"Империя сердца" - читать интересную книгу автора (Крейг Джэсмин)

20

Люси бежала до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание. Потом долго шла и остановилась только тогда, когда закололо в боку. Она какое-то время стояла, привалившись спиной к большому валуну. Постепенно дыхание восстановилось.

Она преодолела не более пяти миль, а устала так сильно, что буквально валилась с ног. Не хотелось думать о том, что может означать боль в низу живота, начавшаяся после ударов кнутом и перешедшая в поясницу.

Сердце стучало уже не так оглушительно, и Люси прислушалась, нет ли погони. Где-то вдали послышался мужской голос, но никаких других звуков она не услышала. У Бруно всего четыре человека, а значит, он не сможет организовать настоящую погоню. Расчет оказался верным.

Долго оставаться на месте было нельзя, и Люси снова двинулась в путь, закрыв лицо платком, чтобы холодный воздух не обжигал легкие. Продвижение было замедленным, потому что она выбирала места, где редкий кустарник и густая тень давали укрытие. Нельзя было оставлять следы на песке, чтобы Бруно не обнаружил, в каком направлении она идет.

Неизвестно, сколько времени будет гнаться за ней капитан. Должно быть, если она продержится пару часов, он будет вынужден отказаться от поиска. В этом смысле практический склад ума капитана ей на пользу. Он не из тех людей, кто станет ставить под угрозу успех задания из-за мести. Для него убийство хана Абдур-Рахмана и лорда Эдуарда де Бомона гораздо важнее, чем сведение счетов с женщиной, которая все равно обречена на смерть от голода и холода среди гор.

Судьба благоприятствовала беглянке. Примерно через час небо очистилось от туч, и заветная тропа, ведущая к Куруму, предстала перед взором Люси, Молодая женщина откинула с лица чадру и вытерла холодный пот. Слава Богу, теперь все будет хорошо. Если Господь ее не оставит, часов через десять непрерывной ходьбы она достигнет селения.

Но чувство облегчения не придало ей сил. Боль в пояснице становилась все ощутимей, вновь переместившись в низ живота. Люси стиснула зубы, снова закрыла лицо платком — ветер дул все сильнее. Однако, несмотря на холоду ей было жарко и по лицу стекали струйки пота. Сначала Люси вытирала его, потом перестала обращать внимание. Она с трудом переставляла ноги, мозг отключился, и остался только процесс движения — шаг за шагом, шаг за шагом. Для того, чтобы выжить, нужно было идти, и Люси шла. Иногда до ее слуха доносились звуки ночной жизни — вой шакалов, уханье совы, но Люси не обращала на них внимания. Ее занимало только одно — нет ли звуков погони. Мир состоял из тропы под ногами и солдат Бруно, находившихся где-то за спиной.

В конце концов Люси остановилась просто потому, что ноги отказывались идти дальше. Она покачнулась, кое-как удержалась, чтобы не упасть. Побрела дальше, уже не разбирая пути. Если на песке останутся следы — тем хуже. Однако, пройдя всего несколько шагов, она споткнулась и упала. Рассудок подсказал ей, что лучше отползти в сторону. Так она и сделала — припала головой к гладкому камню и потеряла сознание.

Даже во сне она не могла избавиться от страха и боли, а проснулась от мучительного сознания того, что кто-то за ней наблюдает. Люси открыла глаза, увидела ясное небо, яркое солнце, и сразу вслед за этим — три ружейных ствола, уставленных ей в голову, сердце и живот.

Она вскрикнула от ужаса, и грубый мужской голос спросил на пушту:

— Кто ты? Где твой муж? Из какого ты племени?

Люси зажмурилась, чтобы не видеть зловещего блеска стволов, ио успела подумать, что это, во всяком случае, не русские. Однако попасть в руки к афридиям тоже было скверно. Горцы славились тем, что по поводу и без повода вспарывали брюхо каждому, кто им не понравится.

— Я бегу из плена, — сказала она. — Ищу мужа, чтобы предупредить его. За ним охотятся враги.

— Кто твой муж?

У Люси не было сил лгать. Да и к чему?

