"Гарри Поттер и Волшебный камень" - читать интересную книгу автора (Роулинг Джоанн Кэтлин)

Глава 2 Исчезнувшее стекло

Почти десять лет минуло с тех пор, как супруги Дурслей проснулись рано утром и нашли на крыльце собственного дома собственного племянника, а Бирючиновая аллея совершенно не изменилась. Солнце, встав утром, освещало все тот же аккуратный садик, зажигало бронзовым светом табличку с номером четыре на входной двери дурслеевского дома, прокрадывалось в гостиную, нимало не переменившуюся с тех пор, как мистер Дурслей смотрел по телевизору судьбоносную программу новостей о совах. Одни лишь фотографии на каминной полке позволяли понять, как много воды утекло. Десять лет назад здесь стояли десятки снимков подобия большого розового надувного мячика в разноцветных чепчиках — но Дудли Дурслей уже не был младенцем, и теперь с фотографий глядел упитанный светлоголовый мальчик, впервые севший на велосипед, катающийся на карусели, играющий на компьютере с папой, обнимаемый и целуемый мамой. В комнате не было никаких признаков присутствия в семье еще одного ребенка.

И все же Гарри Поттер по-прежнему жил здесь. В настоящий момент он спал, но спать ему оставалось недолго. Тетя Петуния уже встала, и это ее голос стал для Гарри первым звуком наступающего дня:

— Вставай! Вставай! Быстро!

Гарри так и подскочил в постели. Тетя забарабанила в дверь.

— Вставай! — визжала она. Гарри услышал, как она прошла в кухню и брякнула сковородкой об плиту. Он перекатился на спину и попробовал вспомнить сон, который только что видел. Хороший сон. Во сне он летал на мотоцикле. Кажется, однажды ему уже снилось нечто подобное.

Тетя снова оказалась за дверью.

— Ну что, уже встал? — грозно прокричала она.

— Почти что, — ответил Гарри.

— Пошевеливайся, мне надо, чтобы ты приглядел за беконом. И смотри, чтобы он не пригорел — в день рождения Дудли все должно быть идеально.

Гарри промычал нечто нечленораздельное.

— Что ты сказал? — резким голосом переспросила тетя Петуния из-за двери.

— Ничего, ничего.

У Дудли день рождения — как это он забыл? Гарри сонно вывалился из постели и принялся искать носки. Они оказались под кроватью и, выгнав паука, Гарри надел их. Он не боялся пауков, он давно привык к ним — в буфете под лестницей было полно пауков, а именно там Гарри спал.

Одевшись, он пошел через холл на кухню. Стол почти полностью скрывался под коробками и свертками. Судя по всему, Дудли, как и хотел, получил в подарок новый компьютер, не говоря уже о втором телевизоре и гоночном велосипеде. Зачем Дудли гоночный велосипед, оставалось загадкой для Гарри, ведь Дудли был страшно толстый и ненавидел спорт — кроме, разве что, борьбы, если речь шла о том, чтобы вмазать кому-нибудь. Любимой боксерской грушей Дудли избрал Гарри, правда, чтобы использовать, последнего надо было сначала поймать. Ни за что не скажешь по внешнему виду, но Гарри очень быстро бегал.

Непонятно почему — возможно, это было как-то связано с жизнью в темном буфете — Гарри всегда был слишком маленьким и тощеньким для своего возраста. А выглядел еще меньше и худее, из-за того, что ему приходилось донашивать за Дудли старую одежду, а Дудли раза в четыре превосходил Гарри по всем параметрам. У Гарри было худое лицо, торчащие коленки, черные волосы и яркие зеленые глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине толстым слоем изоленты — оправа часто ломалась, потому что Дудли все время норовил врезать Гарри по носу. Единственное, что нравилось Гарри в собственной внешности, так это очень тонкий шрам на лбу в форме зигзага молнии. Этот шрам был у него с тех пор, как он себя помнил, и первый вопрос, который он задал тете Петунии, касался этого шрама, откуда тот взялся.

— Это из-за той аварии, в которой погибли твои родители, — ответила тетя Петуния, — и не задавай лишних вопросов.

«Не задавай лишних вопросов» — главное правило размеренной жизни дома Дурслеев.

Дядя Вернон вошел в кухню в тот момент, когда Гарри переворачивал бекон.

— Причешись! — рявкнул он в качестве утреннего приветствия.

