"Рози – моя родня (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Даррелл Джеральд)

Глава четырнадцатая ВЫСАДКА

Короткое плавание на «Сплошпорт Куин», к удивлению Адриана, доставило ему большое удовольствие. Рози была надежно пришвартована к массивному стальному кнехту, так что от нее он не ждал никаких неприятностей. Спустившись в салон, он взял им по кружке пива, несколько булочек для Рози и бутерброды для себя, после чего, прислонясь к поручням, любовался закатом, дивясь тому, как солнечные лучи будто приглаживают волны, придавая им сходство с разложенными на прилавке магазина рулонами шелка.

Рози восприняла новое испытание с обычной для нее невозмутимостью. Первые несколько минут она с большим интересом созерцала море; должно быть, подумал Адриан, при виде такого обилия влаги решила, что есть случай основательно напиться. Однако, убедившись, что с палубы туда не дотянуться, Рози оставила радужные мечты и стала покачиваться с полузакрытыми глазами.

Было уже темно, когда они подошли к острову Скэллоп, и, сойдя на берег, Рози и Адриан зашагали по узким мощеным улочкам, время от времени обращаясь за справками к прохожим. Так они вышли за город и там в окружении песчаных дюн увидели словно причудливое нагромождение обломков – маленький дом, сооруженный из выброшенного волнами на берег высохшего плавника. В окнах лучился свет, и сквозь вздохи моря до Адриана доносились заунывные звуки тубы. Какой-то неопытный музыкант пытался, без особого успеха, воспроизвести мелодию «Моя любовь – прекрасная, красная, красная роза». Кругом на дюнах не было видно больше никаких построек, и Адриан заключил, что перед ним обитель Этельберта Клипа. Протопав вместе с Рози по шуршащему песку до двери, он постучался. Туба издала неблагозвучное мычание и замолчала. Затем послышались чьи-то шаги.

– Никакого уважения к искусству! – крикнул голос за дверью. – Вражья сила, стучать и шуметь, когда я репетирую! Кто там? Кто там?

Адриан прокашлялся.

– Я, Адриан Руквисл! – прокричал он.

– Вы сказали – Адриан? – спросил голос. – Стало быть, мужчина?

– Ну да, – озадаченно подтвердил Адриан.

Дверь распахнулась, и он увидел маленького, хрупкого, как воробышек, человечка в толстом, длинном, почти до колен, джемпере горчичного цвета с огромными золотыми тиснеными пуговицами, серебристо-серых вельветовых брюках и диковинных черно-белых ботинках. Пышная, соломенного цвета шевелюра человечка напоминала потрепанную ветром копну сена, в ушах висели перламутровые серьги невиданной величины. На тонком бледном лице выделялись подвижные, как у бабочки, темные хитрые глаза. Прислонившись с вызывающим видом к косяку, этот странный маленький индивидуум уставился на Адриана.

– Дружище, – произнес он наконец, – каквы назвались?

– Адриан, Адриан Руквисл. Меня направила к вам Черная Нелл.

– Душка Черная Нелл! Эта женщина понимает, что нужно мужчине. На редкость заботливое создание.

– Вы ведь Этельберт Клип, верно?

– Он самый, – игриво молвил Клип. – Друзья зовут меня Этель. Да не стойте вы там на самом холоде. Входите, входите.

– Тут со мной Рози, – сказал Адриан.

– Рози? Уж не хотите ли вы сказать, что вам достало дурного вкуса привести с собой женщину?

– Нет-нет. – Адриан указал рукой. – Вот она, Рози.

Этельберт Клип выглянул из двери наружу, и неизменно вежливая Рози, подняв вверх хобот, издала фальцетный трубный звук. На что Этельберт Клип немедленно откликнулся почти таким же по тональности удивленным возгласом и отступил в прихожую.

– Что это? – шепотом спросил он Адриана.

– Это Рози. Моя слониха.

Этельберт Клип прижал к груди унизанные кольцами тонкие пальцы, точно боясь сердечного приступа.

– Это – мне,дружище? Если так, то хотя я потрясен вашим великодушием, вынужден, увы, отказаться от столь щедрогодара.

