"Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов)" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Роналд Руэл)

Глава двенадцатая СЛАБОЕ МЕСТО

Гномы долго стояли перед дверью и спорили, пока наконец слово не взял Торин.

– Пробил час уважаемого господина Бэггинса, – торжественно начал он, – господина Бэггинса, который за время нашего долгого путешествия со всей очевидностью доказал, что является весьма достойным компаньоном, а также хоббитом редкой отваги и находчивости, которые далеко превосходят его собственные скромные размеры, и хоббитом, осмелюсь заметить, невероятнойвезучести, которая далеко выходит за рамки обычного. Пробил час, когда ему надлежит исполнить то, что он обещал сделать, поступив к нам на службу. Пробил час, когда он должен честно отработать свое вознаграждение.

Уже не в первый раз вы сталкиваетесь с высокопарным слотом Торина, к которому он прибегал при всяком удобном, то есть торжественном, случае. Поэтому я не стану излагать здесь его речь полностью, поскольку Торин говорил значительно больше и дольше. И все же, несмотря на то что случай и впрямь выдался торжественный, терпение у хоббита лопнуло. Торина он знал теперь как облупленного и прекрасно понял, куда тот клонит.

– Если ты, о Торин Дубощит, сын Траина и прочая, и прочая, да удлиняется во веки веков твоя борода, имеешь в виду, что первым идти в потайной ход надлежит мне, – сердито сказал Бильбо, – то не ходи вокруг да около – говори прямо! Разумеется, я мог бы и отказаться. Я уже дважды вызволял вас из переделок, которые никоим образом не были предусмотрены в первоначальном договоре, так что, полагаю, какую ни на есть награду я давно заслужил. Тем не менее, как говаривал мой отец, удача троицу любит. Во всяком случае, я не намерен отказываться. Тем более что теперь я, кажется, больше верю в свою удачу, нежели раньше (Бильбо имел в виду прошедшую весну, когда он еще и не помышлял покидать свою нору, – о, как давно это было!). И чтобы покончить со всей этой морокой и покончить навсегда, я, наверное, загляну в дыру прямо сейчас. Ну, кто со мной?

Естественно, Бильбо вовсе не рассчитывал, что тут же услышит дружный хор добровольцев, и поэтому не очень расстроился. Ну, разве что Кили с Фили виновато переминались с ноги на ногу, а остальные гномы всем своим видом показывали, что об этом не может быть и речи. Только один Балин, который всегда стоял в дозоре и за время похода нежно привязался к хоббиту, сказал, что, наверное, войдет внутрь и даже, может быть, сделает несколько шагав, чтобы в случае чего хотя бы позвать на помощь.

В оправдание гномам можно сказать только следующее: они и в самом деле собирались щедро оплатить услуги хоббита; они и взяли его с собой, чтобы он выполнял за них черную работу, так что пусть и делает, раз нанялся; но если бы он паче чаяния попал в беду, гномы наверняка приложили бы все усилия, чтобы выручить его, как оно и случилось в самом начале похода при встрече с троллями, а ведь у гномов тогда не было особых причин быть обязанными хоббиту. Да и то сказать, какие из гномов герои! Народ они прижимистый и знают счет деньгам; попадаются гномы коварные, вероломные да и попросту подлые, но попадаются и вполне приличные, вроде Торина и его друзей, если, разумеется, не предъявлять к ним каких-то особенных требований.

На бледном небе между чернеющих облаков уже выступили звезды, когда хоббит переступил порог заговоренной двери и углубился в Гору. Против всяких ожиданий, идти оказалось совсем нетрудно, не то что по душным туннелям гоблинов и грубо вырубленным подземельям эльфов. Ход этот, прямой, как бы прочерченный по линейке, с тщательно отшлифованными стенами и полом, гномы пробивали в пору наивысшего расцвета их королевства, находясь на вершине своего мастерства. Ход шел под уклон, не меняя направления, куда-то в непроглядную глубину.

Вскоре Балин пожелал хоббиту «доброго пути» и остался стоять там, откуда еще виднелся дверной проем и где непонятно почему было слышно, как перешептываются оставшиеся снаружи гномы. Напуганный причудами здешнего эха, Бильбо сразу надел кольцо и бесшумно двинулся по туннелю – вниз, вниз, в темноту, причем на этот раз в бесшумности хоббит превзошел самого себя. От страха его била дрожь, но выражение лица было самым решительным, а губы плотно сжались. Ведь по туннелю шел уже совсем не тот хоббит, который когда-то выскочил из Котомки без носового платка. Да и без носового платка он обходился уже целую вечность. Бильбо проверил, на месте ли меч, подтянул пояс и зашагал дальше.

«Ну и вляпался ты, Бильбо Бэггинс! – думал хоббит. – И понесло же тебя на рожон на том злополучном сборище у тебя в норе! Добился своего – вот и расхлебывай! Дурень ты, дурень! – В этих словах легко было распознать голос его далеко не тукковской половины. – И на что сдались мне эти драконьи сокровища? Да гори они ясным пламенем! Чего бы я не отдал сейчас, чтобы, проснувшись, оказаться не в этом проклятом туннеле, а дома, в прихожей!»

Но Бильбо, разумеется, не проснулся: напротив, он шел все дальше и дальше, вот уже и дверной проем пропал из виду. Хоббит остался совершенно один. Вскоре ему показалось, что стало как-то пригревать.

«Что-то там впереди светится, – подумал хоббит. – Или показалось?»

