"«Страницы истории российской журналистики: от Николая Полевого до наших дней»" - читать интересную книгу автора (ИГУ, Библиотека им. Полевых, Иркутск)
1843 год стал для двух французских литографов Давиньона и Фоконье трамплином на русский рынок. Иностранные фотографы – предприниматели отправились в неведомую им Россию с целью получить огромные и легкие барыши от нового дела. Ведь прошло всего три с небольшим года как была изобретена фотография. Первым их пристанищем стала Москва. Они открывают первое дагерротипное заведение на Никольской улице. Ихаппарат Вонерга состоял из трех сколоченных ящиков. Первый, со вставным зажигательным стеклом, служил «камерой» для съемки, другой – для йодирования пластинок и третий – для ртутных паров.
За короткое время количество дагерротипных заведений в первопрестольной значительно выросло, что не могло не сказаться на падении заработка фотографов. Альфред Давиньон решил попытать фотографическое счастье в столице, и не ошибся в выборе. Уже в 1843 году газеты извещали читателей, что художник А.Давиньон снял портреты «наверное, с половины Петербурга».
Знаменитый мастер светописи на этом не успокоился. Фотограф собрался в путешествие со своими громоздкими камерами-обскурами по России. Его манила неизвестность, а главное – перспективное дело о котором, он был уверен, не ведали жители российской окраины. По пути в Сибирь он снова посетил Москву, где начиналось его российское творчество, Киев, затем отправился в дальний путь по Московскому кандальному тракту к берегам Байкала и Ангары. «Он посетил города, где жили на поселении, отбыв годы каторги, декабристы, осужденные за участие в восстании 1825 года. Память в народе о событии на Сенатской площади была еще свежа»1.
Иркутские летописцы того далекого времени писали, что в 1845 году, в январе жена декабриста М.Н.Волконская с детьми переехала из села Урик в Иркутск на постоянное место жительства. До окончания строительства собственного дома квартировала у Е.А.Кузнецова. С.Г.Волконский присоединился к семье в конце года.
К лету и семья декабриста С.П.Трубецкого также переехала из Оека в Иркутск. Поселилась в доме, купленном графинейА.Г.Лаваль, матерью Е.И.Трубецкой, у бывшего иркутского губернатора И.Б.Цейдлера в Знаменском предместье на Якутской улице. С.П.Трубецкой навещал семью, приезжая из Оека.
В это же время и декабрист Н.А.Панов переезжает из села Михалево на новое место поселения в село Урик.
Летом 1845 года приехавший в Иркутск А.Давиньон изготовил массу дагерротипов для многих жителей губернского города, в том числе и декабристам С.П.Трубецкому, С.Г.Волконскому, братьям Поджио, П.А. Муханову и членам их семейств. Шеф жандармов граф А.В.Орлов, узнав о работе приезжего художника, вызвал Альфреда Давиньона в Санкт-Петербург на допрос и повелел изъять все портреты декабристов у родственников и поселенцев. Генерал-губернатору Восточной Сибири было строго указано. По квартирам декабристов были произведены обыски. Но на этом драматическая история столичного фотографа не закончилась. Следствие продолжалось до конца года. Власти не хотели верить, что первые фотопластинки с портретами декабристов не разошлись по стране в год 20-летия событий на Сенатской площади.
Для некоторых декабристов снимки, выполненные опальным фотографом, оказались единственными документальными свидетельствами в из короткой жизни.
Позже семья декабриста С.Г.Волконского переехала в собственный дом в переулке против южной стены Преображенской церкви. Сергей Григорьевич пригласил на лечение своего тяжелобольного друга Иосипа Поджио, здоровье которого окончательно подорвали годы проведенные в Петербургской крепостной тюрьме. Однако 8 января 1848 года в доме Волконских скончался декабрист И.В.Поджио. Отпевание покойного состоялось в Польском костеле. Во время траурной процессии, двигавшейся по Ланинской улице, вышел из храма Владимирской Божьей Матери настоятель отец Иоанн Тихомиров и проводил умершего на Иерусалимское кладбище.