– Нет-нет. Позвольте только мне войти, и я все объясню, – сказал Адриан.

Стреножив Рози, он вошел в обитель Клипа.

Дом состоял из одной большой комнаты. В дальнем ее конце лестница вела на полати, где за осмотрительно задернутыми ситцевыми занавесками помещалась спальня Этельберта. В комнате было множество украшенных салфеточками кресел и шатких столиков, где под стеклянными колпаками стояли потертые птичьи чучела и прочие дорогие сердцу Этельберта Клипа вещицы, так что казалось невозможным сделать лишний шаг без риска что-нибудь опрокинуть. Видимо, хозяин за годы развил в себе качества вроде тех, что присущи летучим мышам. Непринужденно огибая свои безделушки, он порхнул к дивану, сел и похлопал рукой по подушке рядом с собой.

– Сюда, дружище, садитесь и рассказывайте, – пригласил он.

Осторожно пробравшись сквозь лес финтифлюшек, Адриан опустился в кресло на почтительном расстоянии от Этельберта Клипа.

– Так вот, – начал он, – дело в том…

– Э, погодите, – Клип поднял вверх длинный указательный палец. – Сперва следует подкрепиться.

Он скрылся за японской ширмой с огромными драконами, страдающими, по видимости, болезнью щитовидной железы, и тут же показался вновь, держа в руках графин и два бокала. Наполнив бокал для Адриана, вручил ему и погладил его по щеке.

– Итак, – сказал он, садясь на диван.

Адриан понюхал напиток. Вроде бы неопасный…

– Собственная настойка, дружище, – сообщил Этельберт Клип. – Каждый год собираю бузину на мысу. Потрясающепитательная. Ну давайте, рассказывайте. Уверен, увлекательнейшая история.

Адриан поведал ему о своих приключениях, и лучшего слушателя нельзя было пожелать. Глаза Этельберта Клипа становились все круглее, и время от времени он нервно хихикал, точно школьница, совершенно забыв о бокале, который держал в руке.

– Дружище, – сказал он, когда Адриан закончил повествование, – восхитительнаяистория.

– Возможно, – горько произнес Адриан, – для того, кто слушает, но только не для того, кто это пережил. Как бы то ни было, Черная Нелл велела мне рассказать все вам и положиться на ваш совет.

– И не толькопо этому поводу, надеюсь, – лукаво заметил Клип. – Однако дайте подумать, дайте подумать.

Он выпил настойку, извлек откуда-то из-под джемпера узорчатый вязаный колпак с длинной шелковой кисточкой, натянул его на свою шевелюру и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза.

– Понимаете… – начал было Адриан.

– Тс-с-с, – остановил его Клип, не открывая глаз.

Минут пять Адриан сидел, потягивая настойку и глядя на Клипа, словно погрузившегося в транс. Уж не ошиблась ли Черная Нелл, направляя его к этому необычному человечку?… Как бы к прежним бедам не добавились новые…

– Есть! – внезапно воскликнул Клип, снимая с головы колпак и засовывая его обратно за пазуху. – Там, в городе, дружище, есть театр. Весьма шикарное заведение, по правде говоря. Понимаете, у нас тут образуется, можно сказать, настоящий курорт.

Почему– то Этельберта Клипа передернуло от этой мысли, и он налил себе еще настойки, прежде чем продолжать.

– Поверьте, дружище, становится просто невыносимо смотреть на все эти отвратительные краснорожие ватаги, которые устраивают набеги на Скэллоп.

– Понимаю, – сказал Адриан, – а что вы там говорили про театр?

– Так вот, его совсем недавно построил некий Эммануил С. Клеттеркап, тупой мерзкий тип, который большую часть жизни занимался тем, что надувал простых людей, а теперь вот решил, что пришло время насаждать культуру среди своих незадачливых жертв. Естественно, с выгодой для себя.

Он глотнул вина и посмотрел, улыбаясь, на Адриана.

– Но какое отношение все это имеет ко мне? – спросил Адриан.