Нет, ему не показалось. Чем ниже спускался хоббит, тем сильнее припекало. Впереди все ярче разгоралось красноватое зарево.

Сказать без преувеличения, в туннеле стало просто жарко. Из глубины поднимались клубы пара, и хоббит обливался потом.. Появились и звуки: Бильбо услышал какое-то не то бульканье, словно от кипящего котла, не то довольное урчание гигантского кота. Все это недвусмысленно свидетельствовало о том, что где-то там, в глубине, залитой красноватым огнем, спит, похрапывая во сне, огромное животное.

Тут-то Бильбо и остановился. Следующий шаг потребовал от него мужества, на какое он никогда раньше способен не был (добавим от себя, что и потом тоже!). Все великие испытания, выпавшие на его долю впоследствии, не шли с этим ни в какое сравнение. В этом темном туннеле, еще плохо представляя себе, какая грозная опасность ожидает его впереди, хоббит одержал над собой величайшую победу, причем совершенно самостоятельно. Итак, сделав передышку, хоббит двинулся дальше.

А теперь представьте себе следующую картину: Бильбо доходит до конца туннеля и оказывается перед проемом точно такой же формы и размеров, что и дверь в потайной ход; хоббит просовывает голову, и взору его открывается огромное подземелье, или, если угодно, хранилище, вырубленное гномами в глубочайших недрах Горы; здесь царит почти непроницаемая тьма, так что размеры подземелья угадываются с трудом, но прямо перед хоббитом от каменного пола исходит яркое сияние… Сияние Смауга!

Перед хоббитом лежал исполинский, отливавший красным золотом дракон; он крепко спал, из его пасти и ноздрей исходило урчание и вырывались струи дыма, но пламени пока что не было. Под туловищем дракона, под его лапами и свернутым кольцами хвостом, а также повсюду вокруг него, по всему полу необозримого подземелья, залитые багровым светом, лежали груды неисчислимых сокровищ – золото в слитках и золотые украшения, серебро и драгоценные камни. Смауг лежал на боку, сложив крылья, словно невообразимых размеров летучая мышь; глазам хоббита предстало длинное светлое брюхо дракона, в которое от долгого лежания на столь жестком ложе вдавились драгоценные камни и золотые украшения. Позади Смауга, на ближайшей к нему стене, угадывались кольчуги, шлемы, боевые топоры, мечи и копья; тут же рядами стояли огромные сосуды, доверху наполненные несметными богатствами.

Сказать, что у Бильбо перехватило дыхание, значило бы не сказать ничего. Язык людей, который они позаимствовали у эльфов еще в те далекие времена, когда в мире было полным-полно чудес, давно утратил слова, способные передать несказанное потрясение, которое испытал хоббит. Бильбо и раньше слыхал легенды и песни о сокровищах дракона, но подобного великолепия и роскоши он и представить себе не мог. Теперь хоббиту показалось, что он понимает, отчего так рвались сюда гномы. Совсем забыв о страшном страже сокровищ, он застыл на месте и завороженно смотрел на золото – а было его здесь без числа и счета!

Так он стоял и смотрел, наверное, целую вечность. Затем, словно что-то его подталкивало, он вопреки собственной воле вышел из тени туннеля и подкрался к груде сокровищ, на которой возлежал дракон, страшный даже во сне. Хоббит ухватил большую двуручную чашу[*], какую, по его расчетам, ему по силам было унести, и с опаской поднял глаза на дракона. Смауг дернул крылом, разжал одну лапу, и храп его приобрел несколько иную тональность.

Бильбо пустился наутек. На самом деле дракон еще не проснулся – просто ему начал спиться другой сон, исполненный, как и все драконьи сны, алчности и злобы. Итак, дракон попрежнему спал в своем, точнее, в гномьем подземелье, а хоббит тем временем во весь дух улепетывал по длинному туннелю с тяжкой ношей в руках. Сердце его колотилось, а коленки дрожали куда сильнее, чем раньше, когда он пробирался сюда в первый раз. Тем не менее он крепко сжимал в руках чашу и, ухмыляясь, думал про себя: «Дело сделано! Я им попомню старые насмешки! „Больше смахивает на лавочника, чем на грабителя!“ Они у меня живо заткнутся!»

Впрочем, гномы давно уже не считали Бильбо «лавочником», А Балин был просто счастлив, увидев Бильбо живым и невредимым; он не только обрадовался, но и несказанно удивился. Гном сгреб хоббита в охапку и вынес его наружу. Была полночь, звезды заволокло облаками, но Бильбо лежал с закрытыми глазами и, дыша полной грудью, наслаждался свежим воздухом, ничуть не обращая внимания на воодушевление гномов, на их дружеские похлопывания по спине и клятвенные заверения служить ему вечно вместе со всеми их родственниками вплоть до девятого колена.

Гномы все еще передавали из рук в руки драгоценную чашу и восторженно обсуждали, как они в скором времени заполучат обратно все свои сокровища, но тут внезапно откуда-то снизу, из-под Горы, донесся страшный грохот, словно столетия дремавшему вулкану вздумалось вдруг пробудиться. Потайная дверь была лишь чуточку приотворена и заклинена камнем, чтобы ненароком не закрылась совсем, однако по длинному туннелю из самой глубины наверх дошло оглушительное эхо рева и тяжелых ударов, так что у гномов земля под ногами задрожала.

