"Весенняя страсть" - читать интересную книгу автора (Домнинг Дениз)

ГЛАВА 10

– Нет! – с горячностью заявила Николь, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.

В комнате не имелось ни очага, ни жаровни, поэтому было холодно, как на улице.

Деревенские женщины с лампами в руках плотным кольцом окружили девушку. Слабый свет освещал роскошную кровать с четырьмя столбиками по углам, устремленными вверх, к деревянному потолку. Из мебели, кроме кровати, были еще высокий подсвечник и стул. Луч света выхватил из темноты белую свежеоструганную деревянную дверь и кусок пола под ногами. Прежний пол сгорел во время пожара.

– Тебе лучше подчиниться и сделать все, как полагается, – советовала Эмот, жена Ральфа Вуда. Суровая, с твердым характером женщина с трудом сохраняла терпение. – Ты в мужском наряде, но от этого не стала мужчиной, так что готовься выдержать на себе мужа, как и всем нам приходится.

– Ох, перестань, Эмот. Разве ты не видишь, что бедная девочка боится? – заметила медноволосая Марджери, жалостливая сестренка Элис.

– Я не боюсь, – упрямо помотала головой Николь. – Почему вы не хотите понять? Этот человек завладел всем, что когда-то принадлежало мне! Но свое тело я ему не отдам.

– Святые угодники, да вы только послушайте ее! Она не боится, она просто упрямая испорченная дрянь, какой всегда и была. Что ж, если хотите, оставайтесь и успокаивайте ее, а с меня хватит, – грубо отрезала Эмот. – Я отправляюсь спать.

– Давайте, миледи, мы вас разденем. – Деревенская торговка элем Ателина давно научилась терпению и спокойствию, общаясь со своими нетрезвыми клиентами. – Надо подготовиться к приходу мужа.

– Какую непристойность ты вытворила со своими волосами, – упрекнула девушку Энн, жена сборщика пошлин, занявшая место Эмот.

– Хватит говорить глупости, – заявила Майда, самая старшая из присутствующих женщин. Ее внуки уже обрабатывали землю, которой владел ее муж. – Волосы отрастут. А сейчас чем скорее ты скинешь мужскую одежду, тем лучше себя почувствуешь. – И женщина бодро закивала, точно соглашаясь сама с собой.

Скрестив руки на груди, Николь оглядела женщин.

– Если вы не хотите, чтобы я заходила к вам домой, ваше дело. Пусть так и будет.

Марджери положила ей руку на плечо.

– Не верю, что тебе этого совсем не хочется. Просто у тебя болит сердце об отце. Подумай-ка про Элис, она так надеялась, что ты вернешься к ее родам. Смотри, вон идет Бертильда, она несет тебе теплую воду, чтобы помыться.

Все расступились, пропуская женщину с тазом и полотенцем.

– Ну же, не упрямься, – уговаривала Ателина, касаясь заскорузлой рукой пальцев Николь. – Давай, девочка, мы так рады, что ты вернулась домой. Тебе немного осталось, и ты будешь такой же, как мы.

Николь отчаянно нуждалась сейчас в дружеской поддержке, поэтому позволила вывести себя из угла. Она молча стояла, пока женщины делали свое дело: сняли с нее кольчугу, рваную тунику, рубашку. Они дружно вскрикнули, зацокав языками, когда увидели огромный синяк у нее на боку, оставшийся от удара Алана. Когда подошло время снимать штаны и чулки, таз отставили в сторону, а Николь усадили на стул. Теплой мокрой тканью удалось отодрать от раны повязку, и Николь взглянула на след от ножа; рана воспалилась, нога опухла.

Марджери взяла с кровати большое одеяло и завернула в него девушку, другие женщины завязывали ей ногу и смазывали мазью кровавые мозоли.

Умытая, с расчесанными и аккуратно уложенными волосами, Николь дрожала под одеялом.

Бертильда пошла за священником.

Девушка закрыла глаза. Она так устала, что, казалось, не в силах была помешать Гиллиаму взять то, чем теперь больше всего дорожила.

Дверь открылась. Она взглянула на вошедших мужчин и съежилась под одеялом. Гиллиам наклонил голову, чтобы не задеть потолок. Рыцарь заполнил собой всю комнату, отчего она сразу показалась крошечной.

