"Сломанная роза" - читать интересную книгу автора (Беверли Джо)14Деревенька Ноттингли тянулась вдоль реки, начинаясь сразу за господским домом. Маленькая, простая церковь, каменная, но крытая соломой, стояла чуть поодаль от воды между двумя другими домами. Тут же, в церковной ограде, находилось кладбище. Священник, видимо, жил в деревне; во дворе не было других построек, кроме самой церкви. Как ни высматривал Галеран, местность казалась совершенно безлюдной, только там и сям бродили овцы. Но в неверном свете начинающихся сумерек многого можно было не заметить. Жаль, что рядом нет Рауля с его великолепным зрением. Рауль пытался настоять пойти с Галераном. Он вообще не прочь был бы возглавить экспедицию, а Галерана оставить дома. Но Галерану до тошноты надоело отсиживаться в укрытии, и потому он даже отцу не сказал ни слова о том, что произошло, оставил Рауля охранять женщин и в сопровождении четверых своих воинов отправился в деревню, жаждая битвы с Раймондом Лоуиком. И если Лоуик сможет убить его, то так тому и быть. Возможно, победит лучший. Возможно, на то будет воля божья. Возможно, и Джеанна хочет того же… В последнее Галеран не верил твердо, но подозрения грызли его денно и нощно. Когда после возвращения из Святой Земли оказался у ворот, у Джеанны не было, в сущности, иного выбора, кроме как остаться и встретить его, как подобает жене; бегство с Лоуиком поставило бы и ее, и его вне закона. То, что она решила остаться, ничего еще не доказывало. А Лоуик, как и Рауль, из породы высоких, богоподобных красавцев, из-за которых женщины, пусть даже разумные, так легко теряют голову. Еще совсем молодым, в Хейвуде, Галеран всегда чувствовал себя мелким и незаметным рядом с Раймондом Лоуиком. Но все это уже кануло в прошлое, и он все забыл, — так, по крайней мере, ему казалось. Как бы ни было, он довольно скоро понял, что Лоуик не особенно умен, что спесь часто мешает ему прокладывать себе дорогу в жизни. Увы, для него не существовало иных забот, кроме собственных. Кроме того, в поединке с Раулем Галеран убедился, что не всегда победа достается тому, у кого крепче мускулы. Но, видимо, в глубине души он никак не мог до конца превозмочь желания быть таким же высоким и широкоплечим, как его старшие братья и Лоуик. Может статься, потому его мучили подозрения, что Джеанна предпочла бы остаться с Раймондом Лоуиком. Взять хоть Алину, которая вроде бы всю свою жизнь испытывала непреодолимое отвращение к мужчинам. Несколько встреч с Раулем — и она превратилась в краснеющую по пустякам простушку. Любопытно, как она относилась к Лоуику? Галеран ни разу не слыхал, чтобы Алина обмолвилась о нем хоть словом. Нетерпеливо отогнав воспоминания, он сосредоточился на предстоящем ему деле и принялся размышлять. Искушение ворваться в церковь и сокрушить ударом кулака ровные белые зубы Лоуика было очень велико, но подойти к церкви незамеченным невозможно. К тому же, за подобную браваду пришлось бы дорого заплатить. Так что первым делом необходимо разведать, есть ли там кто-нибудь. Галеран с двумя солдатами остался ждать за деревьями, а двое других с двух сторон обогнули церковь и вошли в деревню. Им предстояло расспросить, не появлялись ли поблизости незнакомые люди, и выяснить, кто принес в усадьбу послание. Солнце медленно опускалось за дальние холмы, озаряя мир багряным светом. По земле ползли зловещие густые тени. У церкви не видно ни души, но Галеран терпеливо дождался, пока на дороге, ведущей из деревни, не появились его люди, знаками показывавшие, что с этой стороны опасаться нечего. Если бы кто-нибудь проходил мимо усадьбы, его заметил бы дозорный. Если же никакие незнакомцы в деревне не появлялись, очень похоже, что послание — обманный маневр, часть сложного заговора. Тем не менее к церкви Галеран и его люди подошли с обнаженными мечами и щитами наготове. Все слишком хорошо помнили о самострелах. Вокруг было по-прежнему тихо и спокойно. Преодолев последние несколько ярдов, все стали вплотную к грубо сложенной каменной стене. Здесь они были надежно защищены от стрел невидимого противника. Выждав еще немного, Галеран подобрался к дубовой двери, распахнул ее настежь и ворвался в церковь. Никого; только простой деревянный алтарь и две скамеечки, предназначенные для владельца поместья и его супруги. В расписанной сценами из Библии каменной стене близ алтаря он заметил маленькую дверь, осторожно приоткрыл ее, но за нею, как и ожидалось, была исповедальня, тоже пустая, если не считать нескольких запертых ларей с церковной утварью и облачениями для священника. Галеран вложил меч в ножны и еще раз огляделся кругом, недоумевая, какую цель преследовал тот, кто послал записку Джеанне. Подошел к узкому оконцу, аккуратно, чтобы не быть