"Надежда узника" - читать интересную книгу автора (Файнток Дэвид)

13

Послышался гул спускающегося шаттла. Я сидел в Адмиралтействе, ждал гардемарина и от нетерпения барабанил пальцами по компьютерному столику.

– Что он там копается? – проворчал я.

– Я схожу к шаттлу, выясню, в чем дело, – вскочил Алекс.

– Не надо. – Чтобы хоть чем-то заняться, я сосредоточился на дыхании.

Через несколько минут дверь наконец распахнулась, раздался четкий голос:

– Гардемарин Авар Берзель явился, сэр. Я открыл глаза. Передо мной по стойке смирно стоял мальчишка в безукоризненной униформе.

– Я вас уже где-то видел? – спросил я.

– Так точно, сэр. Я числюсь в личном штате адмирала Де Марне и однажды провожал вас к нему в кабинет.

– Помню. Вольно. Вы доставили сообщение?

– Так точно, сэр. Адмирал сказал, что оно предназначено лично для вас.

– Хорошо, дайте дискету.

– Мне приказано передать ее вам наедине. Извините, сэр, таков приказ. Я сорвал маску и заорал:

– Кто приказал?!

– Адмирал Де Марне, сэр.

Я свирепо смотрел юнцу в невинные серые глаза, но он и не думал отводить взгляд.

– Энтон, Толливер, мистер Тамаров, покиньте помещение, – приказал я. Когда они исчезли за дверью, я ледяным тоном спросил:

– Вы удовлетворены, мистер Берзель?

Он достал из кармана коробку для дискет, протянул ее мне.

– Вы тоже выйдите, мистер Берзель, – приказал я.

– Но, сэр, я должен сообщить вам…

– Живо! – рявкнул я.

– Есть, сэр. – Мальчишка повернулся кругом и строевым шагом вышел. Стук его каблуков слышался даже за дверью на лестнице.

Я вставил дискету в компьютер, ввел свой личный код. На экране возник бессмысленный набор символов. Я всматривался в эту тарабарщину и так и этак и наконец стукнул по столику кулаком и заорал:

– Берзель! Сюда!

Гардемарин сию секунду прибежал на мой крик и доложил:

– Есть, сэр!

– Что это за тарабарщина? – строго спросил я.

– Вы должны ввести дополнительный код, сэр.

– Дай! – Я протянул руку.

– Адмирал приказал мне заучить его наизусть, сэр.

Поморщив лоб, он продиктовал мне код. Я, тихо ругаясь, ввел символы в компьютер, но на экране по-прежнему была какая-то чушь.

– Как это понимать? – грозно спросил я гардемарина.

– Может быть, вы не правильно набрали на клавиатуре символы? Попробуйте еще раз, сэр. – 312, потом 49GHZ… и 1425.

– Первый раз ты сказал 1245! – возмутился я.

– Простите, сэр.

– Два наряда! – Я набрал на клавиатуре продиктованные им цифры, но бессмыслица на экране так и не превратилась в осмысленный текст.

– Наверно, 1542! в отчаянии простонал Берзель. Я ввел в компьютер эти цифры. Опять чушь.

– Наверно? – переспросил я, грозно вставая. – Ты что, не помнишь?!

К моему изумлению, мальчишка расплакался. Он испуганно стоял по стойке смирно, а по щекам беспрепятственно стекали слезы.

– Толливер! – заорал я. Прибежал Эдгар Толливер.

– Выкинь отсюда этого… щенка! – кричал я. – Вправь ему мозги так, чтоб через пять минут он понял, как должен вести себя гардемарин!

– Есть, сэр. – Толливер схватил Берзеля за руку и мигом выволок за дверь.

Я сел за компьютер. Побормотав проклятия, я немного успокоился, но грудь болела. Через несколько минут вошел понурый Берзель, за ним – Толливер. Берзель вытянулся передо мной по стойке смирно и дрожащим голосом залепетал:

– Простите, сэр. В следующий раз я…

– Хватит! Вольно, – приказал я. – Вспомнили шифр, мистер Берзель?

– Кажется, 1524, сэр. Попробуйте, пожалуйста, сэр. Остальные символы я запомнил хорошо.

Я набрал названные им цифры. На этот раз текст на экране стал осмысленным. Я быстро прочитал первые слова сообщения: «Совершенно секретно. Капитану Николасу Сифорту лично». Берзель просиял.

– Выйдите отсюда оба, – приказал я. – Мистер Берзель, передайте от меня привет дежурному офицеру. Пусть он выпорет вас за некомпетентность.

– Есть, сэр. – Он снова потускнел и согнувшись побрел к двери. Из-за двери донеслись его тихие всхлипы.

– Неплохо я ему вправил мозги. Сразу вспомнил, – сардонически усмехнулся Толливер, притормозив у двери.

– Вы тоже гардемарин, мистер Толливер, и тоже можете быть выпороты, – холодно произнес я.

– Только попробуй. Тогда я убью тебя, – огрызнулся Толливер и вышел за дверь.

– Назад! – крикнул я.

– Есть, сэр. – Он вернулся, подошел к моему компьютерному столику.

– Я привлеку вас к ответственности за неповиновение приказу! За бунт!

– Ну что вы, сэр, это не бунт. Приказам я подчиняюсь. Но всему есть предел. Наказание за то, что я спас вас, взяв управление вертолетом в свои руки, справедливо. Хотя мне не доставляет удовольствия оказаться в двадцать пять лет гардемарином, я оценил ваше великодушие. Но порки я не стерплю. Если вы переступите этот предел, тогда я пойду на все, чтобы убить вас.

Я слушал, остолбенев, не в силах вымолвить слова, а Толливер продолжал:

– Пользуйтесь случаем, капитан, мстите мне за все строгости и издевательства, которые вам пришлось претерпеть в Академии. Я к вашим услугам. Теперь вы знаете мой предел и можете попытаться меня сломать.

За такое я должен был посадить его под арест. Немыслимо! Мои кулаки сжались.

Но он был прав. Угрожать взрослому человеку поркой – грязно! Порка годится лишь для мальчишек. Даже бедняге Берзелю не следовало назначать порку.

– Вон! – рявкнул я.

Как только Толливер скрылся за дверью, я повернулся к экрану и принялся читать сообщение:

Я схватился за голову. Если флот уйдет, то вряд ли когда-нибудь вернется. Что же будет с колонистами?

«Надеюсь, эти мрачные события наступят не скоро. Потеря трети всех кораблей нам грозит лишь в том случае, если количество рыб резко увеличится. Обращаю твое внимание на высшую степень секретности этого приказа. Если о нем узнают плантаторы, то наши отношения с ними, и без того хрупкие, порвутся окончательно и бесповоротно. Поэтому мы должны поддерживать видимость деятельности местного Адмиралтейства как можно дольше, до самого последнего момента. Вот почему я перебросил всех капитанов и большинство лейтенантов на орбитальную станцию тайно. На поверхности планеты ты остался единственным капитаном.

