"«Синано» – потопление японского секретного суперавианосца." - читать интересную книгу автора (Инрайт Джозеф)

13. Агония

В зависимости от размеров пробоин вода вливалась или била струёй в бесчисленные коридоры и отсеки «Синано». По мере того, как рушились внутренние переборки, неумолимо увеличивалась масса надводной части корабля. Он стонал как кит, раздираемый акулами.

Через час после того, как в авианосец попали торпеды, кэптен Абэ понял, что его громадная морская крепость получила серьезные повреждения. Поступавшие один за другим доклады от аварийной партии и поста борьбы за живучесть только подтверждали это.

В докладах было мало утешительного. Особенно угнетали его сообщения о сотнях членов экипажа, оставшихся за заклиненными дверьми и разрушенными переборками. Попытки спасти их заканчивались неудачей, как это было с командой лейтенанта Инэды.

Командир повернулся и увидел энсина Ясуду, который смотрел на него. На лице молодого офицера застыло выражение боля, – наверно, он хотел выразить ему свое сочувствие и преданность. Кэптен Абэ кивнул ему и отвел взгляд в сторону.

В 5.30 они передали в Йокосуку еще одну радиограмму, в которой указали местонахождение «Синано» – в 72 милях по пеленгу 113 градусов от мыса Сиономисаки.

«Синано» прошел уже 36 миль по курсу 270 градусов от того места, где он был торпедирован подводной лодкой. Вскоре его скорость упала примерно до 10 узлов.

Но никто, вероятно, не был так озабочен состоянием «Синано», как коммандер Миура, вахтенный инженер-механик, получавший на своем посту в машинном отделении № 2 одни неутешительные доклады. Остановить поток воды было невозможно. Крен корабля составлял 13 градусов. Некоторые механизмы силовой (192) и энергетической установок еще работали, но механики выражали сомнение в том, что машинное и котельное отделения смогут долго функционировать.

Даже после того как затопление отсеков левого борта в целях выравнивания крена и дифферента уменьшило крен до 7 градусов, оснований для оптимизма не было. Вскоре поступило сообщение, что правое машинное отделение затоплено. Крен на авианосце снова увеличился до 20 градусов. Затем последовал доклад, что дифферентные цистерны по левому борту не могут больше использоваться для корректировки крена, так как их кингстоны забортной воды оказались выше ватерлинии.

Получив эту информацию в 6 00, кэптен Абэ приказал изменить курс корабля с 270 на 300 градусов – в северо-западном направлении, пытаясь приблизиться к проливу Кии и войти в более мелкие воды. Если повезет, они выбросятся на мель у мыса Усио…

Золотой диск солнца навис над горизонтом, делая небо похожим на светло-голубой плащ. «Синано» находился в трудном положении; его скорость упала ниже 10 узлов.

Коммандер Миура закурил свою сигарету с Суматры. Она была ужасна на вкус. Но что делать? Во все годы войны приходилось доставать табак, где только можно. Плохо, что Турция не вошла в союз со странами оси…

Именно в этот момент Миура был извещен о том, что аварийная партия бедственно изолирована от всех в котельной № 1. Их спасение казалось невозможным, Он поручил вести спасательные работы одному из своих подчиненных офицеров. Многие отсеки корабля были затоплены вследствие течи между переборками, а также дверями и их проемами. Приказ срочно покинуть военно-морскую судоверфь Йокосука отнял у «Синано» время на то, чтобы вовремя обнаружить недоделки и устранить их. Сотни отважных офицеров и матросов, не имея ни опыта, ни инструментов, пытались теперь остановить всесокрушающий напор воды. Были созданы бригады, которые ведрами черпали воду, но она бешено бурлила вокруг и продолжала прибывать, Это было все равно, что спасать утлую лодчонку под водопадом. В конце концов ведра были брошены в воду, и матросы стали по трапам взбираться наверх… (193)

В 8.00 кэптен Абэ приказал личному составу, несшему вахту в котельных и машинных отделениях, покинуть свои посты и перейти на верхние палубы. Кэптен Коно получил приказ затопить три прилегающих к левому борту котельных отсека – отчаянная попытка уменьшить крен авианосца. Кэптен Абэ понимал: это последнее средство не дать «Синано» перевернуться. Корабль погибнет, если не удастся спрямить его.

