"Испытание мечтой [В дебрях страсти]" - читать интересную книгу автора (Дайер Дебра)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мужчина выходил из воды, у его губ была деревянная флейта. Точно Посейдон из морской пучины, явившийся простым смертным. Кейт не могла отвести от него глаз. С его густых черных волос вода струилась на обнаженные плечи. Струйки сбегали по его широкой груди и запутывались в черных завитках. С каждым шагом темная вода отступала все дальше и дальше, обнажая узкие бедра, длинные мускулистые ноги. Голый. Величественный.

Кейт смотрела на него так, будто это и вправду был языческий бог, вдруг явившийся из темных глубин и засверкавший при свете костра неземным великолепием: золотая кожа, эбеновые волосы, такие гладкие и блестящие. Обступившие ее дикари все как один упали на колени в грязь, склонив головы, подобострастно распевая какие-то заунывные гимны, видимо, так они выражали свое почтение Девлину Маккейну.

Все, за исключением главаря. Он остался стоять в нескольких шагах от нее и смотрел на Девлина, — грубые черты исказила ненависть.

— Кейт, иди ко мне. — Девлин властно поднял руку, будто этим движением мог заставить ее приблизиться.

Кейт встала на ноги и начала двигаться к нему, как в трансе, будто и на самом деле не могла противиться мановению его руки. В нем ее спасение. Он был единственным проблеском чего-то разумного в этом диком сумасшедшем мире. И сейчас ей ужасно хотелось, чтобы он обнял ее.

Когда ее от Девлина отделяло всего несколько шагов, сильная рука сжала ее предплечье. Рядом с пей вырос главарь. Его коричневые пальцы до боли впились в ее кожу. Он прокричал что-то Девлину, потом ударил себя в грудь.

Среди индейцев, припавших к земле, пронеслось шушуканье. Кейт все поняла, даже не зная их языка. Это был вызов. Главарь намеревался бороться за нее, бороться, пока кто-нибудь из них не падет.

— Отпусти меня. — Она пыталась освободиться, но он держал ее железной хваткой.

Она посмотрела на Девлина. Он двинулся к ней, его лицо было напряжено, глаза сощурены, в серебряных щелках отражалось пламя. Он весь лучился гневом, она чувствовала, как наэлектризован этим гневом воздух вокруг него, как он пульсировал около его груди, точно перед грозой. Он светился в бликах огня, ослепляя силой и гневом. Пальцы главаря разжались. Он отпустил ее и выступил вперед, чтобы сразиться с Девлином.

Главарь был на фут ниже Девлина, но широкоплечий и мускулистый, вепрь против ягуара. Один из дикарей передал вождю копье. Девлин вытащил свой нож из футляра, укрепленного на обнаженных бедрах, лезвие было величиной с предплечье Кейт, на стали заиграли огоньки, как будто она ожила — Экскалибур, вытащенный из камня.

Они ходили вокруг друг друга около кромки воды — примеривались. Вождь издал клич и гордо расправил плечи. Девлин взревел горловым звуком, величественно, угрожающе. Кейт прижала сжатые руки к губам. О если бы это был только сон, ужасный кошмарный сон. Она хотела бы проснуться в своей палатке, страстно желая Девлина, как она желала его каждую ночь… Но увы, все это происходило наяву.

Первым двинулся вождь, нацелив копье с каменным наконечником прямо в широкую грудь Девлина. Девлин отскочил в сторону и полоснул по боку индейца ножом, оставив алую ссадину на его ребрах. Девлин вполне мог бы убить его, если бы нанес удар посильнее. Однако он предпочел только ранить.

— Не надо, Девлин, — прошептала Кейт. Здесь не место проявлять милосердие. Ведь этот дикарь прикончит его при первой же возможности.

Остальные подступили поближе к сражающимся. Они упали на колени в грязь, образуя две шеренги между костром и водой. Они наблюдали за своим вождем и этим бледнолицым богом, которые боролись между их раскачивающимися телами, между огнем и водой.

Девлин хорошо маневрировал, уворачиваясь от копья вождя снова и снова и нанося в ответ удары ножом, и при появлении очередной раны на теле вождя толпа дикарей тихо вздыхала. Каждый порез распалял вождя, его рык делался все более свирепым. Остальные что-то напевно бормотали, мерно раскачиваясь вперед и назад, в ритм своим причитаниям.

Языки пламени взмывали вверх за спиной Девлина и дикаря, алый и золотой свет мерцал на их телах. Сказка, воплотившаяся в реальность, или реальность, похожая на сказку… Что-то мифическое. Борьба добра и зла. Кто же победит?

Главарь набросился в ярости на Девлина. Тот отскочил в сторону, и мощным ударом ножа разрубил копье, оставив дикаря с обрубленной палкой в руках. Вождь поглядел на свое обрубленное оружие, потом повернулся к Девлину, обнажил зубы и забил себя в грудь. Он не желал сдаваться. А Девлин не хотел его убивать.

