"Надежда патриарха" - читать интересную книгу автора (Файнток Дэвид)

11

– Ты будешь вести себя прилично?

– Да, сэр, – недовольно проговорил Майкл.

– Итак, чего я от тебя жду? – Я выкатился из-за стола. У него округлились глаза:

– Вы знаете, я не могу помнить обо всем.

– Предложу кое-что для начала. Будь вежливым с Арлиной, когда меня нет. Выполняй физические упражнения с мистером Ансельмом. Каждый день принимай душ.

– Почему вы все время что-то от меня требуете? Я и так стараюсь не доставлять вам неприятностей.

– Ты хорошо себя вел последние несколько дней. Я горжусь тобой.

– Когда вы вернетесь, мистер Кэрр уедет.

– Ему надо возвращаться к своим делам. Мы еще его увидим. – Корабль Дерека не должен был отправиться в полет раньше, чем через месяц.

– Почему мне нельзя с вами?

– Фити нужно, чтобы мы были с ним вдвоем. Не знаю, почему. Я буду звонить каждый день.

– Да-а. – Я поглядел выжидающе, и он добавил:

– Да, сэр.

Это еще давалось ему с трудом. Хотя с каждым днем общения с Дереком Майкл все больше вылезал из своей скорлупы и прилагал значительные усилия, чтобы радовать меня.

Я спросил Дерека, почему.

– Не все мои рассказы об Алексе, – улыбнулся тот. – Некоторые – и о тебе.

Непостижимо.

– Скажи Филипу, что я готов. – Я набрал номер. – Дэнил? – Через минуту кадет в спортивном костюме уже стоял на пороге. Словно ждал на лестнице. – Где мои веши?

– В вертолете, сэр. – Бевин, как глупый мальчишка, улыбался до ушей. Как и было велено, он оделся в гражданскую одежду, чтобы не привлекать ко мне лишнего внимания.

– Тогда в чем проблема? – Я старался говорить строго.

– Ни в чем, сэр. Я просто счастлив.

На вертолетной площадке Карен Барнс ненадолго остановила мое кресло. Голос ее звучал холодно:

– Господин Генеральный секретарь, я снова протестую.

– Принято. Я буду давать о себе знать хотя бы раз в день и звонить в чрезвычайных ситуациях. – Как будто от этого будет какая-то польза.

– Мы будем следить за вашим автоответчиком.

– Очень хорошо.

Фити и Джаред Тенер с вещами шагали к вертолету. Арлина шла рядом с Филипом, рука об руку.

– Дорогая, ты не знаешь, куда они меня везут?

– Не спрашивай.

– Значит, ты знаешь.

– Мы с Филипом немного поговорили. – Она крепко его обняла. – Береги отца.

– Обязательно, мама. – И он стал помогать Джареду грузить наше снаряжение.

– Я не знал, что брать с собой. – В моем тоне был скрыт упрек.

– Филип все знает, – твердым голосом сказала Арлина.

– Это мой вертолет, – прорычал я.

– Обернись-ка, дорогой.

Я посмотрел назад. Вертолет был меньше моего обычного и выглядел более старым.

– Я арендовал его, – объяснил Фити.

– А где ты взял деньги? – Не думаю, что ему в Совете по защите окружающей среды много платили, они свои финансы расходовать не спешили.

– Мне прислала перевод бабушка Сандерс. – Он выглядел беззаботным. – Говорю тебе, папа, это очень важно.

Мы попрощались и взлетели.

Мое кресло было привязано к переднему сиденью, между Джаредом и кадетом. Я старался сохранять спокойствие. Фити был знающим пилотом, я сам его учил.

Я взглянул на компас:

– А теперь-то ты мне скажешь?

– Скоро, папа. – Мы летели на запад. – Я думал, что ты ее все-таки возьмешь.

– Маму? О, ты имеешь в виду Карен. – Я пожал плечами. – Ты не можешь винить ее за то, что она старается хорошо делать свою работу. – Я на мгновение задумался. – Ты мне кое о чем напомнил. – Я потянулся к приборной доске и выключил автоответчик.

Фити вскинул брови.

– В противном случае они будут следить за нами, – объяснил я. – А ты вроде хотел конфиденциальности. – Если Карен отследит наш автоответчик, вскоре за нами кто-то полетит, а потом и установят открытое наблюдение.

– Зачем их сердить?

– Это будет мой бунт.

На некоторое время это его успокоило.

На заднем сиденье Джаред оживленно болтал с Дэнилом о компьютерах, видеосимуляторах и голографосетях. Сначала кадет держался сдержанно, как и положено в беседе с гражданскими. Но потом его увлек энтузиазм Джареда, и они стали наперебой что-то друг другу рассказывать.

Я задремал.

– Папа, мы на месте. – Двигатели остановились.

– Как быстро.

– Ты проспал три часа.

Я огляделся.

– Где это мы?

– К югу от Лоренса, в Канзасе. – Он выскочил, огляделся, открыл пошире дверцу. Сказал Джареду:

– Помоги мне с креслом, дорогой.

Мальчики выволокли каталку на пыльную землю. Фити, чтобы приободрить, успокаивающе похлопал меня по спине. Неужели я выгляжу таким старым, трясущимся от немощи?

– А теперь что?

