"Статика" - читать интересную книгу автора (Данихнов Владимир)

ЧАСТЬ 3. ЗЕМЛЯ

Теплый снег неровными лоскутами ложился на бетон и практически тут же таял, а грязные лужи уничтожались проворными роботами-уборщиками, которые словно полевые мыши сновали среди нескончаемого потока человеческих ног. Бетонная площадка резко заканчивалась под козырьком главного хода космопорта «Москва-Бутово». Раздвижные двери глотали очередную порцию туристов, приезжих, местных, обслуживающий персонал, юрких роботов, неуклюжих андроидов, которые зычно предлагали услуги различных таксопарков, кидал, менял, милиционеров и всех, кого только мог представить воспаленный ум.

В самом здании (матово-черном двенадцатиэтажном кубе) все горело лучами неоновых и голографических вывесок. Голографический ковбой, презрительно вглядываясь в усталые лица людей, которые спешили поскорее покинуть космодром, посасывал папироску и выпускал через нос струи дыма, которые складывались в буквы: «Marlboro — Sony — людям, для которых слово „успех“ что-то значит». Понимающе улыбающаяся медсестра мягко высматривала в толпе девушек и превращалась в переливающуюся всеми цветами радуги надпись: «У Вас уже есть двое детей? Вы не хотите идти на преступление? Международный Красный Крест предлагает Вам полную стерилизацию. Дешево и удобно. Мы заботимся о Вас». Прямо напротив вращалась трехметровая модель неизвестной мне планеты — вместо кольца ее обегала строка: «Стерилизация — замаскированное убийство. Вы хотите гарантированно продолжить свой род? Дешевая эмиграция на внешние колонии! Офелия. Небраска. Байкус. Империус. Серафим. Выбор за Вами! Спасите от смерти Ваших детей. Звоните на видеофон 234-735-666».

— Нет уж, — проворчал старичок рядом со мной, — знаю я теперь, что такое Внешние Колонии. Нет ничего лучше Земли, вот что я вам скажу! — И он с подозрением посмотрел на меня. Цепкий взгляд выделил мою потрепанную кожаную курточку, черные брюки (явно не по московской моде!) и серые армейские ботинки. На мальчика старичок даже не взглянул.

— Вы, молодой человек, — проскрежетал он, — откуда? Убежали с ваших чертовых колоний на Землю? А Вы в курсе, что здесь и так полно народа? Что Земле грозит перенаселение? Отвечайте, немедленно!

— Да, — рассеянно ответил я, разыскивая банкомат, где можно было бы обналичить кредитную карточку.

— Так какого черта Вы тогда приперлись на нашу планету! — завизжал старичок, потрясая своей клюкой. Палка была ему нужна как рыбе зонтик — слабые ноги поддерживали в вертикальном положении серво-башмаки.

Я не ответил, а лишь крепче схватил испуганного Гену за руку и потащил его сквозь толпу в противоположный угол космопорта. Разгневанный старичок что-то яростно выкрикивал мне вслед.

В сером запыленном углу расположились четыре банкомата. К каждому вытянулась небольшая очередь — я вместе с мальчиком примостился в конце одной из них — сразу за толстым мужичком в дубленке.

Очередь очень медленно продвигалась вперед, а вокзал тем временем жил своей бурной жизнью. Молоденький усатый милиционер, который должен был следить за порядком возле банкоматов, с любопытством разглядывал группу акалоитов, которые расположились за одним из столиков внутривокзального кафе и цедили что-то из своих фляжек. Выглядели ящеры эффектно — мускулистые блестящие зеленовато-коричневые тела, проницательные черные глазки и кожаные костюмы с меховыми воротниками.

— Впервые вижу чужих, — поведал мне страж порядка. — Я раньше на системном космодроме «Москва-служебный» работал. А там даже людей нечасто увидишь — сплошные роботы да андроиды.

Я улыбнулся. Вероятно, недостаточно льстиво, потому что милиционер обратил свой бдительный взор на меня.

— А вы, гражданин, откуда будете? — служебным голосом поинтересовался он, подозрительно оглядывая мой багаж — один-единственный чемоданчик из пластика. — Документики предъявите.

Он долго, и, как мне показалось, с явным отвращением разглядывал мой паспорт.

— Вы с Южного? — спросил, наконец, мент. — А как здесь оказались? Неужели с Южного в Москву летают теперь на звездолетах?

