"Написанное с 1975 по 1989" - читать интересную книгу автора (Пригов Дмитрий Александрович)IV. Органы властиНам всем грозит свобода Свобода без конца Без выхода, без входа Без матери-отца Посередине Руси За весь прошедший век И я ее страшуся Как честный человек Безумец Иван — безумец первый Безумец Петр — безумц второй А там и третий и четвертый А там и мы как есть с тобой И дальше, дальше поскакали Энергья все-таки какая Во всем Ярко-красною зимою Густой кровью залитою Выезжал Иван Васильич Подмосковный государь А навстречу подлый люд Над царем давай смеяться Что плешивый и горбатый Да весь оспой исковекан Два царевых человека Ой, Малюта да Скурата Два огромные медведя Из-за детской из-за спинки Государя выходили На кусочки всех порвали На лохмотья, на прожилки И лежит чиста-морозна Ярко-красная дорога На столицу на Москву Петор Первый как злодей Своего сыночечка Посреди России всей Мучил что есть мочи сам Тот терпел, терпел, терпел И в краю березовом Через двести страшных лет Павликом Морозовым Отмстил Когда он на Святой Елене Томился дум высоких полн К нему валы высоких волн В кровавой беспокойной пене Убитых тысячи голов Катили вымытых из почвы Он их пинал ногою: Прочь вы Подите! Вы не мой улов Но Божий Кругом зима, кругом царизм А я, бывало, к Ильичу Весенней ласточкой влечу Являя духа пароксизм: Идем, идем под светлы своды! Скорей, я муза есть свободы! А он отвечает: Не хочу Тебя Хочу другую Разыгрались в небе тучи Словно юноши нагие Я глядела на них с кручи Как московская княгиня Ах, как весело бы с ними Поиграться — Поиграйся! А там голову и снимем Как красавице Настасье! – Какой Настасье? – А Романовой! Нет, в этом все же что-то есть Лет пятьдесят уж будет с лишком Лежит он в славном пиджачишке И думает о чем — Бог весть Забавно все-тки по пути И ни в какую там ни шутку К нему под мавзолей зайти: Лежи, лежи, я на минутку Пришел, вот видишь, посмотреть На то, что от людского быта Как правило землей укрыто А надо б пред собой иметь Как правило Скажите мне, где этот мир ночует У Ленина на левом ли плече На правом ли…, но только лишь почует Что где-то там у прочих горячей – Он откочевывает причитая Под небо Кампучии чи, Китая Чи Ночное – И так всю жизнь Я возле Ленина хожу И слов, и слов не нахожу Волнуюсь: встанет иль не встанет А он встает из гроба чистый И спрашивает: Коммунистка? Я отвечаю: Я — святая! Сам вижу — отвечает — а то чего бы я это встал вдруг Они нас так уже не любят Как Сталин нас любил Они нас так уже не губят Как Сталин нас губил Без ласки его почти женской Жестокости его мужской Мы скоро скуки от блаженства Как какой-нибудь мериканец Не сможем отличить с тобой Нет, Сталин тоже ведь — не случай Не сам себе придумал жить Не сам себе народ придумал Не сам придумал эту смерть Но сам себе придумал сметь Там где другой бы просто умер Чем жить Когда Иосиф Сталин с Жуковым Поля Германьи обходил Один другому говорил: Вот сколько их детей и внуков их Сломил советский наш металл А Сталин тихо добавлял: И история Когда один в виде Небесной Силы Иосиф Сталин над страной летал То кто бы его снизу подстрелил? – Против небесных снизу нету силы Но все-тки его сверху подстрелили Не ушел Всей страною загрустили Всей душой изнемогли Когда в гроб его вместили На том свете разместили В центре нынешней земли Ну, а сверху глас Отчизны Вдруг раздался как живой: Эй, товарищ, больше жизни! Отпевай, не задерживай, шагай! О, страна моя родная Понесла ты в эту ночь И не сына и не дочь А тяжелую утрату Понесла ее куда ты? Он жил как пламенный орел Что даже Сталин-тигр Своей клешней его не поборол Среди взаимообразных игр Но старость — ведь она не тигр И даже не орел Ногу отняла без всяких игр И он рухнул как подрубленная на лету топором под корень птица Лебедь, лебедь пролетает Над советской стороной Да и ворон пролетает Над советской стороной Ой ты, лебедь-Ворошилов Ой ты, ворон-Берия Ой, страна моя — невеста Вечного доверия О, коммунисты, деточки златые Повсюду жизнь как чудище Батыя Огромным пальцем лезет в небеса И выколупливает там глаза Они текут — и кто бы порицал Но это ж не интернационал! Ведь правда же! На саночках маленький гробик везут Везущие плачут и прочие стонут Кого там хоронят? кого там везут? Едва-едва зародившуюся свободу хоронят Братья! — доносится шепот вокруг – Давайте, давайте, нагими телами Согреем ее, пусть погибнем мы сами Пусть вымрем мы все, но свобода будет вокруг А ну-ка, флейта, пыли средь и зноя Подруга Первой Конной и Второй Сыграй нам что-нибудь такое неземное Что навсегда б взошло над головой Сыграй-ка нам про воински забавы Или про страшный подвиг трудовой Заслушаются звери, встанут травы И люди лягут на передовой Как жаль их трехсот пятидесяти двух юных, молодых, почти еще без усов Лежащих с бледным еще румянцем и с капельками крови на шее среди дремучих московских лесов Порубанных в сердцах неистовым и матерым Сусаниным, впавшим в ярость патриота И бежавшим отсюда, устрашившись содеянного, и затонувшим среди местного болота Жаль их, конечно, но