Он вытащил солнцезащитные тенты, установил один зонтик над моим креслом, а остальные рядом.

– Посмотри-ка, папа.

На что? Остов фермы с провалившейся крышей устало наклонился к земле. Изгородь с торчащими прутьями еще стояла почти по всей своей длине, но за ней все заросло сорняками. За домом приземистая половина силосной башни зло смотрела в низкое небо.

Филип зачем-то меня сюда привез. И моей задачей было разобраться, зачем, но мне ничего не приходило в голову.

– Сынок, это всего лишь брошенная ферма. В американской глубинке таких было полно.

– Давайте посидим на крылечке. – Он шагнул вперед. Бевин и Джаред, толкая кресло, повезли меня за ним. Фити, свесив ноги вниз, сел на пол под разломанными перилами. Я подкатился настолько близко, насколько позволяли ступеньки.

Я поежился:

– Холодновато.

– Скоро поднимется ветер. Пока еще утро. Я тебя накрою.

Я взглянул на тент. Надо бы чем-то накрыться.

– Я не боюсь ветерка.

Он улыбнулся и ничего не сказал, продолжая умиротворенно сидеть. Немного заскучав, я стал осматриваться. Кадет шаркал ногами по пыли.

Дом был когда-то покрашен светло-зеленой краской, которая почти везде выцвела до серого цвета. Над крыльцом виднелся нарисованный несущийся зверь.

– Последними владельцами были Уоттерсоны. Дженис и Том. Они купили все это у ее отца в 2199-м.

Сорок два года назад. Я пожал плечами:

– Ну, и?

– Это место принадлежало их семье два с половиной столетия, папа.

– Филип, не будь таким таинственным. Если тебе есть что сказать…

– Когда ты перестал мне доверять? – резко спросил он.

Почему я согласился на это путешествие, если не верю в своего сына?

– Прости.

– Они выращивали сорго, пшеницу, кукурузу. Иногда бобы. Отца Дженис звали Роландом. Роланд Китнер. Друзья звали его Ролло. Он занимался здесь фермерством вместе со своим отцом. Его университет был тоже здесь, в трех милях по дороге.

Я послушно посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел.

– Дженис умерла несколько лет назад. Тогда она уже была вдовой. Джаред, подкати кресло папы, чтобы он мог увидеть амбар.

Подавив раздражение, я позволил Тенеру переместить меня и сердито оглядел коровник.

– Она овдовела в 2212-м, когда Том Уоттерсон пустил себе пулю в лоб в этом сарае. Их детям было семь и девять лет. Старшая девочка…

Достаточно.

– Сынок, зачем ты мне все это рассказываешь? – Ветер шевелил мне волосы.

– Я все это воспринимаю как свое, ты скоро поймешь. С тобой это единственный способ.

– Не говори со мной снисходительно! – прорычал я.

– Сиди тихо и слушай! – Я даже открыл рот от удивления. – Я обеспечил все в нашей экспедиции. Ты должен дать мне шанс.

– Я заплачу за вертолет.

– Не заплатишь!

Мы воззрились друг на друга в безмолвной ярости.

Джаред кашлянул.

– Пожалуйста… – Он посмотрел на нас поочередно.

– Продолжай, Филип, – мрачно промолвил я.

– Сперва Национальный банк Ирвингтона дал ссуду под залог урожая, затем – Фермерский банк. Цены на пшеницу подскочили до небес, но по каким-то причинам Уоттерсоны не могли хранить урожай. Сначала им не дали ссуду в 2208-м. Все говорили об этом.

– И они потеряли свою ферму. Давай дальше.

– Не в первый год. Вплоть до 2212 года они ухаживали за каждым колоском, который только могли вырастить! – Он в сердцах выдернул пучок травы, торчавшей из щели в полу.

– Мне очень жаль их, но это было двадцать девять лет назад.

– Да. – Я вздрогнул, мне показалось, что он произносит давным-давно слышанные мною речи. Я вспомнил отца, в Кардиффе. – Дело не только в Уоттерсонах, сэр. Сколько американских фермеров разорилось в 2212-м?

Достал меня этот маленький пыльный дьявол.

– Понятия не имею, – огрызнулся я.

– Шесть тысяч двести двенадцать, согласно официальным данным.

– Откуда ты все это узнал? – Я махнул рукой в сторону дома, амбара, полей.

– Изучил, – горько промолвил Филип. – А скольким было отказано в прошлом году?

– Спроси моего сельскохозяйственного министра. Тысяче ста четырнадцати. Не так много, особенно в процентном отношении. Но больше отказывать почти некому. Ты разве не знал, что когда-то Америка была всемирной житницей?

Да, я это знал. Но для этого и существовали наши колонии. Я посмотрел вверх в темнеющее небо:

– Времена меняются.

– Да! – Он резко встал. – Лучше посадим тебя в вертолет. – Он без промедления развернул мое кресло и покатил по дорожке.

Через несколько секунд я порадовался, что он это сделал. Ветер становился пронизывающим. Над головой собирались тучи. Пыль взвивалась над землей.

– Помогите мне закрыть воздухозаборники! – Филипу пришлось кричать, чтобы его услышали.

Дэнил бросился помогать. Ловко, как обезьянка, он поднялся по стенке вертолета и помог Фити закрепить чехлы.

