"Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов)" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Роналд Руэл)

Глава одиннадцатая НА ПРИСТУПОЧКЕ

Целых два дня гребли они по озеру Долгому, пока наконец не вошли в реку Бегучую, откуда всем стала видна высившаяся впереди Одинокая Гора, огромная и мрачная. Течение в реке было сильным, и продвигались лодки медленно. К концу третьего дня, поднявшись всего на несколько миль по Бегучей, они пристали к левому, точнее, к западному берегу и высадились. Здесь их уже поджидали лошади с дополнительным запасом провизии и прочей поклажей, а также пони для гномов и хоббита. Что могли, гномы навьючили на пони, а остальное сложили под навесом, Люди же наотрез отказались ночевать в непосредственной близости от Горы.

– Здесь нам делать нечего, во всяком случае пока не сбудутся древние предсказания! – отнекивались они.

В этих угрюмых местах легче верилось в Дракона, нежели в могущество Торина. Да и охранять запасы не было никакой необходимости: на много миль в округе местность была необитаемой и пустынной. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, озерные люди поспешно покинули гномов – одни ушли в лодках вниз по Бегучей, другие берегом.

Гномы провели холодную и тягостную ночь и отчасти приуныли. Утром они вновьотправились в путь, Балин и Бильбо ехали позади всех и вели рядом с собой двух тяжело навьюченных пони. Остальные отыскивали тропу, ибо проезжих дорог здесь уже не было. Отклонившись от реки Бегучей к северо-западу, процессия шаг за шагом приближалась к большому южному отрогу Горы.

Продвигались они с большим трудом, в полном молчании, воровато оглядываясь. Не было слышно больше ни веселого смеха, ни песен, ни звуков арфы: честолюбивые чаяния, переполнявшие сердца гномов, когда озерные люди распевали песни былых времен, угасли и уступили место глухому унынию. Гномы прекрасно понимали, что их путешествие неумолимо близится к концу, а кончиться оно могло очень и очень плохо. Места пошли голые и мрачные, хотя Торин утверждал, что раньше тут была цветущая зеленая долина. Изредка попадалась чахлая травка, но ни кустов, ни деревьев не было – о них напоминали только гнилые, почерневшие пни. Гномы пришли на Драконову Паству, и пришли сюда на исходе года.

Тем не менее до подножия Горы они добрались, не встретив на пути никаких препятствий и не обнаружив никаких признаков присутствия Дракона, если не считать, конечно, полного запустения, царившего вокруг его логова. Теперь Гора громоздилась прямо перед ними, страшная и безмолвная. Лагерь они разбили на западном склоне южного отрога, который кончался горой под названием Воронец. На Воронце располагался старинный сторожевой пост, но гномы побоялись туда забраться, поскольку он слишком хорошо просматривался.

Прежде чем искать на западном склоне потайной ход, на который гномы очень рассчитывали, Торин выслал разведку на юг – к Главным Воротам. В разведку он отправил Балина и Кили с Фили. С ними увязался и Бильбо. Разведчики стали пробираться вдоль угрюмых безмолвных скал к подножию Воронца. Широкой петлей обогнув долину Дейла, река сворачивала к югу и стремительно несла свои воды к озеру Долгому. Скалистые, совершенно голые берега круто обрывались к воде. Стоя над тесниной, где среди огромных валунов пробивал себе дорогу пенящийся поток, гномы увидели на другом берегу широкую долину и мрачные руины древних укреплений, башен и жилых домов.

– Это все, что осталось от Дейла, – промолвил Балин. – В тот день, когда в Дейле зазвонили во все колокола, на горных склонах росла зеленая трава и стоял лес, а сама долина цвела и радовала глаз.

Лицо его было печально и угрюмо: в день, когда Дракон опустился на Гору, Балин был вместе с Торином.

Идти вдоль реки, к Воротам, гномы не рискнули; они обогнули южный отрог и, выглянув из-за большого камня, увидели в могучей скальной стене зияющее черное отверстие. Прямо из этой огромной дыры изливались воды реки Бегучей; изнутри валил пар и черный дым. Все вокруг было неподвижно – только пар клубился, бежала вода, и время от времени пролетала над головами зловещего вида черная ворона. Безмолвие нарушал только шум несущегося по камням потока, да изредка хриплое карканье.

