"Экстаз" - читать интересную книгу автора (Джордан Николь)

Глава 10

День званого приема — первого для Рейвен в ее новой роли, вернее, в двух ролях: оскандалившейся невесты герцога и супруги не вызывающего доверия человека — наступил быстрее, чем она ожидала.

Она уже оделась, отпустила служанку и теперь стояла перед большим настенным зеркалом, глядя на свое отражение.

Что она видела там?

Изящную молодую женщину в наряде золотисто-персиковых тонов, с высокой прической, заканчивающейся золотым обручем на иссиня-черных волосах.

Что ж, не так уж плохо — оценила она себя. Со вкусом и не вызывающе, а вызов, если потребуется, найдут в ее глазах и словах. Она готова к битве. К началу военных действий, если они будут объявлены. Наверняка они вскоре последуют…

Она воинственно вздернула подбородок и принялась ходить по комнате в ожидании Келла. Она даже слышала через стенку, как в соседней комнате он разговаривает с камердинером.

Стук в дверь оповестил, что Келл тоже готов. Она не сразу узнала его в привлекательном, одетом с иголочки незнакомце, который возник на пороге. Некоторое время она позволила себе молча любоваться им.

— Я не ошибусь, если предположу, что вы одобряете мой вид? — услышала она знакомый ироничный голос.

О да, она вполне одобряла! Он показался ей еще красивее, чем всегда, — в строгой синей куртке, в парчовом жилете серебристого цвета, с ослепительно белым платком на шее; в коротких обтягивающих штанах и длинных чулках. Завершали одеяние лакированные черные туфли с серебряными пряжками.

— Да… — проговорила она немного растерянно. — Вам к лицу ваш наряд… Вполне.

Во взгляде, которым он окинул ее, она не увидела ни одобрения, ни тем более восхищения — просто узнавание. Что ж, и на том спасибо… Впрочем, вполне возможно, она придирается…

Он предложил ей руку.

— Идемте, мадам.

Он сопроводил ее вниз, где они надели теплые плащи, перчатки, а Келл вдобавок водрузил на голову высокую бобровую шапку. На улице был уже зимний вечер, а в ландо, которое ожидало их у подъезда, на особое тепло рассчитывать не приходилось.

В дом к Уиклиффам они прибыли первыми. Когда Рейвен поняла это, у нее что-то дрогнуло внутри: она с ужасом подумала, не совершили ли они с Бринн непоправимую ошибку, полагая, что кто-то вообще приедет на вечер, устроенный в честь Рейвен и ее бракосочетания?

Огромный дом был пугающе безмолвен. Тишина подчеркивалась ярким освещением и праздничным убранством холла и лестниц, где было множество оранжерейных цветов.

Хозяева вышли им навстречу, и Рейвен была удовлетворена впечатлением, которое — она ясно видела это — произвел Келл на ее красивую подругу. Конечно, та всячески старалась этого не показывать ни Рейвен, ни своему супругу — тоже вполне подходящему мужчине с женской точки зрения.

Бринн протянула Келлу руку со словами приветствия, с Люсианом они обменялись рукопожатиями, после чего лорд Уиклифф произнес благожелательным тоном опытного дипломата:

— Рейвен успела рассказать нам о том, с каким великодушием вы пришли ей на помощь, мистер Лассетер. Примите нашу благодарность, мы никогда не забудем этого.

— Не стоит благодарности, милорд, — любезно ответил Келл, но Люсиан посчитал нужным продолжить эту тему.

— Видите ли, — сказал он, — Рейвен для нас как сестра, и, уверяю вас, наша благодарность вполне искренна и может стать вполне действенной.

Рейвен решила прервать этот разговор, увидев, как напряглось лицо Келла, но в это время дворецкий объявил о появлении леди Далримпл и лорда Латтрелла. Что ж, ее родственники уже здесь…

Старик радостно обнял внучку, после чего уселся на софу со стаканом шерри в руке. Тетя Кэтрин поздоровалась с ней холодно и церемонно и почти не обратила внимания на Келла, всем своим видом давая понять, что она здесь не по собственному желанию, а чуть ли не по принуждению.