— Нет! — закричала Кейт, когда увидела, что Девлин вкладывает свой нож в футляр.

Девлин посмотрел в ее сторону. Индеец взревел. Он подскочил к Девлину и стиснул сильными руками за пояс. Девлин от напряжения откинул голову, так как главарь оторвал его от земли, и пытался уложить на лопатки.

Кейт закричала. Она побежала к Девлину, пробиваясь сквозь толпу индейцев. Они отталкивали ее, бросали в грязь, не давая ей возможности ввязаться в поединок.

Девлин колотил вождя обеими руками по затылку снова и снова. Вождь пошатывался от ударов, но крепко держал свою жертву. Он потащил Девлина к реке. Продолжая драться, они нырнули в темную зыбкую воду.

Кейт вскочила на ноги. Она смотрела на реку, огоньки отражались в темной воде. Индейцы начали причитать громче и громче, отчаянно раскачиваясь, сидя на пятках. На противоположном берегу Кейг заметила какое-то движение, несколько длинных темных бревен ожили, поднялись на короткие лапки и зашагали к воде. Аллигаторы!

Девлин и главарь вынырнули из-под воды, судорожно хватая ртом воздух. Кейт отчетливо видела их. Индеец обхватил рукой шею Девлина. Он пытался зажать ему рот и нос.

— Девлин! — закричала она, увидев, что они снова исчезли под водой.

Что-то шлепнулось в воду. Она увидела, как в желто-алом отражении огня возникла аспидная тень и длинный хвост легонько ударил по воде… Аллигатор выходил на охоту.

О Боже, прошептала она, прижимая руку к сильно бьющемуся сердцу, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Она подобралась к самой кромке берега. Вода бурлила, как кипяток, накатывая на ее ступни.

Мужчины снова всплыли на поверхность. Ужасные крики разорвали воздух. Алое отражение костра задрожало, затрепетало на водной зыби, точно флаг, развеваемый ветром. И еще один — последний — крик и потом ничего, кроме шума борьбы.

Кейт смотрела на окровавленную воду. Нет, это не Девлин. О Боже, он не мог умереть. Пожалуйста, спаси его. Пожалуйста.

Секунды казались вечностью. Кровь отхлынула от ее сердца, от рук и ног… Вокруг сгущались сумерки. Она должна держаться. Только бы не упасть. О Боже милостивый, только не сейчас! Она должна помочь Девлину, но как?

Вода всколыхнулась. К берегу зашагал мужчина. Высокий мужчина с бледной кожей выходил из темной воды.

— Девлин. — Кейт показалось, что она прокричала его имя, но звук, который раздался из ее губ, был скорее шепотом.

Индейцы расступились, давая ему дорогу. Они вжались лицами в грязь, они жалобно ныли, будто боялись, что Девлин убьет их, если они посмеют посмотреть на него. Она хотела броситься в его объятия, но у нее не было сил пошевельнуться.

— Кейт, — прошептал Девлин, раскрывая объятия. Когда он подошел к ней, она упала ему на грудь.

Он крепко прижал ее, и его сильные руки, наконец, защищали ее от этого дикого мира.

Она прижалась щекой к его груди, слушая четкий ритм его сердца, резкий чарующий запах наполнил ее ноздри. Сквозь шум крови в закружившейся голове, она услышала, что он нашептывает ее имя, снова и снова, как будто это была молитва.

— С тобой все в порядке? — Он отклонился и посмотрел ей в лицо.

Она кивнула.

— Как вы нашли меня?

— Я шел за тобой сквозь джунгли. Их было слишком много, было бессмысленно ломиться напролом, поэтому я попытался действовать хитростью.

— Я думала, он убьет вас.

— Да, я тоже так думал. — Он посмотрел поверх нее на индейцев; они двигались к ним ближе, ближе, беря их в кольцо… — И похоже, что нам рано пока расслабляться.

— Что же нам делать? — спросила она, стиснув руками его талию.

Девлин вытащил нож из футляра, тяжелая сталь удобно легла в его руку. Он поднял длинный нож, поигрывая лезвием — на гладком металле отражались золотые и алые блики пламени. Он надеялся на одно, что они будут нападать по очереди. В противном случае им с Кейт несдобровать

Индейцы упали на колени, что-то бормоча, их голоса смешались в единый ропот страха. Хотя» их диалект отличался от того, что знал Девлин, он понимал их язык.

— Они из племени курайя. — По мере того как он прислушивался к их причитающим голосам, улыбка расцветала на его лице и в конце концов он рассмеялся. Голубые глаза Кейт округлились от изумления. — Нет, я не сошел с ума, — сказал он, отвечая на ее беззвучный вопрос.

— А в чем же дело?