Временно, до особого распоряжения, я назначаю тебя главой нашего Адмиралтейства. В твою задачу входит: (1) не отлучаться и находиться в постоянной готовности к отбытию на орбитальную станцию, (2) в остальном действовать как обычно, создавая видимость нормальной обстановки.

„Каталония“ должна вернуться с Окраины дней через десять. Я послал навстречу ей „Викторию“ с новым заданием, но не исключено, что эти корабли разминутся. В любом случае „Виктория“ продолжит полет к планете Кама, чтобы забрать ее Правителя, после чего вернется сюда. Если по возвращении к Надежде „Виктория“ не обнаружит наших кораблей, то немедленно отправится в Солнечную систему.

Мы временно прекратили полеты шаттлов на поверхность планеты из опасения, что они каким-то образом вызывают появление рыб. Но за тобой шаттл будет послан, если нам всем придется возвращаться к Земле. Об этом я уведомлю тебя кодовым словом. При его получении ты опечатаешь Адмиралтейство, закодируешь всю информацию, содержащуюся в его компьютерах, и соберешь всех своих людей на космодроме, откуда шаттл доставит вас на орбитальную станцию.

Ни один гражданин Надежды ни при каких обстоятельствах не должен узнать об этом приказе. Надеюсь, мне удастся прибыть в Адмиралтейство лично для подтверждения сего приказа.

Кодовое слово: Судьба.

Адмирал Джорджес Т. Де Марне, Главнокомандующий».

Я сидел в глубоких раздумьях, обхватив голову руками. Спустя несколько минут позвонил Алекс.

– Мистер Сифорт, как вы себя чувствуете? Можно войти? – спросил он.

– Да. – Я стер с экрана изображение. Вбежал Алекс.

– Вы так долго молчали… – Вдруг он остолбенел. Взгляд его остановился на моем лице. – Вы плакали?

– Не говори глупостей. – Я провел по лицу рукавом. – Лучше позови лейтенанта Энтона.

Вскоре дежурный лейтенант стоял передо мной. Я едва сдерживал дрожь. Помещение почему-то вдруг стало очень холодным.

– Мне нужен список всех военнослужащих Военно-Космических Сил, оставшихся на планете, – потребовал я.

– Он уже есть в компьютере, сэр. Это займет всего пару минут. Прикажете вывести список на другом дисплее?

Я сообразил, что сижу за его дисплеем.

– Нет, работайте на этом. – Я встал. Куда податься? Наверх я, может быть, еще дойду, а вот обратно вряд ли. – На этом этаже есть подходящие помещения?

– Есть конференц-зал, сэр.

Энтон проводил меня туда. Я плюхнулся в кресло перед полированным столом из местного дерева ценной породы. Сердце стучало молотом. В дверь заглянул Тол-ливер.

– Уже шесть пятьдесят пять, сэр, – напомнил он. Я с трудом повернул к нему голову.

– У меня есть часы. – От этой короткой фразы меня охватила одышка.

– Вы обещали к семи часам явиться к доктору.

– Потом.

– Вы дали слово Бранстэду.

Сразу я не смог ответить. Кое-как отдышавшись, я слабо произнес:

– Что вы цепляетесь ко мне?

– Я всего лишь выполняю свой долг, – невесело усмехнулся он.

– Почему вы беспокоитесь за мою жизнь?

– Я ведь уже говорил раньше. Следственная комиссия…

– Хватит об этом! Его усмешка погасла.

– Дело в том, что благодаря вам меня никто не возьмет в свою команду. Если вы умрете, меня выпроводят в отставку. На что я тогда буду жить? Кроме как для службы в Военно-Космических Силах я ни на что не годен. – Толливер оперся о дверь, прикрыл глаза, словно от боли. Наконец он оправился. – Простите. Мне не нужна ваша жалость. Везти вас к доктору?

– Я не могу отлучиться. У меня важный приказ. – От такого количества слов я начал задыхаться. Толливер подскочил ко мне с криком:

– Тогда возьмите с собой рацию! В двери возник лейтенант Энтон, но замешкался, не зная, стоит ли присутствовать при нашей разборке.

– Входите, мистер Энтон, – сказал я. Покосившись на Толливера, Энтон подошел ко мне со списком. Я насчитал в нем двенадцать офицеров.

– Это все? – удивился я.

– Как это ни странно, сэр, но все остальные на станции, – ответил Энтон.

Я просмотрел список внимательнее. Трапп, Энтон, Алекс. Два гардемарина, тоже в этом здании. Еще три гардемарина и один лейтенант помогают вести спасательные работы в Сентралтауне. Толливер и Берзель. Из всего гарнизона остались только они и я.

– А сколько солдат? – спросил я.

– После взрыва, когда казармы разрушились, всех уцелевших солдат отправили на орбитальную станцию. Еще два-три десятка ведут спасательные работы в городе. – Поколебавшись, Энтон решился на несколько дерзковатый вопрос:

– Можно узнать, почему вы об этом спрашиваете?

– Нельзя. – Во избежание ненужных подозрений надо было ответить более естественно, поэтому я проворчал:

– Не забывайте, что вы разговариваете с капитаном, – и закашлялся.

– Есть, сэр. – Покосившись на Толливера, Энтон осторожно спросил:

– Что еще прикажете, капитан?

– Продолжайте нести дежурство.

Когда Энтон ушел, Толливер снова напомнил:

– Уже пятнадцать минут восьмого, сэр. Вы дали слово.

Меня бросило в жар. Я расстегнул китель.

– Я уже нарушил его, – ответил я.

– Еще можно искупить вину.

У меня уже не было сил сопротивляться.

– Ладно, – сказал я, – ищите вертолет. Вскоре Толливер вернулся с сообщением:

– Есть пять вертолетов, из них два в ремонте, три патрулируют центр города. Энтон говорит, что грабежи усиливаются. Снять вертолет с патрулирования, сэр?

– К черту! Толливер опешил.

– К черту! – повторил я. – К черту вертолеты! – Я испугался: это же почти богохульство! Ну и ладно. На Страшном суде мне придется отвечать перед Всевышним и не за такие грехи. Быстро прочитав про себя молитву раскаяния, я со вздохом согласился:

– Хорошо, поедем на электромобиле.

Когда я добрался до машины, мои колени дрожали. Я сел на заднее сиденье, натянул маску. Лекарственные пары помогали слабо. Постепенно я задремал.

– Приехали, сэр.

Я удивленно открыл глаза. Казалось, прошло какое-то мгновение. Неужели доехали? Почему так жарко и так темно?

– Где мы? – прошептал я.

– У клиники, – ответил Алекс. Я попытался встать, но упал как подкошенный в жестоком приступе кашля.