Однако вскоре общая неловкость уступила место неестественно оживленному разговору, в котором менее всех принимал участие Келл. Но все же, к удивлению и радости Рейвен, он явно не отмалчивался и постепенно втянулся в беседу. Она знала, что он делает это ради нее, и пыталась поблагодарить его взглядом, но он упорно избегал ее глаз.

У Рейвен немного отлегло от сердца, когда она узнала, что Бринн специально пригласила ее и членов ее семьи немного раньше остальных гостей, чтобы поужинать и побеседовать в тихой обстановке, а уж потом встретиться с основной массой гостей в бальном зале.

Так и произошло. После ужина они прошли в зал, где огни свечей были еще ярче, пламя каминов еще жарче, но весь этот свет не разгонял мрак, затаившийся в душе у Рейвен.

С каждой минутой ожидания напряжение в ней росло, она уже горько сожалела, что согласилась на предложение Бринн. Ее подмывало сорваться с места и ринуться прямиком домой. Но так ей советовал трусливый внутренний голос, а голос воинственный, смелый призывал прямо смотреть в глаза всем трудностям и не сдаваться, а, наоборот, перехватить инициативу и, если надо, переходить в наступление.

Помогало ей справиться с минутной слабостью и присутствие Келла. Она понимала, как ему не нравится все происходящее и то, что еще должно произойти. Видела, что он заставляет себя держаться спокойно. Это придавало ей сил.

Раньше других из второй группы гостей появился Смельчак Вулвертон. Не появился, а бурно ворвался, с ходу поцеловав в щеку хозяйку дома, потом Рейвен. Как с закадычными друзьями поздоровался со всеми мужчинами и надолго приник к руке леди Далримпл с церемонным поцелуем, чем вызвал легкую краску на ее увядших щеках.

Только исполнив весь этот ритуал, Вулвертон оглядел пустой зал, взглянул на музыкантов, держащих наготове свои инструменты, и весело, словно его безумно обрадовало то, что он видит, произнес:

— Что я вижу? Почти никого из желающих танцевать? Обычно в числе самых последних бываю я.

— Да, кроме вас, Джереми, танцевать здесь будет некому, — попыталась в тон ему ответить Рейвен.

— Прекрасно! Мне давно так не везло, моя дорогая! Без красавцев соперников я могу рассчитывать почти на все танцы с вами.

— Не почти, а на все, — с горечью уточнила Рейвен.

— Ох, дорогая… — в голосе Вулвертона зазвучали утешительные нотки, — не огорчайтесь. Они вскоре придут. Повалят валом! Разве кто-нибудь… хоть один из нашего бомонда наступит на горло своему любопытству и откажет себе в удовольствии увидеть собственными глазами знаменитого похитителя? Человека, уведшего невесту из-под носа у самого герцога? Да никогда!

И его пророчество вскоре сбылось. Едва часы пробили девять, как приглашенные начали появляться — сначала по двое, по трое, а потом, как предрекал Вулвертон, валом.

В обязанности Рейвен — чему она была уже не рада — входило встречать каждого гостя и представлять своего супруга, покорно, к ее непреходящему удивлению, стоявшего рядом с ней. При этом он выглядел, по крайней мере в ее глазах, все так же привлекательно и все больше напоминал ей пирата из ее снов. Прочие мужчины по сравнению с ним казались все, как один, мелкими, невыразительными, неинтересными — словом, другой породы.

И что еще поражало: Келл, находясь в гуще этих аристократов, чувствовал себя совершенно в своей тарелке — никакой напряженности в лице и голосе, никакой антипатии, иронии или сарказма во взгляде. Да он ли это?

И снова она мысленно благодарила его за такую самоотверженность, за такое временное — подлинно актерское — перерождение ради нее. Ради ее подруги Бринн. Его умению беседовать с пожилыми леди позавидовал бы сам Смельчак Вулвертон, и Рейвен, глядя на него, начинала сомневаться, что этот чертов вечер когда-нибудь закончится и Келл снова вернется в свое былое обличье, станет прежним.