— Кажется, наши друзья приняли меня за бога. А ты веришь в это?

— Да, -прошептала Кейт, закрывая глаза.

То, как она сказала это, вновь разбудило в нем желание, теплыми волнами затопившими его тело. Она прижималась к нему, как будто только его тело могло дать ей покой. И ему с ней рядом тоже было так покойно. Ее одежда дразнила его обнаженную кожу, хлопок, согретый ее теплом, нежно шелестел при каждом вдохе. Не обращая внимания на завывания дикарей, он дал волю своим чувствам, — он обнял ее и прижался щекой к ее мягким волосам.

— Они разрешат нам уйги? — прошептала она, ее слова прошелестели около его груди.

— Нам некуда идти на ночь глядя. — Он откинул выбившиеся завитки с ее щеки.

— Мы должны будем остаться здесь? — спросила она, заглядывая ему в глаза.

Свет от костра освещал ее лицо, такое милое и такое испуганное. Он погладил ее мягкую щеку тыльной стороной пальцев, стараясь хоть немного ее успокоить.

— Я никому не позволю тебя обидеть, Кейт. Ты веришь мне?

Она посмотрела на раскачивающихся коленопреклоненных дикарей и вслушалась в их заунывные причитания. Дсвлин почувствовал спиной, как напряглись ее руки Она снова взглянула на него.

— Конечно, я верю вам. Единственный кто в состоянии помочь нам выбраться отсюда невредимыми — это вы, Девлин Маккейн.

Ее безоговорочное доверие потрясло его. Никто прежде не верил в него. Никто. И он сделает все, чтобы оправдать это доверие.

Он посмотрел на индейцев. Сказав несколько слов, он заставил их подняться на ноги. Они были безмерно счастливы и предоставили богу реки еду, кров и все, « что он пожелал.

Кейт сжала руку Девлина, когда дикари подвели их к одной из грубых хижин, которая, как подозревал Девлин, раньше принадлежала вождю племени. Коническая по форме, хижина напоминала вулкан, сделанный из дерева, листьев и лиан; внутри имелось несколько гамаков, развешанных на столбах, врытых у стены и у центра хижины.

Горел маленький костер, серые клубы дыма тянулись к дыре в центре крыши. Когда они вошли, один из индейцев принялся кричать на находившихся там женщин и детей. Женщины испуганно затрусили к низенькому проходу, прихватив своих вопящих младенцев и волоча за собой детей постарше. Кейт посмотрела на Девлина. Такой же смущенный вид был, наверное, у Алисы, когда она очутилась в Зазеркалье.

— Это жены и дети вождя, — сказал Девлин, отвечая на ее взгляд.

— Но куда они пойдут?

— К родственникам. — Он сжал нежную руку, которая вцепилась в него. — С ними все будет в порядке.

Рука расслабилась, но внезапно сжалась снова. Она увидела что-то в углу хижины… маленькие коричневые предметы, круглые, ссохшиеся, с клочками черных волос, выглядывавших сверху.

— О, Господи! — Кейт отвернулась от этих коричневых шаров, сваленных в дальнем углу хижины. — Головы. — Она прижалась щекой к плечу Девлина. — Это же головы!

— Они держат головы, чтобы лишить свободы души врагов. — Девлин погладил ее по плечу. — Ты ведь видела мумии?

Она кивнула, не глядя на него. Он видел, что она испугана, чувствовал, какого труда ей стоило сохранять самообладание.

— Это ничуть не страшнее мумий. Ты ведь не боишься мумий, правда?

Она прикусила нижнюю губу.

— Нет.

— Садись. — Он опустился на заваленный грязный пол, повернувшись спиной к огню и сморщенным головам, и потянул ее за руку.

Она последовала его примеру, садясь поближе к нему, ее бедро коснулось его, ее плечо скользнуло по его спине. Ее груди коснулись его бока, ее мягкое дыхание согревало его плечо… он еле сдерживался, чтобы не обнять ее.

Индейцы предложили им миски с печеным макаше-ра, разновидность сладкого картофеля, бутылки с ка-ишри, местным крепким пивом, и три жареных муту-мы, дикие индейки, две из которых Девлин отдал, чтобы их разделили остальные. Когда стало очевидно, что индейцы намереваются остаться и посмотреть, как трапезничает их новое божество, Девлин отослал их резким окриком. Они мигом выскочили из хижины, натыкаясь друг на друга. Он и Кейт остались одни.

Она сидела, скрестив ноги и сжав руками коленку, л с интересом разглядывала птичью тушку, лежащую на пальмовом листе у ног Девлина. При свете костра ее щеки были очень бледны, он заметил, что она дрожит.

