"Рапсодия" - читать интересную книгу автора (Гулд Джудит)

Глава 5

Наступило серое, пасмурное утро. С востока дул промозглый ветер — предвестник приближающейся зимы. Миша открыл глаза. Свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы. Первое, что он увидел, — это белокурые волосы Веры, рассыпавшиеся по подушке. Ее фарфоровый профиль выглядел прекрасным как никогда. Шея и плечи никогда еще не казались такими соблазнительными. Она дышала ровно и глубоко. По-видимому, крепко спит. Разбудить ее? Обнять… и… Он наморщил лоб. Нет! Пусть спит. Перед глазами внезапно предстало лицо Сирины… лицо Мадонны, обрамленное роскошными иссиня-черными волосами… ее соблазнительное тело. Горячая волна чувственного восторга залила его. Он возбудился при одной мысли о ней, о том, что увидит ее сегодня.

Где-то глубоко внутри он чувствовал, что их вчерашняя неожиданная встреча — знак судьбы. Так или иначе это не могло не произойти. Это неизбежно, решил он. И даже то, что он совершенно не может себя контролировать — состояние для него абсолютно нехарактерное, — только подтверждает, что это судьба.

Он сел на постели. Оглядел роскошную спальню. Бальное платье Веры аккуратно сложено на кресле, драгоценные камни мерцают в тусклом утреннем свете. Какая изысканная работа! И Вера вчера прекрасно в нем выглядела. Лучше, чем когда бы то ни было. Похоже, она действительно специально постаралась для него, Миши. Как всегда…

Его снова охватило чувство вины. Эта женщина делает все, что в ее силах. Старается удовлетворить малейшее его желание, старается быть идеальной женой и матерью. Он нервно провел рукой по волосам. Не стоит думать об этом.

Осторожно, чтобы не разбудить жену, он спустил ноги с постели, встал, потянулся, прошел в ванную, включил горячий душ. Стоя под обжигающими струями воды, думал о вчерашнем концерте. Обычно после долгих недель подготовки, репетиций и самого концерта он чувствовал себя словно выжатый лимон. И физически, и эмоционально. Однако сегодня он ощущал необычный прилив энергии. Как правило, адреналин бушевал у него в крови последние недели перед концертом, во время самого концерта и сразу после него, и тем сильнее, чем удачнее проходил концерт. Потом неизбежно наступал спад, переходивший в состояние, близкое к депрессии. Со временем он научился справляться с этим «после-концертным» состоянием, понял, что оно возникает в результате усталости и печали от того, что все кончилось. Постепенно интерес к жизни должен возродиться. Музыка снова его позовет, и он ответит на ее зов. Снова начнутся изнурительные упражнения и репетиции. Он начнет готовиться к следующему рекорду.

Миша выключил душ, взял полотенце. Сегодня он все еще ощущает отголоски вчерашнего подъема. Странно, что они не растворились в усталости. Может быть, это оттого, что он так по-настоящему и не отпраздновал вчерашний успех? Да, наверняка причина в этом. Он не отпраздновал свой успех. На вечере после концерта он был слишком поглощен своими мыслями.

Миша начал тщательно бриться. Значит, сегодня он устроит себе и Вере маленький праздник. Она это тоже заслужила. Трудилась не меньше его. Вчерашний успех — и ее заслуга тоже. А когда он оставил ее там с Манни, она продолжала очаровывать сильных мира сего. Да, в этом вся Вера. Никогда не полагается на случай, если дело касается его карьеры. Иногда обнаруживает неожиданные возможности, о которых даже Манни не знал или не находил времени для их изучения.

Да, решил Миша, сегодня он устроит для них с Верой что-нибудь особенное, необычное. Может быть, поездку в Хоффбург, потом праздничный ленч. А потом… потом он извинится и покинет ее.

Стараясь не разбудить жену, он быстро оделся в черный кашемировый свитер с высоким воротом, черные шерстяные брюки, спортивную куртку, кроссовки от Гуччи. Теперь он готов спуститься вниз, к плотному завтраку и газетам. Проведет еще немного времени в одиночестве.

