"Сердце рыцаря" - читать интересную книгу автора (Брэдшоу Джиллиан)Глава 2Ален де Фужер стащил с головы шлем, пригладил пальцами намокшие от пота русые волосы и повернулся в седле, чтобы кинуть взглядом окрестности. Поля расстилались под полуденным солнцем, холм Сен-Мишель высился у них за спиной синим силуэтом: до него было двенадцать миль, но виден он был яснее колокольни соседней церкви. Они доехали до края прибрежной равнины и находились приблизительно на половине уйти к аббатству Бонн-Фонтейн. Им так и не удалось найти следы женщины, которую они искали. Ален устремил умоляющий взгляд на своего кузена Тьера. – Где она? – вопросил он плачущим голосом, который мало подходил благородному рыцарю. Тьер пожал плечами. За последние полтора дня Ален задал этот вопрос не меньше тридцати раз, и Тьеру это надоело. Ален застонал. – Должно быть, она сошла с дороги, – сказал он. – Если бы она шла по дороге, мы бы ее догнали. Тьер снова пожал плечами. Эта фраза тоже повторялась – не так часто, как первая, но только потому, что до прошлого полудня Ален ее не произносил. До тех пор, пока они галопом не домчались до монастыря Святого Михаила, где потрясенная и возмущенная настоятельница вышвырнула их вон. До этого времени он надеялся, что Мари чуть их опередила. Самому Тьеру уже на половине пути стало ясно, что этого быть не могло. У нее не было лошади, и ни у одной знатной дамы не хватило бы сил уйти так далеко пешком. Совершенно ясно, что она сошла с дороги. И если она вошла в лес, то одному Богу известно, что с ней стало. Если бы их отрядом командовал Тьер, то он бы... Но эта мысль была пустой. В какой бы отряд Тьер ни вошел, им всегда командовал Ален или его старший брат. Лорд Жюльде Фужер оскорбился бы, если бы его сыновьями распоряжался всего лишь сын его сестры. – Возможно, братия Бонн-Фонтейна что-нибудь о ней узнала, – предположил Гийомар. Когда обнаружилось бегство Мари, аббат отправил людей искать ее по округе. – Может быть, они уже ее нашли! Ален бросил на него благодарный взгляд. – Молю Бога, чтобы это было так! – горячо проговорил он и перекрестился. Тьер хмыкнул. Ведь именно Гийомар запер дверь Мари в Бонн-Фонтейне, и Ален винил его в ее бегстве. Ален никогда ни в чем не винил самого себя, а Гийомара винить было легче, чем Тьера, потому что Гийомар не был родственником. Лорд Жюль может уволить его со службы, а куда ему тогда идти? Всю дорогу до монастыря Святого Михаила и половину дороги обратно Гийомар смиренно говорил Алену то, что Ален желал услышать. И вот теперь, похоже, Ален настолько нуждается в утешении, что ради него готов простить своего подчиненного. От своего кузена он никакого утешения не получал. Тьеру было совершенно ясно, что девица нашла бы способ вырваться на свободу, кто бы ни поворачивал ключ в замке. Им следовало установить дежурство, спать у ее порога... даже заковать ее. Но они не сочли нужным это сделать. Они все виноваты, но Ален – больше всех. Он командовал отрядом. Может, Жюль де Фужер и выместит раздражение на Гийомаре, но герцог Хоэл будет считать ответственным Алена. И совершенно справедливо! Тьер повернулся и злорадно сказал: – Если братья из Бонн-Фонтейна нашли леди Мари, то какой они ее нашли? Живой или мертвой? Ален поморщился и вытер лицо. Он неловко нацепил шлем на голову и начал возиться с застежкой под подбородком. Дальше они поехали молча, и Тьер пожалел о своих словах. Не потому, что они ранили Алена, а потому, что он высказал вслух мысль, которая приходила в голову всем троим, но оставалась невысказанной. Узнав об исчезновении Мари, обеспокоенный аббат сообщил им, что разбойник Эон из Монконтура находится поблизости: не прошло и трех дней, как на развилке у Дола был ограблен бедный священник. Мари Пантьевр вполне могут найти в лесу мертвой, и это станет позором для всех троих. Если нехорошо обманом увезти послушницу из монастыря при попустительстве настоятельницы, то гораздо хуже потерять ее по дороге, так что она отыщется в лесу ограбленной, изнасилованной и убитой. Настоятельница монастыря Святого Михаила уже обвинила их во всем. Ну конечно: леди Констанции не меньше других хотелось бы избежать обвинений. Она притворилась, будто раньше не знала, кто они такие, будто поверила, что они приехали от герцога Роберта, и поступила так, как ей полагалось. Однако обвинение все равно ляжет и на нее. Добрая молва – вещь скользкая, и человеку ее удержать нелегко, а вот обвинения липнут как мед. Они пристанут ко всем ним. Тьер представил себе Мари при свете свечей, сидящей на кровати в келье Бонн-Фонтейна, перед тем как они ее заперли: бледную от усталости, но полную решимости. Хорошенькая девица, и к тому же отважная. Он ощутил странный укол в сердце – смесь жалости и вины. – Молю Бога, чтобы их известия были хорошими, – проговорил он внезапно так же горячо, как Гийомар. – Если эту девицу найдут живой, я куплю святому Михаилу сто свечей для его храма в Доле. С этими словами он перекрестился. Потом он, бывало, замечал, что святой Михаил, будучи архангелом, действует быстро. Вдали показался всадник. Он пустил коня рысью, и скоро они увидели, что это монах. Все трое замерли в ожидании, инстинктивно пытаясь продлить мгновения надежды. Монах остановил своего коня перед ними. – Лорд Ален де Фужер? – спросил он почти уверенно, потому что его глаза уже увидели и опознали на щите, заброшенном за седло