– Не спешите. Возможно, вы подумали, что почтеннейший Клеттеркап, потратившись на строительство театра, дабы сеять разумное, доброе, вечное, изберет для первого приношения на алтарь культуры нечто такое, в чем посчитал бы честью проявить свой дар профессиональный трагик вроде меня? Например, «Отелло» – я бесподобен в роли Дездемоны.

– Охотно верю, – сказал Адриан.

– Или «Ромео и Джульетта». Все говорили, что Джульетта – одна из моих лучших ролей. К тому же труппа экономила на этом немало денег, поскольку при моем незначительном весе отпадала надобность укреплять балкон. Но этот пошляк Клеттеркап задумал открыть сезон – только подумать! – спектаклем «Али-Баба и сорок разбойников».

– А что, – заметил Адриан, – для отдыхающих на курорте лучшего начала сезона не придумаешь. Веселое, яркое представление…

– Милейший и дражайший Адриан, – Клип зажмурился, как от боли, – можно, я перейду на «ты»? Культура и увеселения – отнюдь не синонимы, между ними огромная разница.

– Боюсь, я не очень-то разбираюсь в этих вещах, – ответил Адриан. – Просто я подумал, что такой спектакль может понравиться детям. И я все еще не понимаю, что это даст мне?

– Пойми, этот кретин Клеттеркап – такой же альтруист, как стая стервятников. Теперь представь себе, что ты уговоришь его использовать в спектакле Рози и она будет пользоваться успехом. Если ты после этого предложишь ему свои пятьсот фунтов – или то, что от них осталось, – уверен, он охотно избавит тебя от слонихи.

– В самом деле! – обрадовался Адриан. – Отличная идея.

– Других здесь не бывает, дружище, – заверил его Клип. – А теперь предлагаю тебе переночевать у меня, а завтра я отведу тебя к Клеттеркапу.

– Чудесно, – отозвался Адриан. – Огромное вам спасибо.

– Я сам, – Этельберт смущенно порозовел, – участвую в этом спектакле. Не скажу, чтобы я гордился своей ролью, но, дружище, надо же как-то жить.

Адриан и Этельберт отвели Рози в пристройку, где готовилась настойка Клипа, но сперва, разумеется, оттуда было удалено все, содержащее хоть каплю алкоголя.

Вернувшись в дом, Этельберт отдернул занавески на полатях, и Адриан увидел огромную двуспальную кровать под балдахином и простейшие деревянные нары напротив нее.

– Выбирай, – предложил Клип. – Лично я всегда сплю на двуспальной.

– Спасибо, – сказал Адриан. – Гм-м… я сильно ворочаюсь во сне, так что лучше лягу на нарах.

– Как скажешь, – весело отозвался Этельберт. – Как скажешь.

Засыпая, Адриан говорил себе, что не скоро забудет зрелище Этельберта Клипа в длинной белой ночной рубашке, японском кимоно и колпаке с кисточкой…

Проснувшись утром, он обнаружил, что Этельберт уже встал и успел приготовить плотный завтрак. На столе стояла огромная кастрюля, в которой булькала овсянка с сахаром и сметаной, рядом на большом блюде были разложены коричневый и хрусткий, как осенние листья, бекон с яичницей и купающиеся в черном соке широкие зонтики грибов.

– Всегда почитал целесообразным начинать день сытным завтраком, – серьезно сообщил Этельберт. – Человек искусства обязан считаться с тем, что подлинное вживание в образ требует огромных физических и духовных усилий.

– Кстати, – поинтересовался Адриан, уписывая яичницу с беконом, – какую роль вы исполняете?

– Одну из невольниц в гареме султана, – невозмутимо поведал Этельберт. – Очень даже трудная роль.

Когда они управились с завтраком и вымыли посуду, Этельберт облачился в плащ-накидку с капюшоном и фуражку с широченным козырьком. После чего они запрягли в двуколку Рози и отправились в город.

Вид театра поразил Адриана. Этельберт говорил, что здание большое, но Адриан не ожидал увидеть таких размеров, а фасад с его дорическими колоннами, аркбутанами и готическими окнами позволял заключить, что архитектором был явно сам мистер Клеттеркап.

