"Рапсодия" - читать интересную книгу автора (Гулд Джудит)

Глава 4

Дворец Шенбрунн весь сверкал огнями. Все его 1441 комнаты были ярко освещены. Невероятная, невиданная экстравагантность. Дворец, построенный в стиле рококо и барокко, известный еще и под названием «Прекрасный родник» — в честь источника, протекавшего в лесу, где когда-то и был сооружен дворец, — в отличие от Хоффбурга в центре Вены, издавна являлся любимым местом Габсбургов. Здесь, вдали от интриг и строгих глаз дворцовых соглядатаев, королевская семья могла позволить себе жить в относительной «простоте», заниматься своими любимыми делами, наслаждаться интимной обстановкой. В то же время по роскоши, изысканности и грандиозности Шенбрунн мог соперничать с Версалем.

Многим из сегодняшних посетителей эта роскошь была не в диковинку. Потомки Габсбургов, например, могли и сейчас позволить себе немалую роскошь, а некоторые выходцы из королевских семей до сих пор жили на территориях, доставшихся им в наследство от венценосных предков. На концерт они проходили через главную дворцовую площадку к центральному входу, расположенному между двумя огромными обелисками, увенчанными наполеоновскими орлами. Наполеон водрузил их во время посещений Вены в начале девятнадцатого века.

Уже в течение двух часов высокопоставленные зрители сидели в золоченых креслах главного бального зала, внимательно слушая игру Майкла Левина. Или делая вид, что слушают. Воздух, казалось, отяжелел от ароматов дорогих духов, запаха цветов и, конечно же, неповторимой прелести музыки.

Пальцы Миши упали на клавиатуру в заключительных звуках моцартовского рондо ля-минор. Более волнующего финала, казалось, представить себе невозможно. Несколько секунд стояла мертвая тишина, потом зал взорвался оглушительными аплодисментами, криками «браво». Словно по команде все встали с мест, громко приветствуя одного из самых выдающихся виртуозов мира.

Некоторое время Миша сидел неподвижно, словно не замечая реакции публики, все еще находясь во власти музыки. Потом резко встряхнул головой, будто прогоняя наваждение, встал и повернулся к своим почитателям. Положил руку на крышку концертного рояля «Стейнвей», специально доставленного сюда из Нью-Йорка для сегодняшнего концерта вместе с настройщиком. Миша несколько раз грациозно поклонился публике, испытывая невероятное наслаждение и от признания слушателей, и от сознания, что он сегодня действительно был на высоте. Он всегда и во всем стремился к совершенству, а затем к еще большему совершенству. Но сегодняшний вечер являлся для него особенным во многих смыслах. Здесь собрался весь цвет европейского общества — политики, промышленники, бизнесмены, общественные деятели, заплатившие по тысяче долларов за то, чтобы послушать его, Мишу Левина. Сегодня в зале есть также и представители самой высшей европейской аристократии, и выходцы из древнейших королевских родов, ценители совершенства во всем, привыкшие только к самому лучшему. И он готов им это предоставить. Да и цель сегодняшнего концерта — помощь Фонду по обезвреживанию и уничтожению мин при Организации Объединенных Наций — отвечала его сердцу. Во время своих поездок по разным странам мира он успел убедиться в том, насколько опасны для людей эти скрытые под землей монстры. Он дал себе слово воспользоваться любой возможностью для того, чтобы собрать деньги для фонда. Сегодняшний концерт поможет достичь двух целей — собрать дополнительно немалую сумму денег и привлечь внимание к этой проблеме. Кроме того, лично для Миши как для музыканта сегодняшний концерт являлся особенным еще и благодаря месту, в котором он проходил. Именно здесь, в Зеркальном зале Шенбруннского дворца, много лет назад шестилетний Моцарт выступал вместе со своей десятилетней сестрой перед императрицей Марией Терезой. И здесь он в тот вечер объявил, что хочет жениться на семилетней дочери императрицы Марии Антуанетте, сидевшей в зале рядом с матерью. После концерта Моцарт поцеловал императрицу и уютно устроился у нее на коленях.