Мгновенно позабыв про восторги и оставив самонадеянное бахвальство, гномы в страхе вжали головы в плечи. Забывать-то о Смауге не следовало: если живешь рядом с драконом, никогда нельзя сбрасывать его со счетов! Вообще-то, богатства драконам ни к чему и лежат у них без всякой пользы, но драконы знают и помнят каждую вещь, до последней мелочи, особенно если владеют сокровищами достаточно долго. Смаут, разумеется, не был исключением из правил. Снившийся ему кошмарный сон, в котором самым неприятным образом фигурировал какой-то малюсенький воин, обладавший, однако, острым мечом и великой отвагой, сменился полудремой, а потом дракон и вовсе проснулся. В пещере явно пахло чем-то незнакомым. Может, запах проник через эту дырочку в стене?! Она, вообще-то, никогда не радовала его глаз (но ведь такая маленькая!), и теперь Смауг с подозрением взглянул на нее, коря себя за то, что не завалил ее чем-нибудь. К тому же он вспомнил, что совсем недавно как будто слышал какой-то далекий стук, доносившийся именно из этой дырочки. Смауг поднял голову и вытянул шею, принюхиваясь. И тут он обнаружил пропажу чаши!

Грабят! Горим! Убивают! С тех пор как он поселился в Горе, такого тут еще не бывало! Смауга охватил неописуемый гнев[*] – так гневаются богачи, которые имеют гораздо больше того, чем в состоянии насладиться, и вдруг обнаруживают пропажу какой-нибудь вещицы, пролежавшей у них долгие годы без толку и проку. Дракон изрыгнул пламя, пещера наполнилась дымом, и вся Гора содрогнулась. Смауг попытался просунуть голову в дырочку, откуда пришла опасность, – но тщетно! Тогда он свился кольцами, заревел, подобно подземному грому, рванулся к большому выходу и по высоким переходам помчался наверх, к Главным Воротам.

Он горел одним желанием – обшарить всю Гору, схватить грабителя, растерзать, растоптать его! Смауг вырвался из Ворот, вода в реке яростно забурлила, повалил пар; изрыгая языки зеленого и красного пламени, блистающий дракон взмыл в небо и опустился на вершину Горы. Услышав страшный шум его крыльев, гномы приникли к скале на своей зеленой террасе, вжались в камень, рассчитывая хоть так спастись от очей разъяренного дракона.

Тут бы им всем и погибнуть, если бы не Бильбо. – Скорее! Скорее! – зашептал он. – В потайной ход! В туннель! Здесь оставаться нельзя!

От этих слов гномы обрели присутствие духа и по одному начали было заползать в туннель, но вдруг Бифур воскликнул:

– Мои двоюродные братья! Бомбур и Бофур! Мы забыли о них, они остались внизу!

– Они погибнут, а с ними и наши пони! Плакали наши запасы! – закричали гномы. – Мы ничем не можем им помочь!

– Вздор! – твердо сказал Торин. – Мы не бросим их! В туннель войдут господин Бэггинс и Балин, а также вы двое, Кили и Фили. Слопает, так хоть не всех! А вы не хнычьте! Где веревки? Живо!

Наверное, с самого начала похода так туго гномам еще не приходилось. Леденящий душу рев разъяренного Смауга эхом грохотал над ущельем. В любую минуту изрыгающий пламя дракон мог сорваться с вершины Горы и, облетев ее, обнаружить на краю обрыва гномов, которые отчаянно тянули за веревки. Вот уже подняли Бофура – все тихо! Вот и Бомбур наверху – пока его тащили, он отдувался и пыхтел, веревки трещали, но по-прежнему все было тихо. Вот подняли кое-какие инструменты и тюки с припасами – и тут беда свалилась прямо на голову!

Послышался резкий свист крыльев. Красное зарево залило верхушки скал. Дракон!

Гномы едва успели заскочить в туннель и втащить за собой тюки, как с северной стороны Горы налетел Смауг. Шум его крыльев был подобен реву урагана, пламя, которое он изрыгал, опалило горные склоны. От жаркого дыхания дракона мгновенно пожухла трава на площадке перед потайным входом, жар проник за неплотно закрытую дверь и обдал гномов, не успевших уйти далеко. Вокруг заметались отсветы пламени, заплясали черные тени на стенах. Дракон пролетел мимо – и вновь стало темно. Пони в ужасе заржали, оборвали привязь и понеслись прочь. Дракон ринулся за ними и исчез.

– Конец нашим бедным лошадкам! – вздохнул Торин. – Если Смауг заметил кого, пиши пропало! А мы сидим здесь и будем сидеть, если только кому-нибудь не взбредет в голову бежать обратно к реке – а это многие мили по голой равнине, на виду у Смауга!

Подобное удовольствие, естественно, никого не прельщало. Гномы отползли подальше от входа и лежали, дрожа всем телом (хотя в туннеле было тепло и душно), покуда в приоткрытую дверь не хлынули бледные лучи рассвета. Всю ночь до их слуха доносился рев рыскающего по округе дракона – рев нарастал, затем утихал, а потом все повторялось вновь и вновь.

Обнаружив пони и следы двух лагерей, дракон решил, что, видимо, сюда приходили озерные люди и что они поднялись вверх по склону из долины, где стояли пони; однако потайная дверь так и не попалась ему на глаза, и загороженная скалами площадка убереглась от его яростного пламени – только траву слегка опалило. Всю ночь Смауг провел в тщетных поисках, покуда рассвет не охладил его гнева и он не отправился восвояси – поспать на груде сокровищ, да и передохнуть. Смауг не забыл и не простил вора; он не простил бы его даже через тысячу лет, пусть даже время превратило бы его самого в обожженный камень! Спешить дракону было некуда. Не торопясь, он бесшумно заполз к себе в логово и прикрыл глаза.

