"Темный день" - читать интересную книгу автора (Рут (Ирина Сербжинская) Алла)

Глава 2

Морской квартал был самым большим в Лутаке и немудрено, ведь большинство ремесел в этом городе так или иначе было связано с морем. На верфях день и ночь кипела работа, в мастерских — изготовлялись паруса, маги каждое утро маги накладывали на ткань надежнейшие заклинания, придающие парусам необыкновенную прочность, десятки кораблей покачивались на воде в тихой бухте, а в последнее время их было даже больше обычного — из-за Летней Ярмарки.

Потому-то и в Морском Управлении, огромном двухэтажном особняке, построенном, как и многие дома в Лутаке, из серого песчаника, царило настоящее столпотворение и дым стоял коромыслом.

Дарин откусил яблоко, предусмотрительно захваченное из дома, и задумался. Так уж получилось, за всю свою недолгую жизнь он ни разу не видел ни одного коромысла и даже плохо себе представлял, что это такое, но сегодня, глядя на суету, царившую в широких и гулких коридорах Управления, решил, что это выражение как нельзя кстати. Об этом он немедленно сообщил первому встречному — им оказался Пулис в облике человека.

— Какое коромысло? — озабоченно спросил лучший курьер Морской Гильдии, поправляя на груди начищенную бронзовую бляху: Пулис очень гордился наградой и страстно мечтал получить еще одну: серебряный жетон «Почетный курьер», который выдавали только после двадцати лет беспорочной службы.

— Штука такая, — неопределенно пояснил Дарин, снова с треском откусывая яблоко. — Воду на ней носили каким-то образом… гм… а вот как? Действительно, интересно. Надо было в свое время в краеведческий музей зайти, уточнить. Узнать, как ведра цепляются.

Но Пулис не слушал.

— Что творится, что творится, — страдальческим голосом бормотал он, но вдруг встрепенулся и подскочил на месте: по коридору неторопливо шествовал глава Морского Управления — господин Горам, гигант с белой копной волос и маленькими серыми глазками.

Среди своих соплеменников, снежных великанов, он считался недомерком и когда навещал родственников, живущих далеко на севере, те смотрели на него сверху вниз — в прямом смысле слова. Но здесь, в Лутаке, Горам был единственным великаном, поэтому, если кому-то взбрело бы в голову посмотреть на него сверху вниз, пришлось бы забираться на шкаф. Конечно, на это вряд ли кто-нибудь отважился бы, потому что невозмутимый господин Горам хоть и был воспитанным и доброжелательным, одним своим видом вызывал у людей что-то вроде оторопи. Оттого-то в Морском Управлении даже нервные капитаны и шумные купцы становились тихими и кроткими, как овечки: никому не хотелось спорить с человеком, достающим головой до хрустальных люстр.

По пятам за Горамом, как обычно, рысцой трусил секретарь Барклюня, робкий молодой человек, нагруженный стопкой папок с документами. Он ходил в помощниках главы Управления уже лет пять, но до сих пор боялся своего начальника, как огня, хотя господин Горам очень хвалил и ценил секретаря, как незаменимого работника: Барклюня имел прекрасную память, помнил все приказы и документы за последние несколько лет, что давало возможность главе Управления использовать секретаря в качестве записной книжки или ежедневника.

Пулис подскочил к главе Управления, выпрямился, и уставился на величественного гиганта круглыми мышиными глазами.

— Господин Горам! — отчаянным голосом заявил он. — Я к вам по поручению клана крыс, самого многочисленного из всех меньшинств! Этот произвол необходимо прекратить! Это позор, это… этому нет слов!

— Что еще? — пророкотал Горам. — Изложи в двух слова, Пулис. Тороплюсь я…

— На каком основании, — отчеканил лучший курьер, бесстрашно глядя на великана. — Из города выселены крысы? Целое племя, оставив свои норы, вынуждено скитаться…

— Выселены крысы? — господин Горам озадаченно сдвинул белые брови, припоминая.

— Приказ номер три тысячи восемьдесят три, — прошелестел Барклюня, до глубины души потрясенный тем, что кто-то осмеливается требовать чего-то от самого Горама. Такого себе не позволяли даже капитаны — старые и закаленные морские волки, повидавшие на своем веку немало. — За подписью господина главного лекаря.

— А, — протянул Горам и подвески в люстре жалобно звякнули. — Вспомнил. Так это же всего на три дня, Пулис, на время Ярмарки. Для порядку. Маги заклинанием выселили всех крыс и мышей за город. Ненадолго.

— А почему это коснулось только крыс? — не унимался расхрабрившийся курьер. — Почему не выселили голубей?! Вы видели, во что они превратили памятник королю? — спросил он многозначительно. — Видели?! Однако никому не придет в голову применить к ним заклинание! А почему? Потому что они летают, а другие — ползают? Обитают в мусорных кучах и норах? Неужели жить в норе — позорно?! Господин управляющий, это несправедливо! Разве крысы не являются такими же жителями Лутаки, как и все остальные?! Являются! Так вот, мы, крысы, расцениваем произошедшее, как необоснованный выпад в нашу сторону!

Барклюня от ужаса закрыл глаза и прислонился к стене.

— Это распоряжение главное лекаря, господина Халифана, — терпеливо втолковывал Горам. — Он утверждает, что крыс в городе развелось немеряно, и не хотел, чтоб на Ярмарке…

— Клевета! — горячо воскликнул курьер, подпрыгивая на месте. — Наговоры! Это завистники распускают слухи, чтобы…

Тут Пулис так разволновался, что непроизвольно превратился в крысу и заметался возле ног Горама, громко пища от возмущения.

Капитан одного из кораблей, накануне прибывших в Лутаку, взбежал по широкой лестнице Управления и удивленно уставился на зверька.

— А я слышал, что крыс выселили за город на три дня, — сказал он. — У меня в трюмах — зерно, так эти серые твари…

— Это не крыса, — нервничая, ответил Горам: при всей своей невозмутимости, он очень не любил публичных скандалов и недоразумений. — Это наш лучший курьер Пулис. Послушай, Пулис, — он слегка наклонился к разъяренному курьеру. — Совсем запамятовал: тут как раз поручение для тебя. Нужно быстро сбегать в канцелярию Гильдии Предсказателей погоды, найти там господина Джокана и поторопить со сводкой попутных ветров. Пусть составит ее не позже, чем к полудню.

— Сводка за номером двенадцать дробь семь, — вполголоса уточнил секретарь.

— Вот-вот, за номером двенадцать. Так как?

Горам испытующе посмотрел на Пулиса.

— Успеешь? Я, конечно, могу туда и другого кого отправить, но уж больно дело щекотливое. Это я только тебе доверить могу, как лучшему курьеру во всей Лутаке. Господин Джокан говорил неоднократно: «Никого, говорит, кроме Пулиса ко мне не присылайте. Он, говорит, самый выдающийся из всех живущих ныне курьеров. Стрела, говорит, молния, а не курьер»! Молодежи в пример тебя приводил. Так как, передашь?

Последние слова главы Управления были обращены к пустому месту: большая серая крыса шмыгнула по лестнице и помчалась быстрее ветра по направлению к улице Предсказателей погоды.

— Бесподобно, господин Горам, — восхищенно прошептал Барклюня, глядя на главу Управления с благоговением.

Великан громадной ручищей вытер пот со лба.

— К каждому человеку подход нужен, — назидательно проговорил он. — Барклюня, пойдемте дальше.

И Горам величественно прошествовал мимо. Однако секретарь, хороший знакомый Дарина, счел возможным задержаться еще на мгновение.

— Вообрази себе, — вполголоса сообщил он страдальческим голосом. — Сегодня — опять!

Дарин догрыз яблоко, воровато оглянулся по сторонам и швырнул огрызок в окно.

— Что на этот раз?

Секретарь проводил взглядом огрызок и печально вздохнул.

— Сегодня рано утром прибыл из Гильдии магов сам господин Схипхол.

— Важная шишка, — кивнул Дарин. — И что?

— Вообрази себе, сначала они с господином Горамом беседу вели, а потом господин Схипхол попросили папку за номером триста семьдесят пять достать. Там распоряжения и переписка относительно поставок серебра гоблинами. А папка на самой верхней полке хранится, рядом с коробкой за номером восемь дробь триста. Я поставил лестницу и только взобрался, как лестница возьми да и пошатнись, господин Схипхол изволили отпрыгнуть и врезаться в доспехи рыцаря, что стояли в углу. Получили весьма чувствительно по голове нагрудником а потом…

— Да ты-то тут при чем? Он же сам прыгал!