– Пошли обратно! – сказал Балин, поеживаясь. – Здесь нам делать нечего. Да и птички эти мне что-то не нравятся. Мне кажется, они следят за нами, и явно с недобрыми намерениями.

– Жив курилка! – тяжело вздохнул хоббит. – Судя по дыму, дракон где-то там, под Горой.

– Дым еще ни о чем не говорит, – заметил Балин. – Но, боюсь, ты все-таки прав. Хотя дракон иногда выходит наружу и может сидеть в засаде где-нибудь наверху. А дым и пар могут валить из Ворот и без его участия, ибо за столько лет он наверняка задымил и завонял под Горой все и вся.

С такими вот невеселыми мыслями, сопровождаемые беспрерывным вороньим карканьем, разведчики двинулись обратно в лагерь. Подумать только! Еще в июне они гостили в чудесном Доме Элронда! И хотя осень теперь едва поворачивала к зиме, с тех пор, казалось, прошли годы и годы. Гномы очутились в пустыне, где на каждом шагу их подстерегала опасность и помощи ждать было неоткуда. Путешествие подошло к концу, а желанная цель представлялась все столь же недостижимой. На успех никто уже не надеялся.

Как ни странно, господин Бэггинс далеко не полностью разделял подобные настроения. То и дело он требовал у Торина карту и рассматривал ее, размышляя над начертанными на ней рунами и вспоминая прочитанные Элрондом лунные буквы. Именно Бильбо заставил гномов приступить к небезопасным поискам потайного хода на западном склоне Горы. Они перенесли лагерь на новое место – в длинную лощину, которая была значительно уже обширной южной долины, лежавшей перед Главными Воротами. Лощина эта располагалась меж двух западных отрогов, не таких высоких, как остальные, зато особенно крутых. Здесь, на западных склонах, осталось не так много следов драконьего бесчинства, нашлась даже травка для пони. Из этого лагеря, который почти целый день находился в тени Горы и освещался лишь лучами закатного солнца, день за днем гномы совершали разведывательные вылазки в поисках подхода к Горе. Если верить карте, где-то наверху, высоко над лощиной, должен был находиться потайной ход. Но время шло и шло, а поиски не приносили успеха.

И все-таки, совершенно неожиданно, они нашли то, что искали. Как-то раз Кили с Фили и хоббит возвращались в лагерь, пробираясь между обломками скал в южном конце лощины. Около полудня, проползая за огромным камнем, который стоял в гордом одиночестве, словно массивная колонна, Бильбо обнаружил что-то вроде грубо вырубленных ступеней; они вели кудато наверх. Поднявшись по ним, взволнованные гномы и хоббит отыскали узенькую, прерывистую тропку; то и дело теряясь среди камней, она вела к вершине южного гребня и в конце концов вывела на узкий карниз, уходивший куда-то на противоположную сторону Горы. Отсюда, с высоты южного гребня, видна была вся лощина и – прямо внизу – временный лагерь гномов. Осторожно, прижимаясь к скальной стене, они друг за другом стали пробираться по узенькому карнизу – и вдруг стена подалась внутрь и гномы с хоббитом оказались на небольшом пятачке, тихом и укромном, поросшем зеленой травой. Из-за нависшей над лощиной скалы его совсем не было видно снизу, а издали и подавно – со стороны он казался просто небольшой темной трещинкой. Это была вовсе не пещера – над головой голубело небо, но в дальнем конце лужайки отвесно поднималась гладкая каменная стена, такая гладкая и ровная, словно здесь поработал хороший каменотес. Ни стыков, ни трещин на ней не было, равно как дверных косяков, притолоки и порога, не говоря уже о засове или замочной скважине; и все же у гномов не осталось ни малейших сомнений: наконец-то они обнаружили потайную дверь!

Чего они только не делали! Дубасили по ней и толкали, наваливались все вместе и дружно умоляли ее открыться, а также произносили всевозможные положенные в таких случаях страшные заклинания – все впустую! Наконец, выбившись из сил, они повалились передохнуть на травку и к вечеру пустились в обратный путь по карнизу.

В эту ночь в лагере царило всеобщее оживление, А утром гномы решили предпринять новую попытку. В лагере остались только Бофур и Бомбур – сторожить пони и запасы, взятые с места высадки. Все остальные отправились в южный конец лощины к новонайденной тропке и дальше наверх по карнизу. Карниз был так узок и опасен, что нечего было и думать о том, чтобы прихватить с собой хоть какую-нибудь поклажу: слева на сто локтей вниз обрывалась пропасть с острыми скалами на дне. Зато у каждого гнома была припасена с собой длинная веревка, обмотанная вокруг пояса. В конце концов они без особых приключений добрались до заветного зеленого пятачка.