– Видишь! – торжествующе произнес Этельберт, глядя на удивленного Адриана. – Дружище, от такого театра и в столице не отказались бы. А еще скажу тебе по секрету…

Он поглядел по сторонам украдкой. Поблизости, кроме Рози, не было никого, и Этельберт Клип, наклонясь, прошептал на ухо Адриану:

– В этом театре вращающаяся сцена!

Сказал и отступил, проверяя, какое впечатление произвели его слова.

– Вращающаяся сцена? – повторил Адриан. – Этот человек, должно быть, безумец.

– Точно, дружище. Но никто не должен знать. Мы собираемся поразить зрителей в день первого представления, так что никому не говори.

– Не скажу, – пообещал Адриан. – Но все равно он безумец. Это же, наверно, стоило огромных денег.

– Перед тобой, – Клип указал на возвышающееся перед ними архитектурное сооружение, – последнее великое творение Клеттеркапа. Памятник, который он воздвиг себе, чтобы войти в историю. А теперь, дружище, подожди здесь вместе с Рози, а я пойду и поговорю с ним.

Около получаса Адриан и Рози терпеливо ждали на улице, наконец из театра выпорхнул Этельберт, сопровождаемый коротконогим толстым человеком, костюм которого являл странное сочетание визитки и полосатых брюк.

– Адриан, – сказал Этельберт, – познакомься: Эммануил С. Клеттеркап, наш ментор.

– Привет, – поздоровался ментор, – как дела?

– Отлично, большое спасибо, – ответил Адриан. Они обменялись рукопожатием.

– Я понял так, что вы ищете работу, – сказал Клеттеркап, нервно поглядывая на Рози.

– Ну да, если это возможно, – подтвердил Адриан. – Я подумал, раз вы ставите «Али-Бабу», вам нужен восточный колорит, а Рози приучена к нарядным попонам и всему такому прочему.

– Так-так, – сказал Клеттеркап, – она ведь, кажется, из этого… э… родом оттуда, откуда…

– Она ведет себя образцово, – позволил себе Адриан малость приукрасить, – и я уверен, что Рози придаст вашему спектаклю нечто.

– Же не сэз ква?– предположил Этельберт.

– Это еще что такое? – подозрительно осведомился Клеттеркап.

– Это по-французски: сам не знаю что.

– Чего это ты не знаешь?

– Да нет, я перевел тебе французское выражение: сам не знаю что.

Клеттеркап с минуту тупо смотрел на Клипа.

– Несешь черт знает что, – молвил он наконец.

– Иные семена пали на каменистую почву, – сказал Клип, воздев очи к небесам.

– Ну ладно, – обратился Клеттеркап к Адриану, – сколько вы хотите получать? Эти культурные мероприятия обходятся дорого. Я не печатаю деньги, понятно?

– Ну, я мог бы довольствоваться скромным жалованьем, чтобы хватило на прокорм себе и Рози, – ответил Адриан.

– И, конечно, театр предоставит убранство для слонихи, – добавил Этельберт.

Клеттеркап закурил большую сигару и укрылся за облаками едкого дыма, размышляя.

– И сколько же стоит ее прокормить? – спросил он наконец, указывая большим пальцем на Рози.

– Ну… порядочно, – признался Адриан.

– Ладно, вот что я решил, – заключил Клеттеркап, – решил по справедливости – я плачу за ваш прокорм, а там посмотрим. Если выступите успешно, возобновим переговоры.

– Прекрасно, – отозвался Адриан, – меня это вполне устраивает.

– Жду вас на репетицию в два часа, – распорядился Клеттеркап.

– Отлично, – ответил Адриан. – Непременно приду.

– Ол-райт, – заключил Клеттеркап. – Действуйте.

И, повернувшись кругом, он вернулся к себе в театр.

– Дружище!– воскликнул Этельберт. – Это же замечательно!А теперь пошли домой ко мне и отметим это событие, а потом придем сюда пораньше, чтобы я мог поводить тебя по театру.