— … а потом на него свалился я вместе с папкой за номером триста семьдесят пять. И еще лестница, — Барклюня расстроено шмыгнул носом. — Господин Схипхол были очень недовольны и пригрозили мне заклинанием быстрого роста ушей.

— Ну, блин, — протянул Дарин, сочувственно глядя на приятеля. Секретарь Барклюня считал, что ему не очень-то везло в жизни — и не без основания. Дня не проходило, чтобы он не попадал в какую-нибудь передрягу и если бы Морское Управление учредило медаль «Выдающийся неудачник», вручили бы ее, без сомнения, Барклюне.

— Гм… ну, не все так плохо, — неуверенно сказал Дарин, глядя на секретаря и невольно представляя себе, как бы тот выглядел, если бы Схипхол все-таки применил заклинание. — Ведь маг-то получил, в конце концов, папку?

— За номером триста семьдесят пять, — пробормотал Барклюня.

— Значит, получил. Чего ты расстроился-то?

— А ты бы на моем месте… — секретарь хотел сказать еще что-то, но тут послышался раскатистый голос Горама:

— Барклюня!

Секретарь встрепенулся.

— Топай к складу номер восемь, там тебя давно ждут, — сообщил он и припустил по коридору что было духу. На повороте Барклюня оглянулся, махнул Дарину рукой, столкнулся с кем-то из посетителей, отпрыгнул, врезался в писцов, мирно бредущих по коридору, и скрылся за углом.

Дарин покачал головой и двинулся следом, обойдя стороной писцов, которые ползали по полу, собирая разлетевшиеся бумаги и поминая секретаря всякими нехорошими слова.

Возле широкой лестницы Дарин на мгновение задержался и почтительно поздоровался с худым лысым гоблином по имени Марголин.

— Приветствую, приветствую, — рассеянно отозвался тот, уткнувшись в пачку листов, сплошь исписанных мелким очерком. — Желаю процветания!

Как всегда, вид у Марголина был самый озабоченный. Старый гоблин вот уже двести лет заведовал огромным хозяйством всего Морского Управления и знал свое дело до мелочей. Казалось, разбуди его среди ночи, он и тогда без запинки ответит: сколько стульев и чернильниц имеется в канцелярии, сколько подсвечников находится в кабинете господина Горама и сколько метел можно обнаружить в каморке уборщиков, включая и ту, на которой старший уборщик Пиффа обычно летал навестить семью, живущую в предместьях Лутаки.

Сейчас, после двухсот лет безупречной службы, Марголин выходил в отставку, передавал дела новому управляющему и очень волновался, в надежные ли руки попадет такое большое и сложное хозяйство. Будущий завхоз, карлик по имени Куз, очень похожий на оживший гриб, тоже стоял возле лестницы, и, сдвинув брови, читал длинный свиток.

— Учет и учет! — скрипучим голосом вещал Куз. — Каждая мелочь: бумажка ли, свечной ли огарок — все должно быть учтено, записано, внесено в реестр под соответствующим номером. Это я вам серьезно говорю, — он вытащил из-за уха перо. — Итак, приступим. Пишу: западное крыло Управления. Что мы тут имеем? — он окинул взглядом широкую лестницу, по которой безостановочно сновали служащие и посетители. — В коридоре вижу отчетливо: латы рыцарей, две штуки, кресла для посетителей — пять кресел, цветы в горшках — семь горшков. Привидения имеются?

— Три штуки, — кивнул Марголин, поспешно проверяя что-то в собственном списке. — Одно, пожалуй, вычеркнуть можно, что-то давненько его не видно. Последний раз лет пятьдесят тому назад оно тут прогуливалось.

Новый управляющий заволновался.

— То есть, как это вычеркнуть? Как вычеркнуть, когда у меня во всех реестрах значится «три привидения»? — он уставился на Марголина. — А вдруг переучет? Инвентаризация? Проверка? Если господа проверяющие спросят: где еще один призрак? Что я скажу? Нет уж, — решительно заключил карлик. — Извольте недостающее привидение предоставить.

Марголин покосился на него с уважением. С таким дотошным преемником за сохранность имущества, пожалуй, можно было не волноваться.

— Недостающее привидение мы вам предоставим, — твердо пообещал гоблин. — Сегодня же пошлю нарочного в квартал Некромантов. В последний раз его там видели, в старом замке. Жаловался, что шумно у нас тут, народу много, ну, а у Некромантов, конечно, поспокойней…

— Так я могу надеяться на вас? Прекрасно… дальше. Летучие мыши… гм… — карлик задрал голову к потолку. — Мышей вижу отчетливо. Но сколько их?

— Много, — вздохнув, отвечал Марголин. — Пересчитать решительно невозможно. Потому, во всех реестрах вот уж лет сто пятьдесят так и пишем: «Летучие мыши в количестве неучтенном».

— Пишу — «в количестве»… — Куз вдруг заколебался и перо зависло над бумагой. — Гм… как хотите, а это непорядок. Что значит «в неучтенном»? Надо бы пересчитать. А если проверка, если…

Что ответил Марголин, Дарин не расслышал. Он сбежал по лестнице, пересек просторный, вымощенный камнем двор Морского Управления и направился к складам: они тянулись сразу за особняком, возле бухты. Дарин шел, разглядывал корабли, моряков, солидных капитанов, слушая плеск волны, крики чаек, и чувство у него было такое, словно он случайно попал на съемки исторического фильма.

Конечно, надо было торопиться — ведь не зря за ним отрядили самого быстрого курьера Управления — но отказать себе в удовольствии полюбоваться кораблями, было невозможно. Почти каждый из них украшала ярко раскрашенная носовая фигура, изготовленная в мастерских Лутаки и снабженная соответствующим заклинанием.

Дарин замедлил шаг, рассматривая носовые украшения и раздумывая, каково это — быть капитаном и беседовать с собственным кораблем, как вдруг услышал:

— Эй! Парень!

Он остановился.

Кричала русалка, украшающая собой «Любимицу морей». На всякий случай, Дарин оглянулся по сторонам: носовые фигуры, зачарованные магами, обычно общались только с капитанами или, на худой конец, с кем-то из команды. До остальных людей они снисходили редко, а к сухопутной публике относились свысока и вообще отказывались замечать.

Дарин решил уточнить:

— Это вы мне?

— Тебе, тебе! — такая непонятливость явно раздосадовала русалку. — Подойди поближе!

Он сделал несколько шагов и остановился, глядя на фигуру снизу вверх и с любопытством рассматривая покрытый чешуей хвост, человеческое туловище, роскошные, вырезанные из дерева кольца волос, покрытые позолоченной краской и яркие голубые глаза.

Русалка помялась немного, потом со скрипом повернулась к нему сначала в профиль, потом в фас:

— Как я выгляжу?

Тот поднял брови.

— Что? — недоверчиво переспросил он, от неожиданности переходя на «ты». — Что ты сказала? Как ты… что?!

Русалка беспокойно завертелась.

— Ты, часом, не глухой?! — недовольно осведомилась она. — Я спрашиваю: как я выгляжу? «Любимица морей» только пришла из Доршаты, путь неблизкий, к тому же мы три раза попадали в шторм. Вот я и хочу узнать. Краска нигде не облезла? Позолота по-прежнему яркая?

Дарин отошел на пару шагов и добросовестно оглядел фигуру.

— Выглядишь отлично, — заверил он, твердо зная, что любой женщине нужно говорить, что, что она хочет слышать, а свое мнение держать при себе и деревянная русалка, само собой, не исключение.

От его слов русалка расцвела.

— Правда? — кокетливо спросила она. — Хорошо… а перед плаванием я еще лучше выглядела! Такая была нарядная, свежепокрашенная…

— Да ты и сейчас, — как можно убедительней сказал Дарин. — Очень красивая и… и… сексапильная, — брякнул он.

Русалка насторожилась.

— Какая? — спросила она, скрипнув. — Что это за слово?