если подумать: прожили бы еще с десяток лишних шляхетских лет своих Ну и что? а тут — стали соавторами знаменитого всенародного подвига, история запомнила их В гостинице я жил однажды И в комнате со мною свойск Жил офицер военных войск Военною объятый жаждой Он говорил: мы их тогда Опережающим ударом Боеголовками ударим И разнесем их города И базы и боезаряды Там — пушки, танки, крейсера И кавалерия — ура!!! Вот так — чтоб к нам не лезли гады Ревлюцьонная казачка Подковала мне коня Ну а после многозначно Посмотрела на меня Полетел я в бой кровавый И там голову сложил А потом с посмертной славой Прямо к ней поворотил Возвышаясь на сиденье Обомлелого коня Я въезжаю в поселенье Но не видно им меня А она вдруг увидала Из ушей вдруг кровь пошла После мертвою упала После встала, подошла Поднимает кверху око Оно пусто и дрожит Говорит: тут недалеко Едем вместе, будем жить Вот, говорят, курсанты пели В двадцатом роковом году Простые юноши в быту Надев военные шинели И розы девушкам дарили Изольдам комсомольских лет И всех кого нашли — убили А те их через много лет Тоже нашли И убили Метафизическим способом Вот гармонику беру И играю что выходит И в ответ из-под земли Мальчик маленький выходит Я играю и пою А он тихонько подрастает В конармейца вырастает А я играю и пою Но потихоньку затихаю А он пошел в обратный рост Вот лишь маленький нарост Пыли — вот она какая Тайна жизни Вот мороз, а вот те солнце Вот те ворон-воронок Тело мерзлого армейца Даже ворону не впрок Ой ты мерзлый конармеец Нынче ангел жарких стран Как оттуда те виднеется Все, что тут ты настарал Любимая в садике где-то живет А он же врагов побеждает Они ему там угрожают Она же привет ему шлет Он их побеждает, а ей отвечает Что вот уже скоро весна Что скоро вернется и ждет пусть она Она ждет. Они же мешают. Генерал Торквемада войска собирал На подземно-небесную битву Вот выходит он после молитвы А пред ним — ослепительный бал Что ты пляшешь, нечистая сила? – Говорит боевой генерал И кровавый чертенок упал На седые усы генерала Лидер гнойный и вонючий Что ты гонишь стаей тучи И военны корабли К брегу нашия земли Где живем мы понемножку В частности, вот я живу На одну хромаю ножку На другую голову В штабе, где враги сидели И строчили свой донос – Партизаны налетели Все пустили под откос И ушли с народной песней Шагом упругим молодым Вот враги — старались жили А остался только дым И мне бы до последней капли крови Да ведь на первой капле и помру Какая ж польза от меня Отчизне Среди кровавых битв грядущих дней Вот то-то и оно — Отчизна терпит Меня по мере сил и жить дает Но только грянут трубы полковые Я и останусь — да Она уйдет Холм к холму идет с вопросом: Долго ль нам еще стоять Средь пустых лесов-покосов И томиться, твою мать? – А хуй его знает Товарищ майор Над картой ночею бессонной Сидели в штабе до утра Под городом Армагеддоном И он сказал тогда: Пора! И огляделся напоследок И выходило так ли, эдак ль Что победим Бесчинствует немец над нашей державой А я еще маленький в гриппе лежу И гвоздик случайный в ручонке держу Откуда он взялся-то мелкий и ржавый А может не ржавый — стальной и блестящий Не гвоздичек вовсе — карающий меч Что негде где немца от гнева сберечь В том будущем бывшем, сейчас — настоящем Вечном Бомбардировщики напали на меня От них бежал я в страхе превеликом Бежал и падал с громким к Богу криком: Дай истребителя на них! Спаси меня! Бог отвечал с укрытою улыбкой: Беги, беги родства не поминя А то вот может дать тебе зенитку Да ведь промажешь, попадешь в Меня Американцы в космос запустили Сверхновый свой космический корабль Чтобы оттуда, уже с места Бога Нас изничтожить лазером — во бля! Ну хорошо там шашкой иль в упор Из-под земли, из-под воды, из танка Но с космоса, где только Бог и звезды! Ну просто ничего святого нет! – Во, бля! Когда я в армии служил Мой командир меня любил За то что храбрый был и смел Шутник я был, танцор я был Хоккей смотрел, поделки делал Стихи писал, жену любил Солдат клонит голову Словно она оловом До ушей налита А она не оловом А чем? А свинцом пробита Как это? В маленькую дулечку Пулечку отлитый Вот какой он злой свинец Матерьял проклятый! Сволочь недобитая! Падла мериканская! Сучья блядь! Солдат берет свою винтовочку И в бой за Родину идет Моряк берет же бескозырочку И в море дальнее плывет И всяк берет ему положенное И куда следует идет А Родина за ним следит Чтоб не свершил противположенное Возле нашего селенья Бродит маленький солдат И пугает населенье На людей бросая взгляд Говорят, что в революцью Был он ловок и удал И в борьбе с контрреволюцьей Жизнь свою он потерял И теперь уже посмертно Позабыв, за что в бою Пал, рыдает несусветно: Возвратите жизнь мою! – А как мы ее возвратим Вы его встречали? — да встречали В дни еще младенчества мои Майскими короткими ночами Когда здесь окончились бои Когда вдруг казалось — из природы По причине жизни ли самой Призрак то ли счастья, то ль свободы Сам проступит, да вот сам не свой Проступил Однажды в старину американцы