Алена, герб – белого оленя. Ален кивнул. – Ты едешь из аббатства Бонн-Фонтейн? – спросил он и от волнения дал петуха. – Это так, господин мой. Я – брат Самсон. Господин аббат отправил меня найти вас. Мой господин, дама, которую вы ищете, нашлась целая и невредимая! Ален хлопнул в ладоши. – Благодарение Богу! – страстно воскликнул он. – Благодарение Богу и всем его святым! – Благодарение Богу и святому Михаилу, – прошептал Тьер с чувством облегчения, которое оказалось даже сильнее, чем он ожидал. Теперь ему не придется всю оставшуюся жизнь думать о том, что он помог убить Мари Пантьевр. – Ее привели в обитель, принадлежащую нашему аббатству, прошлой ночью, – радостно продолжил брат Самсон. – Там каждое лето живут два послушника – пасут свиней в лесу. Братья не знали о том, что леди потерялась, но этим утром, когда посланец от господина аббата пришел сказать им об этом, он застал ее за завтраком! – Благодарение Богу! – повторил Ален, сияя улыбкой. Гийомар перекрестился и возблагодарил своих святых покровителей. – А где она сейчас? – спросил Тьер, радостно ухмыляясь, хотя и содрогался при мысли о том, сколько будут стоить сто свечей. – На пути в Бонн-Фонтейн. Свинопасам было велено доставить ее туда, как только прибудет лошадь для нее. Дело в том, что леди измучена блужданиями по лесу и совсем не может идти, так что посланец господина аббата приказал одному из фермеров прислать лошадь со своей фермы, которая расположена недалеко от обители. – Тогда я надеюсь, что свинопасы будут крепко держать узду этой лошади, – заявил Тьер. – Иначе леди ускачет в монастырь и у них будет такой же глупый вид, как у нас. – Рыцарь, который ее нашел, сможет справиться с лошадью, – отозвался брат Самсон. – Рыцарь? – резко переспросил Ален, и его улыбка исчезла. – Ее нашел рыцарь? Кто? – Не знаю, мой господин, – жизнерадостно ответил брат Самсон, не подозревающий о том, какой урон он только что нанес карьере Алена. – Господин настоятель просто поручил сказать вам, что дама цела и невредима: рыцарь, охотившийся в лесу, нашел ее и прошлой ночью привел к нашим свинопасам на ночлег, а теперь она возвращается в Бонн-Фонтейн. Если мы прямо сейчас поедем в аббатство, то можем встретить их на дороге. Когда они тронулись, Ален был мрачен. Если их подопечную спас другой рыцарь, Алену не удастся представить бегство Мари как мелкое осложнение в успешно выполненном задании. Другой рыцарь одним своим присутствием укажет на их промахи и потребует своей доли в герцогской благодарности – доли, которой Алену делиться не хотелось. Он мечтал подольститься к герцогу Хоэлу, и это поручение давало ему идеальный шанс. Герцог много лет досадовал на потерю Шаландри и ухватился за возможность получить поместье обратно, не ведя войны. Однако как извлечь наследницу из монастыря в неуязвимой нормандской крепости? Это казалось делом трудным. В семье де Фужер несколько человек служили герцогу Нормандскому: Ален мог представиться посланцем Роберта, не вызвав никаких подозрений. Он сыграл свою роль в монастыре безупречно. И вот теперь все разладилось. Тьер вздохнул с досадливой жалостью и перестал сердиться на своего кузена. Он прекрасно понимал, почему Алену хотелось понравиться герцогу. Ален надеялся, что герцогское покровительство поможет ему завоевать расположение отца девушки, в которую он был страстно и безнадежно влюблен. Тьер смотрел в спину ехавшего перед ним Алена. Позолота на красивых доспехах запылилась, голова в коническом шлеме клонилась вниз. «Бедный ты дурень, – думал он. – Твой отец и слышать не хочет о том, чтобы ты женился. Эрве Комперский никогда не позволит тебе жениться на своей дочери только потому, что герцог хорошо о тебе отозвался. Ведь у твоего соперника – богатое поместье. Да и герцог никогда не предпочтет тебя твоему сопернику. Перестань сражаться с судьбой, Ален. Лошадь, которая пытается вырваться из упряжи, получает побои». Но Тьер никогда бы не смог высказать все это вслух. Порой ему казалось трусостью смиренно тащиться в упряжке, и тогда он восхищался кузеном, который продолжал надеяться на невозможное. И потом – Элин Комперская была так прекрасна, что могла вскружить голову любому мужчине. Похоже, размышления Алена были настолько мучительными, что оставаться с ними наедине он не мог. Придержав коня, чтобы он пошел рядом с лошадью Тьера, он устремил на кузена свои большие голубые глаза. Он делал это тысячи раз, пока они росли вместе. «Тьер, помоги мне в этом! Тьер, а ты знал? Ой, Тьер, что мне делать?» Он всегда обращался именно к Тьеру, а не к своему старшему брату и, уж конечно, не к своему суровому отцу. Тьер всегда терпеливо его выслушивал, давал советы, пытался вытащить из передряги, в которую он попал. Разница между ними составляла всего несколько месяцев, но Тьер чувствовал себя облеченным мудростью старшего брата. Когда они повзрослели, обращения Алена стали не такими частыми, а советы Тьера приобрели оттенок иронии. Однако основа их отношений не изменилась. – Тьер, – встревоженно прошептал Ален, – когда брат Самсон сказал, что девицу Пантьевр в лесу нашел охотившийся там рыцарь... Как ты думаешь, он имел в виду – один рыцарь, охотившийся в одиночку? – Ален, брат Самсон ничего об этом не знает! – отозвался Тьер. – Он всего лишь посланец. Тебе следовало бы радоваться. Подумай, что сказал бы герцог, если бы мы приехали в Ренн без девицы – или, еще хуже, с