Что касается общей атмосферы, то она, не будучи чрезмерно приятной и умиротворяющей, давала все же кое-какую надежду на то, что случившееся с Рейвен со временем забудется, сотрется из памяти, и все вернется на круги своя. Что это означает в действительности и как Рейвен сможет почувствовать, когда это произойдет, она не могла бы объяснить ни себе, ни другим.

Но какой-то сдвиг, пусть на полшага, уже произошел, она готова поклясться.

Однако немалое количество гостей продолжали держать себя так же холодно и отчужденно, как ее собственная тетка. Двигаясь по залу, она порой ловила обрывки фраз, в которых чаще всего подвергался осуждению род занятий Келла или его ирландское происхождение. И по отдельности, и вместе.

Если же, что случалось крайне редко, подобные фразы обращались к ней, у Рейвен был наготове скорый, но достаточно спокойный и холодный ответ.

— …О да, леди Пойндекстер, — говорила она, — мой муж действительно владеет первоклассным игорным домом в Лондоне. И смею думать, ваш супруг так же, как и лорд Уиклифф или маркиз Вулвертон, временами посещает это заведение и проводит там не худшие часы своей жизни… Не правда ли?..

Или:

— …Разве вы никогда не спорите, никогда не заключаете пари, мистер Смайт-Джонс? Не играете ни в какие игры для легкого возбуждения? Ради азарта? Ни за что не поверю, если скажете «нет»… Но вы делаете это наверняка не в портовом кабачке, а в приличном игорном доме в центре Лондона. Разве нет?..

Келл наблюдал эти сцены — если бывал их свидетелем — со смесью раздражения и восхищения. Раздражение вызывала необходимость чуть ли не оправдываться перед этими лицемерами, а восхищение — мастерство, с которым Рейвен проделывала это.

Он понимал: она защищает его, Келла, а через него — и себя. Однако ему давно уже стали почти безразличны разговоры о нем этих людей. Людей, обладающих отвратительным чувством превосходства над другими и повышенным мнением о собственных качествах, правах и обязанностях. Они сделались ему неинтересны, он не стремился в их общество, даже чурался его. Рейвен же, напротив, сражалась за свое место среди них. Что ж, это ее дело, и помогай ей Бог на этом пути…

Путь был, видимо, не слишком ровным и приятным. Неожиданно до ушей Келла долетели слова, которые сквозь зубы произнесла Рейвен после того, как поговорила с очередной дамой. Эти слова свидетельствовали о том, что их автор уже не в силах сдерживаться. И были они, эти слова, отнюдь не из лексикона воспитанной великосветской дамы:

— …Провались она в преисподнюю, эта чертова перечница, со своими сплетнями!

Вот что услышал Келл из розовых уст Рейвен и не сразу поверил своим ушам. А поверив, улыбнулся и взглянул на нее новыми глазами. Пожалуй, если их общение с Рейвен будет еще продолжаться какое-то время, то ему предстоит обнаружить в ней немало такого, о чем он и не догадывается.

После чего взгляд его, в который уже раз, задержался на ее фигуре — покатых плечах, тонкой талии, соблазнительной груди… Он почувствовал, как в нем просыпается желание, которое он твердо решил подавлять, чтобы не впасть в зависимость от этого прекрасного тела, от красивого умного лица — сочетание не слишком частое в одном человеческом существе.

Он тоже пробормотал какие-то проклятия, но исключительно в свой адрес и намного тише, нежели это только что. сделала Рейвен.

В общем, решил он, пока что от меня требуется не так уж много: умело играть роль внимательного и любящего супруга. И, словно угадав его мысли, оркестр заиграл менуэт, и Келл сделал движение, которое можно было понять как приглашение к танцу.

Рейвен вопросительно взглянула на него.

— Вам не следует этого делать, — сказала она. — Ваша нога…

— Пустяки, — ответил он небрежно. — Не могу же я отказать всей этой честной компании, которая ждет не дождется, когда я пойду танцевать со своей обаятельной супругой.

Ни в улыбке, которой он сопроводил слова, ни в самих словах не было и тени насмешливости, иронии. Это поразило Рейвен. Хотя, тут же объяснила она себе, он просто искусно играет взятую на себя роль любящего мужа. Но в его бездонных темных глазах сейчас не было игры… Или ей так показалось?