С наступлением утра страху у гномов поубавилось. Они пришли к заключению, что, когда имеешь дело с таким стражем, как дракон, опасности подобного рода неизбежны, а стало быть, и отказываться от задуманного еще рано. Но и покинуть свое убежище, как справедливо заметил Торин, гномы пока не могли. Пони их если не погибли, то разбежались, и гномам оставалось теперь только дожидаться, пока Смауг ослабит свою бдительность до такой степени, что у них хватит духу на долгий обратный путь. Хорошо еще, что удалось спасти изрядную часть запасов, которых должно было хватить еще на какое-то время.

Гномы долго спорили, как действовать дальше, да вот никак не могли придумать способа избавиться от Смауга. Дракон изначально был слабым местом в их замыслах, и Бильбо всегда с трудом удерживался, чтобы лишний раз не напомнить об этом. В конце концов гномы совершенно запутались и, как бывает обычно в таких случаях, принялись ворчать на хоббита и пенять ему на то, что еще совсем недавно приводило их в восторг – на то, что он выкрал чашу и тем самым прежде времени разгневал дракона.

– А чем еще, по-вашему, должен заниматься грабитель? – рассердился Бильбо. – Мое дело – украсть сокровища, а драконов убивать я вам не нанимался! Тут воин нужен, а я для начала сделал все, что мог. Может, вы думали, что я на своем горбу выволоку сразу все сокровища Трора? Если кого тут и винить, так не меня, а вас! Нужно было нанимать не одного грабителя, а пятьсот! Я хочу сказать, что дедушка ваш, разумеется, заслуживает всяческих похвал, но вы ведь никоим образом не позаботились поставить меня в известность об истинных размерах его состояния. Да будь я в пятьдесят раз больше и будь Смауг не драконом, а ручным кроликом, мне и тогда за сто лет не перетаскать всех этих сокровищ!

Тут гномы, конечно, поостыли и принесли хоббиту свои извинения.

– Но что же тогда предлагает господин Бэггинс? – вежливо спросил Торин.

– Если ты о сокровищах, то пока ничего. Очевидно, это целиком зависит от удачного стечения обстоятельств и от того, когда нам удастся устранить Смауга. Впрочем, хотя устранение драконов совсем не по моей части, я обещаю как следует подумать и об этом. Но, сказать по правде, надеяться нам особенно не на что, а кроме того, у меня есть непреодолимое желание добраться до дому живым.

– Ну, об этом говорить еще рано! – воскликнул Торин. – А что прикажешь нам делать сегодня, сейчас?

– Ну, если тебя и в самом деле интересует мое мнение, я полагаю, что нам остается просто сидеть здесь и ждать. Днем мы наверняка сможем без особого риска выползать наружу и дышать свежим воздухом. Возможно, в скором времени кое-кого из нас надо будет послать к складу на берегу реки – пополнить наши запасы. Но по ночам придется отсиживаться в этом туннеле. А сейчас у меня есть одно предложение. Ровно в полдень я надену кольцо и пойду проведаю Смауга – надо же и ему когда-то поспать! Ну, и посмотрю, что он там поделывает. Как знать, может, что-нибудь и переменится. Мой отец любил приговаривать, что у всякой змеюки отыщется слабое место, хотя я не уверен, что он проверял это лично.

Естественно, это предложение было принято с нескрываемым воодушевлением. Гномы и без того давно прониклись к Бильбо великим уважением, но теперь хоббит вырос в их глазах до настоящего вожака. У него появились собственные соображения и собственные замыслы! К полудню Бильбо готов был совершить повторную вылазку в недра Горы. Разумеется, все это ему не очень нравилось, но теперь он хоть мало-мальски представлял себе, что его там ждет, и уже не так боялся. Однако, знай Бильбо о драконах и их коварстве чуть больше, он боялся бы, наверное, вдвое против прежнего и не рассчитывал бы застать дракона сладко почивающим.

Снаружи сияло полдневное солнце, но в туннеле было темно как ночью. По мере того как хоббит удалялся от входа, свет, который пробивался через щель полуприкрытой двери, становился все слабее и слабее. Бильбо шел так бесшумно, что и легкий ветерок едва ли мог бы соперничать с ним; благополучно добравшись до конца туннеля, Бильбо имел все основания гордиться собой. Багровое зарево в пещере еле тлело.

«Старина Смауг притомился и спит, – подумал хоббит. – Видеть он меня не может, да и услышит вряд ли. Смелее, Бильбо!»

Очевидно, хоббит совсем забыл, а может, и не слыхал никогда об исключительном обонянии драконов. А кроме того, у них имеется еще одно весьма неприятное свойство: если дракон что-нибудь заподозрил, спит он вполглаза.

Бильбо заглянул в пещеру, и ему показалось, что Смауг крепко спит, а может, и вовсе сдох: дракон лежал почти в полной темноте, лишь изредка с легким шипением выпуская из ноздрей струйки невидимого пара. Бильбо уже собрался войти в пещеру, как вдруг из-под, полуприкрытого левого века дракона ударил тонкий красный луч. Значит, Смауг просто притворяется! Он следит за выходом из туннеля! Бильбо поспешно отступил в темноту и лишний раз возблагодарил судьбу за волшебное кольцо. И тут Смауг заговорил[*]:

– А вот и вор пожаловал! Я тебя чую и слышу твое дыхание. Милости просим, заходи! Бери еще, тут много, не стесняйся!