Стальным канатом обхватив Россию Хотели подтянуть ее к себе поближе Но весь народ российский приподнялся Гвоздьми к земле приколотил отчизну Так что злодеи лишь Аляску оторвали И поднялась тогда волна морская И смыла царску власть по всей России И большаки пришли и вьют канаты Назад свою Аляску подтянуть Гибралтарский перешеек С незапамятных времен Неотъемлемою частью Родины моей являлся А потом пришли авары И вандалы и хунза Незаконно овладели И владеют до сих пор Но наступит справедливость И свободные народы Гибралтарского прошейка С Родиной воссъединятся Вот к генералу КеГеБе Под утро деточки подходят И он их по головке гладит И говорит: бу-бу-бе-бе Играясь с ними и к себе Потом он на работу едет И нас всех по головке гладит И говорит: бу-бу-бе-бе Играясь с нами Я молча перед ним сидела Он на электроплитке грел Щипцы и пальцы мне вертел Выворачивая Щипцами — и я поседела Сама не видя, а он пел: Когда бы мне страна велела Героем стать! — он громко пел И следом ногти мне вертел Выворачивая Тогда я встала и ушла Невидимой Лаиуш Ла И не вернулась к нему Что-то крови захотелось Дай, кого-нибудь убью Этот вот, из них красивый Самый первый в их строю Вот его-то и убью Просто так, для пользы дела Искромсаю его тело Память вечная ему Строгий юноша — из носу пламя Револьвер на меня молодую! Я ему говорю: осупл! Амя! Не смеши, дорогой мой! — и дую На горячую сталь молодую И опадает сталь Вот из пытают на дворе Горячим способом и тихим Кругом толпа, шуты, шутихи А дело где-то в октябре Вот изморозь с утра ложится К полудню где-нибудь растает И лист осенний облетает И еле слышимо кружится И небосвод стеклянный замер Я говорю: перенести В зимний замок Сорочку белую надену Друзей спокойных приглашу И всех на месте порешу Они поймут — такое дело Такого дела-то заради Они меня бы тоже, бляди Порешили Если бы им первым в голову пришло Я шла Москвой, Москвой красивой И повстречала мертвецов Они похожи были на отцов И я их воскресила И они бросились бежать И все их бросились ловить: Отцы! Отцы, едрена мать! Вы нам отцы или едрить Знает что! – Вот-вот — отвечали они Первая конная, пан и барон Шли друг на друга от разных сторон Шли они шли и в итоге пришли В общем-то в землю в итоге ушли И тополя шелестят с подоконника: Нет на земле твоего первоконника И пана нет, и барона нет, и царя нет, и героя нет, и первого в стране дезер- тира нет, и ассенизатора революции нет, а чего нет — того уж нет, извините Я б хотел послужить перегноем Для грядущих осмысленных дней Чтобы юноша некий достойный Воспитавшись на почве моей Чтобы юноша некий прекрасный Не продавшись чужому рублю Все осмыслил безумно и ясно И сказал тем не мене: Люблю! На этого бы Годунова Да тот бы старый Годунов! Не в смысле, чтобы Сталин снова А в смысле, чтобы ясность вновь А то разъездились балеты – Мол, какие славные мы здесь! Давно пора бы кончить это Какие есть — такие есть Вот мир советский и антисоветский. Что их объединит и что спасет? Как говорится: красота спасет Как говорил он: красота спасет – Известный в свое время Достоевский Но он ответственности не несет Поскольку в его время — что узнаешь! Тогда весь мир-то был антисоветский. Вода, вода, ты точишь камни И гонишь в море корабли Порхаешь в небе с облаками И родственницей входишь в глубь земли Но, Дева! разве ж это дело! Темна твоя прозрачная речь Возьми мое хотя бы тело В СССР вочеловечьсь! Ну, не будет коммунизма – Будет что-нибудь другое Дело в общем-то не в сроках – В историческом мышленьи Очень трудно жить на свете Ничего не предвещая Эдак можно докатиться До прекрасного мгновенья Но в том-то и дело, что мгновенье Кому — прекрасно, а кому — и нет Демократия слаба – Она любит человека А человек ее не любит Во всяком случае у нас – Это было в прошлый раз Что у нас ее любили Так любили, так любили За нее себя сгубили! А мы обманули вас – Это не мы были Закон ученый открывает Другой приходит — отменяет А тот хватает пистолет И гада в сердце убивает Поскольку вот — закона нет Кроме страсти человечьей И милосердия Я не выдумал бы Конституцьи Но зато я придумал стихи Ясно что Конституцья значительней Правда, вот и стихи неплохи Но и правда, что все Конституцьи Сызмальству подчиняться должны А стихи — кто же им подчиняется Я и сам Конституцьи скорей Подчинюсь Когда вы меня здесь зарестуете Это очень здесь даже легко Но не все беспредельно легко – За меня перед Богом ответите Спросит Он, пред тем как наказать: А за что ж вы его так безнравственно? — А что вред от него государственный — Государство что ли поменять? – Подумает Бог Но не станет Вот лучатся недра-воды Свет струится неземной Средь ослабленной природы Всяк кусочек — золотой Всяк кусочек наг и чист А вот этот — коммунист Ну и что, что коммунист Тоже, тоже золотой Глядючи-то Как представляется правительству страна Она ему удобной представляется И обозримой тоже представляется И собственной, конечно, представляется Как представляется правительство стране Оно ему далеким представляется Далеким и отдельным представляется