— Кейт. — Ему хотелось ее обнять, но он понимал, что не может сделать этого. Если он прикоснется к ней своими руками и почувствует, как она слабеет в его объятиях, ему уже не удастся сдержать свою страсть, которая яростно пульсировала, рвалась наружу, как огромный дикий зверь, угодивший в капкан. — Все в порядке, милая. Ты в безопасности.

— Я сначала подумала, что они каннибалы. Потом я поняла, что они хотят сделать со мной. Если бы вы не пришли… — Она запнулась.

— Они не посмеют больше прикоснуться к тебе, клянусь — Он приложил ладонь к ее щеке, ее кожа была холодна как мрамор.

— Я никогда не чувствовала себя более беспомощной.

— Это потому, что здесь нет пера или чернильницы, — сказал он, надеясь, что сможет развеселить ее немного.

Она закусила нижнюю губу, и он заметил, как она борется с переполнявшими ее чувствами.

— Я хотела быть сильной. Я очень старалась. Но я была так напугана.

Взяв ее пальцами за подбородок, он повернул ее голову. Когда она взглянула на него, в ее глазах блестели слезы.

— Хочешь, я открою тебе тайну?

Она кивнула, и одинокая слезинка скатилась из уголка ее глаза. Он провел большим пальцем по ее щеке, поймав блестящую капельку.

— Я тоже был до смерти напуган. — Да, он боялся, что не поспеет вовремя. Боялся, что они изнасилуют ее, как они делают с любой захваченной женщиной. Он был свидетелем такого действа однажды, целое племя в тридцать мужчин по очереди утоляли свое вожделение с шестью пленницами.

— Вы боялись? — Она, казалось, была поражена таким откровением.

— Мое сердце билось, как барабан. Разве ты не слышала?

Она улыбнулась.

— Вы смеетесь надо мной. О, как он любил ее улыбку!

— Ну разве что немного.

Он провел пальцем по ее изогнутым в улыбке губам, ощущая ее теплое дыхание своей кожей, вспоминая, какие эти губы на вкус, вспоминая сладость ее рта, как она прижималась к его обнаженному телу.

Он хотел обнять ее сейчас. Он хотел гладить, целовать ее, разжигать огонь между ними, огонь, который сожжет страшные воспоминания. О Боже, как же он хотел ее!

Он почувствовал, что она вдруг успокоилась. Она смотрела на него, затаив дыхание, и ждала. Может, она думала, что он попытается изнасиловать ее, уподобясь дикарям?

Молча он боролся с желанием, пульсирующим в его венах, таким жарким и сильным, что он не мог унять его. Она не нуждалась в том, чего так жаждал он. Не сейчас. Да и вообще никогда. Он отвернулся от нее, желая скрыть свое состояние.

— Тебе надо поесть.

— Вы обнимете меня?

Нет. Он не мог обнять ее. Если он ее послушается, беды не миновать.

— Ты почувствуешь себя лучше, как только поешь. Он вонзил нож в индейку. Чуть ли не обугленная снаружи, птица была почти сырой внутри.

— Пожалуйста. Обними меня, ненадолго.

Ее мольба была такой нежной, полной желания. Он посмотрел через плечо. Это была его ошибка.

Она сидела, скрестив руки на груди, обхватив кистями хрупкие плечи. Свет от костра сверкал на слезах, заполнивших ее огромные голубые глаза. Она дрожала. Потребность успокоить ее перевесила все остальное, включая его собственную боль.

— Кейт, — прошептал он, скользнув рукой ей за спину.

Она потянулась к нему, обвивая руками его за шею, как будто ее преследовали демоны и она надеялась найти защиту в его объятиях. Он притянул ее к себе на колени, укачивая ее, легонько поглаживая ее по спине.

Он пытался не обращать внимания на боль в паху. Он чувствовал, что ей хорошо в его объятиях, и это было так соблазнительно.

В ее волосах по-прежнему таились розы. Завораживающий запах ее кожи, влажной, соленой, наполнил его естество, подавляя его сопротивление, пока он не сдался. Ее страсть, нежная теплота, притягивающая теплота, чарующая теплота. О Боже, как ему хотелось согреться в этом тепле. Он сжал челюсти.

— Я чувствую себя в безопасности в ваших объятиях, — прошептала она, ее губы ласкали его обнаженное плечо.

Она доверялась ему. Она доверяла ему с невинностью ребенка. Если бы она знала, как затягивает его вожделение, она никогда бы не чувствовала себя спокойно в его объятиях.

Она повернула голову, прижимая губы к его шее. Девлин смотрел вверх, в отверстие на крыше хижины, следя за дымком, который поднимался вверх, подхватываемый ветерком и растворялся в темноте. И он растворился в густой темной страсти, обволакивающей его.

— Вы пахнете по-другому, — прошептала она, водя губами по его шее, оставляя след своего дыхания.

Девлин тяжело сглотнул, прежде чем заговорил.

— Это сок барбаско.

