"Бумажная звезда" - читать интересную книгу автора (Хейз Мэри-Роуз)

Глава 11

— Я развелся вскоре после твоего рождения, выждав приличное время, — рассказывал Сенту Слоун Тредвелл-старший.

Сент не знал, что сказать, если от него вообще ждали ответа. Он уткнулся в тарелку и начал считать куски дикой утки, разложенные, словно лепестки цветка, вокруг горки риса. Вышло семь кусков, разделенных между собой ломтиками апельсина, побегами аспарагуса и кресс-салатом. Отец заказал себе татарский бифштекс. На тарелке лежала темно-красная горка сырого мяса с круглым ярко-желтым сырым яичным желтком в центре. Сент содрогнулся: блюдо показалось ему отвратительной имитацией женской груди.

Он наблюдал, как отец погрузил вилку в желток и стал методично перемешивать его с мясом. Сент не выдержал и отвел взгляд, невольно поежившись под своим новым пиджаком от Версачи. Отрезав кусочек утки, он положил его в рот, мечтая, чтобы скорее наступил момент, когда можно будет под благовидным предлогом извиниться и уйти.

Получив от отца приглашение на обед по случаю своего совершеннолетия, Сент был польщен и тронут до глубины души. Этот обед представлялся ему чем-то торжественным и даже ритуальным, когда двое мужчин, отец и сын, вместе отмечают важное событие в жизни сына и отец воспринимает его если уж не как равного себе, то по крайней мере как взрослого разумного человека. Может быть, решил для себя Сент, теперь отец будет уделять ему больше времени, они лучше узнают друг друга, возможно, отец даже гордится тем, что сын никогда не пользовался его положением в обществе, а сейчас нашел свою дорогу в жизни и преуспел в деле, которое сам для себя выбрал, так как к этому времени Сент уже сумел продать свой роман. Его агент сообщил ему об этом накануне отъезда в Нью-Йорк:

— Поздравляю, Слоун. Роман взяли и на хороших условиях. Совсем неплохо для первой книги.

Арни пришел в восторг:

— Я покупаю права на постановку фильма. Мне хочется сыграть роль Джо.

Тетя Глория тоже была очень довольна:

— Я верила в тебя, Слоун.

Сент попросил ее ничего не рассказывать отцу, хотелось преподнести ему сюрприз за обедом.

Он забыл о своей обиде на Джи Би и позвонил. Ее, конечно, не было дома, но хотя бы Вера порадовалась за него:

— Это же здорово, Сент! Ты, наверное, счастлив. И знаешь что, — смущенно добавила она, — у меня тоже хорошие новости относительно Старфайер.

— Как только я вернусь из Нью-Йорка, мы обязательно отпразднуем наши успехи, — пообещал Слоун. — Втроем.

Ведь трио Старфайер живет и здравствует.

В первое же утро в Нью-Йорке Сент пошел познакомиться с редактором своей книги, которым оказалась модно одетая, энергичная блондинка лет сорока.

— Нам очень понравился ваш роман. Все уже устали от этих притонов, детей-психопатов и прочей дряни. В вашем романе реальная жизнь со всеми ее кошмарами. Ужас современной жизни — скоростная автострада. Мы пустим вашу книгу на рынок под рубрикой «Ужасы восьмидесятых». Прекрасный роман! А вы еще так молоды.

Сколько вам лет?

— Почти двадцать один год.

— Я хорошо помню себя в эти годы.

Если бы только Джи Би была с ним, если бы он мог поделиться с ней своей радостью. Но все равно чертовски приятно, что тебя хвалят.

Через два дня Сенту исполнился двадцать один год, и, Став совершеннолетним, он, согласно завещанию деда, мог самостоятельно распоряжаться пятью миллионами долларов, вложенными в трастовый фонд Тредвеллов. Торжественная церемония проходила в офисе мистера Фридмана. Сент поставил свою подпись под целой дюжиной документов. По окончании церемонии тетя Глория, сияющая и гордая, повела его на ленч в «Колони». Она надела поношенную соломенную шляпку, скрывавшую ее зачесанные наверх волосы, и розовый костюм от Шанель, которым гордилась вот уже двадцать пять лет. Сент заметил на рукаве свежее пятно грязи и сразу догадался, что перед отъездом тетя не удержалась и поработала в саду.

