"Искушение ночи" - читать интересную книгу автора (Джойс Лидия)

Глава 5

Байрон торопливо стянул с леди Виктории платье, бросил на пол, после чего стал расстегивать застежки корсета. Вожделение сделало его нетерпеливым, но еще больше – гораздо больше, признался он себе, – он боялся того, что она скажет, если ее не отвлечь. «Вы смотрите внутрь и говорите мне. Почему?» Как может она полагать, что понимает, почему он прячется? Как может надеяться, что поймет отчаяние, которое терзает его днем и преследует по ночам?

Он снял с нее корсет и следом сорочку.

Леди Виктория смотрела ему в глаза, высоко подняв голову и вздернув подбородок. Высокие груди, пышные для ее худощавого тела и более крепкие, чем у большинства женщин ее возраста; мягкие покатые плечи; гладкая кожа; гибкая талия – все возбуждало, все вызывало желание. Она держалась с естественной, чувственной грацией, и он вдруг понял, что эта женщина рождена, чтобы быть любимой. Неудивительно, что она прячется за уродливой одеждой и холодной улыбкой. Она должна сочетать в себе крайности для того, чтобы противостоять внутренней эротической притягательности.

Мысль о том, что он обнимет ее, прижмет к себе ее голое тело и вопьется в ее губы, вызвала новый прилив желания. Но он не потянулся к ней. Она была обнажена только до пояса.

– Распустите волосы, – велел он.

– Что? – удивилась Виктория.

– Волосы. Распустите их.

Немного поколебавшись, она закинула руку за голову, чтобы вытащить шпильки, и груди ее соблазнительно приподнялись. Быстро вытащив шпильки, она начала распускать тугой узел волос. Затем, оценивающе посмотрев на герцога, остановилась и встряхнула головой один, другой, потом третий раз, пока волосы не рассыпались по плечам.

Байрон сразу же понял, почему она колебалась. Ее лицо в обрамлении густых светлых волос вдруг стало казаться моложе, с него исчезло выражение уверенности в себе. Черты лица, такие строгие до того, теперь стали мягче, изящнее, и даже очертания подбородка были уже не воинственными, а всего лишь упрямыми. Без своего тугого пучка, заменяющего ей доспехи, она превратилась в создание более уязвимое.

Байрон взял в руку ее локон, тонкий, как шелк, словно у феи, но концы волос были острижены и доставали только до груди.

– Вы обходитесь с ними безжалостно, – укоризненно сказал Байрон, поднимая конец локона для доказательства своих слов.

– Их никто никогда не видит, – объяснила Виктория, избегая его взгляда.

Он покачал головой:

– Нет. – Леди, стоявшая перед ним, была слишком сложной натурой, чтобы все объяснялось так просто. Так же, как ее одежда и манера держаться, ее волосы были частью личины, при помощи которой она держала мир на расстоянии. – Вы обрезали волосы потому, что терпеть их не можете. Потому что они потрясающие, красивые, а красота опасна. – Он поднес локон к губам и поцеловал, Виктория не сводила глаз с его руки. – Я узнаю, почему красота так опасна, еще до конца этой недели, – произнес он тихо. – Я разгадаю ваши тайны, леди Виктория.

Виктория не отвела глаз.– Не раньше чем я раскрою ваши.

Он снова поцеловал ее, чтобы заставить замолчать, гоня прочь мысль, что она права.

– Вы все еще не сняли башмачки, – сказал Байрон, когда они разделись.

– Да, – еле слышно произнесла она.

Байрон опустился на колени и при тусклом свете одной-единственной свечи внимательно рассмотрел ее башмачки.

– Они с пуговицами, – укоризненно сказал он. Виктория весело рассмеялась:

– Да. Пуговиц много, очень много! Он усмехнулся:

– Посмотрим, что можно с этим сделать.

Он сгреб Викторию в охапку. Она ахнула, но не запищала, как это сделала бы другая женщина. А когда Байрон положил ее на диван, упрекнула его:

– Вы могли меня предупредить.

Он пожал плечами, положил себе на колени ее ногу, ловко расстегнул пуговицы, снял с нее ботинок, затем таким же образом расправился со вторым. Закончив, посмотрел на Викторию. Она лежала, распростершись на диване. Ждала.

В этот момент она выглядела совсем юной и хрупкой. И, глядя на нее, он не мог представить себе ее туго зашнурованной старой девой и даже искушенной светской женщиной. Не походила она и на ребенка. Она была уязвима в том смысле, о котором он не мог и подумать, когда она появилась в Тиковой гостиной.

Уязвимая – и распутная. Байрон все еще держал ее левую лодыжку, такую тонкую, что он мог обхватить ее рукой. Он медленно подсунул руку под эту лодыжку, обтянутую шелковым чулком, внимательно глядя ей в лицо. Она затаила дыхание. Он остановил взгляд на ее колене, развязал ленточку, удерживающую чулок, и очень медленно стянул его. Она слегка вздрогнула, когда он коснулся голой кожи, а он поднес ее ногу к губам, проведя ими до самого колена. Кожа была гладкая, покрытая тонкими волосками. Ее вздох заставил его улыбнуться, и он стянул второй чулок. Рывок за завязки панталон, еще рывок, и вот она лежит перед ним обнаженная.

