"Пари для простаков" - читать интересную книгу автора (Бэгли Десмонд)

2

Уоррен сидел за столом в своем кабинете. Пациентов не было, и он тратил свое драгоценное время на просмотр горы бумаг, которыми его атаковали заботившиеся о благе народа чиновники. Он терпеть не мог всю эту медицинскую бюрократию и был даже доволен, когда его отвлек телефонный звонок. Но его удовольствие испарилось, как только он услышал в трубке голос своей секретарши: "Сэр Роберт Хеллиер хочет поговорить с вами, доктор".

Он вздохнул. Он ждал этого звонка.

– Соедините меня с ним, Мэри.

Послышался щелчок, затем зуммер.

– Говорит Хеллиер.

– Николас Уоррен слушает.

Тоном повелителя Хеллиер заявил:

– Я хочу вас видеть, Уоррен.

– Я вас понимаю, сэр Роберт.

– Я буду в своем кабинете в два тридцать. Вы знаете, где это?

– Нет, это невозможно, – сказал Уоррен твердо. – Я очень занят. Я предлагаю встретиться у меня. Я назначу вам время.

Последовало молчание. Хеллиер не верил своим ушам. Он готов был взорваться.

– Послушайте-ка...

– Извините, сэр Роберт, – перебил его Уоррен. – Я мог бы принять вас сегодня у себя в пять часов. Думаю, что к тому времени я освобожусь.

Хеллиер уже принял решение.

– Ладно, – рявкнул он, и Уоррен даже слегка вздохнул, когда трубка на другом конце провода шлепнулась на рычаг. Свою он положил аккуратно и нажал на кнопку внутренней связи.

– Мэри, в пять у меня будет сэр Роберт Хеллиер. Если там еще есть пациенты, сделайте так, чтобы он был после них последним. Полагаю, что ему нужна продолжительная консультация.

– Хорошо, доктор.

– Да, Мэри. Как только он появится, вы можете быть свободны.

– Спасибо, доктор.

Уоррен посидел некоторое время, глядя в пространство, затем вновь принялся за свои бумаги.

Сэр Роберт Хеллиер был могучего телосложения и недюжинной силы. Хорошо сшитый изысканный костюм подчеркивал его атлетические достоинства. Он держался и разговаривал так, что сразу было ясно – он не привык, чтобы ему перечили. Он вошел в кабинет и коротко без околичностей сказал:

– Вы знаете, почему я здесь.

– Да, вы пришли, чтобы поговорить о своей дочери. Садитесь, пожалуйста.

Хеллиер сел по другую сторону стола напротив Уоррена.

– Я сразу приступлю к делу. Моя дочь мертва. Информация полиции кажется мне невероятной. Мне сказали, что моя дочь была наркоманкой, употребляла героин.

– Да, это так.

– Героин, который давали ей вы?

– Героин, который я ей прописывал, – поправил Уоррен.

Хеллиер даже растерялся на мгновение.

– Не ожидал, что вы так легко в этом признаетесь.

– Почему же? Я ведь был врачом вашей дочери.

– Какая неслыханная наглость! – разразился Хеллиер. Он подался вперед, и его могучие плечи напряглись. – Врач прописывает молодой девушке сильнодействующие препараты! Это же безобразие!

– Это было... – начал Уоррен.

– Я вас упрячу в тюрьму! – завопил Хеллиер.

– ...по моему мнению, абсолютно необходимо.

– Вы просто преступник!

Уоррен встал, и его холодный голос оборвал тираду Хеллиера:

– Еще одно оскорбление, и я вас привлеку к суду за клевету. Если вы не собираетесь меня выслушать, я попрошу вас покинуть мой кабинет, так как дальнейшие объяснения с вами я считаю бессмысленными. Если вы хотите подать жалобу на мои действия, обращайтесь в Дисциплинарный комитет Центрального медицинского совета.

Хеллиер в изумлении смотрел на него.

– Вы хотите сказать, что Центральный медицинский совет одобрит ваши действия?

– Именно так, – сухо сказал Уоррен и сел на свое место. – Кстати, и британское правительство тоже. Есть соответствующий закон.

Хеллиер выглядел растерянно.

– Ну, хорошо, – нерешительно сказал он. – Наверное, мне надо выслушать вас. Собственно, за этим я сюда и пришел.