Приблизительно раз в неделю дядя Вернон взглядывал на Гарри поверх газеты и кричал, что мальчишку надо подстричь. Гарри стригли чаще, чем всех остальных мальчиков в классе вместе взятых, но толку от этого не было никакого, так уж у него росли волосы — во все стороны.

Когда Дудли со своей мамой прибыл на кухню, Гарри уже бросил на сковородку яйца. Дудли был очень похож на дядю Вернона: у него было большое красноватое лицо, почти никакой шеи, маленькие водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, ровно лежавшие на большой толстой голове. Тетя Петуния частенько называла Дудли ангелочком — Гарри звал его «шпик надел парик».

Гарри расставил тарелки с яичницей, что оказалось непросто, ведь на столе почти не было места. Дудли, тем временем, пересчитывал подарки. Лицо его помрачнело.

— Тридцать шесть, — обвиняюще сказал он, поднимая глаза на родителей. — На два меньше, чем в прошлом году.

— Миленький, ты не посчитал подарочка от тети Маржи, видишь, он тут, под вот этой большой коробочкой от мамули с папулей.

— Ну хорошо, значит, тридцать семь, — Дудли начал багроветь лицом. Гарри, который сразу распознал признаки надвигающейся истерики, начал жадно, как волк, заглатывать яичницу, чтобы съесть побольше, пока Дудли не успел перевернуть стол.

Тетя Петуния, безусловно, тоже почуяла опасность и сразу же затараторила:

— И мы купим тебе еще два подарка, когда пойдем гулять, да, пончик? Как тебе это? Еще два подарка. Хорошо?

Дудли задумался. Тяжело задумался. И наконец медленно выговорил:

— Так что у меня будет тридцать… тридцать…

— Тридцать девять, конфеточка, — подсказала тетя Петуния.

— Ага. — Дудли опустился на стул и схватил ближайший сверток. — Тогда ладно.

Дядя Вернон захихикал.

— Крошка-енот знает себе цену — весь в папу. Молодчина, Дудли! — и взъерошил сыну волосы.

В это время зазвонил телефон. Тетя Петуния пошла ответить, а Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дудли снимает упаковку с гоночного велосипеда, видеомагнитофона, видеокамеры, планера с дистанционным управлением, достает из коробки шестнадцать новых компьютерных игр. Он уже начал распаковывать золотые наручные часы, когда вошла тетя Петуния, сердитая и озабоченная.

— Плохие новости, Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет посидеть с ним. — И тетя Петуния мотнула головой в сторону Гарри.

Дудли в ужасе разинул рот, зато сердце Гарри подпрыгнуло от радости. Каждый год родители устраивали Дудли праздник в день рождения, брали его самого и кого-нибудь из его друзей в парк покататься на аттракционах, водили их есть гамбургеры, ходили в кино. И каждый же год, Гарри на это время оставался с миссис Фигг, сумасшедшей старой бабкой, которая жила через две улицы от Дурслеев. Гарри ненавидел оставаться с миссис Фигг. У нее в доме сильно пахло капустой, и еще, она заставляла Гарри рассматривать альбомы с фотографиями многочисленных кошек, в разное время принадлежавших ей на протяжении ее долгой жизни.

— И что теперь? — тетя Петуния возмущенно смотрела на Гарри, словно все это были его происки. Гарри понимал, что должен бы посочувствовать миссис Фигг, но ему трудно было себя заставить, учитывая, что теперь впереди простирался целый год, прежде чем вновь доведется увидеть Снежинку, Пуфика, дядю Лапку и Туфти.

— Давай позвоним Маржи, — предложил дядя Вернон.

— Не говори глупостей, Вернон, ты же знаешь, она ненавидит мальчишку.

Дядя с тетей частенько говорили о Гарри в его присутствии так, как будто его не было рядом — точнее, так, как будто он был чем-то ужасно противным и к тому же неспособным их понять, вроде слизняка.

— А как насчет этой, как-бишь-ее, твоей подруги — Ивонны?

— В отпуске на Майорке, — отрезала тетя Петуния.

— Вы можете оставить меня дома, — с надеждой вмешался Гарри (он сможет посмотреть по телевизору, что ему захочется, а может быть, даже поиграть на компьютере).

Тетя Петуния скривилась, будто только что разжевала лимон.

— А потом вернуться и увидеть, что дом взорван? — прорычала она.

— Я не взорву дом, — пообещал Гарри, но они не слушали.