— Сок барбаско?-переспросила она, обхватывая его руками за плечи.

— Это такой кустарник. — Господи, представляет ли она, что творит с ним?-Некоторые индейские племена используют его, чтобы убивать рыбу. Аллигаторы ненавидят этот запах.

— Ловко придумано. Хотя, признаюсь, запах сандалового дерева нравится мне больше.

Она уловила запах его мыла. Он улыбнулся и положил руку ей за голову, приглаживая спутанные шелковые волосы, лаская ее жалкую растрепанную косу. Она прижалась сильнее, потираясь бедром о пульсирующую плоть, выдававшую его желание, которое он не мог скрыть. Она, должно быть, почувствовала его эрекцию; вздыбившийся член был похож на кость, уперевшуюся в ее бедро.

Девлин был уверен, что это ее испугает, шокирует. Она сейчас отшатнется, и на ее лице появится отвращение. Однако она не двинулась.

— Скажите, почему я не нравлюсь вам? — Ее голос был едва слышен из-за треска костра.

Да, эта женщина ничего не понимала, ничего. Не понимала, что один лишь взгляд на нее вызывал бурю в его сердце, переполняя одновременно нежностью и яростью. Тут было все. Любовь. Вожделение. Гнев. Желание. До боли сильное желание обнимать ее, любить ее, утолить жажду, которая мучила, как открытая рана. И злость, потому что он не мог ничего сделать. Бьющаяся, пылающая ярость, потому что он недостаточно хорош для нее, недостоин ее. Ну чт.о ему сделать, чтобы она поняла? Он не знал.

— Потому что вы считаете меня чопорной? Поэтому, да?

Он провел ладонью по изгибу ее плеча. Она шевельнулась от его прикосновения, прижалась сильнее, страстный жар» ее тугих грудей опалил его голую грудь, даже сквозь натянутый хлопок блузки.

— Ты веришь в это, Кейт? В то, что ты не нравишься мне?

Не глядя на него, она кивнула, ее мягкая щека скользнула по его плечу.

— Вы избегаете меня. Иногда мне кажется, что вы с большим удовольствием выбросили бы меня за борт каноэ, потому что не можете меня видеть.

Он сделал глубокий вдох.

— Может, как раз наоборот? Мне слишком нравится видеть тебя.

Он почувствовал, как она втянула воздух и затаила дыхание. Она чуть отодвинулась и посмотрела на него ясными голубыми глазами, и он знал, что в эту минуту его душа открыта ей до конца-будто тело его превратилось в стеклянный сосуд, и сквозь прозрачные стенки виден этот мощный бурлящий водоворот эмоций.

Нежный румянец подобрался к ее щекам, чуть тронув теплую, цвета слоновой кости, бледность. Улыбка скользнула по ее губам и зажгла огоньки в глазах. Она — приоткрыла губы. Он молча умолял ее ничего не говорить. Он боялся ее слов, так как знал, ч го он уже раскрыл себя полностью.

Громкий крик у входа в хижину на сей раз спас его. Один из мужчин спросил разрешения войти, что было редкостью для индейцев. На подобное почтение мог рассчитывать только бог. Девлин милостиво позволил ему войти, и тот ввел в хижину трех женщин.

Женщины были совсем молоденькими, им не было и двадцати. Они улыбались и тоненько хихикали, искры смеха мелькали в черных глазах, чернильной черноты длинные волосы спадали на обнаженные плечи, полные тугие груди дразнили темными дерзкими сосками. Девлин сразу понял, зачем индеец их привел — стоит ему захотеть, эти девушки будут его.

Да, уже целая вечность прошла с тех пор, как женские бедра обхватывали его чресла. Его тело налилось тяжестью и ныло, ощущая прикосновение бедра Кейт. Сколько недель его нервы напряжены до предела — оттого, что он постоянно ощущал присутствие этой женщины. Он посмотрел на трех женщин, которых ему предлагали. Потом перевел взгляд на ту, которая покоилась в его объятиях, и понял — только Кейт способна утолить голод его плоти и сердца.

Кейт не сводила с него глаз, легкие морщинки залегли между светлыми крыльями бровей, голубые глаза мгновенно сузились. Даже если она не понимала языка, догадаться, что ему предлагают, было нетрудно. И это предложение ничуть ее не радовало.

— Вы очень щедры. — Девлин говорил на наречии курайи, тщательно подбирая слова. — Эти женщины как зрелые и сочные плоды. Но сегодня ночью я хочу наслаждаться только моей женщиной.

Женщины что-то забормотали, с сердитым изумлением поглядывая на Кейт. Индеец тоже посмотрел на Кейт и с понимающей улыбкой кивнул. Он повернулся, чтобы уйти, но женщины явно не собирались покидать хижину, их провожатый вынужден был хорошенько на них прикрикнуть и даже угрожающе замахнуться, недвусмысленно дав понять, что поколотит их. Это подействовало, и женщины подчинились.