— Неважно, — принялся выкручиваться Дарин, догадавшись, что с сексапильностью деревянной фигуры он, пожалуй, дал маху. — Это значит «роскошная, цветущая», — пояснил он, несколько покривив душой. — На одном заморском языке.

Русалка подумала и милостиво кивнула.

— Тогда спасибо. Красивое слово. Знаю, ты в заморских языках — человек сведущий, я ведь тебя тут, на берегу, частенько вижу, — добавила она. — То с купцами толкуешь, то пассажирам что-то объясняешь… и вот, гляжу, ты идешь, дай, думаю, спрошу. Ты ведь толмач?

Дарин вздохнул.

— Можно и так сказать. Хотя… нет, верно. Я когда сюда попал из… издалека… э… словом, раньше я изучал иностранные языки в … неважно где. Осваивал будущую специальность, в общем.

— А какая у тебя будущая специальность? — поинтересовалась русалка.

— Художественный перевод, — вздохнул Дарин.

Русалка озадаченно сдвинула брови.

— Что это такое?

— Ну, я… э… перевожу, — принялся он втолковывать. — Перевожу, понимаешь?

Она пожала плечами.

— Чудно, как-то… а кого переводишь-то? И куда?

— Блин, — с чувством сказал Дарин. — Никого и никуда. Неважно. Долго это объяснять. В общем, когда я попал сюда, то оказалось, что парочка здешних языков очень даже похожа на те, что я изучал в … одном заведении. Подучил грамматику и… вот. Надо же мне чем-то заниматься, деньги зарабатывать, в конце концов! Кстати, мне надо идти к складу номер…

Русалка поскребла деревянным пальцем в деревянных же кудрях и вздохнула:

— Ясно. Все-таки, неважная краска, пооблупилась кое-где. Еще парочка таких штормов — и буду выглядеть совсем старухой.

Она выжидательно скосила глаза на Дарина.

— Вовсе нет! — поспешно сказал тот. — Ты… ты просто юная красотка! Соблазнительная и…

Тут он прикусил язык от греха подальше, чтоб не сболтнуть лишнего.

— Жаль, ты не видел, когда меня только-только покрасили, — довольным тоном сообщила фигура. — Ах, как я тогда выглядела!

— Представляю! Но, знаешь, мне на самом деле пора и…

— Да. Но, слушай, хочу тебя попросить кое о чем… только это строго между нами, понял?

Он кивнул, недоумевая, что могло потребоваться от него корабельной фигуре.

— Сходи-ка ты… кстати, тебя как зовут? — спохватилась русалка.

— Дарин.

— Странное имя. Ты что, из гномов?

Парень пожал плечами.

— Вроде, нет.

— Ну, ладно. Так вот, у меня есть маленькая просьба, но это очень, очень деликатно, — она порывисто вздохнула и со скрипом сложила руки на груди.

— Говори.

Русалка поколебалась немного, потом понизила голос.

— Есть один корабль… «Морской тритон» называется.

Дарин добросовестно посмотрел вдаль.

— Где?

— Он еще не пришел, но я точно знаю, что он направляется в Лутаку.

— И что?

Русалка потупила глаза.

— Мы знакомы, — стыдливо сообщила она.

— С кораблем?

— С Тритоном. Он тоже, как и я — носовое украшение корабля. Мы встретились на подходе в Ашуру и вместе стояли в бухте Лазури, нежно соприкасаясь бортами, и легкий ветерок пролетал над нашими палубами.

Неожиданное красноречие немного удивило Дарина.

— В самом деле? — он снова посмотрел в сторону склада номер восемь.

— Да. Сам понимаешь, когда стоишь на якоре недельку-другую, конечно, заведешь знакомство, побеседуешь, — видя, что русалка настроилась на подробный рассказ, Дарин нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Он был такой неприступный, такой неразговорчивый, загадочный…

Она мечтательно вздохнула, бросив взгляд вдаль, выглядывая, не идет ли «Морской Тритон». — Там, в бухте к нему все время «Золотая нимфа» с разговорами приставала. Как только команда заснет, так она и начинает. Болтлива до ужаса! А сама — ничего особенного… ну, правда, только что после ремонта, так что, конечно, выглядела свежо. Пришлось с ней разобраться, — многозначительно сообщила русалка. — Ну, она сразу примолкла… а наутро паруса подняла да и ушла куда-то в Наргалию. А он… словом, я жду. Нужно поговорить, объясниться, в конце концов.

— А от меня-то тебе чего надо?

— Можешь узнать, когда он прибудет? Я бы у своего капитана спросила, но… — она замялась. — Это же секрет. А капитан, я точно знаю, скажет первому помощнику, тот проболтается — боцману, и вот уже к вечеру даже юнги все знают.

Дарин подумал.

— Могу спросить у секретаря Барклюни, если хочешь, у него все капитанские сводки имеются.

Русалка встрепенулась.

— Сводки? Прекрасно! Так иди же, что стоишь! — набросилась она на него. — Иди, узнавай, а потом… ты здесь завтра будешь?

— Буду. А ты?

— Мне еще неделю тут стоять. Завтра утром приди и расскажи. Понял?

— Понял, понял. Схожу попозже. А сейчас — пора мне!

И Дарин припустил что было духу к складу номер восемь, возле которого стояла группа людей. Еще издалека он увидел купца Бутасу, которого частенько встречал в Морском Управлении. Бутаса тоже заметил Дарина и отчаянно замахал ему руками. Тот припустил бегом — негоже заставлять почтенного купца топтаться на берегу в ожидании толмача.

Кроме того, возле склада маячила длинная нескладная фигура племянника Бутасы, Мекеля — он, вот уже второй год, прилежно изучал торговое дело под руководством процветающего дядюшки. Рядом стоял незнакомый невысокий крепкий человек с загорелым лицом и седеющими кудрями и еще три коренастые смуглые личности, в которых Дарин тут же признал отхов — обитателей Сангерии, далекой заброшенной окраины королевства. Эта была местность, населенная самыми фантастическими существами, столь негостеприимными и недружелюбными, что путешественники туда и нос боялись показать. Даже его величество Бутфарп четырнадцатый, сколько бы ни намекал ему советник по финансам, что проживающие в Сангерии тролли, огры, мороки, болотные ведьмы и отхи — племя кочевников-овцеводов — являются подданными короля, а потому с них должны исправно взыматься налоги, как со всех остальных граждан, предпочитал делать вид, что никакой Сангерии не существует вообще. Когда же финансовый советник становился совсем уж невыносим, его величество кротко предлагал ему отправиться туда лично и добиться того, чтобы тамошнее население ликвидировало, наконец, задолженности по налогам в королевскую казну. После этого разговор о Сангерии сам собой затухал.

Бутаса был первым купцом, который отважился побывать на окраине королевства. Нельзя сказать, чтоб он был отчаянным смельчаком: Бутасе не давали покоя слухи о якобы волшебных овцах, которых разводили кочевники-отхи. Одежда, изготовленная из такой шерсти не промокала под дождем и согревала в любой мороз. Купец потерял покой и сон, подсчитывая, какую баснословную прибыль он мог бы получить, если купил бы шерсть у отхов и перепродал снежным великанам.

Великаны-то, живущие на севере-то, среди снега и льда заплатят за нее кучу золота! Наконец, после долгих колебаний, Бутаса решил рискнуть: отыскал в Лутаке старого гоблина, знающего язык отхи, снарядил небольшой караван и пустился в путь.

Рискованное путешествие удалась блестяще: Бутаса ухитрился наладить связи с племенами овцеводов, занялся торговлей волшебной шерстью и богател не по дням, а по часам. Конкуренции он почти не опасался: по Лутаке ползли упорные слухи о том, что отхи, недовольные тем, как гоблин-толмач переводил их речи, съели его на одном из праздников. Было ли это правдой или досужей выдумкой, никто не знал, только охотников ехать к отхи по-прежнему не находилось, гоблина-толмача и, правда, больше никто не видел, а на все вопросы о нем Бутаса скучнел и переводил разговор на другое.

Дела его шли все лучше и лучше: с прошлого года отхи сами стали привозить товар в Лутку и предприимчивый Бутаса расширил предприятие — взял в дело надежного партнера, купца по имени Меркатель, да выписал из маленького приморского городка племянника — обучать ремеслу.