Дудки! Не настолько уж плохо Бильбо разбирался в драконах! Если Смауг рассчитывал таким нехитрым приемом подманить его поближе, его ожидало жестокое разочарование.

– Благодарю тебя, о Смауг Ужасный! – ответствовал Бильбо. – Я пришел сюда не за дарами. Просто хочу посмотреть на тебя и удостовериться, воистину ли ты столь велик, как рассказывают. До сих пор я в эти сказки не верил.

– А теперь? – спросил немного польщенный дракон, хотя на самом деле он не поверил ни единому слову.

– Воистину песни и сказки бледнеют перед действительностью, о Смауг Сиятельнейший, Величайший и Пагубнейший! – ответствовал Бильбо.

– Для вора и лжеца у тебя слишком хорошие манеры, – заметил дракон. – Оказывается, ты знаешь мое имя, но что-то я не припоминаю твоего запаха! Можно ли спросить, кто ты и откуда сюда явился?

– Конечно, можно! Пришел я из-под холма, шел в гору и под гору, а еще летел по воздуху. Я – Тот, Кто Ходит Невидимкой.

– В последнее я готов поверить, – сказал Смауг. – Но едва ли это твое настоящее имя.

– Я – Отгадывающий Загадки, Разрубающий Паутину, Жалящий, Как Оса. Я – Выбранный Для Счастливого Числа.

– Славные титулы! – усмехнулся дракон. – Но счастливые числа не всегда оправдывают ожидания.

– Я – Тот, Кто Заживо Хоронит Друзей, Топит Их И Вытаскивает Живыми Из Воды. Я – Тот, Кто Вышел Из Котомки, Но Кого В Котомку Засадить Не Удалось.

– А вот в это верится с трудом, – с издевкой произнес Смауг.

– Я – Друг Медведей и Гость Орлов. Я – Выигравший Кольцо и Приносящий Удачу, а также Оседлавший Бочку, – продолжал Бильбо, которого увлекла эта игра в загадки.

– Это уже лучше, – сказал Смауг. – А не пора ли тебе обуздать свое воображение?

На самом деле именно так и следует разговаривать с драконами[*], когда не желаешь называть своего настоящего имени (что весьма благоразумно!) и в то же время не желаешь разгневать их прямым отказом (что благоразумно вдвойне!). Никакой дракон не в состоянии отказать себе в удовольствии поговорить загадками и никогда не пожалеет времени на их разгадывание. А в речах Бильбо Смауг мало что понял (в отличие, надеюсь, от вас, ибо вам ужеизвестны приключения хоббита, на которые он и ссылался). Правда, дракон считал, что понял вполне достаточно, и про себя злобно усмехнулся: «Я догадался еще прошлой ночью! Озерные люди! Происки жалких торговцев бочками, чтоб мне быть ящерицей! Много веков я не наведывался туда, но это дело поправимое!»

– Вот и прекрасно, о Оседлавший Бочку! – произнес дракон вслух. – Наверное, Бочкой звали твоего пони. Если я и не прав, пони твой все равно был вполне упитанный! Хоть ты и ходишь невидимкой, да, похоже, не все пешком! Должен тебе сказать, что прошлой ночью я съел шестерых пони и очень скоро намерен поймать и съесть остальных. А в благодарность за превосходную трапезу позволь дать тебе один добрый совет: не выслуживайся ты перед гномами!

– Перед гномами? – с притворным удивлением переспросил Бильбо.

– Не отпирайся! – остановил его Смауг. – Кому, как не мне, знать запах и вкус гномов! Чтоб я съел пони из-под гнома и не почувствовал запаха? Просто смешно! С такими друзьями ты плохо кончишь, о Вор, Оседлавший Бочку. Можешь так им и передать!

Впрочем, Смауг скрыл от Бильбо, что был там еще один запах, которого он определить не смог (запах хоббита!); с ним дракон никогда прежде не сталкивался и теперь был немало озадачен.

– Наверное, тебе хорошо заплатили за вчерашнюю чашу? – продолжал дракон. – Скажи, не стесняйся! Неужели ничего? На них это похоже[*]. Должно быть, отсиживаются где-нибудь, пока ты делаешь за них всю опасную работу и таскаешь, что можно, пока я не вижу. Ты, видимо, рассчитываешь на хорошее вознаграждение? Как бы не так! Радуйся, если вообще уцелеешь!

Тут хоббиту и в самом деле стало очень неуютно. Всякий раз, когда рыщущий взгляд дракона пробегал по нему, Бильбо вздрагивал и его охватывало безотчетное желание выйти из туннеля, снять кольцо и выложить дракону все начистоту. Хоббит действительно подвергался смертельной опасности – еще чуть-чуть, и драконьи чары взяли бы свое. И все же Бильбо собрался с духом и продолжил разговор:

– Ты знаешь еще не все, о Смауг Могучий! Не только золото привело нас сюда.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся дракон. – Ты уже не возражаешь против «нас»! Отчего бы сразу не сказать, что вас четырнадцать? Не так ли, господин Счастливое Число? Рад слышать, что у вас тут есть и другие дела, помимо моего золота. В таком случае, возможно, вы не напрасно потратили время. А ты никогда не задумывался над тем, что даже вынеси ты это золото частями – а тебе тут и за сто лет не управиться! – далеко ты его не унесешь? Что в нем толку здесь? Или, скажем, в лесу? Святая простота! А прикинул ты, стоит ли игра свеч? По договору тебе причитается, наверное, одна четырнадцатая или около того? А как вывезти и во что это обойдется? А вооруженная охрана и пошлины?