Тихо бормочущие женщины в домотканых одеждах при тусклом свете выглядели довольно мрачно и напоминали стайку голубей. Они окружили высокого мужчину и принялись раздевать его. Отец Рейнард направился к кровати, чтобы благословить Николь. Она не отрываясь смотрела на священника, лишь бы не видеть того, что делалось в трех шагах от нее.

Кровать была хороша, с ярким расшитым пологом. Даже при слабом свете желтые и зеленые стежки вышивки красиво выделялись на голубом фоне. Священник отдернул полог, и Николь увидела матрас, покрытый одеялами. В изголовье лежали валики, так и манившие опустить на них больную усталую голову. В жизни своей Николь не спала в такой роскошной кровати! Ее тело заныло, требуя отдыха. Если бы одной оказаться там, какое это было бы блаженство!

– Теперь идите, миледи, – позвала Марджери сладким голосом. – Пора.

Две женщины взяли ее под локти и подняли, в то время как жена торговца элем стянула с девушки одеяло, отцепив сжимавшие его пальцы. Стоявшие по бокам женщины поддерживали ее за спину, понимая, что стертые и израненные ноги не держат девушку. От холода кожа Николь покрылась пупырышками. Она закрыла глаза от чувства унижения, прекрасно понимая, что у нее нет тех округлостей, которые должны быть у настоящей женщины. Гиллиам уже говорил ей, что она слишком худая. Сейчас он в очередной раз посмеется над ней. Сейчас. Николь напряглась.

– Я не вижу никаких недостатков, – произнес Гиллиам низким голосом, едва дыша.

В его голосе не было и тени насмешки. Николь с облегчением и благодарностью выдохнула, тут же возненавидев себя за это.

– Теперь ваша очередь, миледи, – шепнула ей в ухо Бертильда. – Вы должны сказать, видите ли вы какие-то недостатки в теле вашего мужа.

Николь подняла ресницы. Гиллиам смотрел на нее блестящими голубыми глазами, которые, однако, не выдавали его истинных чувств. Боже, какой он красивый! Золотистый отсвет пламени факела бросал тени на его красиво изогнутые брови. Она увидела прекрасные высокие скулы, мощную, как колонна, шею, гладко выбритые щеки; все еще влажные после мытья волосы были цвета густого меда.

Плечи рыцаря были раза в два шире, чем у Николь, на одном из них девушка заметила кровоподтек. Она поморщилась, вспомнив, откуда он. Именно в это место она ударила булавкой. По привычке Николь посмотрела на рану глазами лекаря. Рана была несерьезная, ее даже не надо перевязывать, уже образовалась корка.

Потом Николь бесстрастно продолжила свой осмотр. Пряди густых волос прилипли к шее, но капли воды сверкали и на плечах. Николь проследила за одной блестящей бусинкой, проложившей себе путь через вздувшиеся мускулы на груди к плоскому животу. Здесь капля пересекла шрам. Он тянулся от талии до бедра. Неудивительно, что Гиллиам терпеть не мог даже упоминания об игле. Ему явно пришлось слишком близко познакомиться с ней, когда зашивали эту рану. Вообще чудо, что он выжил после такого удара и сохранил здоровье и силу. Взгляд Николь скользнул вниз, к бедрам. Она удивилась, что при таком массивном теле незаметно ни грамма лишнего жира. Ноги длинные, но каждое бедро толще ее талии. Николь отметила очень большие ступни.

Затем девушка посмотрела на свои маленькие истерзанные ноги. Хотя Николь была самой высокой из всех женщин, каких знала, ей никогда не приходилось чувствовать себя такой маленькой и беспомощной. Она явно проиграет, если попытается бороться с ним.

– Не вижу никаких недостатков, – пробормотала девушка, глядя себе под ноги.

– Вот видишь, ничего трудного, – успокаивающе бормотала Бертильда.

И они с Ателиной повели Николь к кровати.

– Залезай под одеяло, а то замерзнешь. И запомни, к утру должна быть кровь на простынях.

Женщины помогли девушке укрыться и собрались уходить.

– Делай все, как мы тебе говорили, и утром проснешься женщиной. Вот увидишь, все будет хорошо.

И они направились к двери.