— Мой муж — купец Рашид из Пенджаба.

Лица афганцев остались каменными, но Люси надеялась, что они знают о встрече Рашида с Абдур-Рахманом — ведь селение Курум недалеко отсюда.

— Мы отведем тебя к мужу, — сказал старший. — Вставай, жена Рашида. Если будем идти быстро, успеем в Курум еще засветло.

Люси встала, размяла затекшие мышцы. К счастью, боль в низу живота ощущалась уже не так сильно. Мужчины перекинули ружья через плечо и пошли вперед легким шагом, не особенно торопясь, но Люси все равно еле за ними поспевала. Грубая ткань терла неуспевшие зажить рубцы на спине, и совсем не было сил. Молодая женщина на ходу пожевала изюму, но и это не придало ей сил.

Когда у Люсинды все начало кружиться перед глазами, она попросила афганцев сделать небольшой привал.

— Уважаемые, нельзя ли нам несколько минут отдохнуть, и потом, я умираю от жажды, — проговорила она, опускаясь на землю возле тернового куста. Неподалеку журчал узкий ручеек.

Афридии остановились и посмотрели на нее тем немигающим взглядом, к которому Люси так привыкла за годы плена.

— Мы отдохнем, — объявил старший. — Сиди, жена Рашида.

Люси была так благодарна ему, что ничего не ответила. Лишь когда один из мужчин принес ей миску воды из ручья, она попыталась подняться. Что-то здесь было не так. Не может быть, чтобы воины позволили женщине, да еще из чужого племени, валяться без дела.

— Сиди, жена Рашида, — сказал воин и слегка толкнул ее, чтобы она опустилась на землю.

— У меня есть еда, — слабым голосом сказала Люси и достала из кармана сыр, изюм и рисовые колобки.

— Спасибо, — поблагодарил афганец. Он поделился пищей со своими товарищами, они поели, а остатки отдали ей, присовокупив к ним кусвк лепешки.

Люси знала, что отказаться означало бы нанести им страшную обиду, и отщипнула кусочек, хотя видела, что в тесте запечен таракан. Мужчины смотрели на нее молча. Потом старший спросил:

— Тебе больно, дочь моя?

Судя по этому обращению, они относились к ней без враждебности. Люси закрыла глаза, стараясь не думать, чем может быть вызвано их сочувствие. Ей не давала покоя угнездившаяся в животе боль. Боль разливалась все шире, но Люси изо всех сил старалась не обращать на нее внимания. Если делать вид, что ничего особенного не происходит, может быть, выкидыша и не будет.

Вот оно, это слово — выкидыш. До сей минуты она гнала эту мысль прочь. Люси допила воду и встала.

— Нет, со мной все в порядке. Идемте, уважаемые, если вы отдохнули.

— Позволь-ка, дочь моя, — сказал старший из афридиев и, шагнув вперед, поднял Люси на руки и перекинул через плечо. Ноша ничуть не замедлила его шага — казалось, Люси весит не больше перышка.

Люси задремала, а может быть, потеряла сознание. Проснулась она от острой боли и почувствовала, как по ногам течет кровь. В первый миг ей показалось, что в нее попала пуля. Когда же Люси осознала, что происходит, она издала такой горький стон, что воин, который нес ее, остановился и положил свою ношу на землю.

— Мы уже близко от дома, где остановился твой муж, жена Рашида. Через десять минут ты увидишь деревню Курум.

— Спасибо, — прошептала Люси, морщась от боли.

«О Господи, — думала она, — что я скажу Эдуарду? Как я оправдаюсь перед ним?» Бруно сразу отошел на второй план. Люси думала только об одном: если бы она сидела дома, как полагается жене и будущей матери, с ребенком ничего бы не случилось.

— Мы уже близко, жена Рашида, — повторил афганец. — Вот она, деревня.

Как сквозь сон, Люси услышала чьи-то голоса. Тот, кто нес ее, сказал:

— Я принес жену Рашида.

— И хорошо сделал, — ответил дозорный. — Все наши в горах.

Жестом он велел вновь прибывшим войти в ворота.