И Смауг громко расхохотался. Дракон был хитер и коварен, он отлично понимал, что его догадки недалеки от истины, хотя и сильно подозревал, что за всем этим стоят озерные люди и наверняка большая часть добычи должна будет осесть в Озерном городе, который во времена Смауга именовался Эсгаротом.

Хотите – верьте, хотите – нет, но бедняга Бильбо был подавлен. До сих пор все его помыслы и усилия были направлены на то, чтобы добраться до Горы и отыскать потайной ход. Он никогда не задумывался о том, как вынести все эти сокровища наружу и, соответственно, как доставить причитающуюся ему долю (какой бы она ни была!) в далекую Котомку под Холмом.

Теперь же Бильбо стали мучить тяжкие сомнения: то ли гномы и в самом деле совершенно забыли об этом, то ли просто посмеиваются над ним втихомолку?

Следует заметить, что если развесить уши, то именно такое воздействие и оказывают разговоры с драконами. Хоббиту, разумеется, следовало бы поостеречься, но Смауг просто подавил его своей личностью.

– Видишь ли… – произнес Бильбо, сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не предать друзей и окончательно не поддаться дракону, – видишь ли, нас влекло сюда вовсе не золото. Мы шли сюда в гору и под гору, по воде и по воздуху ради Мести! Разве ты не знаешь, о Недостижимо Состоятельный Смауг, что, сколотив это состояние, ты нажил себе смертельных врагов?

И тут Смауга прорвало – он разразился таким диким хохотом, что хоббит не устоял на ногах, а гномы, ожидавшие Бильбо на другом конце туннеля, тесно прижались друг к другу и решили, что хоббит нашел свой безвременный и ужасный конец. – Ради мести! – фыркчул дракон, и глаза его сверкнули так, что озарилась вся пещера от пола до потолка, словно под землей вспыхнула алая молния. – Ради мести! Король-Под-Горой давно мертв, а его наследники не осмелятся мстить! Да и где они все? Ищи-свищи! Гирион, владыка Дейла, тоже давно мертв, а людей его я съел, ворвавшись в город, словно волк в овчарню. И где сыновья его сыновей, которые искали бы бросить мне вызов? Я убиваю, когда захочу, – и никто не осмелится противостоять мне! Я давным-давно перебил всех великих воинов, и подобных им в мире уже нет. Тогда я был еще молодой и слабый. А теперь я старый и сильный, сильный, сильный! Слышишь, ты, Ворующий Во Мраке? Броня моя крепче щитов, зубы – мечи, когти – копья, удар моего хвоста – все равно что удар грома, крылья – ураган, дыхание – смерть!

– А мне вот все толковали, что драконы снизу должны быть помягче, – пропищал Бильбо срывающимся от страха голосом. – Особенно в области живо… простите!.. груди. Но я не сомневаюсь, что столь могучий и хорошо вооруженный дракон подумал и об этом…

Дракон прямо-таки поперхнулся.

– Твои сведения давным-давно устарели, – оборвал он хоббита. – С головы до ног я в броне – и сверху, и снизу у меня сплошь чешуя и алмазы. Никаким мечом не пробить!

– Мне бы следовало самому догадаться, – скромно ответил Бильбо. – Воистину нет равных Владыке Смаугу Непробиваемому! Велик и могуч обладатель жилета из бриллиантов!

– Что верно, то верно. Жилет действительно редкостный и удивительный, – сказал довольный Смауг, что с его стороны было уже просто глупо: он не сообразил, что хоббит, который и в прошлый-то раз внимательно присматривался к броне, закрывающей его живот, теперь-то уж намеревался рассмотреть ее во всех подробностях, имея на то свои причины.

– Смотри! – произнес Смауг и лег на бок. – Ну как, нравится?

– Восхитительно! Потрясающе! Чешуйка к чешуйке! Превосходно! – восклицал Бильбо, а про себя думал: «Старое ты бревно! У тебя же слева здоровенная дыра, и голый живот торчит, как улитка из раковины!» Высмотрев все необходимое, господин Бэггинс пришел к выводу, что пора уносить ноги.

– Ну, не буду больше задерживать Ваше Великолепие и нарушать Ваш драгоценный отдых. Ведь пони, знаете, такое дело – умаешься, пока поймаешь! Да и грабители тоже! – съязвил он напоследок и бросился наутек по туннелю.

Следует заметить, что язвил хоббит совершенно напрасно. Как ни мчался Бильбо, до выхода из туннеля было еще далеко, когда Смауг придвинул морду к нижнему входу и послал вдогонку хоббиту огненную струю. Хорошо еще, что целиком голова дракона в туннель не влезла и ему пришлось изрыгнуть огонь и дым одной только ноздрей. Но хоббиту этого хватило за глаза и за уши – он едва не сгорел заживо; дрожа от страха и боли, задыхаясь от дыма и спотыкаясь, как слепой, он из последних сил ковылял к выходу. Поначалу-то Бильбо был весьма доволен собой и своим хитрым разговором со Смаугом, но промах, допущенный в самом конце, быстро поставил хоббита на место.

«Дурень ты, Бильбо, дурень! – думал он, улепетывая. – Никогда не следует дразнить живого дракона!»

Надо заметить, что последняя фраза вошла у потомков Бильбо в поговорку.

