"Клятва повесы" - читать интересную книгу автора (Лоуренс Стефани)

Глава 12

На следующее утро Вейн спустился к завтраку рано. Он положил себе еды и сел на свое место. Вскоре стали появляться другие джентльмены. Входя в столовую, они обменивались обычными приветствиями.

Вейн отодвинул свою тарелку и знаком попросил Мастерса налить ему еще кофе.

Владевшее им напряжение напоминало туго скрученную пружину. Сколько же ему ждать, прежде чем можно будет отпустить ее? Пейшенс, по его мнению, должна была серьезно подумать об этом, однако она вынуждена находиться подле Минни.

К завтраку Пейшенс так и не вышла, и Вейн, тихо вздохнув, сурово посмотрел на Джерарда:

— Мне нужно прокатиться. — Хороший галоп поможет высвободить хоть часть переполняющей его энергии. — Интересуетесь?

Джерард выглянул в окно:

— Я собирался порисовать, но освещение тусклое. Лучше я проедусь верхом.

Вейн повернулся к Генри:

— А вы, Чедуик?

— Я, — Генри откинулся на спинку стула, — подумывал о том, чтобы отработать угловые удары. Не хочется останавливаться на достигнутом.

— Это чистая случайность, что вы в прошлый раз обыграли Вейна, — хмыкнул Джерард. — Любой подтвердит, что он был немного не в настроении.

Немного не в настроении? Может быть, следует просветить братца Пейшенс насчет того, до какой степени «не в настроении» он был? Однако непристойное повествование о своих ощущениях не притупит эту ноющую боль.

— Э-э, но ведь я выиграл. — Генри упорно цеплялся за миг своего торжества. — Я не собираюсь выпускать победу из рук.

Вейн лишь язвительно усмехнулся, довольный тем, что Генри не поедет с ними. Джерард предпочитал молчать во время конных прогулок, и это соответствовало настроению Вейна гораздо больше, чем словоохотливость Генри.

— Эдмонд?

Все посмотрели на Эдмонда. Тот таращился в пустую тарелку и что-то еле слышно бормотал. Его волосы торчали в разные стороны.

Вейн взглянул на Джерарда, и юноша покачал головой. Было ясно, что Эдмонд глух ко всему, кроме музы, которая крепко держала его в своих цепких объятиях. Вейн и Джерард встали.

И в это мгновение в комнату вошла Пейшенс. Остановившись, она посмотрела на Вейна, и он тут же опустился на стул.

Подойдя к серванту и наполнив свою тарелку, Пейшенс направилась к столу. Она опоздала, поэтому вынуждена была довольствоваться чаем с тостами.

— Минни лучше, — сказала она, усаживаясь за стол. Оглядев всех, остановила свой взгляд на Вейне. — Ночью она спала хорошо и утром уверила меня, что сегодня я ей не понадоблюсь. — Она одарила едва заметной улыбкой Эдмонда и Генри, давая понять, что эта новость предназначается всем.

— Думаю, — усмехнулся Джерард, — ты, как обычно, проведешь день в музыкальной комнате. Мы с Вейном едем кататься верхом.

Пейшенс посмотрела сначала на брата, потом на Вейна и взяла чайник.

— Если вы подождете меня несколько минут, я поеду с вами. Последние дни я провела взаперти, поэтому свежий воздух пойдет мне на пользу.

Джерард повернулся к Вейну, который с непроницаемым видом смотрел на Пейшенс.

— Подождем, — только и сказал он.

Они договорились встретиться у конюшни.

Переодевшись в амазонку, Пейшенс пулей, вылетела из дома и пришла в негодование, обнаружив, что Джерарда у конюшни еще нет. Вейн уже сидел в седле на сером гунтере.

Сев в дамское седло, Пейшенс подобрала повод и посмотрела в сторону дома:

— Ну где же он?

Вейн, пожав плечами, ничего не ответил.

Через три минуты, когда Пейшейс уже готова была отправиться на поиски брата, он появился. С этюдником под мышкой.

— Простите меня, но я передумал. — Он радостно улыбнулся. — Небо затягивается облаками, и становится пасмурно — я ждал именно такого освещения. Нужно сделать зарисовки, пока погода не переменилась. А вы езжайте без меня. Вдвоем вам не будет так скучно.

Неискренность Джерарда была видна как на ладони. Вейн с трудом удержался от проклятий. Он взглянул на Пейшенс и встретился с ее вопросительным взглядом.

Он понял ее безмолвный вопрос, но Джерард все еще был здесь, он горел желанием помахать им вслед.

Вейн указал на выезд со двора:

— Едем?