– Помогите, – прохрипел я.

Алекс доволок меня до школы, где размещалась клиника. Толливер бросился к регистрационному столу, о чем-то тихо говорил со штатским, кивающим на лавки, где сидело множество пациентов.

– Живо! – вдруг крикнул Толливер и расстегнул кобуру. – Ради бога! Срочно!

– Отставить! – прохрипел я.

– Срочно доктора! – кричал Толливер, не обращая внимания на мой окрик.

Регистратор взял телефонную трубку, быстро застрекотал в нее объяснения. Вскоре из спортзала вышел человек в белом халате.

– Я доктор Абуд, – представился он. Толливер молча указал на меня. Едва взглянув на мое лицо, доктор приказал:

– Несите его ко мне.

Меня положили на стол, надели кислородную маску, сделали укол. Дышать стало легче.

– Что со мной? – спросил я.

– Пневмония. Еще немного – и вы бы умерли, – ответил доктор.

Теперь, когда мне стало лучше, я уже мог его рассмотреть: лет тридцать с небольшим, усталый, чем-то раздраженный.

– Доктор Авери начал лечить меня… антибиотиками, – едва выговорил я.

– Вы можете умереть, не дождавшись их действия. – Доктор задумчиво почесал свою редеющую шевелюру.

– Умереть? – Я ощутил страх. Нет, я боялся не смерти, а ее последствий.

– Я увеличу дозу. Если будете вести себя тихо и не срывать кислородную маску, тогда, возможно, выживете.

– Я должен вернуться в Адмиралтейство.

– Это исключено.

Превозмогая головокружение, я попытался встать.

– Я должен, – хрипел я. – Я буду лежать там.

– В гробу.

Страх охладил мой пыл.

– Но я уже выздоравливал… Правда…

– Доктор Авери дал вам лекарство от пневмонии, но теперь у вас уже нечто другое. Одно легкое придется удалить. – Доктор бросил взгляд на анализатор. – Анализ крови очень плохой. Без операции никак не обойтись.

Вы обратились к нам слишком поздно. Раньше, конечно, даже при таком тяжелом случае не было бы больших проблем, мы вставили бы вам другое легкое. Но сейчас это невозможно. Емкости, где выращивались легкие для пересадки, разрушены вместе с госпиталем.

Даже собственное тело изменило мне. Не начало ли это Божьей кары?

– Можно без операции? – с надеждой спросил я.

– Одни лекарства вряд ли помогут. Спасти вас можно, лишь удалив легкое. Ничего страшного, потом вам пересадят новое, когда вернетесь на Землю.

– Нет.

– Если мы вырежем легкое, вы встанете на ноги через неделю.

– Нет, я не могу стать инвалидом даже на время. Лечите меня лекарствами.

– Что за упрямец! – гневно воскликнул врач. – Я видел, как умирают! Я видел людей, которым оставалось – жить несколько минут, а я ничего не мог сделать! Вам я могу помочь, но вы сами себя гробите! Зачем? Ради карьеры?!

– Нет… Можно попробовать… лекарства? – пыхтел я. Говорить становилось все труднее.

– Одно ваше легкое полностью заполнено мокротой. Лекарства могут дать лишь временное улучшение, но если ваша иммунная система отторгнет легкое, процесс пойдет так быстро, что вас не успеют донести до операционного стола.

– Я могу держать наготове вертолет.

– У вас такое важное дело?

– Да. У меня… приказ. Я должен быть там.

– Ладно, в конце концов, это ваша жизнь. Не будете срывать маску с кислородом и лекарственными парами? Я помотал головой.

– Тогда возвращайтесь в Адмиралтейство. Но как только повысится температура или станет трудно дышать, немедленно садитесь в вертолет и заранее сообщите нам по рации.

– Хорошо.

– И наведывайтесь ко мне ежедневно, – приказал он.

– Если получится, доктор Абуд, – улыбнулся я. Он удалился. Я медленно оделся, стараясь случайно не сорвать маску. Вскоре доктор вернулся и сообщил:

– Я дал вашим людям другие баллоны.

– Хорошо.

– Я также объяснил вашим офицерам все условия…

– Зачем?! – вскрикнул я. – Не вмешивайте их… – Что он наделал?! Теперь Алекс и Толливер замучают меня опекой.

– Они обязаны это знать. Когда вам станет совсем плохо, вы уже ничего не сможете им сказать. Почему он сказал «когда», а не «если»?

– Это мое дело. – Я слез со стола, постоял, ожидая, когда пройдет головокружение.

– Удачи. Если она вам нужна, – попрощался доктор. Я вышел из спортзала. Сразу подскочил Алекс, взял мой баллон, заботливо предложил руку:

– Помочь?

– Нет. – Я медленно пошел сам, стараясь сохранять равновесие.

– Что сказал доктор? – спросил Толливер, открывая мне дверь.

– Не обращаться со мной, как с инвалидом. – Наконец, совершенно измученный, я плюхнулся на заднее сиденье электромобиля. Город был погружен во тьму.

– Куда ехать, сэр?

– В Адмиралтейство, конечно. – Я закрыл глаза.

– Хорошо. – Толливер включил двигатель. – Вы отдаете себе отчет в том, что мы не отдыхали с раннего утра? Мне действительно чертовски хотелось спать.

– Как только доставите меня в Адмиралтейство, отправитесь отдыхать, – ответил я.

– Позвольте спросить, куда?

Этот вопрос стряхнул с меня сонливость. В самом деле, куда я их отпущу? Казармы разрушены. Ни у Толливера, ни у Алекса нет места для ночлега, как, впрочем, и у меня. Правда, я могу спать на диване в Адмиралтействе. Есть ли там душ? Все-таки как быть с Алексом и Толливером?

Разбудил меня чей-то настойчивый голос:

– Капитан, пожалуйста, проснитесь. В машине вам спать неудобно. Пожалуйста, сэр.

Я с трудом разлепил тяжелые веки. Наш электромобиль стоял у Адмиралтейства. На меня с тревогой смотрели лейтенанты Энтон и Трапп. Толливер протянул мне руку, но я отстранил ее, встал сам. Ноги дрожали. Пришлось просить Толливера:

– Гардемарин, помогите мне подняться по лестнице. – Повиснув на плече Толливера, я едва перебирал ногами.

Позади Алекс озабоченно спросил Энтона:

– Капитану срочно нужна кровать.

– У нас есть надувные матрацы. Я могу принести и для вас, и для лейте… гардемарина Толливера.

– Принесите, пожалуйста.

Последнее, что я услышал, когда Толливер втащил меня в Адмиралтейство, – едва уловимый вздох облегчения Алекса.

Меня положили в конференц-зале. Сон был тяжелый, на грани бреда. Утром я смог встать лишь с помощью Алекса, но оделся и умылся самостоятельно. Снять маску я не решался, поэтому обмыл только часть лица.