Здесь гномы разбили свой третий лагерь; с помощью длинных веревок они подняли из лощины все необходимое. Тем же способом можно было поднимать наверх и спускать вниз кого-нибудь из гномов половчее (Кили, например), чтобы передать вниз какие ни на есть новости и, в случае надобности, сменить на посту Бофура. Один только Бомбур наотрез отказался лезть в верхний лагерь – ни по веревке, ни по карнизу.

– Слишком уж я толстый, чтобы порхать бабочкой! – оправдывался он. – Неровен час, голова закружится, наступлю себе на бороду, и поминай как звали! Вот и будет вас опять тринадцать! Да и веревки меня вряд ли выдержат.

Надо заметить, что в последнем Бомбур, к счастью, ошибался, – и вскоре вы в этом сами убедитесь.

Тем временем кто-то из гномов прошелся по карнизу дальше, за пятачок; оказалось, что тропа уводит выше, но гномы не рискнули идти по ней далеко, да и смысла в этом особого не было. Там, наверху, царило полное безмолвие, даже вороны не каркали – только ветер свистел в скальных трещинах. Говорили гномы вполголоса, не кричали и не пели песен: опасность могла скрываться за каждым камнем. Они долго бились над загадкой потайной двери, но безуспешно. Нетерпение их было столь велико, что они и думать забыли о рунах и лунных буквах и вместо этого тщетно пытались определить на глаз, где именно на гладкой поверхности скалы находится потайная дверь. Из Озерного города они прихватили с собой кирки и еще кое-какой горный инструмент и теперь не долго думая решили пустить все это в дело. Однако при первом же ударе рукояти кирок раскалывались и больно ранили руки, а стальные острия ломались и гнулись, словно сделаны были из мягкого свинца. Таким образом, гномы быстро убедились, что никакой киркой не одолеть чар, с помощью которых была заперта эта дверь; кроме того, они боялись шуметь – каждый удар кирки отдавался в горах гулким эхом.

Так или иначе, Бильбо пришел к заключению, что сидеть вот этак на приступочке – дело совершенно безнадежное и утомительное, да и никакой приступочки, разумеется, не было – просто гномы в шутку стали называть «приступочкой» небольшую травянистую площадку перед скальной стеной, памятуя слова, которые произнес Бильбо во время их давнего нежданно-негаданного чаепития в его норе: он сказал тогда, что нужно будет просто посидеть на приступочке – и что-нибудь обязательно придумается. Вот они и сидели, и раздумывали, и бессмысленно бродили вокруг да около, и становились все мрачнее и мрачнее.

Только-только они воспрянули духом, когда отыскалась эта тропка, и вот снова впали в уныние, но отступаться все же никак не желали. Надо заметить, что и хоббит показал себя ничуть не лучше гномов. День-деньской он ничего не делал – просто сидел, прислонившись спиной к скале, и глядел с высоты на запад, где за нагромождением скал, за широкой равниной маячило темной стеной Чернолесье. Ему казалось, что он различает за ним смутные очертания Туманных Гор, далеких-далеких и маленьких-маленьких. А когда гномы спрашивали его, чем это он занимается, он отвечал:

– Сами же говорили, что мое дело сидеть на приступочке и думать, не говоря уже о том, чтобы постараться открыть потайную дверь. Вот я и сижу, и думаю.

Тем не менее я сильно сомневаюсь, что хоббит думал о деле. Скорее всего, он думал о том, что оставил там, далеко за голубой дымкой, на тихом и спокойном Западе, – о своем Холме и уютной хоббичьей норе.

Прямо на середине зеленого пятачка лежал большой серый камень. Бильбо сидел и тупо смотрел на него и на ползающих по нему здоровенных улиток. Хоббиту казалось, что им почему-то нравится этот затененный уголок и прохладные каменные стены; улиток тут было великое множество, и они неторопливо перемещались вверх и вниз.

– Завтра начинается последняя неделя осени, – обронил как-то Торин.

– А за осенью придет зима, – уныло подхватил Бифур.

