"Грач-птица весенняя" - читать интересную книгу автора (Мстиславский Сергей Дмитриевич)

— Да просчиталась, очевидное дело. Куда ему подеваться?.. Всё на глазах. И не выходили никуда.
И опять, захлебываясь, начинала считать женщина:
— …девять… десять…
Василий снял чемоданы. Гимназисты следили за ним пристальными, серьезными глазами. И только белобрысый вспомнил, может быть потому, что чемоданы были новые и красивые: а фокус как же?
Он тронул ногой чемодан. Чемодан даже не шелохнулся — такой он был тяжелый. Белобрысый нажал сильнее. Нет, не сдвинуть! А высокий снял оба легко. точно это пуховые подушки. Не может он быть таким сильным. Он же совсем на вид обыкновенный. Наверно. берет как-нибудь по-особенному? Но если по-особенному, то…
Он спросил, осмелев от этой до конца не додуманной мысли:
— А фокус?.. Вы ж обещали…
— Сейчас, — кивнул Василий, поднимая чемоданы.
— Фокус! — крикнул белобрысый.
Гимназисты ринулись к Василию. Они вышли все вместе. На два шага перед ними, оправляя фуражку с бархатным околышем и кокардою, солидно и грузно спустился с площадки инспектор. И тотчас отошел в глубь платформы, пропустил мимо себя Василия с толпой гимназистов и медленно пошел следом.
— Выход с вокзала налево, — сказал рыжий.
Но Василий продолжал идти вдоль вагонов. Гимназисты не отставали. В ту же сторону тянулся инспектор.
Василий оглянулся. Рыжий спросил вполголоса:
— Вы с ним, с инспектором, фокус покажете?
— С ним! — весело крикнул Василий. — Сейчас будет чудо. Вот… Смотрите на него все сразу и пристально.
Гимназисты повернули головы дружно. Инспектор рывком отвернул лицо под тремя десятками дерзко уставившихся на него глаз и остановился.
Остановился. И всё. Больше ничего не произошло — ни с ним, ни вокруг. Как и секундою раньше, бежали носильщики, таща багаж, целовались приехавшие с встречавшими, жандарм рвал ухо попавшемуся карманному воришке, ведя его в контору, солдаты, отдавая честь, становились во фронт ковылявшему сизоносому генералу в сером с красными отворотами пальто.
Все — самое обыкновенное, как было. Ни с инспектором, ни с кем другим ничего!
Рыжий обернулся негодуя. Обернулся и остолбенел: высокого проезжего с чемоданами — не было.
— Где?..
Осмотрелись. В самом деле, даже следа нет. Нигде нет. Платформу видно далеко-далеко. Он-приметный: сразу же видно было бы, если бы где-нибудь он бежал. Только вор может полезть с чемоданами под вагон. А в вагон никак не успел бы зайти — ведь всего секунда прошла какая-нибудь… Ну, минутка, не больше… А у ступеней — толчея: выходят еще пассажиры и лезут новые… Да и билет… Он же при них отдал кондуктору: виленский был билет, все видели, а без билета не выедешь…
— Ищи! — крикнул белобрысый.
Мальчики рассыпались по платформе кто куда: к кассам, в буфет, вдоль поезда, заглядывая под вагоны. И опять собрались вместе, в кучку, к рыжему.
— Нет нигде!
— Вот какой! Ведь только-только отвернулись, а он уже — хоп!
— Смотрите — инспектор…
В самом деле, к ним, задыхаясь от быстрого бега, подошел инспектор. У него был растерянный вид. От прежней солидности и следа не осталось, фуражка сбилась на ухо, и он вообще не похож уже был на инспектора. Он остановился перед белобрысым и спросил хрипловатым и дрожащим, тоже совсем не инспекторским голоском:
— Где тот… с чемоданами… что с вами шел?
Белобрысый уже раскрыл было с полной готовностью рот, но рыжий не дал ответить. Он выдвинулся, нахлобучив фуражку на нахмуренные, сдвинутые брови, глубоко засунув руки в карманы своего серого форменного пальто.
— Он пьет чай в буфете, — сказал он отрывисто, многозначительно подмигнув. — Если, впрочем, не кончил… Его встретила дама в белой шляпке, меховой, с густой вуалью.
— С вуалью, дама? — переспросил инспектор, и глаза его стали радостными и жадными. — Где? Я не видел.
— Она стояла вон там, — показал рыжий на двери в буфет первого класса. — Я сразу обратил внимание. потому что у нее лицо было как в маске — такая была на ней густая вуаль. Он подошел, она приподняла вуаль, и они вошли вместе.
Инспектор не дослушал-он быстро зашагал к дверям. Мальчики молча смотрели вслед. Рыжий презрительно толкнул плечом белобрысого:
— А ты… хорош! Чуть было не распустил язык… Сразу же видно — шпион. Он его ловил.
Полнощекий спросил потупясь:
— Ты думаешь, он — как Дубровский или как те, что царя убили?
— Молчи! — прошипел рыжий. — За такие слова знаешь что…
— Пойдемте! — заторопился белобрысый. — Он же увидит в буфете, что никого нет и значит Вася налгал. Нас всех заберут тогда в тюрьму.
— Ты трус и дурак, — скривился брезгливо рыжий. — Почем он может знать, был он там или нет? И даже если… Как он докажет, что я ему говорил?.. Мы же все скажем вместе, что он врет и мы его в глаза не видали. Нас тут пятнадцать-разве нас можно переспорить!
— Это верно. Он не докажет.
— А уходить нельзя, — продолжал рыжий. — Я все-таки думаю, что он в поезде: больше ему некуда было спрятаться. И этот, в фуражке, пожалуй, опять попробует за ним увязаться. Мы не должны его пустить.
Белобрысый покачал головой и оглянулся на вокзал опасливо:
— Легко сказать-не пустить! Не будешь же ты с ним драться.
— Буду! — топнул ногою рыжий. — Если придется… Потому что я тоже придумал фокус, ребята. Слушайте!
Гимназисты сбилось в кучу, и рыжий сказал шепотом, осматриваясь, не слушает ли кто посторонний:
— Если он сунется к вагонам, я крикну: «Вор!» — и все вы бросайтесь к нему, окружите, кричите… Володя, возьми на всякий случай мой кошелек… Я буду доказывать, что он украл у меня все деньги, какие были.
— Ну кто поверит?.. У него ж, наверно, бумага есть от полиции. Он докажет.
— Пока будет доказывать, поезд уйдет. Уже второй звонок был… Вот-третий… Следите: не идет?
Инспектор не вышел. Гимназисты жадно заглядывали в мелькавшие мимо них всё скорее и скорее окна вагонов: не покажется ли в котором-нибудь молодое бородатое, ясноглазое, смеющееся лицо…
Но Василий, конечно, не показался. Он лежал на багажной полке в третьем ярусе, глубоко закатившись, так что увидеть его можно было, только поднявшись на вторую полку. И даже чемоданы, выставленные ребром, с налепленными на них безобразными, грязными бумажными наклейками, которых не было до Вильны, никто, самый зоркий инспектор, не признал бы за те, что поймал в потайной фотографический аппарат свой на виленской платформе «инспектор».