– Пожалуйста, Господи! – Джаред говорил тихо, почти у моего уха. – Не торнадо. Не сегодня. – Он затрясся.

– Напугался, сынок?

– Нет. Да. – Его ладонь нашла мою руку. – Предполагалось, что поводов для беспокойства не будет. Это выбивает меня из колеи.

– Все с нами будет в порядке, – грубовато сказал я. Распахнулась дверца, и раздался рев. Фити и Дэнил заскочили в вертолет. Кадет выглядел счастливым:

– Ну и ветер!

– Похоже, пыльная буря, – крикнул Филип, – кроме ежедневного дождя. – Словно услышав его слова, в окно ударили несколько капель. – Ты понимаешь, что ничего, кроме сорняков, у Дженис и Тома не вырастало. Каждый колосок, как только он достаточно вырастал, сметало ветром. Количество осадков выросло до тридцати двух дюймов в год. Все зерно вымывало. Поля превратились в море грязи и сорняков. Если хочешь, я тебе покажу все через час. Только думаю, мне придется тебя нести.

– Мы должны оставаться здесь еще час?

– Я не могу сейчас лететь, папа.

Вокруг нас выл ветер и бил в окна. Незакрепленные лопасти вертолета быстро вращались. Джаред застонал. По обшивке заколотил град. Я сказал жестко:

– Пусть Дэнил сядет впереди меня. – Вздрогнув, Фити посторонился и пересел назад к Джареду. Я надеялся, что это как-то поможет.

Позже ветер стих, и мы взлетели с сырого поля. Филип громко, чтобы перекричать шум двигателей, оказал:

– Обрати внимание на пейзажи, папа. Когда-то это были самые плодородные земли на планете. – Он услужливо накренил машину, чтобы можно было лучше видеть изрытую оврагами местность.

Я вцепился в подлокотники.

– Куда теперь? – День клонился к вечеру.

– Я заказал нам номера во Флориде.

– Класс! – Бевин подпрыгнул на сиденье.

– Кадет!

Он подчинился и сел на место. Ворча, я затянул ремни.

– Где, черт побери, вы изволили быть, господин Генеральный секретарь? – жестко спросила Карен.

Я скривился в мобильник. Мне хотелось говорить извиняющимся тоном, но ее манера просто вывела меня из себя.

– Далеко, – холодно промолвил я.

– Я вижу, вы у побережья в районе Тампы, – похвасталась она.

– Очень хорошо, в следующий раз вообще звонить не буду.

– Если вас узнали…

– Пустяки. Собиратели автографов, а больше никого. – Я не пытался скрыть свой сарказм. Нас без проблем поселили в отеле. Конечно, я сидел в вертолете, пока Филип все устраивал.

– Понимаю, почему Тилниц ушел в отставку.

– С меня достаточно. – И я отключился. Я позвонил, как обещал, – но не для того, чтобы встретиться с такой наглостью. Мои это дела или ее?

Кипя от возмущения, я набрал номер Арлины и стал ждать.

– Привет, дорогая.

– У нас все в порядке. Как там у вас дела?

– Один Господь Бог знает, чего добивается Филип. Если он ждет, что я начну пускать нюни по поводу гниющей фермы…

– Думаю, он знает тебя лучше, – сухо проговорила она.

– Хм-м-м. – Я переменил тему:

– Гардемарин ведет себя подобающим образом?

– Полагаю. Я не устраивала проверок.

– Я дал ему задания. Смотри, чтобы он не бездельничал, ладно?

– Приглашу его вечером поужинать.

– Нечего его баловать. А как там Майкл?

– Немного надулся после вашего отлета. Я нашла для него работу в сарае.

– Он не отказывался?

– Так, немного, – холодно проговорила она.

Я усмехнулся. Старый «морской волк» Арлина, привыкшая командовать гардемаринами на корабле, вряд ли станет особенно церемониться с тинэйджером. Майкл получит хороший урок.

– Мойра не возражает?

– Она попросила найти что-то и для Карлы. Ник, некоторым людям все-таки не следует быть родителями.

– Не надо поднимать этот вопрос. – Во время пребывания на посту Генсека Кана Закон о лицензировании был почти провален земельщиками. Их постигла неудача, но мои с Арлиной позиции по этому вопросу были диаметрально противоположными.

– Мне едва не жаль, что Фити больше не юноша, – с сожалением промолвила она. – Он бы подал Майклу пример.

– Он был хорошим парнишкой, – сказал я и нехотя добавил:

– И по-прежнему такой.

Но в ее голове все еще была Мойра Тамарова:

– До конфликта не дошло. Мы его заставили. Мы еще немного поболтали и отключились.

Утром мы с ребятами завтракали в ресторане отеля. Один из посетителей вперил в меня взор и сказал своей жене:

– Он выглядит точь-в-точь, как Генсек. Конечно, они понимали, что глава правительства никак не может провести ночь в таком занюханном отеле, и мое сходство с Генсеком просто совпадение. Меня все это искренне развеселило.

По пути к вертолету Бевин набрал пригоршню камешков и стал бросать их вдаль один за другим.

– Кадет… – предупреждающе рыкнул я.

– Почему не позволить ему поиграть? – вступился за него Фити.