Как бы то ни было, она вдруг ощутила себя голой и беспомощной под взглядом этих глаз. Да, голой — потому что с головы до ног принадлежала ему, была в полном его владении, он мог делать с ней все, что хотел… Как уже было раньше… Да было ли? Или все это продолжение тех же девичьих снов?..

Ощущение длилось короткое мгновение, и вот они уже скользят рядом с другими парами по паркету зала.

Последние гости разошлись около трех утра. Бринн осталась довольна приемом и предрекла Рейвен, что вскоре у той появится множество визитных карточек с приглашениями в гости.

Рейвен поблагодарила своих друзей и в сопровождении Келла устало двинулась к выходу, где их ожидал экипаж. Напряжение спало, теперь она чувствовала себя совершенно разбитой. Однако несколько глотков свежего зимнего воздуха вдохнули в нее новые силы, и мысли заструились в прежнем направлении. Вернее, по тем же двум главным линиям: о своем нечаянном муже и о своей неясной судьбе.

В молчании ехали они по темным лондонским улицам, пока Рейвен не произнесла:

— Спасибо, Келл, вы очень помогли мне сегодня выдержать все это. Получилось лучше, чем я предполагала.

— Да, — согласился он, — признаться, я не ожидал, что эта чванливая публика в большинстве своем окажется довольно приличной. — Тон у него снова был в высшей степени ироничным. — Все дело в том, наверное, что ваши друзья пригласили самую лучшую часть великосветского общества. А также в том, как умело выступали вы в свою и мою защиту. Впрочем, — добавил он, — мне подобная защита совершенно не требуется.

После новой паузы он снова заговорил с болью в голосе:

— Моей бедной матери ничья защита не помогла. Проклятая стая во главе с нашими собственными родственниками так и не простила ей ирландского происхождения.

Острая жалость к этой неизвестной ей женщине и к страдающему за нее сыну пронзила Рейвен. Ей захотелось рассказать ему о своем собственном происхождении, услышать, что он скажет. Однако застарелая привычка сохранять тайну своего рождения взяла свое: она промолчала.

Снова волна усталости накатила на нее, она отвернулась. В молчании они доехали до дома.

Келл помог Рейвен выйти из экипажа, довел до дверей и с удивлением обнаружил, что они не заперты, а слуг нигде не видно.

— Где же они все? — спросил он. — Ушли к другому хозяину?

Не приняв его юмора, Рейвен объяснила, что виновна во всем она одна: разрешила прислуге не дожидаться ее позднего возвращения и попросила не запирать двери.

Келлу оставалось только в недоумении пожать плечами: еще одна удивительная черта его странной супруги — она заботится о слугах.

Рейвен первой вошла в холл, начала снимать плащ. Келл остался возле дверей.

— Вы не собираетесь заходить в собственный дом? — спросила она.

Он не сдвинулся с места. Почему? Потому что ему хотелось войти и не хотелось делать этого. Потому что, если он войдет, это может означать с его стороны желание сдаться… Может быть, так понято ею… Но ведь он не хочет сдаваться, не хочет угодить под пресс ее обаяния, не хочет оказаться в зависимости от ее тела, ума, красоты…

Ох, опять все то же — те же мысли, дилеммы, доводы…

Но отчего он не должен входить? Отчего должен опасаться чего-то? В конце концов, он имеет на нее полное право. Законное право. И зачем лишать себя этого права, тем более что его тело, его душа зовут его, понуждают это право осуществить?..

Она только что спросила, думает ли он войти в дом. Что же ответить?

— …Для чего? — сказал он как бы в раздумье. — Ведь вы сами говорили, что не хотите возлюбленного… Не нуждаетесь в нем.

Она смущенно смотрела на него.

— Но я… Я не приглашаю вас разделить со мной ложе. Однако это ваш дом, и я не могу запретить вам входить в него.

Положение становилось забавным. В другое время они посмеялись бы над происходящим, но обоим было не до смеха.

Забавным, а точнее, трагикомичным было и то, что их губы говорили одно, а глаза совершенно иное.

Келл первым отвел взгляд.

