"Написанное с 1975 по 1989" - читать интересную книгу автора (Пригов Дмитрий Александрович)I. Домашнее хозяйствоЯ всю жизнь свою провел в мытье посуды И в сложении возвышенных стихов Мудрость жизненная вся моя отсюда Оттого и нрав мой тверд и несуров Вот течет вода — ее я постигаю За окном внизу — народ и власть Что не нравится — я просто отменяю А что нравится — оно вокруг и есть Если, скажем, есть продукты То чего-то нет другого Если ж, скажем, есть другое То тогда продуктов нет Если ж нету ничего Ни продуктов, ни другого Все равно чего-то есть – Ведь живем же, рассуждаем Страсть во мне есть такая — украдкой Подъедать (неизвестно — накой?) Колбасы двухнедельной остатки Как домашний стервятник какой Но ведь это же, скажем, что дар В смысле общем и боле невнятном – Я есть, скажем, что жизни стервятник Скажем, жизни я есть санитар Только вымоешь посуду Глядь — уж новая лежит Уж какая тут свобода Тут до старости б дожить Правда, можно и не мыть Да вот тут приходят разные Говорят: посуда грязная – Где уж тут свободе быть Вот что-то ничего не стало В родимых полуфабрикатах А может быть, пора настала Что их упадка и заката Но, может, что взойдет взамен Иной какой там феномен Может, уже нездешний совсем – Четвертьфабрикат какой-нибудь Килограмм салата рыбного В кулинарьи приобрел В этом ничего обидного – Приобрел и приобрел Сам немножечко поел Сына единоутробного Этим делом накормил И уселись у окошка У прозрачного стекла Словно две мужские кошки Чтобы жизнь внизу текла Вот и ряженка смолистая Вкуса полная и сытости, Полная отсутствья запаха, Полная и цвета розоватого. Уж не ангелы ли кушают ее По воскресным дням и по церковным праздникам И с улыбкой просветленной какают На землю снегами и туманами Иные посуду не моют И курам не режут живот И все же им счастье бывает За что же такое им вот За то вот на том белом свете Мы сядем за белым столом Как малые чистые дети Они же с разинутым ртом Плевки наши в воздухе ловить будут Я выпью бразильского кофе Голландскую курицу съем И вымоюсь польским шампунем И стану интернацьонал И выйду на улицы Праги И в Тихий влечу океан И братия станут все люди И Господи-Боже, прости Вот в очереди тихонько стою И думаю себе отчасти: Вот Пушкина бы в очередь сию И Лермонтова в очередь сию И Блока тоже в очередь сию О чем писали бы? — о счастье В полуфабрикатах достал я азу И в сумке домой аккуратно несу А из-за прилавка совсем не таяся С огромным куском незаконного мяса Выходит какая-то старая блядь Кусок-то огромный — аж не приподнять Ну ладно б еще в магазине служила Понятно — имеет права, заслужила А то — посторонняя и некрасивая А я ведь поэт, я ведь гордость России я Полдня простоял меж чужими людьми А счастье живет вот с такими блядьми Вот из очереди, гады Выперли меня Я стоял за виноградом Полакомиться мня Налетели злые бабы Говорят, что не стоял Ну, всю очередь-то не стоял Но немножечко-то простоял Рядом Как зверь влачит своей супруге Текущий кровью жаркий кус Так я со связочкой моркови С универсама волокусь Еще лучок там, может репка Картошечки пакетик-два Еще бутылочка там крепкой Чтоб закружилась голова Когда б немыслимый Овидий Зверь древнеримского стиха Ко мне зашел бы и увидел Как ем я птичьи потроха Или прекрасный сладкий торт Он воскричал б из жизни давней: За то ли я в глуши Молдавьи Гиб и страдал! — За то, за то Милейший За тортом шел я как-то утром Чтоб к вечеру иметь гостей Но жизнь устроена так мудро – Не только эдаких страстей Как торт, но и простых сластей И сахару не оказалось А там и гости не пришли Случайность вроде бы, казалось Ан нет — такие дни пришли К которым мы так долго шли – Судьба во всем здесь дышит явно Вот я котлеточку зажарю Бульончик маленький сварю И положу, чтобы лежало А сам окошко отворю Во двор и сразу прыгну в небо И полечу, и полечу И полечу, потом вернуся Покушаю, коль захочу Грибочки мы с тобой поджарим И со сметанкой поедим А после спать с тобою ляжем И крепко-накрепко поспим А завтра поутру мы встанем И в лес вприпрыжку побежим А что найдем там — все съедим И с чистой совестью уедем В Москву Вот я курицу зажарю Жаловаться грех Да ведь я ведь и не жалюсь Что я — лучше всех? Даже совестно, нет силы Вот поди ж ты — на Целу курицу сгубила На меня страна Вымою посуду Зимним вечерком Еще лучше ночью Когда спят кругом Мою, вспоминаю: С этим вот я ел С этим выпивал С этим вот сидел А теперь где? — нету Померли они Вечер посидели Вечерок один Веник сломан, не фурычит Нечем пол мне подметать А уж как, едрена мать Как бывало подметал я