Команда кинулась выполнять приказание. Были открыты все находившиеся по левому борту кингстоны. Как только тонны воды заполнили котельные отсеки, авианосец начал постепенно спрямляться. Тем не менее очень скоро он снова стал крениться вправо под тяжестью поступившей воды и стальной надстройки.

Радист Ямагиси получил приказ оставить радиорубку и помогать ведрами вычерпывать воду. Это стало почти единственным способом борьбы с затоплением, так как корабельные насосы уже не справлялись. Однако «через пробоины в корпусе воды поступало гораздо больше, чем мы могли вычерпать ведрами», – писал позже он. «У меня появилась потребность зайти в гальюн. На пути к нему я увидел, как вода проникала через швы переборок в офицерских помещениях. Понемногу он стал приходить к убеждению, что, «видимо, при постройке были допущены какие-то ошибки, что позволило воде проникать через швы». «Мое возмущение было направлено не против врагов, атаковавших нас, – писал он, – а против наших штабов, по вине которых мы попали в такой переплет»…

Ямагиси поспешил обратно в радиорубку и доложил офицеру, своему командиру, о поступлении воды через швы. Офицер предупредил, чтобы все в радиорубке приготовились покинуть свои посты тотчас по поступлении приказа. «Он предложил всем надеть чистое белье, предвидя, что мы не переживем этот день, и сказал: «Когда будете плыть, заправьте рубашки в брюки и подвяжите рукава и манжеты»… Так как наш командир уже пережил гибель не одного корабля, все мы слушали его советы с большим вниманием».

Механику Уэно тоже захотелось в гальюн. Он начал взбираться по трапу. Позже он так рассказывал всем:

«Я увидел, что водонепроницаемая переборка вздулась и стала тугой, как барабан. Я понял, что все мы теперь погибнем, если она не выдержит. Я бросился (194) обратно в машинное отделение, где узнал, что все механики получили приказ опуститься на палубу ниже.

Неожиданно поступил новый приказ – перейти в среднюю часть корабля. И тут же третий приказ – подняться снова наверх. Когда я взобрался на палубу с зенитными установками, то был потрясен тем, насколько увеличился крен корабля. Старшина Курокава оставался спокойным и после переклички, убедившись, что никто из нас не остался внизу, приказал задраить все люки.

Мне посчастливилось уцелеть. Позже я узнал, что четыре наших механика погибли от взрыва торпеды, которая попала в жилые помещения».

Механик Ито не верил, что торпеды нанесли серьезные повреждения его кораблю. Но потом, когда «Синано» потерял скорость, он узнал причину этого: коридор гребного вала № 3 получил с правого борта пробоину. Два человека на вахте были убиты. Коридор был полностью разрушен. Внутренний коридор гребного вала наполнился паром, и в него нельзя было войти. Авианосец теперь двигался вперед только при помощи винтов левого борта.

Когда крен достиг 18 градусов, прекратила работу корабельная опреснительная установка. Предусматривалось, что если «Синано» потребуется вода для котлов, то ее можно будет получить только путем опреснения морской воды. И вот иссяк весь резерв воды. Между офицерами разгорелись жаркие споры: смогут ли котлы авианосца работать на забортной воде?

Механик Ито рассказывал, что было решено использовать небольшую цистерну с пресной водой, находившуюся недалеко от носовой части корабля. К несчастью, трубопровод в носовой части при торпедировании был перебит. В конце концов вынуждены были отключить котлы. Но даже теперь еще никто не верил, что «Синано» может затонуть.

В 7.00 машинные отделения из-за отсутствия пара прекратили работу, в механик Ито получил приказ немедленно подняться со всею командой на верх авианосца. Он произвел перекличку, а затем повел личный состав на верхнюю палубу. Тут он вспомнил, что многие члены команды хранили свои ценности в корабельном сейфе, ключи от которого были у него. По (195) собственной инициативе он пробрался к сейфу, для чего ему пришлось пройти через весь корабль. Ценности были возвращены их владельцам.

К 9.00 на «Синано» была полностью прекращена подача энергии. Скорость упала. Громадная носовая часть едва разрезала морские волны. Вода неудержимо врывалась через пробоины, образованные взрывами торпед. Вскоре корабль, лишенный электричества и пара, замер и стал теперь мертвой развалиной. Эсминцы охранения окружили его. Крен был уже более 20 градусов.

Не было хода, и штурвал стал бесполезным. Энсин Сода понял, что матросы, посланные на рулевой пост для обеспечения аварийного ручного управления, были там уже не нужны.