Отец отказался присоединиться к ним, сославшись на то, что они увидятся за обедом.

— Надень что-нибудь поприличнее, Слоун, — приказал он.

У Сента не было хорошего костюма и не хотелось покупать его, однако он постарался одеться со всей тщательностью: новый «с иголочки» пиджак — жемчужно-серый в тонкую розовую полоску, темно-синюю рубашку от Ральфа Лорена и белые слаксы. Он даже подстригся ради такого случая. Однако его внешний вид произвел на отца совсем обратное впечатление.

— Ты похож на итальянского гангстера, Слоун, или на торговца наркотиками. А где твой галстук?

Обнаружив, что на сыне нет галстука и полностью отсутствует желание им обзаводиться, отец распорядился, чтобы мисс Геррити зарезервировала им столик в другом ресторане.

Поэтому вместо излюбленного ресторана отца с его удобными кожаными креслами, пышными стойками и отделанными дубовыми панелями кабинетами с сидящими в них средних лет мужчинами в добротных серых костюмах, таких же важных, как и отец, они сидели сейчас в новомодном маленьком ресторанчике со стеклянными перегородками, столиками, покрытыми розовыми льняными скатертями, с фантастически подобранной по цвету едой, подаваемой на огромных тарелках. Красноречивое молчание отца служило Сенту большим укором, чем любые гневные слова.

Сент смотрел на отца, солидного, седовласого и могущественного, такого неуместного здесь, как неуместен величественный монумент в оранжерее, заполненной тропическими цветами, но решив, что ни за что не позволит испортить себе настроение и праздник, он миролюбиво спросил:

— Если мать тебе совсем не нравилась, зачем же ты женился на ней?

— Она была беременна, — неохотно ответил отец.

Сент мысленно присвистнул. Такой чувствительности он не ожидал. Тредвелл-старший всегда умел хорошо владеть собой. Никаких эмоций, жалости или страха. Отец был корпоративной машиной, получающей все блага жизни, которые давало ему его положение в обществе. Но возможно, когда-то он тоже был молодым и беззаботным человеком, способным на романтическую любовь к женщине, красивой актрисе, пусть даже эта любовь длилась всего одну ночь.

Сент отложил вилку и посмотрел на отца с теплом и лже симпатией.

— Мной? — спросил он осторожно.

Отец кивнул.

— Тогда ты поступил правильно, женившись на ней.

— У меня не было выбора. — Отец разломил хлеб на две половинки и впился в одну из них крепкими белыми зубами. — Она отказалась делать аборт.

Сент открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг понял, что у него нет слов. Он окунул веточку аспарагуса в голландский соус и молча вертел ее, полностью сосредоточившись на этом занятии.

Логически рассуждая, отца можно понять. Сент попытался поставить себя на его место. Это было в 1961 году, когда нравы были совсем другими. Отец, должно быть, по-настоящему испугался, когда узнал, что Спринг беременна.

Конечно, ему хотелось, чтобы она избавилась от ребенка…

Но если рассуждать с личных позиций, то: «Как он посмел?

Ведь этим ребенком был я! Мой отец хотел, чтобы моя мать избавилась от меня». И тут сам собой возник роковой вопрос: «Зачем отец все это мне рассказывает? Неужели же не понимает, как жестоко говорить такие вещи? К чему он клонит? В чем дело? Слава Богу, что Спринг отказалась делать аборт. Спасибо тебе, мама. Возможно, ты не такая уж ведьма, какой стараешься казаться».

— Спринг отказалась от аборта, потому что это противоречило ее интересам. Ты был предметом нашей сделки.

— Ничего не понимаю.