– Потому что… – Я стал искать причину, но не нашел. – Продолжай, Дэнил.

Сам виноват, что вытащил его из Академии. У него не было даже наставника вроде гардемарина. Я хмыкнул. Гардемарина вроде Ансельма. Я резко спросил Бевина:

– Ты когда-нибудь пробовал спиртное? Глаза у Дэнила расширились:

– Нет, сэр. Это запрещено.

Наши вещи были уложены, и мы поднялись на борт. Закрываясь от безжалостного солнца, я спросил:

– А теперь куда?

– Несколько миль на юг.

Под нами через широкий залив тянулась незаконченная дамба. Филип снизился и сделал вираж, чтобы мне было лучше видно.

– Отлично. Я все видел. Где мы сядем?

– Здесь. – Мы стали снижаться. Когда лопасти перестали вращаться, Филип открыл дверцу.

Воздух был как недопеченный кирпич: горячий, тяжелый, неподатливый.

– И люди живут в таком климате?

– Сейчас хуже, чем обычно.

Я закатил глаза в предчувствии лекции, которая должна была тронуть меня до глубины души:

– Ну, рассказывай.

– Мы у въезда на мост через залив Тампа. Дамбу начали строить как дорогу внутри штата от Тампы до Санкт-Петербурга. Давай мы тебя в кресле прокатим.

Дэнил тут же подскочил и молча взялся за мое транспортное средство.

– Полегче, приятель, – подошел Джаред. Держа кресло с двух сторон, они опустили его на землю. – Позвольте мне помочь вам, сэр. – С удивившим меня изяществом Джаред помог мне перебраться в кресло. Неожиданно он достал носовой платок и вытер мне брови. – Вам нужен зонтик. – Развернул его надо мной.

Фити смотрел на нас с улыбкой. Я спросил сына:

– И что я, по-вашему, должен делать?

– Прокатиться по дороге.

– А если на меня наедет машина?

– Это исключено. – Его голос звучал печально. – Дорога закрыта двадцать лет назад.

– Почему?

– Прикажи креслу ехать на юг. Гроша ломаного…

– Кресло, на юг. По дороге.

Бетонка была вся в щербинах и трещинах. Мы огибали большие дыры, проезжали по проросшей траве. Филип рысью бежал за нами.

– Приливы, папа. Вода поднимается…

– На два запятая семь десятых фута. – Журналы все время склоняли эти цифры.

– Нет, сэр, так только в последние сорок лет. – Он вздохнул. – А мосту – сто семьдесят. Добавь еще фут с половиной.

– Помедленнее, кресло. – Если я не буду осторожен, у Фити случится сердечный приступ. – Наверное, они строили с расчетом на пять футов выше уровня моря?

– Больше этого. Они в своем двадцатом веке не были идиотами. Штормы поднимают волны выше, папа.

– Стоп, кресло. – Сын оперся о подлокотник, я похлопал его по руке, чтобы он продолжал. – Передохни. Прости, я увлекся.

– Сто лет назад во время высоких приливов вода стала перетекать через дамбу. Дорожные рабочие устраняли повреждения.

– Встань в моей тени.

– Да, сэр. Через некоторое время вода снова портила дорогу. Мы ее восстанавливали. То есть старое американское правительство, оно тогда еще было независимым. Два миллиарда их долларов. Через пятнадцать лет вода снова начала заливать дамбу. Никто не предполагал, что приливы будут возрастать так быстро. Видишь, там? Это рыбацкий причал. Можно на него заехать, припарковать машину и ловить рыбу в любое время дня и ночи.

– Почему же там никто не ловит? Он как-то странно на меня посмотрел:

– Папа, сюда же не добраться. Дорогу заливает в тринадцати местах.

– Ох. – Я почувствовал себя идиотом.

– Посмотри на мост.

– Я его видел.

– Нет, посмотри как следует.

Я взглянул на огромный пролет вдали. Элегантные, стройные опоры поднимались к небесам. Дамба тянулась на много миль, прижимаясь к поверхности воды, пока не достигала моста.

– Это бесподобно.

– И бесподобно дорого. Я пожал плечами.

– Жаль. – Я вытер лицо. В вертолете, по крайней мере, был кондиционер.

– Хочешь посмотреть поближе?

– Да.

– Мы можем туда добраться. Мост стоит сам по себе. Думаю, мы сможем сделать фокус и посадить вертолет между опорами моста.

Тяжелые тросы, огромные опоры, несколько чаек. Кроме нас, ни души не видно.

– В лучшие времена по этой дамбе проезжало девяносто миллионов автомобилей в год. Генсек Бон Уолтерс ассигновал огромные суммы на углубление залива. Видишь те камни? Они служили волноломом.

– Нас обвели вокруг пальца?

– Тебя это так заботит, папа?

– Да, это была пустая трата огромных ресурсов. Будь моя воля, я бы не позволил так бросаться деньгами.

– Папа, девяносто миллионов автомобилей. Даже если сделать скидку в несколько раз, все равно несколько миллионов человек не могут пересечь залив.

– А разве нет нового моста?

– Есть, но он такой… – Филип даже сморщился. Солнце жарило так, что я готов был вот-вот вскипеть.

– Что-нибудь еще, сынок?

– Полагаю, нет, – мрачно промолвил он. – Поговорим мы за ужином.

