"Ледяное сердце" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)

4

Впервые занявшись любовью с Элисон Гвинн, я чувствовал себя так, будто это адюльтер.

Чушь собачья. Мы с Робин жили врозь уже несколько месяцев. И она теперь была с Тимом Плачетте.

Но коль скоро прикосновение, ощущение тела, чей-то запах запечатлелись в твоей ДНК…

Если Элисон и заметила мое смущение, она не сказала ни слова.

Я познакомился с ней вскоре после того, как наша совместная жизнь с Робин начала давать сбои. Я помогал Майло в расследовании дела об убийстве, совершенном двадцать один год назад. Задолго до этого, когда Элисон было семнадцать, над ней надругался фигурант по этому делу. Ее наставник по колледжу, мой старый друг, предложил ей поговорить со мной. Она подумала и согласилась.

Элисон понравилась мне сразу — я восхищался ее силой духа, честностью, мягкими манерами. Она была так красива, что я не мог не заметить этого, но тогда восторгался этим как некой абстракцией.

Кожа цвета слоновой кости, мягко очерченные, но свидетельствующие об уверенности в себе скулы, широкий рот и твердые губы; волосы, прекраснее которых я никогда не видел, ниспадали до пояса. Огромные глаза, темно-синие, как ночь, выражали здоровое любопытство. Как и я, Элисон была психологом, и ее глаза, подумалось мне, принесут ей пользу.

Единственная дочь помощника главного прокурора штата, она выросла в Беверли-Хиллз. Училась в Пенсильванском университете, там же получила степень доктора философии. Позднее познакомилась с ловкачом из Уоргона, влюбилась, вышла замуж еще совсем молодой и вернулась в Калифорнию. Через несколько месяцев после того, как Элисон получила лицензию штата, ее муж заболел редким недугом, и она овдовела. Со временем Элисон овладела собой и основала в Санта-Монике собственную практику. Теперь она совмещала лечебную работу с преподаванием по вечерам в университете и занималась благотворительной деятельностью в хосписе для безнадежно больных.

Искала, чем заняться. Я знал это состояние.

Когда Элисон сидела, ее высокая талия, грациозные руки и лебединая шея намекали на большой рост, но, как и Робин, она была миниатюрной, изящной женщиной. Ну вот, опять я начинаю сравнивать.

В отличие от Робин Элисон любила дорогую косметику, а посещать магазины, где продают одежду, считала приятным времяпрепровождением. Не стеснялась демонстрировать, в стратегических целях, свои бриллиантовые украшения.

Однажды Элисон призналась: это связано с тем, что она поздно достигла половой зрелости и ей было крайне неприятно выглядеть ребенком в течение всех лет, проведенных в школе. В свои тридцать семь она смотрелась лет на десять моложе.

Я был первым за долгие годы мужчиной в ее жизни.

Прошло много месяцев, прежде чем я снова позвонил ей. В ее голосе явно слышалось приятное изумление.

— Ой, привет!

Я поговорил с ней, не вдаваясь в существо дела, и наконец пригласил на обед.

— Это что-то вроде свидания? — спросила она.

— Что-то вроде.

— Мне казалось… у вас был кто-то.

— Мне тоже, — ответил я.

— О! Это было недавно?

— Это не то, к чему возвращаются. Я уже довольно долго один. Я ненавидел себя за нелепость… за жалость к себе… за все.

— Выжидали, — заметила она.

Находит правильные слова. Обучена говорить правильные слова. Возможно, я делаю ошибку. Еще аспирантом я избегал ухаживать за девушками моей же специальности, хотелось слышать иные слова. Я полагал, что близость с психиатром — это уж слишком. Потом познакомился с Робин, и необходимость искать кого-то отпала сама собой…

— Что ж, если вы заняты…

— Нет, — рассмеялась она, — давайте встретимся.

— Все еще едите мясо?

— Вы помните? Неужели я зарекомендовала себя такой обжорой? Можете не отвечать. Нет, вегетарианкой я не стала.

— Как насчет завтрашнего вечера? — Я назвал ресторан, специализирующийся на мясных блюдах, неподалеку от ее врачебного кабинета.

— Я принимаю пациентов до восьми. Но если вы не возражаете против позднего обеда, то конечно.

— В девять, — предложил я. — Я заеду за вами на работу.