— Там приписка есть, — сказал терпеливо я. — Последние десять лет я проживал на Статике. Это… планета такая.

На мою неуклюжую попытку сострить мент никак не среагировал.

— Что-то такое помню, — пробормотал милиционер, — еще со школы. Это там где город живых чучел обнаружили?

Желание намекнуть, что единственное чучело здесь — сам мент, было почти нестерпимым, но я лишь ответил:

— Да.

— Мальчонка Ваш? — спросил милиционер.

— Сын друга. Едем навестить его бабушку с дедушкой.

— Они живут в Москве? — поинтересовался милиционер, листая мою ксиву.

— В Питере.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил мент у Гены.

— Давыдов Гена, — робко ответил мальчик.

— Этот дядя с тобой?

— Да! — звонко ответил малыш и крепко вцепился в мою руку.

— Мальчик впервые на Земле, — поведал я милиционеру. — Не привык к шумным планетам. У нас на Статике тихо. Разрешите мои документы?..

Милиционер поколебался, но все-таки вернул паспорт.

Тут в пяти метрах началась потасовка, и доблестный страж порядка, доставая на ходу станер, кинулся разнимать дерущихся. Толпа, как водится, приостановила свое движение: раздавались ободряющие выкрики, кто-то делал ставки, но все закончилось быстро — двое быстрее всего подбежавших ментов пальнули по дерущимся из станеров и потащили гравилучом безвольные тела в отделение — к маленькой неприметной дверце, затерявшейся среди ларьков с сувенирами. Я еще успел заметить как какой-то постреленок успел подхватить один из чемоданчиков, оставшихся без присмотра, и слился с толпой.

Подошла моя очередь — банкомат отрыгнул пачку хрустящих бумажек, и мы с Геной вышли из вокзала. Здесь было все также пасмурно и сыро. Таксисты вальяжно прогуливались вдоль стоянки, какие-то подозрительные личности раздавали листки с рекламой обуви, прокладок, сигарет без никотина, стопроцентно действующих контрацептических средств, гражданских станеров, быстрорастворимого спирта, порошка для удаления щетины, батарей боевого линейного оружия, легких разрешенных наркотиков, пастилок для освежения дыхания и прочих полезных в хозяйстве вещей.

Симпатичная девчонка на аэродоске спустилась ко мне с неба, преградив путь.

— Возьмите! — она протянула мне глянцевый листок.

— Зачем? — удивился я. — Вот я возьму, а потом все равно выкинуть придется.

— Но это же новый «БифиТок»! — почти искренне возмутилась девчонка.

Мы осторожно обошли ее.

Город начинался прямо за девушкой — стоэтажные шпили небоскребов, рекламные щиты, причудливо переплетенные трубы монорельса, сотни парящих автомобилей, лазерная разметка трасс. На одном из зданий возвышалась голографическая табличка с надписью: 4 дня 13 часов 6 минут. Через пару секунд «6 минут» мигнули и шестерка сменилась на пятерку.

Я остановил одного из прохожих — юнца, который спешил на остановку автобуса.

— Простите, что это?

— Что? — спросил юноша, взглянув на меня. Один глаз — нормальный, а рядом с другим движется в такт с бегающим зрачком затейливая голографическая картинка. Я чуть не спросил «Что с твоим глазом?», но во время спохватился. Может, на Земле сейчас так принято.

— Эта надпись, — сказал я.

Парнишка взглянул туда, куда я указывал.

Потом посмотрел на меня, как на полного идиота.

— До нового года осталось 4 дня, — объяснил юнец, двигая дальше.

Я обескуражено улыбнулся.

Забыл, что разница между новым годом на Статике и Земле — пять месяцев. Впрочем, и эта цифра меняется — год на Статике длится примерно на сто часов больше, чем на Земле.

— Хочу есть, — сказал Гена, осторожно потянув меня за рукав.

Я молча потащил мальчишку к ближайшему кафе — стеклянный ресторанчик «Привокзальный».

Несмотря на мои опасения здесь оказалось уютно — народу не очень много (цены по сравнению с самим вокзалом здесь были повыше), аккуратные белые столики, улыбчивые официантки — настоящие живые девушки.