К осени этого года декабрист П.А.Муханов, приехавший в Иркутск из Усть-Куды, поселился в собственном доме, купленном в приходе церкви на Преображенской улице.
В следующем 1849 году сын Волконских Михаил закончил с Золотой медалью Иркутскую классическую гимназию и блестяще завершила обучение в Институте благородных девиц Восточной Сибири дочь декабристов Е.Трубецкая.
В начале следующего года в Иркутске скончался Н.А.Панов, испорченный портрет которого обнаружили на московской квартире А.Давиньона. Декабрист Н.А.Панов похоронен в ограде Знаменского женского монастыря 16 января 1850 года.
Опальный фотограф, вероятно не подозревал, что изготовленные им портреты станут единственным свидетельством исторических событий 1825 года в мировой фотографии.
В начале 90-х годов ХХ века в Ленинграде была развернута экспозиция «Декабристы в Изобразительном искусстве». Для многих эта выставка стала большой сенсацией. Фотопортреты героев 1812 года были сделаны в конце 1856 – начале 1857 годов, уже после их, декабристов, возвращения из тридцатилетней каторги и ссылки, когда фотография стала вполне привычным делом. Именно тогда и были сфотографированы М.И.Муравьев-Апостол, С.П.Трубецкой, И.И.Пущин, С.Г.Волконский и другие.
Однако сибиряки горды тем, что на их родине, в Иркутске были сделаны первые снимки ссыльных декабристов за 10 лет до этого, в 1845 году. Чудом сохранились редкие дагерротипы, изготовленные на серебряных пластинках. Соблазн увидеть бесценные документы полуторавековой давности не покидал меня несколько лет. И вот подвернулся счастливый случай – командировка в город на Неве. Сотрудники редкого фонда Пушкинского дома, узнав о том, что я родом с берегов Байкала, не смогли отказать мне в желании взглянуть на сибирские реликвии
На бархатном полотне старинного резного стола я с волнением раскладывал редкие фотопластинки с чуть заметным изображением. При незначительном повороте к свету фотографии оживали, менялись, становились доступными взгляду. Невольно вырастал образ того первого с громоздкой камерой фотографа, усаживающего удобней в импровизированном салоне клиентов, впервые видевших чудо-аппарат.
…Дети Волконского перед камерой-обскурой несколько смущены, но Иосип Поджио держится уверенно, как видавший виды человек. Дагерротипы в нарядных рамочках хорошо сохранились. Поджио снялся дважды. На обороте на французском языке подписи для дочерей: «Дорогая Сонечка, вот черты твоего отца после 20-ти лет изгнания, в возрасте 53 лет.15 июня 1845г.». Сергей Волконский с поредевшей шевелюрой волос, скорее напоминает образ писателя или композитора своей изысканностью, гордой осанкой. Декабрист Панов снят не очень четко, вероятно сдвинулся во время фотографирования.
О дагерротипах с портретами декабристов я узнал из публикации преподавателя Ленинградского университета В.А.Никитина. Он рассказал о поиске редких документов в своей книге «Рассказы о фотографах и фотографиях». Первое упоминание о работе в Сибири французского фотографа он обнаружил в историческом журнале «Красный архив» за 1924 год. «В статье «К иконографии декабристов…», пишет автор, идет речь в отчете Третьего отделения Собственной Его императорского величества канцелярии о деле отставного инженер - поручика Давиньона.
Шеф жандармов в 1845 году докладывал Николаю 1: «Из переписки государственных преступников (декабристов и их родственников – В.Н.) усмотрено было, что отставной инженер – поручик Давиньон, занимающийся снятием дагерротипных портретов, путешествовал по Сибири и там снимал портреты с государственных и политических преступников. Пересылавшиеся к родственникам портреты поселенцев Поджио, Панова и Волконского, также жены и детей последнего, оставлены в Третьем отделении».