ее мертвым телом! Ален горестно пожевал губами. – И вообще, что это меняет? – вопросил Тьер. – Если это был один пеший рыцарь, охотившийся в одиночку... – А почему он должен был оказаться пешим? – Но это же так, верно? Иначе им не пришлось бы посылать на ферму за лошадью. Леди Мари могла бы ехать на его коне. Тьер понял, что Ален прав, и ему стало больно за родича. Действительно, крайне редко можно было встретить рыцаря, который передвигался бы в одиночку и пешим. Тьер знал в Бретани всего одного рыцаря, который регулярно это делал. – Не глупи! – громко воскликнул он. – Откуда нам или брату Самсону знать: может, девицу нашла целая группа охотников со сворой в тридцать гончих! Они отвезли девицу к свинопасам и уехали. – Ставлю моего лучшего ястреба против твоего, что это был один рыцарь, – отрезал Ален. – Тот, кто выходит на охоту пешим. Мой соперник. Оба несколько мгновений молчали. – Тиарнан не может обойти тебя в игре, в которую даже не вступал, – проговорил Тьер. – Что, заключаешь пари? – Я никогда не заключаю пари. И уж конечно, не поставлю моего единственного ястреба. Не унывай! Что бы ни было, а девица цела – и мы тоже. Если ее действительно нашел Тиарнан, то, может, он в нее влюбится и оставит Эллин тебе. Ален заметно повеселел: – Ты думаешь, он мог бы? Тьер пожал плечами: – Давай скажем так: она – наследница Шаландри, а у Элин приданое в пятьдесят марок и несколько акров земли. Я бы сказал, что в леди Мари любой может влюбиться. Я определенно мог бы. – Правда? – спросил Ален, с удивлением глядя на своего уродливого кузена. – Совершенно определенно, – ответил Тьер. Он удрученно признался себе, что уже немного влюбился. Сотня свечей святому Михаилу! Чистая глупость: сероглазая наследница – не для безземельных рыцарей. Сто свечей по цене серебряный пенни за фунт! Они действительно догнали леди Мари Пантьевр Шаландрийскую на дороге в Бонн-Фонтейн. Примерно в трех милях от аббатства они увидели отряд, медленно двигавшийся по дороге впереди них. Женщина в белой головной повязке и черном платье ехала верхом в сопровождении трех мужчин: двух монахов и одного охотника в испачканном зеленом костюме. Еще до того как они поравнялись, Тьер понял, что мужчина в зеленом действительно Тиарнан Таленсакский. Он видел его при дворе, и даже сзади его костюм и легкая походка были узнаваемы. Он посмотрел на своего кузена и убедился, что тот снова мрачно нахмурился. Мари повернулась в седле, чтобы устремить на них свои неприветливые серые глаза. Ее лицо было в темных синяках, а одну руку она прижимала к боку, как будто он был ушиблен. На ее лице читалась глубокая печаль. – Матерь Божья, леди Мари! – воскликнул Тьер, на секунду забыв свое подчиненное положение и правила приличия и заговорив раньше Алена. – Что с вами случилось? Мари устало посмотрела на него и не ответила. Она боялась, что у нее сорвется голос. После всего случившегося ее вернули похитителям, словно беглую крестьянку! Они ехали рядом – та же стена металла, как и два дня назад. Тяжелый, круглолицый, беспокойный Гийомар, уродливый Тьер и Ален, чье прилизанное благообразие испортила двухдневная щетина, появившаяся на прежде чисто выбритом подбородке. Он хмурился, тогда как остальные двое казались просто потрясенными. Она устала от них, устала от своего наследства, плена и спасений. Ей хотелось оказаться кем-то другим, простой крестьянкой, которая никого не может заинтересовать. Она позволила своему взгляду опуститься с них на Тиарнана, державшего под уздцы фермерскую лошадь, которую ей одолжили. Мари знала, что он держал ее так, чтобы она не могла убежать: с того момента, как посланец аббата сказал ему, почему она оказалась в лесу, он был намерен вернуть ее похитителям. Но ей все же казалось, что он не замешан в этом неприятном деле. Он смотрел на рыцарей с бесстрастной настороженностью, словно их появление обрадовало его так же мало, как и ее. – На нее напали грабители! – возбужденно сообщил один из послушников в коричневом одеянии. Он сообщал эти волнующие подробности всем, кто им встречался. – Но по милости Божьей лорд Тиарнан услышал ее крики и успел вовремя, чтобы спасти ее от великого бесчестья. Мари хотелось упасть с лошади и провалиться сквозь землю. Все ее усилия оказались тщетными. Ей не удалось совершить побег, и теперь она стала предметом, на который можно было глазеть, – несчастной девицей, спасенной от невыразимого позора. Она гневно потянула головную повязку, пытаясь закрыть хоть часть синяков. Как и следовало предполагать, Ален адресовал Тиарнану взгляд, полный возмущения. – Да хранит вас Бог, Ален де Фужер, – вежливо проговорил Тиарнан. – И вас, Тьер. И Гийомара. Тьер восхищенно покачал головой. Ему понравился скрытий упрек собеседника – типичный для него. – Да хранит вас Бог, Тиарнан Таленсакский, – ответил он. – И спасибо вам. Мы с ума сходили, тревожась за леди Мари, и, похоже, мы не зря тревожились. Она была нам доверена, и мы были бы опозорены, если бы с ней случилось что-то дурное. Что произошло? Тиарнан взглянул на Мари, которая опустила голову и смотрела теперь на свое седло. – Дама зашла в лес, чтобы ее не поймали на дороге. Эон из Монконтура нашел ее у источника Нимуэ, примерно в двух с половиной милях к югу от Шателье, и повел себя так, как и можно было ожидать. Однако она храбро ему сопротивлялась и звала на помощь, а я оказался недалеко и услышал ее. У