И неотвязным тоже представляется А иногда совсем не представляется Когда я говорю: рабочий То представляю я рабочего И среди разного и прочего Его не спутаю я с прочим Его не спутаю с крестьянином Когда же нужен мне крестьянин То просто говорю: крестьянин И представляю я крестьянина Вот американский президент Жаждет он душой второго срока А простой советский диссидент Он и первого не жаждет срока Что же к сроку так влечет его Как ни странно — что и президента Всякий в мире на своем посту И не в наших силах преодолеть это Вот скажем лицом я в Китае А затылком — в СССР Там солнце встает, там светает А здесь волосы густо растут Вот лицом перебегаю на Запад И ложится на него чужая тень Поражает его чуждый запах А здесь — снова волосы густо растут Трудно быть руководителем Да такой страны большой Все равно что быть родителем Непослушливых детей Все им кажется, вредителям Что они тебя умней Что на стороне родители И приятней и добрей Это и неудивительно Но со временем поймут Понемножку, что родителя Не выбирают — с ним живут Жил да был убийца-врач Убивал он руководство А потом вот оказалось Что он вовсе не убийца А убийцы — руководство Значит врач не убивал А их правильно лечил Но леча то руководство Он всех прочих этим самым Убивал чрез руководство Выжившее, и выходит Что тот самый врач-убийца Он и есть Начальников я не ругаю Я просто сзади подхожу За плечи тихо обнимаю И ласково в глаза гляжу И словно снегом посыпаю так посыпаю, посыпаю, посыпаю и посыпаю, и так тихо- тихо и тихо, и тихо, и посыпаю и посыпаю, посыпаю, посыпаю И они тихо засыпают На руках моих Будь ты трижды во лбу гениальный Будь ты хоть Секретарь Генеральный Все ты видишь сквозь местную воду Да что сделаешь с этим народом Ведь не будешь же каждую блядь Волочить исправляться, опять- Таки Кто очень хочет — тот увидит Народ российский — что он есть! Все дело в том — уж кто увидит Его каким — такой и есть Вот скажем Ленин — тот увидел Коммунистическим его И Солженицын — тот увидел Богоспасительным его Ну что же — так оно и есть Все дело только в том — чья власть Народ с одной понятен стороны С другой же стороны он непонятен И все зависит от того, с какой зайдешь ты стороны С той, что понятен он, иль с той — что непонятен А ты ему с любой понятен стороны Или с любой ему ты непонятен Ты окружен — и у тебя нет стороны Чтоб ты понятен был, с другой же непонятен Народ он делится на не народ И на народ в буквальном смысле Кто не народ — не то чтобы урод Но он ублюдок в высшем смысле А кто народ — не то чтобы народ Но он народа выраженье Что не укажешь точно — вот народ Но скажешь точно — есть народ. И точка Вот молодежь на комсомольском съезде Ликует и безумная поет А дальше что? — а дальше съезд пройдет А там уже и старость на подъезде А дальше — смерть! и в окруженьи сил Бог спросит справедливо и сурово: Где ж был ты, друг? — А я на съезде был — А-а. На девятнадцатом на съезде комсомола? Ну-ну Коль смолоду честь не беречь Что к старости-то станется Увы — бесчестие одно И ничего-то больше Но если смолоду беречь И так беречь до старости – Одна сплошная будет честь И ничего-то больше Вот они приходят молодые Близкой мне погибелью грозят У них зубы белые прямые И на каждом зубе блещет яд И глаза их страшные горят Небеса над ними голубые И под ними пропасти висят Я же в нишке маленькой сижу И на них испуганно гляжу Господи, где мне искать спасенья? Может, Ты мне скажешь? — Не скажу Он отвечает Уже им дети по плечо А все проблемы им по пояс Да и пониже даже, то есть Все по хую и нипочем Вот это партия в глаза Открыто, как росу в глаза Им и говорит А что дитя? — он тоже человек Он подлежит и пуле и закону А что такого? — он ведь человек А значит родственник и пуле и закону Они имеют право на него Тем более когда он пионером Бежит вперед и служит всем примером Чего примером? — этого… того Подойди ко мне, мой Павлик Как уж я тебя любила Нет, не я тебя убила С неба странный ангел Авлик К нам сошел весь в пене розовой Спрашивает: где Морозовы Ну, ему и указали Он приходит, а мы в зале Ждем его, он тебя взял Своей пеной обвязал В ухо слово вдул Оил Чем-то белым напоил Ты и вепрем обернулся Да и тятеньку убил А когда назад вернулся Тебя дедушка убил А как же? Так надо! И все исчезло в пене розовой Зойя! — так вот мы Морозовы И всей стране известны стали Дерево осинное Дерево ли ивовое Всякое красивое Кто из них красивевее А красивевей береза С нею меж деревьями Связано поверие Про Павлика Морозова Деточку невинную Сгубленну злодеями Вот они что сделали Да вот не под ивою Да не по осиною А вот под березою Загубили псиные Павлика Морозова Деточку Девочка идет смеясь Крови в ней всего три литра Да, всего четыре литра Литров пять там или шесть И от малого укола Может вытечь вся она Девочка! Моя родная! Ради мамы, ради школы, Ради Родины и долга Перед Родиною — долго Жить обязана! Родная Береги-храни себя! И чтой-то молодежь все женится Что это мода за така Глядит с улыбкой знатока И женится себе, все женится А то бывало в наши лета