Уоррен посмотрел на него задумчиво и сказал:

– Джун пришла ко мне около полутора лет тому назад. К этому времени она употребляла героин примерно два года.

Хеллиер опять вспыхнул.

– Не может быть!

– Почему же?

– Я бы знал об этом.

– Как бы вы знали?

– Ну, есть же... симптомы.

– Понятно. А какие симптомы, сэр Роберт?

Хеллиер начал объяснять, но тут же сбился и замолчал. Уоррен сказал:

– У наркоманов вовсе не обязательно дрожат руки. Есть симптомы куда более скрытые, а уж что-что, скрывать они натренировались. Но что-то вы могли заметить. Скажите, ваша дочь испытывала денежные затруднения в то время?

Хеллиер посмотрел на тыльную сторону своих ладоней и не спеша, словно все взвешивая, сказал:

– По правде говоря, ей всегда не хватало денег. Мне это страшно надоело, и я поставил ее в жесткие рамки. Я сказал ей, что воспитывал ее не для того, чтобы она бездельничала и разбрасывала деньги налево и направо. И я устроил ее на работу, купил для нее квартиру, но сумму, которую я ей давал, сократил вдвое.

– Понятно, – сказал Уоррен. – А долго она работала?

Хеллиер покачал головой.

– Не знаю. Знаю только, что она потеряла работу.

Он вдавил ладони в край стола, так, что побелели костяшки пальцев.

– Вы знаете, она ведь ограбила меня, меня, родного отца.

– Как это случилось? вежливо спросил Уоррен.

– У меня есть дом в Беркшире, – сказал Хеллиер. – Она приехала туда и обчистила его, буквально обчистила. У меня среди прочего было много грузинского серебра. У нее хватило наглости оставить записку, что она взяла егс и продала какому-то антиквару, даже адрес его написала. Я у него потом все выкупил, но это стоило мне бешеных денег.

– Вы заявили в полицию?

– Не говорите глупостей, – с яростью проговорил Хеллиер. – У меня ведь есть определенная репутация. Представляете, как бы меня прокатили в газетах, если бы я официально обвинил свою дочь в воровстве. У меня и так напряженные отношения с прессой.

– Может, для нее было бы и лучше, если бы вы заявили, – сказал Уоррен. – А сами вы спрашивали у нее, почему она ограбила вас?

Хеллиер вздохнул.

– Я решил, что она окончательно свихнулась. Пошла по стопам своей матери. – Он распрямил плечи. – Но это уже другая история.

– Конечно, – сказал Уоррен. – Как я вам сообщил, Джун пришла ко мне лечиться, или, точнее, за героином, когда у нее был уже двухлетний опыт наркомании. Она сама в этом призналась, да и осмотр убедил меня в этом.

– Вы хотите сказать – она пришла не лечиться, а за героином? – спросил Хеллиер.

– Наркоманы свято уверены, что мы, врачи, обязаны снабжать их наркотиками, – стал объяснять Уоррен, голос его погас. – Они не хотят, чтобы их лечили, это их отпугивает.

Хеллиер тупо смотрел на Уоррена.

– Но ведь это чудовищно, – сказал он. – Вы давали ей героин?

– Давал.

– И не лечили?

– Практически нет. Нельзя лечить человека, который ни за что не хочет лечиться. В Англии нет закона о принудительном лечении.

– Но вы потворствовали ей? Вы давали ей героин.

– А вы предпочли бы, чтобы не давал? Вы предпочли бы, чтобы она шаталась по улицам в поисках героина, добывала его черт знает где? У подпольных барыг и за баснословную цену. Кто знает, с какой дрянью этот героин обычно смешивают. По крайней мере, тот препарат, который давал ей я, соответствовал фармацевтическим стандартам, а это резко снижало шанс заразиться гепатитом.

Хеллиер как-то обмяк.

– Не понимаю, – сказал он. – Просто не понимаю.

– Да, не понимаете, – согласился Уоррен. – Вот вы обвиняли меня в нарушении врачебной этики. Впрочем, об этом потом. Так вот. Он сложил ладони. – Через месяц я убедил Джун начать лечение. Для таких, как она, есть специальные клиники. Она провела в одной из них двадцать семь дней. – Он пристально посмотрел на Хеллиера. – На ее месте я бы там не продержался и неделю. Джун была волевой девушкой, сэр Роберт.