— Будет лучше, если я сейчас уйду… — И деловым тоном прибавил: — В моем клубе, наверное, игра еще в самом разгаре.

— Наверное, — ответила она в тон и сделала шаг в его сторону, словно притягиваемая магнитом.

Келл ощущал каждый нерв, каждый мускул в своем напряженном теле — и все они толкали его к ней, призывали заключить в объятия. Чем бы это ни грозило… Опустив руки ей на плечи, он ласково притянул ее к себе. По тому, как потемнели и заволоклись туманом ее голубые глаза, он понял, что Рейвен испытывает те же чувства.

Сильнее прижав ее к себе, он напрямую ощутил зов своего тела. Она ответила, и Келл не сдержал легкого стона. Это отрезвило его, привело в чувство — он мысленно осудил себя за мимолетную слабость, за то, что опять поддался ее обаянию.

Но черт возьми, как тянет его смотреть в ее глаза, целовать чуть приоткрытые губы, проникнуть в ее тело и ощутить изнутри его теплоту, вибрацию…

Она высвободила одну руку и легко коснулась его лица. Шрама на нем. Это ласковое искреннее движение решило все его сомнения. Сейчас он поднимет ее на руки и понесет в спальню…

— Так вот ты где, большой брат? А я его ищу…

Желчный, неприятный голос, но до боли родной.

Келл отступил от Рейвен, повернул голову к двери, в которую только что вошел его брат Шон. Рейвен застыла на месте.

«Черт возьми!» — мысленно воскликнул Келл, на минуту ощутив себя нашкодившим мальчишкой, которого застали на месте преступления. Ведь только недавно он, сам веря в свои слова, говорил брату о фиктивности своего брака и о полном отсутствии у него каких-либо чувств к так называемой жене. И вот сейчас тот собственными глазами видит совсем иную картину. И дело, разумеется, не в том, что увидел Шон, а в слабости и податливости самого Келла. В том, что ему приходится стыдиться самого себя.

А виновница его временной расслабленности еще здесь? Надо отправить ее наверх… Но Рейвен уже отошла в другой конец холла, откуда с тревогой смотрела на обоих братьев.

— Какое пренебрежение с твоей стороны, Келл, моими родственными чувствами, — услышала она громкий насмешливый голос Шона. — Не пригласить меня на празднование вашей свадьбы.

Келл внимательнее вгляделся в лицо брата. Несомненно, тот сильно пьян. Сильно обижен и раздражен. Братья не виделись уже около недели: Шон не показывался на глаза Келлу, думая, что тот забудет о своем намерении отправить его подальше от Лондона.

— Праздник, о котором ты говоришь, — с трудом сохраняя терпеливый тон, сказал Келл, — был одним из способов уладить скандал, учиненный тобой. Или ты уже забыл?

— А трогательная сцена, свидетелем которой я только что стал, — с той же язвительностью продолжал Шон, — завершила ваш радостный праздник, так?.. Признайся, брат, ты теперь лучше понимаешь меня и мои чувства.

Не в силах не признать правоты в словах пьяного брата, Келл все же не стал продолжать эту тему, а резко сказал:

— Я проводил свою жену домой. Был вынужден это сделать, опасаясь таких молодчиков, как ты.

Увидев, что Шона задели эти слова и тот понурил голову, Келл добавил уже спокойнее:

— Вообще-то я сделал это по пути в свой клуб. Если хочешь, поедем туда вместе.

Не дожидаясь ответа, он подтолкнул его к двери и вышел вместе с ним на улицу, не обернувшись к Рейвен. Некоторое время та смотрела им вслед, потом медленно пошла к лестнице, ведущей наверх.

Ей было противно снова видеть Шона, противен собственный страх, с которым невозможно совладать. Она была рада, что Келл сразу увел своего непутевого брата.

И в то же время испытывала нечто вроде благодарности к Шону за то, что тот появился именно в данный момент. Еще немного — и она оказалась бы в объятиях Келла, в спальне, напрочь забыв о том, что их брак не что иное, как подлог, обман, притворство.

Ей стало зябко. Она поежилась и продолжила подниматься по лестнице в свою одинокую спальню.