Николь скользнула по матрасу на самый край кровати, к стене. Как только женщины закрыли за собой дверь, увели с собой отца Рейнарда и забрали лампы, Николь крикнула им вслед:

– А когда я делала так, как мне говорили?!

Одинокая свеча мерцала в изголовье кровати. Ее скудный свет едва проникал сквозь густую тьму. Она видела, как Гиллиам неясной тенью пошел закрывать дверь. Раздался тяжелый стук щеколды, и сердце Николь подскочило в груди. На новой двери остался прежний засов. Снова эта комната стала тюрьмой. Только на этот раз не для Рэналфа, а для нее самой. О Дева Мария! Он запер ее, чтобы обеспечить себе успех.

Волнение сменилось гневом. Черт его побери! Она не позволит ему забрать последнее, что у нее осталось. А если несчастные предатели из деревни хотят отвернуться от нее – пусть. Лучше потерять их, чем себя.

Кровать покачнулась, когда Гиллиам сел на ее край. Веревки, удерживавшие матрас, натянулись под страшной тяжестью. Николь забилась в угол кровати, плечами прижавшись к холодной стене. Камни собственного дома словно прибавили ей сил; она напряглась, готовая к предстоящей битве.

Гиллиам сидел на краю кровати. У него не было опыта обращения с женщинами, которые не хотели его. В постели с Изотт они оказались неожиданно: их увлекла молодая страсть и его желание доказать, что рана не повлияла на мужские способности. С тех пор он пользовался только услугами проституток, платя за удовлетворение своих желаний.

Он посмотрел на жену, забившуюся в дальний угол, темнота ночи скрывала ее лицо. Да ему и не надо было его видеть.

Несколько минут назад, когда Николь смотрела на него, как того требовал ритуал, Гиллиам ожидал увидеть в ее глазах боль, ненависть, отвращение. Вместо этого на лице девушки была опустошенность. Гиллиам знал многих мужчин, которые впадали в такое бесчувственное состояние накануне битвы. Если она намерена бороться с ним, Боже, как он сделает то, что должен, не причинив ей боли?

Положив голову на валики, он вытянул ноги, накрылся холодным одеялом и задернул полог. Кровать погрузилась в темноту, скрывшую то, чего он не смог бы вынести при свете дня… Гиллиам со вздохом закрыл глаза. Перед его внутренним взором возник ее образ. Даже с обрезанными волосами в Николь не было ничего мужского. Лоснящаяся, как кошка, изящная, как тростник, гладкая и белая. Только на одном боку темнел сине-зеленый синяк. Гиллиам открыл глаза и спокойно заговорил.

– У тебя ужасный синяк. Откуда он? – Гиллиам старался, чтобы его голос звучал как можно тише.

– Когда я защищалась от бродяг в лесу, они меня ударили, – объяснила она.

В ее интонации слышалось предупреждение. Гиллиам разочарованно закрыл глаза, ему хотелось завыть.

– Не надо, – умоляюще произнес он.

– А что мне остается? Разве у меня есть выбор? – спросила Николь. – Я дала клятву… Ты требуешь, чтобы я выполняла свои клятвы, так что вряд ли захочешь, чтобы я нарушила эту. Разве не так?

Девушка бросала ему вызов. Гиллиам потер лоб, с трудом сдерживая гнев. Он попытался расслабиться и как следует вытянуть ноги, но колени все равно пришлось согнуть. Черт побери, он замерз и смертельно устал. На Эшби в любую минуту могут напасть. Жена собирается с ним драться. А он не может вытянуться в этой чертовой короткой кровати.

Гиллиам повернулся к Николь, пытаясь достучаться до ее разума, прежде чем гнев полностью овладеет им.

– Ты убежала от меня. Ты сделала моим врагом владельца соседних земель и попыталась восстановить крестьян против меня. Все это я могу понять и простить, так как ты мстишь мне за смерть своего отца. Теперь битва окончена. Ты боролась достойно, отстаивая его память. Но ты потерпела поражение. Прими его с достоинством. Ты больше не его дочь, а моя жена. Ты должна уступить мне.

– Не уступлю!

– Ты просишь взять тебя силой?

– Попробуй, если осмелишься, – по-змеиному прошипела Николь.

Ее враждебность разбудила в нем ярость. Все надежды удержать себя в руках рассыпались в прах после ее угрозы.

