"Клятва повесы" - читать интересную книгу автора (Лоуренс Стефани)

Глава 11

После сумасшедшей скачки с Джерардом Вейн решительно направился в дом.

Он не мог не думать о Пейшенс. Ее губы, ее тело, ее запах, от которого кружилась голова, будоражили его чувства и терзали душу. Он никогда не был так одержим, даже когда впервые залез даме под юбку. Он хорошо знал, что не сможет ни на чем сосредоточиться, пока не увидит Пейшенс Деббингтон на предназначенном ей месте: под ним, на спине.

Но ему этого не увидеть, пока он не произнесет нужные слова и не задаст нужный вопрос. Он понял, что ему не избежать этого, еще тогда, когда впервые увидел ее на клумбе.

В центральном холле Вейн встретил Мастерса.

— Мастерс, где мисс Деббингтон? — спросил он, стремительно снимая перчатки.

— В гостиной хозяйки, сэр. Обычно вторую половину дня она проводит с хозяйкой и миссис Тиммз.

Вейн ступил на лестницу и остановился, размышляя, под каким бы предлогом вытащить Пейшенс из-под крылышка Минни, но не придумал ничего, что не вызвало бы пристального внимания крестной. Не говоря уж о Тиммз.

— Гм! — Повернувшись, он спустился вниз. — Я буду в бильярдной.

— Да, сэр.

Мастерс заблуждался, полагая, что Пейшенс сидит у Минни. Попросив тетку освободить ее от очередного сидения над рукоделием, она нашла прибежище в гостиной этажом ниже. Тот самый диван, теперь никому не нужный, был укутан в холщовый чехол.

Здесь ей никто не мешал ходить взад-вперед, хмурясь и бормоча что-то себе под нос. Она пыталась понять, постичь, оправдать и согласовать все, что произошло в музыкальной комнате сегодня утром.

Ее мир перевернулся. Внезапно. Без предупреждения.

— Невозможно, — обратилась она к невозмутимой Мист, уютно свернувшейся в кресле, — отрицать столь многое.

Сегодняшний поцелуй, головокружительный, неистовый и в то же время умело сдерживаемый, оказался для нее открытием.

Пейшенс остановилась у окна и сложила на груди руки. Открытия физиологические хоть и лишали спокойствия, но не шокировали. Она узнала больше, чем требовало ее любопытство. Ей хотелось познать новое — он согласился научить ее. Этот поцелуй был первым уроком.

Что касается остального, то там была ее проблема.

— Там было что-то еще. — Какое-то ощущение, о котором она и не знала, которого никогда не испытывала. — Во всяком случае, — поморщившись, она снова заходила по комнате, — я думаю, что было.

Острое чувство потери, охватившее ее, когда они разомкнули свои объятия, не было просто физической реакцией. Их разъединение подействовало на нее как-то иначе. И стремление к близости — стремление утолить жажду, мучившую его, — возникло не от обычного любопытства.

— Как все сложно.

Пейшенс потерла лоб, пытаясь разгладить морщины, и твердо решила разобраться в своих эмоциях, понять, что она на самом деле чувствует. Если ее чувство к Вейну выходит за грань физического, значит ли это то, что она предполагает?

— Ну откуда я могу знать? — воззвала она к Мист. — Я никогда не чувствовала ничего подобного.

Этот вывод привел ее к новому выводу. Остановившись, она подняла голову, расправила плечи и, вновь обретя уверен-ность, с надеждой посмотрела на Мист.

— Возможно, я все это придумала? Мист холодно взглянула на нее, потянулась, соскочила с кресла и пошла к двери.

Вздохнув, Пейшенс последовала за ней.

Предательское напряжение между ними — оно возникло с самого начала — усилилось. Вейн почувствовал это вечером, за ужином, когда подвинул стул для Пейшенс и ждал, пока та расправит свои юбки. Открытие застало его врасплох, прошлось по коже, как колючая щетка.

Мысленно чертыхнувшись, он сел на свое место и заставил себя сосредоточиться на Эдит Суитинс. Пейшенс, сидевшая рядом с ним, оживленно болтала с Генри Чедуиком. Казалось, она нисколько не была смущена. В течение всего ужина Вейн уговаривал себя принять этот факт без возмущения. Создавалось впечатление, будто она абсолютно не чувствует того, что происходит между ними, того, как он изо всех сил сдерживает себя.