— Он предлагал их тебе, да? — сказала Кейт, когда они опять остались одни.

— Это считается хорошим тоном.

— Я понимаю.

Кейт соскользнула с его колен. Это заставило его вздрогнуть от боли. Он не мог сдержать стона, прорвавшегося сквозь его губы. Она посмотрела на него, скользнув взглядом по его возбужденному члену, он передвинул бедро, чтобы прикрыть его.

Она уселась в нескольких футах от него, опершись спиной о столб, на котором был закреплен один из гамаков, и вытянув перед собой длинные ноги.

— Значит, женщины у них служат лишь объектами для услаждения мужчин.

— Женщины почитаемы в и культуре. Они нужны, чтобы закреплять союз кланов посредством женитьбы, и всяческие договоры о прекращении войны, и …

— Ну, в общем, женщины — предмет потребления. Их используют так, как выгодно мужчинам.

Девлин вздохнул.

— Но это же не цивилизованная культура, Кейт. Она посмотрела на свои руки и стиснула пальцы.

— А что, разве наша культура намного отличается? Женщин получают при женитьбе, зачастую эти браки заключаются лишь для того, чтобы закрепить связи между семьями. У женщин мало прав, а уж если она вышла замуж, ее лишают и последних. Нам не разрешают ни участвовать в голосовании, ни иметь приличную работу, нам уготовано одно — быть украшением в доме мужчины. Нет, наша культура мало переменилась в этом отношении. Мужчины, как и в былые времена, воспринимают женщин как свою собственность, как некий предмет обстановки.

— Все мужчины? Она взглянула на него.

— Большинство.

— И Остин Синклейр? — Он не хотел задавать этот вопрос, он вырвался против его воли, и он тут же пожалел об этом. Впрочем, ему совсем не мешало бы знать ее мнение на этот счет. — Он отличается от других мужчин?

— Да. — Она посмотрела на свои пальцы и руки, сложила ладони лодочкой, разжала — Он относится ко мне как к равной. Он другой.

Любишь ли ты его? Вот что ему больше всего хотелось бы знать. Этот вопрос мучил его уже давно. Вопрос, который он не смел задать. Уткнувшись взглядом в обугленную птицу, он стал внушать себе, что это не так уж и важно. Даже если она не любит Остина Синклейра, это не означает, что она станет более доступной для него.

Он разрезал индейку, выбирая только хорошо прожаренные куски. Когда он повернулся, чтобы передать еду Кейт, то обнаружил, что она изучает его, — будто он редкостный зверь, выставленный на обозрение публики.

— Я никогда не благодарила вас за то, что вы спасали меня, — сказала она, улыбаясь.

— Вам не за что меня благодарить. Я просто делаю то, для чего меня наняли.

— Мне показалось, что вы бросились в водопад не по зову долга. — Она опустила глаза, украдкой его разглядывая.

Если раньше она как-то не обращала внимания на его наготу, то сейчас она точно заметила, что он голый Однако на лице ее не было ни капли смущения, только удивление. Но это изумление заставило его вспомнить, что на нем нет одежды, и что он беззащитен перед ее взглядом, разгадавшим его слабость по отношению к ней. Жар запылал на его щеках.

— Пришлось все с себя снять, ведь я натерся соком барбаско. — Он был похож на маленького мальчика, оправдывающегося перед директрисой.

— Ничего. — Она взяла куски индейки, которые он предложил ей, коснувшись пальцами его руки. — Сейчас, мистер Маккейн, на вас блестящее великолепное снаряжение, которого лишены мы, женщины, — напомнила она ему их перепалку на каноэ.

Он отвернулся от нее. В этот самый момент он увидел слишком много в этих голубых глазах, — как раз то, что он столько раз мечтал увидеть. Но он знал и то, что это голубое пламя потухнет, едва они покинут джунгли.

— По-моему, ты принимаешь меня совсем не за того, кто я есть на самом деле.

— Понятно. Вы по-прежнему не хотите быть ничьим героем, так?

— Правильно.

— Ладно, мистер Маккейн, боюсь, что вам придется смириться с тем, что вы постоянно оказываетесь моим героем.

Девлин уставился на обугленную птицу, вглядываясь в полусырое сочащееся кровью мясо. Ее герой. Это долго не продлится. В Лондоне она смотрела бы на него совсем иначе, так как смотрели другие: как на отбросы общества.

— Когда вы жили среди дикарей, вы все делали как они? Тоже разгуливали обнаженным?

— Когда долгое время находишься в джунглях, начинаешь понимать, что этот обычай весьма разумен. В одежде все время потеешь, кожа начинает преть.

Она откусила кусок индейки. Он заметил, как она слизала сок, потекший сбоку ее руки, ловя капли кончиком розового языка. Совсем как котенок, лакающий сливки.