Пост управления рулем был расположен в наиболее отдаленной, кормовой части корабля. У тех, кто оказался теперь там, не будет никакого шанса спастись, если авианосец перевернется. Энсин Сода знал, что дисциплинированные члены команды без приказа не оставят свои боевые посты.

Телефоны из-за отсутствия электричества больше не работали, а переговорные трубы в нижней части авианосца были затоплены. Оставался только один способ приказать людям уйти – самому пойти за ними.

Он и спросил разрешения штурмана оставить свой бесполезный теперь рулевой привод и пройти за людьми на аварийный пост управления рулем. Кэптен Накамура незамедлительно дал согласие.

По кораблю из-за сильного крена было трудно передвигаться.

Энсин Сода опустился с мостика на ангарную палубу, перешел на левый борт и стал пробираться к трапу на корме, который вел на нижние палубы. Все люки были герметично задраены в целях обеспечения безопасности. Поэтому он должен был отдраивать лаз на каждом люке, затем спускался вниз, закрывал люк и задраивал его снова. Из-за того что трапы находились уже не в вертикальном положении, эти действия выполнялись труднее, чем обычно. Преодолеть надо было пять палуб.

Когда энсин Сода добрался до аварийного поста управления рулем, он увидел, что матросы на грани полного изнурения, так как после отключения электричества все электроприводы остановились и они поворачивали (196) штурвал вручную. Матросу Исии было всего шестнадцать лет, он был самым юным на борту «Синано» и состоял как раз в этой команде.

Их спаситель сказал:

– Так как телефоны не работают, я пробрался сюда, чтобы передать вам приказ подняться наверх…

Он заходил в один отсек за другим, объявляя людям спасительный для них приказ.

Возвратившись на полетную палубу, он увидел, что вода уже покрыла большую часть нижней палубы надстройки. Как раз в это время экипаж корабля, не поняв приказа командира, относящегося лишь к гражданским лицам, начал подниматься на полетную палубу. Собралось около 1000 человек. Цеплялись за любой предмет, чтобы удержаться на наклонной палубе. Паника стала охватывать людей. Менее стойкие прыгали за борт, кое-кто утонул, но большинство продержалось на воде и было спасено.

Начальник медицинской службы офицер Ясума наблюдал за малодушными людьми с чувством отвращения. Его больные и раненые были подняты на полетную палубу, но их положение оставалось ужасным из-за сильного крена.

В статье, опубликованной после войны в журнале «Мару», доктор Ясума писал:

«В тот момент не было никакого другого выбора, как прыгнуть в бурные волны в надежде, что спасут эсминцы охранения. Так как не было средств для спасения раненых, я обошел их всех, испытывая глубокое чувство вины. Все они были настолько погружены в себя, что едва взглядывали на меня и только кивали молча на прощание. Охваченный острой жалостью, я не мог сказать им ни слова. Командир с бледным лицом стоял рядом со мной, взглядывая в лица собравшихся на полетной палубе. Затем он спокойно прошел на носовую часть корабля… Я посоветовал беднягам терпеливо дожидаться шансов на спасение и спустился по канату в воду…»

Матрос Суа пытался держаться на полетной палубе, когда коммандер Араки приказал ему спуститься на несколько палуб вниз, в одну из радиорубок, чтобы взять там ряд важных документов.

Суа так позже описал этот эпизод в своем дневнике, переданном Тойоде: (197)

«Я спускался вниз с великим из-за ужасного крена трудом. Найдя эти дурацкие документы, я заметил на переборке несколько надписей, сделанных графитом. Некоторые были патриотические с пожеланиями долгой жизни императору и процветания императорскому флоту. Но рядом с ними было несколько карикатур на наших офицеров с оскорбительными надписями. Я решил, что кто-то из офицеров здорово досадил автору карикатур. Было довольно забавно сознавать, что в то время, как «Синано» тонул, какой-то чудак нашел время выразить таким образом свои чувства, прежде чем подняться наверх. Какой стойкостью, однако, должен был обладать этот человек, чтобы в столь драматические минуты запечатлеть свою злость и негодование, о которых никто и никогда не узнает…»

Вскоре после 8.00 кэптен Абэ передал по семафору на эсминцы «Хамакадзе» и «Исокадзе» приказ, в котором говорилось, чтобы они приблизились к нему для подачи буксирных канатов.