– Я ничего не знаю об этом... э-э... лечении.

Уоррен открыл ящик стола, достал оттуда пачку сигарет. Взяв одну, он, помедлив, протянул пачку Хеллиеру.

– Извините. Вы курите?

– Спасибо, – сказал Хеллиер и взял сигарету. Уоррен перегнулся через стол и чиркнул зажигалкой. Затем закурил сам. Некоторое время он смотрел на Хеллиера, словно изучая его.

– Здесь тоже есть наркотик, – сказал он, вынимая сигарету изо рта, – но наркотик не очень сильный, – никотин. Он создает зависимость в основном психологическую. Имея сильную волю, можно бросить курить. – Он наклонился вперед. – Героин – дело другое. Возникает физическая зависимость. Организм требует его, а разум практически бездействует. Он откинулся назад. – Наркоман, не получив вовремя дозу наркотика, может умереть. И мы, врачи, непременно учитываем это, приступая к лечению.

Хеллиер побелел.

– Она мучилась?

– Да, – сказал Уоррен холодно, – я бы охотно вам солгал, но это так. Они все мучаются. Они испытывают такие страдания, что лишь один из ста может это выдержать, Джун продержалась какое-то время, но потом сбежала. Я не мог заставить ее вернуться – повторяю, лечение добровольное.

Сигарета в пальцах Хеллиера заметно дрожала. Уоррен продолжал:

– После этого я долгое время ее не видел. Но она вернулась полгода тому назад. Они все рано или поздно возвращаются. Она просила у меня героин. Но я уже не мог ей его выписать. Порядки изменились – теперь наркоманы должны были обращаться в специальные государственные клиники; Я предложил ей вновь пройти курс лечения, но она и слышать об этом не хотела. Мне все же удалось поместить ее в клинику, где я мог быть рядом с ней как консультант, – ведь я знал ее и знал историю ее болезни. Ей прописали героин и давали минимальную дозу, пока она не умерла.

– Однако она умерла от слишком большой дозы.

– Нет, – сказал Уоррен. – Она умерла от дозы героина, растворенной в метиламфитамине, а этот коктейль действует очень сильно. Амфитамин ей прописан не был, она его где-то раздобыла сама.

Хеллиер весь трясся.

– Вы ко всему этому относитесь как-то очень спокойно, Уоррен, – сказал он срывающимся голосом. – По моему мнению, слишком спокойно.

– Мне приходится быть спокойным, – возразил Уоррен. – Врач, который позволяет себе излишние эмоции, вредит и себе, и пациентам.

– Гуманный, объективный, профессиональный подход, – с насмешкой сказал Хеллиер. – Но вы погубили мою Джун. – Он ткнул свой дрожащий палец почти под нос Уоррену. – Я спущу с вас шкуру, Уоррен. Я человек влиятельный, и я вас сотру в порошок.

Уоррен окинул Хеллиера печальным взором.

– Не в моих привычках бить родителей моих пациентов по зубам, – сказал он угрожающе, – но вы, кажется, напрашиваетесь.

– Я напрашиваюсь! – взревел Хеллиер. – Да я вас живьем закопаю, как говорят русские!

Уоррен встал.

– Хорошо. Только сначала ответьте на мой вопрос: вы всегда общаетесь со своими детьми через посредников?

– Что вы имеете в виду?

– Шесть месяцев тому назад, как раз перед вашим отъездом в Америку, Джун хотела встретиться с вами. Но вы отшили ее официальным письмом, написанным вашим секретарем. Бог тому свидетель.

– Я был очень занят в то время – готовился к крупной сделке.

– Она хотела обратиться к вам за помощью. Но вы ей отказали, и она пришла ко мне. Вы, кстати, обещали написать ей из Америки. Написали?

– Я был занят, – повторил Хеллиер уныло. – Занят, понимаете? Масса дел... совещания...

– Итак, вы ей не написали. А когда вы вернулись?

– Две недели тому назад.

– Значит, вас не было почти полгода. За это время вы хоть раз поинтересовались, где ваша дочь? Встретились с ней, когда вернулись? Она, между прочим, тогда была еще жива.

– Боже праведный! На меня столько всего свалилось по возвращении. В мое отсутствие тут все пошло прахом, черт побери.