– И наступит новый год, – продолжил Двалин. – И бороды наши будут расти и расти, пока не дорастут до дна лощины, а тут все будет по-прежнему. И чем только занимается наш Грабитель? Есть же у него волшебное кольцо – ему и карты в руки! Отчего бы ему не войти в Главные Ворота и не разведать, что там и как?

Двалин стоял совсем недалеко от Бильбо, так что тот все слышал. «Силы небесные! – подумал хоббит. – Опять они за меня взялись! Опять я должен брать все неприятности на себя, ведь с тех пор, как нас покинул волшебник, ничего другого я не делаю. И никуда, главное, не денешься! Так я и знал, что рано или поздно со мной случится что-нибудь ужасное. Боюсь, у меня уже не хватит духу еще раз взглянуть на развалины несчастного Дейла. А дымящиеся Ворота? Бр-р-р!!!»

Бильбо так расстроился, что почти всю ночь не спал. На следующий день гномы разбрелись кто куда: одни спустились в лощину и занялись застоявшимися пони, другие бродили по склонам. Целый день Бильбо сидел пригорюнившись на прежнем месте и тупо смотрел на камень, иногда поднимая взор на далекий запад. Он пребывал в каком-то непонятном ожидании.

«Может, волшебник нынче вернется?» – с сомнением думал он.

Каждый раз, поднимая глаза, он видел далекую полосу леса. По мере того как солнце клонилось к закату, там то и дело вспыхивали золотые блики, – должно быть, солнечные лучи играли на последних остатках осенней листвы. Вскоре огромный оранжевый шар оказался почти на уровне глаз Бильбо. Хоббит подошел к краю площадки и над самым горизонтом увидел молодой месяц, тонкий и бледный.

В это мгновение за спиной послышался громкий стук. Хоббит обернулся: на сером камне сидел здоровенный дрозд, угольно-черный с головы до хвоста, только грудка была бледно-желтой и пестрела темными отметинами. Тук! Дрозд взял в клюв улитку и принялся раскалывать ее о камень. Тук! Тук! И тут хоббита осенило! Отбросив всякую осторожность, он вскочил на ноги и, размахивая руками, стал громко звать гномов. Те из них, что бродили неподалеку, со всех ног бросились к хоббиту, спотыкаясь о камни и недоумевая – чего это он так всполошился? Другие кричали снизу, чтобы их немедленно подняли наверх (разумеется, Бомбур не принимал в этом никакого учабг тия – он просто спал!).

Бильбо в два счета все объяснил. Наступило всеобщее молчание; хоббит стоял подле камня, а гномы покачивали бородами и нетерпеливо поглядывали на запад. Тем временем солнце опускалось все ниже и ниже, и надежда угасала с каждой минутой. И вот солнце село в полосу багровых туч и пропало. Гномы разочарованно застонали, но Бильбо не двинулся с места. Тонкий месяц коснулся горизонта, близилась ночь. И вдруг, когда надежда совсем покинула их, из облака, словно указующий перст, вырвался красный луч! Он ударил в трещину между скал, окружавших пятачок, и упал прямо на гладкую каменную стену. Старый дрозд, который сидел на камне, склонив голову набок, блеснул глазами-бусинками и вдруг затрещал, причем неожиданно громко! И тут осколок кремня отвалился от скалы и упал в траву. На высоте примерно трех локтей от земли в стене вдруг открылось небольшое отверстие!

Боясь упустить момент, гномы бросились к стене и дружно на нее навалились – но тщетно!

– Ключ! Ключ! – закричал Бильбо. – Где Торин?

Торин поспешил к хоббиту.

– Ключ! – крикнул ему Бильбо, – Ключ, приложенный к карте! Скорее, пока не поздно!

Торин выступил вперед, снял с груди цепочку с ключом и вставил ключ в отверстие. Ключ подошел и повернулся! Щелк! Луч пропал, солнце скрылось, луна исчезла, небо потемнело.

Гномы вновь дружно навалились на стену, и часть ее тяжело подалась внутрь. В стене появились вертикальные и горизонтальные трещины; они очертили дверной проем пяти локтей в высоту и трех в ширину. Дверь совершенно бесшумно отворилась! Казалось, темнота зримо изливается из дыры в скале, словно тяжелые испарения ночи. Глазам гномов и хоббита предстала непроглядная тьма, которую скрывал в себе разверстый вход, уводящий в неведомые глубины.