– Вы заходите слишком далеко, мадам. Нравится тебе или нет, но ты вышла за меня замуж. Я не позволю тебе сказать “нет” в первую брачную ночь.

С этими словами Гиллиам потянулся, чтобы поймать Николь. Глупышка захотела выскочить, и он тут же схватил ее за руку. Девушка напрасно пыталась вырваться, Гиллиам медленно, но непреклонно тянул ее к себе.

Тогда она уперлась ступней ему в бедро и прижалась спиной к стене. Она была близко, но он никак не мог сдвинуть ее с места. По напряжению в ее теле он понял, что Николь свободной рукой ухватилась за столбик кровати, и, только схватив ее за плечо, он сможет оторвать руку от столбика.

– Иди ко мне! – потребовал он.

Все раздражение, все тяготы прошедшего дня обратились сейчас в гнев. Держа Николь за запястье, Гиллиам потянулся в темноте в угол кровати и схватил девушку за плечо. Она попыталась вцепиться зубами ему в руку.

– Черт побери! – оглушительно взревел он, отдергивая пальцы.

Николь поползла по матрасу, сбив простыни в изножье кровати. Она билась и брыкалась, чтобы освободиться от Гиллиама.

Тот сильно потянул ее, потом отпустил, и Николь с криком опрокинулась на спину. Все произошло так неожиданно, что девушка не оттолкнула его, и Гиллиам, рванувшись, обнял жену за талию. Обхватив ее, он почувствовал, как сильно напряжены мускулы под шелковистой кожей. Он привлек девушку к себе, но она обеими руками ухватилась за столбик.

– Нет! – кричала Николь, но Гиллиам так стиснул ее, что она задыхалась, пытаясь набрать воздуха.

Гиллиам почувствовал вкус победы. Если она некоторое время будет продолжать извиваться, то ее надолго не хватит.

Николь сильно ударила его ступней в бедро. Гиллиам охнул от боли и схватил ее за ногу, чтобы предупредить новый удар. Она завопила, и Гиллиам догадался, что разбередил рану на лодыжке. Он тотчас отпустил девушку, но успел почувствовать теплую кровь, выступившую на повязке. Ему стало нехорошо при мысли, что он причинил ей боль.

– Хватит, – предупредил Гиллиам, голос его звучал очень решительно. – Я не позволю, чтобы кто-то из нас по твоей глупости покалечился в постели.

Поднявшись на колени, Гиллиам добрался до девушки, схватил за запястье и большими пальцами стал с силой отрывать ее пальцы от столбика. Затем сжал одной рукой ее запястья, а другой обнял за талию.

Николь снова извивалась и дергалась, но Гиллиам бросил ее на матрас и обеими ногами прижал к кровати. Он навис над ней, а она, как в ловушке, оказалась под ним. Гиллиам глубоко вдохнул, стараясь не раздавить Николь весом своего тела.

– А если бы ты от меня освободилась? Куда бы ты сейчас побежала? Дверь заперта.

Николь закричала, и отчаяние, разочарование, страх слышались в этом крике. Он чувствовал, как быстро колотится сердце Николь у его груди. Дыхание девушки стало коротким, прерывистым, она напряглась под ним, пытаясь выскользнуть на свободу. Все происходящее было похоже на ужасную пародию. И сейчас они должны заняться любовью?

В животе у Гиллиама все сжалось: он не мог насиловать ее, даже ради Эшби. Ему хотелось вопить и трясти ее до тех пор, пока она не поймет, что вытворяет с ними обоими.

– Вой! – хрипло сказал он. – Ты должна выть.

Когда Николь снова заерзала под ним, Гиллиам больше не мог сдерживаться. Лучше расправиться с ней, чем сделать себя больным. Он расслабился на ней, и девушка ощутила всю тяжесть его тела. Теперь, конечно, и думать было нечего о том, чтобы его сбросить. Николь дышала со свистом, ему казалось, он слышит рыдания.

– Не насилуй меня! – вскрикнула она так, будто ее сердце разрывалось. – Пожалуйста, пожалуйста! Не насилуй меня. – В голосе уже не было ни ненависти, ни злости.

Гиллиам прислонился к ее лицу щекой и ощутил горячие слезы.