Там, бывало, подмету – Все светло кругом, я ныне Сломано все, не фурычит Жить не хочется Когда тайком я мусор выносил Под вечер, чтоб не видели соседи Неподалеку, в детский сад соседний Поскольку не имея, подлый, сил Вставать с утра на беспощадный зов Мусоросборочной святой машины – Я был преступник — Господи, реши мне Иль умереть, или на Твой лишь зов Вставать Я с домашней борюсь энтропией Как источник энергьи божественной Незаметные силы слепые Побеждаю в борьбе неторжественной В день посуду помою я трижды Пол помою-протру повсеместно Мира смысл и структуру я зиждю На пустом вот казалось бы месте В последний раз, друзья, гуляю Под душем с теплою водой А завтра — может быть решетка Или страна чужая непривычная А может быть и куда проще – Отключат теплую водичку И буду грязный неприличный я И женщине не приглянусь Я целый день с винтом боролся И победить его не мог Он что-то знал себе такое Чего никто уж знать не мог И я вскричал: Железный Бог Живи себе свое тая Но ведь резьба-то не твоя Хоть ее отдай! – Но он не поддался и на эту хитрость Вы слышите! слышите — дождик идет! – Да нет — это плачет сторонка восточная Вся Как будто рыдает труба водосточная Гулкая Иль примус небесный на кухне поет Как будто бы кто-то узлы увязал Беззлобный уже и летит на вокзал Казанский Вода из крана вытекает Чиста, прозрачна и густа И прочих качеств боле ста Из этого что вытекает? – А вытекает: надо жить И сарафаны шить из ситца И так не хочется, скажи За убеждения садиться А надо Вот плачет бедная стиральная машина Всем своим женским скрытым существом А я надмирным неким существом Стою над ней, чтоб подвиг совершила Поскольку мне его не совершить Она же плачет, но и совершает И по покорности великой разрешает Мне над собою правый суд вершить В ведре помойном что-то там гниет А что гниет? — мои ж объедки За ради чтоб я человеком был О, милые мои! О, детки! Как я виновен перед вами! Я рядом с вами жить бы стал Да не могу уйти с поста Я человеком здесь поставлен На время Вот устроил постирушку Один бедный господин Своей воли господин А в общем-то — судьбы игрушка Волю всю собравши, вот Он стирать себя заставил Все дела свои оставил А завтра может и помрет Вот жене сапожок залатал И без ярости всякой в речах там Пока Пушкин над долгом страдал А Некрасов над картою чахнул Пока Рейган спешил-размещал Там на Западе першинги новые А я жене сапожок залатал Начинайте — вот мы и готовые С женой Когда я помню сына в детстве С пластмассовой ложечки кормил А он брыкался и не ел Как будто в явственном соседстве С каким-то ужасом бесовьим Я думал: вот — дитя, небось А чувствует меня насквозь Да я ведь что, да я с любовью К нему О, как давно все это было Как я в матросочке своей Скакал младенцем меж людей И сверху солнышко светило А щас прохожих за рукав Хватаю: Помните ли, гады Как я в матросочке нарядной Скакал! ведь было же! ведь правда! Не помнят Конфеточку нарезывает он И на хлеб кладет О, деточка болезная Послевоенных лет Когда бы то увидел Какой капиталист То он при этом виде Весь задрожал б как лист Вот детка человечая Насекомая на вид Головкою овечею Над сладостью дрожит На прудах на Патриарших Пробежало мое детство А теперь куда мне деться Когда стал намного старше На какие на пруды На какие смутны воды Ах, неужто ль у природы Нету для меня воды Обидно молодым, конечно, умирать Но это по земным, по слабым меркам Когда ж от старости придешь туда калекой А он там молодой, едрена мать На всю оставшуюся вечность Любую бы отдал конечность Чтобы на всю, на ту же вечность Быть молодым Ан поздно Выходит слесарь в зимний двор Глядит: а двор уже весенний Вот так же как и он теперь – Был школьник, а теперь он слесарь А дальше больше — дальше смерть А перед тем — преклонный возраст А перед тем, а перед тем А перед тем — как есть он слесарь А что нам эта грязь — нищтяк! Подумаешь — испачкал ножки А то начнешь строить дорожки Их строить эдак, строить так Асфальтом заливать начнешь А там глядишь — да и помрешь Не прогулявшись Что-то воздух какой-то кривой Так вот выйдешь в одном направленье А уходишь в другом направленье Да и не возвратишься домой А, бывает, вернешься — Бог мой Что-то дом уж какой-то кривой И в каком-то другом направленьи Направлен Я гуляю по Садовой Дохожу до Ногина Головы моей бедовой Участь определена Вот я на метро сажуся Доезжаю до себя Прихожу домой, ложуся Вот она и спит уж вся Бедовая Мальчик, мальчик, грамотей, Пионер-отличник! Расскажи-ка мне скорей, Что со мною станет? Он ответил: Ты пойдешь, Дяденька мой милый, Подскользнешься