— И вы пользовались теми женщинами, которых вам предлагали?

Он кивнул.

— Это делает меня похожим на монстра?

— Нет, просто, это делает вас истинным мужчиной, который не упустит возможности получить удовольствие, коль скоро ему предложили.

Она будто не замечала, что разорванные края ее блузки распахнулись, открывая растерзанные белые кружева лифчика, не скрывавшие больше выпуклых грудей. Свет от костра мерцал на ее коже, лаская ее своими золотыми пальцами, обволакивая этой лаской все ее тело. Он представил, как концы блузки окончательно расходятся от очередного ее вздоха и обнажаются розовые кончики. Интересно, затвердеют ли тогда ее соски?

Желание, как острый нож, повернулось у него в паху. Поймав себя на том, что смотрит на ее грудь, он спешно отвернулся и уставился на бутыль с пивом.

— Вы ведь играли Вивальди, — когда выходили из воды?

— Да. — Он глотнул кашири, который был подслащен сахарным тростником и ананасовым соком. — Я хотел произвести на них впечатление. Некоторые племена поклоняются богам до умопомрачения.

Эта леди сейчас тоже сведет его с ума!

— Вы сами научились играть?

— Нет. — Он отрубил от индейки ножку и начал обгладывать горелую кожу, вспоминая свои уроки музыки, лучше бы ему не вспоминать их вовсе.

— Где вы учились?

— Какое это имеет значение?

— Мы знакомы уже несколько недель, а я почти ничего о вас не знаю.

— А зачем вам что-то обо мне знать?

Она посмотрела на него поверх своей бутыли кашири:-Мы могли бы стать друзьями, — сказала она, поднося бутыль к губам.

Друзьями. Как он мог быть ее другом, если пребывание рядом с ней разрывало на куски его внутренности? Как он мог быть ее другом, если хотел от нее гораздо большего?

— Довольно вкусно. — Она сделала еще глоток.

— Женщины пекут оладьи из сладкого картофеля, кара и мадиока. Когда они готовы, затвердели и почернели, они пережевывают их и сплевывают в кувшин. Чтобы кашири забродил.

— О! — Она сморщила нос и поболтала молочную жидкость в бутыли. — Однако результат совсем неплох — Она опять посмотрела на него ясным, откровенно оценивающим взглядом. — Мне по-прежнему хочется услышать о вашей музыкальной карьере.

— Моя музыкальная карьера. — Он взглянул на обугленные кусочки мяса в руке. В конце-то концов, что он церемонится с ней? Когда она побольше узнает о его жизни, у нее мигом пропадет желание с ним дружить. Пусть послушает, тогда наверняка будет держаться от него подальше. Лучше уж сразу разрушить все иллюзии о героях в блестящих доспехах.

— Играть меня научила женщина. Мне было тогда четырнадцать, она вытащила меня из своей конюшни, там я тогда подрабатывал, и отвела мне комнату в своем особняке на Пятой авеню. Она накупила мне костюмов и научила пользоваться ножом и вилкой и играть в шахматы, короче, вести себя, как подобает джентльмену. Она была вдовой, молодой вдовой, ей было года тридцать три, не больше. Она никогда не говорила мне о возрасте. — Он медленно провел лезвием по почерневшему мясу.-Я думал, что она одинока. У нее не было детей. Я думал, что она как бы усыновила меня, эта прекрасная женщина, благоухающая чистотой и живущая в таком чудесном доме.

Да, он тогда очень изумился, услышав, что она |хочет взять его к себе. Первый раз в его жизни кто-то хотел предоставить ему кров. Жаль, что это оказалось очередной иллюзией… Он покрутил нож в руке, алые и золотые отблески заиграли на стальном лезвии…

— Как-то ночью, спустя несколько месяцев после того, как я поселился у нее, она пришла ко мне в спальню. На ней была темно-красная шелковая рубашка. Складки колыхались при каждом ее шаге, и я виден очертания ее длинных ног, просвечивавших через шелк. Под рубашкой ничего не было. — Он сделал глубокий вдох, борясь с болью, которая пришла с воспоминаниями. Даже теперь, когда прошло столько времени, он не мог забыть пережитого тогда унижения. — Я помню, как она сказала: «Не бойся меня». Она показала мне, чего она хочет. И рассказала, что я должен делать, чтобы доставить ей удовольствие. И я делал это. Я не знал, чего она хотела на самом деле. — Он посмотрел на лезвие, подумав, как хорошо было бы вырезать эти воспоминания из его памяти. — Несколько месяцев она приходила ко мне каждую ночь.

— Вы любили ее?

— Я поклонялся ей. Поэтому, когда она попросила меня удовлетворить одну из своих подруг, я сделал это, в ту ночь, и всякий раз потом, когда она приводила ко мне очередную. Иногда она просто наблюдала, иногда присоединялась к нам. Я безропотно делал все, что она просила, я был слеп и глух ко всему, кроме этой женщины.