Энсин Сода скептически покачал головой, когда увидел, как два эсминца приблизились к носовой части «Синано». Водоизмещение обоих около 5000 тонн. Ну как они могут буксировать 72000-тонный авианосец, отяжеленный к тому же тысячами тонн воды?

На эсминцы было подано по стальному канату толщиной два дюйма. Вот они попытались потянуть авианосец за собой, но тщетно – «Синано» не сдвинулся. Его масса была непосильна для небольших кораблей. В конце концов канаты лопнули. Снова завели их на борт эсминцев, на этот раз закрутив вокруг тяжелых артиллерийских орудий, чтобы крепче держались. Но и без второй попытки всем стало ясно, что канаты, несомненно, снова разорвутся, наверняка ранив при этом многих людей. Кроме того, крен «Синано» все больше увеличивался и казалось, что он может пойти на дно в любую минуту.

Кэптен Абэ приказал убрать канаты, и два эсминца отошли от авианосца. Это была его последняя попытка спасти «Синано». Если бы только эсминцы смогли буксировать его по морю со скоростью в несколько узлов, этого бы было достаточно, чтобы авианосец дошел до мыса Усио.

Авианосцу нельзя было оставаться здесь: он являл собой соблазнительную мишень для американских бомбардировщиков, летавших бомбить районы Токио. (198)

Командир обратился к своему старшему помощнику кэптену Миками:

– Наше положение безнадежно. Что еще можно сделать для спасения «Синано»?..

У кэптена Миками не было ответа. Когда он сразу же после атаки проводил свой первый осмотр авианосца, ему уже тогда было ясно, что жизненно важные отсеки авианосца получили сильные повреждения и каждую минуту в пробоины вливаются тонны воды. Он уже тогда знал, что авианосец получил смертельные повреждения. Одного он не знал: когда крен достигнет критической точки и авианосец перевернется…

Примерно в 10.00 лейтенант Савамото попросил разрешения у кэптена Миками снять портрет императора и отнести в безопасное место. Старший помощник передал его просьбу кэптену Абэ, который дал такое разрешение.

Приблизившись к портрету, молодой офицер отдал церемонный поклон и потянулся за ним. Кэптен Абэ наблюдал за ним. Офицеры штаба делали то же, но скрытно.

Лейтенант Савамото кладет портрет на стол, завертывает его сначала в водонепроницаемую бумагу, а затем в брезент, к драгоценному пакету прикрепляется спасательный пояс: в любом случае портрет императора останется на плаву… Лейтенант Савамото должен выполнять свои обязанности по борьбе за живучесть «Синано». Бесценный пакет передан радисту Ямагиси.

Тем временем эсминцы подошли лагом к авианосцу, чтобы принять на борт больных, раненых и подобрать матросов, прыгнувших в воду. Крен авианосца достиг 30 градусов. Авианосец был на грани гибели. Кэптену Абэ пора давать было разрешение команде покинуть «Синано».

– Кэптен Миками, – обратился он к старшему офицеру, – мне тяжело говорить об этом, но пора покинуть авианосец. Надо спасать себя. Передайте немедленно этот приказ личному составу. Я хочу, чтобы они использовали свой шанс спастись.

Кэптен Абэ не мог заставить себя дать эту команду. Но разве сам он мог покинуть «Синано»?..

Приказ был передан личному составу в 10.18. Так как корабельная трансляционная сеть не работала, то многим морякам было поручено передать приказ командира дальше через толпящихся на палубе людей: (199)

– Вы все освобождаетесь от своих обязанностей! Спасайтесь!

Тотчас многие стали прыгать в море, присоединяясь к сотням других людей, которые сделали это раньше.

Опытные моряки бросали за борт любые плавучие предметы, чтобы помочь людям продержаться в воде. Не было ни спасательных шлюпок, ни плотов.

На борту эсминца «Юкикадзе» лейтенант Сибата постоянно докладывал кэптену Тераути о ходе работ по спасению людей. Кэптен Тераути, наблюдая за сотнями людей, которые карабкались по сходням и прыгали в воду с борта авианосца, сказал:

– Лейтенант, не подбирайте матросов, которые кричат, взывая о помощи. Такие слабые люди не нужны нашему флоту. Подбирайте только сильных, которые сохранили спокойствие и мужество…

Лейтенант Сибата съежился от страха и подумал про себя: «Вот какой ценой оплачивается отсутствие мужества. Какой он жестокий…»

С эсминца «Юкикадзе» морякам бросали в воду спасательные концы. Люди держались за них до тех пор, пока их не поднимали наверх. Иные же, слишком ослабленные, разжимали пальцы и уходили под воду. Большинство моряков утонули, не дождавшись помощи.