Горячий чай немного смягчил боль. Я сидел за полированным столом, отражающим утренние лучи, и раздумывал: может быть, все-таки разрешить доктору Абуду удалить мне насквозь прогнившее легкое? Через несколько дней после операции я вернусь в Адмиралтейство. За этот небольшой срок адмирал Де Марне вряд ли спустится на поверхность, вряд ли заменит меня кем-то другим.

С другой стороны, приказ сформулирован предельно ясно: не отлучаться, ждать кодового слова. Если оно поступит в тот момент, когда я буду под наркозом на операционном столе…

В дверь заглянул Алекс:

– Можно войти?

Я утвердительно хрипнул. Он вошел, сел в соседнее кресло, неуверенно заговорил:

– Мне кажется, я не должен… навязываться к вам со своими проблемами, – При этом его ладони на коленях подрагивали, как крылья раненой птицы. – Я не понимаю своих задач. Каков мой статус? Что входит в мои обязанности?

– Ты находишься в отпуске по болезни. Поскольку я не могу сдать тебя обратно в госпиталь, ты останешься при мне. – Мои слова почему-то прозвучали грубее, чем мне хотелось. Я попытался сменить тон:

– Просто помогай мне, Алекс. Когда все устроится, я найду тебе место.

– Я хотел поговорить не только о ночлеге. Я просто не представляю себе, как дальше жить. Следует ли мне носить военную форму? Как я должен реагировать, когда Толливер вам грубит? Что делал бы на моем месте нормальный лейтенант?

– Забился бы в припадке, – слабо улыбнулся я. – А если серьезно, то мне не следовало понижать его в звании. Это было слишком жестоко и несправедливо. Мы оба понимаем это. Просто не знаю, как быть с Толливером.

– Восстановите его в прежнем звании.

– Будет еще хуже. Такие метания туда-сюда-обратно подрывают дисциплину. Как я объясню это другим лейтенантам?

– Извините, но… – Алекс покраснел. – Я не знал этого.

– Ничего, со временем все вспомнишь. А пока изучай уставы. Когда-то ты хорошо знал их. Возможно, повторное изучение подтолкнет твою память, быстрее вернет остальные воспоминания.

– Вряд ли, – покачал головой Алекс. – Изучать уставы я буду, но воспоминания… Они никогда не вернутся, мистер Сифорт. – Он встал. – Позовите меня, когда надумаете выйти. Я помогу.

Он ушел, а я еще долго размышлял о трудной ситуации с Толливером, но так и не нашел выхода. Потом я вызвал к себе лейтенанта Энтона. Он тотчас явился.

– Слушаю, сэр.

– Что слышно? – спросил я.

– Никаких сообщений со станции не поступало, сэр. Мистер Трапп находится на наблюдательном посту. Вызвать его к вам?

– Нет, я сам поднимусь туда.

Энтон пытался протестовать, я взглянул на него так свирепо, что он мигом замолк.

Подняться по лестнице мне кое-как удалось, хотя и это заняло много времени. Когда я вошел, лейтенант Трапп и незнакомый мне гардемарин вытянулись по стойке смирно.

– Вольно, – сказал я и упал на ближайший стул. – Доложить обстановку. – После тяжелого подъема по лестнице я старался говорить покороче.

Трапп набрал на клавиатуре дисплея команду, на экране возникла схема.

– Наши главные силы сосредоточены здесь и здесь, – показывал Трапп расположение кораблей, охранявших Надежду и орбитальную станцию.

– Рыбы нападали? – спросил я.

– Нет, сэр.

На лестнице послышались шаги, вошел гардемарин Берзель, замер передо мной по стойке смирно.

– Меня послал мистер Энтон, сэр. Вам звонят, – сообщил он.

– Вас так учили докладывать? – строго спросил я.

– Никак нет, сэр.

– Назад! Явиться и доложить по форме!

– Есть, сэр. – Он отдал честь, повернулся кругом, вышел.

Лейтенант Трапп и его помощник гардемарин как-то странно переглянулись. Вскоре на лестнице снова послышались шаги, но тише и осторожнее. Берзель постучал в дверь, заглянул, приободренный моим кивком, вошел, вытянулся по струнке и четко доложил:

– Гардемарин Авар Берзель для доклада явился, сэр!

– Уже лучше, – прокомментировал я. – Вольно.

– Мистер Энтон велел передать, что вам звонят, сэр.

– Сколько вам лет, мистер Берзель?

– Тринадцать, сэр. – В таком возрасте гардемаринов обычно не посылают в межзвездные полеты. У него даже голос еще не начал ломаться. Совсем мальчишка. – Сэр, мне кажется, вам…

– Мне звонит адмирал? – я взял телефонную трубку. Адмирала нельзя заставлять ждать.

– Нет, сэр. Это…

– Никки? – раздался в трубке знакомый голос. Я сорвал маску и заорал, как сумасшедший:

– Анни? АННИ?

– Никки! Живой!

– Боже мой! Где ты?

– Тут, где все бездомные. Возле парка.

– Анни… – Пришлось сделать паузу, чтоб отдышаться. – Я искал тебя…

Трапп отвернулся. Видимо, моя физиономия выдавала меня с головой.

– Наш дом, видал как? – говорила Анни, коверкая слова, – Кто-то лазил, рылся в шмотках.

– Где ты?

– Когда вдарило бомбой, я не знала куда податься. Вернулась в хату, а там ни света, ни телефона. Я забрала жратву и пряталась, пока не доперла, что уже безопасно. В городе много стало пустых хат, я там жила. Тебя не было, я думала, совсем умер.

– Анни… – Я все пытался совладать со своим голосом. Ведь рядом торчали и Трапп, и гардемарины. Надо было сохранить достоинство. – Оставайся там, где находишься. Я приеду.

– Ой, нет, Никки, – заволновалась она. – Тебе не понравится смотреть такую лахудру. Подожди, я заскочу в дом, оденусь в клевые шмотки. Я сама приду потом.

– Одежда не имеет значения. Я сейчас приеду.

– Не, сперва я приготовлюсь. Ты потом…

– Ладно, жди меня в нашем доме.

– Не, там плохо уже, выломали окна, все раскурочили. Знаешь, где встретишь меня тогда… Около кафедрала, где мы женились.

– Анни, от кафедрального собора остались одни руины.

– Очень хорошее место, безопасное. Я буду там через час.

– Анни!

– В десять часов. – Она положила трубку.

– Анни! – В бессильной ярости я ударил по телефону. Ну и ладно. Главное, Анни жива. У меня есть жена! Бог с ними, с руинами.

Лейтенант Трапп осторожно кашлянул. Я вышел из оцепенения, вытер слезы.

– Я очень рад за вас, сэр, – сказал Трапп.