— Думаю, мы возьмем его в зоопарк, — медленно заговорила тетя Петуния, — …и оставим в машине…

— Машина, между прочим, новая, я его в ней одного не оставлю…

Дудли громко заревел. То есть, он, конечно, не по-настоящему заревел — он уже сто лет не плакал по-настоящему — но он знал, что, если скривить рот и завыть, мама сделает все, что угодно.

— Динки-дуди-дум, не плачь, мамочка не даст испортить тебе праздник! — воскликнула тетя Петуния, обвивая руками шею сына.

— Я… не… хочу… чтобы… он… шел… с… нами! — выкрикивал Дудли в промежутках между спазмами притворных рыданий. — Он в-всегда в-все портит! — и злорадно ухмыльнулся Гарри из-под маминых рук.

В ту же секунду раздался звонок в дверь — «Боже мой, они уже пришли!», в отчаянии вскрикнула тетя Петуния — и на пороге появился лучший друг Дудли, Пьерс Полукис, в сопровождении мамы. Пьерс был нескладный костлявый мальчик с лицом крысы. Это именно он скручивал руки за спину тем, кому Дудли собирался «вмазать».

Дудли сразу перестал плакать.

Через полчаса Гарри, который до сих пор не верил своему счастью, сидел на заднем сидении вместе с Дудли и Пьерсом и ехал в зоопарк, впервые в жизни. Дядя с тетей так и не придумали, куда бы его сплавить. Перед уходом дядя Вернон отвел Гарри в сторону.

— Предупреждаю, — прошипел он, приблизив большое багровое лицо к лицу Гарри, — предупреждаю тебя, парень — какой-нибудь фокус, какая-нибудь из твоих штучек — и ты не выйдешь из буфета до Рождества.

— Да я и не собирался, — заверил его Гарри, — честно…

Но дядя Вернон не поверил ему. Никто никогда не верил.

Беда в том, что с Гарри вечно происходило что-то странное, и было бесполезно объяснять, что он тут не при чем.

Однажды, например, тетя Петуния, возмутившись, что Гарри всегда приходит из парикмахерской таким, будто и не стригся вовсе, обкорнала его кухонными ножницами настолько коротко, что он стал почти совсем лысым, если не считать челки, оставленной, «чтобы прикрыть этот отвратительный шрам». Дудли чуть не описался от смеха при виде Гарри, а тот провел бессонную ночь, воображая, как на следующий день пойдет в школу, где его и так все дразнили за мешковатую одежду и заклеенные очки. Однако, на следующее утро обнаружилось, что волосы стали точно такими же, как раньше, до парикмахерских экспериментов тети Петунии. За это его на неделю упрятали в буфет, хотя он и пытался объяснить, что не может объяснить, как волосы смогли отрасти так быстро.

В другой раз тетя Петуния хотела обрядить его в омерзительный старый свитер, ранее, естественно, принадлежавший Дудли (коричневый с рыжими грибами-дождевиками). Чем больше усилий она прилагала, чтобы натянуть воротник Гарри на голову, тем меньше, казалось, становился свитер, пока не сделалось понятно, что он не налезет даже на куклу, не то что на Гарри. Тетя Петуния решила, что свитер, видимо, сел при стирке и Гарри, к великому его облегчению, не был наказан.

А вот оказавшись на крыше школьной столовой и будучи не в силах объяснить произошедшее, Гарри попал в очень затруднительное положение. Дудли со своей бандой, как обычно, гонялся за ним, и вдруг — для Гарри это оказалось не меньшим сюрпризом, чем для всех остальных — Гарри уже сидел на трубе. Семейство Дурслей получило очень недовольное письмо от классной руководительницы, уведомлявшее, что мальчик проявляет в высшей степени нездоровое стремление к исследованию крыш школьного здания. А мальчик всего лишь (как он пытался донести до дяди Вернона через запертую дверь буфета) хотел запрыгнуть за мусорные баки, выставленные возле столовой. Гарри предполагал, что ветер, должно быть, был слишком сильный и подхватил его в воздухе.

Но сегодня не должно было случиться ничего плохого. Можно было даже смириться с присутствием Дудли и Пьерса, ради удовольствия провести день не в школе, и не в буфете, и не в капустной гостиной миссис Фигг.

