"Темный день. Город Спящего Дракона. Пыль дорог другого мира" - читать интересную книгу автора (Рут (Ирина Сербжинская) Алла)

Книга вторая «Темный день»

Глава 1

Тохта стоял на балконе четвертого этажа, просунув острую мордочку между прутьями, и принюхивался. Ветер доносил до него тысячи самых разнообразных запахов: еды, людей, земли, кошек, собак, гниющего где-то неподалеку мусора. От прошедшей внизу под балконом девицы шибануло в нос такой крепкой и резкой цветочной вонью, что он сердито чихнул и потер лапой морду: в этом мире было так много резких и неприятных запахов, оскорбляющих тонкое чутье кобольда, что и жить противно. К счастью, направление ветра вскоре изменилось: теперь он дул с востока и нес запахи свежей речной воды, опавшей листвы, мокрой коры. Тохта сел и тревожно повел ушами: осенью пахло, осенью, а ведь на дворе еще стояло лето!

Осень кобольд не любил. Всем известно, что это время фей и прочей нечисти, а потому — держи ухо востро и если что уноси быстрей лапы!

Он снова принюхался, предусмотрительно держась за старым креслом, выставленным на балкон — не хватало еще, чтоб кто-нибудь его увидел! Люди здесь, в этом странном мире ни наблюдательностью, ни нюхом, ни зоркими глазами не отличались, можно сказать, под носом у себя ничего не видели, но все же, все же… Тохта, как и полагается всем кобольдам, постоянно был осторожен, а тут, на чужой земле, тем более: все-таки, незнакомое все кругом, непонятное, чужое. Хоть и обитал он здесь уж почти что месяц, а все равно, никак не привыкнет, не смирится.

Кобольд вспрыгнул в кресло и окинул двор хмурым взглядом. На сердце было тяжело, а в животе — так паршиво, будто отравленную крысу съел. Да… почти месяц прошел с тех пор, когда он, по глупой случайности последовал за Дарином и оказался здесь, в этом мире, где нет ни магии, ни волшебства, ни привычного жизненного уклада. Связал свою судьбу, судьбу кобольда с человеком… а куда деваться, что делать, как жить в проклятом незнакомом мире, насквозь пропахшем людьми и невыносимыми запахами!

Тохта сердито сморщил нос. Он никак не мог взять в толк, что хорошего было в этой жизни и почему Дарин так стремился вернуться сюда из солнечной, продуваемой солеными морскими ветрами, Лутаки.

Ему, кобольду, сразу здесь не понравилось. В первый же день, сидя на балконе, учуял он что-то странное, да и вдохнул по неосторожности. Дарин сказал потом, что это бензиновые выхлопы были. Весь вечер Тохта чихал и отплевывался, боялся нюх потерять. А кобольд без чутья, все равно, что человек без зрения. Запахов не чуешь и вроде, как глухой становишься — половина мира за стеклянной стеной.

Но, однако ж, обошлось: прочихался хорошенько, чутье и вернулось. Но с тех пор Тохту к машинам и жирной крысой не подманишь…

Он сердито покосился на асфальтовый пятачок в конце двора, где в ряд стояли автомобили.

Ну и вонь от них утром!

То ли дело — дома…

Он вздохнул. Как вернуться обратно Тохта понятия не имел, хоть думал над этим днем и ночью. И, как ни крути, получалось, что — никак…

Кобольд задумчиво почесал задней лапой за ухом. Настроение у него и без того было неважное, а тут сделалось еще хуже: невыносимой казалась мысль о том, что всю жизнь придется прожить здесь, в чужом неприятном мире. А что делать? Что делать?!

Он вздохнул еще раз, спрыгнул с кресла, мордой приоткрыл дверь, скользнул в комнату и уселся на пороге, хмуро осматривая комнату.

Жилище Дарина, на его, кобольда, взгляд, совершенно никуда не годилось.

Во-первых, размеры.

Комната крошечная, коридорчик маленький-премаленький, кухня. Кухня — одно название, порядочный хозяин собачью будку и то просторней смастерит. В коридоре две двери, одна в ванную ведет, другая — в туалет. Дарин пробовал как-то Тохте объяснить, для чего в доме туалет нужен, но кобольд, перепуганный ревом воды, которая извергалась в унитаз неизвестно откуда, шарахнулся прочь и чуть дверь рогами не выбил. С тех пор в туалет и не заглядывал. Унитаз, что в туалете проживал, сидел в каморке тихо, не рычал, водой не брызгал: понятное дело, замыслил недоброе и подстерегал Тохту, да кобольд не так-то прост — и близко не подходил.

О своей собственной норе кобольд вспоминал с тоской: прекрасная нора была, темная, просторная, влажная. Ходов запасных и отнорков великое множество, чуть какая опасность — шасть в боковой ход и поминай, как звали! Даже гном не отыщет, а уж они-то под землей себя как дома чувствуют. Опять же, меры предосторожности имеются.

Кобольды — народ недоверчивый, осторожный, потому-то никому не под силу их изловить. Да что там, «изловить», даже заметить не удастся! Если кобольд сам не захочет, чтоб его увидели, так нипочем и не увидишь. Это в своем-то мире. А тут?

Тохта оглянулся на балкон и озадаченно поскреб лапой за ухом.

Да, если было «во-первых», значит, было и «во-вторых»? Второй проблемой была безопасность.

Один-единственный запасной выход в жилище, куда это годится?! Да и тот, скажем прямо… поди-ка, выскочи с четвертого этажа. Костей не соберешь.