Мы разве ж знали про любовь Мы знали — Родина и кровь И кое-что еще — но это Разве ж объяснишь Вот жаркая, словно Освенцима печь Любовью меня хочет женщина сжечь Я голый стою перед нею и плачу Рукою являя стыдливость девичью Она же покручивая черный ус: Не бойся — смеясь говорит мне — мит унс Бог Женщина белая, стройная, чистая Что тебе делать со мною мучнистым В общем-то ясно, что делать со мной Да на что тебе червь этот подлый мучной Разным к тому же бессмысленным мучимый Да и к любви навсегда не обученный Как знамя, полотнище какое Скачут девы молодые Они и того моложе В море прыгают худые Предвкушая сладость ложа Предвкушая полнотелость Внутренних частей коварство Смерти дальность, жизни целость Непомерность государства Поскольку ты сам выбирал где родиться То с кротостью пущей неси Вот этого места событья и лица А нет — так тем боле неси Поскольку ты значит поставлен — и стой И смысл твой выходит что самый простой Но единственный Один еврей на свете жил Красивый и отважный И это очень важно Что он евреем был А то вот русским, скажем Или б китайцем был Но он евреем был И это очень важно Очень Когда бы был бы я китайцем То я хотел бы немцем стать Но русским — вряд ли, чехом — вряд ли Американцем — тоже вряд ли Китайцу лучше немцем быть Но уж поскольку есть я русский То немцем мне уже не стать И русским тоже мне не стать По той же самой по причине Когда безумные евреи Россию Родиной зовут И лучше русского умеют Там где их вовсе не зовут А где зовут — и там умеют А там где сами позовут – Она встает во всей красе Россия — Родина евреев Вот могут скажем ли литовцы Латыши, разные эстонцы Россию как родную мать Глубоко в сердце воспринять Чтобы любовь была большая Конечно могут — кто мешает Еврей тем и интересен, что не совсем русский А китаец тем неинтересен, что совсем не русский А русский не то чтобы неинтересен А просто — некая точка отсчета тех кто интересен и неинтересен Вот живет антисемит Книги русские читает Ну, а рядышком семит Книжки тежие читает Правда, вот антисемит Чувствует намного тоньше Но зато в ответ семит Мыслиит немного тоньше А над ними Бог живет Всех умнее их и тоньше Так что пред Его лицом Кто умнее тут? кто тоньше Латыша стрелок латышский Подстрелил — ай да стрелок! А ворошиловский стрелок Ворошилова не смог Однако Вот он Рейган к себе их манил Завлекал золотыми объятьями Но Бог этого не попустил Потому что с китайцами братья мы Породнились мы плотью и мифами Породнил нас родимый шамбал Потому что с китайцами — скифы мы А вы — бляди и злой интеграл Когда б стояла над Китаем Погода гнусная такая То за их гнусные дела Все было бы по справедливости То есть стояла б где должна А может быть она сама Уже стоит по справедливости?.. Что-то не верится Поляк поляку глаз не выклюет Да и чех чеху глаз не выклюет Ну если там немножко выклюет А русский — он совсем другой Он за высокую идею Какому хочешь прохиндею Глаз выклюет, да и другой Глаз Тоже Выклюет Вот говорят, что наши люди Хотели Папу подстрелить Так этого не может быть Они для нас мертвы заране Священнослужители стало быть Хотя вот их и подстрелить – Не преступленье, стало быть В этом, узком, смысле Вот и забыли председателя По имени Мао Дзе-дун А был уж как властитель дум И в качестве даров подателя А щас с протянутой рукой Летит к нам сам: О, помяните! Ведь был я многих знаменитей! А мы в ответ его — ногой! Они живут не думая Реакционны что Ну что ж, понять их можно А вот простить — никак Верней — простить их можно А вот понять — никак: Ведь реакционеры А с легкостью живут Чтобы режим военный утвердить То надо б отключить канализацыо И ни одна не устоит Цивилизованная нацья Когда фекальи потекут вовне Ведь дух борьбы — он гордый по природе Он задохнется в этаком говне И полностью умрет в народе Есть страна такая — Чад Там повсюду смрад и чад Негры — бедные пигмейцы Мрут за власть как европейцы Потому что там свобода Объявилася сама И крови требует с народа Коль не вправе требовать ума Вдали Афганистан многострадальный Вблизи — многострадальный мой народ От одного многострадального к другому Летит в виде подарка самолет А в самолете — воинские части А в воинских частях сидит народ Народ — ведь он всегда ленив отчасти Не повезут — так сам не побежит Ты думаешь честно и просто Как ярче б на свете прожить За какой бы страдающий остров Беспокойную жизнь положить За свободу И ты ее честно слагаешь За остров какой иль страну И просто себя полагаешь: Вот счастье принес и весну Людям А после приходят другие Другого чего-то хотят На твою же прекрасную гибель Неприязненно даже глядят Что это? Вот из России к ним с любовью Летим не убоясь труда Они ж наполненные кровью Стоят как тучные стада Не в силах вынести, когда Такая жаркая любовь Лишь тронешь — сразу брызжет кровь Во все стороны Страна большая. От Москвы отъедешь Так сразу по стране и едешь Бодрствованием едешь и ночлегом И вся она покрыта снегом О вся она — цветущий сад Повсюду лозунги висят И жизнь как могут украшают До умозрительности возвышают Весна, крестьянин