Как только Миша вошел в элегантный обеденный зал, он сразу увидел Манни. Тот уже махал ему рукой. Значит, о спокойном завтраке можно забыть. И газеты тоже не посмотришь. Ну что ж… В это утро он ощущал необыкновенное великодушие. Чувствовал, что готов без сожаления делиться и своим временем, и самим собой.

Он не спеша прошел к столу, сел, взял меню. Метрдотель уже спешил к нему.

— Ну, как ты сегодня себя чувствуешь, старина? — Манни, одетый, как всегда, с иголочки, поднял глаза от газеты. Сегодня на нем был полосатый костюм а-ля банкир-дипломат. — Лучше, я надеюсь?

— Намного лучше. Мне просто необходимо было как следует выспаться. Похоже, этот перелет и концерт выпотрошили меня сильнее, чем я думал.

Манни указал на газеты:

— Оно того стоило. Будут, конечно, и еще статьи, но эта — лучше не придумаешь!

Подошел официант. Миша заказал ветчину, сосиски, глазунью из трех яиц, жареный картофель, гренки, апельсиновый сок и кофе. Он ощущал зверский голод, как всегда на следующее утро после концерта.

— Кто это написал, Манни?

— Гертлер. Вот, посмотри.

Он протянул Мише газету через стол. Тот отмахнулся:

— Нет, просто расскажи мне коротко, о чем там. Я не хочу ее читать.

— О чем? Я уже сказал, это просто превосходный обзор. Миша размешал сахар и сливки в кофе.

— Послушай, Манни, я вовсе не хочу показаться слишком самонадеянным, но вчера вечером я был на высоте своих возможностей. Мы оба это знаем. И черт с ними, с критиками.

Манни хмыкнул:

— Ты прав. Но с ними никогда ничего нельзя знать. Могут послать своего мясника и располосовать тебя на части только потому, что ты кому-то там чем-нибудь не понравился.

Миша ничего не ответил.

— Как бы там ни было, — продолжал Манни, — статья герра Гертлера изобилует словечками типа «потрясающая», «виртуоз в духе старых времен», «сочная», «создающая настроение». Улавливаешь картину?

— Улавливаю.

В этот момент подошел официант с заказом. Миша жадно набросился на еду.

— Итак, чем ты собираешься заняться? У нас сегодня свободное время до самого вечера у князя и княгини Валленберг.

— Я подумал, может быть, Вере захочется посмотреть Хоффбург. Знаешь, драгоценности Габсбургов и все такое. — Миша сделал глоток кофе. — А потом, во второй половине дня, я хочу пройтись по магазинам. Один. Надо кое-что купить.

— Ты хочешь пройтись по магазинам?!

— А почему бы кет? Хочу посмотреть что-нибудь для Ники. И может быть, какой-нибудь сюрприз для Веры.

Манни все так же вопросительно смотрел на него. Это совершенно не похоже на Мишу. Лишь крайняя необходимость может заставить его отправиться в магазин.

— Что происходит?

— Ничего не происходит. Я просто хочу походить в одиночестве, впитать в себя здешнюю атмосферу, купить кое-что.

— Да брось ты это! — Манни внезапно забыл о своих хороших манерах и снова стал парнем с улиц Бруклина. — Уж я-то тебя знаю. У тебя что-то на уме. Со вчерашнего дня, с самого ленча, ты на себя не похож. Ну, говори, в чем дело?

Миша смотрел на роскошный сад отеля «Палас-Шварценберг». Вот и солнце пробивается сквозь тучи. День, кажется, будет ясным, хотя и холодным. Он снова перевел взгляд на Манни. На губах его появилась загадочная улыбка, однако он не произнес ни слова.

— Ох! — выдохнул Манни. — Я нутром чую, нас ждут большие неприятности.

Миша сделал глоток кофе. Поставил чашку.

— После ленча позаботься о том, чтобы Вера не скучала. Сделаешь?

— Ах, черт! Так это какая-то баба? Миша ничего не ответил. Продолжал есть.

— Миш… скажи мне! Это же я, Манни.

Миша молча жевал гренок. Манни шумно вздохнул:

— Черт! Конечно, я позабочусь о Вере. Надеюсь только, что мне не придется сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Миша продолжал есть, чувствуя полное удовлетворение. Манни сделает в точности то, что нужно.