Когда все наконец съели десерт, дамы удалились. Вейн быстро закончил разговор и во главе остальных джентльменов поспешил в гостиную. Пейшенс, как обычно, стояла с Анджелой, и миссис Чедуик. Она сразу заметила, что он вошел. Яркий блеск ее глаз польстил ему, но это длилось всего мгновение. Едва он приблизился к ней и ощутил аромат ее духов, в нем снова всколыхнулся ураган чувств. Взяв себя в руки, он небрежно кивнул дамам.

— Я как раз говорила Пейшенс, — выпалила Анджела, недовольно надув губки, — что это ни в какие рамки не лезет. Вор украл мой новый гребень!

— Ваш гребень? — Вейн взглянул на Пейшенс.

— Тот, что я купила в Нортхемптоне! — возмущалась Анджела. — Я даже не успела поносить его!

— Возможно, он еще найдется, — попыталась приободрить дочь миссис Чедуик. Однако она помнила о своей, более серьезной потере, поэтому в ее голосе не было особой убежденности.

— Это нечестно! — Щеки Анджелы покрылись пятнами, и она топнула ножкой. — Я хочу, чтобы вора поймали!

— В самом деле. — Ледяной тон Вейна сразу же подавил начинающуюся истерику Анджелы. — Думаю, нам всем хотелось бы расквитаться с этим неуловимым и ловким вором.

— Ловким вором? — подошел к ним Эдмонд. — Вор сделал новый набег?

Анджела мгновенно вернулась к своей роли и поведала эту историю более благодарным слушателям: Эдмонду и подошедшим к ним Джерарду и Генри. Пока она ахала и охала, Вейн смотрел на Пейшенс. Она почувствовала его взгляд и повернулась к нему. В ее глазах был вопрос. Вейн открыл уже рот, чтобы назначить ей свидание, но слова замерли у него на языке, так как, ко всеобщему изумлению, к ним присоединился Уиттиком.

Ему начали подробно излагать историю последней кражи, но он почти не слушал. Сухо кивнув, он склонился к миссис Чедуик и о чем-то заговорил с ней. В следующую секунду она оглядела комнату.

— Спасибо. — И, взяв Анджелу за руку, сказала: — Пойдем, дорогая.

Анджела опешила:

— Ой, а…

Впервые миссис Чедуик осталась глуха к возражениям дочери и уверенно повела ее к креслу Минни.

Вейн, Пейшенс и все остальные пошли за миссис Чедуик, но их остановил тихий вопрос Уиттикома:

— Итак, опять что-то пропало?

Все повернулись к нему, совершенно случайно встали полукругом, и создалось впечатление, будто все сплотились против него единым фронтом. Фронт был неоднородным, и все же никто — ни Вейн, ни Пейшенс, ни Джерард, ни Эдмонд, ни Генри — не сдвинулся с места.

— Новый гребешок Анджелы. — Генри в двух словах описал гребень.

— Бриллианты? — уточнил Уиттиком.

— Стразы, — поправила его Пейшенс. — Очень безвкусная вещица.

— Гм! — Уиттиком нахмурился. — Это возвращает нас к главному вопросу: зачем кому-то понадобились безвкусная подушечка для иголок и дешевый, убогий гребешок?

Генри поджал губы. Эдмонд переступил с ноги на ногу. Джерард, казалось, был готов к драке, он смотрел на Уиттикома, а тот на него — холодно и оценивающе.

Пейшенс настороженно ждала.

— Между прочим, — заявил Уиттиком прежде, чем кто-то успел произнести хоть слово, — я спрашивал себя: а не пора ли нам начать поиски? — Он многозначительно взглянул на Вейна. — Что вы думаете об этом, Кинстер?

— Я думаю… — ответил Вейн и замолчал, вперив в Уиттикома ледяной взгляд, и все сразу отлично поняли, что именно он думает. — Я думаю, что поиски не принесут никаких результатов. Кроме того, вор, естественно, узнает о поисках еще до того, как мы начнем действовать, и у него хватит времени, чтобы спрятать или перепрятать украденное. В Холле это не составляет серьезной проблемы. Дом — настоящий рай для желающих что-либо спрятать, не говоря уже о саде. Если спрятать вещи в руинах, то их там никто не найдет.