– Ты должна была сказать мне, что боишься. – Он почувствовал облегчение и ласково прошептал: – Я не хочу причинить тебе боль. То, что между нами сейчас произойдет, не больнее, чем твоя открывшаяся рана.

– Я и не боюсь, – упрямо твердила она, и ее снова сотрясали рыдания.

Гиллиам чувствовал, что они разрывают ее изнутри. Опустив руки, но все еще не освобождая Николь, Гиллиам слегка повернулся на бок и прижал жену к груди. Он чувствовал прикосновение мягких волос к своей шее, ароматное тепло женской кожи.

– Если ты не боишься, в чем тогда дело? – Новые рыдания сотрясли Николь, прежде чем она смогла что-то сказать.

– Разве тебе мало? – всхлипывая, заговорила она. – Ты теперь владеешь моим домом и моими людьми. Ты можешь взять меня, но знай, ты меня погубишь, если не оставишь мне ничего, совсем ничего, даже моего тела.

Гиллиам удивленно приподнял брови, признавая оправданность ее сопротивления.

– Но почему ты мне ничего этого не сказала, когда я только подошел к постели? Я понимаю тебя.

– А разве ты стал бы слушать, если меня больше вообще никто не слушает? – Николь говорила, захлебываясь слезами. – Ни лорд Рэналф, ни аббат, ни мои крестьяне…

Ободренный ее откровенностью, Гиллиам задумался. Он уже понимал, что не сможет взять ее силой, а она отказывалась соединиться с ним по своей воле. По крайней мере сейчас Но ведь независимо от того, лишит он ее сегодня девственности или нет, их будущее едино, они навсегда вместе. Так что же требуется? Гиллиам улыбнулся. Требуется испачкать простыни сегодня.

Николь, сама того не заметив, предложила ему способ, которым можно представить все так, как полагается.

– А сейчас ты в состоянии говорить со мной? – спросил он тихим голосом.

– Говорить? А зачем тебе говорить со мной, если я лежу, поверженная, рядом с тобой? Ты можешь брать что хочешь. – Рыдания девушки перешли в тихую икоту.

– Откуда ты знаешь, что я хочу только этого? – ласково спросил Гиллиам. – Мне нужно еще, чтобы ты приготовила этот дом к зиме. Мне говорили, ты многое умеешь. Но мне надо знать, согласна ли ты вести себя честно, не пытаясь навредить мне, не обманывая Эшби и его обитателей. Если мы договоримся об этом, я буду доволен.

– Ты хочешь сказать, что я тебе нужна? – удивление в голосе Николь смешалось с нотками удовольствия.

– Да, – ответил он, пораженный ее интонацией. – Я многого не знаю. Мне не под силу сделать все в одиночку. Разве Рэналф не говорил, для чего я попросил приблизить день нашего брака? Он ведь хотел подождать, пока будет построен большой зал.

– Значит, я тебе нужна, – произнесла Николь еле слышно.

Гиллиам тихо вздохнул.

– Конечно. Разве ты не хозяйка Эшби? И разве не ты будешь нас всех кормить каждый день? Ну, что скажешь? Если я оставлю тебя хозяйкой самой себя, дашь ли ты мне то, что я прошу и в чем нуждаюсь?

– Я должна подумать.

Она тихо лежала около Гиллиама. Он наклонил голову, уткнувшись лбом ей в плечо. Кожа благоухала чистотой и свежестью. Его колени удобно укладывались в ее согнутые колени. Теплая спина уютно прислонилась к его груди, мягкие ягодицы, прижимавшиеся к его бедрам, манили к себе. Он отпустил запястья Николь и положил руку ей на бедро. Лучше ему немного отодвинуться, чтобы не поддаться искушению.

– Я не могу понять, почему ты мне это предлагаешь, – сказала она, как будто этот жест подтолкнул ее к разговору. – Пока мы не соединимся, ты не можешь считаться настоящим хозяином Эшби.

– А кто может разболтать, что ничего не произошло? Только ты или я. Я заявлю, что ты была девственницей, когда я тебя взял, правда, крови не осталось. Если ты назовешь меня своим мужем и станешь каждую ночь спать со мной в одной постели, разве кто-то будет нас о чем-то спрашивать?