– Приключение еще далеко не кончилось, – добавил хоббит вслух – и это было, разумеется, чистой правдой.

День уже клонился к вечеру, когда Бильбо оказался на другом конце туннеля и без сил рухнул на «приступочку». Гномы привели его в чувство и как могли занялись его ожогами, но еще долго потом у хоббита не отрастали волосы на затылке и лодыжках – их выжгло до самых корней. Гномы тем временем всячески подбадривали Бильбо – они жаждали услышать его рассказ; особенно их интересовало, отчего это дракон устроил такой страшный шум и как Бильбо спасся.

Но хоббит никак не мог успокоиться, и гномам мало что удалось из него вытянуть. Обдумывая все произошедшее, Бильбо горько жалел кое о чем из сказанного дракону, и у него не было ни малейшего желания повторять это гномам. На камне, к которому привалился Бильбо, сидел старый дрозд и, склонив голову набок, прислушивался. Хоббит взял камень и швырнул в птицу, что свидетельствовало о его отвратительном настроении. Дрозд лишь вспорхнул на минутку и сел на прежнее место.

– Дрянная птица! – проворчал Бильбо. – Не нравится она мне что-то. Подслушивает небось!

– Оставь птицу в покое! – остановил его Торин. – Дрозды – наши давние друзья, а этот, очевидно, очень стар. Возможно, он последний из того древнего племени, что обитало в этих местах. В прежние времена эти дрозды были ручными. Здешняя порода – птицы долгоживущие и волшебные, так что, вполне возможно, этот дрозд помнит еще моих отца и деда – ему, поди, лет двести, а то и больше! Люди из Дейла каким-то образом понимали их язык[*] и приноровились посылать их с известиями в Озерный город и в другие места.

– Ну, если он из тех самых дроздов, то известия для озерных людей у меня найдутся, – мрачно заметил Бильбо. – Только вряд ли там остался хоть кто-нибудь, кто понимает птичий язык!

– Да что же такое случилось? – всполошились гномы, – Рассказывай скорее!

И Бильбо рассказал гномам все, что смог припомнить; он не утаил и своих опасений по поводу того, что из его загадок дракон, который уже знал про лагерь и пони, похоже, понял слишком много!

– Смауг наверняка догадался, что мы пришли из Озерного города и не без помощи озерных людей. Боюсь, в следующий раз он направится именно туда… Много бы я отдал, чтобы забрать назад свои слова об Оседлавшем Бочку! Тут и слепому кролику стало бы ясно, что дело пахнет озерными людьми!

– Что уж тут, слово не воробей! Ничего не поделаешь, – успокаивал хоббита Балин. – Да и вообще, как я слыхал, в разговорах с драконами трудно не совершить промашки. А ты, помоему, сделал все очень хорошо. Во всяком случае, обнаружил одну весьма полезную вещь и вернулся целым и невредимым. А из тех, кому доводилось перекинуться парой слов с подобной тварью, этим мало кто может похвастаться. И не раз еще, наверное, мы возблагодарим судьбу за то, что ты углядел эту дыру в бриллиантовом жилете старого Змея!

Тут разговор сразу принял иной оборот. Гномы принялись оживленно обсуждать всевозможные способы убиения драконов – достоверные, не очень достоверные и даже вовсе мифические. Речь пошла о том, куда и как лучше наносить решающий удар и какие при этом потребны уловки и ухищрения. В итоге общее мнение свелось к тому, что надежды застать дракона врасплох были сильно преувеличены и попытка заколоть его во сне обернется скорее всего провалом и на самом деле ничем не лучше лобовой атаки. Покуда гномы прикидывали так и этак, дрозд сидел и внимательно слушал, а когда на небе высыпали звезды, молча расправил крылья и улетел. Покуда шло обсуждение, тени становились все длиннее и длиннее, а Бильбо мрачнел и мрачнел – его одолевали дурные предчувствия.

Наконец хоббит остановил гномов:

– Послушайте! Оставаться здесь опасно, да и непонятно зачем. С тех пор как мимо пролетел дракон, зеленая трава вся пожухла, а кроме того, уже ночь на дворе и холодно. Я нутром чувствую, Смауг еще вернется сюда. Теперь он знает, каким путем я пробрался в его логово, и уж как-нибудь догадается, где искать другой конец туннеля. Да он по камешку разнесет весь этот склон, лишь бы перекрыть потайной ход, а если заодно и нас тут похоронит, так только порадуется! – Больно уж мрачно, господин Бэггинс! – возразил Торин. – Раз ему так не хочется пускать нас к себе, отчего бы ему не завалить нижний выход? А ведь не завалил же! Мы бы наверняка услышали!

– Ну, не знаю… – замялся Бильбо. – Поначалу он, видимо, хотел заманить меня к себе еще разок, а теперь, наверное, отложил это дело на потом и решил сперва поохотиться или просто без особой нужды не хочет устраивать беспорядка в своей спальне. Кончайте-ка спорить! Смауг может появиться в любую минуту, и нам остается только забраться в туннель и затворить дверь.

Бильбо говорил так настойчиво, что гномы в конце концов согласились. Однако затворять дверь они не спешили, потому что, на их взгляд, делать это было очень рискованно. Ведь никто не знал, как она открывается изнутри, да и открывается ли вообще, а кроме того, невелика радость оказаться запертым в туннеле, единственный выход из которого ведет в логово дракона! К тому же вокруг было тихо и мирно – и снаружи, и внутри. Поэтому гномы еще долго сидели в туннеле неподалеку от полураскрытой двери и продолжали беседовать.