– Вот именно, – сказал Уоррен ледяным тоном. – Вот вы говорили, что устроили Джун на работу, нашли ей квартиру. Все это прекрасно звучит, но я бы сказал, что вы просто отпихнули ее от себя. Вы вообще задавались вопросом, почему изменилось ее поведение, почему ей не хватало денег? Мне хотелось бы знать, как часто вы вообще видели свою дочь, интересовались ли, как она живет, в какой она компании. Были ли вы ей настоящим отцом?

Лицо Хеллиера приняло пепельно-бледный оттенок.

– О Господи! – прошептал он.

Уоррен опять сел и спокойно сказал:

– А теперь я должен сообщить вам нечто и впрямь неприятное, Хеллиер. Ваша дочь ненавидела вас до глубины души. Она мне говорила об этом, хотя я и не знал, кто вы такой. Она хранила это чертово покровительственное письмо от вашего секретаря, чтобы ее ненависть не остывала, и кончила жизнь в грязной ночлежке в Ноттинг-хилле с тремя шиллингами и четырьмя пенсами в сумочке. Если полгода тому назад вы уделили бы своей дочери пятнадцать минут своего драгоценного времени, она сейчас была бы жива.

Он склонился над столом и спросил, не скрывая раздражения:

– А теперь скажите мне, Хеллиер, кто виноват в смерти вашей дочери?

Лицо Хеллиера исказилось от боли, и Уоррен, откинувшись на спинку кресла, смотрел на него вроде бы даже с сочувствием. Ему было стыдно за себя, за то, что он так поддался эмоциям вопреки профессиональному кодексу. Он увидел, как Хеллиер вытаскивает платок, встал и, подойдя к шкафчику, достал какой-то пузырек. Высыпав из него на ладонь две пилюли, он вернулся к столу и сказал:

– Примите это, вам станет легче.

Не сопротивляясь, Хеллиер взял лекарство и запил водой из стакана. Он немного успокоился, хотя голос его дрожал.

– Элен – моя жена – мать Джун – моя бывшая жена – мы, знаете ли, развелись. Я с ней развелся – Джун тогда было пятнадцать. Элен была совершенно невыносима. Она мне изменяла – и я не выдержал. Надоело выглядеть дураком. Джун осталась со мной, она сама так захотела. А Элен она была не нужна. – Он судорожно перевел дыхание. – Джун, конечно, ходила в школу. А я был поглощен работой. Дела мои пошли в гору и поглотили меня целиком. У меня не оставалось ни минуты. Мне приходилось много ездить. – Он словно погружался в прошлое. – Я не представлял тогда...

– Я понимаю, – мягко заметил Уоррен.

Хеллиер взглянул на него.

– Сомневаюсь, доктор. – Он заморгал, не выдержав пристального взора Уоррена, и опустил голову. – А может, и понимаете. Вероятно, вы часто сталкиваетесь с подобными ситуациями...

Уоррен миролюбиво сказал:

– С молодым поколением всегда трудно найти общий язык. Даже когда они еще под стол пешком ходят. По-видимому, у них свой склад мышления, свои идеалы.

Хеллиер вздохнул.

– Но я должен был хотя бы попытаться. – Он крепко сцепил пальцы рук. – Люди моего круга считают, что безотцовщина, юношеская преступность – удел неимущих классов. Господи!

Уоррен потеплел:

– Я вам дам что-нибудь, чтобы вы хорошо спали ночью.

Хеллиер сделал отрицательный жест рукой.

– Нет, спасибо, доктор. Я приму что-нибудь покрепче. – Он поднял голову. – Скажите мне, когда это началось? Как она?.. Как она могла?..

Уоррен пожал плечами.

– Она мне об этом особенно не рассказывала. Думаю, что ее случай был достаточно типичен. Для начала – марихуана, ради бравады или забавы; потом более сильные наркотики и наконец героин и сильнодействующий амфетамин. Обычно все начинается с какой-нибудь сомнительной компании.

Хеллиер кивнул.

– Вот оно – отсутствие родительского контроля, – с горечью сказал он. – Где они достают эту дрянь?

– Трудно сказать. Преступники грабят склады медикаментов и затем сбывают товар по своим каналам. И есть, конечно, контрабанда. В Англии государство контролирует сбыт наркотиков, и те, кто зарегистрированы как наркоманы, получают героин по рецептам. Иное дело в Штатах. Там торговля наркотиками полностью запрещена, и поэтому существует громадный черный рынок с колоссальными доходами и налаженной системой добычи и сбыта наркотиков. Одним словом, наркобизнес.