Через несколько минут мы взлетели. Я наслаждался благословенной прохладой.

Мы полетели на север. Где-то в Каролине сын посадил вертолет. Ресторан оказался достаточно хорош. Филип сунул руку в карман и дал Джареду и Дэнилу денег.

– Мне надо поговорить с отцом наедине. – И двое молодых людей пересели за другой стол.

Некоторое время Филип наблюдал, как я ковыряюсь вилкой в соевой котлете и рисе.

– Папа, ты знаешь, о чем пойдет речь?

– Мир катится в ад. – Больше мне ничего в голову не приходило.

– А еще?

– Твои друзья-лунатики устроили тебе хорошее промывание мозгов.

Его пальцы крепко сжали стакан:

– Это все?

– Что я должен сказать, по-твоему?

– Извини меня.

К нам подошла женщина в облегающем пурпурном спортивном костюме, в темных очках и спросила:

– А вы случайно не Генеральный секретарь? Я выпучил глаза.

– Разумеется. – Мой голос аж зазвенел от сарказма.

– Ну-ну. – Она со смешком отошла. Филип усмехнулся:

– Чертовски правдиво!

– Не богохульствуй! – Но это сняло напряжение между нами. Я подцепил вилкой риса. – Фити, я не идиот. Ты показываешь мне экологические бедствия. Не знаю, почему. Ты что, хочешь, чтобы у меня изменились настроения?

– Чтобы изменилась политика. Радикально, диаметрально, фундаментально. У нас немного времени.

– До чего?

– До того, как планета станет непригодной для жизни.

– Планета выживет. – Я старался говорить непринужденно. – Если дело зайдет слишком далеко, останется эмиграция. Погрузимся на ковчег.

Он железной хваткой взял меня за руку:

– Будь серьезен. Хоть раз в жизни не уходи от разговора.

Я попытался высвободиться, но у меня ничего не вышло.

– Отпусти мое запястье! – ледяным голосом потребовал я.

– Ответь мне!

– Отпусти! – Наконец я высвободился. – С меня хватит, парень. Я отправляюсь домой. – Я развернул кресло.

– Ты обещал мне три дня.

Я повернулся к выходу из ресторана.

– Больше нисколько.

Он положил ладонь мне на плечо. Был бы я помоложе… Нет, не будь я хотя бы связан по рукам и ногам этим проклятым креслом…

Филип догнал меня у дверей:

– Прости.

– С дороги!

Он посторонился. Я проехал мимо. Надо будет найти воздушное такси или позвонить Карен Варне. От Фити я не зависел. Пока не зависел.

Он поймал меня перед входом в ресторан.

– Сэр, я прошу извинения. Серьезно. – Он присел на одно колено, чтобы сравняться со мной. – Я больше никогда не буду вас удерживать.

Меня трясло:

– Был бы ты мальчишкой, я бы…

– Я дам тебе возможность выпороть меня и сейчас, если ты после простишь.

На меня словно плеснули ледяной водой. Я закрыл глаза, постарался унять сердцебиение:

– О, Филип.

– Я вот-вот лишусь рассудка. Держи меня.

Я так и сделал – обнял его. Чувствовалось, как его трясет.

Когда мы успокоились, я неуклюже похлопал сына по спине.

– Папа, я хотел свозить тебя еще в два места. Я вздохнул:

– Хорошо. – Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы это сказать.

– Но если ты уважаешь меня так же, как я тебя, ты должен дать мне ответ. Почему ты не обращаешь внимание на экологические проблемы? Почему ты даже не хочешь их обсуждать?

– Сынок, я… Он поднял руку:

– Нет. Или правда, или ничего.

Я вырастил сына, который сделался очень трудным человеком.

На залитой палящим солнцем автостоянке я сел и задумался. «Зеленые» все как один были людьми, скажем, с изрядными проблемами. Они выступали против воли Бога и хотели по-своему переустроить Землю. Но это было еще не все. Я не мог понять, почему пообещал сыну это обсуждать. Стыдиться мне было нечего.

– Филип, ты веришь в Бога?

– Да, сэр. Хотя и другим образом, нежели ты.

Я не очень хорошо понял, что это значит, но пусть будет как будет.

– Для меня он – сердцевина моей жизни, как бы плохо я ни действовал.

– Знаю.

– Он сотворил этот мир за семь дней. Не знаю, как и сколько длились эти дни. Я все же принимаю физику и геологию. – Я улыбнулся. – И палеонтологию. – Отец учил меня, что нам надо стараться узнать как можно больше. Он принимал эти науки, а следовательно, и я. – Это – Его мир. Я верю в это всей моей душой. Но… рано или поздно нашему миру придет конец.

– Ты говоришь об Апокалипсисе?

– А о чем еще? Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог… И Он показал, послав оное через Ангела Своего… Филип, разве ты не видишь, какой самонадеянностью было бы пытаться изменить Его мир?

– Мы уже его изменили.

– Но это был не преднамеренный акт, не имевший целью изменить мир. По-твоему, получается, что мы здесь потому, что обещанное Им ложно. Что мы должны сохранить этот мир для бесчисленных грядущих поколений.

– Но мы и правда должны!

– Это Его дело, а не наше.