нее ушибы и вывихнутое плечо, ничего более серьезного. – А что стало с Эоном? – спросил Ален. – Убежал, – бесстрастно ответил Тиарнан. – Лорд Тиарнан застрелил двух его товарищей, – вставила Мари, внезапно поднимая голову. Он не имел права говорить так, будто грабители просто убежали без всякой борьбы. Он вел себя как герой, и ему следует отдать должное. Возможно, он пытался сохранить ее репутацию, но не годится, чтобы она была куплена ценой его собственной. – Наверное, он застрелил бы и Эона тоже, но Эон приставил нож мне к горлу и пригрозил, что убьет меня, поэтому лорд Тиарнан согласился сражаться с ним на ножах. И когда они сражались, грабитель набросил на голову Тиарнану свой плащ и убежал. Трус! Она гневно посмотрела на Тиарнана. Его глаза искрились смехом. – Я согласился с ним сразиться потому, что он назвал меня трусом, – мягко поправил он ее. – Возможно, вы нас не поняли, ведь мы разговаривали по-бретонски. Он угрожал вам, потому что решил, что я – возлюбленный, на встречу с которым вы пришли. Когда я сказал ему, что это отнюдь не так, он вас отпустил. Мари снова понурилась и быстро заморгала. Да, это отнюдь не так. Пожелание, чтобы это было именно так, еще не оформилось в ней, но обида на то, что это не так, поднималась в ее душе и причиняла боль. – О! – тихо проговорила она. – Да, я не понимала, что вы говорили. Ален тоже моргал глазами. Он не просто потерял девицу, которую ему полагалось оберегать: его соперник нашел ее в смертельной опасности и спас. Он надеялся расположить к себе герцога, а вместо этого будет возвышен его соперник. Это было несправедливо до полной нелепости. По-ребячески злорадно он спросил: – А что вы делали у источника Нимуэ? Этот лес принадлежит герцогу. Он вам дал разрешение там охотиться? «Ошибка, – подумал Тьер. – Мелочное обвинение в браконьерстве только показывает, что ты не умеешь проигрывать. И всем известно, как Тиарнана любят при дворе. Очень может быть, что у него есть разрешение охотиться, где ему вздумается. Бедняга Ален!» – Я искал того крупного оленя, который ушел от нас в прошлый крестопоклонный день, – ответил Тиарнан. Он, как всегда, выглядел безмятежно серьезным, но Тьер успел заметить, как блеснули его быстрые глаза: Тиарнан знал, почему Ален это сказал. – Я хотел проверить, остался ли он в этой части леса. Герцог мог бы славно на него поохотиться, когда начнется сезон. Тут Тьер посмотрел на него с тревогой. Чтобы выслеживать добычу, нужна собака. У Тиарнана была отличная ищейка: при дворе все знали, что один раз он отказался продать ее герцогу за пятнадцать марок серебром. – А что случилось с вашей собакой? – спросил Тьер. – Надеюсь, грабители не убили эту вашу пятнистую суку. – Осталась дома, – коротко бросил Тиарнан. – Течка. – Он отпустил повод лошади и вытер руки о запачканную зеленую куртку. – Милорды, поскольку вы здесь и можете сопровождать леди Мари, я вас оставляю. Я собирался этим утром вернуться в Таленсак. При этих словах Ален преисполнился надежды, а Мари – страха. – Вы не поедете с нами в Ренн? – спросил Ален с неподобающей поспешностью. – Нет. Зачем мне вставать у вас на пути? – Вы говорили, что у вас в Ренне дела! – возмущенно проговорила Мари. – И это так, – отозвался Тиарнан. – Но я не поеду ко двору в таком наряде. Сначала мне нужно вернуться домой и переодеться. Мы увидимся с вами в Ренне, леди Мари. Она поднесла руку ко рту и прикусила кончик пальца. Она попыталась представить себе Тиарнана при дворе, одетого в алую парчу и горностай. Это было похоже на падение с высокой скалы. Значит, он все-таки был частью всей этой гадкой истории, у нее нет защитников. А чтобы принудить женщину к браку, есть десятки способов, начиная со строгих лекций и лишения пищи и кончая избиениями и изнасилованием. Она уже устала. Невозможно сказать, сколько она сможет вынести. – Стоило ли трудиться мне помогать? – с горечью спросила она Тиарнана. – Зачем было спасать меня от Эона, чтобы потом предать? Боже милостивый! Я предпочла бы умереть, чем стать женой врага моего отца! Тиарнан ухватился за ее стремя. – Никто не причинит вам вреда, леди, – пообещал он совершенно серьезно. – Я сам стану вам в этом порукой. – Я не выйду замуж за вассала Бретани! – яростно объявила Мари. Ее отец заявлял, что если они снова поменяют сюзерена, то лишатся чести. Мари не допустит бесчестья семьи. Нет, никогда! – Вы хотите сказать, что герцог Хоэл с этим согласится? После всего, что он предпринял, чтобы меня заполучить? – Да, – спокойно ответил Тиарнан и в ответ на ее недоверчивый взгляд добавил: – Герцог Хоэл предложит вам мужей, которые бы вам подходили, но если вы им откажете, никто не станет вас принуждать. Это противоречило бы законам церкви, которые герцог чтит. И потом, вы родственница его супруги и потому неприкосновенны. Я – его вассал, и я его знаю. Мари взглянула в его замкнутое смуглое лицо – и поверила ему. Пообещав стать для нее гарантом, он дал слово лично обеспечить ее безопасность, сразившись, если понадобится, с любым, кто станет ей угрожать. Он не стал бы давать такое обещание, если бы это могло заставить его противиться собственному сюзерену. Немалая часть ее тошнотворной усталости испарилась, и Мари поняла, как ее страшила предстоящая борьба. – Если я скажу герцогу Хоэлу, что не стану женой ни одного из его людей, он позволит мне вернуться домой? – запинаясь спросила Мари, охрипнув