Взгляд Уиттикома мгновенно потух.

— Э-э… да. — Он кивнул. — Вы правы. Возможно, никто ничего не найдет. Абсолютно верно. Конечно, поиски ничего не дадут. Прошу прощения. — Улыбнувшись, он поклонился и вышел.

Озадаченные, все посмотрели ему вслед. И обратили внимание на то, что вокруг кресла собралась небольшая толпа.

— Пейшенс! — помахала Тиммз.

— Прошу извинить меня.

Пожав локоть Вейна, Пейшенс поспешила на зов. Миссис Чедуик и Тиммз суетились над Минни. Когда миссис Чедуик отошла в сторону, Пейшенс заняла ее место и вместе с Тиммз помогла Минни встать.

Вейн наблюдал, как Пейшенс, обняв тетку за плечи, ведет ее к двери. Миссис Чедуик, намереваясь последовать за ними, властно подозвала к себе дочь, а потом обратилась к мужчинам:

— Минни неважно себя чувствует. Пейшенс и Тиммз помогут ей лечь. Я тоже пойду — вдруг им понадобится моя помощь.

Ведя за собой упирающуюся Анджелу, миссис Чедуик вышла из комнаты и закрыла дверь.

Вейн посмотрел на закрытую дверь и чертыхнулся. От души.

— Итак, — нарушил молчание Генри, — мы предоставлены сами себе? — Он посмотрел на Вейна. — Как насчет ответной партии в бильярд, а, Кинстер?

И Эдмонд, и Джерард ждали от него ответа. Очевидно, они одобрили предложение Генри. Вейн, все еще смотревший на закрытую дверь, медленно произнес:

— А почему бы и нет? — Его лицо стало упрямым, глаза, против обыкновения, потемнели. — Кажется, сегодня у нас нет выбора.

К утру настроение Вейна не улучшилось.

Вчера Генри Чедуик обыграл его в бильярд.

Если ему нужны доказательства того, что отношения с Пейшенс серьезно влияют на него, то вот они. Генри едва мог загнать шар в лузу. Сам же Вейн был настолько рассеян, что не положил в лузу ни одного шара. Все его мысли были заняты Пейшенс: где, когда и каким образом подложить ее под себя?

Спустившись вниз и прогромыхав сапогами по мраморному полу холла, он направился в столовую. Им с Пейшенс давно пора поговорить!

Ведь в конце концов…

За столом собрались не все: Генерал, Уиттиком, Эдгар и Генри с блаженной улыбкой на лице. Сухо всем кивнув, Вейн положил на тарелку разнообразной еды и сел на свое место.

К счастью, Анджела не вышла к завтраку. Генри сообщил, что Джерард и Эдмонд уже позавтракали и отправились к руинам.

Вейн ждал Пейшенс.

Но она не появлялась.

Когда Мастерс и его подчиненные принялись убирать со стола, Вейн встал. Он чувствовал, что все его тело напряжено.

— Мастерс, где мисс Деббингтон? — холодно спросил он.

Мастерс поморгал.

— Ее светлость нездорова, сэр. Мисс Деббингтон обсуждает с миссис Хендерсон меню и просматривает счета. Сегодня отчетный день.

— Понятно. — Невидящий взгляд Вейна был устремлен на дверь, — И сколько времени уйдет на меню и счета?

— Не могу сказать, сэр. Они только начали. Обычно у ее светлости на это уходит все утро.

Вейн втянул в себя воздух и задержал дыхание.

— Спасибо, Мастерс.

Он медленно обошел стол и направился к двери. Чертыхаться у него уже не было сил.

Остановившись в холле и резко повернувшись, он решительно зашагал к конюшне. Долгая, трудная скачка заменит ему разговор с Пейшенс и то, что могло последовать за ним.

Он нашел ее в кладовой.

Взявшись за ручку полуоткрытой двери, Вейн удовлетворенно усмехнулся. Сейчас, после обеда, большая часть обитателей дома спит, остальная же часть наверняка борется со сном. Негромкое бормотание Пейшенс да шелест ее платья — единственное, что нарушало тишину дома. Наконец-то ему удалось застать ее одну да еще в таком удобном месте! Кладовая, притулившаяся на первом этаже в дальнем конце крыла, была расположена очень уединенно. В ней не было ни дивана, ни кресла — вообще никакой мебели не было.

