"«Синано» – потопление японского секретного суперавианосца." - читать интересную книгу автора (Инрайт Джозеф)12. РазмышлениеСекретно. С борта подводной лодки ВМС США «Арчер-Фиш» (SS-311). Донесение о пятом боевом исходе. Б (выдержки). 29 ноября 1944 года. 3.12–57. Шесть попаданий веерообразным торпедным залпом дают основания полагать, что данные для стрельбы были выработаны правильно. Сектор веерообразного торпедного залпа при отставании торпед друг от друга в залпе на 600 футов составляет 10 градусов. Авианосец длиной 750 футов (приблизительно) накрыт сектором в 10,5 градуса на расстоянии 1400 ярдов. Шесть попаданий не вызывают сомнении. Сразу же мы услышали взрывы торпед. Яркое лунное освещение позволило вполне точно определить тип корабля. Полагаем, что авианосец относится к типу «Хаятака», но он имеет наклонную корму. Возможно, что тот авианосец, который был сфотографирован нашим разведывательным самолетом в районе Иокогамы. 3.45. Взорвалась последняя глубинная бомба. Продолжаем слышать свист, шипение в звуки взрывов. Одно время они занимали 90 процентов на шкале акустического приемника. Преследуемая японскими эсминцами подводная лодка «Арчер-Фиш», ожидая атаки глубинными бомбами, погрузилась на глубину 400 футов. Мысль о глубинных бомбах противника не радовала нас. Большинство уже испытали муки обреченных во время таких атак. В эти ужасные минуты мы казались такими беспомощными, а лодка – такой уязвимой… (184) – Боже, помоги сейчас нам, – шептал я молитву. – Мы совершили то, что должны были совершить, теперь позволь нам уйти домой… Приятно было одерживать победу, еще приятней было наслаждаться ею. Но над нами шли два эсминца, В боевой рубке хорошо был слышен шум их винтов, улавливаемый гидролокатором. – Вот первая глубинная бомба, кэп'н, – бесстрастно доложил радист Скэнлан. Мы напрягли всю свою волю. Издалека донесся глухой взрыв. Подводная лодка чуть качнулась. Я начал считать взрывы и в течение 15 минут насчитал их четырнадцать. Невероятно, но все бомбы взорвались вдали от нас. – Они не знают, где мы находимся, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал я. – Будь я проклят, если это не так! Кто-то пробормотал: – Господу слава… – Я не узнал голос говорившего, но был с ним полностью солидарен. – Они уходят, кэп'н, – доложил матрос-гидроакустик. – Должно быть, к авианосцу, чтобы подобрать уцелевших, – высказал предположение лейтенант Бантинг. – Они, вероятно, уже покидают авианосец. – За дело, парни! – сказал я и посмотрел в лица собравшихся в боевой рубке. – Итак, скажите, сколько было попаданий? Один за другим они отвечали: – Шесть попаданий, сэр. Старшина Карнахан позвонил в носовой и кормовой торпедные отсеки, чтобы члены команды тоже высказали свое мнение. Все подтвердили, что было именно шесть попаданий. Находившийся внизу, в центральном посту Ром Казинс назвал нам то же число попаданий. «Шесть попаданий из шести выстрелов, – размышлял я. – Почти невероятно. И тем не менее, все подтверждают это число…» Я знал, что если полностью израсходованы воздух и спирт, используемые в торпеде как топливные компоненты, и за это время торпеда не встретилась с целью, то ее двигатель останавливался, и она тонула. На большой глубине срабатывал капсюль-детонатор, который через воспламенитель подрывал основной (185) заряд. В результате торпеда самоликвидировалась, и ее взрыв могли неумышленно принять за попадание. Я обратился к нашему последнему источнику информации, нашему подростку-старшине штурманской группы Сайксу, который находился в особенно возбужденном состоянии, и спросил: – Сколько было попаданий? Первое, что я от него услышал, было: – Мы попали в этого ублюдка! У нас достаточно попаданий! Он затонет! Я знаю, что он затонет! Возбужденный происходившим, Сайке забыл засекать время по секундомеру в мгновения взрывов. Если бы он это сделал, мы смогли бы определить расстояние до цели и точное число попаданий. А главное, я смог бы ко времени определить, где имели место эти взрывы, как при попадании в цель, так и при промахе. Я собирался, как только позволит время, изучить наши данные более тщательно, чтобы знать, сколько попаданий мы сможем подтвердить. Прошло около 20 минут с того момента, когда радист Скэнлан услышал звуки, которые, как полагали мы, говорили о том, что авианосец разламывается. Наша радость росла с каждой минутой, когда до слуха доносились эти звуки. Я был убежден, что он затонет. Неужели у него еще оставались водонепроницаемые переборки, не разрушенные нашими торпедами? Постепенно шумы стали отдаляться. Может, авианосец ушел? Как бы там ни было, можно было дать отбой после атаки глубинными бомбами и отменить режим бесшумного