А еще вокруг жилища кобольда для незваных гостей всегда должно быть ловушек устроено великое множество…

Тохта мечтательно прикрыл глаза.

Как его предки, воинственные кобольды, поступали? Рыли ямы поглубже и на дно острые колья втыкали. Поперек дорог и тропинок, что к их норам вели, веревки натягивали да самострел пристраивали, ядовитых змей ловили и… эх, да что говорить! Как вспомнишь изобретательность, с которой его племя незваных гостей встречало, так на душе тепло становится! Все, как положено предки делали, с умом. Понятное дело, вокруг своей норы Тохта ловушек не устраивал, все же времена настали уже другие, мирные, но тут, на чужой земле он решил быть начеку: мало ли что!

Но получалось пока как-то неважно.

Ну, натянул он вчера поздно вечером на лестнице парочку веревок — так, по старой привычке. И минуты не прошло, как из-за двери раздался страшный грохот, а потом и крики донеслись. Дарину бы спасибо сказать, ведь он, кобольд, жилище его охраняет, за бесплатно, между прочим… а парень только глазами в его сторону сверкнул и за дверь выскочил.

Зато уж когда вернулся, настоящий допрос учинил. Сообщил, что соседка в веревках запуталась и упала. На мальчишек со второго этажа подумала, прямиком к их родителям разбираться отправилась. А и пусть, угрюмо думал Тохта. Нечего мимо норы ходить…

Дарин потом весь вечер втолковывал, что живет он не в норе, а в многоквартирном доме и устраивать ловушки на лестнице — дело неблагодарное, всех соседей все равно не переловишь. Да и ни к чему это. В пищу их употреблять невозможно, в плен брать — себе дороже.

Тохта слушал, слушал, а как только к Дарину очередная гостья заявилась и они в комнате заперлись, сразу за дело взялся: шмыгнул за дверь, постоял на лестнице, прислушался — никого! И давай скорей пол возле норы свиным салом натирать… ну ладно, ладно, не салом, а гадостью несъедобной, маргарин, называется. Старался изо всех сил, хорошо получилось. Теперь если гоблин или гном захотят его, кобольда изловить, поскользнутся и растянутся, а он в это время — шасть за дверь и был таков!

Но получилось, что ни гоблин ни гном к норе в тот вечер не пожаловали, а растянулась на ступеньках та самая девица, что у Дарина в гостях была. Сидела, сидела, наконец уходить надумала, тут-то и получила сюрприз. Кобольд-то сам не видел, как дело было, зато слышно все было прекрасно. Хорошая штука — маргарин. Скользкий.

Дарин девице на ноги встать помог, успокоил, но перестарался немного: девица так обрадовалась, что и уходить раздумала. И снова они в комнате заперлись, а уж после этого она убралась восвояси. Не нора у парня, а проходной двор! Девицы постоянно толкутся и каждый день — разные. Понятное дело, для Тохты они все были на одно лицо и различал он их только по запаху, а вот Дарин не только различал, но еще и имена умудрялся запоминать.

Проводил он одну такую вчера вечером, вздохнул с облегчением и сказал:

— Тебе не надоело, а? Сколько можно ловушки устраивать? У нас в доме сам видел, ни гномов, ни троллей нету, — потом брови сдвинул и задумался: — А, нет. Один тролль все же есть: это сосед с пятого этажа. Он каждое воскресенье в шесть утра дрель включает, ровно на двадцать минут и весь дом будит. И за это я собираюсь ненавидеть его вечно! — Дарин посмотрел на потолок. — И пока, знаешь, в плане вечности всё идёт отлично.

Тохта почесал за ухом задней лапой — блохи в этом мире свирепостью и прожорливостью далеко превосходили троллей — и пробурчал в ответ:

— Нелегко забыть привычки своего племени. Все кобольды строят ловушки вокруг жилищ, чтоб никто не подкрался незамеченным. И я, оказавшись в чужом мире, полном опасностей, делаю то же самое. Как я могу прекратить?! Это все равно, как если б я тебе сказал — прекрати таскать сюда девиц!

— Кто их таскает? — осведомился Дарин. — Сами таскаются.

На этом разговор и закончился.

…Тохта посидел на пороге еще немного, вспоминая вчерашний разговор, потом вздохнул и поплелся на кухню. В ванной шумела вода: стало быть, пока он сидел на балконе, Дарин уже проснулся и отправился в душ.

Кобольд поморщился. Привычки мыться каждый день он не одобрял: запах человека, и без того малоприятный, забивался вонью пахучего мыла и чего-то резкого и невыносимо гадкого для тонкого чутья. Тохта еще раз попытался поймать в шерсти блоху, но она оказалась проворней и удрала. Ну, да зато слово вспомнил: «одеколон», вот как эта дрянь называется. Хорошо еще, что Дарин, увидев страдания кобольда, этот самый одеколон подальше убрал…

Только Тохта об этом подумал, как на пороге появился Дарин — в джинсах, футболке и с мокрыми волосами.

— Завтракать! — скомандовал он и прошел на кухню. Кобольд проследовал за ним, размышляя о том, что и в этом мире приходится вести войну с блохами и проклятые насекомые снова одерживают верх.

Дарин, насвистывая, передвигался по маленькой кухне: достал из холодильника масло, кусок колбасы в полиэтиленовой пленке, пачку сосисок, из шкафчика — свежий батон и принялся кромсать его на ломти.

Кобольд скривился.

О еде в этом мире следовало сказать коротко — она была невыносима. Кобольды в пище, конечно, неприхотливы, но ведь всему имеется свой предел!

Первое время просто голодать приходилось: на улицу выходить боялся, а питаться хлебом и этими… как их… макаронами было решительно невозможно!

