"Гильдия" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 9

Корабль Аманды под управлением Саймона завис на орбите над неосвещенной стороной Культиса.

На экране крупным планом выделялись цепи гор. Их пики покрывал снег — несмотря на климат и время года. Когда корабль опустился ниже, стала видна дорога. Она пересекала маленький город, давно покинутый людьми, и вела в горы. Аманда инструктировала Хэла и Саймона, прежде всего Саймона.

— Мы будем следовать приблизительно вдоль этой дороги. Гильдия Придела обосновалась в Зипакских Горах, это вот та гряда налево от нас. Более высокая гряда справа называется «Деды Рассвета», а долина между ними, которая расширяется в нашем направлении, — Майяхуэльская долина. Имеется более прямой путь к тому месту, куда мы направляемся; но я хочу кое-что показать Хэлу. И потому мы сделаем пеший переход длительностью в пару дней. Ты посадишь нас вот здесь...

Слушая Аманду, Хэл невольно подумал, что она изменилась — начиная с момента встречи с Тамом перед отлетом. В ней стало больше властности, больше сосредоточенности — как будто она посвятила себя чему-то, намереваясь осуществить это любой ценой.

Должно быть, пришло в голову Хэлу, эта перемена связана с предупреждением Тама. Возникла ли между ними двумя какая-то моментальная связь, оставшаяся незамеченной для Хэла? Он сказал себе, что в этом ничего нет, что, во всяком случае, это не его дело. Но воспоминание об этом моменте и перемена в Аманде все же причиняли ему беспокойство.

Аманда протянула руку и коснулась экрана; вокруг указанного ею места образовался синий круг; потом на другом, меньшем, экране появилось увеличенное изображение этого участка, оно было таким, как будто они находились лишь в четырех-пяти метрах над землей.

— Ты видишь это? — Аманда держала в руках белую, с неровными краями, почти прямоугольной формы тряпку, посеревшую после многократной стирки. Саймон, в общих чертах тебе известен наш маршрут. Каждую ночь обследуй его участок в пределах нашего дневного перехода. Я буду где-нибудь оставлять эту тряпку, например засуну среди ветвей или положу сверху на один из кустов. Один ее угол всегда будет подоткнут, и он укажет, в каком направлении мы двинулись — вдруг придется отклониться от исходного маршрута. Если ты в какую-то из ночей не найдешь ее, не беспокойся. А если три ночи подряд ты не увидишь ее или не обнаружишь любой другой сигнал от нас, можешь отправиться на поиски — если сочтешь, что для тебя это достаточно безопасно. А иначе не делай этого.

— Не буду, — кивнул Саймон.

— Саймон, — сказала Аманда. — Ты — наш пилот на этом корабле. И подчиняешься приказам.

— Не подчинюсь — если мое бездействие приведет к тому, что мы потеряем Хэла, — возразил Саймон. Прежде чем Аманда успела заговорить, он поднял руку. — Причина здесь в том, что он означает для нашей стороны, а не только в личных отношениях между нами.

Аманда, помедлив, кивнула.

— Ладно, если до этого дойдет, то меня, так или иначе, не будет поблизости, чтобы тебя остановить. — Она постучала по экрану, где теперь крупным планом был виден обгорелый кусок стены дома. — Теперь начать спуск.

— Слушаюсь, хозяйка, — откликнулся Саймон.

— Хэл, — сказала Аманда. — Пройди назад и оденься.

— Переоденься, ты хочешь сказать, не так ли? — спросил Хэл, следуя за ней в каюту. — Я уже одет.

— Ну, переоденься — если предпочитаешь выразиться так. — Аманда подала ему хламиду из грубой коричневой ткани, похожую на ту, в которой она прилетела с Культиса. Она сняла свой комбинезон, чтобы снова надеть такую же.

— А как насчет тебя? — продолжала она. — Считаешь ли ты, что знаешь все, что тебе нужно знать? Не позабыл ли условный язык и сигналы после трех лет кабинетной работы?