После секундного молчания Пейшенс кивнула, слегка хлестнула лошадь поводом и, махнув Джерарду, направилась к арке. Вейн двинулся следом. Когда они проезжали мимо руин, он оглянулся. Оглянулась и Пейшенс. Джерард шел за ними и с энтузиазмом махал рукой.

Не сговариваясь, они, отъехав от Холла, остановились на берегу Нин. Река серой лентой вилась меж зеленых берегов, медленно неся свои воды. Вдоль реки шла утоптанная тропинка. Вейн повернул на тропинку и пустил жеребца шагом.

Пейшенс поехала рядом с ним.

Вейн залюбовался ее лицом, фигурой, но вынужден был отвести взгляд. Сочные луга разрушают атмосферу формальности, которой он должен придерживаться в общении с ней. А зеленый травяной ковер по берегам так и манит уютно расположиться на нем. Слишком соблазнительно. Вейн сомневался, что может доверять себе в такой обстановке. Что до Пейшенс, то ей он доверять не мог. Она девственница. Следовательно, у него нет никаких предлогов. К тому же местность уж больно открытая и Пенуик часто ездит этой дорогой. Итак, берега реки не подходят. К тому же Пейшенс достойна лучшего!

Из-за Джерарда еще одно утро, кажется, будет потрачено впустую и он не продвинется вперед ни на шаг. А ему и его демонам придется грызть удила от нетерпения.

Пейшенс думала об этом же, но в отличие от Вейна считала, что нельзя терять время. Тайком любуясь им и восхищаясь его красивой посадкой, она заговорила о том, что интересовало ее больше всего:

— Вы как-то упомянули, что у вас есть брат. Он похож на вас?

Вейн повернулся к ней:

— Гарри? — И задумался. — У него вьющиеся светло-каштановые волосы и голубые глаза, но в остальном, — улыбка преобразила его лицо, — да, думаю, он во многом похож на меня. — Его взгляд стал лукавым. — Говорят, что все мы, шестеро, похожи. Печать общих предков.

— Все шестеро? А кто конкретно? — спросила Пейшенс.

— Шестеро старших кузенов Кинстеров: Девил, я, Ричард, брат Девила, Гарри, мой родной брат, Габриэль и Люцифер. Нас всех разделяет не более пяти лет.

Пейшенс была потрясена. Мысль о существовании шести Вейнов… Двух из которых зовут Девил и Люцифер…

— А женщины в семье есть?

— В нашем поколении женщины появились позже. Старшие — близнецы Аманда и Амалия. Им по семнадцать, и они совсем недавно дебютировали в свете.

— И вы все живете в Лондоне?

— Только несколько месяцев в году. Дом моих родителей находится на Беркли-сквер. Отец, естественно, вырос в Сомершем-Плейс, родовом гнезде герцогов. Для него это родной дом. Хотя моим родителям, как и другим членам семьи, всегда там рады, они решили обосноваться в Лондоне.

— Значит, для вас родной дом — лондонский?

Вейн окинул взглядом зеленые луга и покачал головой:

— Уже нет. Много лет назад я переехал на съемную квартиру, а недавно купил себе дом. Когда мы с Гарри достигли совершеннолетия, отец положил на наши счета довольно значительные суммы и посоветовал нам инвестировать их разумно. — Вейн добродушно улыбнулся. — Кинстеры всегда скупали землю. Ведь земля — это власть. Девилу принадлежат Сомершем-Плейс и все герцогские владения, они и есть основа благосостояния семьи. Мы же расширяем собственные владения.

— Вы говорили, что у вашего брата есть конный завод.

— Недалеко от Ньюмаркета. Гарри сам выбрал себе это занятие. В том, что касается лошадей, он настоящий специалист.

— А вы? — Пейшенс внимательно посмотрела ему в лицо. — Какое занятие вы выбрали для себя?

— Хмель, — усмехнувшись, ответил он.

— Хмель? — не поняла Пейшенс.

— Мука из шишек хмеля. Она придает пиву особый вкус и характерный аромат и очищает его. У меня есть Пемберн-Мэнор, имение недалеко от Танбриджа в Кенте.

— И вы выращиваете хмель?

— А также яблоки, груши, вишни и фундук.

Пейшенс изумленно произнесла:

— Да вы фермер!

Вейн многозначительно выгнул бровь.

— Кроме всего прочего.

Пейшенс заметила лукавый блеск в его глазах.

— Расскажите об этом поместье, о Пемберн-Мэнор.

Вейн с удовольствием углубился в эту тему. Вкратце по-ведав, как он разбивал фруктовые сады и вспахивал поля, протянувшиеся по кентской части Уилда[11], Вейн перешел к описанию особняка — того самого, куда ему так хотелось привезти Пейшеис.