— Пораскинь мозгами, Слоун. У нее на руках были все карты. Она дала мне ясно понять, что если я не женюсь на ней и не переведу на ее счет значительную сумму денег, то горько об этом пожалею.

— Что она намеревалась сделать?

— Трубить на всех углах, какой я мерзавец. Компания только вставала на ноги, и скандал был не в моих интересах, у меня уже тогда были враги.

«Не сомневаюсь», — подумал Сент.

— Я не мог позволить себе рисковать. Я женился на ней и перевел на ее счет требуемые деньги. Мы расстались сразу же после твоего рождения, а через полгода начался бракоразводный процесс, Спринг всегда была настоящей хищницей.

Сент выпил за обедом стакан вина и сейчас чувствовал себя осоловевшим.

— Зачем ты рассказываешь мне все это? — спросил он.

— Ты стал взрослым, и тебе пора знать правду. Ты уже должен понимать такие вещи.

— Спасибо, — ответил Сент. — Жаль, что я сразу не догадался. Теперь все понятно: я был предметом сделки, ты попал в ловушку, и потому ты никогда меня не любил.

Сент аккуратно сложил салфетку, положил ее рядом с тарелкой и встал из-за стола. Единственное, чего он сейчас хотел, Так это поскорее уйти.

— Спасибо за обед, — вежливо поблагодарил он. — Думаю, мне лучше уйти.

— Нет, Слоун. Сядь на место. — Голос отца звучал так, словно тот разговаривал со своим нерадивым работником. — Я еще не все сказал.

— Есть что-то еще?

— Да, есть.

Сент неохотно опустился на стул.

Отец сцепил пальцы и положил на них подбородок.

Впервые за время обеда он посмотрел Сенту прямо в глаза.

— Когда твоя мать преподнесла мне эту новость, я подсчитал, что она должна быть на втором месяце беременности, .

Сент непонимающе посмотрел на Него. Глаза отца, серые, как цинк, излучали холод.

— Ну и что?

— Спринг обманула меня. У нее уже было четыре месяца, а то и больше. Она была хорошо тренированной танцовщицей, с крепким и мускулистым телом. Беременность стала заметна только на шестом, а может, и на седьмом месяце.

Только когда ты родился, по ее утверждению на два месяца раньше срока, хотя и был крупным, здоровым ребенком, весившим около девяти фунтов, я понял, на какую наживку клюнул. Прием старый как мир.

Сент закрыл глаза, наступило молчание.

— Ты хочешь сказать… — начал он.

— Она выдала чужого ребенка за моего, — закончил отец.

— Значит, ты… не мой отец?

— Мне кажется; что я все уже разжевал тебе, Слоун.

Известие оглушило Сента. Все посторонние звуки моментально исчезли. Он видел жующие рты, блеск столового серебра, официантов, несущих поднос с горами грязной посуды на них, но привычный шум ресторана растворился в тишине, и лишь легкий звон неприятно отдавался в голове.

— Почему же ты не отказался от меня? — наконец спросил он. — Почему ты все время делал вид, что я твой сын?

Губы отца растянулись в холодной, презрительной усмешке.

— В то время нельзя было допустить скандала, я не мог себе позволить стать посмешищем в глазах окружающих.

Твоя мать поносила бы меня во всех бульварных газетах, пришлось принять неизбежное. Я сделал тебя своим наследником, дал свое имя, к которому ты, как я сильно подозреваю, всегда испытывал отвращение, но старался видеть тебя как можно реже. Скажу откровенно, это было выше моих сил. — Отец вздохнул и задумчиво посмотрел на Сента. — История не из приятных, но я чувствовал себя обязанным все рассказать тебе. Теперь ты понимаешь, почему все эти годы я уделял тебе так мало внимания.

К столику подошел официант:

— Что джентльмены закажут на десерт?

— Слоун, — обратился к нему отец, хотя какой он теперь ему отец? — Сдобная ватрушка смотрится совсем неплохо.

— Десерт? — Сент непонимающе посмотрел на него. — И после всего этого ты предлагаешь мне десерт?

