"Написанное с 1975 по 1989" - читать интересную книгу автора (Пригов Дмитрий Александрович)V. Взаимоотношения с высокимЯ глянул в зеркало с утра И судрога пронзила сердце: Ужели эта красота Весь мир спасет меня посредством И страшно стало Когда из тьмы небытия Росток взрастает бытия И возлюбляет бытие А темное небытие Он отрицает То Бог его за это порицает: О ты, кусочек бытия Над бездною небытия Что прищурился Отчего тут всех схватило Аж сквозь землю провалились? Да за бесов помолились А силенок-то и не хватило Вот и провалились Это уж навсегда, наверное Давайте, пусть убитый встанет Обнимет своего убийцу Но нежно так, чтоб не убиться Последнему, а первый станет Пусть брат ему! И я как белая жена Сведу их — но пощажена Не буду Чиста, чиста моя сторожка В ней я, прохладная старушка Одна и живу Прохладная Чиста Чиста Сторожка Старушка Я Ты Одна И живу веками в ней Век Она Я Где она, молодость чистая наша? Дальняя-дальняя — птицы полет! Где вы, красавицы Ира и Маша?! Вот она, Маша, с клюкою идет Как подойти и спросить ее: Маша! Где она Ира, красавица наша?! – В могиле, в могиле, Ира наша! А ты сам-то кто будешь, юноша? – Господи, она безумна! Явилась ангелов мне тройка И я ее в сердцах спросил: Что будет после перестройки? – А некое Ердц А что это? – Не знаешь? – Не знаю! – Ну узнаешь, узнаешь, не торопись Все эти трактора-машины Не ради же себя живут – Не голосуют, не рожают И воскресения не ждут Так что же гонит их внаружу Явиться, так сказать, из тьмы Да, видно, там какой-то ужас Что и железные скоты Не в силах вынести К человеку жмутся поближе Одна сосна была Марией Елизаветою друга Одна к другой в безумной мрие Как царскосельская дуга Чуть изогнулась словно Анна И словно голос Иоанна А может голос Николая Как прозвучал с другого края С другого берега земли: Эй, кто там волосы мои Пред смертью Миррой! Миррой! Миррой, благой миррой! Миррой смягчит! И с миром Среди задумчивых полей Идет солдат с нехитрой ношей Пылится пыль, парит парей Стоит задумчивая лошадь Бездумьем тянет от земли Как, впрочем, и вчера тянуло Сверкнуло где-то там вдали Опять сверкнуло, и опять сверкнуло! и опять сверкнуло! и опять сверкнуло, и опять! и опять! и опять И опять сверкнуло Ко мне подходит мой злодей: Вот я злодей твой прирожденный На это дело порожденный! – Ну, что ж! — я говорю — Злодей Давай работать Ружье живое он наводит Да все берет он полевей И это нас на мысль наводит Что кто-то им руководит Высший Советскья власть — та метит точно А Бог — так и того точней Но Бог бывает человечным Точно Бывает скажет: Полевей Возьми Жалко подлеца Оно живет змееобразно Но тот, кто выпрямит его Он как бы взаимообразно Часть змеевидности его В себя вберет, но так легко Но и настолько, что легко За так просто Не отделаешься Я вышел в сад светящийся как призма Где листья трепетали при луне: Кто — спрашиваю — вы? — и отвечают мне: Мы вызванные дети соцьялизма Я воскричал: Родные! Как я рад! Вот я — ваш единоутробный брат! – Но отвечали мне: Изыди же! Ты временного, а мы вечного уже Социализма Кто не жизнью с жизнью связан Тот ничем ей не обязан Тот готов на смертный бой И даже не самим собой А всей массою народа Потому что он — свобода Ни к чему отдельно здесь не привязанная Вот юноша подходит к гробу: Прощай! — он гробу говорит А тот вдруг хвать его за оба Да и с собою в гроб тащит Тут юноша томиться, рваться А что томиться! что метаться! Срок неминуймый подойдет – Еще не всякий и возьмет К себе Я вышел в сад — он полон был сполна Врагов и наших трупами полегших Я в дом ушел — там было все полегче Хотя