И вот, когда уж с голодухи совсем живот подвело, Тохта рискнул все же за дверь выйти. Дождался ночи, спустился во двор, и… признаться, от страха лапы дрожали и шерсть дыбом: все незнакомое, непривычное, куда бежать, если вдруг опасность?!

Но огляделся, принюхался и понял — жизнь-то продолжается! Под домом обнаружился огромный подвал, и пахло оттуда так приятно и соблазнительно, что у кобольда слюнки потекли: кошками, гнилью, крысами. Запахи такие родные и привычные, что даже слезы на глаза навернулись!

Тут же юркнул в подвал — прекрасный темный, всяким хламом заваленный. И шагу сделать не успел, как услыхал шорох маленьких лапок и писк.

На сердце полегчало: едой отныне он надолго обеспечен. И действительно, сразу же изловил одну за другой двух больших крыс, и обе — на загляденье: крупные, упитанные, сочные! Одну из них Тохта прямо в подвале и сожрал, не удержался, так есть хотелось. Другую решил съесть не торопясь, помедленней, удовольствие растянуть, распробовать получше. Схватил тушку в зубы, шмыгнул в окно, пробежал по двору, прижимаясь к стене дома. Окна Дарин, как и договаривались, всегда держал открытыми. Кобольд на всякий случай огляделся — никого кругом — одним прыжком взлетел по балконным решеткам и запрыгнул в квартиру.

Пробежал сразу же на кухню, спрятал крысу за холодильник, пусть лежит. Запас — вот что у каждого уважающего себя кобольда быть должен! И Тохта, не покладая лап, запасал: за холодильником, в шкафу с книгами, под стиральной машиной и еще кое-где были устроены прекрасные тайники, где на черный день кое-что хранилось.

Кобольд поглядывал на Дарина, который нарезал хлеб и раздумывал: тоже, что ли, перекусить?

Сперва-то он хотел до ночи обождать, а потом попировать всласть, но теперь чувствовал, нет, не дотерпеть, больно уж крыса жирная попалась, аппетитная. Тохта поднялся и встряхнулся всем телом. Ладно, можно составить компанию…

Дарин поставил на плиту чайник, намазал батон маслом.

— Бутерброд будешь? С сыром.

— Еще чего…

— Не хочешь, как хочешь. Сосиску?

— Нет уж! Эту дрянь есть не стану!

— А колбасу?

Кобольд поколебался.

— Колбасу давай.

Кусок «докторской» он утащил на пол и там, растянувшись возле окна, съел. Не крысиное мясо, конечно, но ничего, сойдет на закуску. Облизнул морду.

Дарин сел за стол, налил кружку чая, посмотрел на кобольда и вздохнул:

— Тохта, хватит уже жрать на полу, как свинья, — сказал он, размешивая сахар. — Жирные пятна остаются, каждый раз пол за тобой мыть приходится. Научился бы за столом есть, как все нормальные люди.

Кобольд поднял голову.

— С какой стати я должен есть, как люди? — недовольно осведомился он.

Дарин откусил кусок бутерброда.

— С такой, — невнятно произнес он. — Смотреть противно, как ты колбасой по линолеуму возишь. Да и мыть неохота.

Он отхлебнул чай и развернул газету.

Тохта подумал и прищурил глаза. Нравоучения Дарина по поводу того, как он должен есть, ему порядком надоели. Пора было положить этому конец.

— Ну, если тебе так хочется…

Он вспрыгнул на табурет, пододвинул тарелку.

Посмотрел, как Дарин откусывает кусок сосиски, намазанной горчицей, и передернулся от отвращения. Что тут едят, что едят! В голове не укладывается…

Предквушая прекрасный завтрак, нырнул под стол, из-за корзины с яблоками, вытащил припрятанную накануне жирную молодую крысу и шмякнул на тарелку. Вот. Все, как у людей.

Чтоб окончательно сразить Дарина манерами, отыскал на столе вилку и с размаху воткнул в брюхо крысе. Теперь можно есть. Вонзил острые зубы в сочное мясо и глаза от удовольствия прикрыл: вот это еда, так еда! Не то, что сосиски из пачки…

Он прожевал лакомый кусок, облизнул мордочку и только теперь бросил хитрый взгляд на парня, остолбенело сидевшего напротив. Что?! Хотел, чтоб кобольд ел за столом, как люди? Получай!

А тот вдруг вскочил, опрокинув стул, и опрометью бросился в ванную.

Черезвычайно довольный собой Тохта отодрал крысиную лапку, сунул в пасть, захрустел косточками, прислушиваясь к странным звукам, доносившимся из ванной. Вот так-то. Теперь кое-кому не скоро захочется кобольда повоспитывать…

От крысы уже почти ничего не оставалось, когда Дарин вернулся. Был бледен и на кобольда и на стол старательно не смотрел.

Молча убрал в холодильник масло, колбасу, недоеденный бутерброд отправил в мусорное ведро, тарелку, на которой еще недавно лежала вкусная крыса, тоже бросил в ведро, даже вылизать не позволил.

Тохта, вытаскивая из зубов застрявшие кусочки мяса, с сожалением проводил тарелку взглядом, но ничего не сказал.

— Знаешь что, — проговорил, наконец, Дарин, по-прежнему не глядя на кобольда. — Ты это… колбасу на полу можешь есть. А все остальное — на балконе. Только давай так договоримся: крыс своих лопать станешь, когда меня дома не будет. Ясно?

Тохта кивнул.