от облегчения и краснея под всеми своими синяками. Тиарнан покачал головой: – Он оставит вас при дворе в надежде, что вы передумаете. – Но он не заставит меня выходить замуж против моей воли? Вы становитесь гарантом этого? – Вот вам моя рука, – серьезно ответил он, протягивая ей руку. Мари взяла ее обеими своими, заключив договор в присутствии свидетелей. У него оказалась узкая жилистая кисть, запачканная травой, и Мари ощутила скрытую в ней силу. Он чуть сжал ее пальцы, и у нее загорелось лицо. Глаза защипало от слез. И сердце отчего-то защемило. – Спасибо, – дрожащим голосом сказала она. – Я призову вас, если вы ошиблись. – Вам это не понадобится. – Тиарнан опустил руку и обвел всех взглядом. Его глаза на секунду задержались на Алене, и его самообладание дало трещину. – Ален де Фужер... – начал он и неловко замолчал. – Вы рассчитываете, что я стану трубить о ваших подвигах герцогу? – кисло вопросил Ален. Тиарнан покачал головой: – Нет. Но я еду в Ренн, чтобы сообщить моему сюзерену о том, что я собираюсь жениться на дочери Эрве Комперского. Ален побледнел и молча воззрился на Тиарнана. Он с такой силой сжал поводья своего коня, что бедное животное захрапело и прижало уши, недовольно грызя удила. Тиарнан смотрел на него бесстрастно, только глаза у него снова сверкнули. «Что в них промелькнуло? – попытался понять Тьер. – Торжество? Нет, жалость». – Желаю вам всем приятного пути, – сказал Тиарнан и, сойдя с дороги, направился к лесу. – Я увижу вас в Ренне через несколько дней. – Желаю вам счастья! – сказал Тьер, который на этот раз вовремя вспомнил о хороших манерах. Тиарнан приостановился – и когда он оглянулся, все его лицо преобразилось благодаря редкой улыбке. – Думаю, оно у меня есть, – отозвался он и зашагал дальше. Ален и Мари сидели совершенно неподвижно и смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду. Тогда Ален ударил каблуками по бокам своего коня и понесся по дороге галопом, опустив голову и не оглядываясь назад. Тьер проводил его взглядом с искренней жалостью. Ален уже два года любил Элин Комперскую, и в течение нескольких месяцев даже казалось, что ему удастся смести все преграды, разделявшие их, одной только силой своей любви. Он даже добился от своего отца неохотного разрешения на женитьбу. А потом девицей заинтересовался Тиарнан. Однако Ален продолжал надеяться вопреки всему. До этой минуты. Тьер вздохнул, подался вперед и взял поводья лошади, на которой сидела Мари. – Нам следовало бы вернуться в Бонн-Фонтейн, леди Мари, – сказал он. – Время близится к вечеру, и я уверен, что вам нужно отдохнуть. Мари кивнула и запустила пальцы в гриву фермерской лошади. Она была оглушена тем, что услышала: она не знала слишком многого, чтобы что-то понять. Тиарнан собирается жениться на дочери владетеля Компера. Этот удар она ощущала, несмотря на все остальное. Но почему бы ему было не жениться? Ведь она не могла бы выйти за него замуж: он – верный вассал герцога Хоэла и враг ее дома. «Предательство! – сказала она своему ноющему сердцу. – Разнузданность! А как же честь твоей семьи? И ведь ты почти ничего о нем не знаешь. Ты влюбилась только потому, что он тебя спас. Это недопустимо». Она боролась со своей болью, а та сопротивлялась, словно злой пес, не желающий отдать кость, которую у него отнимают. «Тиарнан собирается жениться на дочери владетеля Компера, – твердо повторила она себе, – Это уже решено. Он едва обратил на тебя внимание. И с чего ему было это делать, когда он только что заключил помолвку с другой? И когда об этом услышал Ален де Фужер, то побледнел и ускакал в ярости». Она посмотрела на Тьера, который ехал рядом с ней, надев повод ее лошади себе на запястье. – Лорд Ален желал жениться на той женщине, которая обещана лорду Тиарнану? – спросила она. Из-за усталости ее не смутило то, что она явно показывает свое любопытство. Тьер посмотрел на нее с одобрением. – Вы правильно поняли, – ответил он. – И боюсь, что он превратит остаток нашего пути в ад. Он не умеет страдать молча, а страдать он будет определенно. В качестве вознаграждения за то, что ему приходится играть роль советника и наперсника Алена, он позволял себе делать в адрес кузена достаточно резкие замечания. Мгновение Мари внимательно изучала своего спутника. Он по-прежнему походил на жабу, но в его сардонической ухмылке было нечто симпатичное. И кроме того, он был к ней добр. Когда они ехали из монастыря, она не обратила на него особого внимания: почти все разговоры вел Ален, который к тому же был более заметным благодаря своей привлекательной внешности и дорогому модному наряду. – Она очень красива? – спросила Мари. – Конечно, – отозвался Тьер. Он заметил ее любопытство, но не удивился ему. Если бы подобная драма разыгралась перед ним, он тоже начал бы задавать вопросы. Кроме того, он был рад возможности разговорить Мари. – Иначе Ален не был бы в нее влюблен. Он не стал бы любить девицу за ее ум, поскольку сам не слишком им одарен. Эллин Комперская, несравненная Элин! Она очень сладко поет, может играть на лютне и виоле и танцует легко, как подхваченный ветром листок. Они с Аленом – очень красивая пара. Но у нее есть два старших брата и пара сестер, так что она не принесет своему мужу такого приданого, на которое мог бы жить человек благородного происхождения. Мой дядюшка Жюль, отец Алена, не собирается дробить свое поместье ради Алена: он