— Двухэтажный, из серого камня. В нем шесть спален, пять приемных, все удобства. Я мало бываю там и давно не занимался интерьером. — Он сказал об этом как бы невзначай и обрадовался, увидев на лице Пейшенс заинтересованное выражение.

— Гм, — задумчиво произнесла она, — как далеко…

Замолчав на полуслове, она подняла голову, и ей на нос упала капля. Они одновременно огляделись по сторонам и чертыхнулись в один голос. Грозовые тучи, темно-серые, угрожающие, затянули все небо. Стремительно надвигалась стена дождя. В их распоряжении оставалось всего несколько минут.

Вейн первым заметил укрытие — старый амбар с черепичной крышей.

— Туда, — указал он. — Вперед, вдоль реки. — И посмотрел на тучи. — Мы должны опередить их.

Пейшенс уже скакала во весь опор. Вейн поспешил за ней. В небе прогрохотал гром. Стена дождя уже настигла их, тяжелые капли застучали по спинам.

Амбар стоял в неглубокой лощине в стороне от тропинки. Пейшенс осадила кобылу у закрытых дверей. Вейн остановил серого рядом, спрыгнул на землю и, так и не выпустив из руки повод, распахнул дверь. Пейшенс верхом въехала в амбар.

Заведя жеребца в укрытие, Вейн быстро закрыл дверь. В этот момент небеса с треском разверзлись и начался ливень. Вейн запрокинул голову, чтобы осмотреть стропила и крышу. Дождь стучал по старой черепице, и этот стук ревом отдавался в амбаре.

— Кажется, амбар не заброшен. Крыша выглядит надежной. — Его глаза привыкли к полумраку, и он решил обследовать помещение. — У этой стены есть стойла. — Он вернулся к Пейшенс и помог ей слезть с седла. — Надо бы устроить лошадей.

Пейшенс кивнула. Они провели лошадей к стойлам, и пока Вейн расседлывал их, она прошла в глубь амбара. И обнаружила лестницу на сеновал. Оглянувшись на Вейна и увидев, что он все еще занят, подобрала юбки и очень осторожно, проверяя каждую перекладину, начала подниматься вверх. Лестница оказалась прочной. Да, амбар в хорошем состоянии.

Пейшенс оглядела сеновал, просторный, почти во всю длину амбара. В одном углу еще сохранилось сено, часть — в тюках, часть — россыпью. Пол был сделан из крепких досок.

Взобравшись на сеновал, она подошла к люку, через который подавалось сено, и, откинув щеколду, выглянула наружу. Люк выходил на юг, на подветренную сторону. Она настежь распахнула дверцу люка, и сеновал залил серый, унылый свет. Несмотря на дождь, воздух — возможно, из-за низких облаков — был теплым. Из люка открывался умиротворяющий пейзаж: река, покрытая рябью, пологие зеленые склоны, ровные луга. И все это было покрыто серой дымкой.

Пейшенс огляделась по сторонам. Видимо, ей предстоит очередной урок Вейна. Конечно, музыкальная комната была бы предпочтительнее, но сеновал тоже сойдет. Сена достаточно, поэтому можно устроиться даже с комфортом.

Вейн тянул время как мог, но дождь все не переставал. Честно говоря, это не удивляло его, так как еще у реки он понял, что гроза будет бушевать несколько часов.

Переделав все, что только можно было, он вытер соломой руки и направился к Пейшенс — он видел, как она скрылась на сеновале. Поднявшись наверх, огляделся. И чертыхнулся.

Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, откуда ждать беды.

Пейшенс повернулась к нему и улыбнулась, тем самым перекрыв ему путь к отступлению. Освещенная мягким серым светом, веселая, чувственная, она сидела на огромном тюке.

Глубоко вздохнув, Вейн преодолел последние ступеньки и пошел к ней, всем своим видом показывая, что отлично владеет собой.

Однако Пейшенс напрочь лишила его спокойствия, ласково улыбнувшись и протянув руку. Он не раздумывая взял ее я крепко сжал пальцы. И сразу же одернул себя.

Стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, он заглянул в ее глаза, золотисто-карие, теплые, притягательные, и стал думать, как бы помягче сказать ей о том, что они совершают глупость. Что после всего, что было между ними, сидеть на сене и смотреть на дождь слишком опасно. Что он больше не в силах ручаться за себя, за свою хваленую выдержку, за огонь, так и норовивший вырваться из-под маски хладнокровия. Подходящие слова никак не приходили на ум, Вейн не мог заставить себя признаться в собственной слабости. Хотя это и было правдой.