Дарин наскоро навел на кухне порядок. Наведение порядка заключалось в том, что грязная посуда сваливалась в мойку, где и лежала до тех пор, пока очередная гостья, заглянувшая на огонек, не изъявляла желание ее помыть. Гостьи заглядывали частенько, так что мытьем посуды Дарину особенно утруждаться не приходись.

Сидя на пороге, Тохта наблюдал, как парень налил чаю в большую синюю кружку, бухнул туда пять ложек сахару, прихватил свежую газету и отправился на балкон. Кобольд же на минутку задержала на кухне, делая вид, что ловит в шерсти блоху: на самом же деле, его беспокоила припрятанная за холодильником крыса. Место для хранения такого лакомства было какое-то ненадежное и крысу надлежало немедленно перепрятать. Покончив с этим, Тохта проскользнул на балкон и устроился на пачке старых журналов: отличное место, ты весь двор видишь, а тебя — никто и не заметит!

— Так, — сказал Дарин, отхлебывая чай и разворачивая газету бесплатных объявлений. — Тохта, мы опять банкроты. Наличных у нас, блин, совсем чуть-чуть осталось, только на еду, а деньги за тот перевод, что я вчера делал, только на следующей неделе будут.

Кобольд задумался.

— Сколько осталось? Да, негусто… в первую очередь, едой запастись надо. Пельменей купи, они недорогие, — деловито посоветовал он. Мало-помалу бывший меняла начинал ориентироваться в финансовых нюансах нового мира и постигать покупательскую способность здешних денег. — И колбасы лекарской… тьфу ты, тролль меня задери, докторской!

Дарин кивнул.

— Ладно. Только запомни, пельмени, прежде, чем есть, варить надо. Понял? Варить, а не грызть морожеными, забившись за диван!

Кобольд презрительно тявкнул.

— Еще чего, варить…

Дарин посмотрел на верхушки тополей, подумал.

— И куда деньги уходят? Вроде, ничего особенного не покупаем. Работу мне искать надо, вот что.

— Зачем?

— Затем, что с прежней-то меня турнули давно… наверное, за прогулы, — Дарин вздохнул. — Не буду же я объяснять, что целый год в другом мире жил? Меня в психушку сразу оформят, — он пошуршал газетными страницами. — Ладно, деньги-то мы заработаем, только надо бы нам экономнее как-то, а?

— Экономней? — понимающе переспросил Тохта. — Вот что я скажу: перво-наперво, перестань девиц кормить, тех, что в гости к тебе являются! Они что, обедать сюда приходят?

— Ну… — Дарин сделал вид, что очень заинтересовался какой-то статьей в газете. — Вообще-то, не совсем…

— Вот именно! А что получается?! Едят и едят! Едят и едят! Никаких припасов не хватит. Вот вчера…

— А что вчера? — Дарин опустил газету. — Симпатичная девушка… кстати, как она тебе? Она и не ела ничего, я ее только чаем напоил.

— Бутерброд с колбасой, — деловито принялся перечислять кобольд. — Кусок сыру, творог, котлету, а когда ты отвернулся, еще печенье из вазы стащила. Я с балкона видел отлично!

Он уставился на Дарина.

— Да? — удивился тот и задумался. — А она говорила, что на диете сидит.

— На диете? — подозрительно спросил Тохта. — Это что такое?

— Это когда ничего не едят, чтоб стройной быть. Фигуру берегут.

Кобольд понимающе кивнул.

— Как же! Это они дома у себя ничего не едят. А как в чужую нору заявятся, так и давай припасы уничтожать! Хуже голодного гоблина!

Он вытер нос лапой.

— Девицы в вашем мире — страшно прожорливые существа! Не корми их, а то не выгонишь потом! Гляди, поселится у тебя в норе такая обжора и…

Дарин отмахнулся.

— Не поселится, — твердо сказал он. — Слушай, Тохта, а мы вроде договаривались, что когда ко мне гости приходят, ты будешь из дома сваливать?

— Я на балконе сидел, — буркнул кобольд. — Она меня не видела. Зато мне отлично все видно было: и как она бутерброд ела и как вы потом…

— Ладно, ладно, — поспешно перебил его Дарин. — Я понял. Буду теперь следить, чтоб не ели ничего. Замок на холодильник повешу. Или капкан в кухне поставлю…

Тохта начисто лишался чувства юмора, когда дело касалось еды и денег, поэтому предложение Дарина его обрадовало.

— Вот именно! — горячо подхватил он. — Капкан! Или замок! Надо обязательно купить!

Дарин отхлебнул чай и снова уткнулся в газету.

— Не на что пока покупать, — сообщил он. — Какой попало капкан на кухню не поставишь, туда покрупней нужен, как на медведя. А это дорогое удовольствие…

Тохта повозился на газетной пачке, выглянул во двор: на лавочке под тополями сидела женщина с пушистым белым котом на руках. Женщина кобольда, понятное дело, не заинтересовала, зато большой раскормленный кот — очень даже. Усилием воли Тохта взял себя в лапы и приказал сам себе думать не о жирном нежном кошачьем мясе, а о деньгах.

— Хочешь, не хочешь, — сказал он, одним глазком все же покосившись на кота. — А придется еще раз нашу спецоперацию проворачивать! Как на это смотришь?

Дарин опустил газету на колени.

— Никак не смотрю.

— Почему?

— Потому, — отрезал парень. — Доиграемся, попадешься ты когда-нибудь с этой спецоперацией! Что тогда делать будем?

Кобольд заворчал.

— Не попадусь. А ты же сам говорил: деньги нужны! На еду, на капкан медвежий. И за нору тебе платить пора, вчера квитанцию под дверь подсунули, видел? Не заплатишь — выселят!