– Все мы слуги Его…

– Нет, мы наследники и владельцы данного Им. Господь Бог дал нам эту Землю, чтобы мы делали на ней все по нашему желанию, – жарко проговорил я. – Я унаследую их землю и дам вам ее во владение – землю, благоухающую молоком и медом. Вот мы и владеем.

Он склонился над моим креслом:

– И ты, отец, позволишь Земле низвергнуться в ад ради какой-то бездумной теологии?

– Я должен дать тебе пощечину, – жестко вымолвил я. Филип кивнул, не отстраняясь.

Я отвернулся – точнее, попытался отвернуться:

– Если ты не понимаешь, я ничего не могу с тобой поделать.

Его голос был безрадостным:

– Мы продолжим делать все по моему плану. Возможно…

– Да?

– Ты спросил, верю ли я. Вечером я опущусь на колени, как мы делали, когда я был маленьким. Я буду молиться о чуде.

– Не богохульствуй. – Но в сердце у меня было иное.

– Мы около Равенсбурга. Я напряг слух.

– Долина на юге Баварии, у подножий Альп. Сюда ездят туристы со всего мира.

– А теперь морские приливы…

– Пожалуйста, не остри. Эти горы… – показал он на высившиеся под нами громады, – больше двенадцати тысяч футов высотой.

Вдали вспыхнул свет.

Мрачные поля, коричневая трава, зловоние. Дорога, вьющаяся по долине.

– Это подъемник. Для лыжников. Немного снега здесь все еще бывает, но недостаточно, чтобы горнолыжный бизнес приносил прибыль.

– Мне прекрасно известно о мировом потеплении. Но таскать меня по всей планете для…

– Мы здесь не для этого. Чувствуешь запах?

– Да, вроде как густым… – Я фыркнул. – Похоже на болото.

– Древесная гниль. Пошли. – Он повернул мое кресло. – Джаред, не прогуляешься с нами? Ты тоже, Дэнил. Возьмите противогазы.

– Зачем это? – спросил я.

– Здесь становится все хуже. – Мы вылезли из вертолета на дорогу.

День стоял приятный, хотя окрестные виды были бы более величавыми, если бы солнце могло пробиться сквозь густые облака. Зонтики от солнца мы с собой не взяли: отсутствовать предполагали недолго, а по прогнозам синоптиков, гамма-излучение должно было слабеть.

Дорога оказалась мощеная, но, судя по всему, машин здесь не видели много лет: из трещин и выбоин торчали травинки.

Фити шел сбоку от меня.

– Этот город жил в течение двух тысяч лет. Первыми туристами были древние римляне.

Дэнил покосился на холмы:

– Деревьев здесь нет.

– Очень мало.

– Всемирное потепление не убивает деревья, – сказал я.

– Нет, папа. Убивают кислотные дожди и химические выбросы.

– Они под контролем. Мы сократили выбросы на тридцать…

– Ничего мы не сократили. Уменьшилась скорость их нарастания. А это не совсем одно и то же. Деревья начали гибнуть в таких количествах семьдесят лет назад. Тогда бургомистром был Манфред Рольф. Он жил у реки, в… не важно, ты сам скоро увидишь.

Воздух был очень влажным, но пока терпимым. Высокогорье имеет свои преимущества. Пока Филип катил меня мимо древних построек с живописными мансардными крышами, я позволил себе немного расслабиться. Никого не было видно.

– Что, город покинут жителями?

– Старик Манфред был тяжелым человеком. Густые брови, непростой характер. Дом, в котором он жил, принадлежал его деду, а до этого – деду деда. Он был построен после Последней войны.

– Он тоже застрелился в амбаре?

– Прошу тебя, папа. Я правда тебя умоляю. Не надо больше.

– Прости. – Я почувствовал запоздалое раскаяние. Кресло катилось мимо редких кустиков, пропитанных влагой полей, развалин домов, которые могли быть некогда складами.

– Он умер в своей постели, как и следует человеку. До того как стать мэром, он был компьютерщиком. Очень хорошим для тех лет.

Я старался помалкивать. Рано или поздно Филип перейдет к сути дела.

– Городские дела тогда не требовали много времени. Единственным бизнесом был туризм, то есть отели и рестораны, что стояли поблизости от площади.

Дэнил остановился, чтобы поднять несколько камешков. Дорога впереди делала поворот.

– Ты слышишь шум реки? Сейчас мы ее увидим. Все здешние поселения начинались с мельниц. Влажная земля была плодородной.

У реки бетонное покрытие дороги сменилось галечником. Поток прокладывал себе путь среди больших круглых камней, и через него был перекинут временный, неказистый, металлический, пешеходный мостик. Фити толкнул мое кресло и покатил его по переправе:

– Это дом Манфреда.

– Где?

– Эти вот развалины. Наводнение девяносто девятого года было самым большим в истории. К тому времени все дома в низине были снесены, люди перебрались повыше.

Я зло смотрел на торчавшие из воды камни. Наводнения долго нас донимали. Еще со времен Ноя.

Дорога впереди резко поворачивала. Фити прибавил шагу, толкая мое кресло. Мы минули поворот.

– Последним бургомистром был Герман Рольф. Внук Манфреда, как это часто бывает. Он жил со своей женой…

У меня перехватило дыхание.