Он был так благодарен ей за то, что она выбрала именно его, благодарен за любовь. Каким же он был тогда наивным…

Кейт сидела молча, но он чувствовал на себе ее взгляд. Пора ему остановиться, не открывать ей все до конца, чтобы она не узнала, насколько глубоко он погряз в разврате. Но он хотел, чтобы она знала правду. Он хотел, чтобы она увидела, какова его истинная сущность.

— Я не знал, когда я родился. И она предложила мне выбрать день, в который мы всегда будем отмечать мой день рождения. Я прожил у нее тогда почти год. Поэтому я выбрал один из майских дней — тот самый, когда она забрала меня из конюшни. Как оказалось, это произошло семнадцатого мая. Помню, она купила большой торт. И подарила мне золотые карманные часы, которые играли «Fur Elise», когда открываешь крышку. Никогда еще я не был так счастлив.

Он бросил нож в грязь, он ударился о землю как раз между ее ступнями.

— В ту ночь она привела мужчину в мою комнату. Она сказала мне, что если я люблю ее, я сделаю все, что попросит этот человек.

Он услышал, как Кейт шевельнулась и тихо вздохнула. Почувствовал, как напряглось ее тело. И он знал, что его «блестящее снаряжение» мало-помалу теряет свою красоту, которую оно обрело благодаря ей.

— Я никогда не думал, что на свете существуют подобные вещи. Я не знал, что мальчиков можно использовать как женщин. Я помню, как смотрел на нее, на ее нежную, бледную при свете газа кожу. Я помню ее голос, приказывающий мне встать на колени и облокотиться о руки. И я помню, что в этот момент я осознал, что она не любит меня. Она просто использовала меня. Когда этот мужчина коснулся моей руки, я вскочил и побежал прочь, прочь из этого дома.

Он смотрел на грязь, засохшую на кончике его ножа. Он пытался сделать вдох, но не мог. Воздух будто сгустился и давил на легкие, как кусок мрамора. Он пытался убедить себя, что ему нет дела до того, что теперь подумает о нем Кейт.

Она все еще смотрела на него. Он чувствовал это. не глядя на нее. Она молчала. И в душных складках этой тишины он ждал приговора, ждал ее карающих слов, которые сейчас упадут, как секира, на его шею.

— Не вините себя за ее грехи.

Он обернулся к ней, не веря своим ушам. В глазах ее были нежность и сочувствие.

— И, пожалуйста, не смотрите на меня так. Будто вы не верите, что я в состоянии все понять, будто вы ожидали, что я начну презирать вас — за то, что случилось с вами в детстве. Надеюсь, со временем вы убедитесь, что я не такая пустышка.

Он невольно чуть подался к ней, плечи его едва дрогнули, но он сразу же остановился. Его одолевала потребность заключить ее в объятья и одновременно потребность защитить о г своего вожделения.

Он отвернулся и поднялся на ноги. Потом сердитым резким движением запихнул нож обратно в футляр.

— Никто не побеспокоит тебя сегодня ночью, Кейт. — Он не смотрел ей в лицо, когда говорил это Он боялся. Слишком она была обворожительна. — Даю тебе слово. Завтра мы начнем подниматься вверх по реке. Я доставлю тебя обратно к отцу, обещаю.

Кейт смотрела, как он выходит из хижины. Она снова оперлась о столб, ей не хватало воздуха. Кожа ее горела, будто она слишком долго стояла голая на солнце.

Он спасет ее. В этом она не сомневалась. Девлин защитит ее от индейцев. И он не позволит прорваться своему желанию, которое, она знала, кипит в нем. Желание, которое пульсировало в напряженных мускулах его рук, когда он обнимал ее. Желание, которое она ощущала своим бедром, когда он прикоснулся к нему — будто раскаленным мечом прикоснулся. Но она была совсем не уверена в том, что хочет спасти свою невинность.

Он мог бы взять ее этой ночью. Он мог бы заняться с ней любовью, и в этом некого было бы винить, кроме самой себя. Она готова на всё, лишь бы Девлин не соблазнился этими прекрасными женщинами, которых ему только что предлагали. Уж лучше она сама будет любить его, прямо здесь, в этой отвратительной маленькой лачуге. Если он дотронется до нее хоть пальцем, она падет ему в объятия.

Но он был джентльмен.

Она чувствовала, как ее распирают обуревавшие ее чувства, что им тесно в ее теле… тесно этой бурлящей всепоглощающей страсти. Что с ней творится? Она должна быть счастлива, что он не воспользовался ситуацией и не овладел ею. Она должна чувствовать облегчение. А не мучиться от желания броситься за ним. И, однако, она мучилась.