— Да знаю я… — проворчал Дарин. — Но за тебя опасаюсь.

Тохта осторожно просунул мордочку сквозь прутья и выглянул во двор: женщины с котом уже не было.

— Ничего, не опасайся! Это что за газета у тебя? С этими… как их? С объявлениями?

Дарин кивнул.

— Она самая.

Он посмотрел на кобольда, подавил вздох и принялся переворачивать страницы.

— Так, спецоперация, спецоперация… блин, в последний раз мы это делаем, понял?

Тохта небрежно отмахнулся. Из-за пачки газет он вытащил ярко-красную футболку — подарок Дарина — и принялся придирчиво ее рассматривать. Сам Дарин футболку эту не носил, не любил красного цвета, а Тохта как увидел — так и подумал, что пора бы уже его лохмотья, в которых он из Лутки прибыл, выкинуть и обзавестись новыми. Дождался, пока Дарин из дома уйдет, перерыл в его шкафу все вещи и отыскал что надо: отличную тряпку подходящего цвета. Кобольды красный цвет обожают, это все знают. А Дарин, когда вернулся, только плечами пожал и сказал, что футболку ему на какой-то презентации вручили и что если она Тохте нравится, то кобольд может делать с ней все, что заблагорассудится.

Тохта потянулся за ножницами.

— Где-то тут был купон бесплатного объявления… а, вот он! Сейчас заполню и сегодня же отнесу в редакцию. Можно, конечно, почтой послать, но когда сам приносишь — публикуют быстрее. Почтой-то когда еще дойдет. Странно, — Дарин пожал плечами. — И почтампт и редакция — на одной улице, а письмо неделю идет.

Он нашарил на столике ручку.

— Ну, пишем, как обычно: «Предложение только для состоятельных людей»… кому не понравится себя состоятельным считать, а? «Только для состоятельных людей и владельцев загородных домов. Продается экзотическое африканское животное, лучшее украшение вашего личного зоопарка».

Дарин взглянул на Тохту и отложил ручку.

— Знаешь, не лежит у меня к этому душа. Давай лучше я в турбюро зайду и снова парочку переводов возьму? Они быстро заплатят…

— Дальше пиши! — приказал кобольд, не отрываясь от своего важного занятия: он увлеченно кромсал ножницами футболку. Кромсалось вкривь и вкось, но Тохта был очень доволен — отличные лохмотья получаются! Смущала его только белая рекламная надпись на груди, ну, да ладно, это не беда.

— У толстосумов мода сейчас такая: построить дом за городом, а при нем — вольеры со зверушками, — ворчал Дарин, нехотя заполняя купон объявления. — Выделываются друг перед другом: кто крокодилов заведет, кто кенгуру. Один даже пингвинов привез, я по телевизору в местных новостях видел! Но крокодилами, павлинами да обезьянками нынче уж никого не удивишь. То ли дело, когда в вольере совершенно новое, неизвестное науке африканское животное сидит! За такое не жаль и денег отвалить! Перед друзьями, опять же, похвастаться…

— Точно! — кобольд в возбуждении облизал мордочку. — Золота отвалят — кучу! Мне — третью часть, как всегда. Странные у вас тут деньги — бумажные, кому скажи, засмеют! Ну, да деньги — они всегда деньги!

— Это точно, — согласился Дарин. — Дальше пишу, как обычно: «Экзотическое африканское животное имеет сертификат Африканского королевского зоопарка и справку ветеринарного контроля». Ну, справку я на компьютере вечером сделаю, сертификат — тоже. Фотографию короля найдем в Интернете, — он посмотрел на Тохту, тот кивнул. — Надо только настоящего монарха отыскать, а я то я в прошлый раз снимок нашего губернатора на сертификат поставил. Покупатель все удивлялся, что африканский король на нашего губернатора похож. «Вылитый губер, говорит, только в короне».… - Дарин отложил ручку и аккуратно вырвал страницу с купоном. — Надеюсь, эта продажа пройдет отлично…

— Как и все остальные! — тявкнул Тохта. Он отложил ножницы и напялил на себя красные лохмотья — новехонькие, яркие. — А здорово мы придумали, правда? С продажей-то?

— Правда, правда…

Кобольд одернул одежку и прошелся перед Дариным — тот заполнял купон и сосредоточенно грыз колпачок ручки.

— Ну, как? — подчеркнуто скромно спросил Тохта. — А? Как?

Дарин поднял голову, посмотрел на надувшегося от гордости кобольда, наряженного в красную футболку с написью «Кока-Кола» на груди и прикусил губу, чтоб сдержать смех.

— Отлично! — поспешно сказал он. — Класс!

— Ага, — довольно отозвался Тохта. — А насчет оперции — ты меня продаешь, а дальше — как обычно: в первую же ночь я удираю.

— В прошлый раз мужик решил, что тебя воры украли, — сообщил Дарин, припомнив покупателя: владельца сети казино, который радовался «экзотическому африканскому животному», как ребенок. — Перекусили, говорит, ночью стальную цепь клещами и своровали редкого зверя! Чуть не плакал.

— Клещами… — проворчал кобольд. — Для меня цепь зубами перекусить — минутное дело…

Он демонстративно оскалил клыки.

— Ты осторожней там, — серьезно предупредил Дарин.

— Не в первый раз, — самоуверенно сказал Тохта. — Потом, как сбегу, через недельку можно еще одно объявление дать: «Нашелся экзотический зверь, верну за большое вознаграждение».

— Нет уж, — решительно проговорил Дарин. — Завязываем со спецоперациями, понял?