Речь зашла о гнусных намеках Смауга насчет гномов. Лучше бы хоббит вообще не слыхал этих слов дракона! По крайней мере, он всем сердцем хотел верить, что гномы были совершенно искренни, когда уверяли его, что никогда прежде не думали о том, что делать с сокровищами после того, как завладеют ими.

– Мы ведь считали, что дело это почти безнадежное, – оправдывался Торин. – Да оно и сейчас безнадежное. Я полагаю, что, когда мы завладеем сокровищами, у нас будет достаточно времени подумать. Что же касается доли господина Бэггинса, которому мы премного обязаны, то я горячо уверяю его в том, что, как только нам будет что делить, ему будет предоставлена возможность самолично отсчитать себе четырнадцатую часть сокровищ. Сожалею, что он вынужден беспокоиться о доставке, и допускаю, что трудности с этим будут немалые, ибо с течением времени места тут не становятся менее дикими – скорее наоборот. Однако мы приложим все усилия и готовы взять на себя часть расходов – разумеется, если до этого дойдет. Можете мне верить, господин Бэггинс! А не верите – дело ваше!

Затем речь пошла о самих сокровищах и об отдельных, особенно дорогих гномам вещах, о которых еще помнили Торин и Балин. Их очень интересовало, действительно ли они все еще лежат в нижней пещере в целости и сохранности. Гномы вспоминали о копьях, выкованных для войска великого короля Бладортина[*] (теперь уже давным-давно умершего), – они имели трижды кованные наконечники и древки, изукрашенные золотым узором. Однако эти копья так и не дошли до заказчика, и работа гномов не была оплачена. Вспомнили о щитах, изготовленных для давным-давно погибших воинов; о золотой двуручной чаше Трора с изображениями птиц и цветов – глаза птиц и лепестки цветов были из драгоценных камней; о непробиваемых кольчугах, золоченых и серебряных; об ожерелье Гириона[*], владыки Дейла, – в нем было пять сотен ярко-зеленых, как трава, изумрудов! Этим ожерельем Гирион расплатился с гномами за необыкновенную кольчугу для своего старшего сына, которая была сделана из истинного серебра[*] и по прочности трижды превосходила сталь. Но прекраснее всего был огромный бриллиант, который гномы нашли в самой глубине Горы и назвали Аркенстоном[*] Траина – Сердцем Горы.

– О, Аркенстон! Аркенстон! – бормотал в темноте Торин, начиная помаленьку поклевывать носом и тыкаться подбородком в колени. – Шар с тысячью граней! Как серебро, сверкал он при свете костра, как вода – на солнце, как снег – при звездах, как дождевые капли – при луне!

Однако чары сокровищ на Бильбо больше не действовали, и гномов он слушал невнимательно. Он сидел ближе всех к двери и одним ухом ловил всякий шорох, доносившийся снаружи, а другим – хотя ему мешало бормотание гномов – пытался разобрать, нет ли какого-либо движения внизу.

Тьма становилась все гуще, а хоббит все больше беспокоился.

– Да закройте же дверь! – взмолился он наконец. – Я дракона кожей чувствую! Нынешняя тишина куда страшнее вчерашнего грохота. Закройте, пока не поздно!

От того, как это было сказано, гномам стало не по себе, Нехотя стряхнув полудрему, Торин подошел к двери и вышиб ногой камень, которым та была заклинена. Гномы навалились на нее, и дверь с громким стуком и щелчком затворилась. Изнутри от замочной скважины не осталось и следа. Они были замурованы в Горе!

И как нельзя более кстати! Едва они успели отойти чуть подальше от двери, как Гору потряс страшный удар. Казалось, с неба обрушился огромный дубовый таран, раскачанный руками могучих великанов. Скала загудела, стены туннеля пошли трещинами, а на голову гномам посыпались камни. Страшно даже подумать, чем бы это кончилось, останься дверь незапертой. Они бросились вниз по туннелю, радуясь, что остались живы, и слыша за спиной рев и грохот беснующегося снаружи Смауга. Дракон бился о скалы и ударами огромного хвоста разносил на куски целые утесы, покуда третий лагерь гномов перед потайным ходом, пятачок с выжженной травой, полюбившийся дрозду большой камень, скальная стена, по которой ползали улитки, окрестные скалы и все прочее не превратилось в месиво выжженного щебня и не обрушилось с высоты в низлежащую лощину.

Оказывается, Смауг потихоньку выбрался из логова, бесшумно взмыл в воздух и полетел по ветру во тьму, тяжело и медленно, словно чудовищная ворона: он направился к западному склону Горы, рассчитывая застать врасплох кого-нибудь или что-нибудь, а также отыскать вход в потайной лаз, которым воспользовался вор. Дракон просто вышел из себя, когда никого и ничего не обнаружил, хотя был совершенно уверен, что ищет именно там, где нужно!

Излив таким образом свой гнев, Смауг почувствовал себя значительно лучше и решил, что тревожиться больше не о чем, – по крайней мере за этот склон он мог быть теперь спокоен. Тем не менее он отомстил еще не всем, кому собирался.

– Ну, Оседлавший Бочку! Теперь держись! – фыркнул Смауг. – Твой след тянется от реки, значит, по ней ты и прибыл! Запах твой мне незнаком, но даже если ты не из озерных людей, они наверняка помогали тебе. Придется напомнить им, кто тут Король-Под-Горой!

И Смауг, изрыгая пламя, полетел на юг, к реке Бегучей.