— Приветствую Вас в нашем замечательном ресторанчике! — проворковала одна, ослепляя меня казенной белоснежной улыбкой, когда мы уселись с Геной за столик. — Какой прекрасный малыш! Что будете заказывать? — И она выжидающе замерла рядом с нами.

Прямо на столе зажглись золотые буквы меню.

— Чего ты хочешь, Гена? — спросил я.

Мальчик пробежался глазами по списку блюд.

— Здесь только супы! — сказал он, обиженно глядя на официантку.

— Там внизу две стрелочки, — объяснила та, — нажимай на них, чтобы листать меню.

Гена некоторое послушно нажимал на стрелки, пока, наконец, не решился: сливочное мороженое с клубникой, один стакан томатного сока и еще один — яблочного.

— А как же первое и второе? — притворно нахмурилась официантка. — Папа, может быть вы закажите маль…

Глаза Гены наполнились слезами.

— В нашей семье главный — он, — отрезал я. Наверное, грубо вышло.

Лицо официантки окаменело.

— А Вы что будете? — холодно спросила она. Даже казенная улыбка куда-то делась.

— Жаркое. И чашку кофе. Самого лучшего из тех, что у вас есть.

Девушка кивнула, что-то черкнула световым пером у себя в покетбуке и через минуту на наш столик, ловко лавируя между посетителями, прилетел заказ, ведомый гравилучом.

Гена мигом выдул стакан томатного сока.

— Вкусно, — сказал он.

Я тихонечко попивал кофе, наблюдая за ним.

— Почему ты все время молчал, когда мы летели? — спросил я.

— Не знаю, — сказал мальчик. — Я боялся… боялся, что и Вы куда-нибудь пропадете…

— Что?

— Там в очереди я заплакал. Я устал стоять и попросил папу побыстрее. Он пошел к военным за соком. А они побили его. И перед тем, как умерла мама… я много-много говорил. Мы поругались, мама заболела… Я боюсь, что и Вы…

— Никуда я не денусь, малыш, — тихо сказал я. — Еще немного, и я привезу тебя к бабушке с дедушкой.

— Я буду молчать, когда мы приедем, — пообещал Гена.

Я ничего не сказал на это. С мальчишкой явно что-то не так. Смерть родителей серьезно поранила его психику. Надо сказать об этом его деду. Пусть отдаст малыша в руки хорошего врача-психиатра.

Рядом с нами присел мужчина лет тридцати в черном пальто. Его маленькие крысиные глазки все время бегали.

— Здравствуйте, — сказал мужчина. Он немного картавил.

— Нам не нужен настоящий «БифиТок», — заверил я его.

— Что Вы! — воскликнул незнакомец. — Я ничего не продаю… ничего, кроме информации. И, смею Вас заверить, моя информация — самая свежая и…

— Я не покупаю информацию, — сказал я. — Разговор закончен.

— А что Вы скажите, если я не возьму за нее ни копейки? — заискивающе поинтересовался мужчина. — Только ответная информация от Вас и все.

Я вспомнил метрдотеля Леруа из «Статик-Отеля».

Рядом со столиком возник разгневанный администратор:

— Рыба! — жестко проговорил он, и незнакомец съежился на своем стуле. — Сколько раз я тебе говорил — не докучай нашим посетителям. Хочешь, чтобы я вызвал милицию?

— Все в порядке, — улыбнулся я, — я с ним поговорю. Не о чем беспокоится.

Администратор неодобрительно покачал головой и удалился.

— Спасибо, — прохрипел Рыба, — за Ваше сочувствие я, пожалуй, дам один совет совершенно бесплатно.

Я принялся за жаркое.

— Ну?

— Я видел как мент проверял Ваши документы на вокзале, — тихонько сказал он. — Просто чудо, что мусор не потребовал документы на мальчика. Тогда у Вас были бы большие проблемы. В Москве сейчас подозрительно относятся к любым инопланетникам.

— А почему Вы решили, что у меня нет документов на сына? — поинтересовался я.

Гена растерянно замигал глазами, но сдержался.

— Я видел как Вы дали взятку таможеннику, — хихикнул Рыба. — И почему-то я уверен, что парень — не Ваш сын.

— Оставь свои догадки при себе, приятель, — сказал я. — Где бесплатный совет?

— Заведи документы на мальчика, — сказал Рыба. — И лучше не пытайся покинуть без них город. Шанс проскочить, конечно, есть, но он очень невелик.