– Спасибо. – Я развернулся к Берзелю. – Почему сразу не сказал, кто звонит? Ей пришлось ждать, пока я гонял тебя вверх-вниз!

– Я пытался сказать, сэр, но вы… – испуганно залепетал мальчишка.

– Первым делом надо было произнести ее имя!

– Так точно, сэр, но вы…

– Два наряда! Пошел вон!

– Есть, сэр. – Он поспешно отдал честь и смылся от моего не праведного гнева.

Я понемногу пришел в себя и обрел способность соображать. Так, Анни жива. Остальное мелочи. Болезнь ерунда. Разрушенный дом тоже. Даже… Может быть… Да, именно так. Даже ее измена с Эдди Боссом уже не имеет значения.

Лейтенант Трапп тактично молчал. Я уставился на экран. Эх, знать бы, что задумали рыбы! Тогда можно было бы спланировать дальнейшие действия. Дежурный гардемарин засуетился и снова притих под моим свирепым взглядом.

– Судя по всему, рыбы больше не будут сбрасывать на город камни, – объявил я. – По крайней мере, вначале им придется вынырнуть в гуще нашего флота.

– Так точно, сэр, – поспешил согласиться Трапп. – Наши корабли надежно прикрывают Сентралтаун из космоса.

– Я тоже думаю, что надежно. На лестнице послышались шаги. Я круто развернулся к двери. Вошел гардемарин, начал докладывать:

– Гардемарин Авар…

– Опять звонок, мистер Берзель? – перебил я.

– Нет, сэр. Лейтенант Энтон приказал передать, что внизу вас ожидают мисс Трифорт и мистер Хоупвелл. Они требуют, чтобы с ними поговорил старший офицер.

– Требуют?

– Так выразился мистер Энтон, сэр. Я всего лишь передал…

– Что им надо?! – оборвал я его лепетания.

– Мистер Энтон не сообщил мне их пожеланий, сэр.

– Иди.

– Есть, сэр. – Бедняга Берзель с облегчением исчез за дверью.

Значит, надо спускаться вниз. По правилам плантаторы должны заранее договариваться о встрече, на этом основании им можно отказать, но слишком уж важные они птицы. Придется встретиться. Надо избавиться от них за полчаса, а потом ехать к Анни.

– Пусть мистер Энтон проводит их в конференц-зал, – приказал я Траппу.

– Есть, сэр.

Я поднялся, опираясь на стол, медленно направился к двери, остановился.

– Мистер Трапп, передайте мистеру Берзелю… – Изнемогая, я начал напяливать маску.

– Что, сэр?

– Что его два наряда отменены.

– Есть, сэр.

Как только я вошел в конференц-зал, Лаура Трифорт вскочила со стула. Повернулся и слегка мне кивнул Зак Соупвелл, стоявший у окна со сцепленными сзади руками. Он скорее был хмур, чем враждебен, однако я понял: что-то случилось.

Пожав им руки, я рухнул в кресло. Сердце бешено колотилось. Зря я сам тащился по лестнице.

– Рады вас видеть, мистер Сифорт, но мы хотели поговорить с адмиралом Де Марне, – первой заговорила Лаура.

– Он на станции.

– Мы уже знаем, – резко сказал Хоупвелл. – С чего бы это, капитан Сифорт?

Такая дерзость ни в какие ворота не лезла. Штатские лица не имеют права интересоваться планами военных. Я решил ответить дипломатично:

– Возможно, я все-таки смогу вам помочь. Мои обязанности по связям с плантаторами пока не отменены.

– Вы тут главный?

– Да. Адмирал приказал мне временно возглавить Адмиралтейство.

– Что вы, военные, затеяли? – спросил Хоупвелл. Я лихорадочно соображал: как их успокоить?

– Ничего особенного. Просто адмирал Де Марне не может постоянно находиться…

– Или говорите правду, или не говорите ничего, – ледяным тоном перебил меня Хоупвелл.

Я долго молчал, но не придумал ничего лучшего, чем пойти в контратаку:

– Мне кажется, это вы должны объяснить мне цель вашего странного визита. – Я же предупреждал Де Марне, что не умею ладить с людьми и не гожусь в дипломаты. Надо было ему остаться в Адмиралтействе. Пусть бы сам изворачивался перед плантаторами.

– Вы можете считать нас провинциалами, мистер Сифорт, но не считайте нас дураками, – в прежнем недружественном тоне потребовал Хоупвелл. – Мы видим, что творится неладное.

– Вы правы, проблем у нас хватает. После бомбежки многие лишились крова. Нашим людям просто негде жить в Сентралтауне.

– Нет, все началось еще за неделю до падения метеорита.

– На нашем военном языке это называется ротация кадров. Обычное дело.

– Вы уклоняетесь от прямого ответа, мистер Сифорт Я был о вас лучшего мнения. Сколько капитанов осталось на планете?

– Только… Это секретные сведения. Я не имею права…

– Ваши враги рыбы, а не мы! – вспылил Хоупвелл. Конечно, он был прав. Этой правотой он загонял меня в угол.

– Тем не менее я не имею права…

– Вы тут единственный капитан? – перебил Хоупвелл.

Я помотал головой. Во влип! Что же делать?

– Мистер Хоупвелл, я не имею права обсуждать подобные вещи.

– Значит, вам запретили? – спросила Лаура. Час от часу не легче.

– Прямого приказа не было, – соврал я.

– Тогда будьте с нами откровенным. Дальше врать у меня не было сил.

– Я остался один, – признался я. Хоупвелл весь как-то обмяк, произнес с обреченностью:

– Ты оказалась права, Лаура.

– Что вы имеете в виду? – встревожился я. Они переглянулись. Объясниться начистоту решилась мисс Трифорт.

– Дней десять назад число военных в городе начало резко сокращаться. Это сразу стало заметно по барам и ресторанам. Наши доходы серьезно упали, поэтому мы просто не могли этого не заметить. Исчезали и солдаты, и офицеры.

Как же адмирал Де Марне просчитался! Этих хитрых плантаторов не так-то просто водить за нос. Они вездесущи. Да разве могло быть иначе? Ведь это их город, их родная планета.

– Все это начало происходить вскоре после прибытия быстроходного корабля с Земли. Интересное совпадение, не правда ли? – продолжала Лаура. От ее проницательного взора не укрылось и мое изумление, вызванное упоминанием о новом секретном корабле. Да, мы знаем о «Виктории». Мы пристально следили за военными. После взрыва нам было не до этого, потому что мы помогали вам изо всех сил. Но теперь нам известно, что во всем Сентралтауне осталось не более пятнадцати офицеров, включая гардемаринов, и горстка солдат, ведущих спасательные работы.

Я был потрясен. До чего точны ее сведения! На самом деле осталось двенадцать офицеров.

– Продолжайте, мисс Трифорт.