— Еще чуть левее подвиньтесь, пожалуйста. Начались суматоха, смех, толкотня, как и все сегодняшнее утро. Сирина яростно махнула рукой:

— Левее, джентльмены, левее!

Джейсон — один из ее ассистентов — бросился помогать. Сирина с трудом подавила раздражение. И это главы государств! Задницы это, а никакие не главы! Многие из них понимают английский и даже прилично говорят на нем, так что о языковом барьере тут речи нет. Проблема в том, что они не воспринимают ни ее, ни ее съемки всерьез. Клоуны несчастные! Если бы снимать их по отдельности, трудностей наверняка бы не возникло, в этом она не сомневалась. Но это невозможно. Ее объект — «Группа», нравится ей это или нет. И как большинство людей, образующих группу, они непроизвольно заводят друг друга. И ее заодно.

Подбоченившись, она изучала мужчин, выстроившихся в шеренгу в одном из тронных залов дворца Хоффбург. Их современная, пусть и невзрачная внешность производит впечатление на фоне роскоши мрамора и позолоты в стиле барокко.

— Так хорошо. Просто прекрасно. Не меняйте позы. — Сирина взглянула в объектив фотоаппарата. — Не двигайтесь!

Раздался щелчок, потом жужжание. Она снимала один кадр за другим. Новые лица Центральной и Восточной Европы… Сейчас ей хотелось садануть по этим новым лицам кулаком. Она снимает уже больше двух часов почти без всякой помощи. Если, конечно, не считать Джейсона и Беннета — самых знающих и любимых ее ассистентов, которых она привезла с собой из Нью-Йорка. Она сделала уже более чем достаточно вполне приемлемых снимков, но полного удовлетворения все еще не испытывала. Невзирая на все перестановки, ее не оставляло ощущение, что все получилось слишком банально, обыденно. Ничто не приковывает внимания. Надо признаться хотя бы самой себе — сегодня чуда не получилось. Отчасти из-за самих «объектов». Они воспринимают ее прежде всего как женщину и только потом как фотографа. По какой-то причине ее обычная тактика сегодня не сработала. Так же как и ее «рабочий» облик.

Много лет назад Сирина придумала себе облик для фотосъемок. Он включал нарочито невзрачную, не привлекающую внимания одежду. Отчасти это диктовалось практическими соображениями. Фотосъемки означают многочасовую работу на ногах, и зачастую это довольно грязная работа, даже в таком шикарном месте, как Хоффбург. Этот роскошный мрамор вовсе не такой чистый, каким кажется. Если же оставить в стороне эти чисто практические соображения, она давно уже поняла одну важную вещь. Независимо от того, где и когда проводятся съемки и кого снимают, успех будет тем большим, чем незаметнее личность фотографа. Следовательно, надо сделать так, чтобы ее собственная экзотическая внешность как можно меньше бросалась в глаза. Как выяснилось много лет назад, ее внешность только отвлекает клиентов, до того, что они просто не в состоянии ей помогать. Женщины видят в ней опасную соперницу, мужчины — желанную добычу, которую стремятся завоевать.

Сегодня Сирина скрыла свою привлекательность под старой смятой рабочей рубашкой, поношенными джинсами в пятнах, старой изношенной бейсбольной шапочкой. Волосы стянуты в низкий хвостик на шее, на лице абсолютно никакой косметики. Но главная деталь, убивающая всякую привлекательность для мужчин, — грубые очки в черной оправе. Она в них, конечно же, не нуждается, и стекла в них обычные, однако эта деталь имеет важное значение для ее «рабочего» облика.

Почему же сегодня ее обычные ухищрения не срабатывают? Выглядит она — хуже некуда. Может быть, новые лица просто взволнованы тем, что их снимают здесь, среди роскоши бывшего двора Священной Римской империи? А может быть, причина в том, что они впервые собрались вот так, вместе… Как бы там ни было, сейчас ей хочется только одного — поскорее покончить со всеми этими съемками и вернуться к себе в отель.