Кобольд не ответил.

— Тохта, ты меня слышишь?!

— Слышу, слышу… спецоперации — это тьфу, ерунда. Если кобольд сбежать захочет, ничто его не удержит. Ошейник надевать, вот что противно! — он угрюмо покосился на новенький ошейник с заклепками, что валялся в углу балкона. — Большего позора и представить трудно… кобольды не носят ошейники, подобно собакам!

Тохта презрительно фыркнул.

— Дай слово, что в Лутаке ты никому не расскажешь об этом! — угрюмым голосом потребовал он.

Дарин поднял голову.

— О чем?

— О том, что я носил ошейник!

Дарин откинулся на спинку старого кресла, посмотрел на летнее небо, на зеленые кроны тополей.

— В Лутаке… — проговорил он и вздохнул. — Между прочим, сегодня ровно месяц, с тех пор, как мы… как я вернулся.

Кобольд покосился на него рубиновым глазом.

— Это ты — вернулся, — буркнул он. А я — нет.

Он сполз с газетной пачки, лег на пол и положил голову на лапы. Сердце так защемило от тоски, что даже слезы навернулись.

— Домой хочу, — пробормотал Тохта. — Домой…

Дарин снова вздохнул: ему было жаль приятеля, но как ему помочь — он не знал.

— Пива хочешь? В холодильнике одна бутылка осталась.

— Давай, — мрачно сказал Тохта.

Когда Дарин скрылся за дверью, кобольд поднял мордочку и снова принюхался к воздуху. Осень, близкая осень… как хорошо теперь в Лутаке! Тепло, тихо, по ночам со старых яблонь падают спелые яблоки, возле родного болота пахнет сыростью, землей… лягушки квакают…

Тохта зажмурил глаза, погружаясь в воспоминания, но как следует погрузиться ему не удалось: с кухни раздался истошный вопль Дарина.

— Тохта! Это еще что?! Что?!

Кобольд встал, встряхнулся, как собака и не спеша потрусил на кухню. На пороге кухни уселся на задние лапы, передние скрестил на груди и спокойно взглянул на Дарина.

— Ну, крыса, — хладнокровно промолвил Тохта. — Хорошая свежая крыса. И что?

— А то! Почему она здесь? — заорал Дарин, тыча пальцем в недра холодильника. Поверх пакетов с колбасой и свертков с сыром, лежала окоченевшая тушка крысы и черные глаза грызуна взирали на Дарина философски и отрешенно. — Мы же договаривались! Ты обещал не пихать больше в холодильник эту мерзость! А сам — положил! Блин! Теперь все выкидывать!

Кобольд насупился. Он отпихнул Дарина, сунулся в холодильник и сдернул крысу с полки..

— Почему твоя еда может тут лежать, а моя — не может? — сердито спросил он. — У себя в норе я позволил бы тебе хранить еду где угодно! Друг, называется! — прибавил он уничижительно.

— Ну, знаешь… — начал было Дарин, но Тохта презрительно фыркнул и, волоча крысу за хвост, ушел на балкон. Там он, предварительно оглянувшись по сторонам, припрятал крысу за пачку старых журналов, прикрыл сверху газеткой, вспрыгнул в кресло и подняв мордочку, стал принюхиваться к ветру. На душе стало совсем погано.

Хлопнула, дребезжа стеклом, балконная дверь. Появился Дарин, сел на пол, рядом с кобольдом, обхватил колени руками.

— Ладно уж, — не глядя на Тохту, сказал он. — Засунь эту дря… свою еду в полиэтиленовый пакет, потом заверни в бумагу и скотчем заклей. Потом еще один пакет. Тогда можешь и в холодильник. Только на нижнюю полку клади, где овощи.

Тохта недовольно покосился на него.

— Обойдусь, — хмуро буркнул он.

Дарин помолчал.

— Обиделся?

— Нет. Домой хочу, — отозвался кобольд. — Домой, в Лутаку.

— В Лутаку, — задумчиво повторил Дарин. Он смотрел прямо перед собой, но видел не соседнюю пятиэтажку, не двор, где на лавочках сидели молодые мамаши с колясками, а узкие улочки, залитые горячим солнцем, дома из серого песчаника, увитые плющом, бухту и яркие пестрые паруса. — Да… узнать бы, как там Дадалион… беспокоюсь я за него.

— И Фендуляр, — добавил Тохта.

— И Фендуляр. А Басиянда куда делся, интересно?

Кобольд оскалил зубы.

— Уж этот нигде не пропадает!

— Наверное, вернулся к Меркателю…

Дарин улыбнулся своим мыслям.

— Эх, в Морское Управление бы сейчас сходить, с Барклюней поболтать, капитана Солоку найти… с Попуцием повидаться, опять же…

Он вытащил из-под футболки амулет на длинной цепочке. В прозрачном горном хрустале медленно закружились золотые пылинки.

По шкуре кобольда продрал мороз.

— Убери его, — коротко велел Тохта.

— Почему?

— Это амулет драконов.

— Боишься? Даже здесь?

Кобольд потер лапкой мордочку.

— Все кобольды боятся драконов, — рассудительно промолвил он. — Всегда и везде. Не только кобольды, конечно…. Их все боятся. И драконы чувствуют это.

— Как?

Тохта вздохнул: разговор становился ужасно неприятным.

— Они имеют те же чувства, как и все остальные существа, люди, например: зрение, слух, обоняние… и так далее. Конечно, и слух и зрение у драконов совершенно особенные — они слышат, как с дерева лист падает! Из-под облаков видят, как букашка ползет! Но есть и еще кое-что…

Кобольд помялся:

— Они умеют мысли и чувства другого существа читать. Только взглянет на тебя — и все твои мысли…

— А чувства?