– Кроме этого, вы прекратили поставки оборудования на Вентурскую базу. Ни одного груза не поступило и в Сентралтаун. Назначенный вами лейтенант Эйфертс не пускает нас в Вентуры, прекратил закупки продовольствия. То ли ваши люди на Западном континенте питаются святым духом, то ли их тоже эвакуировали на орбитальную станцию.

Значит, плантаторы обо всем догадались. Скрывать очевидное было бессмысленно, но приказ адмирала совершенно ясно предписывал мне не раскрывать наших планов ни при каких обстоятельствах. Пришлось юлить вокруг да около.

– Даже если все это правда… Что вы в связи с этим собираетесь предпринять? – осторожно спросил я.

– А вы как считаете, капитан? – нелюбезно контратаковала Лаура.

– Я понимаю ваше беспокойство. Как вы считаете, в чем причина происходящего? – Я затаил дыхание. Что они ответят? Неужели опять правду?

Зак Хоупвелл дал знак Лауре молчать и произнес слова, которых я боялся больше всего:

– Армия собирается нас бросить.

Зловещее обвинение повисло в гнетущей тишине.

Я не решался поднять глаза, уперся взглядом в стол. Что делать? Следуя букве приказа, я обязан отрицать все, даже очевидное. Ради чего? Ради добрых отношений с плантаторами. Но сейчас именно отрицание очевидного поссорит меня с ними всерьез. Больше плантаторы никогда мне не будут верить. Как ни крути, приказ адмирала придется нарушить. Какой частью приказа пожертвовать?

Если я скажу им правду, это будет лишь подтверждением того, что они и без меня знают. Конечно, адмирал Де Марне расценит это иначе. Возможно, отдаст меня под трибунал.

В дверь тихо постучали, вошел гардемарин Берзель, встал по стойке смирно.

– Вон! – рявкнул на него я.

Бедный гардемарин мгновенно исчез за дверью. Я стукнул кулаком по столу и наконец решился взглянуть своим гостям в глаза.

– Мистер Хоупвелл, будьте так добры, закройте дверь, – попросил я. Когда он плотно ее прикрыл, я, взвешивая каждое слово, произнес:

– То, о чем вы говорили, может означать нечто другое, но если бы командование действительно задумало упомянутый вами маневр, то я не имел бы права говорить вам правду.

– Выражайтесь яснее, – потребовала Лаура. Я встал. Мне почему-то легче думать, шагая.

– Вы должны понять, что я не мог бы подтвердить ваши подозрения. – Я расхаживал около стола медленно, чтобы оставались силы для разговора. – Давайте представим себе, какое решение приняло бы Адмиралтейство Солнечной системы, если бы ему доложили, что в районе планеты Надежда космический флот несет значительные потери. При этом учтем, что рыбы могут нападать не только на вашу планету, но и на более важную.

– Мы здесь не для того, чтобы выслушивать всякие фантазии!

– Заткнись, Лаура. Слушай, – приказал ей Хоупвелл. Она сверкнула на него глазами, но все-таки замолчала.

– Итак, – продолжил я, – мы послали тридцать восемь больших, очень дорогих боевых кораблей для защиты планеты Надежда. Это треть всего военно-космического флота ООН. Потеря такого количества кораблей или хотя бы их части существенно ослабит флот, а значит, ослабит оборону Земли и всей Солнечной системы. А ведь рыбы могут запросто добраться и туда.

– Все ясно, они бросят нас, – выпалила нетерпеливая Лаура.

– Слушай! – снова прикрикнул на нее Хоупвелл.

Я отдышался. Глубокие вздохи причиняли неимоверную боль, но не меньшие страдания доставляло мне то, что я собирался сказать. Ведь за нарушение секретного приказа у трибунала есть только один приговор – смертная казнь через повешение.

– Будь Надежда малозначительной колонией, сюда не стали бы посылать такое большое количество кораблей. А теперь поставьте себя на место главного Адмиралтейства. Выбор нелегкий: если защищать Надежду до конца, то можно потерять флот, а если не защищать, то можно потерять Надежду.

– Это мы знаем, – опять перебила Лаура.

Я глянул на нее с неодобрением. До чего же она наглая! Я рискую ради нее своей карьерой, возможно, даже собственной жизнью, а эта невоздержанная баба никак не может заткнуться!

– Я не Адмиралтейство Земли, мисс Трифорт, но я намекаю вам на его решения, – сказал я.

– Продолжайте. Слава богу, поняла.

– Земле хотелось бы иметь Надежду как сильную, богатую колонию. Но всему есть предел. Вообразите, что Адмиралтейство установило некий допустимый уровень потерь флота. Как только этот уровень будет превышен, местное Адмиралтейство отдаст кораблям приказ эвакуироваться в Солнечную систему.

– Мы знаем, что вы уже потеряли девять кораблей, – выпалила мисс Трифорт. – Каков предел? Все-таки она бывает чертовски догадливой.

– Лаура, мы всего лишь воображаем. Это всего лишь предположение.

– Тогда, капитан, давайте вообразим себе допустимый уровень ваших потерь.

– Возможно, он никогда не будет превышен. Разумеется, этот уровень измеряется существенным числом кораблей. – Я поднял руку, удерживая ее от преждевременных возражений. – Допустимый уровень будет превышен лишь в случае нападения огромного количества рыб. Тогда, очевидно, у нас не будет времени эвакуировать большое число людей на орбитальную станцию, поэтому местное Адмиралтейство распорядилось провести эвакуацию заблаговременно.

На этот раз общее молчание длилось не меньше минуты. Первым нарушил тишину Зак Хоупвелл:

– Сколько времени будет сохраняться такая неопределенная ситуация?

– Не знаю, – пожал я плечами и устало опустился в кресло, – Наверно, пока не перебьем всех рыб.

– Или они вас.

– Верно.

Зак Хоупвелл прокашлялся. Я ожидал возмущения, но он вдруг спокойно сказал:

– Спасибо.

– Если об этом станет известно, – захрипел я, – то…

– Не беспокойтесь. Мы сохраним этот разговор в тайне.

– Если о нем узнает адмирал Де Марне, то моя карьера оборвется немедленно. Если он потребует доложить содержание этого разговора, то я вынужден буду рассказать ему все без утайки. Правда, он может и не спросить.

– В любом случае, раскрыли бы вы нам карты или нет, мы действовали бы одинаково, – утешил меня Хоупвелл. – Правда, Лаура?

– Разумеется. Рано или поздно флот вернется. Ведь такой лакомый кусочек, как наша планета, так просто не бросают. И тогда торговля возобновится, но уже на наших условиях.

– Это вне моей компетенции, – уклончиво ответил я.