Ноги у нее были стройные, узкие в лодыжках и коленях и полные в икрах и бедрах, немыслимо длинные; там, где они сходились, виднелся треугольник из светлых волос. Ноги были слишком тонкие, не соответствовали моде, но ему казались совершенными.

– Я нахожусь в невыигрышном положении, – сказала Виктория, и голос ее дрогнул. – Я в таком виде, – она указала на свою наготу, – а вы в таком. – Она кивнула на его брюки.

Байрон тихо рассмеялся:

– Самый надежный способ овладеть тобой.

Он наклонился и провел губами по ее животу, между грудями, по шее. Ее руки скользнули под его руки, когда он протянул их к ее лицу. Мягкие ладони и изящные, выгнутые вверх, ногти еще больше возбудили его, когда она оторвала губы от его губ и пошла в наступление, дразня, теребя, покрывая поцелуями его лицо и шею. Он оперся о локти и обхватил ее лицо руками. Ее губы были влажные, сладкие и зовущие, нежные и жаждущие, как и ее тело. Она пошевелилась, высвободила из-под него ногу, и его бедра оказались между ее бедрами. Он застонал и прижался к ней возбужденной плотью, привлек к себе и наслаждался ее губами.

Наконец их губы разошлись, и он долго дышал в ее тонкие, как паутина, волосы, мягкие, словно шелк.

– Я могу опьянеть, ты – как вино, – прошептал он.

Виктория ничего не ответила, но вскоре он почувствовал, что ее пальцы шарят у его пояса. Расстегнулась одна пуговица, потом другая. Со стоном он слез с нее, отошел от дивана, разделся догола. Виктория смотрела на него, слегка прикрыв глаза.

– Так лучше? – спросил он.

– Лучше. А теперь идите ко мне. – Виктория никак не могла решиться перейти с герцогом на ты.

Байрон усмехнулся:

– С удовольствием.

Но вместо того чтобы лечь рядом с ней, он опустился на колени. Начал с лодыжек – целовал, лизал, дразнил, потом перешел к икрам, к коленям, затем к ляжкам, где тело было мягче и горячее. Двинулся еще выше, где соединялись ноги. Задержался на средоточии завитков, таких же светлых, как волосы, рассыпанные по ее плечам. Она задышала быстрее, ноги напряглись.

– Ты?.. – Голос ее дрогнул в предвкушении.

В ответ он сократил расстояние между ними. Погрузившись в нее, он искал совершенства. И нашел. Виктория выгнулась, задрожала и с каждым ударом его языка билась в конвульсиях. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Ее руки впились ему в плечи, она выгибалась и стонала, а он ласкал языком ее лоно, погружаясь в него все глубже и глубже.

Виктория обмякла, а Байрон отодвинулся. Тогда она сунула руки ему под мышки, привлекла его к себе и обвила ногами.

– Сейчас, – проговорила она задыхаясь, – сейчас. Умоляю!

Голова у него кружилась от вожделения. Вожделение бежало по его жилам, пульсировало в ушах, сосредоточилось в едином потоке крови и желания. Она двигалась под ним, жаркая и податливая, умоляя дать ей освобождение.

– Тебе будет немного больно, – предупредил он, но она покачала головой. Что это? Отрицание? Удовольствие? Утратив самоконтроль, он погрузился в ее жар.

Его проникновению ничто не мешало. В который уже раз он снова ошибся в этой странной, противоречивой женщине.

Виктория застонала и двинулась ему навстречу. Он тоже стал двигаться, но она крепче сжала его руки.

– Подождите, – хрипло произнесла Виктория. Лицо у нее было напряженное, она словно наслаждалась предвкушением, а наслаждение от ожидания усиливало великолепие момента. Она закрыла глаза и ушла в себя. Байрон понял, что здесь не обойтись, только давая и беря наслаждение. Он хотел, чтобы Виктория чувствовала его так же, как он ее. Она была красива вот так – с лицом, искаженным гримасой страсти, со своим хрупким телом, лежавшим под ним, стройными ногами, плотно обвивавшими его. Казалось, она хочет превратить их в одно сказочное животное. Но Байрон не желал, чтобы она взлетела на вершину блаженства одна. Только вместе с ним.

Он поцеловал ее лоб, веки, губы.

– Я здесь, – прошептал он. – Взгляни на меня. Помни – я с тобой.

Она открыла глаза.

– Сейчас – да, – согласилась она, и губы ее скривились в улыбке.

Он поцеловал их, чтобы они снова разгладились, и начал медленно двигаться в ней. Она стонала при каждом толчке.

– На эту ночь, – выдохнул он.

Байрон двигался все быстрее и быстрее, Виктория все крепче прижимала его к себе. К финалу они пришли вместе.

Полежав некоторое время, Байрон скатился с нее.

Нашел свою рубашку.

Пожал плечами. Чем не пожертвуешь ради рыцарства, подумал он грустно. Вытерся, потом вытер рубашкой Викторию.

Рейберн был опустошен так, как многие годы не бывал ни с одной женщиной, и ему расхотелось отсылать Викторию в ее комнату. По крайней мере сейчас. Он соорудил из подушек подобие кровати, стянул покрывало с дивана.

Не говоря ни слова, он сгреб Викторию в охапку и отнес на импровизированную кровать. Все так же молча лег рядом, крепко прижал ее к себе и укрыл обоих покрывалом.

Так он и погрузился в сон, рядом с ее горячим телом, и его сны были полны призраками сильфид в черном, от которых пахло лавандой.