзей и родственников. Все это свидетельства того, что ее родителей и саму Селию все любили. Дошла очередь и до другой шкатулки, продолговатой и обтянутой черным бархатом. Внутри оказались чеки Торгового банка на Уолл-стрит. Банк все еще на прежнем месте, и дела его идут прекрасно. Американская валюта – что может быть надежнее? Она небрежно перебирала их, теребя в руке серьги. И вдруг замерла, выдохнув: – Не может быть! Должно быть, она ошиблась в счете. Да, конечно, ошиблась. Селия снова пересчитала сумму и чуть не выронила серьги. – Тридцать восемь тысяч пятьсот восемьдесят семь долларов? Она застыла, словно громом пораженная, и так сидела неподвижно, пока снизу из холла не послышался шум. Глубоко вздохнув, она вернула шкатулку на место, под сиденье у подоконника, поскольку ничего другого придумать не могла. Ключик сунула за корсаж платья – того самого, темно-коричневого, которое носила уже четвертый год. И сколько же платьев она сможет теперь накупить? Подумать страшно! Потребуется время, чтобы все это осмыслить. Брендан! «Береги любовь», – говорилось в письме. А ведь она любит его! Она знала это с первой минуты, как увидела его на пороге своего дома. Они муж и жена. Значит, еще есть надежда. Ей необходимо его увидеть. Прямо сейчас. Теперь она не зависит от него финансово, и эта мысль только подстегнула ее. Надо увидеть О'Нила как можно скорее. Она должна рассказать ему о предостережении Аманды. Может быть-, он ей поверит и полюбит. Взглянув на обручальное кольцо на пальце, Селия пылко его поцеловала. Все их размолвки и ссоры какие-то детские, теперь она это понимает. Но все изменится. Она точно знает, что шанс у них есть. Конечно, наладить отношения непросто, но... Внизу поднялась суматоха, голоса становились все громче и взволнованнее. Господи, да что там стряслось перед завтраком? Наверное, у Ханны подгорели тосты, а для тети Пруденс нет худшего оскорбления. Селию любили родители, а теперь будет любить Брендан. Нет, это просто безобразие! Что они там расшумелись? Она спустилась вниз, предварительно убедившись, что в кабинете ничто не напоминает о ее присутствии. Из гостиной доносились всхлипывания – плакала тетя Пруденс. Селия не слышала таких рыданий с тех пор, как умер дядя Джеймс. – Тетя Пру? – Она вошла в гостиную, и навстречу ей поднялся Гаррик. Его бледное лицо было перепачкано сажей, одежда порвана. Он взглянул ей в глаза и произнес: – У меня для вас ужасная новость. |
||
|