и там была уже она Я ей сказал: Ирина, ты — медведь Доделывай свой святое дело Смотри, два листика еще не облетело! И ты — она мне отвечала — ведь – Что я? – И ты, и ты! – Что я? что я? – И ты, милый, и ты! – Что, что, что я? – И ты, и ты, я говорю: и ты! – А что, что я? – И ты! – Что? – И ты! Вот души основных народов Собрались вместе в небесах И порешили там за всех Как жить им средь людей-природы Немецкая душа сказала: Мне жизни мало, смерти мало А мериканская сказала: Мне смерти много, жизни мало Китайская что-то сказала И что-то русская сказала И порешили; а напротив Вторая русская стояла Душа и ровно все напротив Говорила Вот воздух изогнувши тело Над душным стогом пролетает И тихий сельский пролетарий Косясь глядит на это дело Как местная родная высь В какой-то дальней выси тает И тихий сельский пролетарий В улыбке становясь как рысь Родную высь когтит умело Чтобы она не отлетела В ту высь — рассудочную Садится солнце за холмы Так думаю и я Уйду-исчезну и меня Растений смутные умы Неспешно станут вспоминать: Ведь вроде тут вот кто-то, блядь Был Только что О, мальчик мой, я так тебя любила Ты спал, а я неслышная входила И молча над тобой стояла Прозрачною водою одеяло Тебя опутывало — я следила И струи чистые рукою отводила Потом ложилась рядом и дрожала Ты вскакивал, кричал — но я держала Тебя В объятьях своих жарких Стоит мужичок под окошком И прямо мне в очи глядит Такой незаметный на вид И так подлетает немножко И сердце внутри пропадает И холод вскипает в крови А он тихонечко так запевает: Ой, вы мене, вы текел мои Фарес! Вот Бао Даю сон приснился Что некой деве молодой Приснился некий Бао Дай И к ней немедленно явился И молвит ей: О молодая! Я первый ведь тебя приснил Потом уж ты по мере сил Себе приснила Бао Дая Во сне моем Когда бы сильные метели Наш этот домик занесли Мы б тихо-тихонько сидели На высоком воздухе земли Куда-то там — не разобрать – С седьмого этажа смотрели О, Господи — ведь в самом деле Ни капельки не разобрать Кругом одна Природа-Мать А там, за этой канителью Там Батюшка-Народ — он злится Он хочет к нам сквозь Мать пробиться Он бьется, но рожает Мать Вот молодежь ко мне приходит А что я ей могу сказать Учитесь? — да уже сказали Женитесь? — женятся и так А поженившись-научившись Так это каждый проживет А я скажу ей как злодей: Живите там, где жить нельзя – Вот это жизнь! Вот пурга отошед позабылась Утром выглянешь — Боже, прости! Пухлым снегом вся местность забилась Так что слова не произнести Да какая-то виснет досада Говорить-то, выходит, что надо Что ж сказать-то, чтоб вышло красиво Разве вот что: Ебитская сила Экая! Нет, мир не так уж и убог Когда в любую щелку глянешь За угол за любой заглянешь И видишь — вон сидит там Бог Как пташка малая тоскует Лукавой ласкою глядит А то как вскочет, как помчится И снова нету никого Вот великий праздник праздничный У окошка я сижу В небо высшее гляжу И салют там вижу праздничный А над ним цветочек аленький Невозможный расцветает Следом сходит Будда маленький Всех крестом благословляет Тут же наступает тьма Как кошачий орган жуткий На коротком промежутке Все срывается с ума – Бьется, рвется, цепи гложет Пропадает, но не может Только я сижу здесь маленький Словно тот цветочек аленький Нетленный Господь листает книгу жизни И думает: кого б это прибрать Все лишь заслышат в небе звук железный И словно мыши по домам бежать А Он поднимет крышу, улыбнется И шарит по углам рукой Поймает бедного, а тот дрожит и бьется Господь в глаза посмотрит: Бог с тобой – Что бьешься-то? Я поглядел в дверной глазок А там