Были, конечно, у предприимчивого купца и кое-какие проблемы: не сразу удалось найти толмача, сведущего в языке — желающих толковать с дикарями, которые съедали всех, кто им не угодил, было трудновато — поэтому появление в Лутаке Дарина явилось для него настоящим подарком.

— Ну, где ты ходишь? — страдальческим тоном начал Бутаса. — Я опаздываю, дел столько, что хоть на части разорвись, а ты с русалкой лясы точишь!

— Да я…

— Давай, парень, принимайся за дело, выясни, что им надо? Я так понимаю, они чем-то недовольны? Только, упаси небо, чтоб они не обиделись! Эти дикари-кочевники — мой золотой запас, гарантия моего процветания! Вот этот, с кольцом в носу — сын ихнего царька, с ним и говори.

Стоявший рядом человек засмеялся.

— Ты Дарин? — поинтересовался он.

— Точно, я. И пока еще не съеден отхи, как видите. А вы — капитан Солока?

— Не съеден? Не радуйся очень-то, — многозначительно проворчал Бутаса. — Толмач-гоблин тоже… гм, ладно, не будем об этом.

— Точно, я — Солока. Будь другом, потолкуй с этими крикунами. Мы приняли груз: тюки с шерстью волшебных овец. Все честь по чести, с документами, со страховкой, как полагается. И вдруг заявляются эти трое, поднимают крик и пытаются что-то втолковать!

— Что-то хотят, а что — не пойму! — в отчаянии подхватил Бутаса. — Я, когда был в Сангерии, пытался хоть пару слов по-ихнему выучить, да куда там! Чуть язык не сломал.

— Пару слов-то я знаю, но не больше. А ты там был? — заинтересовался Солока. — Тяга к приключениям?

— Тяга к кругленькому счету в банке, — отрезал купец. — И к обеспеченной старости. И к желанию встретить черный день, если, конечно, таковой настанет, богатым человеком. И, — вздохнул он. — Не буду скрывать, тяга к молоденьким красоткам, которые бывают ласковы, только когда поймут, что у тебя увесистый кошелек…

— Дядя, — пролепетал Мекель. — Ты ведь женат!

— Одно другому не мешает, — назидательно проговорил дядюшка.

— Ладно, сейчас, — сказал Дарин, поглядывая на отхи.

— Толкуйте, толкуйте, а мне пора! — перебил его Бутаса. — В Морском Управлении требуют опись товара, так что я исчезаю!

Он торопливо поклонился кочевникам.

— Желаю процветания! Дарин, переведи, что я им желаю процветания! Мекель, ты за старшего.

И Бутаса припустил к особняку Морского Управления со всей прытью, которую может позволить себе почтенный купец, твердо рассчитывающий лет через пять-шесть стать одним из самых богатых людей Лутаки.

Мекель проводил дядюшку тоскливым взглядом: он боялся отхи, как огня, хоть изо всех сил пытался скрыть это.

— Что им надо? — обреченно спросил он, избегая смотреть на кочевников.

— Щас узнаем, — пообещал Дарин. Он посмотрел на коренастого черноволосого кочевника, нос которого украшало золотое колечко. — Вот этого кольценосца сейчас спросим…

Он произнес традиционное приветствие племени отхи и приступил к делу.

— Скажи этому юнцу, — свирепо вращая глазами, начал «кольценосец». — Что я скормлю его голодным троллям, потому что он недостоин того, чтоб его съели такие великие воины, как мы!

Дарин понимающе кивнул.

— Что? Что он говорит?!

— Здоровается. Говорит, что он великий воин и очень рад тебя видеть.

Мекель поежился.

— Они ж, вроде, пастухи?

— Может, и пастухи, — согласился Дарин. — Но считают себя воинами. Спорить не советую, — добавил он, заметив, что Мекель открыл рот.

— И зачем дядюшка выписал меня в Лутаку? — убитым тоном проговорил он вполголоса. — Я бы лучше дома…

— Погоди ты, не мешай. Чем же этот несчастный заслужил немилость? — самым серьезным тоном осведомился Дарин у «кольценосца». — Может ли он вымолить прощение?

Тот на мгновение задумался.

— Пусть в следующем году он покупает у нас не только шерсть. Наши земли богаты многим! Шкуры, серебро… нам нужно много денег!

— Что?! Что?! Что ему надо?

— Торговлю он хочет расширить, — пояснил Дарин. — Шкуры, серебро и прочие колониальные товары. Будете покупать?

Мекель вытер со лба холодный пот.

— Я без дядюшки не уполномочен… хорошо, будем…

а серебро в слитках или как?

— Скажи ему, что я уничтожу его, а его жену возьму к себе в рабыни, если он в следующий раз он не даст мне хорошую цену за наш товар! — прорычал «кольценосец».

— И зачем я сюда приехал… лучше бы дома… что он рычит?

— Передает пожелания здоровья и благополучия твоей семье, — не моргнув глазом, перевел Дарин. — Особенно, жене.

— Нет у меня жены… — Мекель опасливо посмотрел на свирепую физиономию отхи. — Э… э… спасибо за пожелания. Дядюшка просил уточнить, привезут ли они, согласно договоренности, горный хрусталь? Он сейчас в хорошей цене.

Дарин повернулся к отхи: три пары пылающих глаз уставились на него.

— Этот почтенный человек, — Дарин плавно повел рукой в сторону Мекеля. — Умоляет вас проявить к нему милосердие и рассчитывает на ваше великодушие. Он понимает, видит перед собой великих воинов и осознает все свое ничтожество.

Отхи приосанились.

— И припадая к вашим ногам, — вдохновенно продолжил он, стараясь не смотреть на развеселившегося вдруг капитана Солоку. — Он смиренно вопрошает: какой прекрасный товар привезут в следующий раз благородные потомки богов? Может, горный хрусталь?

«Кольценосец» взглянул на Мекеля сверху вниз.

— Скажи ему — нам приятно видеть в этом дикаре уважение к настоящим воинам. Скажи, что за это мы, может быть, оставим ему жизнь.

— Что? Что он говорит? — забеспокоился Мекель.

— Говорит, что редко встретишь столь приятного человека, как ты, — добросовестно перевел Дарин. — Радуйся, Мекель, похоже, ты ему понравился.

Тот вдруг насторожился.

— В каком смысле? — осторожно спросил он и на всякий случай сделал незаметный шажок назад.

На капитана Солоку вдруг напал странный кашель, очень похожий на смех.

— В деловом. Говорит, у тебя хватка настоящего купца!

Мекель зарделся.

— А дядюшка говорит, что толку от меня — на медный лемпир… а вот, оказывается, как? Слышали, что он сказал? — обратился он к капитану Солоке. Тот отчаянно закивал, не в силах вымолвить ни слова.

— А еще дядюшка говорил, что эти отхи — дикари. Якшаются с троллями и все такое. А они, оказывается, очень приятные и разумные люди!

Он победно посмотрел на Дарина.

— Конечно! — поспешно ответил тот.

— Само собой, — подтвердил и капитан Солока.

Мекель приподнялся на цыпочки и отважно похлопал «кольценосца» по плечу.

Тот окаменел.

Дарин и капитан Солока в ужасе переглянулись.

— У народа, к которому принадлежит этот человек, этот жест означает следующее, — заторопился Дарин. — Так приветствуют только великих людей, в знак величайшего уважения. Этим как бы говорится, что понимает, что он ничто, пыль под сапогами великого воина!

С «великими» в этой речи был, пожалуй, перебор, но «кольценосец», который целую минуту сверлил взглядом оцепеневшего Мекеля, вдруг неожиданно расхохотался.

— Этот рыжий дикарь мне нравится, — сказал он. — Его можно держать дома вместо шута. Я приеду сюда на зимнюю Ярмарку, чтобы посмеяться над ним.

— Что он говорит? — пролепетал Мекель.

— Благодарит тебя от всей души и надеется на дальнейшее плодотворное сотрудничество! — без запинки отбарабанил Дарин.

Когда отхи, наконец-то, удалились, Мекель перевел дух.

— Значит, скажу дядюшке, что в следующий раз они не только шерсть привезут… хорошо. Интересные они все-таки! И в людях хорошо разбираются. Вот этот, с кольцом в носу — только глянул на меня, а сразу определил, что к чему. А что?! Хватка у меня и правда есть, способностей тоже не занимать! Умен, усерден… еще наживу капитал! Дядюшка тоже с малого начинал.