Арестованный инженер – поручик Давиньон на следствии показал, что портретов он не распространял, а изготовил их, не зная о запрете «снимать изображения с государственных преступников», что все сделанные им дагерротипы находятся на руках у лиц, которых он фотографировал. Но тем не менее жандармами был учинен обыск его вещей в Москве, где не оказалось ничего, кроме испорченной «дагерротипной дощечки с портретом декабриста Панова, которая и была доставлена в Третье отделение».
Дополнительную информацию о снимках декабристов В.А.Никитин находит в книжке Зильберштейна о художнике Николае Бестужеве: «Итак, что же было на самом деле? Ссыльный декабрист Иосип Поджио, отбыв тюремное заключение в Шлиссельбургской крепости, в 1834 году отправлен в Сибирь, где в селении Усть – Кудинское отбывал ссылку. В августе 1845 года он отправил своим дочерям два дагерротипных портрета, но их перехватили, и оказались они в Третьем отделении. Такая же участь постигла посланные в Россию портреты Волконского, его жены и детей, а также портрет Панова. Так возникло дело «О художнике Давиньоне, который в бытность в Сибири снимал дагерротипные портреты с государственных преступников».
Зильберштейн, работая над книгой о художнике – декабристе Николае Бестужеве, обнаружил в Архиве Октябрьской революции документы, из которых следовало, что «дощечки» с портретами были обнаружены случайно при просмотре почты, а не по доносу, как пишет историк фотографии С.А.Морозов. После чего начальник Третьего отделения Л.В.Дубельт приказал срочно начать расследование. Когда же появилась достаточная информация, он немедленно отправляет рапорт шефу жандармов А.Ф.Орлову, который в это время сопровождал Николая 1 в поездке по Европе. Орлов доложил о случившемся царю. Николай велел «пресечь безобразия».
В Сибирь полетели приказы. В одном из них было сказано, что сосланные декабристы не только пересылали свои портреты родственникам, но, более того, некоторые из упомянутых переселенцев завели «собственные дагерротипы», сами друг с друга снимают портреты.
Действительно, среди декабристов был велик интерес к совсем недавно дошедшему до них изобретению. Об этом мы можем судить из их писем. Так, еще в 1843 году декабрист А.П.Юшневский писал брату: «Ты обещал показать опыты светописи. Вероятно, ты прочитал уже где-нибудь известия о новых опытах над действием света профессора Мезер, сделанные в присутствии Гумбольта и Энка. Подлинно дойдут скоро до того, что откроют средство удерживать изображение предмета, видимого в зеркале». Известно также, что Николай Бестужев и другие декабристы увлекались фотографией, хотя их опыты и не дошли до нас.
К тому времени многие из декабристов, сосланных в Сибирь, уже находились на государственной службе, занимая те или иные посты, и пользовались определенными привилегиями. Тем не менее на вопрос генерал-губернатора Западной Сибири князя П.Д.Горчакова, должно ли «помянутое повеление» относиться и к данной категории поселенцев, шеф жандармов недвусмысленно ответил, что «было бы лучше, если бы и состоящие на службе в Сибири из государственных и политических преступников не снимали с себя портреты и не пересылали оных к своим родственникам для собственной их же пользы, дабы портретами своими они не обращали на себя неуместное внимание».
В то время, когда велась эта переписка, Давиньон уже вернулся в Москву, где и был арестован. Только к началу 1846 года фотограф был освобожден. Спасли его два обстоятельства. Первое – это несовершенство тогдашней техники фотографии. Ведь он, как мы знаем, изготовлял дагерротипы, то есть все снимки существовали в одном экземпляре и находились у портретируемых. Если бы к тому времени существовал более совре6менный двухступенчатый фотографический процесс, то у него наверняка были бы обнаружены негативы, и тогда уж ему было бы не отвертеться от педантичных чиновников Третьего отделения, обвинявших его в том, что снимал он ссыльных с целью распространения их портретов. А логика в их обвинении была. Ведь съемка эта проводилась в 1845 году, когда исполнилось двадцать лет со дня памятного события на Сенатской площади. Интерес к «сибирским изгнанникам» по-прежнему был велик, но еще более сильна была к ним царская немилость.