Пейшенс не оставила ему времени для борьбы с угрызениями совести, она потянула его за руку. Не найдя достойных отговорок, Вейн вздохнул, железной хваткой вцепился в своих демонов и сел рядом с ней на тюк.

Однако он сохранил несколько уловок про запас. Прежде чем Пейшенс повернулась к нему, он обнял ее и прижал спиной к себе, чтобы вместе любоваться видом из люка.

Казалось, это был правильный шаг. Пейшенс, теплая, доверчивая, прислонилась к нему. Но это только распалило его и вызволило из заточения его демонов. Вейн попытался глубоко дышать, чтобы успокоиться, — но аромат ее духов манил, увлекал и соблазнял.

Пейшенс накрыла его руки своими ладонями. Вейн стиснул зубы и приказал себе стойко выдержать эту пытку.

Возможно, ему бы это удалось, если бы она неожиданно не повернулась к нему. Сначала она повернула голову, и ее губы оказались совсем рядом с его губами, а потом повернулась всем телом, двигаясь в кольце его рук. Вейн хотел остановить ее, сжав посильнее, но опоздал.

Его взгляд упал на ее губы.

Безумие способно сломить даже самых стойких. Даже его.

— Пейшенс… — взмолился он.

Она заставила его замолчать, закрыв его рот поцелуем.

Вейн тщетно пытался оттолкнуть ее, но руки его неожиданно утратили свою силу, они стали слабыми. Но когда он захотел прижать ее к себе, сила в мышцах нашлась. Вейну удалось вовремя остановиться, но это уже ничего не решало, так как они повалились на сено. Спустя секунду они уже лежали рядом, и Вейн тихо застонал.

Пейшенс целовала его, и Вейн отвечал ей. Отказавшись от борьбы с неизбежным, он сосредоточился на поцелуе. Вскоре ему удалось взять себя в руки. Сознавая, что Пейшенс слишком легко отдавалась ему, он порадовался этой маленькой победе и напомнил себе, что он сильнее ее, опытнее и что ему удавалось управлять женщинами куда более знающими, чем она.

Он здесь главный!

Вейн перекатил Пейшенс на спину и навалился на нее. Она с готовностью приняла перемену положения, целуя его с тем же пылом. Вейн впивался в ее губы, надеясь утолить мучившую его жажду. Он сжал ладонями ее лицо, она просунула руки ему под сюртук и стала гладить его.

Ткань рубашки была такой тонкой, а ее руки такими горячими!

Последняя битва была короткой, и Вейн проиграл ее. Он понял это не сразу, не воспринимая ничего, кроме женщины» лежавшей под ним, и своей страсти.

Ее руки, губы, тело, выгнувшееся ему навстречу, звали его дальше. Когда он расстегнул бархатный жакет амазонки и накрыл ладонями ее грудь, она лишь глубоко вздохнула и принялась целовать его с еще большим жаром…

Вейн ощутил, как налилась ее грудь. Сосок стал тугим, как бутон. Она вскрикнула, когда он сжал его, выгнулась, когда провел рукой по груди, и застонала, когда стиснул ее.

Крохотные пуговицы блузки с готовностью выскальзывали из петель; ленты на нижней сорочке не потребовали больших усилий, чтобы развязаться. Наконец ее обнаженная грудь заполнила его руку, и тепло ее тела воспламенило его. Мягкая, как шелк, кожа искушала, тяжесть груди в руке разжигала в нем необоримую страсть. И в ней тоже.

Вейн оторвался от ее губ и взглянул на щедрый дар, лежавший у него на ладони. Пейшенс наблюдала за ним. Видела, как он медленно опускает голову и сжимает губами сосок. Потом ее глаза закрылись.

Судорожный вздох, нарушивший тишину сеновала, был началом симфонии, и дирижером оркестра был Вейн. Пейшенс хотела большего, и он давал ей желаемое. Он содрал блузку, стащил сорочку и обнажил ее грудь, страстно любуясь ею.

Пейшенс горела как в огне. В своих мечтах Вейн представлял ее именно такой: пылкой, стонущей от сладкой боли и отчаянно требующей большего. Ее маленькие ручки распахнули рубашку и жадно ласкали его тело.

Только в этот момент Вейн понял, что уже давно не владеет собой. Ему стало нечем обороняться — Пейшенс украла у него все оружие. Собственного оборонительного оружия у нее не было. Это стало ясно, когда она, приоткрыв припухшие губы, приникла к нему в неистовом поцелуе. Приподнялась под ним и задвигалась, своим телом гладя его тело, — женщины с незапамятных времен пользовались этим способом, чтобы соблазнить мужчину. Она хотела его — и он тоже хотел ее. Сейчас.