будет получать пожизненное содержание, но и только. Ему, в сущности, не на что жениться. А Таленсак пусть и не такое крупное и богатое владение, как Фужер, но очень недурное, и Тиарнан был единственным его владетелем с самого своего совершеннолетия. У бедняги Алена не было шансов. Мари минуту ехала молча, обдумывая услышанное. Она всю свою жизнь слышала похожие истории, не обращая на них особого внимания. Любой брак был для нее чуждой территорией. Теперь же тайная боль в сердце сказала ей о существовании целой долины боли, о которой она прежде не подозревала. И Алену придется через всю эту долину пробираться. – А что... леди Элин... об этом думает? – спросила она в конце концов. – Думаю, она согласилась со своим отцом, – сказал Тьер. – С ее стороны было бы глупо считать иначе. Конечно, юную девицу о таких вещах спрашивать не полагается. Не в упрек вам будь сказано, леди. Тьер ухмыльнулся. Она внимательно посмотрела на него: – А что думаете вы? Что ваш кузен был глупцом, позволив себе надеяться на что-то, потому что земля важнее любви? Он пожал плечами. Невозможно было объяснить ей, что он больше всего уважает Алена именно тогда, когда тот действует наиболее неправильно. – Я думаю, что любовь – это растение, которое любит тучную землю, – ответил он вместо этого. – И если она все-таки выживает на тощей песчаной пустоши, кто захотел бы, чтобы любимый человек с трудом добывал пропитание? Нет, следует сначала найти плодородную землю, и если ее должным образом обихаживать, то на ней можно будет вырастить все, что угодно. – Он снова ухмыльнулся. – Кстати, у меня самого земли нет. – Однако лорд Тиарнан, судя по вашим словам, женится по любви. – Несомненно. Но этот счастливец может себе такое позволить. Не так много молодых людей сами себе хозяева и свободны делать выбор. Нам, остальным, приходится довольствоваться теми крохами счастья, которые нам перепадают. Она прикусила согнутый крючком палец, и он вдруг почувствовал себя невесомым от радости. «Господи, мне хочется ее расцеловать! – подумал он. – Но и без этого я получил целый кус счастья. Прекрасный майский вечер, живые изгороди в цвету, мой конь подо мной, и красивая девушка слушает мои разговоры о любви». – И вы тоже можете почитать себя счастливой, – сказал он Мари. – Если Тиарнан говорил правду (а я в этом уверен), то герцог позволит вам выбрать себе мужа, так что вы будете иметь счастье выйти замуж по любви. – Я не выйду замуж ни за кого из вассалов герцога, – твердо заявила Мари. – Мой отец принес клятву верности герцогу Роберту, и только ему. Я не предам честь моей семьи. Произнесенные вслух, эти слова принесли ей облегчение, став подтверждением того, что она по-прежнему осталась той, кем всегда себя считала, что боль в сердце не изменила ее целиком и полностью. Тьер поднял брови. – Не понимаю, почему вы так говорите. Ваш дед служил Бретани, пока не решил, что выгоднее будет примкнуть к нормандцам. Вы восстановили бы честь семьи, а не предали бы ее. – Я не ответственна за то, что сделал мой дед, – ответила Мари. – Если бы все вернулись к первоначальному вассалитету своих предков, то мы все присягали бы императору греков. Мой отец – человек герцога Роберта, так что мой переход к другому сюзерену стал бы предательством. Тьер только засмеялся. Ему не хотелось спорить. – Скажите, как вам удалось убежать из Бонн-Фонтейна через запертую дверь? Мы так и не смогли понять. Мари бросила на него суровый взгляд. Однако она уже понимала, что не сделает второй попытки убежать. Она слишком устала – а Тиарнан поручился за ее безопасность. – Я подложила в дверь мою головную повязку, чтобы она не закрылась до конца, – объяснила она Тьеру. Он снова рассмеялся. – Клянусь всеми святыми, я благодарен Тиарнану, несмотря на то, что он сделал моему кузену, и хотя это обошлось мне в шестнадцать серебряных пенни. Она воззрилась на него, хмуря брови. Он пришел в восторг от того, как морщится у нее лоб. «Еще до нашего приезда в Ренн, – пообещал он себе, – я заставлю ее смеяться. Если это – единственное счастье, которое мне принесет путешествие, с меня и его хватит». – Я пообещал святому Михаилу сто свечей, если вас найдут целой и невредимой, – объяснил он. – Ну что ж, эти шестнадцать серебряных пенни потрачены не зря. – Святой Михаил – это великий святой и хорошо защищает от зла, – серьезно отозвалась Мари, перекрестившись. – Аминь! – радостно подхватил Тьер. – И, будучи архангелом, он действует быстро. Когда чуть позже они доехали до Бонн-Фонтейна, то обнаружили, что их отряд лишился своего командира. Ускакавшего галопом Алена де Фужера в монастыре не оказалось. Тьер разрывался между досадой и тревогой. Он догадывался, куда уехал Ален, и считал эту поездку чистым безумием. Если Алену не удастся добиться своей цели, то ему придется вернуться к герцогу опозоренным из-за брошенного поручения, и к тому же он разгневает отца. Но если он своего добьется, его положение станет еще хуже: он должен будет покинуть Бретань, жить на заработок наемного солдата и содержать жену за счет подачек со стола своего господина – если, конечно, его не убьют при попытке побега с возлюбленной. Потому что Ален наверняка задумал с ней убежать, а Тиарнан Таленсакский вряд ли согласится принять это безропотно. Тьер не хотел бы иметь такого врага. Тиарнан может быть достаточно миролюбивым за пределами поля сражения, но Тьеру случалось