— Очевидно сейчас ты посоветуешь, где можно найти ксиву на пацана, — кивнул я, прикуривая. Завыла сирена и на столе возник огненный круг с перечеркнутой сигаретой внутри. Я выругался и затушил сигарету о свою куртку. Окурок аккуратно опустил в карман.

— Именно, — хихикнул Рыба. — Но! Уже за определенную информацию с Вашей стороны!

Я мысленно прикинул. Что он может спросить? Да мало ли…

В крайнем случаем можно и соврать.

Главное не это.

Главное то, что соприкоснувшись с преступным миром Земли, я вновь почувствовал себя в своей тарелке.

— Идет, — сказал я. — Гена, пересядь пока за соседний столик.

Мальчик молча повиновался.

— Киевская 16, — сказал мне мужчина в черном пальто. — Третий подъезд, семнадцатый этаж. Комната номер 1718. Скажешь, что тебя прислал Рыба и дело в шляпе. Парень там работает свой.

— А как тебе такой вариант, — задумчиво сказал я, — я приезжаю на место, твои дружки заталкивают меня в квартиру, заряд станера в голову — труп в канализацию. Или в нелегальную клинику — на органы для пересадки. Какие у меня гарантии?

— Я знал, что ты парень что надо! — хихикнул Рыба. — Гарантий, конечно, никаких. Это так — информация для размышления. Выбор только за тобой.

— Хорошо, — сказал я. — Что интересует тебя?

— Я знаю, что ты прилетел на планетолете Небраска-Земля, — прошептал Рыба, — но я уверен, что Небраска — вовсе не исходная точка твоих странствий, приятель. Скажи… откуда вы прилетели с мальчиком?

Я уперся взглядом в его крысиные глазки.

— Зачем тебе? — резко спросил я.

— Договор есть договор, — подмигнул мне Рыба. — Ты, конечно, можешь обмануть меня…Но я тебе не советую, — с легкой угрозой закончил он. — Подумай и поймешь почему…

Я молчал, задумчиво жуя жаркое.

Какого черта?

— Статика, — сказал я.

Лицо Рыбы расплылось в довольной улыбке:

— Значит, все в порядке, друг, — сказал он. — Видишь ли, мне заплатили, чтобы я отыскал одного парня родом с Офелии, который как раз подходил под твое описание. Рад, что ты — не он. Обидно было бы сдавать тебя этим парням. Они — настоящие головорезы… не то, что я, скромный информатор.

Рыба поднялся, собираясь уйти.

— Знаешь, какая кличка подошла бы тебе больше? — спросил я, проглотив очередную порцию жаркого.

Он замер, выжидающе уставившись на меня.

— Крыса, — со смаком проговорил я.

— Что ж, — улыбнулся Рыба, — быть может, жаркое, которое ты жуешь, как раз из нее родимой. Не слишком-то я доверяю поварам этого ресторана.

Дверь захлопнулась за ним, едва не прищемив пальто.

Я отодвинул недоеденное жаркое в сторону.

Сволочь, весь аппетит испортил!

— Гена! — позвал я мальчика. — Мы уходим.

— Можно еще яблочного сока? — спросил он. — Он очень вкусный.

— По дороге куплю, — пообещал я.

Я расплатился с подошедшей официанткой (наличные она не принимала — пришлось рыться по карманам в поисках «визы»), и, держа Генку за руку, вышел.

Мы прогулялись мимо вокзала, свернули вместе с потоком куда-то спешащих людей на большую улицу, по бокам которой расположились сотни, тысячи магазинчиков, салонов красоты, бутиков, саун, сетевых клубов, тату-салонов, оружейных лавок, ларьков-автопродавцов, банкоматов и прачечных.

Не понравилось мне встреча с Рыбой. А если точнее — его последний вопрос.

Какая ему разница, откуда я?

— Дядя Гера! — позвал Гена, куда-то показывая.

Я проследил за его пальцем.

Автоларек, надпись на котором гласила: «Любые соки на выбор.»

Рядом я заметил большой магазин одежды.

— Пошли, — согласился я.

Гена не успокоился, пока не перепробовал по крайней мере половину соков «на выбор» — слава Богу, они продавались в маленьких стаканчиках. Потом я потащил мальчика в магазин.