На командном посту кэптен Абэ приказал всем находившимся там спасать себя.

– Вы верно и доблестно служили императору и японской империи, – сказал он им. – А теперь уходите скорее. Уходите с чистой совестью и полным сознанием того, что вы выполнили свой долг до конца…

Теперь он остался один с офицерами штаба. Наступило время прощаться. Надо было спешить. Все они крепко держались за столы, стулья, трубы, чтобы не упасть.

– Господа, вы получили мое разрешение покинуть «Синано». Как я уже сказал матросам, вы преданно и доблестно служили с того момента, как мы впервые встретились. Я горжусь каждым из вас. Вы уходите с моей благодарностью за вашу самоотверженную службу на «Синано», но более всего – за вашу преданность императору и империи. Пусть вас никогда не покидает вера в Японию и ее победу. А теперь – идите!..

Кэптен Миками, ухватившись за спинку стула, сказал от имени офицеров штаба:

– Сэр, очень приятно слышать ваши благодарности (200) и похвалы. Мы оправдаем надежды Японии… Ну а вы сами, сэр? Вы, конечно, покинете авианосец вместе с нами?

Кэптен Абэ какое-то время помолчал.

– Кэптен Миками, офицеры штаба, я останусь здесь до конца. Я должен остаться на борту авианосца. Я был участником битвы у Мидуэй и видел, что адмирал Ямагути и кэптен Коно не покинули «Хирю». За прошедшее время я понял, что так должны поступать все командиры. Прощайте, господа!

Японские офицеры были настолько воспитаны в самурайских традициях и в духе уважения к своим командирам, что никто и не подумал ему возразить. Один за другим они проходили мимо своего командира, отдавая ему честь и прощаясь с ним. Затем неустойчивой походкой по наклоненной палубе они медленно направились к выходу.

Кэптен Абэ, обратившись к своему старшему помощнику кэптену Миками, попросил его передать последние свои слова семье:

– Скажите им, что я глубоко сожалею по поводу гибели корабля и один несу за это ответственность. Передайте им мои благословения. Они в моей памяти до последнего дыхания. Моя жена пусть останется преданной и верной императору и Японии. Пусть воспитает моего сына в старых традициях. Попросите их хранить память обо мне. Пусть приходят помолиться за меня в храм…

После того как кэптен Абэ проводил взглядом своего старшего помощника, который, стараясь выбраться на внешнюю площадку, начал свой рискованный спуск к ватерлинии, к ожидавшему его эсминцу, он вдруг заметил, что энсин Ясуда все еще на командном пункте.

– Энсин Ясуда, вы должны скорее уходить отсюда. Наш корабль скоро затонет.

Энсин Ясуда хотел было стать по стойке «смирно», но вынужден был на наклоненной палубе ухватиться обеими руками за трубу, чтобы устоять на ногах.

– Сэр, с вашего разрешения я хотел бы довести записи в вахтенном журнале до конца.

Кэптен Абэ вздохнул:

– Энсин Ясуда, если корабль начнет тонуть, то под воду затянет всех, кто остался наверху.

– Но я думаю, сэр, что на авианосце еще много (201) незатопленных отсеков и он будет жить еще несколько часов. Я рискну, сэр. Я знаю, как важно сделать все положенные записи в вахтенном журнале и сохранить его для истории.

– Да, конечно, может, вы и правы, энсин Ясуда. Никто не знает наперед время гибели авианосца. «Синано» может еще продержаться несколько часов. Но, честно говоря, я не верю в это…

Кэптен Абэ повернулся и вышел из каюты. Энсин Ясуда последовал за ним. Командир пристально посмотрел на совсем еще новый военно-морской флаг корабля – красное солнце с расходящимися на белом поле лучами.

– У него даже не было времени пропитаться солью. Я буду вам признателен, если вы спустите флаг нашего корабля, мистер Ясуда.