Перед нашими глазами предстала картина ужасных разрушений. Повсюду лежали остатки стен, дверей, окон. Поваленные деревья торчали в разные стороны.

– Это ураганы? Торнадо?

– Нет, папа. Наводнения. Понимаешь, эти горы когда-то были сплошь покрыты деревьями. Промышленные загрязнения убили их, а ведь именно их корни забирали влагу для листьев. И наводнения с каждым годом делались все сильнее.

– Что ж, один город…

– Это не один город, папа. Бедствие пронеслось по всей Центральной Европе.

Я заерзал, наконец найдя что сказать:

– А возьмем Балканы. В кои-то веки экономика там стала конкурентоспособной.

Добыча каменного угля выросла, производство стали увеличилось едва ли не с нуля до чудовищного уровня. А производство современных чипов в Дрездене было символом процветания Европы в новые времена.

– И смертность от рака легких, – присовокупил он, – возросла на тридцать семь процентов. Несмотря на новейшие препараты.

– Это происходит повсеместно, – возразил я и, пораженный ужасом, осознал, что сказал. Среди камней моей уверенности потекли ручейки сомнения.

Словно прочитав мои мысли, Фити ласково похлопал меня по плечу.

Мы продолжили путь по камням. Упало несколько дождевых капель.

– Герман Рольф жил там, над рекой. Когда он женился, ему было шестьдесят лет, а ей девятнадцать. Они искренне любили друг друга.

– Стоп, кресло, – Я посмотрел через плечо. – Сынок, откуда ты все это узнал?

Он наклонился ко мне:

– Это то, чем я занимаюсь, папа, – спокойно объяснил он. – Это моя собственная программа – я ведь не все время анализирую статистические данные Уинстеда. Я провожу исследования для Совета по защите окружающей среды. Цель их – показать человечеству, что оно стоит перед лицом катастрофы. Многие ребята из нашего пиар-отдела занимаются тем же. Все мои рассказы абсолютно правдивы.

Он говорил настолько проникновенно, что мне захотелось его обнять. Конечно же, правдивы! Это же рассказы моего Фити, которого я воспитал.

– Я говорю с выжившими, с потомками тех людей, – продолжал он. – Нахожу фотографии, читаю старые записи. Это намного интереснее, чем заниматься статистикой.

– Ты многое можешь, когда задашься некоей целью.

Дождь становился все сильнее. Я поплотнее запахнул куртку.

– В большинстве случаев. – Он и не думал лукавить. – Фрау Рольф звали Марлена. Она ангельски играла на пианино. Училась с пяти лет. Детей у них не было, но они все надеялись, несмотря на разницу в возрасте.

Вдруг меня словно ударило:

– Что с ним случилось?

– Они прожили вместе шесть лет. Весной 2219-го бургомистр Рольф участвовал в конференции в Берлине. В тот год шли очень сильные дожди. Большая часть Европы была затоплена. – Он посмотрел на хмурое небо, – унылые горы со зловещими вспышками над ними. – Нам и в самом деле надо идти.

– Заканчивай. – После насмешек с моей стороны я чувствовал себя перед ним должником.

– Что тут сказать? По горам пронеслась ужасная буря. Мобильники отключились, и он спешил домой. Через три дня, после того как откопали их дом, под кроватью была найдена Марлена, вцепившаяся в фарфоровую куклу. Она утонула в грязи.

– Господи Иисусе.

– Аминь. Это свело его с ума. Он все еще жив, в доме призрения в Мюнхене. Я могу свозить тебя его посмотреть, если ты хочешь.

– Нет. Пожалуйста, нет.

Бевин украдкой смахнул с глаз слезу. На плечо ему как бы случайно легла рука Джареда.

Послышались отдаленные раскаты грома.

– После 2219-го мэр здесь был не нужен. Никто не хотел ничего восстанавливать. Папа, это были деревья. Высокие столбы без листьев стояли рядами, миля за милей подобно призрачным часовым сотворенного Им мира. Молодые побеги боролись за жизнь, но быстро погибали. Когда ветер дует с определенной стороны… – Его голос налился яростью. – Жаль, что я не могу тебе показать. Сегодня нам противогазы не нужны.

– Я верю тебе. – Я едва мог слышать собственные слова.

– Я собирал карты, фотографии, голографические изображения. Я не мог остановиться. Бавария была такой прекрасной, папа. Это был настоящий рай. – Он хотел еще что-то сказать, но не смог.

Джаред взял его за руку и отвел к стоявшим неподалеку кустам. Я съежился под своим пледом, смотря, как капли дождя ударяют в галечник.

Немного погодя Дэнил сказал:

– Сделайте что-нибудь, господин Генеральный секретарь.

– Что, мой мальчик? Послать кадетов, чтобы они засадили деревьями склоны гор? Закрыть заводы в Дрездене? Разрушить Восточную Европу?

– Мы уже это делали, – горько заметил он. – Мой отец считает, что единственный способ спасти…

– Не продолжай. Я тебя предупреждаю.

– Сэр, я… Слушаюсь, сэр. Разрешите мне рассказать, что я думаю?

– Нет. – Я мог выслушивать страстные речи Филипа, он, по крайней мере, был моим сыном. Но никаких «зеленых» лекций кадета не потерпел бы. Во всяком случае, не сегодня.