торжествует А что ему торжествовать? На то законы существуют Чтоб каждому существовать Чтоб каждому быть на подходе – Сегодня здесь, а завтра там Коли весна пришла — так ходит За крестьянином по пятам Вот так в столовую приходишь И ничего там не находишь А ну, подайте, вашу мать Какую ни на есть кухарку! – А они ушли все управлять Государством Как Жанны Д'Арки И правильно — хоть какая от них польза обществу будет Я бросил пить, курить пытаюсь бросить Кофий не пью, да и не ем почти Я воспитаю из себя для пользы Советский и неприхотливый тип Который будет жить здесь чем — незнамо Всех злонамеренных сводя с ума Которому Спартак что, что Динамо Которому что воля, что тюрьма Надо честно работать, не красть И коррупцией не заниматься Этим вправе вполне возмутиться Даже самая милая власть Потому что когда мы крадем Даже если и сеем и пашем То при всех преимуществах наших Никуда мы таки не придем А хочется Вот новое постановленье Об усилении работы Его читает населенье И усиляет те работы Его ничто не удивляет Но усиляя те работы Попутно эти ослабляет И дисгармонью устраняет Между Работой и работой По волнам, волнам эфира Потерявшим внешний вид Скотоводница Глафира Со страною говорит Как живет она прекрасно На работе как горит Как ей все легко и ясно – Со страною говорит А страна вдали все слышит Не видна, как за рекой Но молчит и шумно дышит Как огромный зверь какой Неважно, что надой записанный Реальному надою не ровня Все что записано — на небесах записано И если сбудется не через два-три дня То через сколько лет там сбудется И в высшем смысле уж сбылось И в низшем смысле все забудется Да и уже почти забылось Как я понимаю — при плановой системе перевыполнение плана есть вредительство Скажем, шнурочная фабрика в пять раз перевыполнила шнурков количество А обувная фабрика только в два раза перевыполнила план Куда же сверх того перевыполненные шнурки девать нам И выходит, что это есть растрачивание народных средств и опорачивание благородных дел За это у нас полагается расстрел Не хочет Рейган нас кормить Ну что же, сам и просчитается Ведь это там у них считается Что надо кушать, чтобы жить А нам не нужен хлеб его Мы будем жить своей идеею Он вдруг спохватится: А где они? А мы уж в сердце у него Не хочет Рейган свои трубы Нам дать, чтобы советский газ Бежал как представитель нас На Запад через эти трубы Ну, что ж Пусть эта ниточка порвется Но в сути — он непобедим Как мысль, как свет, как песня к ним Он сам без этих труб прорвется Наш газ Течет красавица Ока Среди красавицы Калуги Народ-красавец ноги-руки Под солнцем греет здесь с утра Днем на работу он уходит К красавцу черному станку А к вечеру опять приходит Жить на красавицу Оку И это есть быть может, кстати Та красота, что через год Иль через два, но в результате Всю землю красотой спасет Вот пионер поймал врага А тот убил ребенка бедного И бросил неживого под ноги И все-таки, и все-таки, и все-таки И все-таки, и все-таки И все-таки И все- Таки – Как жизнь у нас недорога! Старушка в кассу денежки кладет Откуда денежки-то у старушки Уж не работает и видно пьет Да разные там внучеки и внучки Откуда денежки-то — ох-ох-ох! Неужето ли старая ворует Да нет, конечно — просто накопила их За долгую за жизнь за трудовую Что-то исчезли продукты Только без них по зиме Кровь уж совсем леденеет Клонится тело к земле Я понимаю, что сложно Сеять продукты, растить Да многого нам и не нужно: Может климат видоизменить У нас в Беляево родимом Сибирских нет могучих рек Но прудик есть — там человек Вчера утоп невозвратимо Так что чужого и с огнем Не надо — а свое возьмем По праву Приехал в Братск я и итожу – Страна большая, а везде одно и то же Особно лозунги, у них особый вид И с ними небо на виду у всех о высшем говорит Они живут не связанные естества обжитком Не в твердом и не в мягком и не в жидком А в пятом собственном их состоянье вещества На безупречной грани существования Вот идет простой рабочий Только как-то скособочен А сзади вздыблен то ли хвост То ли крылья — ох, непрост Непрост Совсем непрост Наш рабочий Прочим рабочим впрочем — прочный друг На счетчике своем я цифру обнаружил – Откуда непонятная взялась? Какая мне ее прислала власть? Откуда выплыла наружу? Каких полей? какая птица? Вот я живу, немногого хочу Исправно вроде по счетам плачу А тут такое выплывает — что и не расплатиться Не завидуй другу, если друг богаче Если друг красивей, если друг умней А завидуй другу, коль в кровавой сече За отчизну друг твой смертью храбрых пал Мы живем на свете, чтобы воплотиться В пароходы, строчки — долгие дела Коли нету в что нам вовсе воплотиться – Родина придумает что-нибудь взамен Отчего же мне так плохо Вот и голова болит Вроде вид у меня как вид Да и эпоха как эпоха Да и все кругом как все Это голова виновата с мозгами вместе Выросла — да не на том месте Здесь могила, как говорится, должна расти Вот болит голова, а к чему и зачем? – Значит нужно ей так и приятней Коли сталось, что снизу я к ней прикреплен Должен кротко сносить и