— То же самое, — мрачно ответил Тохта. — Страх, гнев или радость — мигом обнаружат, даже если ты и виду не подаешь. А еще они умеют навевать страх, они же чародеи. Потому с ними и сражаться почти никто не может. Какое уж тут сражение, когда лапы от ужаса подгибаются… все! — решительно сказал он. — Не буду больше об этом говорить!

Дарин хмыкнул.

— Тохта, откуда тут драконы? В нашем мире магические существа появиться не могут. В каком-то смысле, этот мир — лучшее место, где можно хранить такие вот амулеты. Уж тут до них никто не доберется.

— Вот и спрячь подальше, — проворчал Тохта. — А я, как только на него взгляну, так вспоминаю все, что мне известно о Риохе. Шерсть дыбом!

— Это тот дракон? Карающий меч Фиренца? Человек, в зеленом плаще с золотой пряжкой?

— Он самый, — кобольд нервно дернул хвостом. — Который появляется только для того, чтобы убить кого-нибудь.

Дарин задумчиво рассматривал амулет.

— Убить? Он скажет что-нибудь, типа: «Умри, несчастный»?!

Тохта потер лапой мордочку.

— Вряд ли. Он не снисходит до разговоров, просто делает свое дело и исчезает, — кобольд покосился на амулет. — Зачем ты его носишь?

— Как память, — просто сказал парень, убирая амулет под футболку.

— Прекрасно, — кисло сказал кобольд. — Но, по крайней мере, мне его показывать совсем необязательно.

Они помолчали.

— Удивительное дело, — медленно проговорил Дарин. — Меня тут не было год. Ну, что такое год? Многое ли за это время изменится? Но… — он вздохнул. — Все вокруг кажется каким-то… каким-то странным. Как будто чужим. Но ведь не мог мой мир измениться за такой короткий срок?

Кобольд подумал.

— Это не мир изменился, — проговорил он, снова растянувшись на полу. — Это ты изменился.

Тохта посморел сквозь балконную решетку.

— А время-то у нас Лутаке совсем иначе идет, — заметил он. — Тут — месяц, а там, небось, пара дней всего и прошла…

Они некоторое время сидели молча, потом Дарин решительно тряхнул головой и поднялся.

— Ладно, чего сидеть… пойду в редакцию, объявление отнесу. А ты?

— В норе сидеть буду, — ответил кобольд, прыжком перебираясь в кресло.

В комнате зазвонил телефон.

— Опять, — обреченно сказал Дарин. — Опять кто-то номером ошибся! Неудачный у меня телефонный номер, блин! Всего на одну цифру от справочной вокзала отличается, вот народ и трезвонит круглый день, вместо того, чтоб повнимательней приглядеться…

Он снял трубку.

— Приветствую, желаю процветания… тьфу, ты! Здравствуйте! Нет, не справочная. Вы позвонили в диспетчерскую Скорой психиатрической помощи. Минуточку, у нас на пульте высветился ваш номер телефона и домашний адрес. Бригада психиатров уже выезжает, ожидайте через несколько минут. Да… что? Кто говорит? А это главный врач с вами говорит. Что значит «ой»? Да, профессор кафедры психиатрии… Что значит, не надо? — Дарин подпустил в голос начальственные нотки. — Психиатров не надо? Нет, вызов я отменить не могу, специалисты уже выехали. Кстати, расценки на наши услуги сильно поднялись, что делать, рынок, понимаете ли, рынок! Мы живем в сложное время! Так что приготовьте денежки и ждите санитаров. Вы сами сдаваться будете или кого-то из близких оформить желаете? Что значит, не туда попали? Попали именно туда. Не кладите трубку, иначе мы будем вынуждены послать к вам еще одну бригаду. Опишите пока симптомы… уже видите зеленых человечков? Нет? Ничего, увидите, я обещаю!

На этом разговор, видимо, прервался, потому что Дарин вдруг расхохотался, положил трубку и направился в прихожую.

Через минуту Тохта услышал, как хлопнула входная дверь.

Город, в котором жил Дарин, был расположен на берегу большой реки. В городе имелся прекрасно отреставрированный исторический центр, парк с колесом обозрения, которым жители гордились: каждый желающий, купив билет, мог полюбоваться из кабинки колеса на широкую реку, луга и поймы, на дальние горы и синие леса. А если посмотреть в другую сторону, то можно было увидеть весь город, как на ладони: широкие улицы, старинные здания, парки, скверы, многоэтажная окраина и новостройки.

Дарин прошел тихой улочкой и свернул к городским прудам с фонтанами, с цветниками вдоль берега. Объявление о продаже «экзотического зверя», диковинки, что предназначалась для состоятельных людей города, необходимо было собственноручно нести в редакцию газеты «Вечерний проспект», что располагалась на бульваре. Идея «спецоперации» Дарину черезвычайно не нравилась, но Тохта, который ее придумал и несколько раз блестяще осуществил, был уверен, что и в этот раз все пройдет без сучка, без задоринки. И чем больше Дарин слышал разглагольствования самоуверенного приятеля, тем больше утверждался в своем мнении: со спецоперациями пора завязывать.

Погруженный в свои мысли, он свернул на бульвар. В траве шныряли бесстрашные черные белки, выискивали в траве орехи, на лавочках играли в шахматы пенсионеры.