Услышав ответ дозорного, Люси удивилась, как это Бруно и его людям удалось проскользнуть незамеченными. Ведь они двигались по одной из главных троп. Курумцы обязательно должны были их увидеть. Еще удивительнее было то, что русским удалось так дешево откупиться от афганцев, охранявших перевал.

Но мысли путались, и в следующий миг Люси думала уже о Пешаваре и о своей несчастной горничной. Нашли ли ее тело? Хорошо было бы выжить, вернуться назад и увидеть, как арестуют Армана и графа. Только Арман, наверное, успеет сбежать на русскую территорию. Люси разочарованно вздохнула и провалилась в иное временное измерение. Теперь она была у себя дома, в Халлертоне, маленькой девочкой. Няня должна принести горячее молоко, но почему-то задерживается, а маленькая Люси очень устала и хочет спать.

— Вот дом, где остановился твой муж, жена Рашида.

Воин остановился во дворе обычного афганского жилища: глинобитные стены, плоская крыша, плетеная изгородь. Во дворе на столбах — навес, под ним сидят и прядут женщины.

Одна из них вскочила и спросила:

— Кого ты принес, Хушал?

— Приветствую тебя, Хомайра, почтенная первая жена Якуба. Я принес ту, которая называет себя женой Рашида. Боюсь, она потеряла сына, которого вынашивала.

— Нет! — выкрикнула Люси. — Я его не потеряла!

— Отнесите ее к мужу. Бедная женщина совсем тронулась рассудком, бормочет непонятно что. Это лихорадка.

Люси поняла, что невольно перешла на английский. Не хватало еще, чтобы она выдала Эдуарда, назвав его по имени. Хушал внес ее в темное помещение, и в углу комнаты Люси увидела Эдуарда. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди от радости, но в следующую секунду наполнилось печалью и страхом. Она подвела мужа, не сумела сохранить их ребенка.

— Рашид, — прошептали ее пересохшие губы на пушту. — Рашид, Арман — шпион, и итальянский граф тоже.

Эдуард вскочил на ноги, опрокинув табурет.

— Люси! Боже, что они с тобой сделали? Милая, что случилось?

— Мсье Бруно, партнер Армана… Я не знаю, видел ли ты этого человека в Пешаваре… Это тот самый русский капитан, которого мы встретили в горах. Он хочет убить тебя и хана Абдур-Рахмана. Граф видел, как я прощалась с тобой… Это я во всем виновата. Они взяли меня в плен. Если бы я осталась дома, как ты мне велел, все было бы хорошо. Бруно и его люди соединились с куварским ханом. Хан затевает мятеж против эмира. А может быть, Бруно просто его нанял.

Эдуард обнял ее, прижался щекой.

— Люси, любимая, спасибо тебе за эти сведения, но ты должна отдохнуть.

— Ты не понял! Нужно скорее послать воинов в селение Ким-Кох! Там Бруно, его солдаты и люди хана. Их нужно остановить. Они нападут на Абдур-Рахмана, я знаю.

— Не бойся, душа моя. Абдур-Рахман уже на пути в Ташкент. Все в порядке.

Все существо Люсинды пронзила такая боль, что она задохнулась и прикусила губу. По ляжкам текла горячая кровь, ею пропиталась вся одежда. Боже, бедный, бедный ребенок!

— Прости, — прошептала она. — Я так виновата, ..

— Воды! Воды! — громко крикнул Эдуард. Голос его был яростным, но руки по-прежнему касались жены с нежностью. — Хомайра, ради всего святого, скорее вскипяти воду, принеси соль и чистые тряпки!

— Сейчас, господин, сейчас.

Он смотрел на Люси с отчаянием и тревогой.

— Все будет в порядке, милая. Я клянусь тебе.

Ее вновь пронзил приступ боли, но Люси почти не почувствовала ее — по пылающим от жара щекам текли удивительно холодные слезы.

— Я думала, что я сильная, — всхлипывала она.

— Ты сильнее всех. А теперь отдыхай.