От страсти его тело напряглось и стало тяжелым. Он мучительно хотел заявить свои права на нее, войдя в нее и обретя освобождение. Ее юбка застегивалась сзади — не прошло и секунды, как он лихорадочно расстегнул пуговицы. Он слишком долго ждал, чтобы терять время на разговоры, на официальное предложение руки и сердца. Он не мог сосредоточиться, чтобы сформулировать приемлемую фразу. И все же он должен попытаться.

Вейн со стоном оторвался от нее и приподнялся на локтях. Дождавшись, когда Пейшенс откроет глаза, он набрал в грудь побольше воздуха — и тут же выдохнул, почувствовав, что ее соски упираются ему в грудь. Его пробрала дрожь, а она поежилась, ощущая, как трепет волной прокатывается по животу и опускается вниз. Вейн мгновенно сосредоточился, но не на фразе, а на райском островке между ее ног. Опыт дорисовал сладостные картины того, что ждет его там.

Он закрыл глаза и попытался заговорить.

Но вместо своего голоса услышал голос Пейшенс, чистый, мягкий, волнующий, как пение сирены. Ее шепот казался волшебным в воздухе, ставшем тягучим.

— Покажи мне… — В ее словах звучала мольба. В следующее мгновение Вейн почувствовал, как ее пальцы скользнули вниз и ласково прижались к его набухшей плоти. Он чувствовал безумное желание тут же войти в нее, но сдержался, хотя это Стоило ему немалых усилий. Пейшенс, казалось, ничего не замечала. Она продолжала гладить его, обращая в пепел остатки его воли.

— Научи, — шептала она, дыханием щекоча ему ухо. — Всему.

Это короткое словечко разрушило последний бастион его сопротивления, жалкой осторожности и хладнокровия. Исчез благовоспитанный джентльмен, исчезли все признаки привычного образа — и остался только завоеватель.

Он хотел ее всем своим существом. И она хотела его. Слова были не нужны.

Как они сольются в единое целое — вот что имело значение сейчас. Вдохновленные безоговорочной победой, его демоны были преисполнены готовности продемонстрировать свои таланты в том, как получить наслаждение самым приятным способом. Самообладание заменить неистовством, граничащим с безумием.

Пейшенс чувствовала это. И упивалась силой рук, ласкавших ее грудь, требовательностью губ, терзавших ее губы. Она прижималась к нему бедрами, впивалась пальцами в его мускулистую спину, гладила грудь.

Она хотела знать — познать — все и сейчас. Ожидание было невыносимо. Томление росло и поглощало ее, управляло ею.

Вейн опалял ее своим жаром. Ей хотелось растворить его в себе, впитать его огонь и загасить, освободить от лихорадочного напряжения. Такое же напряжение медленно овладевало и ею. Ей хотелось ощутить его в себе.

Поэтому ничто не могло омрачить ее удовольствие, и она с радостью погружалась в наслаждение. Ее охватил сладостный трепет, когда он стянул с нее бархатную юбку и расстелил ее под ней. Нижние юбки последовали за верхней. Она не смутилась, когда он снял с нее сорочку и отшвырнул в сторону.

Она ощущала небывалый восторг, когда его руки, уверенные и знающие, скользили по ее телу, повторяя его изящные изгибы. Затем одна его рука сжала ее ягодицы, спустилась ниже, к коленям, а потом повторила тот же путь, только в обратном направлении, и успокоилась на чувствительном холмике внизу живота. Он медленно, но настойчиво протолкнул палец между ее сомкнутыми бедрами — и она, задрожав, начала судорожно хватать ртом воздух.

Потом он раздвинул ей бедра. Его поцелуй стал менее требовательным, чтобы она могла сосредоточиться на его ласке, на новых ощущениях, на неистовой, неуправляемой страсти, владевшей ими обоими.

А затем его палец проник глубже, чтобы прикоснуться к тому, к чему не прикасался ни один мужчина. Пейшенс на секунду замерла в ожидании наслаждения, а потом, поддавшись порыву, раздвинула ноги пошире. И почувствовала, что ласка стала более настойчивой, более сокровенной и возбуждающей.

Он раздвинул мягкие складки. Опытные пальцы нащупали набухший бугорок, и ее будто пронзила молния. Наслаждение, жаркое и напористое, горячей волной пронеслось по ее телу. Закинув голову, она отстранилась от его губ. Он не возразил. Его рука продолжала свой танец между ее бедрами, а Пейшенс судорожно дышала.

С усилием открыв глаза, она посмотрела ему в лицо — на нем была неудержимая страсть, — потом перевела взгляд на его руки у себя между ног.

Неожиданно его палец скользнул еще глубже, и она издала звук, скорее похожий на сдавленный вскрик, чем на стон. Их взгляды встретились. Она почувствовала, как его палец властно проник в нее.