Энсин Ясуда должен был ползком добраться до надстройки, на которой развевался флаг. Он быстро, без всяких церемоний, снял его и обвязал им себя вокруг пояса. Затем возвратился к кэптену Абэ, и они вместе, командир и энсин, неуклюже поползли по наклоненной палубе по направлению к носу авианосца…

Старшина-радист Ямагиси с портретом императора, привязанным к поясу, упал за борт, когда «Синано» неожиданно еще больше накренился. Старшина ушел было на глубину, но несколько взмахов его сильных рук подняли его на поверхность. Он чувствовал, однако, что вода затягивает с такой силой, как будто сотни рук тащат его к себе. Что случилось?! Его глаза расширились от ужаса: громадный подъемник авианосца, который использовался для того, чтобы поднимать и опускать самолеты, был широко открыт, образовав в воде гигантскую воронку, затягивавшую в себя десятки матросов. Они дико кричали и прилагали отчаянные усилия, чтобы спастись, но их неудержимо несло к страшному жерлу, и они бесследно исчезали в утробе корабля…

Радист Ямагиси с ужасом думал, что он вместе с другими жертвами тоже будет затянут в этот громадный водоворот.

К счастью, он ухватился за какую-то штуковину, соединенную с бортом. Крепко ухватившись за нее, он смог некоторое время продержаться, пока не заметил (202) канат, свисавший с полетной палубы. Ему удалось ухватиться за него. Затем он поднялся наверх, перебрался через всю палубу, перелез через леера левого борта и бросился опять в воду.

Будучи отличным пловцом, радист Ямагиси постарался отплыть от «Синано» как можно дальше. Он не хотел быть вблизи судна, когда оно пойдет на дно. Отплыв на порядочное расстояние, он оглянулся и отдал честь погибающему кораблю. Увидев двухметровый деревянный трап, плававший неподалеку, он ухватился за него, а затем стал толкать его по направлению к группе матросов, которые из последних сил пытались удержаться на воде, покрытой нефтью, и спае их. Затем он увидел матроса Когури, которого знал с первого своего дня на «Синано». Он окликнул его, и тот уцепился с ним рядом за трап. Признательности его не было предела. Ведь он видел множество своих сверстников, почти подростков, которые, выкрикивая слово «мама», уходили навсегда на океанское дно. Сам он стоически ожидал помощи с эсминцев.

Ямагиси, заметив большое бревно, качавшееся на волнах, ухватился за него. Чуть погодя подозвал других бедолаг с перемазанными нефтью лицами и дал им возможность спастись. Один из них, самый молодой, совершенно не умел плавать. Плавание было обязательным предметом в училище Этадзима, но не в ВМС Японии.

Ямагиси крикнул юнцу:

– Не паникуй! Расслабься! Выполняй все, что я тебе буду говорить. Не толкай бревно вниз. Только слегка держись за него, чтобы удерживаться на поверхности. Смотри в подветренную сторону…

К ним подошел наконец эсминец «Юкикадзе». С бортов его свисало множество канатов, на концах которых было по петле. Спасаемые должны были просунуть ее себе под мышки, и их тогда поднимали на борт.

Едва радист Ямагиси очутился на палубе эсминца, он ощутил острую боль в подбородке. Травма была тяжелой, но где и когда ее получил, вспомнить он не мог. Офицер медицинской службы, не применяя обезболивающих средств, стал накладывать швы.

Ямагиси закричал от резкой боли.

– Будь благодарен, что остался жив и испытываешь боль, – сказал врач. Раненый согласился с ним. (203)

«Эта боль попросту доказывает, что я жив», – подумал он. Тут он сообразил, что потерял портрет императора. Портрет выскользнул у него из-за пояса, когда он спасал людей. Он поспешил доложить о случившемся кэптену Тераути. Командир «Юкикадзе» дал сигнал другим эсминцам произвести поиск пакета с портретом императора. Вскоре матросы с эсминца «Хамакадзе» заметили его и подняли на борт. Портрет не пострадал от воды.

Когда радист Ямагиси узнал, что портрет найден и в хорошем состоянии, он забрался на койку и уснул глубоким сном.

Лейтенант Йокоте, командир зенитной секции, передал матросу Суа приказ о том, что весь личный состав может покинуть авианосец. Позже матрос так описал эти события:

«Когда нас освободили от своих обязанностей, я спрыгнул с левого борта авианосца в воду, и меня вместе со многими моими товарищами сразу засосало в огромное вентиляционное отверстие. Большинство напрасно взывало о помощи, исчезая навсегда в утробе корабля. Когда я уже потерял последнюю надежду спастись, мне удалось ухватиться за какой-то трос и выбраться наружу.