Редакция находилась в сером кирпичном трехэтажном здании, а бесплатные объявления, как Дарин знал совершенно точно, принимали в кабинете на первом этаже. Он уже поднимался по ступенькам, как дверь вдруг с грохотом, распахнулась и оттуда пулей вылетела невысокая темноволосая девушка. За ней неторопливо шел светловолосый парень.

— Шевелись быстрей, — нетерпеливо командовала девушка. — Заводи свою таратайку, клиент ждет!

— Таратайка… пешком сейчас пойдешь, ясно? А клиент-то кто?

Дарин невольно поискал глазами «таратайку», заметил под деревом старую побитую «японку» и поднял брови: определение «таратайка» подходит к ней как нельзя лучше. Когда-то машина, наверное, знала лучшие времена, но сейчас, когда молодость ее была далеко позади, «таратайке» больше всего хотелось мирно дремать где-нибудь на тихой свалке, в компании таких же ветеранов. Однако, судя по всему, отдых на свалке светил ей не скоро.

— Ликеро-водочный комбинат «Заря», — ответила девушка, изо всех сил дергая ручку дверцы.

— Заря-шморя… — пробурчал парень. — Не дергай, отвалится! Осторожней надо!

Он с большими предосторожностями открыл дверцы автомобиля.

— Садись, поехали…

Уехать они не успели.

На первом этаже с треском распахнулось окно, высунулся темноволосый, модно постриженный человек в дорогом кожаном пиджаке, в галстуке, сбитом набекрень, и заорал во все горло, обращаясь к девушке:

— Стой! Стой? А где текст сухарно-бараночному комбинату? Готов?

— Готов, готов… в общих чертах, — уклончиво ответила девушка и поспешно нырнула в машину.

— А где он? — снова завопил брюнет. — Где?

Машина задребезжала, забренчала, и, укатила, оставив после себя синее облако гари.

Брюнет с досадой стукнул кулаком по подоконнику, громко выругался, потом спохватился и взглянул на парня.

— Добрый день!

— Приветствую, желаю процвета… тьфу, ты блин!

— Вы к кому, молодой человек? — светским тоном поинтересовался он, поправляя галстук.

— Я… вот… — Дарин вытащил из кармана купон. — Объявление хочу дать.

— Прошу! — человек сделал приглашающий жест и исчез в окне.

Дарин проводил его недоуменным взглядом. Не успел он и шагу сделать, как брюнет снова показался в окне.

— Заходите! — бодро скомандовал он. — Смелее!

Дарин поднялся на крыльцо и открыл дверь.

— Ну и контора, — пробормотал он вполголоса. — Не редакция, а сборище городских сумасшедших!

Покончив с делами, Дарин побрел по бульвару, потом свернул на боковую тихую улицу. Засунув руки в карманы, он пинал перед собой маленький гладкий камешек и сосредоточен размышлял.

Мысли были самые неожиданные, и Дарину очень хотелось в них разобраться. Понять, например, почему почти каждую ночь ему снится Лутака, снится так явственно, что, проснувшись, он отчетливо слышал, как бьет в берег тяжелая морская волна и кричат чайки. Осознать, что прежний этап его жизни закончен, что началась новая жизнь, и в ней нет места ни болтливым зеркалам, ни призракам-предсказателям, ни говорящим русалкам, и что можно сколько угодно вспоминать Дадалиона, приятеля Барклюню, чародея Попуция и «скоростную крысу» Пулиса — увидеть их больше не удастся. В этом мире нет места волшебству.

Да, но кобольд?

Вспомнив о Тохте, Дарин вздохнул.

Он пнул камешек так, что тот отлетел далеко на обочину и побрел дальше, снова перенесясь мысленно за тысячу миров отсюда.

На углу улицы Дарин вдруг остановился. Нахлынуло странное чувство нереальности всего происходящего. В лицо повеял самый настоящий морской ветер, пахнущий солью, водорослями, солнцем. Казалось, что прямо за углом, вместо современного города, предстанет совсем иная картина: вымощенные камнем улицы, площадь, полная народа, крепостная стена.

Дарин постоял немного, подумал — и шагнул вперед.

… Конечно, никаких чудес не произошло. За углом была другая улица, хорошо знакомая ему с детства: с белым особняком самой старой аптеки города, с затейливыми башенками кукольного театра и трамвайной остановкой. Правда, появилось и кое-что новое: продуктовый магазин с двусмысленным названием «Последний ужин» и маленькое кафе «Мечта» — раньше их не было.

Дарин толкнул стеклянную дверь кафе — внутри было совершенно пусто, лишь за столиком возле окна сидел официант: молодой парень с длинным лицом и бровями домиком, очень похожий на грустного Пьеро.

— Приветствую, желаю процве… тьфу, ты, блин! Здорово!

Официант кивнул, печально разглядывая неожиданного посетителя.

— Пиво есть? В бутылках? Холодное?

Официант, не меняя положения, ткнул пальцем в угол.

— Вот, в холодильнике возьми, — меланхолично произнес он.

Дарин поколебался, потом пожал плечами и направился к высокому стеклянному холодильнику, стоявшему за стойкой бара.

— И мне заодно принеси, что ли, — услышал он. — Со второй полки возьми, там самое свежее стоит.

Пиво действительно оказалось свежим и в меру холодным. Дарин долго сидел в пустом кафе, за одним столиком с погруженным в пучины меланхолии официантом, оба они молчали, думая каждый о своем, и молчание, странным образом, объединяло их.

Потом Дарин отодвинул пустую бутылку и поднялся.

— Ладно, пора мне, — сказал он.

Официант кивнул.

— Бывай, брат, — печально сказал он и отсалютовал бутылкой. — Заходи, если что.