И снова вскрикнула, закрыв глаза. Он нежно гладил ее глубоко внутри, там, где было влажно и горячо от желания, где все плавилось от страсти. От той страсти, которую он намеренно пробуждал в ней.

Вейн вслушивался в ее стоны и понимал, что она сдается. Он улыбался, но его улыбка была грустной. Она подвергала его демонов жесточайшей пытке. На ее месте другие женщины, знакомые с этой игрой, уже были бы так распалены страстью, что просили бы о пощаде. Но не Пейшенс. Она позволила ему полностью раздеть себя и не испытала при этом ни малейшего смущения. Казалось, ей нравится лежать под ним обнаженной не меньше, чем ему — видеть ее такой. Она принимала все, чем он так щедро одаривал ее, и ждала большего.

И он давал ей это большее, познавая и раскрывая ее женские секреты. Он медленно вел ее к вершине, умело управляя этой сладостной пыткой.

И все же она не сдавалась. Она вскрикивала, стонала, выгибалась, а ее тело требовало большего. Ее страсть проявлялась совсем не так, как у женщин, с которыми он привык иметь дело. Она оказалась более зрелой и уверенной в себе. По сути, она не была той невинной девственницей, которую он ожидал увидеть в ней. Она прекрасно сознавала, чем они занимаются, и самостоятельно приняла это решение.

И в этом тоже было ее отличие. Она была прямой по натуре, уверенной и привыкла принимать тот опыт, что дарила ей судьба. И выбирать. Осознанно. Она выбрала то, что происходит сейчас. Она выбрала его.

Вейн посмотрел на нее. Ее щеки порозовели, глаза светились страстью. У него перехватило дыхание. От безудержной страсти. От настоятельного желания оказаться внутри ее. От непреодолимого стремления сделать ее своей. Он поспешно сорвал с себя сюртук и рубашку, нетерпеливо сдернул сапоги и снял бриджи. Он почувствовал на себе ее взгляд и оглянулся через плечо. Она лежала, распластавшись на сене, и спокойно ждала, сдерживая кипевшее в ней желание. Ее грудь учащенно вздымалась.

Обнаженный и возбужденный, он повернулся к ней. На ее лице — лице распутницы с картины Фрагонара — не дрогнул ни единый мускул. Ее взгляд устремился вниз и поднялся вверх, к его лицу.

А потом она подняла руки. Ему навстречу. И он приблизился к ней, лег на нее и легко вошел в ее раскаленное лоно. Она напряглась, когда он уткнулся в плеву, и вскрикнула, когда хорошо рассчитанным ударом он прорвал ее. И замер на мгновение, показавшееся долгим и мучительным. Наконец она расслабилась. И он ворвался в нее, повинуясь инстинкту, который управлял и им, и ею.

Его самообладание превратилось в прах, и демоны, взяв власть в свои руки, повели их обоих за собой.

Отрешившись от всех мыслей, поднявшись над здравым смыслом туда, где царят только чувства, Пейшенс отдалась на волю страсти. Полная решимости ничего не упустить и все испытать, она вслушивалась в новые для себя ощущения и упивалась их близостью.

Ей была приятна тяжесть его тела, ей нравилось, как он грудью трется О ее соски. Ей доставляло наслаждение ощущать в себе его твердую плоть, чувствовать мощь его ритмичных толчков. Восхищаться гибкостью его тела. С радостью отдаваться слепому желанию, завладевшему всем ее существом. Осознавать свою беззащитность перед ним. Погружаться в восторг, бесстыдный и горячий. Этот восторг был подобен приливу, он подхватывал их, кружил, бросал из стороны в сторону.

А еще ей нравилось ощущать, как в ней растет нечто большее, чем желание, чем что-либо на свете. Эта сила, это чувство пронизывали ее всю. Она уступала ему и отважно, с готовностью открывала дорогу.

Ее переполнял восторг, и она изливала его на Вейна в жадных поцелуях, в страстных объятиях, в движениях своего тела. Он отвечал ей тем же, она ощущала вкус его страсти на губах, в жаре его тела. Каждый чувствовал, что нужно другому, и щедро отдавал желаемое. Их тела сплелись, губы слились в бесконечном поцелуе.

Вейн со стоном приподнялся, выйдя из нее. Затем снова вошел, медленно, наслаждаясь тем, как ее лоно сжимается вокруг его плоти, останавливаясь, чтобы в полной мере ощутить ее жар, и рывком проникая до самой глубины. Потом опять вышел.

Он играл в эту игру, утоляя и ее, и свою жажду.