Вот… В этом и состоит главная причина сегодняшней неудачи. Сегодня ей просто не хватает терпения. И работает она не с такой отдачей, как обычно, потому что нервничает. Нервничает с того самого момента, как встретила на улице Майкла Левина.

Перед их вчерашним телефонным разговором Сирина твердо намеревалась поставить ему определенные условия. Да, она с удовольствием с ним встретится, но на «нейтральной» территории. Ни у него в номере, ни у нее. И он ни в коем случае не должен рассчитывать ни на что иное, кроме дружеской беседы.

Однако при первом же звуке его голоса она обо всем забыла. Все защитные барьеры рухнули в один момент. Этот глубокий баритон с едва уловимым акцентом свел на нет всю ее решимость. Какие бы то ни было установки потеряли всякое значение, показались никчемными и даже глупыми по сравнению с тем предвкушением, которое она испытала.

Майкла их встреча потрясла так же, как и ее. В этом она не сомневалась. И это вовсе не то приятное волнение, какое обычно испытываешь, неожиданно увидев старого друга. Нет, это нечто гораздо более сильное. Как будто соприкоснулись два заряженных электрических элемента, породив неизвестную доселе энергию, всепожирающую и непреоборимую. Магию. А если попросту… встреча двух бывших любовников — вот как это называется.

Сирина тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Надо заниматься делом. К черту всю эту ерунду!

— Беннет, подвинь вон тот зонтик, справа, примерно на один фут ближе ко мне.

Беннет вскочил с места:

— Сию секунду.

Сирина кивнула. Вот теперь рефлектор на месте. Она с улыбкой обернулась к мужчинам, стоявшим перед ней:

— Еще пару снимков, джентльмены, и вы свободны. Через полчаса, горячо поблагодарив тех, кого снимала, она отпустила их и начала упаковывать оборудование вместе с Беннетом и Джейсоном.

Упаковывать пришлось немало. Она всегда помогала в этом своим ассистентам. Сирина терпеть не могла возить с собой целый кортеж помощников, поэтому обучила Джейсона и Беннета всему необходимому. Если же рук или времени у них троих все же не хватало, она нанимала кого-нибудь из местных, ищущих работу. Вот, например, сегодня она наняла стилистов-парикмахеров и гримеров. Они уже покинули место съемки. Сирина с «мальчиками», как все их называли, приготовились загружать оборудование в грузовичок, когда раздался стук каблуков по мраморному полу, возвещая о прибытии Корал.

— Ну, как прошли съемки?

— Увеселительной прогулкой я бы это не назвала.

Сирина обернулась к Корал. Выглядит в точности как современная императрица. Как будто приготовилась показывать туристам свои тронные залы.

Корал встревожено взглянула на нее:

— А что случилось?

— Да ничего особенного. Просто они все вели себя так, как будто только что обнаружили, что у них имеется между ногами. Понимаешь, о чем я?

Корал вскинула брови. Кивнула:

— Понятно. Но ты сделала все, что хотела? Сирина бросила на нее уничтожающий взгляд:

— Разумеется! Я всегда делаю все, что хочу, Корал.

— Я просто спросила, Сирина. — Корал смахнула несуществующую соринку с рукава своего черного шерстяного пальто, отделанною соболем. — Я вижу, ты на взводе. Пойдем в отель. Переоденешься, а потом пойдем куда-нибудь на ленч.

— Я пригласила Джейсона и Беннета на ленч. — Сирина подмигнула ассистентам. — Но ты можешь к нам присоединиться, если хочешь.

Эта мысль пришла ей в голову только сейчас. Ничего такого она не планировала. Но может быть, удастся таким образом отвлечься от мыслей о Майкле.

Она стянула с головы кепку, сняла очки, распустила «конский хвост», тряхнула роскошными черными волосами. Ассистенты с интересом переглядывались. Понимали, что она специально подначивает Корал.

— С удовольствием, — удивила всех Корал. Обернулась к Джейсону и Беннету: — Нам пора с вами поговорить. Я просмотрела некоторые ваши пробы и считаю, что у вас есть перспектива работать самостоятельными фотографами.

На этот раз Беннет и Джейсон обменялись взглядами, полными благоговейного изумления. Такого они никак не ожидали.