Он отчитал несколько серебряных монет и протянул Дарину.

— Вот, держи. Ну, мне пора! Расскажу дядюшке, как все прошло!

И Мекель бодрым шагом устремился прочь.

Дарин и капитан Солока неторопливо направились к Морскому Управлению. Погода менялась: не иначе, кто-то из Гильдии магов позаботился о том, чтоб во время Летней Ярмарки, упаси небо, не пошел дождь или не приключился бы иной природный катаклизм. Засияло солнце, подул с моря свежий бриз, пахнущий солью и водорослями, сдернул туманную пелену, укрывавшую Лутаку, и, словно ожившая иллюстрация к волшебной сказке, из тумана выступил город: остроконечные башни, дома, узкие крутые улицы, террасы и площади.

Капитан Солока прервал обстоятельный рассказ о плавании к Огненным берегам, где вся его команда чудом избежала гибели в пасти гигантского морского змея, и несколько минут созерцал открывшийся ему пейзаж в полном молчании.

— Самый лучший город на земле, — убежденно сказал он. — Самый лучший. Поверь мне, а уж я где только не был и чего только не видел!

Дарин согласно кивнул.

Когда они подошли к кованым воротам Морского Управления, капитан Солока как раз приступил к самому драматичному эпизоду повествования:

— И вот, когда эта проклятая тварь разинула пасть, я крикнул…

Что он крикнул, Дарин так и не узнал. Выражения лица капитана Солоки внезапно сделалось таким, словно он узрел морского змея, о котором рассказывал, прямо перед собой. Дарин проследил его взгляд — и тоже открыл рот.

Возле ворот появилось прекрасное видение: стройная высокая девушка с пепельными кудрями и зелеными глазами. Вид красавица имела самый решительный. За ней по пятам следовала дама средних лет с навеки застывшим на лице выражением безграничного терпения.

— А я вам говорю, что он скрывается где-то здесь! — тоном, не терпящим возражений, говорила девушка, изящно кутаясь в шелковую накидку, как нельзя лучше оттенявшую цвет ее глаз. — Мне сказали совершенно точно, что он собирается покинуть Лутаку. Но прежде чем он это сделает, я ему все, все скажу!

— Осталось его отыскать, — сдержанным тоном сказала дама. — А сделать это, уверяю вас, будет нелегко. Взгляните, сколько тут народу!

Капитан Солока и Дарин переглянулись.

— Вы кого-то разыскиваете, дамы? — поспешно осведомился капитан. — В Морском Управлении или на кораблях? Могу ли я помочь чем-то?

Девушка на мгновение задумалась.

— Да, — решительно ответила она. — Мы… я действительно хочу отыскать здесь одного… одного негодяя.

— Негодяя? — озадаченно переспросил Солока.

— Именно! Одного молодого человека, который с какой-то стати решил покинуть Лутаку. Но пока он не выслушает все, что я о нем думаю, пусть и не мечтает уехать отсюда!

Она окинула взглядом бухту.

— Эти корабли — когда они отправятся в путь?

— Не раньше, чем закончится Ярмарка, сударыня, — отвечал капитан Солока.

— Вы можете звать меня Ичли. Так значит, они отплывут через три дня?

— Совершенно верно, госпожа Ичли.

— Прекрасно. Так вот, — зеленые глаза девушки сверкнули. — Я лично намерена обойти каждый корабль, встретиться с каждым капитаном и выяснить у него, не появлялся ли у него среди пассажиров высокий белокурый молодой человек…

— Можно узнать, сударыня, — как можно почтительней произнес капитан. — Имя этого молодого человека? Поверьте, по спискам пассажиров мы сможем найти его гораздо быстрее.

— А кто такой этот молодой человек? — встрял Дарин, исподтишка подробно разглядывая красавицу.

— О! — воскликнула Ичли, и на ее щеках появился легкий румянец. — Никто, совершенно никто! А зовут его…

— Этот несчастный молодой человек — жених госпожи Ичли, — сухо вставила дама, поправляя кружевной воротничок скромного серого платья.

Девушка сердито топнула ногой.

— Почему вы все время лезете не в свое дело, Манума!

— Может быть, потому, что я ваша наперсница, госпожа Ичли? Ваш отец платит мне за то…

— Но не нянька же! Я в состоянии сама решать, что мне нужно делать!

Манума страдальчески вздохнула и умолкла.

Девушка повернулась к капитану.

— Да, он действительно мой жених, — небрежным тоном сообщила она. — Но — бывший. Бывший! А теперь я его и видеть не желаю!

Капитан Солока озадаченно сдвинул брови.

— В таком случае, госпожа Ичли, зачем ж его искать?

Дама с сером закатила глаза.

Румянец на щеках девушки стал еще ярче.

— Чтобы сказать ему, что он… что он — негодяй и что я больше никогда, никогда не хочу его видеть! — отчеканила она. — И пусть не мечтает, что я когда-нибудь прощу его и…

— А что он такого сделал? — с интересом спросил Дарин.

Манума, слушавшая разговор с поджатыми губами, вмешалась.

— Госпожа Ичли, — твердым голосом сказала она. — Позвольте вам напомнить: вы сами его прогнали. Прогнали, поссорившись с этим несчастным молодым человеком из-за пустяка, заявили, что видеть его больше не желаете, велели ему немедленно покинуть Лутаку и никогда, никогда больше не попадался вам на глаза. Так?

Девушка потеребила кисти накидки и подумала.

— Ну… да, — нехотя призналась она. — Я так сказала. Но он не должен был так поступать, как… как… вот так взять и уехать! Право, за это я ненавижу его еще сильней.

— Что ж, — обреченно вздохнул капитан Солока. — Попробую вам помочь. Вообще-то мой корабль тоже берет несколько пассажиров их Лутаки… как он выглядит, этот отвратительный негодяй?

— О! Он и выглядит, как негодяй, то есть, отвратительно! — горячо воскликнула девушка. — Высокого роста, глаза — синие, ресницы — черные, а волосы… волосы у него светлые, с таким, знаете, золотым оттенком, а когда на них падает солнечный луч, они так и загораются на солнце, — она мечтательно вздохнула. — У него белые ровные зубы, а когда он улыбается, то…

— Понятно, — кивнул Солока, обменявшись взглядом с Манумой. — Что ж, портрет негодяя мне ясен. Теперь я вижу, что вы действительно преисполнены к нему самой жгучей ненависти.

— Да! Да! — с жаром воскликнула Ичли. — И я должна сказать ему, как я его ненавижу, пока он не покинул Лутаку навсегда! Потому что если он ее покинет…

Она поднесла к глазам крошечный кружевной платочек, но тут же спохватилась и взяла себя в руки:

— Значит, решено, — она посмотрела на капитана Солоку. — Вы обязаны мне помочь, поэтому приступим к делу немедленно!

Когда Дарин вернулся, наконец, на улицу, где находился дом с синими ставнями, день начинал клониться к вечеру. Едва он подошел к крыльцу, как из кустов возле высунулась морда Тохты: кобольд вращал глазами и махал лапами так, будто изображал пьяного тролля.

— Ты чего? — с недоумением спросил Дарин, глядя на менялу. — Заболел, что ли?

Тот ткнул лапой в сторону окна.

— А! Посетитель? — догадался Дарин, остановившись. — Понятно. Ладно, я тут посижу, пока Фендуляр не управится. А кто там?

— Купец, — сквозь зубы пробормотал кобольд и нырнул в кусты. Он был занят важным делом: выкапывал косточку из клумбы с лютиками, чтоб перепрятать понадежней, возможно, в гостиной за диваном или в комнате Дарина, но так, чтобы сам Дарин об этом до поры до времени ничего не знал. — Клиент, битком набитый деньгами, а Фендуляр, этот безмозглый тролль, совсем забыл все, что я ему рассказывал про этого самого купца!

Он сунул выкопанную кость в кусты, решив пронести в дом при первой же возможности.

Дарин осторожно приблизился и заглянул в окно. На стуле, спиной к нему, сидел человек, а напротив, развалившись в кресле, находился Фендуляр.

— Прошлое, прошлое, гм… — бормотал он, явно припоминая сведения, полученные накануне от Тохты. Вспомнить ничего не удавалось, и призрак бросил отчаянный взгляд в окно.