Она извивалась под ним, распаленная и требовательная. Вейн никогда не видел ничего более прекрасного, чем Пейшенс в сетях страсти. Он задвигался быстрее, приближая ее к вершине, но не подпуская к краю. Он знал, что у нее хватит сил, чтобы взобраться еще выше. И у него.

Ему нравилось наблюдать за ней, такой восхитительно-чувственной, такой неукротимой в своей страсти. Ему хотелось запомнить каждое мгновение этого соития, сохранить в памяти то, как она отдает ему себя в первый раз. Он любовался ею. Он еще не раз овладеет ею, но такое, как сейчас, уже не повторится. Такого всплеска эмоций не будет никогда.

Он понял, что она подошла к грани, почувствовал, что напряжение готово вырваться наружу, что ее страсть достигла высшей точки накала. И окунулся в этот огонь, предоставив своему телу полную свободу действий. Пейшенс забилась в судорогах, и он ощутил жар ее лона, готового принять его семя. Сделав над собой усилие, он выждал еще секунду, наблюдая за тем, как после взрыва расслабляется ее тело, как смягчаются ее черты, как преображается ее лицо, — такое лицо может быть только у ангела, представшего перед Господом.

Вейн задрожал от восторга и, закрыв глаза, отдался своей страсти.

Он не ожидал ничего подобного.

Пейшенс спала. Она лежала рядом, прижавшись к нему. А Вейн тем временем пытался осознать случившееся. Он не мог объяснить, почему это соитие отличалось от других, но знал наверняка, что впервые испытал такое.

Когда его сознание прояснилось, он не удивился, почувствовав, что желание снова овладело им.

Но не то желание, что руководило им в последние дни, не то, которое Пейшенс неосознанно разжигала все это время. Это было другое желание — желание назвать ее своей.

Своей женой.

Это коротенькое словечко всегда вызывало у него дрожь. Да и сейчас тоже. Однако он не побежит от собственной судьбы, от того, что было правильным. Он кожей чувствовал это.

Вейн взглянул на Пейшенс, и ему захотелось разбудить ее. Главная его задача — получить ее согласие. Главнее задачи нет. Приняв его как любовника, она тем самым дала согласие, но только без необходимых формальностей. Когда он сделает ей предложение и она скажет «да», они получат право на свободное изъявление своих чувств.

Эта мысль усилила его возбуждение» и он с трудом приказал себе думать о другом.

Скоро Пейшенс проснулась. Впервые ее пробуждение было таким приятным. Она купалась в золотистом океане удовольствия, ее сознание было окутано золотистой дымкой умиротворения. Ее тело наполнилось теплым покоем. Она чувствовала себя сытой и довольной. Еще несколько мгновений она плавала в сладкой, бездумной дреме, а потом постепенно начала возвращаться к действительности.

Пейшенс увидела, что лежит на боку, что ей уютно и тепло. Рядом с ней вытянулся Вейн. Дождь прекратился, но по крыше еще стучали последние капли. Сеновал, освещенный светом их страсти, показался ей райским уголком.

Итак, он дал ей то, чего она хотела. Показал путь к этой благодати. Она улыбнулась и, положив руку ему на грудь, ощутила, как под ладонью бьется его сердце, мерно и уверенно. И затрепетала от восторга.

В ней вихрем закружились эмоции более сильные, чем прежде. Они переливались золотом и серебром, прекрасные до боли, сладкие до слез.

Пейшенс закрыла глаза. Она была права в том, что стремилась к этому знанию, в том, что пришла к нему. Что бы ни случилось, она будет бережно хранить это мгновение и все, что привело ее к нему. Без сожалений. Всегда.

Немного успокоившись, Пейшенс ласково поцеловала Вейна в щеку. Он повернулся к ней. Она улыбнулась ему и, закрыв глаза, прижалась к его плечу:

— М-м, как славно…

«Славно»? Глядя на ее лицо, на изогнутые в улыбке губы, Вейн ощутил, что у него в груди что-то дрогнуло, а потом сжалось. Чувства, обрушившиеся на него, были отнюдь не славными. Они встряхнули его до основания, сделав абсолютно беззащитным. Он убрал с лица Пейшенс золотисто-медовые локоны и стал вытаскивать шпильки, путаясь в густой массе волос.

— Когда мы поженимся, ты будешь чувствовать себя славно каждое утро. И каждую ночь.

Сосредоточившись на своих мыслях, он не увидел ошеломленного взгляда, не заметил, как шок в ее глазах сменился пустотой. Когда же посмотрел на нее, то очень удивился замкнутому, непроницаемому выражению ее лица.

— В чем дело? — нахмурился он.

Пейшенс судорожно втянула в себя воздух, пытаясь восстановить душевное равновесие.

— Поженимся. — Она помолчала, прежде чем нашла в себе силы продолжить. — Не помню, чтобы мы обсуждали этот вопрос. — Ее голос звучал ровно и безжизненно.

— Мы обсуждаем его сейчас. Я хотел поговорить с тобой раньше, но ты же понимаешь, все наши попытки здраво обсудить что-либо не увенчались успехом. — Он вытащил последние шпильки из ее волос и, распустив пучок, разложил их на сене. — Итак? — Поймав ее взгляд, выгнул бровь. — Когда свадьба?

Пейшенс молча смотрела на него. Она мирно лежала у него под боком, чувствовала себя такой довольной, что даже не хотелось шевелиться, и вдруг он без предупреждения решил обсуждать их свадьбу! Даже не обсуждать, а просто назначить день.

Золотистый свет сразу померк, тепло сменилось арктическим холодом, более пронизывающим, чем серое ненастье за стеной, чем предвещающий грозу ветер. Пейшенс охватила паника, по спине пробежали мурашки.

— Нет!

Собрав все силы, она оперлась на грудь Вейна и, закрыв глаза, чтобы не видеть его обнаженного тела, попыталась сесть. Вряд ли бы это ей удалось без его помощи.

Он пристально посмотрел на нее. Он не верил своим ушам!

— Нет? — В следующую же секунду его взгляд стал бесстрастным. — Что нет?

Пейшенс различила стальные нотки в его голосе и поежилась. Порывшись между юбок, она нашла сорочку и надела ее.

— Я никогда не собиралась замуж. Никогда.

Пусть это и ложь, но ее проще отстаивать, чем правду. Она действительно никогда не ставила перед собой цель выйти замуж, тем более за «элегантного джентльмена». Что касается брака с Вейном, то он просто неприемлем. Особенно после того, что произошло.

До Пейшенс донесся холодный и ясный голос Вейна:

— Может, это и так, но я считал, что события последнего часа побудят тебя изменить свои намерения.

Пейшенс, завязывая тесемки на сорочке, покачала головой:

— Я не хочу выходить замуж.

Вейн тоже сел и пренебрежительно хмыкнул:

— Все молодые дамы хотят выйти замуж.

— Только не я. И я не молодая. — Пейшенс. уже натянула чулки и занялась юбками.

— Пейшенс… — вздохнул Вейн.

— Надо поторопиться — мы пропали на целое утро. — Встав, она завязала юбки на талии и услышала, как под Вейном зашуршало сено — он тоже встал. — Они будут беспокоиться, если мы не вернемся к обеду.

Повернувшись к Вейну, она не решилась поднять на него глаза — он все еще был обнажен. Она следила за ним краешком глаза, чтобы вовремя отскочить, если он решит прикоснуться к ней или обнять.

Если он это сделает, ее шаткая, непрочная решимость разобьется на мельчайшие осколки. Кожа ее еще помнила ласку его рук, а тело — его тяжесть. А в себе она все еще ощущала его жар.

— Нам нельзя терять время, — сказала Пейшенс, одернув верхнюю юбку.

Готовая разрыдаться, она поискала глазами жакет. Он лежал рядом с его бриджами. Она схватила и то и другое и швырнула бриджи в Вейна. Он стоял обнаженный, уперев руки в бока, и хмурился. Бриджи он поймал на лету.

— Пожалуйста, оденься, — взмолилась Пейшеис. — А я займусь лошадьми. — Сказав это, она бросилась к лестнице.

— Пейшенс!

Его тон был способен мгновенно отрезвить загулявших пьяных солдат, но на Пейшенс он не произвел никакого впечатления. Она исчезла в проеме, как будто он и не окликал ее.

Она исчезла! А Вейн чувствовал безграничное отвращение к самому себе.

Он все испортил. Окончательно и бесповоротно. Она обиделась на него, она почувствовала себя уязвленной — и имела на это полное право. Его предложение — ведь он даже не удосужился сделать его. Он действовал напролом, вместо того чтобы осторожно подвести ее к этому, он самонадеянно попытался получить ее согласие, даже не попросив ее руки и сердца.

Он потерпел крах! А она теперь царственно негодует.

Вейн ни на секунду не поверил ее словам, что она якобы не хочет выходить замуж. Просто это первое, что пришло ей в голову, — слабая отговорка.

Чертыхаясь на чем свет стоит — это был единственный приемлемый способ дать выход своему раздражению, — Вейн натянул бриджи и надел рубашку. Он всячески пытался избежать заявлений, обязательных в подобных случаях, и только ухудшил положение.

Он натянул сапоги, набросил на плечи сюртук и направился к лестнице.

Теперь ему придется умолять.