Эдуард откинул потрепанный кожаный занавес, отделявший спальню от остальной части жилища, и осторожно положил жену на деревянную постель, накрытую тощим тюфяком. Лицо Люсинды было совсем белым, щеки впали, губы посинели от потери крови. Никогда еще Эдуард не испытывал такого страха, даже в разгар боя или в минуту смертельной опасности.

Якуб, хозяин дома и старейшина деревни, косо посмотрел на бездыханную женщину и тактично отвернулся. Надо дать возможность мужчине наедине проститься с женой. Когда она умрет, деревня похоронит ее с честью.

— Я посылаю своих воинов в Ким-Кох, — сказал Якуб. — По-моему, уже пора.

— Да, Бруно нам больше не нужен. Мы знаем всех его сообщников в Пешаваре.

— Твоя жена добыла важные сведения, — сказал Якуб и похлопал Эдуарда по плечу. — Помни, друг мой, Аллах милостив.

С этими словами Якуб бесшумно вышел, а через несколько минут его старшая жена Хомайра принесла горячую воду. Кроме того, она запаслась талисманом, который представлял собой липкий комок из меда и кунжутного семени, завернутый в жабью кожу. С помощью этого чудодейственного средства Хомайра надеялась отогнать злых джиннов, которые уже похитили душу нерожденного младенца и теперь зарились на жизнь жены Рашида.

Посмотрев на бледное лицо несчастной и на алую лужу растекавшейся под ней крови, Хомайра подумала, что надежды на спасение нет, но талисман на шею умирающей все-таки привязала. Потом наклонилась, прошептала «Аллах велик» четыре раза в каждое ухо жены Рашида, надеясь, что это магическое заклятье сможет напугать проклятых джиннов.

Оторвавшись от этого ответственного занятия, Хомайра с тревогой увидела, как Рашид окунает руки в горячую воду, потом натирает ладони солью и снова опускает их в котелок.

— Ты можешь уйти, господин, — ласково сказала Хомайра, хотя ей совсем не понравилось, что Рашид испортил целый котелок кипяченой воды. В это время года топливо стоит недешево. — Я позабочусь о твоей жене.

— Нет, я не уйду! — сердито сказал Рашид и успокоился не сразу — несколько раз глубоко вздохнул, потом вымученно улыбнулся.

— Спасибо, Хомайра. Я тебе признателен, но женой я займусь сам.

— Господин, не обижайся, но это не мужское дело. Мужчине нельзя смотреть на женщину, у которой приключился выкидыш. Это зрелище не из приятных.

Вместо ответа Рашид взял чистую тряпку, окунул ее в котелок и стер пот и грязь с лица и рук жены. Хорошо хоть талисман не задел.

— Хомайра, мне очень нужна чистая материя, желательно белая, и еще горячей воды.

— Господин, у тебя целый котелок горячей воды.

— Знаю, но она уже грязная.

Еще бы она была не грязная — ведь он мыл в ней руки! Хомайра пожала плечами, благородно решив, что не будет осуждать бедолагу, который явно тронулся рассудком от горя. Известно, что бывают мужчины, которые очень переживают, когда умирает любимая жена. Чем сильнее и мужественнее человек, тем проще женщине прибрать его к рукам. Что ж, если Рашид хочет зачем-то обливать жену водой, это его дело. Все равно женщина умрет. Даже могущественный талисман ей не поможет. Выкидыш — это верная смерть. Начинается лихорадка, и спасения нет.

— Хорошо, господин, — терпеливо вздохнула Хомайра. — Я принесу горячей воды.

— Пусть это будет кипяток, — сказал Рашид, не поднимая головы. — И еще принеси свадебную простыню, да такую, какой никогда не пользовались.

Хомайра всегда считала, что купец Рашид — человек благоразумный, однако на сей раз он явно зашел слишком далеко.

— Свадебную простыню? Но зачем она тебе понадобилась, господин?

Рашид ничего объяснять не стал, нагнулся над женой и стал снимать с нее пропитанную кровью одежду. Какой опрометчивый поступок — ведь теперь ничто не помешает джиннам наброситься на беззащитное тело.

— Хомайра, быстрее. Воду и чистую простыню.