— А почему бы мне не встретить вас в ресторане? В таком случае мне не придется оставлять свою машину.

Готовит план отступления.

— Превосходно, — ответил я.

— Увидимся, Алекс. Заметано.

Давно ли это было? Целая вечность… Хотя Элисон и собиралась приехать на собственных колесах, я тщательно помыл и пропылесосил свою «севилью» и кончил тем, что сел на корточки у декоративной решетки и обработал ее зубной щеткой. Час спустя, перепачканный, вспотевший и смердящий «Защитным покрытием для любых целей», я долго тянул время, принимал душ, брился, чистил свои легкие черные туфли и наконец натянул на себя спортивную куртку темно-синего цвета.

Мягкую однобортную итальянскую модель, хранившуюся у меня в течение двух рождественских праздников… подарок Робин. Сбросив ее, я надел черный спортивный пиджак. Решив, что в нем я похож на служащего похоронного бюро, вернулся к тем — но-синей куртке. Следующий шаг — брюки. Свободные. Очень легкие серые фланелевые брюки, в которых я обычно давал показания в суде. Прибавьте к этому желтую сорочку с пристегивающимся воротничком, галстук, и я буду… но какой галстук? Примерив несколько, я понял, что галстук затруднит дыхание. Перешел на водолазку, но подумал, что это до безобразия близко к Голливуду.

Вернулся к желтой сорочке. С пристегивающимся воротничком. Нет, петлицы плохо смотрятся. К тому же эта чертова сорочка уже пропотела под мышками.

Сердце у меня нещадно колотилось, под ложечкой сосало. Смешно! Что я посоветовал бы своему пациенту, попавшему в столь же затруднительное положение?

Будьте самим собой.

Кем бы он ни был.

В ресторан я приехал первым, решил ждать в «севилье» и приветствовать Элисон, когда она подойдет к двери. Но потом, опасаясь напугать ее, вошел внутрь. В заведении было темно как в могиле. Я сел у стойки бара, заказал пиво и начал смотреть спортивную телепередачу. Сейчас не вспомню, какой это был вид спорта. Я едва покончил с пеной, как пришла Элисон. Откинув черную волну своих волос со свитера, она стояла, оглядываясь вокруг.

Я подошел к Элисон в тот момент, когда метрдотель заметил ее. Увидев меня, она широко открыла глаза. Не потому, что хотела осмотреть меня с ног до головы, а для того, чтобы лучше разглядеть мое лицо. На мою улыбку Элисон ответила улыбкой.

— Ну, привет! — Она подставила щеку, и я чмокнул ее. Кашемировый свитер цвета лаванды очень подходил к ее платью, плотно облегавшему тело от груди до колен. Туфли на высоких каблуках были в тон платью. Бриллиантовые серьги, бриллиантовый браслет, небольшая нитка жемчуга на белой шее.

Мы сели. Элисон заказала бокал мерло, я — виски «Чивас». Кабина, обитая красной кожей, была просторной, и я сел на таком расстоянии, чтобы не показаться навязчивым, но при этом довольно близко, желая ощущать ее превосходный запах.

— Итак, — сказала Элисон, обратив взор своих голубых глаз на соседнюю кабину.

— Долгий день?

— Да, — снова глядя на меня, ответила она. — К счастью.

— Я понимаю, что вы имеете в виду.

— А чем занимались вы? — спросила она, играя салфеткой.

— После того как возня вокруг дела Ингаллсов приутихла, я взял короткий отпуск. Позднее давал консультации в суде.

— Консультации по уголовным делам?

— Нет. Дела касались телесных повреждений, опеки над детьми.

— Опеки. Это ужасно.

— Особенно когда есть много денег для бесконечной оплаты услуг адвокатов, а судья — идиот. Я пытаюсь ограничить себя консультациями умных судей.

— И такие находятся?

— С трудом.

Принесли напитки. Мы чокнулись и молча выпили. Крутя ножку бокала, Элисон посмотрела в меню.

— Я умираю с голода. Наверное, опять покажусь обжорой.

— Не стесняйтесь.

— Что в этом заведении хорошо готовят?

— Я не бывал здесь уже много лет.

— В самом деле? — Это показалось ей занимательным. — Вы выбрали это место для того, чтобы потакать моим кровожадным наклонностям?