она стояла И на меня глядела Не опуская век И я вскричал: О номму! номму! Зачем я подошел к глазку дверному! Теперь не отойти вовек Такой бывает вечер беспричинный Особо в нашей средней полосе Когда вдруг исчезают все Все эти женщины-мужчины Все эти знаки различенья И над землею на весу Гуляют ангелы внизу Исполненные среднего значенья Средней полосы нашей Мы не от страшных ран помрем Конечно ежели помрем Но так как все же мы помрем Выходит, мы помрем от ран Нестрашных Вот завилась пыль воронкой Это смерть сюда идет Может и пройдет сторонкой В смысле, мимо обойдет А чего идти ей мимо Ей и здесь ведь хорошо Вот когда ведь ты прошел – Ведь понравилось, не правда ль? Весна под окошками бродит Родимая! Личко покажь! На седьмой поднимися этаж А то все внизу пропадаешь Она ж отвечала смеясь Гуляя средь гущи народа: А на седьмом — там уже не природа На седьмом — там уже черт те что Странн Когда живет на свете грек И русский тоже жить пытается И мериканец тот же грех Берет на душу — средь природы Жить не как дерево там вишня Или там камни или воды Иль, скажем, небеса, а видишь ли – Как мериканец Ты помнишь край, где все мы жили Где пел полночный соловей И некторый мужик двужильный Пахал поля при свете дней И возвращался с работы На наш невинный палисад Как будто из потьмы египтской Бросал свой истомленный взгляд И были мы не виноваты И лишь сводящая с ума Во всем была здесь виновата Одна великая потьма Египтская Всюду мясо женское летает Просит одевать-любить его От души бывало отлетает А душа не просит ничего Потому что голая душа Женская — безумно хороша Вот он ходит по пятам Только лишь прилягу на ночь Он мне: Дмитрий Алексаныч – Скажет сверху — Как ты там? — Хорошо — отвечу в гневе — Знаешь кто я? Что хочу? — Даже знать я не хочу! Ты сиди себе на небе И делай свое дело Но тихо Вот человек и нет ему призванья Ни ласкового средь других людей прозванья Ни места, ни жены, ни сына И плачет по нему в лесу осина Но если что-то плачет по тебе То это уж само серьезно по себе Вся жизнь исполнена опасностей Средь мелких повседневных частностей: Вот я на днях услышал зуммер Я трубку взял и в то ж мгновенье Услышал, что я чистый гений Я чуть от ужаса не умер – Что это? Вот Он едет на осляти Отчего же он убог? – А потому что это, дети Вочеловечившийся Бог Отчего ж он так страдает Волочит ужасный крест? – А потому то, дорогие Это дело Бога есть Отчего же это люди Чуть чего — за топоры? – А потому что они — бляди Но до времени-поры Ах, будущей жизни счастливой Отсыпьте немного в пригоршню От этого станет ли горше Что вот подержу я в руках Ну, не ее — так хоть прах Ее Будущей Прекрасные девушки бродят по пляжу Нагие как серны альпийских лугов Я взглядом их трогаю нежно и глажу И в море бросаю под ропот валов: Они ко мне руки с пучин простирают А я уже небо глазами держу И солнце заходит и след их стирает И я одинокий под взглядом лежу Чьим-то Как много женщин нехороших Сбивающих нас всех с пути В отличие от девушек хороших Не миновать их и не обойти Куда бежать от них! куда идти! Они живут разлитые в природе Бывает, выйдешь потихоньку вроде Они вдруг возникают на пути Как дерева какие В ней все, Господь не приведи! И как вошла и как приветствовала И наполнение груди – Все идеалу соответствовало И мне совсем не соответствовало Я тонок был в своей груди Со впадиною впереди И вся фигура просто бедствовала Так — что Господь не приведи! Женщина плавает в синей воде Гладкою кожей на солнце сверкает Ведь человек! — а как рыба какая Неуловимая в синей воде Но подберется когда не спеша Ужас какой или