При его нынешнем настроении это очень кстати. Джентльмен ведь не должен заходить слишком далеко с дамой, которую собирается сделать своей женой, до того, как сообщит ей о своем намерении. Здесь совращение будет простым, а после этого они удалятся в более удобное помещение.

Мысль о том, как он устранит причины неудобства, не дававшего ему покоя в последние дни, подстегнула его, и, набрав в грудь побольше воздуха и широко распахнув дверь, он переступил порог.

Пейшенс резко повернулась. И радостно улыбнулась:

— Привет! Не поехали кататься?

Окинув взглядом погруженную в полумрак кладовую, Вейн медленно закрыл за собой дверь. И покачал головой:

— Я уже покатался. — Ему было девять, когда он в последний раз заходил сюда. Тогда это помещение казалось просторным. А сейчас… Уклоняясь от свисавших с веревки пучков травы, он обошел стол, стоявший в центре узкой комнаты. — Как Минни?

Пейшенс дружелюбно улыбнулась и отряхнула пыль рук.

— Всего лишь насморк. Она скоро поправится, но мы не хотим оставлять ее без присмотра. Сейчас с ней Тиммз.

— А-а…

Ныряя под пучки трав, Вейн осторожно обогнул стеллаж с большими бутылками и протиснулся между столом и прилавком, за которым работала Пейшенс. Протиснулся с трудом, но не заметил этого, так как все его мысли были сосредоточены на Пейшенс.

— Я все дни гоняюсь за вами.

Желание сделало его голос хриплым. В глазах девушки он увидел ответное чувство. Они почти одновременно потянулись друг к другу. Вейн обнял ее, она погладила его по щекам и подняла к нему лицо.

Прежде чем он сообразил, куда он — они — движутся, он уже целовал ее. Впервые за свою долгую и богатую сексуальную жизнь он отступил от заранее продуманной схемы. Ведь он хотел начать с разговора, сделать предложение, которое, как он знал, было обязательным. Но когда губы Пейшенс призывно приоткрылись, когда ее язык отважно сплелся с его языком, все заготовки для торжественной речи вылетели из головы.

Пейшенс обняла его за плечи, прижалась к нему и грудью, и бедрами. Ее живот мягко терся о твердую выпуклость.

На Вейна нахлынуло желание — и его собственное, и, как ни странно, ее. Свою страсть он умел сдерживать, ее же стала для него откровением. Полная энергии, восхитительно-наивная, нетерпеливая в своем незнании, ее страсть оказалась сильнее, чем он ожидал. Она и в нем раскрывала что-то новое, некое стремление, рожденное чем-то большим, чем обычная похоть.

Они горели как в огне. Охваченный страстью, Вейн попытался поднять голову, но так и не смог оторваться от Пейшенс. Это резко пробудило его внимание. Похоже, он выпустил вожжи из рук. Их подхватила Пейшенс, и теперь она несется во весь опор. Слишком уж быстро…

Вейну все же удалось оторваться от нее.

— Пейшенс…

Она накрыла его губы своими.

Вейн обнял ее, а потом снова отстранился, испытав при этом щемящую боль в душе.

— Чертова кукла — я хочу поговорить с тобой!

— Позже. — Пейшенс притянула к себе его лицо.

Вейн сопротивлялся изо всех сил:

— Да прекрати ты…

— Замолчи! — Встав на цыпочки, она сильнее, чем прежде, прижалась к нему и поцеловала. — Я не хочу разговаривать. Просто поцелуй меня и покажи, что за этим следует.

Это был не самый мудрый поступок. С такой просьбой не обращаются к возбужденному повесе. Вейн застонал, когда ее язык еще глубже проник в его рот. Борьба языков распалила его до такой степени, что он не мог ни о чем думать. Сознание его заволокло жарким туманом страсти. Даже если бы у него хватило сил сбежать, все равно ничего не получилось бы, так как прилавок позади него преграждал путь.

Пейшенс заманила его в сети своего желания, и с каждым мгновением он все сильнее запутывался в этих сетях.