Вторым обстоятельством можно считать ту роль, которую в этом деле сыграла жена арестованного фотографа – Екатерина Давиньон, много хлопотавшая об освобождении. В своем письме на имя графа Орлова она так убедительно доказывала отсутствие в действиях ее мужа «преступного умысла», что шеф жандармов вынужден был отступиться. Выпуская фотографа на волю, с него взяли подписку следующего содержания: «1845 года декабря 31 дня я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что не имею у себя ни одного портрета, снятого мною в Сибири посредством дагерротипа, с некоторых государственных преступников, кроме подобного портрета преступника Панова, который и представлен мною в Третье отделение, и если когда буду путешествовать, то обязуюсь, под строгою по законам ответственностью, не снимать портретов с упомянутых преступников.
Уволенный от службы инженер – поручик А.Давиньон».
На этом, собственно, и кончается сибирская история одного из первых петербургских фотографов.
Иркутские жандармские чиновники еще дорлго собирали портреты, сделанные Давиньоном, или расписки, подобные этой: «1846 года января…дня, в присутствии Ялуторовского полицейского управления, мы, нижеподписавшиеся, проживающие в городе Ялуторовске, находящиеся под надзором полиции государственные и политические преступники, выслушав предписание господина, состоящего в должности Тобольского гражданского губернатора, от 8-го настоящего месяца за № 18, дали эту подписку в том, что обязуемся не иметь у себя дагерротипов и что в настоящее время таковых у себя не имеем.
В том подписуемся:
Иван Пущин
Евгений Оболенский
Иван Якушин
Василий Тезенгаузен
Матвей Муравьев – Апостол».
Неоценима заслуга историка фотографии В.А.Никитина в том, что своим исследованием он восстановил справедливость и расставил все точки над «И». В истории Сибири ярко блеснуло имя первого мастера светописи, который совершил свой гражданский подвиг на восточной окраине России более полутора веков назад.
Строгие указания царских чиновников: расписки декабристов «не иметь у себя дагерротипов», обыски в семьях «государственных преступников», завере6ния фотографов не снимать бывших каторжан на самом деле не могли остановить процесса быстрого распространения «светописи» по всему миру. В этом убеждаются исследователи, историки, работающие в архивах, многочисленных музейных фондах.
После просмотра сибирских дагерротипов, хранящихся в Пушкинском доме я поверил в существование многих утерянных документов той ранней поры мировой фотографии. Не могли жандармы настолько тщательно провести расследование «преступной» деятельности первых фотографов, чтобы не оставить для наших поколений дополнительные свидетельства подвига опального французского художника Александра (Альфреда) Давиньона.
Весной 2004 года в культурной жизни Иркутска произошло событие, всколыхнувшее общественное сознание сибиряков. В залах художественного музея имени Сукачева была развернута выставка коллекции Государственного Эрмитажа. Среди многочисленных экспонатов были представлены фотографии из серии «Декабристские реликвии». Каково же было мое удивление, когда среди портретов сибирских узников, снятых после возвращения в Европу, я обнаружил иркутский портрет декабриста Иосипа Поджио, сделанный Давиньоном летом 1845 года. Однако он отличался от дагерротипов Пушкинского дома композиционно. В фондах Эрмитажа сохранился не дагерротип, а репродукция с дагерротипа, выполненная в 1860 году итальянским фотографом Фрателли Алинари.
На оборотной стороне снимка оставлена ошибочная запись рукой декабриста М.И.Муравьева – Апостола: «Осип Викторович Поджио в мае 1873 года в Воронках Нежинского уезда, Черниговской Губернии, в имении дочери нашего товарища князя Сергея Григорьевича Волконского, Москва, 4 декабря 1873.
Этот снимок поступил в Эрмитаж в 1954 году из Государственного музея революции, происходит из коллекции декабриста В.Е.Якушкина.
Бобков А. К.,
доцент кафедры теории и практики журналистики,
Заслуженный работник культуры Республики Бурятия,
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |