"Темный день. Город Спящего Дракона. Пыль дорог другого мира" - читать интересную книгу автора (Рут (Ирина Сербжинская) Алла)

Глава 9

Оглянулся Дарин только один раз: по пятам за ним несся раб Басиянда, а вот Кёртиса нигде видно не было. На минуту Дарин остановился передохнуть и собраться с мыслями: показалось ему, что когда он бросился бежать от грота, то слышал за спиной чей-то смех. Но раздумывать над причиной, которая заставила Кёртиса так хохотать, было некогда и он припустил дальше. Басиянда не отставал.

Раскидистые платаны, тисы и столетние дубы тесно сплелись кронами, задерживая солнечный свет. Поваленные старые деревья обросли каким-то невиданным мхом, пушистым и сизым. Дорогу перегородил упавший ствол, через который Дарин, не снижая скорости, перепрыгнул, а Басиянда упал на четвереньки и прополз под деревом, и вскоре они уже снова мчались по крутому склону, поросшему кустарником, к тропинке, выводящей из рощи.

— Господин, мы должны быть осторожны, тут и людоеды и…

Дарин на всем ходу врезался в колючий кустарник, который Басиянда мудро обогнул и некоторое время раб только сопел, слушая затейливые ругательства своего хозяина.

— Мы, господин, как стадо кабанов — на всю рощу шумим! — не утерпел Басиянда.

— За себя говори! — посоветовал «господин», на бегу успев оскорбиться нелестным сравнением со стадом кабанов.

Раб зацепился ногой за корень и чуть не растянулся.

— Господин, а от кого мы спасаемся: от людоедов или от господина контрабандиста?

— От всех!

На всем ходу Дарин вылетел из рощи, оглянулся — погони не было — свернул с тропинки на тракт и вдруг неожиданно налетел на кого-то, да так, что еле удержался на ногах.

— Небеса меня услышали! — радостно воскликнул чей-то знакомый голос. Раб Басиянда остановился, как вкопанный и растерянно заморгал:

— Господин Дадалион?

…Дарин изумился не меньше. Не веря своим глазам, он уставился на Дадалиона, облаченного в щегольскую дорожную одежду: коричневую бархатную куртку с янтарными пуговицами, темные просторные штаны и новенькие крепкие башмаки, явно купленные не у соседа-сапожника, а в какой-нибудь модной и дорогой обувной лавке.

— Это ты? — недоверчиво спросил Дарин. Дадалион превыше всего в жизни ценил удобства и покой и вовсе не склонен был пускаться в авантюры, так что Дарин никак не мог взять в толк, какие обстоятельства могли вынудить такого человека покинуть уютный дом с синими ставнями и оказаться рядом Тисовой рощей.

— Я, я! С полудня тебя тут поджидаю, — торопливо сообщил Дадалион. Он окинул парня взглядом с головы до ног. — Слава небесам, живой! Целый и невредимый! Глазам своим не верю! То-то Фендуляр с Тохтой обрадуются! Они тебя ждут… а проклятое зеркало так извело меня нытьем, что я его уж даром отдать готов! Оно, видите ли, беспокоится, места себе не находит! Это зеркало-то! Оно-то дома стояло, а я вот, бродил здесь по дороге взад-вперед да ждал неизвестно чего!

Дадалион беспокойно огляделся по сторонам, точно ожидая, что вслед за Дарином из темного леса вынырнут неведомые чудовища. — В рощу мне заходить страшновато было, да и кто знает, где ты там есть? Но я времени даром не терял, возносил богам молитвы и похоже, они, наконец-то меня услышали!

— А я… — начал парень, но Дадалион сердито перебил:

— Скажи на милость, зачем тебя понесло в рощу?! Неужто, ты и вправду, помогал демону?

Дарин, который и слова вымолвить не успел, только кивнул.

Дадалион всплеснул руками:

— Как ты мог?! Демону?! Твой бестолковый раб мне все рассказал, но я не знал, верить или нет. Где этот бездельник, кстати?

Он отыскал взглядом Басиняду и сурово сдвинул брови.

— Почему ты не отговорил хозяина от этой затеи?! Отвечай! Что значит «не послушал»?! А ты должен был настоять!

Басиянда съежился под грозным взглядом, а Дадалион махнул рукой и повернулся к Дарину.

— Да ты на ногах еле держишься! Пойдем… нужно как можно скорее покинуть это место! Тут небезопасно: все это время у меня зуб на зуб не попадал от страха! Чтобы немного успокоиться, я мысленно писал завещания самому себе. Собственно говоря, у меня было два занятия: я молил богов, чтоб они надоумили тебя вывести из рощи именно этой тропой, и составлял завещания… я, как ты знаешь, люблю их иной раз вслух зачитывать, чтобы и другие послушали, оценили красоту слога, четкость формулировок! Но в этот раз собеседники мне попались на редкость молчаливые!

И Дадалион кивнул в сторону: там, возле невысокого дерева стояли две оседланные лошади.

— Откуда? — удивился Дарин.

— Одолжил на пару дней у соседа. Ты его знаешь: гоблин-сапожник, что живет на углу. Взамен черезвычайно выгодно продал ему парочку хрустальных шаров в рассрочку. У него родственники живут далеко в горах, хочет с ним повидаться, а ехать некогда. Хрустальные шары в таком случае, как нельзя кстати: посмотреть на родню, обменяться новостями… Дадалион помог Дарину вскарабкаться в седло и сунул в руки поводья.

— Правда, в последний раз я обновлял заклинания на хрустальных шарах пару лет назад, так что не знаю, что он там увидит. Ну, да за полцены, да еще в рассрочку глупо требовать качества!

Дадалион уселся в седло и тронул коня.

Басиянда, увидев, что о нем все позабыли, переполошился не на шутку.

— Господин, куда же ты, господин! — завопил он, уцепившись за ногу Дарина так, что тот чуть не свалился. — Ты ведь не бросишь меня здесь, меня, верного раба, так храбро защищавшего тебя от людоедов?!

— Для тебя, бестолковое ты создание, у меня лошади не припасено, — сурово отозвался Дадалион. — «Верный раб»… я тебе велел подмести двор и натаскать бочку воды, а ты сбежал! Прогнать бы тебя взашей, дармоеда… ладно, так уж и быть, отправляйся в Лутаку. Я разрешаю тебе вернуться в мой дом. Но на время, понял?! Не навсегда! Скажешь там Тохте, чтоб он тебя покормил, а с утра натаскаешь воды и в саду грядки прополешь. Ясно? Потом можешь убираться на все четыре стороны. Все, не задерживай нас!

Дадалион шлепнул поводом лошадь.

— Я был вынужден сбежать, чтобы защищать моего господина! — отчаянно вскричал Басиянда, вприпрыжку догоняя его. — Только поэтому, господин Дадалион! И если бы не я, произошло бы страшное! Я расскажу, хотите? Я все расскажу, извольте выслушать!

И, видя, что тот не обращает на него внимания, снова подскочил к Дарину.

— Господин, уже темнеет, скоро наступит ночь! Неужели ты бросишь меня одного?! Я хочу с тобой, господин! В конце концов, это твой долг — заботиться о своем рабе! Все приличные хозяева…

— Дадалион, он не отвяжется, — обреченно сказал Дарин: он так устал за этот длинный день, что сил пререкаться с рабом у него уже не осталось. — Придется взять его с собой.

Тот снова недовольно сдвинул брови.

— Будь моя воля, отвез бы я тебя в Наргалию да продал на рынке рабов! — проворчал Дадалион. — Ладно уж. Полезай на лошадь да садись позади Дарина.

Обрадованный Басиянда поспешно вскарабкался на смирную гнедую кобылу и обеими руками вцепился в хозяйскую рубаху.

— Можем ехать, господин! — бодро объявил он. — Я, твой верный раб, всегда рядом, чтоб защитить тебя, в случае чего!

Копыта лошадей застучали по дороге. Наступил вечер, дневная жара сменилась прохладой. Сумерки становились все гуще и непроглядней. Вскоре тракт сменился проселочной дорогой, потом — тропой, которая пошла вверх.

— Дадалион, куда мы едем? Разве не в Лутаку?

Тот немного помолчал, потом неловко кашлянул.

— Гм… не совсем.

— Не совсем? А куда?

— В Лутаку тебе пока возвращаться опасно. Тесс уже знает, что амулет у тебя и догадался, что отдавать ты его не собираешься.

— Откуда знает?

— Он приходил к нам в лавку, — сухо сообщил Дадалион. — И мы… мы поговорили.

При этих словах Дарин едва не свалился с лошади.

— Вы… что?! Ты говорил с повелителем ламий?

Дадалион легонько хлопнул лошадь поводом.

— Говорю же, он явился в мою лавку, не мог же я его не впустить, — проворчал он. — И вот я подумал…

Хозяин нервно похрустел пальцами. — Поразмыслил: нужно же тебе как-то выпутываться из этой истории! Повелитель ламий доберется до тебя — и конец!

— Не успеет, — пробормотал Дарин. Усталость одолевала его, глаза его против воли начали слипаться и слова Дадалиона доносились до него словно бы издалека.

— Еще как успеет. Словом, я нашел для тебя укромное место, туда-то мы и направляемся. Там никто не отышет тебя и какое-то время ты будешь в безопасности. А потом…

Дарин неимоверным усилием прогнал сон и заставил себя прислушаться.

— Что за место?

— Ну… э… небольшой монастырь в горах, — не будь Дарин таким усталым, он бы непременно расслышал в голосе Дадалиона уклончивые нотки. — Прекрасный монастырь, находится в ведении Гильдии магов Лутаки, так что ламии туда не явятся. Да и, кроме того, согласись, уединенный монастырь — это последнее место на земле, где тебя станут искать.

— А… — отозвался Дарин, который снова начал засыпать и мало что понимал из слов Дадалиона. — Тогда ладно…

— Еще бы не ладно! Я знаком с настоятелем монастыря. Писал ему как-то родословие — он происходит из торгового сословия, но после того, как подался в монахи и обрел невиданную святость, очень захотел обзавестись подобающими предками. Я ему немного помог… он скуповат и никак не желал платить сполна, так что я ему и завещание заодно оформил…

Голос Дадалиона уплывал все дальше и дальше, вскоре до Дарина доносилось лишь невнятное бормотание. Однако, услышав свое имя, он встряхнулся и прислушался.

— Не к месту сейчас это говорить, конечно, но… сам знаешь, семьи у меня никогда не было. Мечтал, конечно, когда-то о сыне, но… гм… м-да. Знаешь, Фендуляр с Тохтой так беспокоятся за тебя! И даже наше несносное зеркало, кто бы мог подумать! Я, пожалуй, не стану его продавать, пусть себе стоит в лавке…

— Правильно, — пробормотал Дарин.

— Мы все к тебе привыкли и я … гм… да. Когда твой раб сказал, что тебя понесла нелегкая в Тисовую рощу, мы заволновались. А тут еще ламии!

Дадалион покачал головой.

— Вот я и подумал: поживешь у монахов денек-другой, а я пока постараюсь все уладить.

— Что уладить? — вяло поинтересовался Дарин. От ответа Дадалиона сон с него как рукой сняло.

— Поговорю с Тесом, что ж еще!

Дадалион вытащил носовой платок и вытер лоб.

— Ты станешь говорить с повелителем дамий?!

— Стану. Стану уговаривать его не убивать тебя. А ты дашь мне слово, что вернешь амулет!

— Дадалион, да ты с ума сошел! Он и слушать не будет! Я разве не рассказывал тебе, как он сжег вига?!

— Ты мне дашь слово…

— Нет уж! Ты не станешь вмешиваться, и не будешь разговаривать с ламией!

— Еще как буду! Это нелегко, да, — признался Дадалион и снова нервно захрустел пальцами. — Все так завертелось… знаешь, сколько завещаний я был вынужден написать для тебя? Девятнадцать! Признаюсь, в моей практике это небывалый случай!

— Спасибо, — пробурчал Дарин. — Но амулет не отдам!

— Если хочешь жить, отдашь. И выбрось из головы все сказки о другом мире и все, что сказал тебе Попуций! Ему-то что: он давным-давно умер, поэтому может болтать, что угодно! Хотя… ламии ему, конечно, не страшны, но вот драконы — они и с того света достать могут! Им не впервой.

Он спрятал платок и подстегнул лошадь.

Дарин понял, что переспорить Дадалиона не удастся и умолк, решив отложить разговор на утро.

Басиянда, сидя за спиной Дарина, возился, пыхтел, вздыхал, явно намереваясь тоже высказаться, да так и не осмелился.

Дадалион говорил еще что-то, но Дарин уже не слышал его. Он снова задремал и мечтал только о том, как бы не свалиться с лошади. Сквозь сон слышался только мерный стук копыт, лошадиное фырканье, да звяканье удил. Когда он, наконец, открыл глаза, небо было уже совсем черным. Басиняда клацал зубами от холода и жалобно сетовал на свою нелегкую судьбу, стараясь, однако, чтоб Дадалион этого не слышал.

— Приехали, — объявил тот. — Слава небесам, добрались благополучно!

Они слезли с измученных лошадей. Дарин с трудом разлепил глаза и прямо перед собой увидел высокую стену, сложенную из грубого камня. Дадалион приблизился к наглухо запертым воротам и стукнул дверным молотком.

— Господин, — робко проговорил Басиянда, с опаской взирая на крепкие дубовые ворота. — Как только нас пустят внутрь, ты должен сразу же озаботиться о ночлеге и ужине для своего раба.

— Отвали, Басиянда… Дадалион, так что это за монастырь?

— Да самый обычный монастырь, — небрежно ответил тот. — Самый обычный!

— Зачем мне тут оставаться? Я же тебе сказал…

— Это ненадолго! Ненадолго! Тебе нужно отдохнуть, а тут все условия: покой, свежий воздух и…

В воротах приоткрылась маленькая калитка.

— Приветствую вас, путники! — радушно проговорил низенький и толстенький монах средних лет. — Желаю процветания! Вы, верно, Дадалион? — он расплылся в улыбке. — Я так и знал! Наш настоятель подробно вас описал, не узнать невозможно! А это кто? Это и есть тот юноша, о котором нам надлежит позаботиться?

— Он самый, — кивнул Дадалион. — Позаботьтесь о нем как можно лучше!

— Ты же заплатишь, добрый человек, так что не сомневайся, — добродушно сказал монах. — Уход будет хорошим, а молитвы братьев помогут ему исцелиться!

Дарин насторожился.

— Исцелиться? От чего?

Монах обменялся с Дадалионом понимающим взглядом.

— Ну, — бодро сказал Дадалион, потрепав Дарина по плечу. — Пойду я поищу отца-казначея. Потолкую с ним.

— Стой! Сначала потолкуй со мной. Ты меня привозишь в какой-то монастырь, а сам собираешься вернуться в Лутаку и с повелителем ламий разговаривать?!

Дадалион небрежно пожал плечами.

— Завтра поговорим! Мы всю ночь провели в седле, нужно отдохнуть и поспать, да и лошадям дать отдохнуть. Переночуем здесь, выспимся, перекусим утречком — тогда и потолкуем. А?

Он с надеждой посмотрел на Дарина.

— Сейчас, — твердо сказал тот.

Дадалион насупился.

— Не думал я, что ты будешь так бессердечен! Я еле на ногах держусь, а тебе и горя мало! Ты-то молод, здоров, что такое усталость и не знаешь! Где уж тебе понять, что мне, старику, надо бы с дороги передохнуть! Погоди, вот доживешь до моих лет…

Он потер поясницу и страдальчески вздохнул.

— Эх, молодость, молодость! Ну что ж, если хочешь, поговорим прямо сейчас. Только давай присядем куда-нибудь, а то здоровье мое уже не то… ну, да раз тебе приспичило, будь по-твоему!

Дарин удивился: говорить про свой возраст Дадалион не очень-то не любил, а уж считать себя стариком ему и вовсе никогда в голову не приходило. Но, возможно, он действительно, устал так, что и на разговор сил не осталось? Тогда настаивать на немедленной беседе, конечно, не очень хорошо.

— Ладно, — сказал Дарин, пожав плечами. — Тогда завтра утром. Идет?

— Идет, идет! Отправляйся отдыхать, а я пока за ночлег заплачу!

Не успел Дарин и глазом моргнуть, как Дадалион, мгновенно забывший о больной пояснице, исчез. Монах проводил его взглядом, потом посмотрел на Дарина.

— Пойдем, брат мой, покажу твою келью. Здесь, в спокойной обстановке, здоровье твое быстро пойдет на поправку.

Дарин остановился. Басиянда, шедший, как и подобало хорошо воспитанному рабу, позади хозяина, натолкнулся на него и громко ойкнул.

— А что с ним случилось, с моим здоровьем?

Монах ничего не ответил, лишь вздохнул и скорбно покачал головой.

…Утро началось необычно и даже как-то странно: кто-то бубнил над ухом у Дарина невыразительным и скучным голосом, будто твердил заклинание.

Дарин приоткрыл один глаз: рядом с кроватью на корточках сидел раб Басиянда.

— Господин, уже наступило утро, господин! — обрадовался раб, увидев, что хозяин, наконец-то, соизволил проснуться.

— Утро? Какое утро? Чего ты бубнишь, Басиянда? — сиплым спросонья голосом спросил Дарин, попробовал было повернуться на другой бок и охнул.

— Господин болен? Как самочувствие? — заботливо осведомился раб.

Дарин прислушался к ощущениям и ответил честно:

— Господин чувствует себя так, будто его вчера палками били. Все тело болит…

Басиянда встревожился.

— Не угодно ли господину позвать лекаря? Я уверен, что тут можно отыскать хорошего лекаря и он вылечит хворь!

— Отвали, Басиянда, — невежливо сказал Дарин и попытался сесть на кровати. С третьей попытки это ему удалось. — Никакая это не хворь. А болит, так это потому, что я вчера первый раз в жизни на лошадь сел и полночи верхом ехал. Вот и ноет все с непривычки.

Он, кряхтя, поднялся на ноги и пару раз присел, разгоняя мышечную боль.

Басиянда с беспокойством следил за ним.

— Ты, господин, вчера свалился на постель и заснул, как убитый, — сообщил он. — Я пытался было разбудить тебя, напомнить, что мы, хоть приехали в монастырь поздно ночью, ты должен был в первую очередь покормить своего раба ужином. Но ты не просыпался, — Басиняда почесал в голове. — И я, твой раб, остался без еды!

Он посмотрел на Дарина с осуждением.

— Пришлось голодать. Потом я подумывал о том, чтоб раздеть тебя, не гоже господину спать в дорожной одежде! Но, поразмыслив, решил этого не делать.

— Вот это правильно, — одобрил Дарин. — Не надо меня раздевать. Вот был бы ты девушкой, я б не против был, — он мечтательно вздохнул. — Но ты не девушка, так что — не надо.

— Но я, господин, снял с тебя сандалии.

Басиянда пошарил под кровать, вытащил пыльные башмаки и придвинул Дарину.

— Гм, — проговорил тот. — А я вот в книжках читал, что рабы своим господам обувь чистили и все такое…

— Я хотел, господин, — с достоинством поклонился Басиняда. — Но мысли об ужине отвлекали меня.

Дарин обулся и снова вздохнул.

— Понятно…

— А недавно, — продолжал раб. — В нашу келью заглянул один из монахов и… кстати, господин! — перебил он сам себя. — Ты почивал, а я, твой верный раб, пробудился ни свет ни заря и уже разузнал, что к чему!

— Да? — без особого интереса сказал Дарин. — И что же ты, мой верный раб, разузнал?

— Все, господин! — надуваясь от гордости, хвастливо сообщил Басиянда. — Вспомнил двадцать пятое правило: «Хороший раб должен быть наблюдателен, проницателен, любознателен»!

— И что?

— Выяснил кое-что про то, куда мы попали, — понизив голос, сообщил Басиянда. — Это монастырь кесаниктинцев, господин!

— Кесаниктинцев? — Дарин подумал немного. — Где-то я слышал уже про них… но не помню — где? Кто-то рассказывал. А чем они занимаются?

— Здесь содержатся душевнобольные люди, — драматическим шепотом сообщил Басиянда, округлив глаза. — Но не просто обычные сумасшедшие, нет! А пострадавшие от магии!

Дарин встрепенулся.

— А! Вспомнил! — воскликнул он. — Фендуляр мне рассказывал. Тут публика особенная: чародеи, у которых крыша поехала, люди, нечаянно попавшие под заклинания и прочие бедолаги, которые начали магию изучать, да умом тронулись. То-то Дадалион вчера говорил, что монастырь этот Гильдии магов Лутаки содержит! Ладно… молодец, что разузнал. А монах-то зачем приходил?

— Он сообщил, что все обитатели собираются в трапезной на завтрак, и что если мы опоздаем, то останемся без пищи до полудня, — раб выразительно посмотрел на Дарина. — И я, господин, взял на себя смелость разбудить тебя. Поспешим же, господин, ибо без еды твой верный раб до полудня может и не дожить!

— Поспешим, — согласился Дарин: ему тоже очень хотелось есть. — Перекусим. Дадалиона, опять же, найти надо…

Он покинул келью и в сопровождении «верного раба» вышел на небольшой, вымощенный булыжником монастырский двор.

Посреди двора Басиняда остановился и деловито принюхался.

— Нам туда, господин, — решительно сказал он и ткнул пальцем в сторону невысокого длинного флигеля, сложенного из грубо обтесанного горного камня.

— Откуда знаешь?

— Мой нос еще никогда не подводил меня, — с гордостью сообщил раб. — Особенно, когда дело касается еды!

И Басиняда оказался прав. Через минуту они оказались в большом сумрачном зале, где тянулись длинные некрашеные столы, сновали монахи с деревянными мисками, разнося еду, а возле дымящихся котлов, наблюдая за порядком, степенно прохаживался пожилой человек — тоже в монашеском облачении, но с серебряной цепью на груди.

— Вот так угодили мы, — пробормотал Дарин, пытаясь отыскать среди обитателей Дадалиона. — Надо бы поскорей отсюда свалить, а то и глазом моргнуть не успеешь, как эти монахи-психиатры диагноз подходящий подберут!

Он уселся в самом конце стола и тут же один из монахов поставил перед ним деревянную миску и деревянную же ложку. Басиянда, тоже получивший свою порцию, мгновенно выхлебал суп, вылизал плошку, умял большой кусок хлеба и огляделся по сторонам. Увиденное ему не понравилось.

— Господин, у меня нехорошие предчувствия! — тревожно объявил он, подробно рассмотрев зал, очаг вдали и огромные котлы с похлебкой, возле которых толпились монахи.

— Опять? И какие на этот раз? — без особого интереса спросил Дарин, вылавливая в жидком супе куски репы и выкладывая их на край миски.

Раб понизил голос.

— Предчувствие, что здесь, в монастыре, не едят мяса! И твоей верный раб, господин, не получит на обед ни куска мяса, ни мясной похлебки!

Дарин тяжело вздохнул.

— Надоел ты мне, Басиняда…

— Не говори так, господин! А! — подскочил раб. — Вот идет монах, может ли господин подробно разузнать у него насчет мяса?

— Тебе надо, ты и спрашивай, — отмахнулся «господин», приступая к похлебке.

Подошедший монах, наголо бритый средних лет невысокий человек, с внимательными черными глазами, своим видом изучал радушие и гостеприимство.

— Приветствую, желаю процветания! Если не ошибаюсь, вы поступили в нашу обитель вчера ночью?

— Не ошибаетесь, — буркнул Дарин, отламывая кусок хлеба и вымазывая опустевшую миску: порции в монастыре были весьма умеренными.

— И если не ошибаюсь, плату ваш почтенный родственник по имени… — тут он заглянул в засаленный свиток. — По имени Дадалион внес лишь за одного человека?

Монах вопросительно уставился на Дарина и перевел глаза на Басиянду. — А я вижу, вас двое. Кто из вас… — он снова заглянул в свиток. — Кто из вас Дарин?

— Это я, — ответил тот, одновременно с Басияндой, который поспешно сказал:

— Это мой господин!

И увидев удивленное лицо монаха, быстро добавил.

— Я — его верный раб!

— Раб?! — монах почесал в затылке. — Насчет раба Дадалион ничего не сказал. И откуда в Лутаке — раб? Странно как-то…

— Это мой слуга! — решительно объявил Дарин. — Обычный слуга. Басиняда его зовут.

— И вовсе я не…

— Но у него такое помешательство, понимаете? Помрачение рассудка, — вдохновенно продолжал объяснять Дарин. — Неизвестное науке заболевание, передается от человека к человеку! Вот Басиняда заразился недавно и с тех пор утверждает, что он — раб!

— Ах, помешательство! — понимающе протянул монах, сворачивая свиток. — Понятно. Так бы сразу и сказали! Ну что ж, тогда все в порядке. Возможно, наше прогрессивное лечение поможет тебе, брат!

Он ободряюще похлопал Басиянду по плечу.

Тот забеспокоился.

— Лечение? К чему мне лечение?

— Это монастырь для душевнобольных, брат Басиняда! Здесь всех лечат. Холодные ванны, обливание ледяной водой, необременительный труд…

«Брат Басиянда» окончательно запаниковал.

— Труд?! Это еще зачем? Да я здоров!

— Умеренное питание и воздержание от мяса…

— Вот! Вот! — в отчаянии вскричал раб. — И это вы называете лечением?! Воздержание от мяса?! Но почему?

На лице монаха появилось выражение благочестия.

— Мясо разжигает страсти и сластолюбие, — назидательно промолвил он. — Оно мешает вести духовную и молитвенную жизнь. К тому же оно дорого стоит и поэтому противоречит обету бедности, который дают все братья нашего монастыря!

— Не согласен! — категорически заявил Басиняда, вылезая из-за стола. — Я, хоть и раб, но иной раз и мне доводилось отведывать мяса! И это не мешало мне вести жизнь исключительно духовную и молитвенную!

— Умолкни, Басиняда! — велел Дарин. — Видите, он не в себе, — пояснил он монаху. — Опять вообразил себя рабом! Тяжелый случай…

— Очень рекомендую холодные обливания, — солидно произнес тот, глядя на взъерошенного раба. — Можем начать прямо сегодня.

— Обливания?! Господин, ведь ты не допустишь этого?

Дарин махнул рукой.

— Да заткнись же ты! Послушайте… э…

Он вопросительно уставился на монаха.

— Брат Чивага, — охотно подсказал тот.

— Брат Чивага, ага. Лечение, это хорошо, но дело-то в том, что мы уезжаем сегодня, — Дарин развел руками. — Мы с Дадалионом сперва остаться решили, а потом передумали. Не подскажете, где мне его найти?

Монах благодушно улыбнулся.

— Твой родственник, почтенный Дадалион покинул монастырь рано утром, — сообщил он. — Отдав все необходимые распоряжения на твой счет, и внеся необходимую плату!

Дарин онемел. Басиянда уставился на монаха, вытаращив глаза.

— Господин Дадалион покинул…

— Умолкни, Басиянда, — велел пришедший в себя Дарин.

— Так я и знал! Подозревал, что что-то он задумал! Потому он и говорить вчера со мной не захотел! Но… брат Чивага, а на какой срок мой родственник Дадалион, чтоб ему пусто было, меня сюда упек?!

Тот снова развернул засаленный свиток и пробежал глазами записи.

— Уплачено за две недели. Возможно, после того, как срок истечет, брат Дадалион захочет продлить его? Многие так поступают.

— Две недели?! — воскликнул Дарин, мысленно пожелав Дадалиону свалиться с лошади. — Две? Нет, я не могу… у меня дела! Скажите, а раньше срока можно отсюда уехать? А деньги, что уплачены, оставьте себе! Они все равно не мои.

Брат Чивага сердечно улыбнулся.

— Нет, брат Дарин, даже и не пытайся. Скажу сразу: если и есть такие мысли, лучше забудь их!

Дарин с досадой закусил губу, а монах невозмутимо продолжил:

— Добавлю еще, что некоторые пациенты пытались самовольно покинуть наш монастырь…

— Сбежать? — уточнил Басиняда, не любивший неясностей.

— Сбежать, — подтвердил брат Чивага. — Но еще не было такого, чтоб это им удалось! Сам понимаешь, брат Дарин, мы принимаем меры, — он добродушно потрепал его по плечу. — Подопечные у нас — бывшие чародеи и, хоть заниматься волшебством они перестали, на территорию монастыря наложено особое заклинание!

— Какое заклинание? — живо поинтересовался Дарин.

— Особое! — брат Чивага многозначительно поднял вверх палец. — Оно нейтрализует любую чужую магию. Гильдия магов Лутаки поставляет нам такие заклинания совершенно бесплатно. Поэтому, даже если кому-то и взбредет в голову исчезнуть отсюда при помощи чародейства, ничего у него не выйдет!

При этих словах, Дарин машинально нащупал под рубахой амулет.

— Здесь у нас пользоваться магией строжайше запрещено, — многозначительно продолжал монах. — Разумеется, нарушителя мы обнаружим тотчас же, а обнаружив, прописываем ему особые лечебные процедуры. И знаешь что, брат Дарин? — безмятежным тоном спросил он. — После этих процедур пациент больше никогда в жизни не нарушает порядок в нашей тихой обители.

Он посмотрел на Дарина, потом на Басиянду и доброжелательно улыбнулся.

— Понятно, — упавшим голосом сказал Дарин и пробормотал вполголоса: — Дадалион, что ты наделал!

— Ну, и, разумеется, охрана! Наш монастырь охраняют мороки, а их ни подкупить или уговоритьневозможно.

В разговор вступил Басиянда:

— Мой господин не собирается бежать отсюда, — заявил он, посматривая на добродушного монаха с опаской.

— Понимаю, — улыбнулся брат Чивага — Если есть, желание могу показать кельи, где содержатся те, кто пытался улизнуть из монастыря. Поучительное зрелище!

— Нет, спасибо, — поспешно отказался Дарин. — Может, в другой раз…

— Как пожелаешь, — покладисто кивнул монах. — Что ж, тогда поспеши! Брат Ниал ждет тебя!

Дарин насторожился.

— Брат Ниал? Кто это? И почему он меня ждет?

— Имеет желание поговорить с тобой, — пояснил монах. — Он беседует с каждым, кто прибывает в наш монастырь, расспрашивает, записывает. И тебя выслушает с большой охотой! Брат Ниал — человек ученый, сведущий в науках! — в голосе монаха послышалась гордость.

— А, — протянул Дарин. — Так это главврач ваш?

На лице брат Чиваги появилось недоумение.

— Кто? Глав… ни разу не слыхал такого слова, а потому — не ведаю, что оно значит! А брат Ниал, как я уже говорил, сочиняет научные труды по душевным болезням. Наблюдает за пациентами, разговаривает с ними, особо интересные случаи записывает в свои бумаги! Он и про тебя напишет, — пообещал Чивага.

— Знаю я, что он напишет, — недовольно пробурчал Дарин: ему очень не хотелось встречаться с ученым монахом. — Учебник по карательной психиатрии!

— Следуй за мной, брат Дарин, — промолвил Чивага и исчез за дверью. Дарин вздохнул и нехотя последовал.

Они вышли из трапезного зала на залитый солнцем двор.

— Вот гляди, — монах остановился и свернутым в трубку пергаментом указал в сторону легкого навеса, под которым виднелся дощатый стол, заваленный бумагами и длинная лавка.

— Вот там, в маленьком саду, который является гордостью нашего монастыря, тебя и дожидается брат Ниал.

— А что в нем такого особенного, в вашем саду? — хмуро поинтересовался Дарин.

Монах просиял.

— Монастырь наш находится в предгорьях, почва здесь скудна и камениста, — охотно поведал он. — Не так-то просто было вырастить на ней плодовые деревья! Но брат Ниал настоятельно рекомендует нашим пациентам движение и физическую работу, для их же пользы, разумеется, для укрепления здоровья! Год за годом они прилежно расчищали место под сад, трудолюбиво ворочали камни, усердно таскали в корзинах плодородную землю, старательно копали, рыхлили, сажали — в лечебных целях, конечно же! И вот теперь мы можем любоваться цветущими яблонями, грушами и сливами!

— Это и есть «необременительный труд»? — в ужасе спросил Басиняда. — Но я не желаю…

— Не все наши пациенты горели желанием трудиться, — доверительно сообщил брат Чивага. — Но холодные обливания творят чудеса! Медицинские процедуры вкупе с ласковыми увещеваниями дают замечательный результат, — он полюбовался цветущим садом. — А какой урожай мы собираем осенью! Да вот сами увидите.

Дарин насторожился.

— Увидим? Вы думаете, мы тут до осени проторчим?

Монах загадочно улыбнулся.

— Как знать?

Они пересекли двор — брат Чивага впереди, Дарин и раб Басиняда сзади — остановились возле калитки в сад. В саду, возле яблони, усыпанной бело-розовыми цветами, молодой монах с отросшим ежиком медно-рыжих волос, оживленно жестикулируя, беседовал с группой почтительно внимавших ему людей.

— А это кто? — вполголоса поинтересовался Дарин.

— Братья-монахи из других монастырей, — с гордостью поведал Чивага. — Прибыли почерпнуть от знаний брата Ниала! Ибо он, хоть и молод, но известен далеко за пределами нашей обители и даже Лутаки!

— Практиканты, значит, — вздохнул Дарин. — Ладно, раз у вас так полагается, что ж… придется поговорить. Только ведь я ничего интересного сообщить ему не смогу: не страдаю я душевными болезнями!

— Увы, брат мой, увы! — покачал головой монах. — Буквально все пациенты поначалу твердят, что не страдают! Но, как справедливо и точно заметил брат Ниал, нет здоровых людей, есть те, кого еще не попал в наш монастырь! Что ж, прощай, брат Дарин! Желаю процветания!

Он поклонился и направился обратно в трапезную.

Дарин и Басинянда смотрели ему вслед.

— Господин, — тревожным голосом сказал раб. — Похоже, мы…

— Точно, — согласился Дарин. — Похоже, мы с тобой крепко влипли.

Закончив разговор с «практикантами» брат Ниал приветствовал Дарина с профессиональной доброжелательностью.

— Приветствую, желаю процветания, — начал монах. — Брат Дарин?

— И брат Басиняда! — поспешно представился раб.

— Вы гостите в нашем монастыре первый день?

— Гостим?! — переспросил Дарин.

— Конечно!

— Значит, гостим. Ага. А нельзя ли нам свалить из этих гостей? Понимаете, мой знакомый, Дадалион его зовут, меня сюда на две недели оформил. Он-то, конечно, хотел, как лучше, но мне срочно надо уехать. И чем быстрей, тем лучше! Сегодня лунное затмение…

— Затмение? — ученый монах понимающе кивнул. — Брат Дарин увлекается некромантикой?

«Брат Дарин» озадаченно умолк.

— Некромантикой?! Нет, ничем таким я не… послушайте, я о другом! Дадалион меня сюда с благими намерениями засунул: решил почему-то, что тут меня ни ламии, ни феи, ни драконы не найдут, — Дарин вспомнил о желании Дадалиона встретиться с Тессом и беспокойно взъерошил отросшие русые волосы.

В зеленых глазах монаха появился легкий интерес.

— А они вас ищут?

— Ищут, в том-то и дело!

— Это любопытно, — заметил брат Ниал. — Давайте, брат…

— Дарин.

— Брат Дарин, присядем вот сюда, на скамеечку под яблоней и вы поведаете мне свою увлекательную историю!

Ниал уселся на скамейку, развернул свиток и вопросительно взглянул на Дарина.

— Значит, вас преследуют ламии, феи и драконы. Так?

— Насчет драконов не уверен, — предупредил Дарин, в волнении принимаясь грызть ноготь большого пальца. — Они, может, еще не в курсе. Не знают еще, что произошло.

— А что же произошло?

— Произошло… — начал было Дарин и прикусил язык. — Извините, не могу сказать.

Басиянда, стоявший чуть поодаль, немедленно напустил на себя таинственный и многозначительный вид.

— Так я и думал, — кивнул Ниал, проворно записывая что-то на бумаге кусочком угля. — Жаль, жаль, что вы не можете мне рассказать. А, почему, собственно?

Он сделал на свитке несколько пометок.

— У нас тут уже есть несколько человек с похожими историями. Один, к примеру, утверждает, что его преследует говорящий…

— Доктор, — перебил его Дарин. — То есть, тьфу… брат Ниал. Я бы послушал с удовольствием, но мне торопиться надо! — он бросил взгляд на высокие стены, со всех сторон окружавшие монастырь. — А знаете, Дадалион хорошо знаком с вашим настоятелем! Можно мне с ним поговорить?

Брат Ниал огорченно развел руками.

— Наш настоятель отбыл сегодня рано утром по делам в Лутаку.

— Вот как? — упавшим голосом повторил Дарин. — Отбыл? А вернется когда?

— Дней через десять.

— Через десять?!

Он в отчаянии умолк, наблюдая, как по листу лопуха, росшего возле скамьи, карабкается пестрая букашка.

— Что же делать? — пробормотал Дарин.

Брат Ниал терпеливо улыбнулся, постукивая угольным грифелем по столу.

— Прежде всего — побеседовать со мной. Вот скажите, зачем, по-вашему, вас сюда привезли?

— Это все Дадалион придумал, — заторопился Дарин, обрадовавшись, что ученый монах, кажется, готов понять. — Спрятать меня решил! Я у него в лавке работаю. Ну, и живу в его доме. Вернее, жил. Но тут произошли некоторые события, в которых оказались замешаны …

В руках брата Ниала как по волшебству оказался чистый свиток.

— Про события — поподробней, прошу вас. У меня большой опыт, брат Дарин, и я чувствую, что ваша история — это нечто любопытное! — Ниал поднял брови. — Я желаю прославиться… вернее, прославить наш монастырь, вписать новую яркую страницу в историю лечения душевных болезней! А для этого нужен какой-нибудь особенный больной, с красочным необыкновенным помешательством! Так что, прошу вас, подробней, с живописными деталями!

— События… — начал Дарин и умолк. — Нет, не так. Однажды к нам в лавку пришел Тесс, повелитель ламий и сказал мне…

— Лично вам? — уточнил Ниал, строча в свитке.

— Да, лично мне…. — сказал Дарин, чувствуя глупость ситуации.

Ученый монах поднял на него глаза.

— Продолжайте! — с воодушевлением воскликнул он. — Уже интересно! Знаете, один из пациентов утверждал как-то, кто с ним разговаривал Фиренц, повелитель драконов. Будто бы они играли с ним в карты. Редкий случай помешательства! Скажу откровенно, такие сумасшедшие — просто находка, золотой лемпир, бриллиант чистой воды! Но, — с сожалением прибавил он. — Содержался этот больной в другом монастыре, так что вся слава, конечно, досталась не мне… то есть, я хотел сказать, не нам, — поправился он. — А у нас в обители все больше бытовые помешательства. На них далеко не уедешь, имени себе не сделаешь, известности не заработаешь! Но теперь, — брат Ниал счастливо улыбнулся. — Наконец-то и у нас! Это помешательство ничем не хуже: к вам явился повелитель ламий! И что же он сказал?

— Он сказал, что в мои руки попадет… — начал Дарин, но снова умолк.

— Что попадет? — монах принялся снова строчить в свитке.

— Ничего, — раздосадовано буркнул Дарин.

— Он зашел к вам в лавку просто так? — Ниал подождал немного и, не дождавшись ответа, продолжил. — Он что-то покупал?

— Не совсем, — признался вконец запутавшийся Дарин. — Он предсказателя сжег.

— Вспомнили? Прекрасно! То есть, повелитель ламий пришел к вам в лавку, чтобы сжечь предсказателя? И с тех пор вам мучают кошмары, не правда ли? — с надеждой подсказал брат Ниал. — На кошмарах нужно остановиться поподробней: это малоизученная область, так что можно открыть что-то новенькое! Прошу, поведайте, но с живописными, леденящими душу подробностями!

Дарин поднялся и сделал пару шагов перед скамейкой, на которой сидел ученый монах.

Басиянда, сидя на корточках, следил за хозяином взглядом, всем своим видом выражая готовность в любую минут поспешить на помощь.

— Какие кошмары? — с досадой воскликнул Дарин. — Вы бы еще про эротические фантазии спросили, не мучают ли они меня!

— Мучают? — сочувственно поинтересовался Ниал, строча в свитке.

— Нет!

— Разрешите узнать, почему?

Дарин промычал что-то невразумительное.

— А поподробней? Хорошо, поговорим об этом позже. Значит, вы из Лутаки?

— Я не из Лутаки!

Брат уставился на него круглыми зелеными глазами.

— А разве вы не говорили только что, что вы работали подмастерьем в лавке писчебумажных принадлежностей?

— Говорил, но…

Дарин махнул рукой — отвязаться от дотошного монаха оказалось не так-то просто.

— Поведайте правду, — профессионально-задушевным тоном посоветовал брат Ниал. — Облегчите душу. Но с подробностями, с яркими колоритными деталями!

— Правду? — переспросил Дарин, понемногу начиная закипать. — Отлично. Отчего не поведать? Вот вам правда: я не из Лутаки, я вообще из другого мира!

Брат Ниал замер. Потом в глазах его появилось ликование.

— Из другого мира?! — он отложил свиток и проворно вскочил. — Небеса услышали мои молитвы! — Монах с благодарностью посмотрел в летнее небо, сложил ладони лодочкой и поспешно поклонился два раза. — Из другого мира! Это что-то новенькое! Никогда раньше о таком не слышал! Наконец-то! — в экстазе вскричал он. — Наконец-то появилось новое, неизвестное науке помешательство!

Монах сделал движение, словно хотел кинуться Дарину на шею, тот испуганно отскочил.

— Брат Дарин, я рад, я просто счастлив! — тараторил он, сияя, как новенький медный лемпир. — О! Сами небеса пристали тебя в наш монастырь! Теперь я уже точно прославлюсь! — с ликованием воскликнул брат Ниал. — Я уже придумал! Придумал! Я назову эту болезнь «помешательство Ниала»! — с торжеством объявил ученый монах. — И войду в историю врачевания, как первый лекарь, изучивший…

— Почему это помешательство ваше, когда оно мое? — ревниво осведомился Дарин.

— Потому что я подробно его опишу, как можно подробней! Разумеется, потребуются наблюдения за вами в течение года, скажем…

— В течение года?!

Монах схватил Дарина за руку и принялся трясти ее так, словно намеревался оторвать.

— Этот труд прославит мен… я хотел сказать, прославит наш монастырь!

Басиянда поднялся с корточек и подошел поближе.

— А я? — беспокойно спросил он. — Мое помешательство ничуть не хуже! Я тоже хочу в историю!

Брат Ниал отмахнулся от него, как от надоедливой мухи и снова уставился на Дарина сияющими глазами.

— Давайте начнем с самого начала, — ласковым голосом предложил монах. — Не торопясь, с живописными подробностями. Разумеется, остановимся и на кошмарах? Брат Дарин, тебе ведь снятся кошмары? А навязчивые идеи у тебя бывают?

— Бывают, — сквозь зубы признался он, сверля взглядом оживившегося ученого. — В последнее время у меня появилась одна очень навязчивая идея.

— Какая же?

Дарин подумал и решив не уточнять, что это было желание кое-кого пристукнуть.

— Давайте же присядем вот сюда, на скамеечку, — продолжал тот заботливо. — Тебе удобно? На тебя не дует? Не раздражает ли солнечный свет? Можно приказать соорудить навес…

Ниал потянулся за свитком.

— Ах, как прискорбно, что тебя не мучают эротические фантазии, — приговаривал тот, строча с удивительной скоростью. — Это тоже неизученная область, отчего бы немного не прославиться и здесь? Но, может быть, мучили совсем недавно? А? А ты просто немного подзабыл? А теперь, благодаря моим наводящим вопросам, вспомнил? — он с надеждой уставился на Дарина. — Ну, как? Припоминаешь?

— Э… я…

— Ну, вот видишь! — обрадовался монах. — Я так и знал, что вспомнишь! Эротическим фантазиям мы уделим в моей работе достойное место. А теперь, расскажите-ка мне о твоем, так называемом другом мире, — он подпер щеку кулаком и взглянул на Дарина. — Прошу, подробней, не стесняйся! Это очень важно для моей будущей научной работы. Благодаря ей, я стану широко известен, меня пригласят на Ученый совет, который раз в год происходит в Лереме! — он мечтательно закатил глаза. — Новый, совершенно новый вид помешательства! Брат Дарин, как замечательно, что ты попал именно в наш монастырь, где я… где мы подробно опишем…

Дарин посмотрел на сияющую физиономию монаха: тот, безусловно, уже видел себя на пороге славы и потому бурлил энтузиазмом, желая приступить к изучению «помешательства Ниала» немедленно.

— Знаете, — утомленным тоном сказал Дарин. — У меня что-то голова кружится. Я отдохну, пожалуй, а потом подробно поведаю вам о… да о чем хотите!

— С яркими живописными деталями? — азартно блестя глазами, уточнил брат Ниал.

— Само собой, — согласился Дарин. — Как же без деталей!

Ученый монах вздохнул:

— Хорошо, брат Дарин. Я предпочел бы начать прямо сейчас, но раз ты утомлен… но после вечерней трапезы я навещу тебя и ты расскажешь мне подробно! А я пока обдумаю свою речь, которую, возможно, произнесу совсем скоро на Ученом Совете!

«Помешательство Ниала»! «Помешательство Ниала»! По-моему, прекрасное название! Очень подходит для новой, только что открытой мною душевной болезни! Я скажу новое слово в науке врачевания! — он поднялся, выпрямился по весь рост и окинул монастырский двор торжествующим взглядом. — Ступай же, брат Дарин, возвращайся в свою келью, отдохни, как следует и наберись сил!

Отделавшись от жаждущего славы монаха, Дарин, однако, не захотел возвращаться в келью, а принялся бродить по саду, возделанном руками пациентов, которым прописали «необременительный физический труд».

Сад оказался невелик: буквально несколько минут — и Дарин оказался возле высокой стены, сложенной из серых, грубо обработанных камней. Над ней, то пропадая, то снова появляясь, бесшумно парили мороки, нанятые монахами в качестве стражников.

— Блин, — вздохнул Дарин. — Лекарь-то прав был, с мороками не договоришься. Они сейчас в Морском Управлении в таможне работают, так все купцы в панике! Такие таможенники ни взяток не берут, ни деньгами не интересуются. Есть отчего в ужас прийти…

Он понаблюдал, как реют в небе почти невидимые при солнечном свете, белые фигуры.

— Что же делать-то? Мне ведь, кровь из носу, выбираться отсюда надо! Сегодня ночью затмение лунное, если пропущу — все, прощай надежда! Да и Дадалион…

При этом имени Басиянда насторожился.

— А что господин Дадалион?

— Слышал ведь? С повелителем ламий говорить собрался, — Дарин сокрушенно вздохнул и двинулся дальше. — Спасать меня вздумал, этого только не хватало! А если вот если я, вместе с амулетом исчезну, то и говорить ему с Тесом не придется. Мало ли куда человек девался… пропал, да все тут!

— Мудро, господин! — одобрил Басиянда. — В другом мире тебя никто не отыщет.

Раб подозрительно оглянулся по сторонам.

— Господин, — понизив голос, начал он. — Я, как твой верный раб, разумеется, последую за тобой и в другой мир! Я уже говорил тебе об этом? Большое упущение, конечно, что у вас там рабства нет, но что делать? В Лутаке его тоже нет! Возможно, со временем все поймут, как это необходимо и…

Дарин встал, как вкопанный.

— Нет, Басиянда, — как можно тверже сказал он. — Вот уж в другом мире тебе делать нечего! Оставайся здесь, найди себе нового хозяина, и допекай его… обеды с него требуй, ужины… а с меня хватит!

— Ошибаешься, господин, сильно ошибаешься! — заторопился раб. — Ты — мой хозяин и я буду тебе служить и здесь, и в другом мире!

Он мечтательно посмотрел в небо и улыбнулся.

— Разумеется, как только мы туда попадем, мы должен будешь сразу же позаботиться о своем рабе и раздобыть для него сытный обед или ужин, обязательно с мясом! Зайдем, пожалуй, в первый попавшийся трактир, закусим, а после переночуем на постоялом дворе или ночлежном доме. И уж потом, отдохнув и выспавшись, как следует, направимся к твоему жилищу…

— Только тебя в моем жилище не хватало, — пробурчал Дарин, невольно представив Басиянду во дворе своего дома. — Ты в Лутаке останешься, понял?

Верный раб решил не спорить.

— Как скажешь, господин, — ответил он так кротко, что Дарин сразу заподозрил неладное: на словах-то Басиянда всегда соглашался, а как доходило до дела, предпочитал действовать по своему усмотрению.

— Надо сбежать отсюда, господин! Но как? Скажу честно: мне, твоему верному рабу, тут совсем не нравится! Здесь не дают мяса и норовят заставить работать! Это никуда не годится!

Дарин направился по дорожке вдоль стены, раб Басиянда тенью последовал за ним.

— Как же выбраться? — беспокойно бормотал Дарин. — Чертовы монахи: мало того, что мороки-стражники, так еще и заклинание на весь монастырь наложили!

— А амулет? — снова понизив голос, напомнил раб. — Господин чародей, что на кладбище проживает, говорил, что это очень сильный амулет, разве мы, господин, не можем исчезнуть прямо отсюда? Дождемся ночи, затмения и…

Дарин вздохнул.

— Рисковать боюсь. Попуций говорил, что место для перехода подальше от другой магии выбирать надо, в поле выйти или на луг. А здесь, в монастыре — сам слышал. Драконий амулет, конечно, сильнее всякого чародейского заклинания, но… вдруг засекут? Шум поднимется, монахи прибегут и пропишут нам с тобой карательные процедуры. Еще и амулет отнимут! Нет, нужно придумать что-нибудь…

Они дошли до конца сада и повернули обратно: Дарин впереди, верный раб — чуть сзади. Время от времени он поглядывал на своего хозяина и морщил лоб, пытаясь определить, родился ли уже у Дарина план бегства или еще нет.

Так они ходили битый час, потом другой, а затем Басинда посмотрел на солнце, определяя время, и деликатно кашлянул, пытаясь привлечь внимание Дарина.

— Господин, — в голосе раба слышалось беспокойство. — Время обеда, господин! Если мы опоздаем в трапезную, монахи не дадут нам еды до вечера! И я, твой раб, буду голодать. Устремимся же… возможно, нас ждет сытная вкусная трапеза?

— Устремимся, устремимся… — неохотно проворчал Дарин, следуя за Басияндой.

… После трапезы, которая не была ни сытной, ни вкусной, Басиянда долго не мог успокоиться. Спотыкаясь, он бродил по саду за Дарином и вполголоса призывал кары небесные на головы монахов, вздумавших назвать миску тушеных на воде овощей «обедом». Наконец, Дарину это надоело: бормотание раба отвлекало от обдумывания плана побега.

— Заткнись, Басиянда! — раздраженно приказал он. — Тебя сюда никто не звал! Не сбежал бы из дома с синими ставнями, глядишь, было бы у тебя кушанье получше пареной репы!

Верный раб в долгу не остался.

— А ты, господин, видел бочку в саду? — прищурившись, спросил он. — Огромную бочку, в которой великана утопить можно? Господин Дадалион приказал мне натаскать туда воды и я…

Из-за деревьев показался брат Ниал, в одной руке он держал свиток, в другой — кусочек угля. Зеленые глаза ученого монаха с надеждой уставились на парня.

— Ты отдохнул, брат Дарин? Мне не терпится приступить к нашей беседе!

— Приступим, — пообещал Дарин, оглядываясь в поисках путей к отступлению. — Еще чуть-чуть — и приступим непременно!

— С яркими подробностями? Я стану задавать наводящие вопросы, чтоб ты ничего не забыл.

Он развернул свиток и пробежал глазами строчки.

— Я тут, пока суть да дело, набросал примерный план своей будущей речи, которую произнесу на Ученом Совете. Постараюсь, разумеется, ничего не упустить, подчеркнуть свою роль в изучении душевных болезней…

Он перевел взгляд, полный нетерпения, на Дарина.

— Долго ли ты еще намерен отдыхать и набираться сил?

— Нет, — сказал Дарин, мечтая отвязаться от честолюбивого монаха. — Пройдусь по саду, яблонями полюбуюсь — и вернусь!

Ниал со вздохом свернул свиток.

— Буду ждать тебя, брат Дарин, на скамье под навесом.

— А я как же? — беспокойно спросил раб Басиянда. — Отчего господину ученому монаху мое помешательство неинтересно? Отличное помешательство, такое не каждый день встретишь! — он поспешно забежал вперед и, размахивая руками, с жаром принялся объяснять: — Я воображаю себя рабом, и не каким-нибудь там захудалым обычным невольником, а рабом-воином! Я сражался с людоедами… отважно укусил за ногу одного из них, я с драконидом разговаривал… вы, господин ученый монах, в своих бумагах не пишите, что это драконид был, вы напишите «дракон» — посоветовал он. — Совсем другое дело будет, правда?! Мало кто похвастаться может, что с драконом беседу вел, а я…

— Есть у нас такой душевнобольной, — отмахнулся брат Ниал.

— А подробности? — отчаянным голосом вскричал Басиянда. — Разве этот душевнобольной столько подробностей поведает? А я — могу! Много красочных ярких подробностей! — с жаром посулил он. — Ты, господин, только скажи, какие подробности тебе нужны, а уж я постараюсь! Я вспомню! Я все вспомню!

— Да-да, — рассеянно отозвался монах. — Ну, как-нибудь, брат Басиянда, я побеседую и с тобой. А еще лучше — пришлю одного из своих помощников и он…

— Господин ученый монах, не нужно помощников! Я желаю с тобой беседу вести, и чтоб ты мои слова записывал в свиток, — раб бросил выразительный взгляд на Дарина, требуя поддержки. — Вот и мой господин тоже говорит, что так будет гораздо, гораздо лучше! А еще я могу поведать про короля-демона!

Когда брат Ниал, наконец, удалился, Дарин с досадой спросил:

— Ты что, Басиянда, сдурел, что ли? Про драконида ему рассказываешь, Кехелуса приплел зачем-то! Ты, гляди, про амулет не брякни, иначе я тут же тебя к брату Чиваге на принудительные процедуры погоню, понял?! Он тебе сначала холодные обливания устроит, а потом в саду копаться заставит…

Верный раб отвесил поклон.

— Не брякну, господин!

— А зачем тогда болтаешь?

Басиянда застенчиво опустил глаза.

— Очень хочется прославиться, господин. Мечтаю!

— Прославиться?!

— Знаменитый сумасшедший — это так уж плохо, господин! — смущенно сказал раб. — Слава… и работа такая приятная: сиди себе, да яркие подробности вспоминай!

Подумав о славе, Басиянда пришел в самое приятное расположение духа и предался мечтательству.

— Господин, — почтительно говорил он, следуя за Дарином, который рыскал по саду, то и дело поглядывая на высокую стену. — Как только мы прибудем в твой мир, господин, тебе следует первым делом вознаградить своего верного раба за усердие, отвагу и трудолюбие! Пусть твои слуги отведут мне уютное местечко, где я мог бы вздремнуть и отдохнуть с дороги, а пока я буду спать, пусть твой повар изготовит к обеду что#8209;нибудь эдакое…

Басиянда пошевелил пальцами, изображая блюдо, которое надлежало изготовить повару.

— После, разумеется, следует подумать и об ужине, — соловьем заливался он. — Помнится, один купец, у которого я весьма недолго был рабом, к ужину непременно заказывал жареную курицу, теплые лепешки и…

— Басинянда, заткнись! Ты мне думать мешаешь, — Дарин остановился и снова взглянул на стену. Мороков не было видно, но в том, что они находились где-то рядом, сомневаться не приходилось. — Скоро вечер, если я отсюда не выберусь, все пропало! Я не попаду домой, Дадалион отправится разыскивать Тесса…

Он тяжело вздохнул.

— С чего он взял, что Тесс будет его слушать? Торговаться с ламией… блин, да он его в кучку золы превратит — и все дела!

— Беспокоится за тебя, господин, — пояснил Басиянда, отвлекаясь от красочного описания жареной курицы. — Я случайно разговорчик один подслушал… подметал двор, а господин Дадалион с господином Фендуляром разговаривали.

— Случайно подслушал? — проворчал Дарин. — Ну, и о чем они говорили?

— О том, как повелителя ламий убедить не уничтожать тебя! — охотно сообщил раб. — Долго они рассуждали! Господин Дадалион ламию боится…

— Кто его не боится? — буркнул Дарин.

— …но за тебя, господин, он боится еще больше!

Дарин свернул на боковую тропинку, посыпанную мелкими разноцветными камушками. Они с Басияндой обошли монастырский сад уже несколько раз, временами Дарин замечал между деревьями брата Ниала: ученый монах то беседовал с кем-то из обитателей монастыря, то сидел на лавочке, поспешно строча что-то в свитке и нетерпеливо озираясь по сторонам. Однако Дарин был начеку и исчезал прежде, чем брат Ниал успевал его увидеть.

— Смеркается, господин, — проговорил раб, поглядывая на темнеющее небо. — И если тебе, господин, не удастся отправиться в свой мир, то самое время позаботиться об…

На тропинке показался человек: щуплый и невысокий, с беспокойно бегающими по сторонам светлыми глазами. Дарин уже встречал его в саду, успел познакомиться и кое-что о нем знал. Когда-то Магиан подавал большие надежды, прилежно изучал труды великих волшебников и обещал стать незаурядным чародеем. Никто не знает, что произошло дальше, но в один прекрасный день он явился к самому господину Схипхолу, главе Гильдии магов Лутаки с жалобой на своих собственных кур. Магиан утверждал, что они замышляют против него что-то недоброе: весь день кудахчут, но при его появлении тут же замолкают и делают вид, что не понимают человеческого языка. Господин Схипхол отправил дежурного мага выяснить, в чем дело, а вскоре после этого чародей Магиан отправился на длительное лечение в далекий горный монастырь. Чародей давно прошел курс лечения, но к пернатым до сих пор относился с большим предубеждением.

— Здешние птицы ведут себя подозрительно, — шепотом сообщил он, поравнявшись с Дариным. — Явно замышляют что-то против меня! Нужно написать об этом в Гильдию магов, пусть примут меры!

— Какие птицы?

— Те, что сидят на кусте сирени, — сказал Магиан, указывая взглядом на птиц. — Сидят и трещат, а как только я подойду — замолкают! А почему? Уверен, плетут новый заговор!

— В самом деле? — Дарин оглянулся, соображая, как отделаться от собеседника.

— Но это еще не все! У них появился сообщник! — Магиан ухватил Дарина за пуговицу кожаного жилета. — Я видел его только что! Вон из того куста минуту назад появилось какое-то существо…

Чародей задумался.

— Я раньше знал, как оно называется… но сейчас… мысли так и разбегаются в разные стороны! — он тряхнул головой. — Не вспомню! Узкая морда, горящие глаза и рога!

— Дракон?! — боязливо спросил Басиняда.

Магиан сдвинул брови, размышляя.

— Для дракона мелковат. Но опасен, явно опасен, и, хоть и не птица, явно замышляет что-то против меня! Но я и близко не подойду больше к тем кустам, пусть сидит, сколько ему угодно!

И Магиан с победоносным видом удалился.

— Существо? — переспросил раб.

— Чушь, кто сюда проберется? — Дарин заметил приближающегося брата Магиана и прибавил ходу. — Мимо мороков не пройдешь.

— А вдруг? Вдруг это, и правда, дракон и явился он…

Дарин остановился, глядя на раба.

— Ты что, Басиянда, тоже чокнулся, что ли? Думаешь, настоящий дракон, вместо того, чтоб испепелить весь монастырь, залезет в кусты и будет сумасшедших пугать?

— Но господин только что говорил…

— Господин здесь не первый год холодными обливаниями лечится. Слышал ведь, как он рассказывал, что куры на его жизнь покушение готовили?

Дарин пошел дальше, неотрывно глядя на небо, где уже угас закат. Над землей сгущались недобрые тревожные сумерки.

— Существо в кустах, блин… нарочно не придумаешь!

— Ты прав, господин! — подумав, согласился раб. — Мимо мороков никто не проскользнет!

Неожиданно в кустах что-то зашуршало, Басиянда проворно отскочил.

Из зарослей высунулась узкая рыжая морда с горящими, как угли глазами, с рожками, испачканными землей.

— Мороки! — презрительно тявкнуло «существо», отряхивая прилипшие к рогам листья. — Разве это препятствие для кобольда, чьи предки держали в страхе все окрестные леса и болота Лутаки?!

…Тохта стрелой пролетел по узкой тропинке, вспрыгнул на большой камень-валун и огляделся по сторонам прищуренными глазами.

Монастырь был совсем рядом, рукой подать. Вон и ворота видны, крепкие, дубовые, подходи да стучись. Однако стучать в ворота он не собирался — разузнал заранее, что за монастырь такой, так что примерно представлял, как там кобольда встретят. Горгулья номер восемь, оказывается, про монастырь многое знала, гнездо у нее раньше поблизости было и до тех пор, пока она на службу в Морское Управление не устроилась и в Лутаку не переехала, частенько в родные пенаты летала.

Тохта внимательно рассмотрел высокие стены, сложенные из грубого камня — высокие, не перелезешь — и хмыкнул. Перелазить он и не собирался, все же, не единорог какой, через заборы скакать, а кобольд, потомок бесстрашных и свирепых воинов! Это ничего, он сейчас на базаре за меняльным столиком сидит да с купцами разговаривает… ему любое дело по плечу!

Тохта снова, уже который раз за несколько дней, вспомнил боевое прошлое своего племени — было, было чем гордиться! Тут и дерзкие рейды в тыл противника — это когда война с гномами велась, тут и яростные кровавые битвы с людьми, битвы не на жизнь, а на смерть… на смерть, потому что всем было известно: кобольды не берут пленных. Ну, разве уж когда совсем есть нечего и крыс с днем с огнем не сыскать, тогда брали… — кобольд брезгливо сморщил нос. — Ели пленных, чего уж там скрывать, ели, но с отвращением!

В этот момент мысли Тохты самым естественным образом переехали на любимую тему. Вспомнилась вдруг родная нора, кладовая с припасами. Еды полным-полно, все, чего душа потребует, есть! А нору он сам когда-то вырыл и по своему вкусу обустроил. Можно, конечно, было и готовую купить у знакомых кобольдов и деньги они просили небольшие, но Тохта решил — сам! В конце концов, кобольд он или кто? В рытье нор, тоннелей, подкопов — кобольдам равных нет, это всем известно! И вот приглядел он чудесное местечко на краю болота и за дело принялся. Целую неделю копал: сначала главный ход, потом — отнорки, запасной выход, кладовую. Получилось на славу! А в кладовой-то еды запасено — видимо-невидимо: тут тебе и крысы, и…

Кобольд тряхнул головой, прогоняя приятные мысли, и напомнил себе, что явился он сюда, к монастырю, по важному делу, а про нору с кладовой и припасами можно будет помечтать попозже.

Тохта поднялся на задние лапы и принялся высматривать паривших над стеной мороков.

— Один… два… три… — бормотал он, пересчитывая бесплотных стражей. — Пять! Отлично… как раз столько, сколько и требуется!

С этими словами, кобольд спрыгнул с камня и устроился за валуном: подальше от посторонних глаз. Само собой, тут, в отдаленной местности, никого не было, но осторожность никогда не мешала. Укрывшись за громадным валуном, кобольд вытащил из кармана колоду старых игральных карт. В лавке Дадалиона захватил: карты уже с месяц пылились на прилавке, как раз под надписью «Подержанные магические товары за полцены» и никто их не покупал. Оттого-то фигуры, изображенные на картах, отчаянно скучали, от нечего делать ругались между собой день и ночь и иной раз даже втягивали в перепалку волшебное зеркало.

Кобольд разложил карты перед собой и глубокомысленно нахмурился. Некоторые карты сразу решительно отодвинул в сторону: большой важности они не представляли и нарисованы на них были горожане, крестьяне да мелкие торговцы. Отодвинутые карты тут же зароптали: возмущенные горожане обещали пожаловаться королю, угрюмые стражники грозили оружием, торговцы же, наоборот, пытались подкупить кобольда и украдкой показывали туго набитые кошели.

Но кобольд только лапой махнул: карты это были самые незначительные, так что с ними и говорить не о чем. Беседовать предстояло с картами важными и оказалось их ровно пять: Юная дева, Отважный рыцарь верхом на коне, Повешенный, Мудрец и Правдолюбец.

— Ну, что, — промолвил Тохта и поочередно посмотрел на каждое изображение. — Уговор помните?

— Протестую! — немедленно воскликнул Правдолюбец и сверкнул глазами. — Это обман! Вы все, — он потыкал пальцем в остальных. — Принимаете участие в обмане!

Кобольд только хвостом дернул. Правдолюбец — тощий, с торчащими во все стороны волосами, с круглыми беспокойными глазами — напоминал ему раба Басиянду и тем самым раздражал неимоверно.

Рыцарь забеспокоился.

— Обман? Я — честный и благородный рыцарь и не могу принимать участие в обмане! Я давал обет…

Его конь закатил глаза.

— Мы принимаем участие в благородном деле! — принялся он втолковывать хозяину. — Отважный воин захвачен в плен и заточен в мрачном замке! Наш долг — освободить его!

Рыцарь просиял:

— Ты прав, мой верный конь! Так поспешим же ему на помощь! Я давал обет помогать…

Зато Правдолюбец не унимался:

— Обман, — настаивал он. — Во-первых, ты, кобольд, украл нас из лавки…

Пришлось его сначала поправить:

— Не украл, а взял на время!

А после и соврать немного:

— Я потом верну.

— Вернешь, как же! А ты сказал Дадалиону, что забираешь нас?! Не сказал!

Тохта сердито оскалил на него зубы.

— А мороки?! — продолжал тот. — Ты хочешь, чтобы мы отвлекли внимание мороков, а сам в это время обманом собираешься пробраться в монастырь?!

Кобольд почесал лапой за ухом, подумал.

— Собираюсь, — признался нехотя. — Проникнуть туда не просто… вот для того вы мне и понадобились! Подброшу морокам колоду карт и…

— Хитро придумано, — одобрительно проговорил Мудрец. — Мы — карты не простые, а волшебные и если уж кто-то начинает с нами игру, то не закончит, пока мы сами не захотим!

— Вот-вот! — тявкнул кобольд. — Тяните время!

— Это обман!

— Что я слышу? — снова забеспокоился Отважный рыцарь. — Значит, все-таки, обман? Это недостойно рыцаря. Я давал обет…

Цапнуть бы этого олуха безмозглого, как следует, потрепать, как крысу, а потом… но слава небесам, конь у Рыцаря гораздо умнее, чем он сам.

— Послушай, хозяин, — проговорил он и переглянулся с Тохтой. — Это военная хитрость! Благородная и честная военная хитрость!

Отважный рыцарь тут же обрадовался:

— Ах, вот оно что! Ты прав, мой верный конь!

Мудрец поднял руку, призывая всех к тишине.

— Правильно ли я понял тебя, о, кобольд? Наша задача: сделать так, чтоб мороки, забыв обо всем на свете, играли в карты как можно дольше?

— Это будет не так уж трудно, — буркнул Повешенный. — Все мороки — азартные игроки. Только покажи им карты или игральные кости и… пиши пропало! Они даже на виселице в кости играть будут.

Тохта так и подскочил от возбуждения.

— Да, да! Вот именно! Их ведь ни подкупить, ни уговорить невозможно, на то они и мороки! Но против партии-другой в кости или карты ни один морок не устоит!

И опять Правдолюбец все чуть не испортил.

— Вот! — закричал он. — Скажу правду: вот он, обман!

— Обман? А ведь я давал обет…

Хорошо, хоть Мудрец вмешался. Поправил высокий колпак, расшитый звездами и сказал:

— Кстати, об обетах. Ведомо ли вам, что один отважный рыцарь, отправляясь на битву, попросил свою прекрасную даму коснуться пальцем его правого глаза?

— Зачем?

— И как только прекрасная дама выполнила его просьбу, рыцарь воскликнул: «Отныне не открою его, каких бы мучений мне это ни стоило, пока не уничтожу десять драконов и не одержу победы над воинственными гоблинами Черных гор»! Такой вот он дал обет!

Отважный рыцарь взмахнул мечом.

— Благородный поступок!

— Воевать с закрытым глазом? — скептически спросил конь. — Да уж, куда благородней! И что, уничтожил он десять драконов?

Мудрец ответил, но как-то уклончиво:

— История об этом умалчивает.

Конь весело заржал.

— Надеюсь, его повесили! — пробурчал Повешенный. — Ладно, ближе к делу! Где мороки?

В разговор вмешалась Юная дева.

— Я стану пленять их своей красотой, — пообещала она томно, вытащила золотой гребень и принялась расчесывать длинные волосы. — Как только они меня узреют, то забудут обо всем на свете!

— Мороки? — бестактно удивился конь Отважного рыцаря. — С чего бы это? Вот была бы ты привидением, тогда они бы пленились. А так…

Правдолюбец не удержался.

— Скажу правду: твоей красотой их пленить не удастся! Посмотри на себя: ты вся в каких-то пятнах!

Юная дева вспыхнула.

— Неуклюжий мальчишка, что служил в лавке Дадалиона, капнул на меня горячим воском! А ведь я предупреждала его, чтоб он ставил свечи подальше от карт!

— Скажу правду…

Тохта не выдержал: быстро схватил карту с Правдолюбцем и засунул под камень.

— Давно пора его повесить, — сердито пробурчал Повешенный. — Ладно, чего время-то терять? Айда к морокам! Все веселей, чем на веревке болтаться!

— Айда, — согласился кобольд, делая вид, что не слышит криков из-под камня. — Стражей-мороков берите на себя, а я, тем временем вокруг пошарю, посмотрю, что к чему.

Он утер лапой нос.

— Магией на территории монастыря пользоваться нельзя, ну, да я и без магии… нам, кобольдам, она ни к чему!

— Не лучше ли обнажить мечи и в честном открытом бою помериться силами? — вскричал Отважный рыцарь и снова замахал мечом. — Я давал обет…

— Кстати, об обетах, — вмешался Мудрец. — Слышал я об одном рыцаре, который дал обет не подстригать бороды, пока не сразится с чудовищем и не победит его.

— Прекрасный обет! — горячо воскликнул Отважный рыцарь.

— Да, но с чудовищами в той стране было негусто, так что когда рыцарь отыскал его и бросился в бой, то запутался в собственной бороде, упал и сломал шею.

Другой благородный рыцарь дал обет по пятницам не задавать корм своему коню, пока…

Конь, услыхав такое, возмущенно топнул ногой, а все остальные изображения загалдели так, что в ушах зазвенело.

— Повесить бы вас всех, — пробурчал Повешенный и отвернулся.

Тохта понял, что пора брать дело в свои лапы.

— Всем молчать! — строго скомандовал он. — Потом поругаетесь, а сейчас идем к морокам!

Вытащил из-под камня Правдолюбца, вернул его в колоду, и побежал по тропинке по направлению к стене, над которой парили стражи-мороки.

План Тохта продумал до мелочей.

На кобольда, трусившего мимо стены, мороки никакого внимания не обратили: мало ли кому по каким делам понадобилось рядом пробежать?

Тохта очень надеялся, что кто-нибудь из стражей, лениво паривших над монастырской стеной, разглядит уголок карточной колоды, которая выглядывала у него из кармана, но мороки, тролль бы их сожрал, как на беду, уставились в другую сторону. Ну, что бы будешь с ними делать?! Не станешь же сто раз туда-сюда носиться: мороки подозрительны, вмиг заподозрят неладное!

Пришлось останавливаться и делать вид, что блохи одолели. Тохта уселся на тропинку и принялся с ожесточением чесаться, вполголоса кляня наглую блоху: когда не надо, она в шерсти так и скачет, а когда для дела нужно: притаилась — и молчок!

Чесался он так яростно, что карточная колода сама собой выскользнула из кармана и шлепнулась на землю. Мороки беспокойно заколыхались.

— Кобольд, эй, кобольд! — окликнул Тохту один их них, подлетая ближе. Голос у него оказался скрипучим, как у несмазанной двери.

— Это что у тебя? Карты? Давненько нам не доводилось…

Ну, наконец-то!

Тохта, не торопясь, собрал колоду.

— Они самые. Люблю иной раз с приятелем перекинуться.

Правдолюбец попытался было что-то сказать, но Тохта ловко щелкнул его по лбу и тот умолк.

Подлетел второй морок.

— Карты… — алчно произнес он. В белых глазах его вспыхнуло нетерпение.

— Может, сыграть хотите? — небрежно предложил кобольд. — А, — тут же спохватился он. — Да вы, никак на службе? Понятно… ладно, пора мне. Желаю процветания!

И он потрусил прочь. Бежал медленно, еле лапы переставляя. Успел добежать до камня, тут-то и услышал.

— Кобольд! Эй, кобольд! Стой!

В голосе морока слышался еле сдерживаемый азарт.

Тохта поздравил себя с успехом и повернул обратно.

Это было самым сложным делом, а уж обежать кругом монастырскую стену, выбрать местечко, подальше от мороков и сделать подкоп под стеной — это такая пустяковина, о которой и говорить не стоит.

…Все это Тохта изложил Дарину самым небрежным тоном. На самом деле, с подкопом пришлось здорово попыхтеть: каменистая почва поддавалась плохо, и времени на это ушло гораздо больше, чем он предполагал. Копать он начал, когда только-только смеркаться стало, а когда закончил — луна уж на небо выкатилась да и поплыла себе над лесами, горами да равнинами. Но говорить об этом кобольд не стал, вместо этого прокрался вместе с Дарином в дальний уголок сада, раздвинул кусты и показал прекрасно вырытую нору, верней подкоп под стену. Первым туда сунулся раб Басиняда: Тохта еле сдержался, чтоб за ногу его не цапнуть. Пробовал было намекнуть Дарину, что неплохо было бы раба в монастыре оставить, но Дарин не согласился, а спорить с ним было некогда: серебряный диск луны понемногу стал уменьшаться: наступало лунное затмение. Поэтому кобольд ограничился лишь тем, что щелкнул зубами и пробурчал:

— Сначала я полезу, после — ты, — он ткнул лапой в сторону Дарина. — А уж потом тот, кого не мешало бы вурдалакам при случае скормить…

Басиянда оробел. Он опасался Тохту и старался держаться от него подальше.

— За что, господин кобольд?

Тот не ответил и раб, оглянувшись по сторонам, боязливо поинтересовался:

— А разве у вас и вурдалаки водятся?

Тохту внезапно обуяла подозрительная словоохотливость.

— Водятся, как же! В Лутаку они, конечно, не заходят, но по окрестностям промышляют. Вот если, к примеру, отвезти тебя от монастыря подальше да бросить одного, они вмиг тебя учуют! Вурдалаки свежее-то мясо не очень любят, поэтому они…

— Ну, хватит, Тохта! — решительно перебил его Дарин и кобольд, ухмыльнувшись во всю пасть, нырнул в подкоп.

… Вряд ли монахи, накладывая на свою территорию хитроумные заклинания, нейтрализующие чужую магию, могли предполагать, что два пациента покинут монастырь столь примитивны и далеким от магии способом: через подкоп, вырытый кобольдом.

Мороки, бдительные и неподкупные стражи, все еще играли в карты, выделяясь в темноте белыми пятнами. Слышны были их скрипучие голоса, да гневные восклицания Правдолюбца, который громко грозил вывести кого-то из игроков на чистую воду: при игре все мороки страшно жульничали.

Тохта ловко выскочил из-под стены, отряхнулся, проскользнул сквозь заросли шиповника, что росли возле стены и юркнул за большой камень-валун. Сквозь кусты кобольды умели пробираться так, что ни одна веточка, ни один сучок не хрустнет. Чего, конечно, никак нельзя было сказать о людях: ни Дарин, ни Басиняда бесшумно прокрадываться сквозь кусты не умели, так что Тохта от волнения едва собственный хвост не съел, пока эти двое возились возле подкопа и шумели, как полоумные гоблины.

— Господин, — пролепетал Басиянда, плюхнувшись рядом с Тохтой. — Господин, мы на свободе?

— Кажется, да, — вполголоса ответил Дарин, тревожно набюдая за мороками. — Но если ты сейчас хоть слово скажешь про ужин, то я тебя…

Басиянда замотал головой.

— Как можно! Я понимаю, что трапезу разумно на более позднее время отложить, — рассудительно промолвил он. — Я лишь спросить хотел: отчего же остальным, тем, что в монастыре томятся, не приходит в голову подкоп сделать?

Тохта закатил глаза:

— Каменистая почва, тупоголовый детеныш тролля! Людям кирка да лопата потребуется! А уж времени сколько на это уйдет! Да и мороки — думаешь, не заметят, если кто-то у стены возиться будет? Вмиг монахам доложат!

— Но как же ты, господин кобольд? Ты же смог?

Тохта сверкнул глазами.

— Вот именно потому, что я — кобольд!

Раб хотел сказать еще что-то, но Дарин оборвал его:

— Басиянда, ты холодными обливаниями полечиться не желаешь? Нет? Тогда ноги в руки — и бегом отсюда, пока брат Чивага тревогу не поднял!

Они стремглав бежал по тропинке, которая то петляла между камнями, то вела вниз, то карабкалась вверх. Впереди скакал кобольд, почти неразличимый в темноте — сумерки становились все гуще, все непроглядней. С резким писком проносились над бегущими стремительные летучие мыши и каждый раз Басиянда испуганно втягивал голову в плечи. Диск луны все уменьшался и Дарин, поглядывая на черное небо, от души надеялся, что сейчас в Лутаке чародей Попуций вот-вот начнет творить свое заклинание.

Басиянда, видно, подумал о том же.

— Господин, — перескакивая через камни, проговорил он. — Ведь господин маг не страдает забывчивостью? Он ведь помнит, что нужно делать?

Дарин не ответил: ему и самому хотелось это знать.

— Господин…

— Заткнись, Басиянда! Лучше назад поглядывай: нет ли погони!

Верный раб, очевидно, вспомнив добродушного брата Чивагу, прибавил ходу. Вместо того, чтобы поглядывать назад, он понесся так резво, что обогнал Дарина, оставил позади кобольда и первым выскочил на большую темную поляну. На опушке поляны тихо пофыркивала привязанная лошадь, а рядом с ней виднелась чья-то темная фигура.

Басиянда застыл, как вкопанный.

— Брат Чивага, — в ужасе пролепетал перепуганный раб. — Это он! Холодные обливания, необременительный труд и… и… господин, мы пропали!

Дарин остановился, настороженно вглядываясь в темноту.

— Ну, чего встали? — услыхал он голос того, кого уж никак не ожидал тут встретить.

Держалась Тайя неприветливо, будто сердилась на что-то.

— Вот, держи, — она сунула Дарину в руки мягкий сверток. — Дадалион говорил, это твое.

Дарин решил не обращать внимание на ее тон — не до того. Он развернул сверток, там оказалась его одежда: джинсы, рубашка и легкая куртка-ветровка.

— Откуда это у тебя?! Неужели Дадалион передать велел?

— Он Тесса разыскивает, — отрезала Тайя. Она была одета в темный дорожный плащ, скрепленный затейливой серебряной пряжкой и короткие мягкие сапожки: даже летом в предгорьях по ночам бывало холодно. — А вещи я в твоей комнате взяла. Дадалион говорил как-то, что ты в этой одежде был, когда он нашел тебя.

Басиянда, завидев девушку, отвесил несколько почтительных поклонов, на которые Тайя не обратила внимания. Тогда раб сделал несколько шажков вперед и снова поклонился.

— Приветствую, госпожа, — подобострастным голосом проговорил он. — А мы с моим господином…

— Заткнись, Басиянда, — бросил ему Дарин и снова повернулся к девушке. — Могла бы с Тохтой передать. Зачем самой-то сюда ехать?

— Хотела убедиться, что мы тебя больше не увидим, — буркнула она. — Кстати, Фендуляр передает тебе приветствие. И зеркало — тоже.

Верный раб, не отрываясь, смотрел на сверток в руках Дарина, всем сердцем надеясь, что молодая госпожа догадалась вместе с одеждой прихватить и немного съестного: хороший кусок мяса с лепешкой или парочку пирогов. Басиянда проглотил слюнки, представляя себе вкус домашней еды, которой господин, конечно же, охотно поделится с ним.

Однако, господин, к великому огорчению раба, про еду и не думал.

— Скажи Дадалиону, чтоб не искал ламию, не надо, — Дарин посмотрел на узкий серпик луны: времени оставалось совсем немного. — Только бы Попуций не подвел…

Он натянул куртку, остальную одежду сунул Басиянде. Тот мигом ощупал сверток и разочарованно вздохнул.

— Не подведет, — девушка тоже бросила взгляд на луну. — Некроманты разрешили ему сотворить заклинание.

— Ты откуда знаешь?

Тайя промолчала.

— Откуда тебе это известно? — продолжал допытываться Дарин. — Ты… ты что, видела его? Была на кладбище?!

Она вздохнула. Лица, скрытого под капюшоном, почти не было видно, но голос звучал так, словно ощущала себя неловко.

— Ну, была… в Квартал магов ходила и по пути зашла.

— По пути?! Ничего себе, по пути… зачем?

Девушка помолчала.

— Поговорила с Попуцием кое о чем, — неохотно призналась она после паузы.

— Поговорила? И он стал с тобой разговаривать?!

Глаза Тайи сердито блеснули.

— Почему нет?

На всякий случай Дарин сделал шаг назад.

— Просто он ни с кем не общается — вот и все! Сидит в своей могиле да кляузы строчит. Погоди-ка, — снова насторожился он. — Так откуда ты узнала про Попуция? Дадалион сказал? Вряд ли… тогда кто?

Дарин покосился на Тохту. Кобольд тут же принял незаинтересованный вид и принялся ожесточенно чесаться.

— Проклятые блохи! Так и скачут, так и скачут!

Дарин хмыкнул.

— Ну, и как беседа с Попуцием? Теперь веришь, что я из другого мира?

Басиянда, не желая упустить ни слова из беседы, придвинулся поближе и едва не наступил на хвост Тохте. Кобольд оскалил зубы, раб на мгновение замер, но потом любопытство взяло верх и он подобравшись еще ближе, с удовольствием стал слушать, переводя взгляд с Дарина на Тайю.

— Не знаю, — помолчав, ответила она. — Попуций говорит: наш мир не единственный, существует множество миров, как похожих, так и совершенно не похожих на наш. Он сказал: некоторые могут путешествовать из одного мира в другой, потому что иногда они иногда бывают так близко, что нужно только преодолеть границу между ними, — девушка пожала плечами. — Но Попуций же сумасшедший, это всем известно… — словно оправдываясь, сказала она.

Тайя умолкла, затем пошарила в кармане и вынула какую-то небольшую вещицу, блеснувшую в темноте. Дарин пригляделся: это были его собственные часы, самые обычные, на металлическом браслете.

— Вот, возьми, — Тайя сунула часы ему в руки. — Не знаю, что это такое… Дадалион говорил, компас?

— Часы, — пояснил Дарин.

— Часы?! Они такими не бывают, но… может, где-то там и, правда, существует какой-то другой мир, где есть такие странные вещи.

Дарин взглянул на циферблат. Часы давным-давно встали и вот уже целый год стрелки их замерли на шести часах. Наверное, как раз в это время он и попал в Лутаку.

— Я была в Квартале магов, — продолжала Тайя, по-прежнему избегая смотреть на своего собеседника, вместо этого она то сверлила взглядом Басиянду, то разглядывала Тохту так, будто видела в первый раз. — На компас… на часы наложили заклинание. Но чародей не знает, будет ли оно действовать в другом мире.

Она помолчала. Дарин нетерпеливо посмотрел на небо.

— Что за заклинание?

— Если произойдет что-то, — девушка запнулась, но тут же продолжила. — Ели тебе вдруг будет угрожать опасность, заклинание начнет действовать. Стрелки компаса укажут дорогу…

— Куда?

— Они приведут тебя к тому человеку, который сможет помочь.

Басиянда, с интересом слушая чужой разговор, оживился:

— Я слышал об этом заклинании, господин! Очень хорошее заклинание, но дорогое! Очень-очень дорогое заклинание! Мой прежний хозяин…

Тохта тихо зарычал и раб тут же умолк.

— Тебе пора, — сказала Тайя, повернулась и пошла на край опушки, где стояла привязанная лошадь. Басиянда проводил девушку взглядом и, как ни боялся кобольда, все же не удержался:

— Госпожа хотела, попрощаться с тобой, — осуждающе проговорил он, глядя на хозяина. — Купила столь дорогое заклинание, потому что беспокоилась за тебя, приехала сюда поздно ночью, ждала, а ты, господин, даже не…

Тохта покосился на раба, но промолчал.

— Заткнись, Басиянда, — серьезно сказал Дарин, и тот, в кои-то веки подчинился.

Стоя на краю опушки, девушка наблюдала на тем, как серпик луны становится все меньше и меньше и, наконец, исчез совсем. Наступила полная темнота. Где-то далеко отсюда чародей Попуций творил заклинание и что происходило сейчас там, на тихом кладбище в Лутаке, Тайе было неизвестно, а здесь, на большой лесной поляне отчего-то было неспокойно.

В воздухе ощущалось безмолвное напряжение, затем что-то прошуршало по кустам, повеяло в лицо ветром, но не теплым и душистым ветром летней ночи, а ледяным, словно прилетевшим с северного моря. Ветер крепчал и становился все холоднее, откуда-то издалека донесся слабый звук колокола — наверное, в монастыре хватились беглецов.

Вдруг в кромешной тьме вспыхнули две алые точки. Тайя напрягла зрение: внезапно почудилось, что на поляне, рядом с Дариным, Тохтой и рабом, появился еще кто-то.

Она сделала осторожный шаг вперед, потом — еще один и замерла, напряженно вглядываясь в темноту.

На поляне стояла женщина.

Разглядеть ее в темноте было, виден были лишь силуэт, длинные светлые волосы, да глаза, светящиеся багровым. Девушка услышал испуганное шипение Тохты и сдавленное восклицание Басиянды.

Басиянда в испуге отскочил назад, а кобольд наоборот, стрелой бросился вперед и прижался к ногам Дарина.

— Маурбай?! — услышала Тайя изумленный голос Дарина.

Алые глаза вспыхнули ярче, трава вокруг женщины затрещала, словно ее пожирал невидимый огонь и слабый запах едкого дыма достиг опушки. Однако, голос Маурбай звучал совершенно спокойно.

— Еще встретимся, — негромко произнесла она.

Темный силуэт Маурбай вдруг рассыпался зеленоватыми холодными искрами и пропал.

А мгновение спустя исчез и Дарин.

… Раб Басиянда в панике метнулся по поляне туда-сюда, потом рухнул на колени и принялся ошупывать землю.

— Пропал! Мой хозяин пропал! — вскричал он. — И господин кобольд — тоже! Господин Тохта отправился в другой мир вместе с моим хозяином! А я?! А я-то — остался тут!

В отчаянии он вцепился себе в волосы и, раскачиваясь, громко запричитал:

— Это все из-за госпожи демона! Я испугался ее! А кто бы не испугался! Как же хозяин обойдется теперь без меня, верного раба! А я?! Мне-то что сейчас делать?! Кто будет заботиться обо мне, одевать, обувать, кормить?!

Басиянда умолк, в отчаянии озираясь по сторонам.

Внезапно взгляд его наткнулся на девушку — она все еще стояла на краю опушки, глядя на поляну. Раб почесал в затылке и задумался, рассматривая ее пришуренными глазами и что-то соображая. Потом взор Басиянды просветлел, он решительно поднялся с колен и обеими руками пригладил волосы.

— Госпожа, — как можно почтительней произнес он, приблизившись, и отвесив глубокий поклон.

— Разреши спросить тебя кое о чем, госпожа!

— Что тебе? — сердитым голосом ответила Тайя.

Басиянда сделал вид, что не видит, как она вытирает глаза рукавом, и продолжил:

— Уже совсем поздно, госпожа, не угодно ли будет тебе вернуться домой? А я могу сопровождать тебя, чтобы скрасить дорогу приятной беседой! Не гоже почтенной госпоже путешествовать в одиночку! — раб сокрушенно покачал головой. — Ты, конечно же, надеялась, что господин Тохта станет твоим провожатым, но он сейчас ой-ой как далеко!

Он сделал небольшую паузу и продолжил вкрадчивым голосом:

— Я же готов оказать такую любезность… кстати, позволь сказать: такой почтенной госпоже, как ты просто необходим раб! Конечно, в Лутаке рабства нет, это такое упущение, что и описать трудно! — Басиянда возмущенно всплеснул руками. — Но тебе несказанно повезло, госпожа: теперь у тебя появился свой собственный очень, очень хороший раб!

— Еще чего выдумал! — сердито ответила девушка. Она отвязала лошадь и направилась к тропинке. — Не нужен мне раб!

Басиянда заторопился следом.

— Нужен, госпожа, еще как нужен! Я — не простой раб, я… — и, видя, что Тайя не обращает на него внимания, пустил в ход самый сильный козырь. — Я ведь смогу рассказывать тебе о моем хозяине! Он высоко ценил меня, своего верного раба, поверял мне свои мысли…

Девушка остановилась. Басиянда понял, что он на верном пути и воспрял духом.

— Я о нем много чего знаю! Это, госпожа, тридцать второе правило раба: «Знать о своем хозяине все, даже то, что он сам о себе не ведает»! И я…

— А сколько всего этих правил?

— Тридцать шесть, госпожа! Мой хозяин тоже интересовался этим!

Он забежал вперед и отвесил несколько поклонов.

— Мой долг, госпожа, как можно подробнее поведать тебе о нем! Потому что если не я — то кто же?! Если бы ты знала, какие приключения выпали на его долю! А я все это время был рядом с ним, все видел своими собственными глазами! И, как только мы доберемся до Лутаки и подкрепимся… время ужина, конечно, давно прошло, но закусить не мешает… я, твой верный раб, немедля приступлю к рассказу!

Тайя подумала немного и вздохнула.

— Ладно уж…

Басиянда довольно улыбнулся.