замеченным, выглянул: не ждет ли его отряд внезапное нападение при выходе из деревни? Но нет, все тихо; да и местность слишком открытая, чтобы можно было тайно подкрасться к церкви. Оконце выходило на реку; за рекою тянулись вдаль полосатые засеянные поля, окаймленные деревьями. Только из-за деревьев и можно было бы следить за деревней, и человек с достаточно острым зрением вполне мог увидеть оттуда все, что ему нужно. Так что же, это просто шутка? Нет, не шутка. Скорее проверка. Быть может, Лоуик прятался там, за деревьями, чтобы посмотреть, придет ли Джеанна на его зов. Если так, он вряд лиостался доволен увиденным. При этой мысли Галеран ощутил некоторое злорадство. Один из солдат позвал его с другого конца деревни, и он бросился туда, но застал лишь двух других, бегущих навстречу. — Никто из благородных не проезжал здесь, господин, кроме нашего отряда, — запыхавшись, доложил один. — Записку принес паренек из Бартлтора, так зовется деревня на том берегу. Если желаете, мы перейдем реку вброд и приведем его. — He надо, — отвечал Галеран, выходя из деревни и еще раз осматриваясь в сгущающихся сумерках, не видно ли врага. Ему не терпелось скрестить мечи с Лоуиком. — Наверняка ему передал записку такой же мальчишка, и мы потратим несколько дней, выясняя то, что нам знать необязательно. Он прикрыл глаза ладонью от пламенеющего солнечного шара и в последний раз взглянул на вершину поросшего деревьями холма. Нет, при таком свете даже Рауль ничего нe разглядел бы. — Давайте вернемся, пора ужинать. Пока они дошли до усадьбы, солнце совсем скрылось, и сразу стало темно, как ночью. Вороны с карканьем устраивались на ночлег; прямо над головами, шурша крыльями, проносились летучие мыши. Во внезапно наступившей темноте даже смельчак чувствует себя неуверенно; Галеран не был исключением. Ни на миг он не мог заставить себя поверить, что подобная шутка — или проверка — дело рук Лоуика. Он, чтобы позабавиться, связывал двух поросят хвостиками, а потом слушал, как они визжат; на большее его не хватало. Нет, здесь видна рука Ранульфа Фламбара. Но какая выгода архиепископу во всем этом? Фламбар расположился в покоях настоятеля монастыря Хитчинборо; настоятель, преподобный Джозеф, счел за честь уступить свои покои столь высокому гостю, хотя тот, возможно, не обратил внимания на его подобострастую улыбку. — Итак? — осведомился Фламбар, с великим тщанием выбирая на блюде крылышко жареной утки. Лукас, коренастый мужчина средних лет с умным лицом, стоял перед ним коленопреклоненный. — Милорд архиепископ, ни одна женщина не появлялась около церкви. — Вот как. — Фламбар положил в рот кусочек мяса и прожевал его с выражением сосредоточенного наслаждения на лице. Он отнюдь не был чревоугодником, но привык к хорошим кушаньям. — А кто появлялся? — спросил он, неторопливо поднеся к губам салфетку. — Трое мужчин подошли к церкви, милорд, и ворвались внутрь. Двое стражников и один высокорожденный. Серебряной ложкой Фламбар зачерпнул нарезанной зелени и перемешал ее с соусом. — Ворвались, говоришь… Если б в церкви кто-нибудь был, как думаешь — Я так и думал. Значит, Джеанна Хейвуд сразу по получении отнесла записку мужу. Это еще раз ставило под сомнение басни Лоуика о любви к нему Джеанны Хейвуд. Отчего люди так глупы? Взять хоть Рыжего. Он, Фламбар, предупреждал Рыжего относительно Генриха, говорил, что Генрих ни перед чем не остановится, чтобы завладеть Англией, но Рыжий — надменный Рыжий — не слушал. Теперь, хотелось бы верить, он горит в вечном огне… Но надобно подумать и о будущем. — Благодарю, Лукас. Проверь, чтобы с хейвудского отряда не спускали глаз, и докладывай мне о каждом их движении. Лукас встал и, кланяясь, отошел к двери. — Будет сделано, милорд. — И, Лукас… — Эти негромкие слова остановили Лукаса уже на выходе и заставили его обернуться. — Боюсь, ты неправильно меня понял, — задумчиво промолвил Фламбар, беря с блюда медовое пирожное, — я был бы крайне огорчен, если б узнал, что лорда Галерана в пути постигла какая-нибудь беда. — Вы, милорд? — воззрился на архиепископа Лукас. — Объяснить, откуда взялся самострел, было очень трудно. Лукас, это была ошибка. Тот побледнел. — Понимаю, милорд. Но… — Но? — Я думал, вы хотите, чтобы он умер, милорд. Фламбар смаковал миндальное печенье. — Не подобает человеку самому вершить правосудие тогда, когда можно воспользоваться судом господним. — Понимаю, милорд, — пробормотал ничего не понявший Лукас. — Из поместья Ноттингли я получил доклад о дружеском поединке между лордом Галераном и его большим другом. Победил друг. — Возможно, этого следовало ожидать, милорд. — Верно. Раймонд Лоуик надеется разрешить спор с лордом Галераном относительно леди Джеанны путем поединка чести. Думаю, было бы