Она имела в виду то, что изначально было секретным языком, созданным детьми и передававшемся от одного поколения к другому. Разумеется, он утрачивал или приобретал некоторые слова и отличался от семейства к семейству. Но у детей таких близких соседей, как Гримы и Морганы из Форали, этот язык практически был одним и тем же. А под сигналами подразумевался язык жестов — вплоть до еле заметных движений, которым дорсайцы могли незаметно пользоваться даже в плену, на глазах у тюремщиков.

— Ни в коей мере, — ответил Хэл.

— Если я крикну «суд», ты должен обязательно обратить на это внимание.

Она имела в виду односложный выкрик, происходивший от древнего возгласа, которым солдаты-дорсайпы пользовались раньше. Так посреди боя они давали друг другу знать, что противника следует только выводить из строя и по возможности не убивать.

— Я буду прислушиваться, — кивнул Хэл, — не волнуйся.

— Я никогда не волнуюсь, — пожала плечами Аманда; и ему хватило разума не спорить с ней.

Через двадцать минут они, взяв дорожные мешки со всеми их остальными вещами, сошли с корабля, окунувшись в теплую, с мягким ароматом, ночную атмосферу Культиса.

Аманда удачно выбрала место приземления — стены сожженной виллы полностью скрывали корабль.

— Удачи вам, — послышался из люка голос Саймона. Люк закрылся, и судно, бесшумно поднявшись, исчезло.

Пальцы Аманды ухватились за рукав хламиды Хэла, и она вывела его из тени под слабый лунный свет, рассеянный облаками, а затем через разрушенный дверной проем, снова в тень...

И тут на них напали. Поспешные шаги по обгоревшему полу и шелест одежды послужили достаточным предупреждением — наравне со зловонием дыхания и немытых тел. Раздался дружный хор воплей, должный ознаменовать победу. И в самом деле, Хэла схватили по крайней мере сразу трое — двое за туловище и один за ноги. Вдруг поверх других голосов и шума прозвучал голоса Аманды.

— Суд!

Едва ли кстати, довольно раздраженно подумал Хэл, вывернувшись из рук тех, кто пытались его удержать. В почти полной темноте, едва ли через несколько часов после трех лет сидячей работы, о которых говорила Аманда, на него напало неизвестное, но явно большое количество людей, причем почти сразу после приземления. А она требует от него не слишком серьезно их калечить...

Первый приступ раздражения мгновенно прошел, сменившись чем-то вроде радости. Радости от какого-то реального, простого дела — после нескольких лет борьбы с чем-то неосязаемым и неизвестным. К нему вернулись почти позабытые рефлексы — результат обучения у Малахии Насуно, дорсайца, который был одним из наставников мальчика Хэла Мэйна; и давнего, более основательного, которое прошел в молодости Донал, который, повзрослев, стал профессиональным воином. Хэл начал кружить среди противников, сталкивая их друг с другом и при каждой возможности сбивая с ног.

Внезапный болезненный удар справа по голове резко изменил дело. Темная комната, казалось, на мгновение озарилась вспышкой света у него в голове, которая потухла, резко сведя его чувства к простому, инстинктивному стремлению выжить. Он бросился на пол, свернулся в клубок и покатился в сторону. Наткнулся на что-то и поспешно отпрянул прочь. Экзоты, как ему было известно из опыта, любили дома с большими комнатами. Поэтому наткнуться он мог лишь на другого человека. Кроме того, выглядело естественным, чтобы те, кто напали на него с Амандой, позволили им оказаться в центре комнаты, чтобы наброситься на них сразу со всех сторон.

Боль прошла и вернулось недовольство самим собой, которое росло в Хэле уже больше года. То, что он, когда рос на Земле, прошел лишь частичную подготовку у дорсайца; и то, что прошло сто лет с тех пор, как он, будучи Доналом, лично участвовал в боях, не могло послужить оправданием.

Он больше не обладал качествами дорсайского воина. Любой взрослый дорсаец, должным образом обученный, как следует напряг бы слух, а во время боя построил мысленную картину поведения противников и оказался готовым к этому удару.

Хэл прислушивался еще секунду, строя из звуков вокруг него ту самую мысленную картину, потому что вспомнил теперь, как это делается.

Аманда расчистила себе дорогу среди нападавших и сейчас находилась почти что рядом с дальней дверью, ведущей из комнаты. Те, кто не пытался схватить ее, шарили вокруг, пробуя найти его — очевидно, предполагая, что от удара он потерял сознание.