Я вскарабкался на палубу и прыгнул в воду с носового буля.

Как только я отплыл от «Синано», я ухватился за большое бревно. Некоторые мои товарищи пели, чтобы подбодрить других матросов, пока нас не поднимут. Оглянувшись, я увидел, что «Синано» сильно накренился вправо. Какое страшное зрелище! Такой громадный корабль и – такая ужасная судьба… Тут я заметил двух людей, которые держались за леера, на носу корабля. Один из них, посолидней, был, несомненно, кэптен Абэ, а другой, высокий и стройный, – энсин Ясуда. Я молился, чтобы они благополучно выбрались с погибающего авианосца.

Неподалеку от меня три бывалых матроса вцепились в длинную балку. Молодой же, не умевший хорошо плавать, подплыл к ним, захлебываясь от воды. Он умолял старших разрешить ему ухватиться за бревно, говорил, что у него уже заболело горло от проглоченной нефти. Один из тех сказал:

– Нет, убирайся прочь! Здесь больше нет места!

Когда этот молоденький стал еще громче молить о (204) помощи, другой ударил его и сунул его голову в воду. Я смотрел на все это в настоящем шоке, но ничего не мог поделать. Мальчик еще раз показался на поверхности, отчаянно барахтаясь. Изо рта у него выбила струя воды. Он громко закричал от ужаса. Я окликнул его, чтобы он плыл ко мне, и стал толкать бревно к нему. Но было уже поздно; он тихо и кротко скрылся под волнами. Как печально, подумал я, не испытывая никаких чувств. Смерть была вокруг меня везде. Люди на «Синано» погибали сотнями, другие тонули в покрытом нефтью океане. Что значила еще одна смерть?

Наконец эсминец «Юкикадзе» подошел к нам. Матросы на борту кричали нам, чтобы мы просовывали ноги в петли на конце канатов, которые они сбросили с борта, и они поднимут нас наверх. К тому времени в животе у меня стало урчать от голода, а тело одеревенело от холода. Я сомневался, что найду в себе силы, чтобы закрепить петлю вокруг своего тела. Мне удалось схватить канат, я подумал: «Наконец-то спасен!» – но группа охваченных паникой матросов буквально облепила меня. Они рвали канат на себя, а меня самого спихнули в воду. Я ушел в глубину на метр или больше, но, найдя в себе силы, всплыл на поверхность. Наглотавшись воды и стараясь освободиться от нее, стал кашлять и чихать. Заметил другой канат и ухватился за него. Мои силы были на исходе. Продел петлю под мышки и помахал матросам на эсминце. Меня быстро подняли, освободили от пут и дали стаканчик виски. Я сразу согрелся. Как это было приятно!»

После того, как кэптен Абэ попрощался на борту «Синано» с офицерами своего штаба, энсин Сода, главный старшина штурманской группы, сказал кэптену Накамуре, что пора покинуть корабль. Он спросил главного штурмана, с какой стороны авианосца будет безопасней прыгнуть в воду, но сам уже заметил, что океан казался особенно бурным с левого борта.

У штурмана не было намерения покидать «Синано». Он сказал:

– Я хочу остаться с кэптеном Абэ до самого конца. Пожалуйста, уходите с корабля один…

Младший офицер, уважая пожелания старшего, повернулся и стал ползком пробираться на нос корабля. Там собралась большая толпа матросов, которые не решались прыгать в холодную воду. (205)

– Есть здесь матросы из рулевого отделения?! – крикнул Сода. – Прыгайте через борт! Если вы не сделаете этого, вас попросту затянет с авианосцем, когда он пойдет на дно. Давайте, ребята, прыгайте за мной!..

Прыгнуть решились только некоторые, большинство же были парализованы страхом.

Энсин обратился к одному молодому, вцепившемуся в поручни на палубе:

– Давай, сынок, прыгай вместе со мной.

– Я не умею плавать, сэр! – выпалил тот.

– Ничего, не волнуйся. Вот я тебе брошу бревно, и ты сможешь держаться за него и плыть.

Видя, что молодой матрос охвачен страхом и не может двинуться с места, энсин Сода оторвал его руки от лееров и столкнул его за борт. Таким образом он отправил в воду еще четырех матросов. А затем прыгнул сам. Он был прекрасным пловцом, не боялся холодной воды, и стал подталкивать матросов одного за другим к большому бревну, дав им возможность крепко ухватиться за него. Потом начал толкать бревно.