Пейшенс упивалась их поцелуем и знала, что ждала именно этого: снова испытать головокружительный всплеск желания, почувствовать, как огонь струится по жилам, ощутить чарующую прелесть этого ускользающего «нечто» — она еще не нашла названия для этого состояния души, но оно обволакивало ее — их обоих — и манило дальше.

Дальше, в его объятия, в страсть. Туда, где желание утолить мучительную жажду превращается в настоятельную потребность, в сладкую, до остроты, необходимость.

Пейшенс чувствовала привкус этой жажды в их поцелуе, ощущала, как она, медленно пульсируя, ширится и растет в крови.

Это был восторг. Это было сильнейшее переживание. Это было именно то, к чему стремилась ее любопытная натура.

Но главное, она испытывала настоятельную потребность познать.

Объятия Вейна побуждали ее прижаться к нему сильнее. Его руки, тяжелые, требовательные, опустились на ее попку и сжали так, что пальцы впились в плоть. Он задвигал бедрами, с каждым разом все глубже вдавливая свой набухший член в ее живот. Это ритмичное движение вызвало в Пейшенс неистовый ураган.

Они на мгновение разомкнули уста, чтобы перевести дух. В следующую же секунду страсть снова соединила их губы. Обоих мучила настойчивая жажда, она усиливалась, захлестывала их чувства. Эта жажда завладела всем ее существом, и ту же жажду она ощущала в Вейне.

Они вместе боролись с непреодолимым влечением и одновременно чувствовали себя в его власти. Волна поднялась, вздыбилась над ними — и разбилась. И они оказались в стремительном потоке, в бушующем водовороте. Их кидало и бросало, пока они не начали задыхаться. Волны страсти и желания бились о них, напоминая о жгучей необходимости заполнить пустоту внутри, обрести завершенность.

— Мисс?

Стук в дверь заставил их отскочить друг от друга. В образовавшуюся щель заглянула горничная. В полумраке она увидела, что Пейшенс повернулась к ней. Судя по всему, она перебирала травы на прилавке. Горничная поставила перед собой корзинку с цветами лаванды.

— Что мне с этим делать?

Пейшенс немалым усилием воли приказала себе сосредоточиться на вопросе. Слава Богу, в полумраке горничная пока не заметила Вейна, небрежно облокотившегося на прилавок совсем рядом с ней.

— Э-э… — Она, покашляв, облизала губы и заговорила: — Тебе надо оборвать листья и срезать головки. Листьями и головками мы наполним саше[10], а стебли разложим по комнатам, чтобы они освежали воздух.

Горничная оживленно кивнула и направилась к столу. Пейшенс снова повернулась к прилавку. У нее все еще кружилась голова, грудь учащенно вздымалась. Губы припухли и горели — она почувствовала это, когда облизала их. Сердце стучало как бешеное, кровь пульсировала даже в подушечках пальцев. Еще утром она послала горничную собирать лаванду, так как цветы нужно было обработать как можно быстрее. Она даже прочитала ей лекцию на эту тему…

И вот теперь, если она отошлет горничную… Пейшенс искоса посмотрела на Вейна, скрытого тенью. Она стояла так близко от него, что даже в полумраке видела, как ярко блестят его глаза. Одна своевольная прядь упала ему на лоб. Он, встав, изящным жестом откинул ее.

— Увидимся позже, моя дорогая.

Вздрогнув, горничная подняла голову. Увидев Вейна, она улыбнулась и вернулась к работе.

Пейшенс смотрела ему вслед. Когда дверной замок щелкнул, она закрыла глаза. И безуспешно попыталась подавить трепет, волнами проходивший по ее телу, — трепет предвкушения. И желания.

Напряжение между ними усилилось. Оно словно превратилось в натянутую струну. Вейн почувствовал это, едва вечером Пейшенс вошла в гостиную. По ее взгляду он сразу понял, что она чувствует то же самое. Но они вынуждены были играть свои роли, делать то, чего от них ожидали, и прятать страсть, раскаленную добела, молясь, чтобы никто ничего не заметил.

О прикосновениях, даже безобидных, не могло быть и речи. Они умело избегали их, пока Пейшенс, принимая у Вейна блюдо, не дотронулась до его руки.