видеть, как он упражняется с оружием: это было потрясающее яростное наступление, с ударами, точными, как игла вышивальщицы, оставлявшими после себя полосу расщепленных копий и разбитых щитов. Алену до такого очень далеко. Тьер попытался уверить себя в том, что неудача представляется наиболее вероятным исходом этой глупой затеи. Эрве Комперский вряд ли впустит Алена в свой дом, и можно надеяться, что у леди Элин хватит рассудительности не противиться воле отца и не убегать с человеком, который не может ее обеспечить. Даже если бы она и предпочитала его Тиарнану – в чем, впрочем, Тьер в отличие от Алена отнюдь не был уверен. Но что бы ни происходило или уже произошло с Аленом, от Тьера ничего не зависело. Он мог только придумать какие-то оправдания своему кузену, когда отряд приедет в Ренн без него. Тем временем Тьер был намерен сполна воспользоваться тем счастьем, какое подарит ему остаток пути. От Бонн-Фонтейна до Ренна был всего один легкий переезд – приятная прогулка по полям и лесам в чудесный весенний день. Даже кобыла Дагу вынуждена была идти спокойно, потому что Тьер привязал ее за короткий повод к своему коню и коню Гийомара. Они приехали в город вечером. В давние времена Ренн был обнесен стеной, и его все еще окружали римские камни, кое-где подкрепленные более новыми башнями или воротами. В течение столетий средневековый город теснился на маленьком пространстве, заключенном в древние стены, но в последние годы заполнил его до отказа, так что первые постоялые дворы и кухарни уже распространились за городские ворота и выстроились вдоль дороги. Уже вечерние огни зажглись, и пелена дыма, поднимавшаяся над соломенными крышами, была освещена опускающимся солнцем, так что город словно парил в золотистом облаке. Мари никогда не бывала в больших городах, и, несмотря на весь свой страх перед неволей и решимостью не уступать своим тюремщикам, она почувствовала, что сердце у нее колотится от радостного возбуждения. Перед ней лежал неизвестный мир, ожидавший ее внимания. Городские ворота еще не закрылись на ночь, и трое всадников въехали в них под цокот копыт. Главная улица оказалась далека от золотой иллюзии, окутывавшей город: немощеная, покрытая глубокими рытвинами, провонявшая гнилыми отбросами, она шла между рядами домишек из глины и прутьев. Куры копошились в грудах мусора, неспешно отходя в сторону при приближении лошадей, свиньи в загонах между домами выглядывали через изгороди и хрюкали. Куст дрока над одной из дверей показывал, что эта лачуга является постоялым двором. Несколько лавок объявляли о своем статусе повешенными на столбы товарами: парой башмаков, метлой, набором ложек из рога. А потом главная улица повернула направо – и там, ближе, чем ожидала, Мари увидела Рейнский замок. Замок был новым, и его стены были сложены из камня, а не из старомодного дерева, хотя с первого же взгляда было видно, что он имеет традиционную планировку: высокая центральная часть на насыпном холме и замковый двор, окруженный стеной. Тьер повернул налево и поехал по наружной стороне сухого рва, окружавшего стену. Мари повернулась в седле, глядя на стены главной части, которые были ясно видны сверху, в золотистом дыму. Большое красное полотнище полоскалось в последних лучах заката на самом верху башни, возвещая о присутствии герцога. – Какой он, герцог? – спросила она у Тьера. Они непринужденно говорили весь день, так что она начала забывать о том, что он – враг. Тьер немного подумал. – Вы любите собак? – ответил он вопросом на вопрос, когда они повернули за угол и увидели ворота замка. – Некоторых – люблю, – сказала Мари, пытаясь понять, какая тут может быть связь с ее вопросом. – И это вы хорошо сказали, потому что собаки бывают такие же разные, как люди, и между ними можно найти сходство. Например, борзые благородны, стремительны и красивы – как вы сами, моя госпожа! Гончие – алаунты, брашеты и лимеры – должны быть отважными и мудрыми, чтобы гнать добычу своего лорда и валить ее на землю, и их можно сравнить с рыцарями. А есть еще услужливые спаниели и мастифы – чтобы сопровождать лорда и охранять его. – А сам герцог в этой вашей аллегории – лев? – Мари улыбнулась этому причудливому образу. – Нет, – с удовлетворением заявил Тьер. – Герцог Хоэл – терьер. Но очень благородный. Мари рассмеялась, а Тьер широко ухмыльнулся. Ему все-таки удалось заставить ее засмеяться до приезда в Рейнский замок – правда, в последнюю минуту и отчасти из-за волнения. И смех у нее оказался красивым: нежным и журчащим. До чего же ему нравятся женщины, которые смеются! Они проехали по подъемному мосту замка, и Тьер вызвал стражника, чтобы их впустили. На замковом дворе слуги увели лошадей в конюшню. В кухонных постройках, выстроившихся вдоль наружной стены, уже дымил огонь, и оттуда пахло жарящимся мясом. Тьер и Гийомар провели Мари по каменной лестнице в замок. Еще до того, как они вошли в огромные двустворчатые двери, навстречу им выкатились волна шума и облако ароматов еды. Уже начало смеркаться, и в караульной комнате зажигали факелы, устанавливая их в крепления на стенах. Стражники дружелюбно приветствовали Тьера и спросили, где Ален. – Слишком долго объяснять! – ответил Тьер и, странно звеня шпорами по каменному полу, увлек Мари по следующей короткой лестнице в главный зал. Зал занимал весь первый этаж замка. Его деревянный пол был застелен тростником. Под