хода, «Арчер-Фиш» задрожала – жизнь на ней возрождалась. Снова заработала энергосистема, что еще больше подняло наше настроение. Включили вытяжные вентиляторы, подающие прохладный воздух. Двери и люки между отсеками были распахнуты, и офицеры и матросы испытывали чувство морского братства, рожденное в волнениях и опасностях, пережитых во время атаки японского авианосца. Атмосфера была, как в канун Нового года на Таймс-сквер. Раздавались воинственные кличи индейцев и разбойничьи посвисты – экипаж выражал свое ликование. Отовсюду слышались поздравления, все похлопывали друг друга по спине и пожимали друг другу руки. На лицах сияли улыбки, а пальцами показывали букву «V» – первую букву в слове «победа»… (186) Коммандер Бобчинский пробирался сквозь ликующую толпу в носовой отсек, чтобы заняться загрузкой торпед в шесть опустевших торпедных аппаратов. Да, у нас была самая счастливая лодка. Я начинал ощущать усталость от пережитого. Боба я попросил пройти по лодке и передать всем от меня благодарность за хорошую службу и сообщить, что даже если авианосец еще не затонул, то все равно он вскоре пойдет на дно. Стоявших всю ночь на вахте сменили теперь другие люди. Мы собирались оставаться на глубине до рассвета, опасаясь, что поблизости еще могли быть эсминцы. Я начинал понимать, как сильно устал. Со вчерашнего вечера не присел даже и ничего не ел – не по вине вестовых офицерской кают-компании Билла Брауна и Лева Скотта. Я помнил, что ночью они несколько раз приходили в боевую рубку, предлагая принести мне что-нибудь поесть. Но в то время у меня, естественно, не было аппетита… В сущности, в боевой рубке негде было присесть, кроме как на месте гидроакустика. Для меня ничего не оставалось, как сесть на палубу, свесив ноги в люк. Боже мой, до чего же я устал! Старшина штурманской группы Эд Мэнтси посмотрел на меня с таким видом, словцо ему хотелось присоединиться ко мне. – Иди сюда, – пригласил я его, – дай отдых своим костям. Он сед рядом со мной, свесив ноги в люк. Мы вполголоса принялись обсуждать подробности атаки. Некоторое время все, казалось, испытывали всепоглощающее удовлетворение от выполненной работы в не желали говорить ни о чем постороннем. Мне очень хотелось всплыть на перископную глубину и осмотреть все вокруг, как только рассветет и видимость станет хорошей. – Мэнтси, – сказал я Эду, – пожалуйста, рассчитайте время восхода солнца. Я бы хотел подняться на перископную глубину при первых его лучах и посмотреть, что, черт возьми, происходит вокруг. – Есть, сэр. Он ушел. Через десять минут он возвратился, вычислив время восхода в этом районе. – Наше счастливое место, кэп'н не очень точное. Ночью у нас не было времени внести в судовой журнал (187) записи с обычной точностью. Я определил наше местонахождение как тридцать два градуса северной широты, сто тридцать семь градусов восточной долготы. – Прекрасно, Эд! Для нашей цели эти расчеты были достаточно точными. Учитывая все обстоятельства прошедшей ночи, мы взяли приблизительное счислимое место. Ночью-то мы стремились скорее удержать свое положение относительно цели, нежели следить за нашим географическим положением. Ведь мы находились на большой глубине и вдали от беретов, и нам не угрожала опасность сесть на мель. Мэнтси сказал мне: – Как только станет светло, кэп'н, мы определим наше место по береговым ориентирам. Около 6.10 «Арчер-Фиш» поднялась на перископную глубину, и я осторожно осмотрелся вокруг. Поднималось яркое желтое солнце. Темно-голубой океан был подернут зыбью… Видимость была прекрасной. Ни кораблей, ни самолетов. Никаких признаков нашего авианосца. Никаких обломков… – Боевым постам вести наблюдение, – отдал я команду перед тем, как опуститься в свою каюту. Я чувствовал себя изнуренным. Быстро надев пижаму, я упал на дойку, натянул на себя одеяло и крепко заснул. О еде я и не вспомнил. Усталые, но счастливые люди отправлялись спать. Прежде чем погрузиться в сон, я улыбнулся, вспомнив Карла Уилкена, специалиста аварийно-спасательной группы, который вчера вечером тотчас заснул, хотя мог понадобиться во время атаки авианосца… Сон Карла не прерывался до тех пор, пока «Арчер-Фиш», задрожав, не выпустила первую торпеду. Тут он быстро вскочил, схватил сумку с инструментами и невозмутимо спросил: «Что случилось?» Во сне я почувствовал, что кто-то будит меня. Я немедленно поднялся. Поступило донесение из центрального поста. – Кэп'н, гидролокатор зафиксировал взрыв на большой глубине вдали от нас. Вахтенный офицер просил доложить вам свое предположение, что это затонул японский авианосец… – Хорошо, спасибо, – сказал я и посмотрел на часы: было 10.55. Я повернулся на другой бок и снова заснул. (188) Встал я в