– И что же, неужели полиция бессильна?

Уоррен сказал иронически:

– Полагаю, инспектор Стифенс вам уже все рассказал обо мне.

– Он составил о вас превратное представление, – пробормотал Хеллиер, беспокойно ерзая.

– Не страшно. Я уже привык к этому. Полиция и общественное мнение в этом сходятся. А я считаю, что преследовать человека, когда он уже сел на иглу, бессмысленно. Это только на руку гангстерам, ведь наркоман, которого преследуют, только к ним и будет обращаться. Люди, которым нужны наркотики и которые не в состоянии за них платить, готовы на любое преступление.

Уоррен наблюдал за Хеллиером, который стал заметно спокойнее, и решил, что это произошло скорее благодаря их академической беседе, нежели успокоительному лекарству. Он продолжал:

– Наркоманы – больные люди, и полиция не должна преследовать их. Мы, врачи, позаботимся о них, а уж ее дело – перекрыть подпольные источники наркотиков.

– А они занимаются этим?

– Не все так просто. Торговля наркотиками имеет международный размах. Все законспирировано. – Он улыбнулся. – Наркоманы боятся полиции как огня, из них много не выудишь. К тому же для врачей они крепкие орешки, ии большинство предпочитает с ними не связываться, – я же их понимаю, и мне они доверяются. Вполне возможно, что я располагаю более солидной информацией, чем официальные полицейские органы.

– Почему же вы не поделитесь с полицией? – спросил Хеллиер.

Голос Уоррена вдруг стал жестким:

– Если кто-нибудь из моих пациентов узнает, что я злоупотребляю их доверием и выбалтываю их тайны полиции, я потеряю их всех. Доверие между врачом и пациентом должно быть абсолютным, особенно, когда речь идет о наркоманах. Иначе они не обратятся к врачу, и их невозможно будет лечить. Они станут жертвой подпольного наркобизнеса и будут добывать нечистый героин либо в каких-нибудь притонах по бешеной цене, либо у моих коллег, потерявших совесть, которые их лечить не собираются. Есть и такие среди медиков, о чем инспектор Стифенс, вероятно, не преминул вам сообщить.

Хеллиер как-то сгорбился и сидел, задумчиво уткнувшись в стол.

– Но ведь надо же что-то делать? Неужели вы ничего не можете предпринять? – спросил он.

– Я? – воскликнул Уоррен с удивлением. – Что я могу предпринять? Наркотики добывают за пределами Англии, на Ближнем Востоке. Я не искатель приключений из какого-нибудь романа, Хеллиер. Я – врач, работаю с пациентами и еле-еле свожу концы с концами. Я не сумасшедший и не авантюрист, чтобы ни с того ни с сего взять и вылететь в Иран.

– Если бы вы оказались настолько сумасшедшим, вы могли бы растерять своих пациентов, – сказал Хеллиер басом и встал. – Простите, что вначале я был с вами резок, доктор Уоррен. Благодаря вам я многое узнал. Конечно, я очень виноват. Но ведь и вы не без греха. Вы знаете, как сокрушить наркоманию, но сами ничего не предпринимаете. Разве это порядочно? – Он двинулся к двери. – Не трудитесь меня провожать. Я найду дорогу.

Уоррена словно застали врасплох, он встревоженно вскочил со своего места, когда дверь за Хеллиером закрылась, и прошел по кабинету. Медленно вернулся к своему креслу и сел. Зажег сигарету и погрузился в глубокое раздумье. Затем он яростно помотал головой, словно пытался отогнать назойливую муху. "Возмутительно! – прошептал он. – Просто возмутительно!"

Он долго не мог успокоиться. Совесть его была потревожена.

В тот вечер он направился по Пикадилли в Сохо. Он шел мимо ресторанов, ночных клубов, кафе со стриптизом. Это были места, куда часто наведывались его пациенты, и нескольких он встретил. Они в знак приветствия махали руками, он машинально отвечал и шел дальше, почти ничего не замечая вокруг, пока не очутился на Вардур-стрит вблизи дирекции кинокомпании Риджент.

Он посмотрел на здание и громко воскликнул:

– Это просто возмутительно!