светом факелов были расставлены столы, и за ужином сидело множество народа. Богатые шелка и ярко окрашенные шерстяные ткани заполняли полумрак золотом, густой синевой и насыщенным кармином. Даже у собак, растянувшихся под столами, были ошейники, сверкавшие при их движении. С каждым шагом Мари чувствовала себя все более некрасивой, жалкой и грязной. Тьер пробирался между столами в дальнюю часть зала, где на деревянном помосте стоял главный стол. Сидевшие на скамьях при его приближении прерывали разговоры, и к тому моменту, когда они подошли к главному столу, в зале воцарилось молчание. Шедшей позади него Мари приходилось делать над собой усилие, чтобы держать голову высоко. Под грузом любопытных мужских взглядов ей хотелось провалиться сквозь пол. Тьер остановился перед центром помоста и опустился на одно колено, зазвенев доспехами. – Да благоволит вам Господь, мой господин! – сказал он. – Вот леди Мари Пантьевр Шаландрийская, о чьем присутствии вы просили. Мари заставила себя поднять глаза на человека, сидевшего во главе стола. Хоэл, граф Корнуоллский, граф Нантский и, в результате своей женитьбы, граф Реннский и герцог Бретонский оказался низеньким, лысоватым мужчиной между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами в нарядном одеянии, отделанном мехом. Лицо круглое, красное, глаза навыкате. Его брови гневно хмурились. – Что случилось с твоим кузеном? – вопросил он пронзительно тявкающим голосом. «Боже милостивый, – подумала Мари, – он действительно похож на терьера!» – Хоэл! – воскликнула дама, сидевшая подле герцога. Это была полная женщина лет сорока пяти, одетая в высшей степени элегантно и украшенная большим количеством драгоценностей. – Бедная девочка стоит здесь, словно заблудившаяся овечка! Сначала поздоровайся с ней, а потом уже разбирайся с де Фужером. Она улыбнулась Мари. Улыбка и четкие ясные очертания ее лица показались Мари странно знакомыми, хотя она не сразу поняла, откуда может их знать. А потом она догадалась, что это Авуаз, герцогиня Бретонская, единокровная сестра настоятельницы Констанции, обладательница древней крови Пантьевров, продолжавших править Бретанью, хотя разные ветви этой семьи распространились среди знати Нормандии и Англии. Мари видела те же удлиненные черты в собственном зеркале. – Добро пожаловать, моя дорогая, – проговорила герцогиня. Мари набрала побольше воздуха. Она не отступится от своего решения только потому, что платье на ней жалкое, а герцогиня соизволила быть любезной. – Я здесь не по своей воле! – гордо объявила она ясным и звучным голосом, который был слышен даже в дальних углах зала. – Меня увезли из монастыря обманом, предательски. Мой отец не приносил клятвы Бретани, и я никогда не допущу, чтобы его дом и земли достались кому-то другому. Клянусь Богом и своей бессмертной душой, – тут Мари вызывающе перекрестилась, – что скорее умру, защищая мою честь, чем останусь жить, лишившись ее. Наступила грозовая тишина. Мари слышала, как в висках у нее оглушительно стучит кровь. Треск факелов на стенах казался неестественно громким. А потом герцог Хоэл фыркнул. – Она определенно твоя родня! – заявил он герцогине. – Конечно же, – совершенно спокойно отозвалась Авуаз. – Она – внучка второго сына единокровного брата моего отца. Мы ведь это уже выяснили, помнишь? Дитя, – сказала она, обращаясь к Мари, – Шаландри – это ленное владение, входящее в герцогство Бретань, так что оно не находится в личном владении твоего дома. Твой дед получил управление им от моего отца. Он не имел никакого права передавать его Нормандии: оно ему не принадлежало. Мой муж – твой законный и истинный правитель – имел все права, чтобы призвать тебя сюда. – А я говорю, что это не так, – ответила Мари неторопливо, хотя у нее участилось дыхание и от страха заныл желудок. – А еще я говорю, что не выйду замуж ни за кого, кто служит врагам моего отца. И Тиарнан Таленсакский, рыцарь, находящийся у вас на службе, господин мой герцог, поручился мне в том, что меня никто не будет принуждать. – А какое к этому имеет отношение Тиарнан? – озадаченно вопросил Хоэл. Авуаз внезапно нахмурилась и стала пристально вглядываться в лицо Мари. Из-за красного отсвета факелов, белой головной повязки и исключительной непокорности Мари ее синяки поначалу не были замечены. – Хоэл! – напряженно проговорила герцогиня. – Девушку били! Эти слова вызвали смятение и крики ярости. Герцог Хоэл с тявканьем вскочил и снова потребовал ответа на вопрос: что случилось с Аленом де Фужером? Пришлось рассказывать всю историю, после чего герцогиня повлекла Мари ставить примочки из листьев огуречника, а Тьеру устроили выговор из-за глупости его кузена. Герцог сообщил ему, что было чистым безумием оставить представительнице семейства Пантьевров хоть малейшую возможность нападать или бежать, потому что любой глупец должен был бы понять, что она обязательно ею воспользуется. К тому же ни при каких обстоятельствах нельзя допускать, чтобы с родственницей герцогини случилось что-то дурное, когда она находится под его покровительством. И наконец, что человек, получивший задание от своего господина и ускакавший куда-то, бросив его наполовину выполненным, заслуживает того, чтобы его поставили у стены замка и сделали мишенью для испытания рыцарских умений. Позднее Тьер сказал об этом: – Теперь я знаю, что чувствует крыса, когда ее за шкирку поймал терьер. |
||
|