полдень. Подводная лодка находилась на перископной глубине, неся обычную службу по патрулированию в водах японской империи в районе № 5, «Хит парейд», мористее острова Хонсю. После пробуждения в привычной атмосфере трудно было поверить, что всего несколько часов назад мы потопили громадный неприятельский авианосец. Старшина Карнахан начал собирать данные об атаке для донесения о пятом боевом походе. Мы были не совсем уверены в том, что точно определили местонахождение цели в момент торпедирования. За основу решили взять расчет Мэнтси. После ленча коммандер Бобчинский, лейтенант Бантинг, энсин Кросби и я встретились в кают-компании, чтобы набросать донесение об атаке командованию в Перл-Харбор. Мы понимали, что адмирал Локвуд и другие начальники будут с нетерпением ожидать от нас новостей. Я хотел, чтобы зашифрованное сообщение было отправлено сразу же по всплытии после захода солнца. Наша первоочередная задача была определить, как выпущенные нами веерообразным способом шесть торпед могли попасть в цель, перекрывая расстояние на курсе цели, равное 150 процентам ее длины. Мы решали эту задачу, изобразив графически расположение подводной лодки «Арчер-Фиш» и авианосца в момент залпа. Пришли к выводу, что это вполне возможно. Если расстояние до цели было меньше 1400 ярдов, то расстояние между крайними торпедами торпедного сектора составляло меньше 150 процентов от длины цели. Так как мы не смогли установить тип авианосца по «Справочнику для опознавания иностранных кораблей», не могли знать высоты его мачт, расстояние до цели, которое мы рассчитали, вполне могло оказаться меньшим. Я огорчался при мысли о том, что если бы наш юный матрос Сайкс не забывал фиксировать по секундомеру время прохождения до цели каждой торпеды, то мы, зная, что скорость торпеды составляет 46 узлов, могли бы теперь легко и точно определить дистанцию стрельбы. В нашем отчете подчеркивалось, что этот авианосец не вошел в «Справочник для опознавания иностранных кораблей». Все, что мы могли сказать о нем, – это то, (189) что он больше всего похож на японские авианосцы типа «Хаятака». В своем донесении о пятом боевом походе я утверждал, что «Арчер-Фиш» потопила большой авианосец, исходя из следующих заключений: – шесть несомненных попаданий торпедами (два из которых мы визуально наблюдали); – шум винтов давно не прослушивался; – были отмечены сильные шумы от взрывов в течение 47 минут; – корабли охранения не долго преследовали нас и возвратились к авианосцу – видимо, для того, чтобы подобрать оставшихся в живых. Я был убежден, что разведка ВМС США в скором времени узнает о судьбе авианосца, так как она имела большой опыт в перехвате и расшифровке радиограмм с японских кораблей. Хотя мы и не видели своими глазами, как затонул авианосец, у нас не было ни малейшего сомнения в этом. Мы решили, что правильнее будет сообщить о потоплении авианосца противника, а не о его повреждении. Я знал, что если разведка ВМС узнает из своих источников о его потоплении, то она легко поддержит мое утверждение. Если же она установит, что корабль не затонул, то заявит о недостаточной доказательности нашего утверждения о потоплении и подтвердит всего лишь факт повреждения. С другой стороны, если я в своем донесении сообщу только о повреждении неприятельского авианосца, а разведка ВМС со временем узнает, что на самом деле он затонул, то она уже не сможет открыто заявить, что именно мы потопили его. Почему? Да потому что о гибели больших кораблей противника всегда сообщалось в нашей печати. Если же газеты сначала сообщат, что японский авианосец получил повреждения, а потом – что на самом деле он был потоплен, то японцы могут задуматься, из каких источников американцы получают свои сведения. Они могут прийти к логическому выводу о том, что мы читаем их закодированные радиограммы. В 18.30 мы начали передавать в Перл-Харбор донесение о нашей атаке. Было приятно сознавать, что я возвратился в ряд перспективных офицеров. Мое донесение безусловно порадует адмирала Локвуда. Возможно, он даже поставит мой портрет на свое пианино. (190) Когда были переданы подробное сообщение об атаке и метеосводка для бомбардировщиков Б-29, я устроил себе перерыв. Я решил некоторое время не думать об авианосце. В 1944 году День благодарения – последний четверг ноября – приходился на 30-е число. Завтра у нас будут традиционная индейка и другие блюда. Я заранее предвкушал удовольствие. Мне-то было за что благодарить. А между тем я не мог не думать о том, что же произошло с гигантским торпедированным нами авианосцем, который я в последний раз видел в ночной перископ, и перед моими глазами все стоял его призрачный, надвигающийся па меня силуэт… (191) |
||
|