— У нас есть прекрасный клубничный мусс, — вмешался официант. — А ореховый торт — просто чудо.

— Спасибо, нет, — ответил Сент, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— Принесите мне кофе, — услышал он голос отца.

Отца? — Без кофеина. Слоун?

Сент покачал головой. Официант поклонился и исчез.

— Тогда кто же он? — спросил Сент. — Кто мой отец?

Человек, сидевший напротив, пожал плечами. На его лице появилось выражение брезгливости.

— Не имею ни малейшего представления. Спроси об этом у своей матери, может, она сумеет вспомнить.

«Ну ты, старик, просто превзошел себя, — подумал Сент. — Тебе мало было воткнуть в меня нож, так ты еще и повернул его. Молодец, ничего не скажешь».

Он с сожалением посмотрел на него. Неужели можно быть таким расчетливо и мелочно жестоким? Это даже не жестокость, а подлость. «С этого момента, — подумал Сент с холодным презрением, — я тебе ничем не обязан. Я любил тебя, старался заслужить твое уважение. Но теперь хватит».

— Может, я поступил жестоко, Слоун, но, думаю, ты должен знать правду.

Сент скомкал розовую салфетку и аккуратно положил на тарелку для хлеба.

— Никакой жестокости, — спокойно ответил он. — Просто тебе нужно было насладиться местью.

— Местью? О чем ты говоришь? Не надо театральных жестов. Сейчас в тебе говорит твоя мать.

«Несчастный человек, достойный сожаления, — с горечью подумал Сент, затем медленно поднялся, ухватился за спинку стула, прижавшись к нему коленями, так как ноги его дрожали. — Для полноты картины не хватает только группы официантов с именинным тортом и песней о счастливом дне рождения».

— Почему ты не рассказал все это раньше? — спросил Сент. — Тогда не пришлось бы вводить меня в наследство.

Не знаю, что тут скрывается, но определенно я не имею никакого права на эти деньги.

Сент вспомнил тот давний холодный, морозный день, когда он разорвал перед носом мисс Геррити тысячу долларов и бросил к ее ногам. Какое удовлетворение он тогда испытал. Вот бы разорвать сейчас пять миллионов долларов, удовлетворение было бы в тысячу раз больше.

— Ты как-никак мой законный наследник, Слоун. Эти деньги по праву твои.

— Я уже сам начал зарабатывать себе на жизнь и не нуждаюсь в этих деньгах.

— Не смеши меня. Аванс в десять тысяч долларов даже нельзя назвать деньгами.

— Это только начало.

Сент повернулся и направился к выходу.

— Слоун, немедленно вернись, не валяй дурака. — Впервые голос Тредвелла-старшего звучал не так уверенно, как раньше. В нем чувствовались некоторая растерянность и даже страх. — Слоун, не забывай, кто ты есть!

Сент бросил последний взгляд на человека, которого когда-то любил, чье уважение пытался заслужить все эти годы, и с грустью заметил:

— Если бы знал, то, может быть, и не забыл.

Сент быстрой походкой шел по улицам.

Злость душила его. В голове непроизвольно вырисовывался сценарий:

«Натура: улица, ночь. Воздух горячий и влажный. Толпы народа на улицах — влюбленные, люди, выгуливающие собак, зеваки, глазеющие на витрины магазинов. Молодой человек в модном итальянском спортивном пиджаке быстро шагает по улицам, кипя от злости.

Перед ним мелькают знакомые очертания домов, пока он резко не сворачивает в Центральный парк на Девятнадцатой улице. Молодой человек с востока на запад пересекает темный пустынный парк в полной уверенности, что аура гнева, окружающая его, служит ему превосходной защитой от подстерегающей опасности…»

Сент дошел до западной окраины города и на Амстердам-авеню резко развернулся и зашагал обратно в деловую часть города.

Он бродил по улицам до тех пор, пока совершенно не вымотал себя, и, только немного успокоившись, пошел на квартиру к матери. Было два часа ночи.