Аплодисменты постепенно стихли. Мишу окружила толпа восторженных почитателей. Однако его внезапно охватило нетерпение, которое с каждой минутой все усиливалось. Как и положено, он прошел к своим поклонникам, окруженный букетами цветов, отвечая на поздравления и похвалы, разговаривая с надушенными дамами и изысканно одетыми мужчинами. Все пили шампанское из высоких хрустальных бокалов, деликатно угощались черной икрой с серебряных подносов, которые проносили официанты. Ему встретилось несколько знакомых лиц — тех страстных любителей музыки, которые готовы лететь в любой конец света и платить любую цену за билеты. Но многих ему представили впервые — промышленников, политиков, общественных деятелей, возможно, не так искренне любящих музыку, однако могущих способствовать его карьере и тому делу, ради которого Миша давал сегодняшний концерт.

Еще примерно час он очаровывал собравшихся, но в конце концов почувствовал, что силы его иссякли. Погруженный в свои мысли, он отошел в дальний угол зала.

— Мой дорогой… Миша вздрогнул:

— Да?

— Где ты витаешь?

— Я здесь, — улыбнулся он жене. — Просто задумался… о сегодняшнем концерте.

Как странно… ложь словно сама собой соскользнула с языка.

— Знаешь, ты обошелся с графиней почти грубо. А между тем она очень влиятельная особа. Ты же знаешь, она состоит в совете директоров в Зальцбурге и по поводу музыкального фестиваля ей тоже принадлежит не последнее слово.

— Сожалею, Вера. Наверное, я немного устал. Перелет и все такое…

И вообще, о чем это она? Кого интересует эта древняя графиня фон… что-то там такое?.. Внезапно он почувствовал сильнейшее раздражение и против Веры, и против всего этого блестящего общества. Но главное, он никак не мог избавиться от мыслей о…

— Может быть, ты плохо себя чувствуешь?

— Нет-нет. Просто устал.

— Ты меня тревожишь, Миша. Ты сегодня на себя не похож. С самого ленча.

Господи, ну почему она не может оставить его в покое! Он все бы отдал за то, чтобы вырваться из этой удушливой атмосферы, со всеми этими аристократическими реликвиями, вернуться к себе в отель и… что? Он прекрасно знал что. Позвонить Сирине. Договориться о встрече на завтра.

— Со мной все будет в порядке.

Миша устало улыбнулся жене. Взглянул на ее встревоженное лицо, почувствовал угрызения совести. Он уже предает ее в мыслях, а это все равно что настоящее предательство. Но что он может с собой поделать? У него нет выбора, внезапно осознал он.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь. — Он мог только надеяться, что это прозвучало достаточно искренне, тем более что это чистая правда. — Просто потрясающе выглядишь.

— Спасибо, Миша. Я думала, ты не обратил внимания. А ведь я сегодня специально для тебя постаралась.

Да, заметил он, Вера действительно сегодня постаралась. Роскошное вечернее платье от Кристиан Лакруа, с кружевным лифом кремового цвета, украшенным драгоценными камнями, с юбкой из таких же кружев на розовом атласе, представляло собой настоящий шедевр портновского искусства. Она трижды летала в Париж на примерки. Свои белокурые волосы она стянула на затылке в элегантный пучок. Лишь несколько длинных завитых прядей обрамляли лицо с фарфорово-белой кожей. В ушах, на шее и на руках — украшения с белыми и розовыми бриллиантами. Обычно Вера одевалась гораздо более консервативно, однако сегодня вечером от нее исходила чарующая атмосфера а-ля Мария Антуанетта.