— Родились вы в Наргалии…

Тохта, подкравшись, тоже осторожно заглянул в комнату.

— В какой Наргалии?! В Доршате! В Доршате, идиот! — беспокойно зашипел он. — Ну, что ты мелешь!

Купец насторожился и пристально уставился на Фендуляра.

— А мне сказывали, будто ты, призрак, видишь прошлое людей, будто на ладони?

— Верней, в Доршате, — поправился Фендуляр. — Конечно, вижу. Каждого человечишку насквозь вижу, как стеклянного. Ну, ошибся, с кем не бывает. Я же общаюсь с духами, вот прямо сейчас с ними и разговариваю, а там, в потустороннем мире, такая, понимаешь, суета, такой шум! Духов — полчища, и все говорят, говорят! Не сразу и расслышишь.

Купец, успокоившись, кивнул.

— Он — единственный сын в семье и унаследовал дело отца, стал торговать пряностями и благовониями, — снова зашипел кобольд, возникая в окне, за спиной купца. — Гоблин, страдающий скудоумием, ты сейчас все дело испортишь!

— А в вашем роду кто-то страдал скудоумием? — осведомился Фендуляр, устремив на купца сочувственный взгляд и тщетно стараясь расслышать, сдавленное бормотание Тохты. — И кто же?

Кобольд схватился за голову и рухнул в кусты.

Фендуляр бросил в окно отчаянный взгляд, увидел Дарина, который показывал ему кулак и понял, что брякнул что-то не то.

— Ваше прошлое покрыто туманом, — загудел призрак, вперив взгляд в забеспокоившегося купца. — Но не так это и важно. Что такое прошлое, в конце-то концов! Его больше нет и думать о нем не стоит! Вот взять, к примеру, меня, — переведя разговор на любимую тему, Фендуляр оживился. — Ну, я тебе уже рассказывал только что. Тебе, конечно, знакомо имя барона Патона Пика? Нет?! Гм… а ведь я — его восьмой сын. Единственный. Куда делись еще семь? Потом скажу, не о том сейчас речь. Я хотел о моих соседях поведать. Я тебе говорил, что они меня убили?! Так-таки взяли и убили! Вот и кинжалишко, видишь? Воткнули в грудь, жалкие людишки! Но это еще не все. Я, как человек благородный, знакомый с приличиями, решил отомстить, — Фендуляр многозначительно взглянул на посетителя. — По первости очень этим увлекался, местью, то есть! Являлся по ночам, гремел цепями, стонал, завывал, вздыхал — словом, делал все, что полагается делать духу. В конце концов, у нас, призраков, средства мести все-таки сильно ограничены. Но я старался, мстил, как только мог! И что?

— Что? — спросил заинтересовавшийся купец.

— Мои соседи — проклятые людишки, никакого понятия о приличиях! — с досадой проговорил призрак. — Я завываю, скрежещу зубами, стараюсь изо всех сил, а они?!

Он побарабанил пальцами по столу.

— А им — хоть бы хны! «А, говорят, опять Фендуляр явился». Перевернутся, подлецы, на другой бок и снова засыпают. И только-то!

Он расстроено умолк.

— Плакали наши денежки, — мрачно проговорил Тохта, выбираясь из зарослей и снова подкрадываясь к окну. — Нипочем купец не заплатит!

— Не заплатит, — согласился Дарин. Он прокрался вдоль дома и осторожно заглянул в другое окно: по лавке бродил посетитель — тщедушный маленький человечек — и с интересом рассматривал выставленный товар.

— Выбор у нас богатый, — разглагольствовал Дадалион. — Огромный, прямо скажем. Сами видите, чего только нет! Волшебные дудочки, зачарованные свитки, магические кольца, хрустальные шары, в которых можно разглядеть будущее. И все за полцены!

— Что ж там разглядишь за полцены? — скептически поинтересовался покупатель, останавливаясь перед полкой с хрустальными шарами.

— Ровно половину будущего, — хладнокровно отвечал Дадалион. — А вот обратите внимание, книги чародеев. Полное собрание сочинений! Исключительно похожи на настоящие, просто точь-в-точь, никто не отличит. Взгляните, какие переплеты, какая бумага! Солидные, увесистые тома — украшение любого кабинета или гостиной, особенно, если подобрать их так, чтоб корешки гармонировали по цвету с обоями или портьерами.

— А там написано волшебными буквами? — с жадным любопытством спросил покупатель.

— Можно и так сказать, — немного уклончиво отвечал Дадалион. — У нас надежные поставщики из Магического квартала. Мы ведем торговлю исключительно честно и добросовестно.

Покупатель заколебался.

— А вот, — торжественным тоном продолжал Дадалион, подводя его к стене. — Чародейское зеркало! Редкая вещь, — доверительно сообщил он. — Роскошь и пышность, утонченность и вкус. И заметьте, выглядит по-настоящему волшебно. Изготовлено гномами. Представьте, как оно украсит ваш дом, как будет счастлива ваша супруга, как станут завидовать соседи!

— Неужели продаст? — Дарин затаил дыхание. — Блин, а я-то сегодня вечером хотел…

— Что хотел? — кобольд тоже оказался рядом.

— Неважно. Тебе неинтересно будет.

— Это зеркало отражает все, что видело когда-то. Обратите внимание, сейчас оно покажет цветущий луг и речку… речку, я сказал! Речку! Э… м-да. Не обращайте внимания и не берите близко к сердцу, это оно так шутит! Просто шутит. Уверяю, к вам лично это не относилось…

— Не купит, — с облегчением выдохнул Дарин. — Это хорошо. Интересно, что оно показало на этот раз?

— Какую-нибудь гадость, — проворчал Тохта. Он уселся на землю и принялся нервно обкусывать когти на передних лапах. — Ну, Фендуляр, дождешься ты у меня…

Наконец, посетитель, купив дюжину волшебных серебряных ложек, покинул лавку. Сразу же после покупателя, убрался восвояси и купец, желающий получить предсказания, и в дом ворвался разъяренный Тохта. Фендуляр, предвидя большие неприятности, предусмотрительно взмыл к потолку.

— Ну, что, что? — загудел призрак, делая вид, что ничего особенного не произошло. — Ну, ошибся немного, с кем не бывает!

— Немного? Немного? — разъяренно тявкал кобольд, подпрыгивая и размахивая кочергой, стараясь достать Фендуляра, надежно укрывшегося между потолочных балок.

— Да ладно тебе, брось! Ну, Тохта, уймешься ты или нет? Слушай лучше меня, мне вот какая мыслишка в голову пришла: что если…

Дверь стукнула, на пороге появился Дадалион.

— Я почти продал зеркало, — расстроенно проговорил он. — Почти! Торговец уже готов был развязать кошель, но тут оно, вместо цветущего луга и речки, ни с того, ни с сего вдруг начало показывать брачные игрища драконид! Отвратительное зрелище, сплошные двусмысленности… понятное дело, покупатель тут же передумал. Передумал буквально в последний момент! А я уже представил, как его денежки становятся моими.

Он вздохнул и окинул комнату взглядом.

— Что это тут у вас происходит?

— А на что похоже? — осведомился Дарин. Он уселся за стол и развернул пергамент с наброском герба. — Война призрака и кобольда. Тохта против Фендуляра, ставки принимаются.

— А, вот как. Наверное, Фендуляр опять напортачил?

— Из-за этого тупоголового привидения нам денег не видать, как вампиру — своего отражения! — кобольд отшвырнул бесполезную кочергу и огляделся по сторонам, в поисках другого оружия.

— А я, представь, — начал Дадалион, усаживаясь в кресло у стола. — Пока тебя не было, заглянул на улицу Мастеров, отнес главе цеха перчаточников пергамент с родословием. Почтенные предки, один другого знатнее и печати совсем, как настоящие. Он на днях едет навестить тещу. Она все пилила дочь, что та вышла замуж не за благородного господина, а за обычного перчаточника, ну, надеюсь, теперь посмотрит на родословие и поймет, что благороднее ее зятя разве что сам король. Хорошее родословие.

— Я старался, — скромно ответил Дарин. — Заплатил перчаточник?

— Заплатил, — с тяжелым вздохом ответил Дадалион. — Но торговался не хуже гнома. За каждый медный лемпир приходилось сражаться буквально не на жизнь, а на смерть. Я и сражался, но в тоже время успокаивал себя тем, что мысленно составлял для него прекрасное завещание.