— Вашим и своим. К тому же я вспомнил, что в этом было нечто расслабляющее.

— Так оно и есть.

Тишина. Лицо у меня горело. Виски, разбавленное смущением. Даже в приглушенном свете я видел, как она покраснела.

— Так или иначе, — начала Элисон, — не помню, поблагодарила ли вас, но вам удалось вести разговор о том, что я пережила, в наиболее приемлемом тоне. Спасибо.

— Спасибо за твою помощь. Если бы не она, все пошло бы иначе.

Еще раз пробежав глазами меню, Элисон прикусила нижнюю губу и подняла глаза.

— Мне подойдет небольшой бифштекс с Т-образной косточкой.

— Звучит приятно. — А вы?

— Отбивную на ребрышке.

— Обжоры первой лиги. — Элисон снова перевела взгляд на соседнюю кабину, потом посмотрела на скатерть, словно изучая мои ногти. Я обрадовался, что успел подстричь их. — Отдыхаете от уголовных дел, но ведь вам снова придется вернуться к ним.

— Если меня пригласят.

— А приглашают? Я кивнул.

— Я никогда не спрашивала вас… Что вы находите в подобных делах? Что вас в них привлекает?

— Я мог бы повторить вслух по памяти любую высоконравственную речь об искоренении зла и о том, что мир необходимо превратить в чуть более безопасное место, но я перестал лгать себе. Правда состоит в том, что меня влекут непредсказуемость и новизна. Время от времени мне нужна инъекция адреналина.

— Как автомобильному гонщику?

— Это слишком героизирует мою профессию, — улыбнулся я. Элисон пила вино, держа бокал у губ, потом опустила его и улыбнулась мне в ответ.

— Значит, вы еще один адреналиновый наркоман. Если все дело только в возбуждении и последующем успокоении, не лучше ли гонять на автомобиле по трекам или прыгать с парашютом?

Из-за моей работы прекратились наши отношения с Робин. Но были бы мы сейчас вместе, занимайся я парашютным спортом?

Пока я обдумывал эту мысль, Элисон сказала:

— Простите, я не хотела ставить вас в затруднительное положение. Полагаю, вас привлекает нечто большее, чем ощущение новизны. Мне кажется, что вам в самом деле доставляет удовольствие борьба за торжество правды. — Я промолчал. — И еще одно, — продолжала она. — Я не смею ничего утверждать без определенного количества данных. Ведь я всего-навсего специалист в области бихевиоризма.

Она слегка передвинулась на стуле, поправила волосы, пригубила вино. Я улыбнулся, пытаясь избавить ее от замешательства, но мне никак не удавалось перехватить ее взгляд. Когда Элисон опустила бокал, ее рука оказалась рядом с моей. Наши пальцы разделяли всего несколько миллиметров.

Потом это пространство исчезло. Мы оба синхронно уничтожили его. Произошло соприкосновение.

Притворившись, что соприкосновение было случайным, мы отвели руки.

Тепло кожи одного передалось другому.

Синяя сорочка, надетая мною вместо засаленной желтой, пропитывалась потом.

Элисон начала играть своими волосами. Я пристально разглядывал то, что осталось от моего виски. Я целый день почти ничего не ел, и выпитый алкоголь непременно должен был принести ощущение легкого кайфа.

Ничего.

Слишком много осторожности, черт возьми!

Как же у нас шли дела?

За оставшуюся часть вечера мы осторожно обменялись еще кое-какой информацией автобиографического свойства, хорошо поели, прекрасно выпили, прогулялись по бульвару. Шли рядом, но не касались друг друга. Высокие каблуки Элисон стучали, волосы развевались. Бедра покачивались. Не специально, как у женщины-вамп, а в такт с движением, и от этого меня охватило желание. Мужчины заглядывались на Элисон. Когда мы миновали половину квартала, ее рука проскользнула под мой бицепс. Океанский бриз заволок улицы туманом. Глаза у меня болели от неуверенности.

Разговор постепенно прервался, и несколько кварталов мы прошли молча, делая вид, что рассматриваем витрины. Когда мы вернулись к нашим машинам, Элисон поцеловала меня в губы, словно проверяя мою реакцию, и, прежде чем я успел опомниться, села в свой десятилетний «ягуар» и с грохотом умчалась.

Два дня спустя я позвонил ей и опять пригласил на свидание.