Теперь Хэл был готов прорваться мимо них, чтобы присоединиться к Аманде. Он понял, что группа нападавших состояла не больше чем из дюжины взрослых людей; а смелости, чтобы представлять реальную угрозу, хватало только у четырех-пяти из них.

Едва ли не сразу после того, как Хэл просчитал все это, он уже нейтрализовал или обошел троих из них, оказавшихся у него на дороге. Аманда, судя по звукам, была уже за пределами комнаты. Он последовал за ней; и его уши подсказали ему, что его не преследуют.

Аманда негромким свистом спросила его, все ли в порядке.

Он свистнул в ответ, нашел ее по слуху, и они встретились.

(Никаких проблем), — отстучали пальцы Аманды по его щеке. — (Мы можем идти дальше, не ожидая никаких неприятностей. Следуй за мной.)

Она провела его дальше сквозь темноту, и через какое-то время они очутились там, где теней не было вовсе, а облака слегка разошлись.

— Думаю, это какие-то нарушающие закон фермеры. Одно или несколько семейств, которые вышли поработать ночью на своем поле, — произнесла Аманда вслух. — Они явно не имели ни малейшего представления, — кто мы такие.

— Это были какие-то местные экзоты — и это всего через два года? — удивился Хэл. У него возникло внезапное подозрение. — А ты знала, что они там находятся, когда привела меня в это место?

— Нет, — ответила Аманда, — но предполагала, что в пути мы столкнемся с чем-нибудь подобным.

Она не вдавалась в подробности; и это явилось ответом на его невысказанный вопрос. Наверняка, имелась причина, по которой она хотела, чтобы он познакомился с этой разновидностью «новых» экзотов, намного отличающихся от прежних. Хэл решил запомнить это происшествие. Причины ее поведения достаточно скоро должны были стать понятными.

— Ну вот, — сказала Аманда, когда они наконец вышли из разрушенного дома. Остатки лужайки — или сада — полукругом окружали деревья. Между ними имелся проход; по-видимому, раньше это была дорога или тропинка, ведущая налево. — Мы направляемся сюда.

Аманда повела Хэла в лес направо от этой тропы.

— Бывшая подъездная дорога, — объяснила она. — Через несколько десятков метров она выведет нас на основную. Но от той дороги нам лучше оставаться с стороне. Мы пойдем параллельно ей, по-видимому, отсюда за день мы без труда сможем дойти до города, который ты видел на экране. Он называется Порфир. До восхода солнца нам не стоит там появляться.

Идти было приятно, потому что облака вскоре разошлись. Хэл с Амандой свободно передвигались под светом Софии, более яркой из лун Культиса.

Лунный свет обнаруживал одно, но скрывал другое. На первый взгляд могло показаться, что не ничего не изменилось с той поры, как Хэл был здесь в последний раз; и эта иллюзия исчезала лишь тогда, когда они натыкались на обгоревший остов дома. В этом ярком свете остатки того, что некогда было домом, почти что магически пробуждали в Хэле воспоминание о легкости и красоте, которые экзоты привносили в строительство своих жилищ. Этой красотой экзоты, казалось, всегда пытались уравновесить абстрактность философии, которой они были одержимы.

Ночь с ее разнообразными звуками и легким, ароматным воздухом, вызывала у Хэла смутное ощущение нереальности, к которому также примешивалась возвратившаяся печаль. Боль от удара по голове усиливалась. Мне еще повезло, подумал он, машинально прибегнув к некоторым из приемов, которым его обучали в течение обоих его детств. Он стремился не столько избавиться от боли, сколько мысленно отодвинуть ее — так, чтобы она не мешала нормальной работе тела и духа.

Внезапно усилившаяся боль заставила его остановиться. Аманда также остановилась.

— В чем дело? — спросила она.

— Меня ударили по голове, вот сюда, — указал он. — Чем-то поосновательнее кулака. Возможно, деревянной палкой. До этого момента я не слишком обращал внимание...

— Сядь, — приказала Аманда. — Позволь мне взглянуть.

Хэл, скрестив ноги, уселся на землю, испытав при этом новый приступ боли.