опрятно Не впадая в безумные страсти То же самое с Богом и властью В общем, со всем, что наверху Но соответственно природе каждого Я жил во времена национальных Героев и им не было числа Одни несли печать Добра и Зла Другие тонус эмоциональный Поддерживали в нас по мере сил Народ любил их, а иных бранил И через то герой героем был А я завидовал им эмоционально Поскольку я люблю национальных Героев Теперь поговорим о Риме Как древнеримский Цицерон Врагу народа Катилине Народ, преданье и закон Противпоставил как пример Той государственности зримой А в наши дни Милицанер Встает равнодостойным Римом И даже больше — той незримой Он зримый высится пример Государственности Там, где с птенцом Катулл, со снегирем Державин И Мандельштам с доверенным щеглом А я с кем? — я с Милицанером милым Пришли, осматриваемся кругом Я тенью легкой, он же — тенью тени А что такого? — всяк на свой манер Там все — одно, ну — два, там просто все мы — птицы И я, и он, и Милиционер Вот придет водопроводчик И испортит унитаз Газовщик испортит газ Электричество — электрик Запалит пожар пожарник Подлость сделает курьер Но придет Милицанер Скажет им: Не баловаться! Так встретились моряк с Милицанером И говорит ему Милицанер: Ты юношества должен стать примером Как зрелости я форменный пример Ты с точки зренья высшего предела Осмыслить должен ветреные страсти Подняться над минутностью пристрастий Я должен — отвечал моряк и сделал Вот пожар развел пожарник А моряк бежит в простор Только Милиционер – Наш защитник и ударник Моряку он говорит: Послужи-ка, брат, народу А пожарнику он воду Льет на красные глаза Пожарный зданье поджигал И весь как зверь дрожал он Милицанер его держал Его увещевал он Я понимаю, твоя страсть Нездешнего отсвета Но здесь ведь люди: им ведь жить Им не понять ведь этого И там стоял один еврей Или их было много И он уж точно был злодей Или их было много Пожарный вороном летал Змеей из земли выходил он Моряк как чайка сизокрылый Звучал как тронутый металл Еврей как пепел распыленный Лежал на всем не для красот Милицанер как ствол зеленый Всходил отсюда до высот Нету радостней примера Где он, радостней пример Чем один Милицанер Да на другого Милицанера С пристрастием взирающий В смысле, все должно быть, брат, честно и в полном соответствии с социалистической законностью Когда здесь на посту стоит милицанер Ему до Внуково простор весь открывается На Запад и Восток глядит Милицанер И пустота за ними открывается И центр, где стоит Милицанер – Взгляд на него отвсюду открывается Отвсюду виден Милиционер С Востока виден Милиционер И с моря виден Милиционер И с неба виден Милиционер И с-под земли… Да он и не скрывается Вот на девочку пожарный налетел Дышит он огнем, глаза сверкают Обвязал ее и не пускает Душит средь своих горячих тел Но Милицанер тут подскакал С девочки пожарного сгоняет И назад в пещеру загоняет Не страшит его тройной оскал И у входа у пещеры сам На посту стоит он неотлучно А у девочки родился сын – Морячок лихой, Голландц Летучий Милицанер вот террориста встретил И говорит ему: Ты террорист Дисгармоничный духом анархист А я есть правильность на этом свете А террорист: Но волю я люблю Она тебе — не местная свобода Уйди, не стой у столбового входа Не посмотрю что воружен — убью! Милицанер же отвечал как власть Имущий: Ты убить меня не можешь Плоть поразишь, порвешь мундир и кожу Но образ мой мощней, чем твоя страсть На лодке посреди Оки Милицанер плывет и смотрит Чтоб не утоп кто средь реки По собственному недосмотру Вот так вот средь неверных вод В соблазн вводящих очень многих Как некий остров он плывет Куда в беде поставить ногу Нам можно Вот Милицанер стоит на месте Наблюдает все, запоминает Все вокруг, а вот его невеста Помощь скорая вся в белом подлетает Брызг весенних веер поднимает Взявшись за руки они шагают вместе Небеса вверху над ними тают Почва пропадает в этом месте Ворона где-то там кричит На даче спит младенец И никого, младенец спит Один — куда он денется-то Но если кто чужой возьмет И вдруг нарушит сон его Милицанер сойдет с высот И защитит ребенка сонного. В буфете Дома литераторов Пьет пиво Милиционер Пьет на обычный свой манер Не видя даже литераторов Они же смотрят на Него – Вокруг Него светло и пусто И все их разные искусства Пред Ним не значат ничего Он представляет собой Жизнь Явившуюся в форме Долга Он — краток, а искусство — долго И в схватке торжествует Жизнь Милицанер гуляет строгий По рации своей при том Переговаривается он Не знаю с кем — наверно с Богом И голос вправду неземной Звучит из рации небесной: О ты, Милицанер прекрасный Будь прям и вечно молодой Как кипарис цветущий Вот спит в метро Милицанер И вроде бы совсем отсутствует Но что-то в нем незримо бодрствует То, что в нем есть Милицанер И слова тут ни пророня Все понимают, что так надо Раз спит милицанер — так надо То форма бодрствования Такая Есть метафизика в допросе Вот скажем наш Милицанер И вот преступник например Их стол зеленый разделяет А что же их объединяет? – Объединяет их закон Над