Она едва не выронила блюдо. Он едва не чертыхнулся вслух.

Но он выстоял. И она тоже.

Но им надо было вернуться к действительности, в гостиную, где была другая жизнь. Все уже напились чаю, и Минни, укутанная в шаль, собиралась отойти ко сну.

В сознании Вейна образовался провал: он не имел ни малейшего представления, о чем шла речь в последние два часа. Все его мысли были заняты тем, как поговорить с Пейшенс. Наконец эта возможность представилась.

Подойдя к Минни, он сказал:

— Я отнесу вас.

— Замечательная идея! — воскликнула Тиммз.

— Гм… — недоверчиво произнесла Минни, но все же согласилась, так как еще не окрепла после болезни. — Отлично. — Когда Вейн поднял ее на руки, прихватив еще и шаль, она ворчливо призналась: — Сегодня я чувствую себя старой.

Хмыкнув, Вейн стал подшучивать над ней, как делал это обычно, остроумно и весело. Когда они добрались до комнаты, ее настроение значительно улучшилось, и она даже высказалась по поводу его самонадеянности:

— Уж больно вы, Кинстеры, уверены в себе.

Вейн засмеялся и посадил ее в кресло у камина. Тиммз была тут как тут — всю дорогу она следовала за ними по пятам.

И Пейшеис тоже.

Устроившись, Минни замахала руками на Вейна и Пейшенс:

— Мне никто не нужен. Хватит одной Тиммз. Можете возвращаться в гостиную.

Пейшенс и Вейн переглянулись.

— Вы уверены?.. — обратилась она к Минни.

— Уверена. Идите отсюда.

И они ушли, но не в гостиную. Было уже поздно, и у них не было желания участвовать в бессмысленной болтовне.

У них было другое желание. Оно пронзало их, мечась от одного к другому, опутывало, как волшебная паутина. Не произнеся ни слова, они направились к комнате Пейшенс. Пока они шли, Вейн думал о том, что именно ему придется управлять этим желанием и отвечать за последствия.

Пейшенс не могла отвечать ни за что, она абсолютно неопытна.

Он напомнил себе об этом, когда они остановились у ее двери. Она подняла на него глаза, и Вейн убедился в правильности вывода, сделанного им там, в кладовой. Пока он не произнесет слов, требуемых в таких случаях, им можно встречаться только официально и ни в коем случае — наедине.

Даже в этом коридоре, погруженном в холодный полумрак начавшейся ночи, а уж в спальне — куда стремилась вся его сущность — тем более.

Вейн постоянно напоминал себе об этом.

Пейшенс пристально посмотрела ему в глаза и провела рукой по его щеке. Ее взгляд остановился на его губах.

Даже не желая этого, Вейн смотрел на ее губы, нежные, розовые — он уже хорошо знал их: их изгиб, их вкус навсегда связался с его чувствами.

Пейшенс прикрыла глаза и поднялась на цыпочки. Вейн не нашел в себе силы отстраниться. Он не смог бы отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Их губы соприкоснулись без пыла, без страсти, бушевавшей в них. Они сдерживали ее, просто радуясь тому, что могут хоть на короткое мгновение прикоснуться друг к другу. Это мгновение было прекрасно, им хотелось продлить его до бесконечности и ощутить волшебство усиливающейся тяги друг к другу.

Их охватил трепет. Томление. Они едва не задыхались, как будто долго-долго бежали, чувствовали странную слабость, как будто долго-долго сражались и почти проиграли.

Вейн, с усилием открыв глаза, увидел, что Пейшенс тоже с неохотой выбирается из сладостного забвения.

Их взгляды встретились, и слова были излишни. Глаза говорили все, о чем им хотелось сказать. Прочитав во взгляде Пейшенс ответ на свой вопрос, Вейн оттолкнулся от косяка. Его лицо стало нарочито бесстрастным.

— Завтра?

Пейшенс, пожав плечами, ответила:

— Это зависит от Минни.

Вейн недовольно поморщился и заставил себя сделать шаг в сторону.

— Увидимся за завтраком.

Он быстро ушел, а Пейшенс стояла у двери и смотрела ему вслед.