– Возможно, это даже хорошо, что флот уберется восвояси, – продолжала Лаура. – Это в наших интересах. А что касается рыб, то они, похоже, мало интересуются нашей планетой. Как обитатели космического пространства, жить на планете они не могут. Когда флот уйдет, мы выберем собственное правительство…

– Это государственная измена! – выпалил я. – Я не желаю выслушивать подобные разговоры. Надежда является колонией ООН, и отменить этот статус может только Правительство ООН.

– Лаура, – вмешался Зак Хоупвелл, – будь вежливой, не навязывай капитану политических разговоров. Он и без того многим рискует ради нас.

– Хорошо. – Она встала. – Не будем вам надоедать, мистер Сифорт, мы и так отняли у вас много времени. Даем слово, что сохраним наши переговоры в тайне.

Мы пожали друг другу руки.

– Как ваша пневмония? – поинтересовался Хоупвелл.

– Плохо, как видите, – показал я на свою маску. – Но ничего, когда-нибудь она кончится. – Честно говоря, я подозревал, что скорее сам кончусь.

– Вас лечат?

– Вчера был в клинике. Доктор настаивает, чтобы я являлся к нему ежедневно.

– Клиника отсюда далеко, – подала голос Лаура, задержавшись у двери. – Вы полетите туда на вертолете?

– Все наши вертолеты задействованы на спасательных работах в городе, поэтому сегодня придется ехать на машине.

– Возьмите мой вертолет, – предложила она.

– Что вы! Я не могу…

– Возьмите! Мистер Сифорт, вы наш друг, вы так много для нас сделали. Я только сейчас это поняла. Возьмите! Я настаиваю!

– Спасибо. – Я выкарабкался из кресла. – Молите Бога, чтобы рыбы больше не нападали, а с остальным мы как-нибудь справимся.

На этой оптимистической ноте мы расстались.

Отдохнув в кресле, я вызвал Алекса и через несколько минут, опираясь на его плечо, потащился к электромобилю. У выхода из Адмиралтейства плакал Берзель.

– Почему хнычешь, гардемарин? – строго спросил я.

– Простите, сэр, – пролепетал он, вытирая слезы.

– Отвечай!

– Я очень старался, сэр… Не понимаю, почему не получается… Простите, сэр. Пожалуйста…

– Зачем ты заглядывал в конференц-зал?

– Мистер Трапп приказал мне спросить у вас, не желают ли ваши гости перекусить.

Зря я тогда накричал на него. Но он тоже хорош! Чуть что – сразу ревет. Что за гардемарины пошли? Я даже на первом курсе Академии не плакал из-за строгих выговоров начальства. Такое было просто немыслимо. Я тяжко вздохнул и побрел дальше.

Наконец я вполз в электромобиль. Толливер повел его к руинам кафедрального собора. В дороге мне в голову пришла мысль, что, может быть, это даже хорошо, что мы с Анни снова обретем друг друга на этом святом месте, где я перед Богом поклялся любить и уважать Анни Уэллс до гробовой доски. Конечно, ее неверность ранила мою душу так, что никакими словами не выразить, но все это в прошлом. Эдди Босс уже далеко. Я восстановлю разрушенное, выполню свой долг.

Толливер резко тормознул перед очередным завалом:

– Осторожнее, – проворчал я сквозь маску. После откровенной беседы с плантаторами мне было не по себе. Их осведомленность потрясла меня до глубины души. Очевидно, Мантье и его сообщники тоже знают о нас гораздо больше, чем я подозревал. Значит, надо быть с ними крайне осторожным.

За окном электромобиля проносились руины, потом парк, и в этот момент по рации доложили:

– Сэр, докладывает Трапп. Из штаба орбитальной станции только что сообщили о столкновении корабля «Веллингтон» с рыбой.

– Когда это произошло?

– Видимо, несколько минут назад. Рыба вынырнула у самого корпуса «Веллингтона». К счастью, его экипаж находился в полной боеготовности, поэтому им удалось сразу зажарить рыбу лазерами.

– Хорошо. – Вдруг меня кольнула мысль: почему экипаж был в полной боевой готовности? Ведь люди не могут много дней подряд круглосуточно находиться на боевых постах. – Значит, экипаж был готов к встрече?

– Так точно, сэр. Капитан Стирс держит свой экипаж в полной боеготовности с момента нападения рыб на Сентралтаун.

– Боже мой! – воскликнул я. Как люди такое выдерживают?! Наверно, валятся от усталости. Столько дней практически без сна! Зато спасли корабль. Молодцы! – Больше рыбы не появлялись?

– Пока нет, сэр. Мне показалось, что вам будет интересно об этом узнать, вот я и сообщил.

– Правильно.

На этом разговор закончился.

Широкая авеню перед кафедральным собором Церкви Воссоединения была завалена обломками зданий. Расчистить на ней успели лишь узкую полосу, по которой Толливеру удалось подъехать почти к самому входу разрушенной церкви. Я осмотрелся – Анни нигде не было. Наверно, мы рано приехали.

– Ждите здесь, – приказал я Алексу и Толливеру, вылезая из машины. Мне хотелось встретиться с Анни наедине.

– Вы уверены, что дойдете? – заботливо спросил Тол-ливер.

Я повернулся к нему, чтобы разразиться бранью, но вдруг сообразил, что ругать его не за что.

– Да, – буркнул я и потащился к церкви, волоча за собой баллон. Мне хотелось предстать перед Анни без маски, но жить хотелось еще больше. Свод церкви был обрушен вместе с двумя шпилями. Я встал у уцелевшей стены и принялся ждать, то и дело посматривая на часы. Метрах в десяти в электромобиле терпеливо ждали Алекс и Эдгар Толливер.

Как быть с Толливером? Конечно, мы воспитаны в жестких рамках армейской дисциплины, она въелась нам в плоть и кровь, но есть ведь и здравый смысл. Разжалование Толливера в гардемарины, справедливое по уставу, даже в нашей среде не может считаться нормой.

Я отколупнул от растрескавшейся стены камушек, хмуро вертел его в руках, а мысли мои неотвязно возвращались к Толливеру. Напрасно я обошелся с ним так жестоко. Но ведь надо было его наказать за нарушение закона.

Когда же придет Анни? Я в нетерпении бродил у руин. Обитая железом дверь косо висела на одной петле. В нефе храма валялись битые кирпичи, разбитые в щепки церковные скамьи. Мы с Анни венчались в северном нефе. Кажется, он где-то слева. Я проскользнул в приоткрытую дверь.

За грудами обломков виднелась часть алтаря. Я едва удержался от коленопреклонения, побрел дальше, припоминая расположение нашего нефа. Смогу ли я туда пробраться?

Вход в боковой неф был завален упавшими балками, но я обнаружил пролом, вошел, осторожно ступая по каменному полу. Сколько сил, сколько веры, сколько благоговения было вложено в это величественное здание! Когда с рыбами будет покончено, Божий храм восстановят в прежней красе. Я тоже внесу свою лепту.