Управляя машиной, дядя Вернон одновременно жаловался тете Петунии. Он вообще любил пожаловаться. Подчиненные, Гарри, местный совет, Гарри, банк, Гарри — вот лишь некоторые из его излюбленных тем. Сегодня это оказались мотоциклы.

— … носятся как маньяки, хулиганы чертовы, — прорычал он, когда мимо промчался байкер.

— А я во сне видел мотоцикл, — вдруг вспомнил Гарри, — он летал.

Дядя Вернон чуть не врезался в идущую впереди машину. Он резко обернулся и завопил, лицом напоминая гигантскую свеклу с усами:

— МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!

Дудли с Пьерсом хрюкнули.

— Я знаю, что не летают, — согласился Гарри. — Это же был сон.

Он уже пожалел, что заговорил об этом. Если и было на свете что-то, более противное его родственникам, чем вопросы, которые он задавал, так это его разговоры о чем-то, что вело себя не так, как следует, и неважно, было ли это во сне или в мультфильме — им казалось, что у него появляются опасные мысли.

Суббота выдалась на редкость солнечной, и в зоопарке было полно народу. Дудли и Пьерсу купили по большому шоколадному мороженому, а потом — поскольку улыбчивая продавщица успела спросить Гарри, чего он хочет, раньше, чем его оттащили от лотка — Дурслеям пришлось и ему купить дешевый лимонный леденец. Тоже неплохо, решил Гарри, облизывая леденец и наблюдая за гориллой, чесавшей голову и до ужаса напоминавшей Дудли, разве что последний был блондин.

Это было лучшее утро в жизни Гарри. Он все время помнил, что надо держаться чуть поодаль от остальных, чтобы Дудли и Пьерс, которым к обеду зоопарк уже начал надоедать, не вздумали бы обратиться к своему любимому занятию и не начали бы его пихать. Они пообедали в ресторане прямо в зоопарке и, когда Дудли учинил скандал, утверждая, что в десерте, называвшемся «Полосатый чулок», сверху положено слишком мало мороженого, дядя Вернон купил ему другую порцию, а Гарри разрешили доесть первую.

Гарри думал, впоследствии, что ему следовало бы знать, что все идет слишком хорошо и не может продолжаться долго.

После обеда они отправились в террариум. Там было темно, прохладно, и вдоль стен тянулись ряды освещенных витрин. За стеклом, меж камней и бревен, ползали и извивались всевозможные змеи и ящерицы. Дудли с Пьерсом хотели увидеть огромных ядовитых кобр и толстых питонов, способных задушить человека. Дудли быстро отыскал самую большую змею. Она могла бы дважды обернуться вокруг машины дяди Вернона и раздавить ее в лепешку — только в этот момент она была не в настроении. Она, вообще-то, спала.

Дудли постоял, прижав нос к стеклу, глядя на блестящие коричневые кольца.

— Пусть она поползает, — заканючил он. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не шелохнулась.

— Постучи еще, — приказал Дудли. Дядя Вернон сильно постучал по стеклу костяшками пальцев. Змея продолжала спать.

— Ску-у-учно, — простонал Дудли. И, загребая ногами, пошел прочь.

Гарри подошел к витрине и пристально посмотрел на змею. Он бы не удивился, узнав, что та умерла со скуки — никакой компании, кроме глупых людей, целый день барабанящих по стеклу, чтобы разбудить тебя. Хуже, чем спать в буфете, его-то ведь будит одна лишь тетя Петуния, и он может передвигаться по дому.

Вдруг змея открыла круглые глаза. Медленно, очень медленно поднимала она голову, пока ее взгляд не пришелся вровень с глазами Гарри.

Она подмигнула.

Сначала Гарри не мог отвести глаз. Потом быстренько огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Никто не смотрел. Тогда он повернулся к змее и тоже подмигнул ей.

Змея качнула головой в сторону дяди Вернона и Дудли, а после возвела глаза к потолку. Она посмотрела на Гарри взглядом, ясно говорившим: «И так все время.»

— Понимаю, — пробормотал Гарри в стекло, хотя и не был уверен, что змея услышит его, — ужасно надоедает.

Змея согласно закивала.

— А ты вообще откуда? — полюбопытствовал Гарри.

Змея постучала хвостом по табличке, прикрепленной рядом с клеткой. Гарри прочитал: «Боа-констриктор, Бразилия».

— Там хорошо, в Бразилии?

Боа-констриктор снова постучал по табличке, и Гарри прочел дальше: «Этот экземпляр выведен в зоопарке».