неправильно мешать божественному провидению. Лукас был вовсе не глуп; он все понял и криво ycмехнулся. — Вот как. Да, в самом деле, милорд. Никто не oсмелится оспаривать то, что решит суд божий, не так ли? — Точно. Фламбар махнул рукою, и Лукас, откланявшись, вышел. Очень изящно. Почти безопасно — теперь, когда не оставалось сомнений, что Лоуик выиграет бой. Единственное, что внушало опасения, — леди Джеанна; вряд ли она будет сильно горевать, если победа достанется ее мужу. Ho и этим, решил Фламбар, можно кое-что сделать; по праву представителя Церкви он мог потребовать для нее сурового наказания за совершенный грех. Пока он не спешил в Лондон, но уже завтра намеревался наверстать упущенное время. Он не хотел пропускать миг своего торжества. На следующий день отряд Галерана двинулся в путь на юг. После зловещего происшествия с запиской все хотели только одного: поскорее добраться до Лондона. Погода как нельзя лучше подходила для путешествия — теплая, но не жаркая, с легким приятным ветерком. Джеанна, против своего обыкновения, была неспокойна, маленькая Доната не переставала капризничать. Казалось, она замолкает лишь затем, чтобы глубоко вздохнуть перед новым приступом плача. Женщины передавали ее с рук на руки, и, хотя каждый раз девочка ненадолго утихала, скоро все начиналось заново. Не успели они проехать и мили, как Галеран пришел к выводу, что самый несносный шум на свете — это детский плач. Онподскакал к Джеанне и спросил, здорова ли маленькая, но усталую Джеанну его вопрос только рассердил. — Она голодна, но грудь не берет. Может быть, у нее болит животик. У меня грудь разрывается от молока. Я не спала почти всю ночь, малютка кричала, остальные дамы тоже не спали. Леди Марджори, должно быть, рада, что мы наконец уехали! Видя жену в таком настроении, Галеран чуть не рассмеялся. — Возможно, на руках у чужого человека ей будет спокойнее. Отдай ее ненадолго Раулю, пусть он ее понянчит. — Рауль? Что он смыслит в этом? — Кажется, у него есть особый дар очаровывать женщин. И Галеран крикнул Раулю, который не замедлил появиться. Он, не колеблясь взял девочку в свои большие руки и бережно прижал к одетой в железную кольчугу груди. Доната икнула и замолчала, уставившись на него широко раскрытыми глазенками. — Это ненадолго, — в сердцах проронила Джеанна. Но оказалась не права. Со вздохом облегчения Галеран пришпорил коня и поехал вдоль кавалькады, проверяя, все ли в порядке. Через полчаса он вернулся в середину процессии, где ехали женщины. Доната мирно спала на согнутой в локте правой руке его друга. — Как ты это сделал? — Волшебный дар, — усмехнулся Рауль. — Но, пожалуй, мне нужно отдать ее кому-нибудь. Если я подержу ее еще немного, у меня занемеет рука, а в бою это не очень удобно. С этими словами он направил своего коня к женщинам, и Галеран, вздохнув, заметил, что остановился он подле Алины, а не Джеанны. — Не могли бы вы, леди Алина, не разбудив, извлечь этого младенца из моих рук? Алина посмотрела на Рауля с опаской. Она помнила его слова о том, что она — зеленый новичок, и, хотя тогда постаралась пропустить их мимо ушей, знала, что он прав. Если он обрушит на нее всю мощь своего обаяния, ей несдобровать. Но, конечно, она не собиралась бесславно прятаться за стенами своей крепости и не игнорировать его вызов. — Крохотный младенец оказался слишком тяжел для вас? — спросила она, останавливая коня рядом с его огромным зверем. — Воистину, тяжкое бремя, — подтвердил Рауль. Глаза его искрились смехом. — У нее могучие легкие, и я предпочел бы не будить ее. Он нагнулся к Алине, а она потянулась к нему. Доната благополучно перекочевала на руки к Алине, не проснувшись. Она лишь потянулась во сне и зачмокала, будто сосала. — Кажется, она согласна поесть. Вот радость Джеанне, — заметила Алина, посмотрев на Рауля. — Подумайте только: жизнь в монастыре освобождает женщину от тирании этих маленьких чудовищ. — В самом деле. А вы, я уверен, ни за что не захотите качать на руках собственного ребенка. Рауль задел за живое: Алина, будучи младшей в семье, до жизни в обители Святой Радегунды не имела дела с грудными детьми. В Хейвуде, у Джеанны, она присутствовала при появлении на свет Галлота и Донаты, держала их на руках и в горе, и радости. Один из них лежал у нее на руках мертвый… Алина не обманывалась насчет детей, они вовсе не казались ей ангелочками, но ребенка она хотела. Да, хотела. — А вы? — спросила она Рауля, когда они, отстав, догоняли отряд. — Вы сами хотите иметь детей? Кто еще посмел бы сказать такое! — Тогда моя семья заставила бы вас взять меня в жены. —Алина, я хотел бы взять вас в жены до того. И с этими словами ускакал вперед. Как будто поняв, что его уже нет рядом, маленькая Доната скривила личико, готовая