У Хомайры не было сил смотреть, как безумец отдает собственную жену на расправу джиннам. Кроме того, вполне могло получиться, что один из особенно яростных джиннов набросится на кого-то из присутствующих. Пожилая женщина попятилась к двери.

— Я принесу и воду, и простыню, господин.

Но сначала она побежала пить кислое молоко с чесноком — еще одно верное средство от джиннов. То-то они радуются, глядя, как Рашид готовит им угощение.

— Люси, моя любимая, моя дорогая, не умирай. Без тебя я не смогу жить, я не представляю существования без твоей улыбки. Ты самая красивая из женщин, самая сильная, найди же в себе силы, чтобы выжить.

Хомайра вернулась в комнату и услышала, что Рашид бормочет какие-то непонятные заклинания. Уже лучше, подумала хозяйка. Заклинания — это вернее, чем горячая вода и свежий воздух. Рашид бормотал заклятья на каком-то чужестранном наречии. И это тоже было правильно — всякому известно, что джинны не понимают простой человеческой речи, поэтому бормотание Рашида будет им куда милее.

— Вот горячая вода, господин, а вот простыня, — с уважением в голосе сказала Хомайра.

— Спасибо. Неси сюда. Я хочу, чтобы мы приподняли ей бедра — это приостановит кровотечение.

Его слова Хомайре не понравились, а приблизившись к кровати, она увидела, что Рашид совсем сошел с ума: во-первых, он раздел свою жену догола и всю ее вымыл, тем самым сняв целебную корку засохшей крови, а во-вторых, накрыл жену какой-то дырявой шалью, сквозь которую без труда могла проникнуть хоть сотня джиннов. И это еще не все! Рашид окунул ткань в кипяток, помахал ею в воздухе, чтобы немного остудить, а затем принялся осторожно смывать кровь, запекшуюся между ляжками его жены!

Хомайра была потрясена таким бесстыдством, да и вообще, разве можно так издеваться над беззащитной женщиной? Предположим, она все равно умирает, но есть же правила!

— Господин, всякий человек знает, что горячая вода опасна для женщины, а поскольку ваша жена только что потеряла ребенка, для нее это еще опаснее.

Рашид мельком оглянулся на Хомайру, рассеянно моргнул и пробормотал:

— Не беспокойся. Я пользуюсь очень сильными заклинаниями. Но для того, чтобы они подействовали, нужна кипящая вода.

— Что-то я не слышала о таких заклинаниях, господин.

— Этим заклинаниям меня научил могущественный ходжа, живущий за морем. Его дом стоит… на острове, со всех сторон окруженном водой, вот почему для заклинаний так нужна вода. Ходжа такой мудрый, что его приглашали принимать роды у самой королевы-императрицы Виктории.

Эти сведения произвели на Хомайру определенное впечатление, и она согласилась помочь Рашиду. Вместе они приподняли умирающую, накрыли ее большой белой простыней. К немалому облегчению Хомайры, Рашид тщательно обернул тело тканью со всех сторон, оставив открытыми только лицо и шею. С головой, слава Аллаху, все было в порядке — ее охранял надежный талисман. Может быть, заморский ходжа и мудр, но талисман — дело проверенное. Он не раз помогал Хомайре. Иначе разве смогла бы она благополучно произвести на свет десять детей, из которых умерли только трое, да и те все девочки?

— Я принесу тебе чаю, господин, — благодушно сказала добрая женщина. Ей было ясно, что Рашид просидит у ложа умирающей, пока не отлетит ее душа. Нужно как-то облегчить страдания безутешного мужа.

— Спасибо, Хомайра. Ты мне очень помогла.

— Я ничего такого не сделала, — пожала плечами хозяйка.

Ей очень не хотелось бы, чтобы по деревне пополз слух, что она, такая опытная знахарка, принимала хоть какое-то участие в этой сомнительной операции.

— Ты делал все сам, господин, — строго сказала она. — Тебе и отвечать.

На миг Рашид улыбнулся.

— Не беспокойся. Я никому не скажу, что ты мне помогала. А моя жена поправится, вот увидишь.

Хомайра жалостливо сказала:

— Конечно, господин. Обязательно поправится. Так я пойду принесу чаю.