— Вот как? Значит, ты никогда не была в Бразилии?

Змея отрицательно затрясла головой, и одновременно за спиной у Гарри раздался такой оглушительный вопль, что оба, и он, и змея, подпрыгнули. «ДУДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЕЙ! ИДИТЕ СЮДА! ПОСМОТРИТЕ НА ЭТУ ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ!»

Дудли подбежал, переваливаясь.

— Уйди с дороги, ты, — крикнул он, ткнув Гарри под ребра. От неожиданности Гарри упал на бетонный пол. Дальше все произошло настолько быстро, что никто даже не понял, что случилось — только что Пьерс с Дудли стояли, уткнувшись носами в стекло, а в следующую секунду они уже отскочили в сторону с воплями ужаса.

Гарри сидел на полу, хватая ртом воздух; стеклянная витрина, ограждавшая клетку боа-констриктора, исчезла. Огромная змея, стремительно развертывая кольца, выползала на пол. По всему террариуму люди вопили и неслись к выходу.

В тот момент, когда змея быстро и бесшумно проскользнула мимо Гарри, он услышал — он мог бы поклясться, что услышал — тихий, свистящий голос, проговоривший: «В Бразилию… с-с-спас-сибо, амиго».

Смотритель террариума был в шоке.

— Стекло, — повторял он как заведенный. — Куда делось стекло?

Директор зоопарка собственноручно заварил для тети Петунии чашку крепкого сладкого чаю, не переставая извиняться. Дудли и Пьерс едва могли говорить, у них тряслись губы. Насколько видел Гарри, боа-констриктор всего-навсего игриво стукнул их хвостом по пяткам, проползая мимо, но к тому моменту, когда все расселись в машине, Дудли уже взахлеб рассказывал, как питон едва не откусил ему ногу, а Пьерс божился, что его чуть не задушили. Но самое худшее, по крайней мере для Гарри, началось тогда, когда слегка успокоившийся Пьерс наябедничал: «А Гарри разговаривал с ним, скажешь, нет, Гарри?».

Дядя Вернон дождался, пока Пьерса забрали, и сразу же начал орать на Гарри. Дядя был так зол, что едва мог говорить. Ему удалось лишь выдавить из себя: «Вон — в буфет — будешь сидеть — без еды», и он рухнул в кресло — тете Петунии пришлось побежать и принести большой стакан бренди.

Много позже Гарри лежал в буфете, мечтая о часах. Он не знал, сколько времени и не мог быть уверен, что семья заснула. До этого он не смел вылезти из буфета и пробраться на кухню, чтобы хоть что-нибудь съесть.

Он жил у Дурслеев уже почти десять лет, десять несчастливых лет, с тех самых пор как себя помнил, с того времени, как его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил, что тоже был в той машине. Иногда, когда он сильно напрягал память во время долгих заключений в буфете, к нему приходило странное видение: ослепительная вспышка зеленого света и огненная боль во лбу. Это, по его предположениям, и было воспоминание об аварии, хотя он и не мог себе представить, что это была за вспышка. Он совсем не помнил родителей. Дядя и тетя никогда не говорили о них и, уж конечно, ему было запрещено задавать вопросы. Фотографий их в доме тоже не было.

Когда Гарри был помладше, он все мечтал о каких-нибудь неизвестных родственниках, которые приедут и заберут его, но такого не могло случиться; кроме дяди и тети, у него никого не было. И все же иногда ему казалось (или, может быть, ему хотелось, чтобы так было), что незнакомые люди на улице узнают его. Очень, кстати, странные незнакомые люди. Однажды, когда они ходили по магазинам с тетей Петунией и Дудли, ему поклонился крошечный человечек в фиолетовом цилиндре. После яростных расспросов, откуда Гарри знает этого человека, тетя волоком вытащила детей на улицу, так ничего и не купив. В другой раз, в автобусе, ему весело помахала рукой дикого вида старуха, вся в зеленом. Не далее чем позавчера лысый мужчина в очень длинном пурпурном плаще поздоровался с ним за руку и, не говоря ни слова, ушел. Самое странное, что все эти люди исчезали, как только Гарри пытался рассмотреть их получше.

В школе у Гарри друзей не было. Все знали, что Дудли с приятелями терпеть не могут дурака Поттера с его мешковатой одеждой и разбитыми очками, а никто не хотел идти против Дудли и его банды.