заплакать снова. — Только не будь маленькой глупенькой женщиной, — сердито сказала ей Алина. — Он такой, любит дразнить. Любит завоевывать. Но ему все надоедает слишком скоро. Только он возьмет какой-нибудь замок, как сразу же идет искать другой. В следующий раз, Доната, когда ты окажешься в его руках, сразу кричи что есть силы. Доната открыла ротик, помедлила и снова закрыла, будто удивившись. Алина подъехала к Джеанне. — Кажется, она готова поесть. Хочешь, попробуй. Джеанна взяла дочку, пристроила ее под плащом и дала грудь. О, чудо! Впервые за последние несколько дней девочка принялась жадно сосать. От облегчения Джеанна вздрогнула и, подождав еще немного, приложила все еще голодную Донату к другой груди. — Слава богу, — сказала она. Алина уничтожающе взглянула в спину Раулю. — Блеск хорош для золота, а для человека… Джеанна покачала головой. — Если б точно знать, что он и впрямь хочет завоевать меня, — вздохнула Алина. — Что же еще? — Быть может, стоит мне открыть ворота, как он со смехом ускачет прочь. Джеанна понимающе кивнула. — Если ты предвидишь такой исход, то должна удвоить бдительность. — Но разве не будет благородно с его стороны не воспользоваться доверчивостью глупой дамы? — С его стороны благородно оставить глупую даму в покое. — Ужасно трудно решить, что правильно, а что нет! — шумно вздохнула Алина. — Совсем нетрудно, — возразила Джеанна, снова переложив ребенка к первой груди. — Правильно рассказать обо всем твоему отцу и руководствоваться его решением. — Но мой отец далеко. — Ну так и соблюдай себя, покуда вновь не окажешься под его покровительством. Месяц, нет, даже больше месяца нежных атак… — Но ведь и ты, и Галеран заменяете мне здесь отца? — Нет-нет, уволь, — неловко улыбнулась Джеанна. — Довольно нам своих хлопот. Если ищешь мудрого совета, попробуй поговорить с лордом Вильямом. Алина знала, Джеанна нарочно упомянула отца Галерана, думая, что кузина не решится воспользоваться ее предложением. — Почему бы нет? — сказала она, безмерно удивив Джеанну, повернула коня и поскакала в конец процессии, к почтенному лорду. Лорд Вильям несокрушимой скалою возвышался в богатом изукрашенном седле; плащ тонкого сукна полностью закрывал круп его коня. Внешность не была обманчива: пред Алиной был могущественный барон и мудрый, опытный человек. Уже приблизившись, она на миг убоялась своего намерения посоветоваться, но совладала с собою. — Добрый день, леди Алина, — промолвил лорд Вильям. — Нравится ли вам наше путешествие? Алина старалась ехать рядом с ним. — В нем есть свои приятности и свои невзгоды, милорд. — Этим вообще отличаются путешествия, — невозмутимо подтвердил лорд Вильям, но по мелькнувшему в его глазах огоньку можно было предположить, что ему знакомы и понятны некоторые из упомянутых Алиной приятностей и невзгод. Неужели всем остальным это столь же очевидно? — Лорд Вильям, — отважно продолжала Алина, — Джеанна посоветовала мне поговорить с вами по одному делу, касающемуся лично меня. — Так-так. Верно, ведь я здесь старший. — А мой отец далеко. — Алина смотрела прямо перед собою, между ушей коня. — Я хотела спросить, могли бы вы прочить в мужья Рауля де Журэ. Тут она не выдержала и посмотрела на лорда Вильяма. — Для кого, леди Алина? — спросил тот, не сводя с нее внимательных карих глаз. — Для любой дамы. — Вы слишком неопределенно спрашиваете. Разумеется, в божьем мире есть невеста для любого мужчины и жених для любой девицы. Алина недовольно наморщила носик. — Ну, хорошо. Для меня. — Для вас? Это зависело бы от его владений — если он владеет еще чем-нибудь, кроме коня да меча, — и приданого, которое было бы вашей долей в этом союзе. — Владения? Приданое? Что же, это важнее всего? — Вовсе нет, но, покуда вы не выяснили этого, нет смысла хлопотать о дальнейшем. — Отлично, — пробормотала Алина и, собравшись с духом, поскакала вперед, к Раулю. — Что, малышка? — спросил он с заоблачной высоты своего коня. — Не моя вина, если мой конь на добрых два локтя ниже вашего! — Не ваша вина, что вы на добрых два локтя ниже меня. Просто так оно и есть. Вы догнали меня только для того, чтобы помериться со мною ростом? — Нет. Вы упоминали о женитьбе. Думаю, нам пора выяснить некоторые подробности. Он искоса взглянул на нее. — Мои слова о женитьбе были всего лишь предположением. — Как и мой вопрос о подробностях. — Очень хорошо. — У вас есть другое имущество, помимо вашего коня и меча? — Да. А у вас есть имущество, которое будет вашей долей в браке? — Да. Что есть у вас? — Земля рядом с домом моего отца в Гиени. А у вас? — Доход от имения в Йоркшире. Что стоит ваша земля? — Около пятидесяти серебряных марок в год. А ваша? — Примерно вполовину меньше. — Что ж, годится. Его глаза светились такой озорной