— С правой стороны, — уточнил он. Аманда склонилась над ним и пальцами потрогала его голову. — Этот лунный свет достаточно яркий, так что я смогу рассмотреть, в чем дело. — Она что-то нащупала — по крайней мере, рубец.

— Большой опухоли нет, но следует опасаться внутреннего кровоизлияния. Как тебе кажется самому, мог ли удар вызвать сотрясение мозга? Насколько сильно тебя ударили?

— Не могу тебе сказать — я был слегка оглушен, — ответил Хэл, — возможно, секунд на десять, не больше. С ног меня не сбили. Я помню, что намеренно упал и откатился в сторону от схватки. А теперь...

Он попытался изучить собственные ощущения и некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь к себе. Аманда уселась рядом. Через какое-то время он заговорил.

— Нет, я не думаю, чтобы в мозге накапливалась жидкость; но, по-моему, мне лучше сделать остановку и до утра не двигаться дальше.

— Совершенно верно, — согласилась Аманда. Она осмотрелась кругом. — С дороги нас не видно. Тебе надо лечь сейчас. Я сделаю тебе постель из хвороста и листьев; и когда она будет готова, перейдешь на нее.

Он лег, испытав внезапное удовольствие оттого, что смог это сделать; голову он пристроил на корнях крупного местного растения, походившего на куст, но высотой с дерево. Он закрыл глаза и сосредоточился — не просто для того, чтобы отгородиться от боли, а для того, чтобы сдержать естественную реакцию тела, стремившегося направить поток жидкости к ушибленному участку внутри черепа.

Ощущение собственного тела, лежащею на голой земле, лунный свет на веках и всех остальные чувства начали растворяться в небытии. Хэл расслаблялся. Боль также уходила. Окружающий лес исчез, и время начало терять смысл. Хэл лишь автоматически — и как-то издали — чувствовал, что Аманда помогает ему перелечь на полметра вправо, на мягкую и упругую постель чуть выше уровня земли.

Все ушло далеко прочь, в небытие, и он заснул.

Из этого же небытия он попал в место, которое снилось ему уже дважды. Хэл знал, что видит сон, но это ничего не меняло; потому что сон был действительностью, а действительность была сном.

Он снова очутился на равнине, где лежало множество камней. Давным-давно, когда он был здесь в последний раз, он прошел мимо заросших виноградной лозой решетчатых ворот, сквозь которые он видел Блейза, который не мог пройти через них и оказаться на той же стороне, что и Хэл. Стороне чего? Каменной ограды? Какой-то естественной каменной стены? Он не мог вспомнить; и теперь это не имело значения.

А имело значение то, что Хэл наконец приближался к башне. Она всегда, казалось ему, отдалялась от него, пока он шел к ней; но теперь она, вне сомнений, находилась близко; хотя насколько близко, сказать было невозможно.

Теперь наконец он сможет дойти до нее — стоит только приложить еще немного усилий.

Но в этом-то и состояла трудность. Хэл лежал на краю рва шириной в двадцать метров. Стенки рва были почти вертикальными, а глубина раза в четыре превосходила его рост. Можно соскользнуть вниз и выбраться наверх с другой стороны. Поэтому он теперь лежал на камнях, но у Хэла нехватало сил даже для того, чтобы подняться на ноги. Такой ров легко преодолел бы любой, вдвое слабее его.

Хэл сосредоточился, попробовав подстегнуть свое тело с помощью всего, что ему преподали все его наставники — и как Доналу, и как мальчику Хэлу Мэйну. Одной лишь ярости должно хватить, чтобы сдвинуть этот труп, который представляло собой его тело — хотя бы заставить его соскользнуть вниз по наклонной стенке рва.

Хэл постепенно понял, что враг на этот раз находился в нем самом. И он сам препятствовал себе пересечь ров — хотя каждая частичка его существа и вся его жизнь сосредоточились на том, что надо преодолеть ров и добраться до башни.

Хэл старался осилить этого внутреннего врага; но тот был внутри него — повсюду и нигде. В отчаянии, продолжая борьбу, он наконец снова погрузился в глубокий сон и спал, пока дневной свет не раз пробудил его.