— У меня свободна вторая половина дня, — ответила она, — и я собиралась отдохнуть дома. Может, придешь ко мне и мы пообедаем здесь? Готов ли рискнуть?

— А риск большой?

— Какая разница. Ведь ты любитель адреналина.

— Точно подмечено. Привезти что-нибудь?

— Цветы всегда уместны. Нет, не намекаю, а просто шучу. Привези себя. И пусть это будет чем-то непредвиденным, ладно?

Она жила в одноэтажном доме колониального стиля на Четырнадцатой улице к югу от Монтаны, неподалеку от своей приемной. На лужайке был хорошо виден предупреждающий знак, а ее черный «ягуар» с откидным верхом стоял за чугунной оградой, .. отделяющей подъездную дорожку для автомобилей от улицы. Когда я приблизился к парадной двери, загорелась лампочка, реагирующая на движение. Предосторожность женщины, которая живет одна. Предосторожность женщины, над которой надругались двадцать лет назад.

Ставя машину, я думал о том, как Робин вернулась одна в Венецию. Ошибочка. Теперь уже не одна… Остановись, придурок!

Я позвонил и ожидал у двери с букетом в руке. Решив, что розы — слишком откровенный намек, я купил дюжину белых пионов. Моя «случайно надетая» одежда состояла из оливкового цвета спортивной рубашки с короткими рукавами, джинсов и кед.

Элисон подошла к двери в темно-зеленой спортивной рубашке с короткими рукавами, джинсах и кедах.

— Просто не верится. — Мельком взглянув на меня, она разразилась смехом.

Пока я сидел в маленькой белой кухоньке Элисон, она приготовила омлет с грибами и куриной печенью и вынула из холодильника салат. Кроме того, на столе появились белое вино, ведерко со льдом и шесть бутылок диетической кока-колы.

Кухня выходила на небольшой задний дворик, и мы ели в патио, покрытом деревянной решеткой. В садике были тропинки, мощенные старым кирпичом, и маленькая лужайка, огражденная высоким декоративным кустарником. Я попробовал омлет. Особого риска в этом не было.

— Это одно из блюд, которое я способна приготовить не испортив. Рецепт моей бабушки.

— Расскажи мне о бабушке.

— Бабушка была вспыльчивой женщиной, но что делать у плиты, знала.

Элисон рассказывала о своей семье, и я понял, что начинаю знакомиться с ее биографией. Время шло, мои плечи расслабились. Элисон тоже почувствовала себя свободнее и уселась на кушетке, поджав ноги. Она много смеялась, а ее голубые глаза светились.

Зрачки расширились. Те, кто исследует подобные явления, считают это хорошим признаком. Однако незадолго до одиннадцати Элисон стала более сдержанной, взглянула на часы и сказала:

— У меня ранний пациент.

Она встала и посмотрела на дверь, а я подумал: «Интересно, что пошло не так, как нужно?»

Проводив меня до двери, она попросила прощения.

— За что?

— За то, что так резко прерываю наше свидание.

— У пациентов есть свои запросы, — ответил я, чувствуя себя полным идиотом.

Элисон пожала плечами и протянула мне руку. В доме у нее было тепло, и меня удивило, что рука у Элисон влажная. Босая, она казалась очень маленькой, и мне захотелось обнять ее.

— Было приятно вновь повидаться с тобой.

— А мне — с тобой.

Я вышел на портик ее дома.

Закрывая дверь, Элисон печально улыбнулась. Потом вышла из дома и коснулась губами моей щеки.

Я потрогал ее волосы. Она снова поцеловала меня. Крепко, почти агрессивно. Я попытался еще раз поцеловать ее, но она отстранилась.

— Поезжай осторожнее, — сказала она и закрыла дверь.

Элисон позвонила мне на следующий день в двенадцать часов.

— А мой ранний пациент не явился.

— Жаль.

— Да… я… не могли бы мы… не хотел бы ты… Я освобожусь сегодня в семь, и если тебе удобно…

— Семь часов — прекрасно. Хочешь, я что-нибудь приготовлю?

— Алекс, ты не возражаешь, если мы займемся чем-нибудь, вместо того чтобы сидеть и наедаться? Не прокатиться ли на машине? Я так насиделась в помещении. Поездка развлечет меня.

— Меня тоже. — Сколько же миль отмерил я на своей «Севилье», с тех пор как ушла Робин? — Давай проедемся по берегу до Малибу. Мой любимый маршрут. Все эти ночные поездки вдоль Тихого океана с Робин… да заткнись ты…

— Превосходно, — сказала она. — Если проголодаемся, то по пути много мест, где можно остановиться. Увидимся в семь.

— Мы где-то встретимся?

— Нет, подберешь меня у моего дома.

Я подъехал туда в семь часов две минуты. Не успел я подойти к двери, как она открыла ее, вышла на дорожку перед домом и встретила меня на полпути, выключив сигнал, регистрирующий движение. Элисон была в черном хлопчатобумажном платье без рукавов и в черных сандалиях на низких каблуках. Никаких бриллиантов, только одно золотое украшение на шее подчеркивало ее длину и белизну. Волосы она связала сзади в «конский хвост». Все это делало ее моложе, соблазнительнее.

— Я должна объяснить свое вчерашнее поведение, — быстро заговорила она. — Признаться, ранний пациент был назначен на девять тридцать. Но если называть вещи своими именами, я нервничала. Я очень, очень нервничала в твоем присутствии, Алекс. Я…

— Ты нервничала.

Она подняла и опустила плечи. Взяв меня за руку и ведя к дому, Элисон нервно смеялась.

— Если бы мои пациенты видели меня сейчас. Я крупный специалист в деле помощи другим с их переходными состояниями, но сама сейчас переживаю тяжкие времена. Переходные состояния. — Она покачала головой. — А теперь проявляю самонадеянность…

— Послушай, перед нашим первым совместным выходом в город я три раза менял сорочку.

Элисон внимательно посмотрела на меня. Я коснулся ее подбородка и приподнял ей голову. Она отстранила мою руку.

— Говоришь то, что нужно, — заметила Элисон. — С такими людьми, как мы, никогда не знаешь, не результат ли это профессиональной подготовки.

— Риск, связанный с характером работы.

Она обняла меня и крепко поцеловала. Язык у нее был гибкий и подвижный. Я крепко обнял Элисон, погладил по лицу, шее и спине, попытался опустить руку еще ниже, и, почувствовав, что она не сопротивляется, обхватил ее бедра. Элисон перевела мою правую руку вперед и зажала ее между ног. Я исследовал степень накала ее чувств, а она сделала какое-то движение ногами, явно свидетельствовавшие о ее намерениях. Подняв черное платье, я стянул с Элисон трусики, и она раздвинула ноги. Я целовал ее, щекотал. Одной рукой она крепко держала меня за волосы. Другой нащупывала мою застежку-«молнию». Наконец она нашла то, что нужно, мы повалились на пол гостиной, и я вошел в нее. Элисон крепко держала меня, и мы двигались вместе так, словно занимались этим всю жизнь.

— Я пустилась во все тяжкие, — проговорила она, целуя мое лицо. — И с тобой — это вовсе не результат профессиональной подготовки.

Эмоции появились позднее. После того как мы поспали, съели то, что осталось, подкрепили наши обезвоженные тела несколькими глотками воды и уже ехали на север по шоссе вдоль побережья океана. Мы взяли «ягуар» Элисон с откидным верхом. Я сидел за рулем, а Элисон растянулась на сиденье для пассажиров, завернувшись в большой ирландский свитер. Ветер развевал волосы как знамя.

Одну руку она положила мне на колено. Прекрасные пальцы, длинные и заостренные. Гладкие и мягкие.

Никаких царапин. Робин, хотя и большая мастерица, время от времени ранила свои руки.

Я прибавил газу и мчался между черным океаном и серыми склонами холмов, путеводными звездами дальнейших приключений. Кожа головы, там, где Элисон держала меня за волосы, все еще побаливала, а та часть лба, с которой она слизывала мой пот, подергивалась, словно к ней подвели электрический ток.

Я поехал еще быстрее, а Элисон погладила меня по колену, отчего мое тело снова напряглось.

Женщина чудная, женщина сладострастная.

Быстроходная машина, великолепная калифорнийская ночь. превосходно!

Но радость идиота слабела под натиском сомнений… какой-то мысли, которую я все время гнал от себя.

Это больше, чем глупость. Робин с Тимом. А я теперь с Элисон. Все изменилось, и перемена была к лучшему. Так?