Миша с восхищением смотрел на жену. Как он может даже думать о том, чтобы предать это очаровательное существо?! Однако несмотря на все его усилия, мысли снова и снова возвращались к Сирине Гиббонс. Она словно околдовала его, и это колдовство ничем не разрушить.

— Вера! Дитя мое!

К ним приблизилась престарелая дама, рассылая воздушные поцелуи по европейскому обычаю. Старое платье из кружев на атласе висело на ее костлявом теле как на вешалке, однако драгоценности на ней, казалось, собраны со всей Священной Римской империи.

— Нет, я непременно должна познакомиться с этим необыкновенным человеком!

Дама говорила по-английски с едва заметным немецким акцентом. Кивнула в Мишину сторону хрупкой головой с жидкими седыми волосами под громоздкой диадемой из драгоценных камней, слишком тяжелой для нее.

— Катарина, — послушно произнесла Вера, — познакомьтесь, это мой муж Майкл. А это, — она обернулась к Мише, — княгиня фон Валленберг.

Миша взял костлявую, всю в коричневых пятнах руку княгини с огромными драгоценными камнями на каждом пальце, склонился, коснулся ее губами. С большим усилием снова включил свое обаяние.

— Счастлив познакомиться.

— Взаимно. — Княгиня обнажила желтые зубы в улыбке. Под тяжелыми старческими веками блеснули проницательные васильковые глаза. — Вы играли просто великолепно. Но вам, наверное, уже столько об этом говорили! Я больше не буду вам надоедать. Хочу только сообщить, что мы с Рудольфом решили сделать дополнительное пожертвование в пользу фонда. На ваше имя.

— Для меня это большая честь. Огромное вам спасибо.

Он заметил широкую улыбку на лице Веры. Понял, что именно ее должен благодарить за эту честь. Она неустанно общалась с людьми от его имени.

— Ну, не буду вас задерживать. Наверняка еще многие хотят с вами познакомиться. Вас, должно быть, утомила вся эта болтовня. — Престарелая княгиня повернулась к Вере: — Так мы ждем вас на обед завтра вечером, дитя мое.

— Да, мы тоже ждем этого с нетерпением, Катарина. Мы специально для этого остаемся в Вене.

— Приглашенных совсем немного. Человек двадцать пять или тридцать. Все страстные почитатели музыки. — Она кокетливо подмигнула Мише. — Все с большим влиянием и толстыми бумажниками.

Она двинулась прочь, распространяя старомодный запах лаванды.

Неизвестно откуда появился Манни Цигельман в великолепном, сшитом на заказ смокинге и белом галстуке.

— Ну что, старина, сегодня ты превзошел самого себя.

— Да, по-моему, все прошло неплохо, как ты считаешь, Манни?

— Все в полном восторге. Ты играл великолепно. Думаю, твоей карьере сегодняшний концерт никак не повредит. Я вижу, ты уже познакомился с королевой музыкального фестиваля княгиней фон Валленберг.

— Да, Вера ее знает. Она очень мила.

— Ее знать очень полезно. И лучше, если она на твоей стороне. Ни за что не хотел бы иметь ее своим врагом. — Он внимательно разглядывал своего «звездного» клиента. — Ты себя нормально чувствуешь? Выглядишь как будто немного раздраженным.

— Просто устал, — снова повторил Миша. — Пожалуй, поеду в отель. Ты не возражаешь, Вера? Манни любит тебя сопровождать. Я потом пришлю за вами лимузин.

Вера дотронулась до его руки:

— Если хочешь уйти, дорогой, я поеду с тобой.

— Нет-нет. Вы оставайтесь и повеселитесь. Ты должна испытать свое магическое очарование на всех присутствующих. — Он сжал ее руку. — Повеселитесь как следует. А мне нужно побыть одному, чтобы расслабиться после концерта. Наверное, лягу пораньше спать.

Вера встревожено смотрела на мужа.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Да, — твердо произнес Миша. — Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть. — Он обернулся к Манни: — Позаботишься об этой прекрасной даме?