усмешкой, что Алина чуть не улыбнулась невольно в ответ, однако сдержалась и поскакала назад, к лорду Вильяму. Старик удивленно приподнял брови. — Вы загоните коня, леди Алина, понуждая его проделывать двойной путь. Алина будто не слышала упрека. — У него поместье во Франции, которое приносит вдвое против земель, что дают за мною. — Это еще надо проверить; чужеземцу легко солгать в таком деле. Но если он говорит правду, то годится вам в мужья. — Но ведь дело не только в богатстве? — Конечно. Куда важнее сходство нравов. Дом, где царят раздор и непонимание, становится адом, не пройдет и месяца. Алина посмотрела вперед, в широкую спину Рауля. — He думаю, что это будет трудно. — Даже с его быстрым глазом? — Меня беспокоят не столько его глаза, — нахмурилась Алина. Глаза лорда Вильяма по-прежнему улыбались, но говорил он серьезно. — Некоторых женщин не слишком тревожит, если супруг ищет утешения на стороне, — лишь бы в собственном доме им не наносили такой обиды. Но других подобные вещи больно ранят, а подчас и понуждают отомстить обидчику так или иначе. Нрав, видите ли. Алина видела. Она всегда считала себя спокойной и уживчивой, но совсем не была уверена, сможет ли оставаться спокойной, если ее муж — если Рауль — станет искать утешения на стороне. — Благодарю, лорд Вильям. Я подумаю над вашими словами. И она поскакала обратно к Джеанне, с огорчением думая, что ни слова во всем разговоре не было сказано о том, что Рауль де Журэ мог бы быть верным мужем. В следующие несколько дней Галеран замечал, что Рауль и Алина ведут себя как-то странно. Раулю он доверял, не сомневался, что тот в случае необходимости женится на Алине, а ему самому нужно было заняться делами куда болееважными и срочными. По мере приближения к Лондону все больше путников направлялись, как и его отряд, в сторону города. Это свидетельствовало об общем волнении и признании нового короля. Однако чем ближе была цель, тем беспокойнее становился лорд Вильям. Когда они въезжали в Уолтхэм, отец вполголоса сказал Галерану: — Как только мы принесем присягу Генриху, все уладится. — Генрих будет лучшим королем, чем Роберт. — Если забыть, что на нем лежит проклятие. Из-за неприязни к Фламбару и тревоге за тебя я решился присягнуть Генриху, но, сынок, не знаю, правильно ли поступаю. Галеран взглянул на отца. — Но не можешь же ты ехать в Вестминстер и не присягать Генриху. — Знаю, знаю. К тому же уже несколько дней меня мучают ужасные боли… И к тому времени, как отряд остановился на ночлег в аббатстве, лорд Вильям уже не сдерживал стонов и едва держался в седле. Когда ему помогли спешиться, лечь и монахи засуетились вокруг него, к Галерану подошла Джеанна. — Он в самом деле болен? — Если и нет, то от этих лекарств непременно заболеет. — Галеран раздраженно рванул завязки заплечного мешка, взглянул на Джеанну и увидел, что она все поняла. Удостоверившись, что рядом никого нет, он тихо пояснил: — Отец принял гибель Рыжего близко к сердцу. Генриха он согласился поддерживать только оттого, что в наши дела вмешался Фламбар. Он решил помочь нам, а теперь его гложут сомнения. Он считает — и, видимо, не напрасно, — что не может иметь успеха замысел, основанный на убийстве. — То, что исходит от Фламбара, тоже не может быть достойным! — Я согласен с тобой. Хорошие и дурные люди часто волею судьбы оказываются на одной стороне. — А если твой отец не поедет с нами дальше? — Ничего страшного. Он ведь не намерен открыто поддерживать притязания Роберта на престол. Генриху еще придется обхаживать его. Надеюсь, что придется. — Так мы поедем в Лондон без лорда Вильяма? — Разумеется. Нам нужно уладить наше дело, и эти первые дни правления Генриха, пожалуй, лучшее время. Сйчас, как мне кажется, он с легкостью пообещает что угодно и кому угодно, чтобы заручиться поддержкой. — Твой отец прав, — досадливо вздохнула Джеанна. — Такие решения надобно принимать, исходя не из одних сиюминутных нужд. Если бы не я, вы оба были бы куда свободнее в вашем выборе. Галеран дотронулся до ее щеки. — Джеанна, я тебя простил. Было бы чудесно, если б и ты себя простила. Она в изнеможении закрыла глаза, но устало не тело ее, а дух. — Это так трудно. Только представь, как могло бы все сложиться… Галерану мучительно хотелось утолить все ее печали, но сделать больше, чем он уже сделал, нельзя. — Почти так же, как сложилось, любовь моя, особенно в вопросе, кто должен стать королем. Я знаю Роберта и не хочу, чтобы королем Англии стал он. Мне неважно, кто пустил ту проклятую стрелу. — Он обнял жену. — Ну же, не печалься. Пойдем лучше поищем Алину и Рауля, пока они не натворили чего-нибудь. Аббатство заполонили стекающиеся в Лондон толпы, так что Алина и Рауль, даже если б хотели, вряд ли могли уединиться. Скоро