и попадешь Вон под тот автобус! – Спасибо, мальчик Бегущий, ясно, что споткнется Да и идущий, и летящий Да и лежащий, и сидящий И пьющий, любящий, едящий О первую же кость преткнется Поскольку очень уж бежит Идет уж очень и лежит Уж очень есть и пьет, и любит Вот это вот его и сгубит Заметил я, как тяжело народ в метро спит Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают и молодые на вид Может быть жизнь такая, а может глубина выше человеческих сил Ведь это же все на уровне могил И даже больше — на уровне того света, а живут и свет горит Вот только спят тяжело, хотя и живые на вид Женщина в метро меня лягнула Ну, пихаться — там куда ни шло Здесь же она явно перегнула Палку и все дело перешло В ранг ненужно-личных отношений Я, естественно, в ответ лягнул Но и тут же попросил прощенья – Просто я как личность выше был Какая стройная мамаша! Какой назойливый сынок! Ну что за жизнь такая наша! – Уединиться б на часок А в общем жизнь — она права А то б такие вот мамаши Обязанности и права Позабывав, устои наши Поколебали бы вконец И что бы было? — был пиздец Я болен был. Душа жила. Глотал таблетки аспирина. И только в чем душа жила? – Был слабже тушки херувима. Когда же стал я поправляться, Решил поправить я дела, Ах, ножки, ножки, ваша слабость Чуть-чуть меня не подвела. Вот ведь холодно немыслимо Что костей не соберешь А бывает соберешь – Что-то кости незнакомые А одни вот сплошь берцовые Как у петуха бойцового – Может, оно и полезнее Я немножко смертельно устал Оттого что наверно устал Жил себе я и не уставал А теперь вот чегой-то устал Оттого ли в итоге устал Иль от этого просто устал А после этого в песнях поют Мол, в стране у нас не устают Крылатым воскресеньем В крылатый месяц май Крылатым там каким-то Крылатым чем-то там Я вышел из подъезда Из дома своего Где я провел всю зиму И со своей семьей Я вышел и заплакал На корточки присел И мне не стало мочи И жить не захотел Вот я терпел всю зиму Был худ, но духом бел А тут такое счастье – И жить не захотел Известно нам от давних дней Что человек сильнее смерти А в наши дни уже, поверьте – И жизни тоже он сильней Она его блазнит и манит А он ей кажет голый шиш Его ничем не соблазнишь – Он нищенствует и ликует Поскольку всех уже сильней Сколько милых и манящих И вполне приличных дев Они пляшут, они пляшут Юбки ножкою поддев Гармонически трясутся И с улыбкой на устах Мимо рук моих несутся В чьи-то там объятья — ах! Бывало столько сил внутри носил я Бывало умереть — что сбегать в магазин А тут смотрю и нету больше силы Лишь камень подниму — и нету больше сил Другое время что ли было, или В другом краю каком чужом жил-был Бывало скажешь слово — и уговорил А тут что скажешь — и уговорили Насмерть Пональюсь-ка жуткой силой Женщина вот поглядит Скажет: экий вот красивый Полюби меня, едрит! Я весь вздрогну, засвищу Да и силу всю спущу Незнамо куда Отойдите на пять метров А особенно девицы Я щас буду материться Воздуха пускать до ветру Отчего? — да просто так Как бы некий жизни акт Спасительный Я понял как рожают. Боже Когда огромным камнем кал Зачавшись по кишкам мне шел Все разрывая там, что можно Я выл, рыдал, стенал, я пел Когда же он на свет явился Над ним слезою я залился Прозрачной, но он мертвым был Он испражнялся исправно Работал исправно и ел И пил и все-таки счастья Он в жизни своей не имел Судьба к нему что ли жестока Иль счастия нет вообще А может быть близость Востока А может быть что-то еще Вот стенами отградился Понавесил сверху крыш Заперся, уединился И позорное творишь И не видишь, и не слышишь Что оттуда твой позор Виден, словно сняли крышу И глядят тебя в упор Поднял очи — Боже правый! Иль преступному бежать Иль штаны сперва заправить Или труп сперва убрать Такая сила есть во мне Не выйди она вся В нечеловечий запах ног Убийцей стал бы я И всяк сторонится меня Когда бы знать он мог – Бежал б мне ноги целовать Что не перерезал я здесь всех На маленькой капельке гноя Настоян домашний уют Нас мало — нас двое! нас трое! Нас завтра быть может убьют Тю-тютю-тю Кому нужны вы, чтобы вас убивать? Вы! вы сами же нас и убьете! – Тю-тю-тю-тю-тю-тю-тю Ну, и убьем Ну и что Наша жизнь кончается Вот у того столба А ваша где кончается? Ах, ваша не кончается! Ах, ваша навсегда! Поздравляем с вашей жизнью! Как прекрасна ваша жизнь! А как прекрасна — мы не знаем Поскольку наша кончилась уже Птицы весело поют В небе поднебесном А и следом разный люд Распевает песни Жизнь идет. А ведь вчера Думалось: Кончаемся! Конец света! Все! Ура! Как мы ошибаемся Однако |
|
|