Пройдя в свою комнату, Сент хотел лечь спать, но скоро понял, что все равно не заснет: нервы слишком взвинчены. Решив не ждать до утра — да и матери к тому же не было дома, — он быстро сложил в сумку свои вещи, выскочил на улицу и, поймав такси, поехал в аэропорт Кеннеди.

Купив билет, Сент первым же рейсом улетел в Сан-Франциско.

Приземлившись, он забрал свой «ягуар», припаркованный возле аэропорта, и помчался по прибрежному шоссе в сторону утопающего в туманной дымке города. Все его тело болело, ныла каждая косточка.

Как страшно узнать, что ты вовсе не Тредвелл, что твой отец никогда не был твоим отцом и что тетя Глория больше тебе не тетя, да и никогда ею не была. Как горько услышать все это, к тому же преподнесенное с таким холодным торжеством, но еще горше внезапно осознать, что твоя любовь, которую ты питал к человеку всю жизнь, ему совершенно не нужна. Сейчас Сент чувствовал себя последним дураком.

Когда он добрался до города, все его эмоции сконцентрировались в одном неукротимом желании: поделиться с кем-нибудь своей болью.

Машина как бы сама свернула в сторону Телеграф-Хилл.

Сент знал, что есть на свете единственная душа, которая поймет его.

Он припарковал машину и подошел к дому.

Нажав на кнопку звонка, Сент слушал, надеясь и страшась.

Джи Би открыла дверь.

Позже он будет спрашивать себя, что бы случилось, если бы дверь открыла Вера, которая почти всегда оставалась дома, но именно сегодня ушла в прачечную, и поэтому дверь открыла Джи Би да так резко, что Сент чуть не упал на нее.

— Что ты раззвонился, — начала она сварливо. — Я не глухая.

— Джи Би, мне надо срочно поговорить с тобой.

Пальцы Сента впились в ее голое плечо с такой силой, что девушка вскрикнула и отскочила.

— Прекрати немедленно! Какая муха тебя укусила?

Джи Би растирала плечо, на котором уже появились красные следы от его пальцев.

— Мне же больно, Сент.

— Ты мне очень нужна, Джи Би, — сказал он, не обращая внимания на ее замечание. — Можно я войду?

— Ты уже вошел.

Сент прошел в гостиную и чуть не споткнулся о раскрытый чемодан.

— Что это значит? — спросил он.

— Я собираю вещи.

— Собираешь вещи? Ты что, уезжаешь?

— Да, в Лос-Анджелес, в конце этой недели. Я переезжаю, я же тебе говорила, — добавила Джи Би, заметив его недоуменный взгляд.

Все полетело в тартарары, Сент даже растерялся. Неужели судьба уготовила новый удар?

— Ты не можешь уехать, я не хочу, чтобы ты уезжала.

Ему не стоило этого говорить. Он сразу все понял по вспыхнувшему в ее глазах гневу, но уже не мог остановиться.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Я не твоя собственность! — завопила Джи Би. — Я вольна делать что хочу.

— Но ты мне сейчас нужна здесь, Джи Би, ты даже не представляешь, что со мной случилось… Господи, я же люблю тебя… ты мне так нужна…

И Сент схватил ее, крепко прижал к груди, чувствуя, как напряглось ее тело, как оно сопротивляется его объятиям и девушка вертит головой, стараясь уклониться от поцелуев. В своей горячности он даже не почувствовал боли, когда она схватила его за волосы и что есть силы потянула назад.

— Пожалуйста, Джи Би. Ради Бога, Джи Би. Ведь я знаю, что ты тоже любишь меня, ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Я это чувствую. Ты должна ко мне вернуться.

Ты должна…

Ей наконец удалось вырваться из его объятий. Лицо ее пылало от гнева.

— Я тебе ничего не должна, я даже не люблю тебя. Не смей ко мне прикасаться.

— Если ты уедешь в Лос-Анджелес, я последую за тобой. Я буду следовать за тобой повсюду.