Галеран увидел их обоих на низкой монастырской стене. Они играли на грошовых тростниковых свирелях. — Рауль купил их у разносчика, — объяснила Алина, выведя короткую трель. — Он говорит, там, у стен, настоящая ярмарка, такое веселье! Может, и нам пойти посмотреть? Галеран и Джеанна обменялись взглядами. Конечно, это лучше, чем сидеть в душной, переполненной комнате для гостей и мучиться от беспокойства. Вечерние тени удлинялись, местный люд спешил домой к ужину, но акробаты и жонглеры все не уходили с пустеющей площади перед аббатством в надежде на заработок, а бродячие торговцы и разносчики не торопились убрать свой товар. Галеран купил сластей у пирожника, и они с Джеанной ели на ходу, бродя между импровизированных рядов, разглядывая глиняную посуду, связки бус, башмаки и чепцы. Один купец продавал чудесные шелковые ткани, но путешественники не захотели обременять себя ненужной поклажей, и тогда он принялся соблазнять их лентами. Галеран купил Джеанне синюю, а Рауль выбрал белую для Алины. Алина понимала, что должна остерегаться пылкого южанина, но ей так хотелось, чтобы на долгие годы одиночества у нее сохранился его подарок. — Цвет непорочности, — с дразнящей усмешкой сказал он, умело завязывая длинную ленту замысловатым бантом. — Немного запутанная непорочность, — заметила она, принимая из его рук бант. — Очаровательная, загадочная, смелая. Как вы. Алина посмотрела на него с опаской. — Сэр Рауль, разве сегодня мы упражняемся в лести? — Вы угадали! Люблю остроумных противников. — Тогда и я должна признать, — с бешено забившимся сердцем парировала Алина, — что вы хороши собою и смелы. Но никакой загадки я в вас не нахожу. Мне слишком ясны ваши намерения. — Неужели? Милая Алина, они неясны до конца мне самому. — Значит, мне и впрямь есть о чем тревожиться. — Да, это так. Она рассеянно теребила длинные концы ленты. — Что-то, кажется мне, я получила уже довольно загадочных предостережений. Итак, — продолжала она, взглянув ему прямо в глаза, — вы видите, вот я — в безопасности за высокими стенами моей непорочной твердыни, и не открою ворот в ответ на льстивые речи. Что предпринял бы коварный враг — воображаемый коварный враг, — чтобы повредить мне? В чем еще мне предстоит совершенствоваться? — Я близок к мысли, что мне самому пора возвести каменную башню и укрыться в ней! Однако, — говорил он, ведя Алину к другому ряду, — для вашего врага остается одно: осадить крепость. Но это может занять много времени. — Разве на мой замок не стоит тратить время, сэр? — спросила она, когда они с Раулем проходили мимо прилавка жестянщика. — Несомненно, стоит, но вот беда: порой трата времени — непозволительная роскошь. Что, если ваш сюзерен со своими войсками скоро придет вам на помощь? — И Рауль бросил выразительный взгляд в сторону Галерана и Джеанны, остановившихся посмотреть на глотателя огня. — В таком случае, думаю, моему врагу придется сниматься с лагеря. Ему надо бы измыслить более быстрые приемы нападения. — Вы превосходно разбираетесь в военной науке, леди Алина! Но идти на штурм столь хорошо укрепленного замка самоубийственно, не так ли? — Значит, мне нечего бояться? Не думала, что война окажется столь легкой. Или принесет такое разочарование… Алина уже понимала, что ей не хочется, чтобы ее противник сворачивал шатры и уходил из-под стен ее крепости на поиски более легкой добычи. Рауль прислонился к повозке жестянщика. Алина слушала и боролась с искушением положить руку на его широкую грудь. Должна ли осаждённая крепость добровольно распахнуть ворота и впустить завоевателя? — Но у нашего воображаемого врага мало времени… Рауль взял ее руку, нежно провел большим пальцем по ладони. — В этом случае он может атаковать вас издали. В ход пойдут баллисты, и стены крепости падут. — А все мы знаем, как великолепны вы на стенах… Губы Алины дрогнули. — Вы тогда атаковали меня? Рауль поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. — И делать это еще раз, разумеется, нечестно. Он схватил ее за руку, другой рукою обвил талию и yтащил за повозку, так что на несколько мгновений она оказалась скрыта от взоров толпы. Он закрывал ей выход из укромного угла за повозкой; его ладонь зажала ей рот прежде, чем она успела вскрикнуть. Алина молча смотрела на него, охваченная ужасом, смешанным с возбуждением. Джеанна предупреждала. Подтвердятся ли ее опасения? Рауль убрал руку от ее губ, но немедленно припал к ним жарким, властным поцелуем, свидетельствующим не о вежливом ухаживании, но о начавшемся штурме. К ней прижималось сильное, большое тело; оно подчиняло ее своей власти, влекло к неизвестным опасностям, окружало острым запахом лошадиного пота и сыромятной кожи. Неожиданно Рауль задрал ей юбки и раздвинул 6едра