— Вот здорово!

— Ну и прекрасно.

Корал критически оглядела обоих. Похоже, они уже забыли о ленче и ресторане. Да и пустят ли их в таком виде в какой-нибудь приличный ресторан? Она сладко улыбнулась:

— Я надеюсь, у вас в отеле найдется во что переодеться? Что-нибудь более подходящее?

Оба непонимающе смотрели на нее. Они одеты точно так же, как всегда, — Джейсон, с волосами почти до пояса, в брюках из кожзаменителя и майке, открывающей все его многочисленные татуировки; худощавый Беннет — в черных кожаных брюках, футуристических кроссовках и рубашке с изображением леопарда. Волосы, выщипанные — другого слова не подберешь — как попало, выкрашены в платиновый цвет, с черным у корней. Он долго трудился, чтобы достичь именно такого эффекта.

Сирина подошла ближе, взъерошила Беннету волосы.

— С одеждой проблем нет. Я, например, не собираюсь переодеваться. Мы пойдем в один такой хипповый бар. С настоящими хиппи. Я про него много слышала. — Она свысока взглянула на своего агента. — Это тебе придется переодеться, Корал. Иначе рискуешь испортить своего шикарного соболя. Тебе его обольют краской.

Они вышли во двор замка, залитый ярким солнцем. У Веры еще кружилась голова от роскоши императорской сокровищницы Хоффбурга.

— Я словно побывала на какой-то необыкновенной выставке, — обернулась она к Мише. — В голове у меня просто калейдоскоп красок. Все эти чудесные вещи… — Она мечтательно вздохнула. — И подумать только, что Габсбурги взяли почти все императорские драгоценности с собой в ссылку!

Миша обнял жену за талию.

— Что тебе понравилось больше всего? Нет-нет, подожди, я попробую угадать. Вера рассмеялась:

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

— Изумруды, и рубины, и сапфиры, и бриллианты, — пропел Манни. — Вот то немногое, что я люблю больше всего. Правильно?

— Ты тоже хорошо меня знаешь.

— Я мог бы поспорить, — проговорил Миша, — что это что-нибудь зеленое… как изумруд.

— Но уж конечно, не тот, колумбийский, в тысячу шестьсот восемьдесят карат, — вставил Манни.

— Кажется, я никогда не видела такого большого драгоценного камня. А старая императорская корона! Просто огромная, и на ней столько бриллиантов, рубинов и сапфиров.

— Гитлеру она так понравилась, что в тридцать восьмом он забрал ее с собой в Нюрнберг, — сообщил Манни.

— Все эти золотые вещи и драгоценные камни просто потрясающие, — задумчиво проговорила Вера. — Но… знаете что?

— Что? — обернулся к ней Миша.

— Самое большое впечатление на меня произвели крестильные рубашки, которые Мария Тереза вышила для своих внуков. В них как будто чувствуется вся ее любовь и нежность. Все ее мысли. Императрица ведь вовсе не обязана делать это для своих…

Вера взглянула налево. Замедлила шаг. Это… Кажется, она узнала черноволосую красавицу, согнувшуюся под тяжестью оборудования для фотосъемок. Та, что проходит по двору в сопровождении двух дико одетых молодых людей. Господи!.. А вот и Корал Рэндолф, впереди, со своими угольно-черными волосами в виде шлема, в пальто с соболями. Ошибки быть не может! Если Корал здесь, значит… значит, это в самом деле Сирина Гиббонс. Вера снова ускорила шаг.

— В чем дело, дорогая? — Миша встревоженно взглянул на жену. — Ты словно привидение увидела.

— Да нет, ничего особенного. Мне показалось, что что-то попало мне в туфлю.

Она внимательно смотрела на него. Если он тоже увидел Сирину, она сразу же заметит это по его лицу. Но в нем ничего не изменилось.

— Ну, куда теперь? — вмешался Манни.

Надо поскорее увести их отсюда. Он все еще не мог поверить своим глазам. Но нет, это правда, особенно если принять во внимание странное поведение Миши со вчерашнего дня.

Сирина Гиббонс… Этим все объясняется.