Послышались шаги.

– Прости, папа. – Голос Филипа сделался веселым. – Мы промокли. Пойдем. – Он повернул мое кресло. Дэнил в нетерпении побежал вперед.

Ноги у меня промокли, но я их не чувствовал. Следовало мне быть осторожным, чтобы не простудиться. И не заработать никаких травм. Я рисковал, особенно об этом не задумываясь: как будто ничего серьезного произойти не должно. Через две недели я условился встретиться с Дженили. А еще через несколько дней могла состояться операция. Если она будет неудачной – мне конец.

– Вся долина покинута?

– Почти. Осталось только несколько фермеров. Дэнил крикнул дрожащим голосом:

– Скорее! – Он шел впереди, прокладывая нам дорогу. – Сэр, река… – Он резко остановился. – Вода намного выше. Шум тоже сильнее. Мне это не нравится.

– Чушь собачья! – Фити прибавил шагу. – Джаред, иди ты первым.

– Я останусь с вами.

– Вы что, все сошли с ума? – взревел я. – Никто здесь не останется. Кресло, вперед. Через мост. Не сбрось меня.

– Я не могу судить… – послышалось из динамиков кресла.

– Остановись, если услышишь мой крик снизу из ущелья.

– Я не запрограммировано на выполнение отдаленных команд. Только когда вы сидите…

Мы рванули по рытвинам.

– Тогда перепрограммируйся. – Компы всю жизнь меня доставали. Я их ненавидел.

Бевин был прав. Поток явно шумел гораздо громче. Мы приблизились к металлическому мосту. Под ним кипели буруны. Каменные берега оказались почти полностью погружены в воду. Белая пена билась об устои моста. Господи, он движется! – Джаред облизнул губы.

– Нет. – Я приказал креслу медленно, осторожно приближаться к мосту. – Просто вибрирует. Помогите мне перебраться. Это ведро с чипами может ошибиться.

– Моя система навигации…

– Прекрати, кресло.

Вода пенилась и бурлила буквально в футе под мостом.

Филип оставался спокойным:

– Папа, я перебегу через мост и прилечу на вертолете. Можно посадить его здесь.

– Нет необходимости. Ребята, по счету три. Раз… Два… – Я закрутил колеса.

Они вкатили меня на мост. Колесо за что-то зацепилось, и кресло накренилось. Я выпал на мост, ударившись головой.

Загрохотал гром. Я лежал на мокром мосту, и меня мутило. В подбородок ударяли всплески воды.

– Он шевелится!

Металл под моим ухом задрожал. Мост накренился. Я покатился и ухватился за край.

– Держите его!

Я вцепился в перила. Филип держал меня за одну руку, Джаред за другую. Вдвоем они оттащили меня от края.

– Я в порядке.

Но мост был не в порядке. Через него перекатывались волны.

– Что проис…

– В горах сильный дождь, – сказал Филип.

– Посадите меня в кресло!

– Некогда. Давай, Джаред! – Вместе они наполовину вытащили, наполовину вынесли меня на противоположный берег. Дэнил беспомощно суетился рядом.

– Кресло, крути колеса! Сейчас же! – крикнул я. Без седока кресло выкатилось с моста и застряло в грязи. Бевин бросился его вытаскивать. Вода капала мне прямо в глаза.

Мост тяжело скрипел.

– Надо подняться выше! – предложил я.

Они все еще держали меня, беспомощного. Я попытался высвободиться. Они как один меня выпустили. Я шлепнулся в грязь, но на этот раз не ударился головой.

– Фити, заводи этот прокля… вертолет. Слышишь меня? Живо! Джаред, посади меня в это долбаное кресло!

Филип рванул с места.

– Кадет, я потерял ботинок. Не видел его?

К моему ужасу, кадет бросился обратно на мост и схватил ботинок. Какой я болван! Он же так рисковал.

Ворча, Джаред подтащил меня к креслу и усадил в него.

Весь мокрый и перепачканный, я шлепнулся на сиденье. Вытер воду со лба, и мои руки покраснели.

В берег ударяли злые белые буруны.

– Кресло, к вертолету! – Мы покатили по дороге к площадке на возвышении, где приземлился вертолет.

Филип выпрыгнул, оставив открытой дверцу:

– Ты ранен?

– Нет.

Кресло укоризненно проговорило:

– Если бы мне не мешали самому выбирать дорогу, я бы не опрокинулось…

– Заткнись, ты, долбаное!.. – Филип слегка пнул его, и колесо звякнуло.

Я схватил его за руку:

– Я не ранен, сынок. Правда. Он сдержался и ничего не сказал.

Меня, точно отсыревший – мешок, с трудом подняли в вертолет. Дэнил пошарил в моих вещах и вытащил сухое белье. Минуту спустя заработали двигатели, я сидел перед тепловентилятором, прижимая носовой платок к ране на голове.

Филип энергично заработал рычагами управления.

– Рюмашку бы сейчас, – вздохнул я и пространно выругался.

– И мне бы, – вставил Дэнил.

– Ты же сказал, что никогда не пил, – вскинул брови я.

– А сегодня бы начал. – Он посмотрел на меня с вызовом.

Когда мы взлетели, мост все еще был на месте, раскачиваясь в бурунах воды.