Пятнадцать минут спустя, накинув на плечи шаль, Пейшенс устроилась в кресле с подголовником и задумалась, глядя на огонь. Через какое-то время поджала ноги под себя, накрыла их подолом ночной сорочки и рукой подперла голову.

Появилась Мист и, оценив ситуацию, запрыгнула к ней на колени. Она рассеянно погладила кошку, медленно скользя по серой спинке животного.

Долгое время тишину комнаты нарушали лишь треск поленьев в камине да довольное урчание Мист. Ничто не отвлекало Пейшенс от размышлений.

Ей двадцать шесть. Ее жизнь в Дербишире была далека от монастырской. Среди ее знакомых было множество джентльменов, большая часть которых принадлежала к тому же сорту, что и Вейн Кинстер. И многие из этих джентльменов думали о ней то же самое, что и Вейн Кинстер. Она же никогда о них не думала. Ни один не владел ее мыслями дольше часа и даже дольше нескольких минут. Никому из них не удалось пробудить в ней интерес к себе.

Вейн же занимал ее внимание постоянно. Когда они находились в одной комнате, он обострял ее восприимчивость, без труда подчинял себе ее эмоции. Даже на расстоянии он оставался средоточием ее мыслей. Она с легкостью вызывала в сознании его образ, он часто снился ей.

Да, она ничего не выдумывает. Она относится к нему не так, как к другим. Он пробудил в ней более глубокие чувства — все это не выдумка, а факт.

И нет смысла отворачиваться от фактов, это не в ее характере. Нет смысла притворяться, боясь предположить, что было бы, если б он повел себя не так благородно и попросил впустить его в ее комнату.

Она бы открыла перед ним дверь с радостью, без волнения и страха. Ее нервозность объяснялась бы возбуждением, предвкушением и отнюдь не неуверенностью.

Конечно, она прекрасно знала, что такое соитие. В этом она была сведуща. Привлекало же ее совсем другое. Ей хотелось узнать, что первично — эмоции, которые толкают людей на этот акт, или сам акт, пробуждающий в них эмоции?

Как бы то ни было, ее совратили, полностью и бесповоротно. Но виновен был не Вейн, а ее желание отдаться ему. Она прекрасно понимала разницу.

Желание — это, должно быть, то, что чувствовала ее мать, то, что заставило ее выйти замуж за Реджинальда Деббингтона и обречь себя на союз без любви, длившийся до ее смерти. Поэтому у Пейшенс есть все причины не доверять эмоциям, избегать их и отвергать.

Однако она не могла. Ее эмоции слишком сильны, чтобы можно было легко освободиться от них.

Но если бы ей дали возможность выбора, она предпочла бы опыт, волнение, знания и не согласилась провести остаток жизни в неведении.

Эти эмоции — это и жизненная энергия, и радость, и бесконечный восторг. Это то, что она жаждала испытать. Она уже не сможет жить без них, да в этом и нет надобности.

Она никогда не задумывалась о замужестве, избегала его, откладывая под всяческими предлогами. Замужество оказалось для ее матери ловушкой; оно погубило ее. Любить, пусть и безответно, гораздо слаще, даже если эта сладость имеет горьковатый привкус. Она никогда не отвергнет эти переживания.

Вейн хочет ее и не скрывает этого. Она видит, как жгучее желание превращает его глаза в раскаленные угли. Ей льстит то, что она так возбуждает его. Это как отзвук глубинной, неосознанной мечты!

Он сказал «до завтра» — ну что ж, все в руках Божьих. Когда время придет, она встретится с ним и ответит на его желание, страсть, влечение. Она откроет перед ним врата наслаждения и удовольствия и сама войдет в те же врата. Так, она знала, и должно быть, и хотела, чтобы было так.

Их связь будет длиться столько, сколько возможно. Да, конец их отношений наполнит ее душу горечью, но она не попадется в ловушку, не станет пленницей бесконечной тоски, как ее мать.

Грустно улыбнувшись, Пейшенс взглянула на Мист.

— Пусть он и хочет меня, но он остается истинным джентльменом. — Она всем сердцем желала, чтобы это было не так. — Он не способен дарить любовь, а я никогда — слушай внимательно! — никогда не выйду замуж без любви.

Вот в чем вся суть. Вот какова ее судьба.

И она не пойдет ей наперекор.