ними царствуя победу Не через стол ведут беседу – Они ведут через закон И в этот миг как на иконе Они не здесь — они в законе Веревочку на шею он пристроил Другим легко живущим не в пример Вдруг видит: перед ним Милицанер Возникнул, а вернее что — сам-трое Он сам, его мундир и его смысл Один глядит, другой с ним речь заводит А третий взгляд на небо переводит Покачивая тихий коромысл Жизни Милицанер гуляет в парке Осенней позднею порой И над покрытой головой Входной бледнеет небо аркой И будущее так неложно Является среди аллей Когда его исчезнет должность Среди осмысленных людей Когда мундир не нужен будет Ни кобура, ни револьвер И станут братия все люди И каждый — Милиционер Когда придут годины бед Стихии из глубин восстанут И звери тайный клык достанут Кто ж грудею нас заслонит? Так кто ж как не Милицанер Забыв о собственном достатке На нарушителей порядка Восстанет чист и правомерн Посередине улицы Стоит Милицанер Не плачет и не хмурится И всем другим пример Но кто возьмет ответственность Что он не входит вдруг Вот в этот миг ответственный Во ада первый круг Пока он на посту стоял Здесь вымахало поле маков Но потому здесь поле маков Что там он на посту стоял Когда же он, Милицанер В свободный день с утра проснется То в поле выйдет и цветка Он ласково крылом коснется Был Милицанером столичным Она же по улице шла Стоял на посту он отлично Она поздней ночею шла И в этот же миг подбегают К ней три хулигана втроем И ей угрожать начинают Раздеть ее мыслят втроем Но Милицанер все заметил Подходит он и говорит: Закон нарушаете этим Немедленно чтоб прекратить! Она же взирает прекрасно На лик его и на мундир И взгляд переводит в пространство И видит рассвет впереди. С женою под ручку вот милицанер Идет и смущается этим зачем-то Ведь он государственности есть пример Но ведь и семья — государства ячейка Но слишком близка уж к нечистой земле И к плоти и к прочим приметам снижающим А он — государственность есть в чистоте Почти что себя этим уничтожающий А вот Милицанер стоит Один среди полей безлюдных Пост далеко его отсюда А вот мундир всегда при нем Фуражку с головы снимает И смотрит вверх и сверху Бог Нисходит и целует в лоб И говорит ему неслышно: Иди, дитя, и будь послушным Вот вверху там Небесная Сила А внизу здесь вот Милицанер Вот какой в этот раз, например Разговор между них происходит: Что несешься, Небесная Сила? – Что стоишь ты там, Милицанер? Что ты видишь, Небесная Сила? Что замыслил ты, Милицанер? – Проносись же. Небесная Сила! – Стой же, стой себе, Милицанер! – Наблюдай же, Небесная Сила! – Только нету ответа Ему Про то сья песня сложена Что жизнь прекрасна и сложна Вот в небесах полузаброшенных Порхает птичка зензивер А в подмосковном рву некошеном С ножом в груди милицанер Лежит Я просто жил и умер просто Лишь умер — посреди погоста Мучительно и нестерпимо долго Глядя в лицо мое умершее Стояла смерть Милицанершею Полна любви и исполненья долга И как кошачий стон от уст Милицанера Так ворон отходил от мертвого меня Недалеко, поскольку высшей мерой Мы все очерчены в пределах жизни дня Мы все подвластны под ее размер И я, и ворон, и Милицанер Отчасти И был ему какой-то знак Среди полей укрытых снегом Куда почти походным бегом Он прибежал оставив пост Мундир он сбросил и рубашку И бесполезный револьвер: Вот, я уж не Милицанер! – Вскричал он восхищенно голый: Я — Будда Майтрайя! Без видимых на то причин Что-то ослаб к Милицанеру И соприродному размеру Ему подобных величин Через прозрачного меня Уходит жизнь из этой сферы Иные, страшные размеры Ночами ломятся в меня Но я их пока не допускаю На мой конкретный облик примериться на время, необременительное для них по причи- не их вечности, ласково отставляя. Хочу кому-нибудь присниться В мундире, в сапогах и в кобуре Посланцем незапамятной милицьи И представителем ее серьезных дел Чтобы младенец, например С забытой подмосковной дачи Позвал меня от боли плача: "О, дядя-Милиционер!" И я приду тогда к младенцу Чувствителен но непреклонн: Терпи, дитя, блюдя закон Прими его как камень в сердце Вот дьявол в каске пожарной И ангел в синем мундире И между ними в матросочке Куда-то там рвется душа И я глубоко под ними Иду с тремя собеседниками Иди же, иди же, внимательный Они претендуют не шутя Орел кладет мне руку на плечо А на другую лев кладет мне руку Товарищи мои! — такая жизнь! Товарищи! живем в такое время! Иначе нам, товарищи, нельзя Иначе нам, — товарищи, не сбыться Иначе не родить нам голубицу Которая, товарищи….. Сидит на небе ворон-птица А под землей — лежит мертвец Друг другу смотрят они в лица Они друг друга видят сквозь Все, что ни есть посередине О ты, земля моя родная! Меня ты держишь здесь певцом Меж вороном и мертвецом Вот я искал любви и Родины Но был я слишком мудр У мудрости ж любви и Родины Не может быть, увы Как мудрость у любви и Родины О, Господи, вот три уродины Взаимные Или красавицы Раздельные Чем больше Родину мы любим Тем меньше нравимся мы ей Так я сказал в один из дней И до сих пор не передумал |
|
|