ногою. Затем, будто не слыша ее приглушенного вопля, поставил ногу на колесо, и земля ушла у Алины из-под ног. Чтобы не упасть, ей пришлось обхватить его за плечи. Теперь она тоже прижималась к нему всем телом, беззащитная, открытая его натиску. Тут что-то пронзило ее всю, и она содрогнулась, как от удара грома. Испугавшись собственных ощущений, она в отчаянии уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но силы изменили ей. Рауль тихонько покачивал ее на ноге; завладев ее ртом, раздвигал губы кончиком языка, подчинял еесвоей воле руками, губами, бедром, пока она не перестала сопротивляться и не могла уже думать, не то что биться с ним. Тогда она сама поцеловала его и обнаружила, что поражение сулит ей гораздо больше приятного, чем дальнейшее сопротивление… И вот, наконец, спустя несколько долгих мгновений, Рауль с сожалением оторвался от губ Алины и поцеловал ее в кончик носа. — Теперь вы завоеваны, моя маленькая крепость? То был не вопрос, а самодовольное утверждение. Алина кольнула ему спину кинжалом, который незаметно вытащила у него же из ножен. — А вы? От изумления улыбка сползла с его лица, но мало-помалу вернулась, хотя в глазах все еще пряталась тревога. — Отвлечь, а потом атаковать? Отличная тактика. Но помните: опасно брать пленных, с которыми вы можете не справиться. Алина постаралась придать голосу твердость, несмотря на свое нелепое положение: она все еще сидела верхом на бедре Рауля. — Я знаю, как справиться с вами, Рауль де Журэ. Я отпущу вас за выкуп, как только вы, — и она кольнула его кинжалом так, что он охнул, — признаете, что были так же ошеломлены этим нападением, как и я. — Больше, мой прекрасный противник. Иначе вы не завладели бы моим ножом. Она не могла и ожидать столь полной капитуляции. Теперь медленно и осторожно убрать нож. Какой ответный удар готовит Рауль? Но он просто опустил ее на землю, отступил назад и протянул руку. Алина положила в эту руку нож и принялась оправлять на себе платье, ни на минуту не забывая горячей боли там, где ее касалось только что бедро Рауля; боли, от которой ей хотелось схватить его за пояс и притянуть обратно к себе. Она потупилась, старательно расправляя складки туники. — Вы замечательная женщина, Алина Берсток. Алина подняла глаза. — Потому, что я не совсем потеряла голову от ваших поцелуев? — Потому, что даже в наслаждении вы не теряете себя. — Рауль медленно, очень медленно вложил кинжал в богато украшенные ножны. — Или вы отрицаете, что наслаждались, леди Алина? Она хотела бы, но пересохший рот и боль в промежности не позволили. Теперь, когда они с Раулем разрушили еще одну стену вежливого отчуждения, лгать нельзя. — Нет, не отрицаю, но сержусь на вас. Вы ожидали, что останетесь спокойны. — Этого я ожидать не мог. Просто я недооценил вашу силу. Итак, — продолжал он со своей обычной теплой улыбкой, — я ваш пленник. Какой выкуп вы хотите получить? — А что вы предлагаете? — Полноте, Алина. Это глупо. — Вовсе нет, — усмехнулась она. — Я лишь хотела трижды повторить то, что сделали вы. Он снова закрыл ей путь на свободу. — Сто поцелуев. Алина смотрела на него, уже подчиняясь его чарам. — Что станется с нашими губами? — Можно растянуть три сотни на долгие годы. Она перевела взгляд на его грудь, где мерцал и переливался золотистый камень, окаймленный затейливой вязью золотого шитья. Пышная, многоцветная одежда напомнила ей, что он чужестранец. — Еще до холодов вы вернетесь обратно в край винограда и цветущего миндаля. — Вы могли бы поехать со мною. Именно этих слов Алина ждала, но теперь, когда они были сказаны, она испугалась. — Нет, не могла бы. — Отчего? — Я не могу оставить дом, друзей, семью… — Понимаю, — с обидным спокойствием отвечал Рауль. — Ну что ж, возможно, нам пора отвлечься от наших игр и сосредоточиться на заботах наших друзей. Джеанне и Галерану нужны наши ясные головы и готовность к действию… Вот как мало ему дела до нее! Алина вырвалась из его объятий. — Вы правы. Итак, сэр учитель, больше никаких атак. Вы теперь знаете, что моя крепость умеет защищаться. — Умеет. Пока на нее не двинутся по-настоящему крупные силы. Борясь со слезами, Алина пошла вдоль повозки. Он мог хотя бы попробовать переубедить ее. — Алина… От прикосновения его руки она застыла на месте, так и не выйдя на свет, но не сказала ни слова. Она ждала, сердце ее билось часто и высоко. Быть может, сейчас он все-таки попросит?.. — Не идите в монашки. Стиснув зубы, Алина пошла дальше, туда, где языки пламени, вырывающиеся изо рта ярмарочного шарлатана, казались скорее адским заревом, чем спасительным светом. Воспоминание о чувственном натиске Рауля пронзило ее, и она содрогнулась. Всю жизнь она словно барахталась в тихих заводях, а теперь течение вынесло ее в открытое