– Держитесь, парни, мы должны спастись! Держитесь и работайте ногами. Теперь все вместе. Мы выберемся отсюда! – Горстка матросов с «Синано» медленно удалялась от погибающего авианосца. Плыли мимо других таких же группок и одиноких моряков, искавших спасения.

Энсин Сода с товарищами проплыли почти 200 ярдов от авианосца, когда услышали ужасный шипящий звук. Этот страшный звук напомнил энсину хрип умирающего зверя. Он оглянулся и увидел, что нос «Синано» встал почти вертикально. Все люди в море на сотни ярдов вокруг смотрели широко открытыми глазами на агонию своего корабля. Они видели множество своих товарищей, отчаявшихся от безысходности и цеплявшихся за леера в смиренном ожидании смерти.

Почти в один голос офицер и спасенные им матросы прокричали:

– «Синано», банзай!

В 10.55, когда кэптен Абэ и энсин Ясуда стояли, вцепившись в леера на носу «Синано», он внезапно накренился еще больше на правый борт. Два офицера оказались теперь высоко над водной поверхностью, так (206) как корма еще больше ушла под воду. Они были оглушены свистящим шумом в ту минуту, когда вода устремилась в дымовые трубы корабля. Они знали, что эта какофония звуков – сигнал к погружению на дно. Кэптен Абэ обратился к энсину:

– Вам пора уходить. Вы больше чем выполнили свой долг. Примите мою благодарность, мой молодой друг. Вахтенный журнал у вас?

Энсин Ясуда был так же спокоен, как и его командир.

– Он был со мной – надежно привязан к поясу. Если я не смогу отплыть, я быстро отвяжу его. Он будет плавать на морской поверхности вместе с поплавком, который я прикрепил к нему…

Кэптен Абэ кивнул в знак понимания. Но какое это имело значение теперь? Молодой офицер сам выбрал свою судьбу.

Корма «Синано» все больше погружалась в океан, а нос поднимался все выше, словно отдавая честь небу. Корабль подобно гарпуну изготовился к тому, чтобы устремиться на дно. На какое-то время авианосец еще задержится на поверхности, пока вода не затопит все оставшееся в нем пространство. Затем корабль издаст громкий, жалобный рев и начнет падать на глубину 4000 метров, на дно Тихого океана.

И вот наступили последние мгновения «Синано». Весь содрогаясь, словно рыдая о несбывшихся надеждах, под грохот взрывов, рев вырывающегося пара, треск ломающихся переборок авианосец ушел под воду.

Вместе с «Синано», протянув друг другу руки, ушли в пучину кэптен Абэ и энсин Ясуда. Образовавшаяся воронка поглотила и их, и погребенных заживо в чреве корабля, и сотни других беспомощных людей, облепивших авианосец.

Примерно в полумиле от «Синано» энсин Сода покачивался на волнах в ожидании спасателей. Прошло несколько часов после того, как он покинул авианосец, и теперь энсин жестоко страдал от холода и усталости. Он пережил гибель одного за другим своих молодых матросов и стал свидетелем последних минут «Синано».

В конце концов его заметили с эсминца и бросили ему канат. Последними усилиями воли он заставил себя надеть петлю под мышки. Спасатели подбадривали (207) его криками, но он уже не слышал их, потеряв сознание. Его подняли на борт и привели в чувство.

В 14.00, когда «Синано» уже более трех часов покоился на дне океана, спасательные работы были прекращены. Командир дивизиона эсминцев кэптен Синтани отдал приказ отправить радиограмму в штаб императорского флота Японии, на военно-морскую базу Йокосука, а также на базу в Куре. Телеграмма была следующего содержания:

«… из 2515 человек личного состава, находившегося на борту «Синано», 1435 человек погибли; спасено 1080 человек, в том числе: офицеров 55; матросов и старшин 993; гражданских лиц 32. Спасен портрет императора, который находится на борту эсминца «Хамакадзе».

Все секретные документы утонули вместе с кораблем в закрытом сейфе и лежат на глубине 4000 метров».

«Синано», самый крупный авианосец в мире, затонул через 17 часов после выхода в свой первый боевой поход, в среду, 29 ноября 1944 года, в точке 33 градуса 7 минут северной широты, 137 градусов 4 минуты восточной долготы в 65 милях юго-восточнее ближайшего побережья… (208)