Нет, меня отзовут на Землю. Восстанавливать храм будут без меня. Даже если бы я смог поучаствовать в этом богоугодном деле, моя помощь осквернила бы святыню. Слишком велики мои грехи, слишком нечисты руки. Господь не позволит мне марать Его Церковь. И сам я не пойду на это святотатство.

Сжимая баллон, я пробрался через руины к алтарю. Даже разрушенное, святое место остается святым, и относиться к нему следует с должным почтением.

– Зря ты пришел.

Я вздрогнул, лихорадочно осмотрелся, заметил Анни. Она сидела в тени на большом камне, упавшем откуда-то с высоты.

– Я плохо смотрюсь, – объяснила она, видимо, очень волнуясь, потому что произношение ее было ужасным. Платье было грязным, изорванным. – Видишь, какие лоскутья?

– Анни. – Сорвав маску, я перешагивал через обломки, споткнулся, упал.

– Я ходила в наш дом делать лицо, как Аманда бывало, много не красилась, но стало лучше малость. – Ее руки суетливо старались прикрыть дыры на платье. – Я носила рубиновое ожерелье, Никки. Я берегла его, очень берегла все время, я знала, ты хочешь видеть меня на шее с ним.

Я с трудом поднялся, задыхался, но мне было не до собственных хворей.

– Анни, что с тобой сделали?

– Рубины взяли, – показала она на шею. Помада на ее губах была смешана с грязью.

– Анни! – Пошатываясь, я пробирался по острым осколкам, вздымая пыль, клубящуюся в снопе света.

– Гляди, что с платьем! – всхлипнула она. – Какое было хорошее, Никки. Я говорила им, где я возьму другой платье, когда все магазины побиты?

Я заметил огромный синяк в пол-лица, слегка замаскированный косметикой. Такие кровоподтеки бывают от удара прикладом. Я попытался обнять ее, но она высвободилась.

– Так старалась смотреться хорошо перед тобой, – причитала она сквозь слезы.

Я потянул ее к выходу, пытаясь поднять, хотя бы сдвинуть с места, но наступил на что-то скользкое. Оказалось, на чью-то руку. Присмотрелся: труп с разбитой головой, лужа крови, пропитавшей обломки камней. Господи!

Я задыхался. Треснувшие, выщербленные стены окрашивались кровью, темнели. Теряя сознание, я успел нащупать маску, надеть ее. Стало как будто легче.

– Тебе тоже плохо, Никки? – Испачканной сажей рукой она провела по моей маске.

– Это пройдет. – Я взял ее за руку, стараясь не замечать страшных шрамов на соблазнительных когда-то ногах. – Пошли, Анни. Я отвезу тебя в клинику.

– Не хочу, не буду. – Не вставая, она оправила задравшееся платье, разгладила складки, смущенно прикрывая рубцы.

– Тебе надо показаться доктору, – умолял я, снова пытаясь поднять ее, но она не вставала.

– Все в норме, – хихикнула она. – Их было много. Большие. Скучаем, девушка? Ща повеселимся. – Ее руки судорожно заметались по обрывкам платья. – Не беги, шалава. Поди сюда. Не рыпайся. Царапается. Во сука, расцарапала всю харю!

– Пожалуйста! Пошли! – взвыл я, пытаясь заглушить ее бред, рвавший мне душу на части.

– Не трогай ожерелье, миста, пожалуйста. Я отдамся. Только не трогай сокровище Никки! Эй! Не трогать! – вскрикнула она, потирая красный рубец на шее.

– Анни… – прохрипел я. Сознание туманилось. – Я не дойду до машины… Помоги… – Я оперся на ее плечо.

Ее отсутствующий взгляд остановился на мне. Медленно-медленно в нем затеплилось возвращение к реальности.

– Никки, почему маска? Ты болен. Я не заботилась о тебе. Ничего. – Она встала с камня. – Пошли. Три гада убежали потом. Опасности нет.

– Пожалуйста, помоги. – Осторожно, боясь повиснуть на ней, я все-таки опирался на ее руку. Спотыкаясь, мы с трудом продвигались к выходу. Анни хромала в одной туфле. Господи, прокляни этих подонков навечно. Пожалуйста, Господи. Ничего не прошу для себя. Прокляни их ради нее.

Наконец мы выбрались на улицу. Алекс и Толливер, увлеченные разговором в машине, не замечали нас, а у меня не было сил позвать их на помощь. Анни щурилась от яркого света, руки ее хаотично сновали, пытаясь прикрыть сразу все лохмотья.

– Еще несколько шагов, лапочка, – прошептал я. Но она остановилась как вкопанная. Я кое-как дотащился до электромобиля, повис на ручке дверцы, стукнул в окошко:

– Открыть дверь. Выйти.

Алекс обернулся, заметил меня, в ужасе посмотрел мимо, туда, где стояла Анни, выскочил наружу, бросился к ней, протягивая руку.

Анни душераздирающе завизжала.

Я лежал на кушетке. Доктор Абуд выключил аппарат ультразвукового зондирования, объявил результат:

– Пневмония ослабла. Возможно, удастся обойтись без удаления легкого.

– Меня больше интересует Анни. Что с ней? – нетерпеливо спросил я.

– Ваше состояние хуже, – строго сказал он, но, заметив мой свирепый взгляд, смягчился, – Мы дали ей успокоительного, капитан. Серьезных повреждений у нее не обнаружено, лишь синяки и относительно легкие порезы.

– Но ведь ее…

– Знаю. Групповое изнасилование. Некоторое время она будет очень болезненно переживать случившееся.

– А как у нее с… рассудком… – Я нервно сжимал баллон, не зная, куда деть руки.

– Такое не проходит бесследно. Ей нужен покой, заботливое отношение. Это все, что я могу порекомендовать на этой стадии.

– Одному Богу известно, что ей пришлось пережить. Я нашел ее возле трупа.

– Ей еще повезло, ведь ее могли убить.

– Я прикончу их, как только найду, – прохрипел я, вставая.

– Конечно. – Доктор Абуд мягко толкнул меня обратно на кушетку. – На вашем месте так поступил бы каждый. Но сейчас у вас нет сил заниматься их поисками.

Я отдышался, попытался сосредоточиться.

– Скажите, доктор, она сможет их опознать?

– Не знаю. Наша психика имеет защитный механизм, который стирает из памяти то, что мы не можем пережить.

Конечно, во всем виноват я. Нельзя было оставлять Анни одну, а я отослал прочь Эдди Босса и не удосужился найти ему замену. Эдди защитил бы Анни от целой банды насильников.

Мои кулаки сжались.

– Уйдите. Мне надо побыть одному, – попросил я. – Пожалуйста.

Доктор ушел. Я вцепился в кушетку, пытаясь держать себя в руках. Увы! Я не выдержал, разрыдался.

Анни…

Что они с тобой сотворили?