— С превеликим удовольствием.

Манни взял Веру под руку. Миша поцеловал жену в щеку.

— До встречи, дорогая. Увидимся утром.

— Отдыхай, — ровным голосом произнесла Вера, стараясь скрыть свое беспокойство, смешанное с любопытством.

Миша повернулся, быстро прошел сквозь толпу не останавливаясь, пока не оказался в парке дворца, где его ожидал «мерседес» с шофером. Через несколько минут он уже плавно катил к отелю «Палас-Шварценберг». К телефону.

Сирина с громким стуком захлопнула дверь своего номера. Прислонилась к ней, все еще тяжело дыша после вечерней пробежки. Несмотря на холодный ветер, она вся вспотела.

Быстро стянула красные перчатки из овечьей шерсти, скинула серебристо-серую нейлоновую куртку, сняла с головы жаркую шапочку розового цвета, тоже из овечьей шерсти. Сбросила все это разноцветным ворохом на роскошный гостиничный ковер. Стянула с ног серые рейтузы, сбросила кроссовки так, что они пролетели через всю комнату и приземлились у ножки антикварного столика. Сняла теплые носки, швырнула все в ту же кучу одежды.

— Попала! — крикнула Сирина в пустоту гостиничного номера, чувствуя, как постепенно испаряется злость.

Босиком прошла в ванную комнату, все еще не до конца перестав злиться на себя после пробежки. Ополоснула лицо и руки тепловатой водой, яростно обтерлась. Промокнула пот со спины. Все! Больше никаких свиных отбивных, никаких булочек с кремом, вообще никакой выпечки, которой так славится Вена! Только что во время пробежки она ощутила, как это все подействовало на нее. Бежать стало значительно тяжелее, и устала она намного быстрее, чем обычно. Но она не повернула обратно. Ну нет! От Сирины вы этого не дождетесь. Пробежала все положенное время, стараясь увеличивать скорость. И все время повторяла себе, что должна и может отработать всю эту восхитительную еду, такую невероятно калорийную, такую опасную для ее фигуры.

Корал права. Как всегда. Нельзя так относиться к собственному телу.

Сейчас она примет горячую-горячую ванну, какую только сможет выдержать. Будет долго лежать в пенистых ароматических солях, и пусть все напряжение сегодняшнего дня и вечерней пробежки постепенно выходит из тела, пусть мускулы постепенно расслабляются. Но это потом, немного погодя. Сирина прошла обратно в гостиную, подошла к бару, налила себе стакан минеральной воды, выпила жадными глотками. Налила еще. Быстрыми шагами прошла в спальню, не спеша сняла с себя оставшуюся одежду, кинула на кресло. Надела плотный белый махровый халат, завязала пояс, бросилась на безукоризненно чистую постель. Взгляд ее бездумно скользил по комнате и наконец остановился на телефоне. Может быть, подождать с ванной?.. Она закрыла глаза, чтобы не видеть телефона, стоявшего на ночном столике у кровати. Да, наверное, лучше подождать. Вдруг Майкл позвонит в то время, когда она будет лежать в ванне? А может, лучше быстренько принять душ? Это не займет много времени.

Она уже спрашивала внизу у стойки. Никто не оставлял для нее никаких сообщений. Значит, он еще не звонил.

Сирина напомнила себе, что у него сегодня концерт. Он может вернуться в отель не раньше полуночи. Заигрывает там, наверное, с этими благотворительными тузами. Она кинула быстрый взгляд на часы. Половина одиннадцатого.

Что же делать? Ждать или не стоит? Ах черт! Черт, черт, черт! Она яростно стукнула кулаком по подушке. Потом соскочила с кровати и решительно пошла в ванную. Нет, она этого не допустит! Больше она в эту ловушку не попадет. Сидеть и ждать его звонка?! Ха! Хорошенькие шуточки! Она теперь другой человек. Он ей больше не нужен. Она больше не реагирует ни на него, ни на его знаменитое обаяние!