Николь недоверчиво посмотрела на него через плечо. Даже в темноте было заметно, как удивленно поднялись ее брови.

– Это не очень хорошо, сам понимаешь. Ты обязан взять меня, и на простынях в качестве доказательства должна остаться кровь.

Гиллиам пожал плечами.

– Так как я не намерен тебя насиловать, а ты не собираешься добровольно уступить, какой остается выход? Придется солгать.

От легкого движения головой густой локон свесился на лоб Николь. Боже, как ему хотелось запустить пальцы в ее волосы, посмотреть, такие ли они упругие, какими кажутся. Гиллиам горько улыбнулся. Сделай он так, она с воплем отпрыгнет, как тогда в лесу, когда он поцеловал ее в щеку. Да, она совсем его не хочет.

– Что ты решила?

– Что ты сумасшедший, – сказала Николь, в ее голосе слышалось беспокойство.

– Вполне возможно, – согласился Гиллиам, невесело усмехнувшись. Явное сумасшествие думать, что он сможет ночь за ночью лежать рядом и не прикасаться к ней.

Легкая улыбка пробежала по губам Николь.

– Что толку спорить с сумасшедшим. Я сделаю все, что обычно делала в Эшби. Я подготовлю дом к зиме.

– Хорошо, – сказал он, затем продолжил обыденным тоном: – Теперь надо решить, как вести себя перед людьми. Я не стану упоминать о наших разногласиях. Если ты захочешь обсудить со мной что-то, будем отходить в сторону. Я не хочу, чтобы люди видели, как мы ругаемся из-за каждой мелочи.

Снова поглядев на него через плечо, Николь согласно кивнула.

– Ты рассуждаешь вполне разумно и в интересах Эшби. Я согласна. Но поклянись внимательно выслушивать то, что я буду тебе говорить.

– Разве я только что не доказал тебе?

– Да, доказал.

Даже в темноте Гиллиам чувствовал, как она успокоилась. Сбросив одеяло, совершенно нагая, Николь лежала рядом, и его взгляд невольно скользнул вниз, к округлостям груди. Подавив вздох, Гиллиам приподнялся на локте, стараясь не прикасаться к ней.

Николь зевнула.

– Я ужасно устала, – пробормотала она. – Завтра у меня полно дел, мне надо выспаться. Укрой меня одеялом, ладно?

– Я думаю, из-за больных ног ты еще день-два не сможешь ходить, – заметил Гиллиам, выполнив ее просьбу. – Ранам нужно время, чтобы зажить.

– Если ты хочешь, чтобы я успела переделать все дела, лучше надейся на другое. Уже первая неделя ноября, и только одному Богу известно, сколько всего надо успеть. А теперь молчи, я собираюсь спать.

Командные нотки в голосе жены вызвали у Гиллиама улыбку. Он понимал, она рада оказаться дома и еще больше рада тому, что она нужна кому-то. Да, она выполнит обещанное. По крайней мере то, о чем говорила сейчас. Но он будет настоящим дураком, если поверит, что она прекратит сопротивление.

Гиллиам лег рядом с Николь, размышляя, какие пути для бегства у нее остались. Она могла направиться к де Окслейду, но так как Николь уклонилась от встречи с ним в лесу Грейстена, теперь это вряд ли возможно. Ее люди, связавшие свою судьбу с ним, не поддержат ее, если она вдруг восстанет.

Судя по тому, как складывалась ситуация, для Николь не было причин и возможностей убежать. Может, она попытается убить его? Но он позаботился об оружии: оно собрано в одной комнате и надежно заперто. Его люди обыскали все укромные уголки, собрали все до одного острые инструменты. Повар поклялся каждый день пересчитывать ножи, чтобы ни один не попал в руки его госпоже. Гиллиам улыбнулся. Где только не нашли оружие! Везде, по всему замку: в сараях, в укрытиях, даже в маленькой кладовке для хранения трав и целебных снадобий. Оставалось надеяться, что его люди ничего не пропустили.

Убедившись, что Николь спит, Гиллиам наконец осмелился сделать то, что боялся сделать раньше: коснулся ее волос. Густые и мягкие, они закручивались вокруг пальцев, как шелковая паутина. Действительно жаль, что он ей совсем не нравится. Гиллиам откинулся на валик, и сон унес его.