пакость какая – Вот уже только глазами сверкает! Только безумие! Только душа! Давайте думать как бывает О том, что так легко не быть О том, что каждый забывает При том, что так легко забыть Так как же этому не быть Когда оно так и бывает Он вспомнил о дальнем но главном О родине вспомнил своей Привиделись свет и пространство И блики знакомых людей Он двинулся в том направленье И в стенку ударился лбом И это родство и знакомство С тех пор узнает он в любом Прозрачные сосны стояли Меж ними стояли прекрасные ели Но все это было когда-то вначале Когда мы и ахнуть еще не успели Все это по-прежнему где-то стоит Но мы уже мимо всего пролетели И мимо сосны, что прозрачна на вид И мимо прекрасной и памятной ели Куда ж мы спешили-летели? И где отошли от летучего сна? – Да там, где уже не прозрачна сосна И где не прекрасны, но памятны ели Солдат лежал напротив неба И был он намертво убит Иль притворялся, чтобы пуля Которую на нитке Бог Сквозь все миры привел к солдату Чтоб познакомить их, но пуля… Но пуля! Но солдат! Но Бог! Если смерти не бояться То не так прекрасна жизнь Потому бояться смерти Жизненный закон велит Так и ты вот — бойся смерти Ну а сам смотри вперед И представь что смерть вся сзади Хотя смерть вся здесь вокруг В любую вещь вхожу до середины А там уж Бог навстречу мне идет Бутылку выпьешь так до половины А там само без удержу идет Вот так нас любит Бог — лишь пальцем поманит А сам уж со всех ног навстречу нам бежит Как же так? – В подворотне он ее обидел В смысле — изнасиловал ее Бог все это и сквозь толщу видел Но и не остановил его Почему же? – Потому что если в каждое мгновенье Вмешиваться и вести учет То уж следующего мгновенья Не получится, а будет черт те что – Вот поэтому. Нет последних истин — все истины предпоследние И в смысле истинности и в смысле порядка следования Да и как бы человек что-то окончательное узнал Когда и самый интеллигентный, даже балерина, извините за выражение, носит внутри себя, в буквальном смысле, кал Бог меня немножечко осудит А потом немножечко простит Прямо из Москвы меня, отсюда Он к себе на небо пригласит Строгий, бородатый и усатый Грозно глянет он из-под бровей: Неужели сам все написал ты? – — Что ты, что ты — с помощью Твоей! — Ну то-то же Скажи мне, о чем ты сейчас размышляешь Взирая на этот квадрат А я размышляю о ласковом круге Который квадрату ни друг и ни брат А кто же квадрат этот названный круга? Убийца он кругу квадрат Однако в квадрате хоть жить нам возможно Ах, где только щас ни живут Посредине мирозданья Среди маленькой Москвы Я страдаю от страданья Сам к тому ж ничтожно мал Ну, а если б я страдал Видя это или это То страдания предметы Принимали б мой размер Но страданьем же страданья Я объемлю мирозданье Превышая и Москву Скажем, грек поднимет голову Что же видит над собой? – А он видит Бога голого Потому что жарко там Ну а мы поднимем голову Что ж в отличье видим мы? – Тоже видим Бога голого Но посереди зимы В отличье Вот дождик на улице хлещет часами И пусть его хлещет по травам и веткам Вот я и поднялся до мудрости самой Какая возможна по слабости ветхой А мудрость вся эта — не хитрость какая Но лишь повторение мысли убогой Что все происходит со смыслом глубоким А вот что за смысл — это мудрость иная На том свете по идее Нам несложно будет жить Мы уж ко всему привыкшие Да и от всего отвыкшие Вот в раю сложнее жить – Им ведь надо дорожить По идее Отчего бы мне не взять Да и не решиться на бессмертье Это непонятней смерти Но и безопасней так сказать Безопасней в смысле смерти А в смысле жизни — как сказать |
|
|