море, и опасность погибнуть в волнах страшила и вместе с тем будоражила ее. Но тот, кто открыл ей это течение, очевидно, не хотел оставаться в море вместе с нею. А если она не нужна ему, по какому праву он будет решать за нее, принимать ли ей обет монашества, и пытаться сломить ее волю, чтобы настоять на своем? По праву или без права, но это ему удавалось. Галеран видел, как Рауль увел Алину за повозку, и заметил, когда они оба снова появились. Круглое личико Алины было расстроенным и обиженным. А он ожидал, что Рауль зацелует ее до изумления. Но еще больше заинтриговало Галерана выражение лица Рауля: его изумления хватило бы на двоих. Джеанна тоже заметила неладное. — Он не должен был… — И она не должна была. — Но у него намного больше опыта в таких делах. — Верно, но и у Алины глаза открыты. — Хорошо бы у нее были открыты только глаза. Галеран посмотрел на жену, приподняв брови. — Джеанна, что бы там ни было, я не думаю, чтобы Алина лишилась невинности за те несколько мгновений, что провела за повозкой с Раулем. — Знаю, знаю, — рассмеялась Джеанна, качая головой. — Сама не понимаю, зачем я так хлопочу о ней, когда у нас довольно своих забот. Он легонько погладил ее по затылку. — Быть может, проще думать об этом, чем тревожиться о более серьезных вещах. Ведь завтра мы уже должны быть в Лондоне. Она вздрогнула. — Я была бы счастлива просто путешествовать, неважно куда. Мне страшно, Галеран. — Правильно. — Он все гладил ее по болезненно напряженной шее. — Хочешь, отправимся в плавание? Рауль, конечно, приютит нас у себя в Гиени. Джеанна взглянула ему в глаза. Ее красота казалась немного зловещей в колеблющемся свете пламени, вырывающегося из уст глотателя огня. — Ты способен на это? Покинуть Англию ради меня? От ее резкого движения рука Галерана коснулась ее щеки, и он провел пальцами по округлому подбородку. — Ради тебя я сделаю что угодно. — Ах, Галеран! Какое искушение! Я содрогаюсь при одной мысли о том, что мне придется увидеть, как ты умрешь. — Ты боишься за меня? Я-то содрогаюсь оттого, что тебе грозит наказание. И, как ты сказала, бежать — большое искушение. — Но и большой грех, — решительно сказали Джеанна. — Мы не можем так поступить. — Можем, отчего же нет. Вот только потом всю жизнь будем сожалеть. — Он крепко поцеловал ее в губы. — О чем я действительно сожалею, так это о нашем с тобою обете. — И я. — Она шаловливо прильнула к нему еще теснее, дотронулась до его груди. — Так что же, побыть мне Евой? Кажется, там, за повозкой, есть темный уголок. У Галерана пересохло во рту. Гордость спорила с желанием, но он отринул гордость и потянул Джеанну к повозке, в темный, укромный угол. — HeЕвой, — шепнул он, — а Джеанной. И вот уже он был в ней, в ее горячем, влажном раю. Она обвила его ногами, вцепилась руками ему в плечи, прижалась всем телом. — Господи, — простонал он, зная, что от его натиска повозка за спиною Джеанны ходит ходуном. — Мы сошли с ума. — Не останавливайся. Только не останавливайся! Галеран не представлял себе, как можно было остановиться. Пусть бы вокруг рушился мир — он не остановился бы до самого последнего, ослепительного мига блаженства, когда его семя прольется в лоно Джеанны. Одышавшись немного и опустив Джеанну на землю, Галеран понял, что она так и не получила удовлетворения. Она не жаловалась, но когда его рука оказалась у нее меж ног, снова припала к нему всем телом, открывшись его ласкам. Ее дыхание стало частым и неровным, пальцы впились Галерану в плечи, она больно кусала его, чтобы не закричать в голос. Галеран чувствовал, как вновь набирает силу желание. Дома, в своей постели, он слился бы с Джеанной опять, не дав ей опомниться, да и теперь боролся с искушением взять ее еще раз, но понимал, что нельзя. Он выпил из ее губ последние капли страсти и вывел из-за повозки кружным путем, с другой стороны, надеясь, что никто так и не узнает, кто раскачивал повозку. Вокруг них уже шумела ярмарочная толпа, но Джеанна шла, как во сне. Галеран почти с благодарностью подумал о событиях, что привели их к повозке жестянщика в Уолтхэме, ибо никогда прежде им не случалось любить друг друга столь неистово и жадно. Навстречу им попались Рауль и Алина. Рауль понимающе усмехнулся, и Галеран почувствовал, что краснеет. Спасибо, хоть Алина ничего не заметила. Она зачарованно глядела на шпагоглотателя. — Бр-р-р! Как можно заниматься этим? — Видимо, у него нет особого выбора, — промолвил Галеран, бросая тому монетку. — Быть может, в этом его предначертание. — А, понимаю. Призвание, — сказала Алина, не глядя на Рауля. Галеран вопросительно посмотрел на друга и увидел, что тот задумчив и, вероятно, несчастен. Все это выглядело очень любопытным, вот только Галерану некогда было любопытствовать. |
||
|