Резким движением Сирина открыла краны, насыпала ароматической соли — сочетание ароматов мускуса и цитрусовых. Вернулась в спальню, взяла последний номер журнала «Вог» — взглянуть еще раз на свои снимки с демонстрации мод, которые делала несколько месяцев назад. Снова прошла в ванную, полную пара. Закрыла краны, сняла халат, опустилась в пенистую, пропитанную экзотическими ароматами воду. Да-а-а… Вот именно то, что ей нужно!

Она начала медленно перелистывать страницы журнала, удовлетворенно кивая при виде своих снимков. И ответственный за художественную часть проделал отличную работу. Прекрасно скомпоновал фотографии в высокохудожественный монтаж. Можно не волноваться, что ее работа будет выглядеть дешево или плохо будет смотреться в итальянских модных журналах.

Сирина бездумно перелистывала глянцевые страницы туда и обратно… туда и обратно. Потом неожиданно для самой себя вздохнула, захлопнула журнал, перебросила через край ванны на пол. Долго лежала, глядя на стену. Все эти мужские тела лишь напомнили ей о собственном целомудренном… неприкаянном состоянии. Пока… А что будет завтра?

Она снова думает о нем! О Майкле. О том, как они неожиданно встретились. О том, как прекрасно он выглядит. Еще лучше, чем восемь лет назад, если это вообще возможно. Перед мысленным взором предстали эти влажные, пронизывающие темные-темные глаза, развевающиеся на ветру иссиня-черные волосы, полные чувственные губы. Высокое, стройное, сильное тело Адониса, которое она так хорошо помнила.

Сирина снова ощутила знакомый прилив неконтролируемого физического желания, сводящего с ума. Такого она не испытывала больше ни с кем, хотя в свои тридцать лет знала немало мужчин. Может быть, даже слишком много… Среди них были и богатые, и знаменитые, и жестокие садисты, были и такие, от которых не осталось почти никаких воспоминаний. Но ни один из них не мог сравниться с Майклом Левиным. Ни один из них и в подметки ему не годился.

Руки ее блуждали по собственному телу, заряженному желанием, как электричеством. Шея, плечи, грудь, бедра… все те места, которых касались его руки, оставив незабываемый след.

Господи… ну зачем он вернулся?!

Слава Богу, что он вернулся…

Миша вошел в отель «Палас-Шварценберг», построенный триста лет назад, прошел через мраморный вестибюль, на этот раз не обратив внимания на захватывающую красоту позолоты и хрусталя, поднялся в свой двухэтажный номер, заполненный антиквариатом, налил себе виски и выпил одним глотком. Распустил галстук, налил еще, на этот раз добавил кубик льда и плеснул воды. Со стаканом и бутылкой в руках поднялся к себе в спальню. Начал медленно раздеваться, аккуратно вешая одежду в стенной шкаф, хотя и знал, что в Нью-Йорке все это отправится в чистку.

Раздевшись донага, он вытянулся на роскошной кровати, потягивая виски, готовясь к разговору с Сириной. Он знал, что, если сейчас не позвонит, будет сожалеть об этом до конца своей жизни. Не дав себе опомниться, быстро сел на постели, поставил стакан, набрал ее номер в отеле «Венгерский король». Она сразу же взяла трубку.

— Алло, — произнесла, слегка задыхаясь.

— Это Майкл.

— Знаю.

— Чем ты сейчас занимаешься?.. Тебе как будто не хватает воздуха.

— Ничем особенным. Только что вышла из ванны. С удовольствием отмокала после вечерней пробежки.

— Значит, ты все еще бегаешь?

Он представил себе ее длинное стройное тело и то, как она бежит по улицам.

— Конечно. А ты, держу пари, все так же изводишь себя ракеткой, плаванием и поднятием тяжестей.