— Нет, Сент. В последний раз говорю тебе: оставь меня в покое. Я не желаю тебя видеть, не хочу и никогда не хотела тебя.

— Нет, хотела. — Сент даже засмеялся. — Вспомни нашу последнюю ночь на яхте. Тогда ты впервые испытала желание. Я это говорю со всей определенностью. Попробуй сказать, что это не так.

Джи Би тоже засмеялась, но ее смех звучал безрадостно и холодно.

— Не обольщайся. Я и тогда притворялась, как притворялась все время, пока спала с тобой. Я просто использовала тебя, потому что тогда ты был мне нужен, но сейчас я больше не нуждаюсь в тебе. Прошу, ради всего святого, уходи и никогда не возвращайся снова. Оставь меня в покое. Я этого больше не вынесу.

Сент по изнуряющей жаре мчался в сторону Траки и озера Тахо, знойный ветер хлестал ему в лицо. Ревя мотором, он обгонял дисциплинированных водителей, грубо подсекая их на поворотах и не обращая ни малейшего внимания на сигналы, выжимал скорость семьдесят, восемьдесят, а зачастую и сто миль в час, ожидая, что вот-вот раздастся вой полицейской сирены, и в то же время твердо веря, что аура гнева защищает его сейчас в тысячу раз сильнее, чем прежде, потому что последнее потрясение не шло ни в какое сравнение с преследованием полиции и прочими мелочами жизни. Никакая сила не могла его сейчас остановить.

Не сбавляя скорости, Сент свернул на дорогу, ведущую к озеру Тахо, и поехал вдоль берега извилистой реки Траки, не замечая ни прохладной манящей тени прибрежных кустов, ни зеркальной, сверкающей глади воды.

Открыв большие ворота, он подъехал к дому Арни и только тут увидел блестевшее сквозь деревья озеро и ощутил острый запах сосен.

К счастью, здесь не было ни души.

Арни уехал в Лос-Анджелес.

У Евы и Вернона выходной.

Сент резко затормозил, подняв столб пыли. Кинув на крыльцо сумку, он бросился к озеру и, ломая кусты, выскочил к пустынному причалу.

Единственное, чего он сейчас хотел, — это плавать, плавать долго, до полного изнеможения, чтобы очистить себя от ненужных эмоций, забыть все, что накипело на душе.

Сент сорвал с себя всю одежду и голым бросился в холодную воду. Вода обожгла разгоряченное тело, и он вынырнул, чтобы перевести дыхание. Размашистыми гребками Сент доплыл до середины озера, не щадя себя и не замечая холода, сковывавшего тело. Он плавал до тех пор, пока не заболели руки, затем перевернулся на спину и долго лежал, глядя в безоблачное голубое небо. Вода в озере оставалась неподвижной, в тишине можно было расслышать движение воздуха.

Прошло пять минут, и он стал замерзать. Кожа на руках и ногах посинела, как у мертвеца.

Сент быстро поплыл к причалу, с силой разгребая воду.

Дрожащими от напряжения руками он ухватился за доски причала, подтянулся и вылез. Сент стоял, подставив лицо солнцу, вода капала с его тела и…

— А ты прекрасно плаваешь, — произнесла Флетчер Мак-Гроу.

Сент сжал ноги и согнулся. Отбросив с лица мокрые волосы, он оглянулся и увидел ее, сидевшую со скрещенными ногами на пляжной полосатой подстилке и с улыбкой смотревшую на него сквозь зеркальные солнцезащитные очки.

— Какого черта ты здесь делаешь? — со злобой спросил Сент.

— Я слышала, как ты приехал, и мне захотелось поболтать. Здесь ужасно скучно.

— Оставь меня одного, Флетчер, — сказал он, опускаясь на одно колено. — Сегодня я неподходящий человек для компании.

— Я все это время ужасно скучала, и к тому же отец сегодня уехал по делам в Сакраменто. — Девушка посмотрела на него бесстыдными голубыми глазами, протянула руку и дотронулась до плеча. — Как ты мог купаться в такой холодной воде?