Дарин понимающе кивнул. Было у Дадалиона такое невинное хобби — он очень любил на досуге написать парочку-другую завещаний: для скупых покупателей, прижимистых клиентов, недобросовестных поставщиков и просто хороших знакомых.

— Скажу прямо, именно это завещание удалось на славу, это просто моя удача!

Дадалион задумался на мгновение, глядя, как кобольд, взобравшись на спинку кресла, пытается стукнуть Фендуляра полированной черной тростью, забытой в лавке кем-то из посетителей и тряхнул головой.

— Я должен, — решительно проговорил он, чувствуя прилив вдохновения. — Да, должен написать его! Дарин, подай мне бумагу.

Тот потянулся за листом.

— Не эту, — решительным жестом остановил его Дадалион. — Давай самую дешевую. Пока я торговался с этим скупердяем, у меня было видение, — объяснил он. — Такое, знаешь ли, приятное успокаивающее видение: как перчаточник разорился и скончался в страшной бедности, окруженный безжалостными кредиторами. Стало быть, и бумага для завещания должна быть соответствующей.

Он положил перед собой листок плохо выделанной толстой бумаги, макнул перо в чернильницу и возвел глаза к потолку.

— Начать нужно традиционно: «Я, глава цеха перчаточников Дактикас Мук, находясь в здравом уме и трезвой памяти»… тьфу, ты, наоборот… кстати, я не рассказывал вам? — он посмотрел сперва на Дарина, затем взглянул на потолок, где, между балок висел Фендуляр. — Сам только сегодня узнал. Грипплен, торговец недвижимостью в Морском квартале, помните такого? Страшный богач! Скончался пару недель назад.

— И что? — недовольно прогудел Фендуляр. — Тохта, ты уймешься или нет?

— А то, что когда вскрыли завещание, то выяснили, что все свои денежки до последнего лемпира, он завещал — кому бы вы думали?!

— Ну… — нерешительно протянул Дарин. — Жене, наверное?

— Как бы не так! — воскликнул Дадалион. — Своему ослу!

Тохта замер с поднятой палкой. Потом он спрыгнул со спинки кресла и подошел к столу.

— Своему ослу?

— Вот именно. Они с женушкой не ладили, скажем прямо, терпеть друг друга не могли, вот он и решил ей досадить.

— А дальше? — поинтересовался Фендуляр. Он спланировал вниз и устроился в кресле, предусмотрительно выбрав то, что стояло подальше от кобольда.

— Что сказать? — покачал головой Дадалион. — Против последней воли усопшего не пойдешь! Вдова уже и на кладбище бегала, хотела с усопшим поругаться, да он заранее предупредил некромантов, что видеть ее не хочет и нипочем из склепа не выйдет.

— У нас в Лутаке живет баснословно богатый осел, — задумчиво проговорил кобольд. — Осел — богат, а вот мы — пока не очень. Гм… гм… что бы предпринять?

Дадалион нацелился пером на бумагу.

— Уже предприняли. Вдовушка, не будь дурой, сегодня утром сочеталась с этим ослом законным браком.

Дарин вытаращил глаза.

— Что?! С ослом?!

— А что? Все по закону, не придерешься. Теперь, помяните мое слово, через недельку-другую четвероногий супруг скончается от какой-нибудь неведомой хвори и вдовушка получит все денежки в свое полное распоряжение! Осел-то вряд ли оставит завещание!

Фендуляр захохотал.

Дадалион поставил в завещании последнюю точку и откинулся на спинку стула.

— Да, — растроганно молвил он, пробегая глазами написанное. — Верите ли, даже слезы наворачиваются! За этими скупыми строками, за сдержанными выражениями стоит тяжелая, полная лишений и нищеты жизнь Дактикаса Мука. Потерять все свое состояние, потерпеть такой крах! Жена от него ушла, дети бросили, друзья отвернулись, — он довольно вздохнул. — Особенно мне удался последний абзац, где Дактикас просит похоронить его на самом бедном участке кладбища, похоронить в кредит, ибо даже на самое скромное захоронение у него нет ни медного лемпира!

Дадалион промокнул глаза платком.

— Право, даже сам расстроился.

— Чего расстраиваться-то? — буркнул Тохта, все еще сердито косясь на Фендуляра. — Этот перчаточник — жив-здоров, по-прежнему богат и…

— Сила воображения, — пояснил Дадалион, снисходительно поглядывая на взъерошенного кобольда. — Сила воображения, вдохновение, талант, литературный дар, в конце концов! Тебе этого не понять.

Он еще раз полюбовался завещанием.

— Спрячу его и буду иной раз перечитывать. Ничто так не приводит в приятное расположение духа, как чтение чужого завещание. Если, конечно, оно составлено, как надо. Читаешь — и на душе становится так светло, так празднично!

С главной площади Лутаки долетел еле слышный перезвон городских часов.

Дадалион спохватился.

— Совсем запамятовал, мне ведь пора к гному, он хотел уточнить кто-что по своему родословию. Прибавить парочку-другую знаменитых предков. Ох, чувствую, попьет он из меня кровушки, как упырь из девственницы! — Дадалион поспешно вытащил пестро раскрашенный пергамент, свернул и засунул в футляр. — Ну, да ладно. Если что — вечерком сочиню для него завещание, успокою нервы. Дарин!

Парень поднял голову и вопросительно уставился на него.

— Остаешься вместо меня. Если появятся покупатели в лавке, постарайся все-таки продать им это проклятое зеркало. Главное, не позволяй ему отражать всякие непристойности, до тех пор, пока его не купили.

Дадалион на мгновение задумался.

— Начинаю подозревать, что на него наложено заклятье. Потому-то его никто и не покупает.

— Если оно показывает брачные игрища драконид, — пробурчал кобольд. — То и без заклятья его никто не купит.

Наконец, отдав еще парочку-другую распоряжений, Дадалион прихватил футляр с пергаментом и покинул дом.

Фендуляр пухлым облаком полетал по комнате из конца в конец, попробовал как бы невзначай завязать с Тохтой разговор, но кобольд все еще сердился, и призраку ничего не оставалось, как снова устроиться в кресле.

— Ну-с, — любезным тоном обратился он к Дарину. — Что поделываем?

— Отстань, Фендуляр, — отмахнулся тот. — Сам видишь, что поделываю. Герб придумываю.

— Герб? — снисходительно хмыкнул призрак. — Он только у знатных людей бывает, а у гнома не герб, а так, гербишко. Вот помню, как-то…

— Лучше помоги придумать, что на этом гербишке должно быть изображено, — Дарин пододвинул поближе коробочку с кусочками угля и принялся выбирать подходящий.

— Запросто, — хвастливо заявил Фендуляр. — Можно фазана или орла, можно лису или зайца. А, Тохта?

— Лучше уж орла, — пробурчал кобольд, не глядя на призрака.

Фендцляр понял, что приятель сменил гнев на милость и обрадовался:

— Вот и Тохта со мной согласен!

Он выбрался из кресла и подлетел к камину, возле которого сидел кобольд.

— Послушай… гм… признаю, с этим купчишкой я дал маху, но…

Глаза Тохты сверкнули рубиновым огнем:

— Дал маху?! Безмозглый дурак, ты все испортил!

— Тихо вы! — прикрикнул Дарин. — Не мешайте думать!

Кобольд и призрак убрались в угол и принялись там препираться свистящим шепотом.

Размышляя над гербом гному, Дарин так увлекся, что забыл обо всем на свете и встрепенулся только тогда, когда звякнул колокольчик над дверью — звякнул не весело и приветливо, как обычно, а коротко и тревожно, будто предостерегая об опасности.

Дарин выскочил из-за стола и помчался в лавку.

Посреди комнаты стоял посетитель, высокий темноволосый мужчина, и с вежливым недоумением разглядывал прислоненное к стене огромное зеркало в пышной позолоченной раме.

— Желаете приобрести? — выпалил Дарин, поспешно протискиваясь за прилавок и спотыкаясь о нераспакованные еще коробки с уцененным магическим товаром. — Волшебное зеркало, редкая вещь! Достойное… э… достойное украшение любого дома. Рама, как видите, выполнена с большим вкусом, — сказал он, сильно покривив душой.

Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, что именно отражает в данный момент строптивое зеркало, и продолжил: — Словом, если купите, то не прогадаете!

— Только под угрозой смерти, — отозвался посетитель.

Дарин вздохнул.

— Жаль. Никто не покупает. Конечно, с позолотой гномы немного переборщили, но… — тут он опомнился и прикусил язык: как ни старался Дадалион сделать из Дарина приличного помощника, пока что получалось это из рук вон плохо. Сам же Дадалион постоянно твердил, что опытный торговец, едва увидев покупателя на пороге лавки, мгновенно определит, что тому нужно и продаст именно это, да и еще что-нибудь всучит в придачу.

Дарин вздохнул, сдвинул в сторону охапку пергаментов, чтоб посетитель мог получше рассмотреть хрустальные шары, светящиеся магические кристаллы, заколдованные монеты, издалека выглядевшие как настоящие, и принялся украдкой рассматривать незнакомца, пытаясь определить, что именно его заинтересует.

Обычно, в лавку заходили заезжие купцы да мелкие торговцы — покупали разные забавные вещицы в подарок. Но, хоть до многоопытного Дадалиона Дарину было далеко, одно он мог сказать совершенно точно: человек, посетивший лавку, купцом быть никак не мог. Несмотря на жаркое летнее солнце Лутаки, его кожа была не тронута загаром, темные волосы почти касались широких плеч, а серые глаза, в которых светился спокойный холодный ум, обладали странной способностью менять цвет, подобно хамелеону.

Дарин вдруг почувствовал смутное беспокойство.

— У нас и кроме зеркала есть на что взглянуть, — неуверенно продолжил он. — Вот писчебумажные принадлежности: пергаменты, бумага, перья, разный магический товар, только он… э… поюзанный немного… я хотел сказать, «подержанный», — тут же поправился парень.

— Я не за покупками, — сдержанно отозвался человек.

Дарин машинально передвинул по прилавку хрустальные шары.

— А! — внезапно осенило его. — Так вы к Дадалиону? Его сейчас нет. Ему что-то передать? Или вам нужно предсказание?

Он прикусил губу, скрывая замешательство: ни Тохта, ни Дадалион ничего не говорили о том, что сегодня в лавку явится еще один клиент!

— Значит, прорицание? Это хорошо. У нас единственный в Лутаке предсказатель-призрак и он…

Дарин бросил взгляд через плечо в сторону Фендуляра. Призрак, по-прежнему, видневшийся в кресле у стола, почему-то съежился при этих словах так, что размером стал не больше кота, мирно дремавшего в соседнем кресле. Не обнаружилось на обычном месте и Тохты. Пошарив взглядом по комнате, Дарин увидел рожки, торчавшие из-за каминной решетки, и удивился еще больше.

— Прорицание вашего призрака-шарлатана мне тоже не нужно, — спокойно проговорил человек. — Я хочу видеть человека по имени Дарин. Это вы?

Парень уставился на незнакомца во все глаза.

— Я. Откуда вы меня знаете? — настороженно спросил он. — И зря вы так насчет Фендуляра. Он, конечно, не виг-предсказатель, но…

— Да уж, конечно, — проговорил человек, и еле заметная усмешка снова тронула его губы. — Не виг. А настоящего вига вам приходилось видеть?

— Где ж его увидишь? — отозвался Дарин, все больше недоумевая, к чему клонит странный посетитель. — Они ведь живут возле Тисовой рощи, какой же дурак туда сунется?

— Можете взглянуть, — неожиданно предложил незнакомец.

— Как это?

Тут только Дарин заметил, что посетитель явился в лавку не один: возле двери топталось удивительное существо, очень похожее на обрубок сухого дерева, с руками-ветками, словно поросшими седым мхом и лишайником и круглыми карими глазами. В ту же минуту Дарин забыл обо всем на свете.

— Настоящий вигг?! Здесь, в Лутаке? Не может быть! Как он здесь оказался? Говорят, они никогда не появляются в городе?

Круглые глаза вига моргнули.

Дарин осекся. Он заметил вдруг то, на что не обращал внимания, рассматривая вига: прорицатель до смерти чем-то напуган.

Парень перевел взгляд на незнакомца.

— Этот виг — он…

— Да, — проговорил загадочный посетитель. — Конечно, они никогда не показываются в Лутаке и об их предсказаниях знают очень немногие.

Голос человека звучал совершенно спокойный, но несчастный вигг волновался все больше и больше, так, что Дарин всерьез стал опасаться, что бедный предсказатель, чего доброго, умрет от страха прямо на пороге лавки. — Но этот виг произнес вчера очень интересное прорицание.

Он сделал паузу.

— Вот как? — промямлил Дарин. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. — И какое же?

— Оно касается вас.

— Меня?!

— Вас, — невозмутимо подтвердил человек.

Дарин помолчал, напряженно размышляя.

— Может, ошибка?

— Вряд ли. Виги не ошибаются.

— Ладно… — парень бросил в сторону прорицателя удивленный взгляд. — И что он… что сказал?

Мгновение незнакомец изучающее смотрел на Дарина.

— Если опустить ненужные подробности — а прорицания вигов весьма многословны — то следующее: обстоятельства складываются так, что скоро в ваших руках случайно окажется некий предмет.

— Предмет?

— Да. Назовем его артефактом, — серые глаза смотрели на Дарина пристально, не отрываясь. — Прорицатель не смог определить, как именно это произойдет, зато человека, к которому попадет артефакт указал довольно точно.

Дарин покосился на вига и, не найдя, что сказать, растерянно пожал плечами.

— Поэтому, — продолжил странный человек. — Я счел необходимым нанести вам визит, чтобы предупредить об этом. Разумеется, когда вещь окажется у вас, ее заберут. Вот и все. Как видите, ваша роль в событиях весьма скромная. Понятно?

— Ну… да.

— И, кстати: будет лучше, если вы не станете рассказывать о том, что услышали сейчас. Если, конечно, дорожите своей жизнью. Вы ею дорожите? — доброжелательно осведомился незнакомец.

— Само собой, — поспешно проговорил Дарин. Что-то подсказывало ему, что с посетителем лавки лучше во всем соглашаться и не спорить. — Буду молчать. Так что, если вдруг утечка информации — я тут не при чем.

Человек задумчиво взглянул на Дарина.

— Это я так, на всякий случай говорю, — быстро прибавил тот.

— Хорошо.

Незнакомец повернул было к двери, но не успел Дарин перевести дух, как он вдруг остановился, точно передумал.

— Пожалуй, вы правы, — неожиданно сказал странный посетитель. — Лучше сократить круг посвященных.

И он перевел взгляд на вига, враз оцепеневшего при этих словах. Дарин увидел, что цвет глаз человека стал меняться: они становились все темней и темней, пока в них не осталось ничего человеческого. Прорицатель попятился, уткнулся спиной в стену и вдруг вспыхнул, как спичка.

Дарин остолбенел. Огонь взметнулся вверх и тут же опал, языки пламени прижались к полу и погасли. Там, где мгновение назад стоял виг, лежала кучка серого холодного пепла.

Незнакомец посмотрел на Дарина как ни в чем ни бывало.

— Вот и все, — проговорил он. — Надеюсь на ваше благоразумие.

Дарин ошарашено покосился на горсточку золы.

— Я… да, — выдавил он.

Человек кивнул на прощанье и направился к выходу.

На пороге он остановился. По спине парня поползли мурашки: от человека, способного взглядом сжечь вига, можно было ожидать чего угодно.

— Скажите, — неожиданно спросил незнакомец, и в глазах его мелькнуло что-то похожее на интерес. — Это правда, что вы из другого мира?

Дарин предпринял отчаянную попытку выдавить из себя хоть слово, потерпел поражение и молча кивнул.

Человек усмехнулся.

— Забавно, — проговорил он и вышел. Звякнул колокольчик над дверью, в лавке воцарилась мертвая тишина. Из окна было видно, как странный посетитель неторопливо пересекает улицу и исчезает за поворотом. Дарин перевел дух, вернулся в комнату и без сил плюхнулся в кресло.

— Ну, — проговорил он после долгой паузы и посмотрел сначала на съежившегося Фендуляра, потом в сторону каминной решетки, из-за которой доносился шорох. — Кто это был? Что за Ван Хельсинг в черном плаще?