Перед мысленным взором Сирины промелькнуло его крепкое, мускулистое тело.

— Ты же меня хорошо знаешь. — Миша на секунду запнулся. — Я… я все еще не могу до конца поверить в то, что мы вот так, случайно, встретились.

— Да, странное совпадение, правда. Все эти годы мы оба жили в Нью-Йорке и ни разу не встретились.

— Может быть, это судьба?

— Я не знаю… Кажется, я не верю в судьбу.

— Как это ни назови… я рад, что мы встретились, Сирина.

— Я тоже.

Похоже, она говорит искренне. Господи… а вдруг… может быть… Он попытался обуздать мгновенно вспыхнувшие надежды и несбыточные мечты.

— Как ты думаешь, мы не могли бы встретиться завтра? Он старался говорить осторожно, не выдавать своего волнения, чтобы не спугнуть ее.

— Думаю, могли бы. Но… я… я хочу, чтобы ты меня правильно понял, Майкл. Мы не можем начать сначала с того же места, где когда-то остановились.

— Нет-нет, я ничего такого не думаю. Я просто хочу тебя видеть.

— И мне этого хочется.

Не слишком ли взволнованно звучит ее голос? Он может подумать, что ей не терпится его увидеть.

— Тогда где-нибудь около четырех?

— Лучше в половине пятого.

— Прекрасно. Встретимся в твоем отеле? В баре на первом этаже?

— Лучше поднимись прямо ко мне в номер. Так мне будет удобнее. У меня на завтра назначено еще несколько встреч.

— Очень хорошо. Значит, до завтра?

— Пока.

Сирина положила трубку. Если бы он только знал, как ей не терпится его увидеть!

— Спокойной ночи, Сирина.

Он не сразу понял, что она уже положила трубку.

Миша сделал глоток виски. Закрыл глаза. Представил себе ее. Роскошные черные волосы, длинная лебединая шея, огромные карие глаза, чувственные — можно даже сказать сладострастные — губы… И небольшая, идеальной формы грудь с сосками, похожими на клубнички, длинный изящный торс, тонкая талия и этот сладостный черный холмик между белыми, как сливки, бедрами. Он ощутил такое возбуждение, какого не испытывал уже… сколько времени? И не вспомнить. Но очень давно.

Потом, после продолжительного горячего душа, он лежал в постели, вспоминая прошлое. Те давно ушедшие годы, когда они с Сириной проводили все время вместе. Все их взлеты и падения. Они словно пожирали друг друга в своей ненасытной страсти. До этого он даже и не знал, что такая страсть существует.

Теперь-то он понял, что Сирина ему совсем не подходила. Вот если бы он задался целью определить для себя, какая женщина могла бы оказаться для него наихудшей любовницей, Сирина, вероятно, в точности подошла бы под это определение. Он выходец из России, и к тому же еврей. Сирина — американка, родом из Флориды, протестантского вероисповедания, хотя давно уже отказалась от какой бы то ни было веры. Она верила лишь в себя. Он, целиком поглощенный своей карьерой, нуждался в женщине, которая могла бы полностью посвятить себя ему и его музыке. Сирина, точно так же поглощенная своей карьерой, не собиралась жертвовать собой ради него и его амбиций.

Двое таких разных людей…

Миша взял стакан, сделал глоток виски, наслаждаясь ощущением тепла, разливающегося внутри, обволакивающего как теплое одеяло.

Двое таких разных людей… И все же никого он не любил так, как ее, ни к кому больше не испытывал такого всепоглощающего физического влечения.

Он допил виски, поставил стакан, выключил лампу на ночном столике у кровати, закрыл глаза. Но сон не шел. Миша ворочался и метался на постели, раздираемый мыслями о Сирине, об их прошлом. Об их завтрашнем свидании. Что ждет их завтра? Этого он не знал. Ощущал лишь невероятное физическое напряжение и надеялся на то, что завтрашний день освободит его от этой муки.