— Послушай, Флетчер…

— Ты отличный пловец. — Она внимательно разглядывала его голую грудь, все еще вздымавшуюся после быстрого плавания, на его соски, затвердевшие от холода, затем на плоский живот и скрещенные мускулистые ноги. — Сдается мне, что ты все делаешь мастерски, — многозначительно добавила Флетчер.

— Иди домой, — попросил Сент.

— Почему?

Кончиком розового языка она провела по губам и едва заметным движением спустила с плеча бретельку, так что ее грудь обнажилась до самого соска.

— Потому что сегодня я не в настроении. — Сент посмотрел на нее. — Я говорю серьезно, уходи отсюда.

Флетчер снова облизала губы, на сей раз полностью обнажив грудь — круглую, крепкую и белую с бледно-коричневым соском.

— А ты, пожалуй, действительно злишься. Что случилось, Сент?

Она зажала сосок между пальцами, затем нежно потерла его ладонью.

— Не дразни меня, Флетчер. Мне сейчас не до этого.

— Ты очень похож на дикого зверя, показавшего клыки…

— Господи, да успокойся, ты меня нисколько не волнуешь.

— Продолжай в том же духе, Сент. Мне это даже нравится.

Она расстегнула верхнюю часть бикини и выставила грудь вперед.

Сент окинул взглядом грудь, затем посмотрел Флетчер в лицо. Та уставилась на него, улыбаясь странной загадочной улыбкой.

Сент подошел очень медленно и повалил ее на рассохшиеся щелястые доски причала. Оперевшись на ладони, он навис над ней, затем сорвал с нее дорогие темные очки и бросил их в воду. Голубые глаза Флетчер смотрели на него с выражением, которого Сент раньше ни у кого не видел, а потому не мог понять его; и опять розовый язычок пробежал по губам.

— Твоя злость возбуждает меня, — сказала она.

Сент полностью утратил возможность соображать. Все в нем кипело от злости, и только где-то далеко, глубоко в сознании билась мысль: остановись, остановись, пока не поздно.

— Ты же хочешь меня, хотел с первого дня знакомства. Помнишь, тогда на лодке? Не притворяйся, что я не возбуждаю тебя. Кому, как не мне, знать… Я же вижу.

Почти слово в слово то же самое, что он говорил Джи Би, Это было последней каплей. Сент со всей силой прижал ее к жестким доскам причала. Сейчас это была уже не Флетчер, это была Джи Би, и ему хотелось причинить ей боль.

Сент хотел отомстить за все страдания, которые она ему причинила, Флетчер изворачивалась под ним, дралась, кричала, била его кулаками по спине, царапала лицо.

— Ты, чертов мерзавец!

Чтобы заставить ее замолчать, Сент впился ей в губы, кусая их до крови, после чего крики стали глуше, и так длилось до тех пор, пока он не кончил. Было ужасно, но Сент получил ни с чем не сравнимое удовольствие.

Он почти без сознания рухнул на ее тело. Из-под полуоткрытых век Сент видел, как окружающая его природа теряет свои красные яркие краски и постепенно приобретает спокойные тона.

— О Господи, — прошептал он распухшими губами.

Флетчер тихо лежала под ним. Все тело ее было в красных кровоподтеках, которые назавтра превратятся в синяки.

— О Господи, — снова повторил Сент. — Флетч, прости меня.

Он скатился к краю причала, и его стошнило. Сент ничего не ел со вчерашнего дня, и во рту появился противный кислый вкус.

— О Господи, — повторял он снова и снова. — Что я наделал? Почему не сдержался?

Флетчер лежала на боку и смотрела на него. Она выглядела спокойной и умиротворенной и улыбалась ему. Сент не поверил своим глазам, но она действительно улыбалась — Все прекрасно, — услышал он. — Это было просто потрясающе. Я еще никогда не испытывала такого блаженства.

Сент уткнулся лицом в ее мягкий живот и горько заплакал. Ему показалось, что Флетчер гладит его по голове.