Одежды здесь было, действительно, много. Огромный холл, и лестницы, спиралями поднимающиеся вверх — все это великолепие освещалось неоновыми огнями разноцветных реклам. Каждый этаж — свой отдел: куртки, штаны, обувь, нижнее белье. Здесь было абсолютно все. Даже у меня закружилась голова, чего уж говорить о Генке.

Я было двинулся к одной из лестниц, когда вдруг сообразил, что они здесь просто для скрашивания интерьера — все пользовались аэродосками, чтобы достичь верхних этажей. Я подошел к менеджеру за стойкой (черно-белый костюм, профессиональная улыбка, пытливый взгляд — «хватит ли клиенту денег, чтобы заплатить за все, что он несомненно решит купить?») и спросил:

— Простите. Мы с сыном (ласковый взгляд на мальчонку) прибыли из внешних колоний (слегка снисходительный — на меня). Никогда не пользовались аэро. Вы нам не поможете?

— Прокат досок — напротив, — сказал менеджер, — и не бойтесь — освоить их ничего не стоит. Доски повинуются любому Вашему желанию. В них встроен ограничитель, чтобы Вы не развили слишком уж большую скорость.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Спасибо Вам. Надеюсь, Вы подберете для себя и сына (еще один нежный взгляд) все необходимое. В Москве в первую очередь принимают по одежке (снисходительно). И провожают тоже.

— Я заметил, — буркнул я.

Управлять аэродосками и впрямь оказалось легче легкого. Я впервые увидел, как смеется Гена — радости его не было предела, когда мальчишка взмыл ввысь.

Пришлось даже немного приструнить его, когда Генка чуть не въехал в примерочную.

Покупки отняли у нас почти час. Девушка-менеджер, которая прилепилась ко мне сразу же после того, как мы поднялись на второй этаж, таскала нас по всем отделам, чуть ли не силой засовывала в примерочные, придирчиво осматривала и, неодобрительно поцокав языком, вела дальше.

Наконец, мы вышли наружу (предварительно сдали доски — Гена расстался со своей с видимым неудовольствием). На мальчишке была модная в этом сезоне (по уверениям продавщицы) куртка небесно-голубого цвета со вспыхивающими и пропадающими желтыми и оранжевыми звездами на рукавах, штаны такого же цвета (без звезд), самозашнуровывающиеся ботинки и белая кепка, генерирующая слабое водоотталкивающее поле.

Я, несмотря на все увещевания менеджера, облачился проще — черные джинсы, джинсовая рубашка (тоже черная) и грязно-серый плащ. Девушка уверяла, что плащ ну никак не идет к джинсовой одежде, но я был неумолим. Под плащом очень удобно скрылся мой «Целитель», который я засунул за пояс, когда мы с Геной посещали туалет.

Итак, вроде все было в порядке, оставалось только сесть в вагон монорельса и отправиться в Питер.

Но все-таки для начала стоит проверить слова Рыбы. В городе усиление, сказал он. Правда ли это? И если да, то почему?

Документов на мальчишку у меня не было, в этом Рыба оказался прав. Уж слишком неожиданно мы оказались с Генкой вместе — после нелепой гибели его отца. У меня был всего один билет до Небраски, поэтому пришлось дать взятку капитану планетолета. Тот не сильно возражал против Гены — в конце концов детям до семи лет билет вообще не требовался.

Дальше было сложнее: таможня на Небраске редко халтурит. А чем, как известно, люди честнее, тем дороже их купить. Таким образом пребывание на Небраске влетело мне в кругленькую сумму. Даже здесь, на Земле я потратил пока что меньше.

И мне это уже порядком надоело. Пускай я всего в паре сотен километров от цели — лучше не рисковать.

Заметив на перекрестке блестящего робота, который призывно размахивал пачкой газет, я направился к нему. Искусственный интеллект беззастенчиво проглотил мою мелочь и выдал пару мятых листков. Хвала небесам, что хоть газеты совсем не изменились за десять лет моего отсутствия.

— Извините!

Какой-то парнишка на доске не справился с управлением и едва не сбил меня с ног, однако в последний момент сумел извернуться и лишь чуть-чуть задел мою ногу, а сам кубарем покатился по мостовой. Безразличные прохожие лениво обходили парня, только я удосужился подойти к нему и помочь встать.

— Брат, сектоид чертов, блокировку с доски снял, — объяснил парнишка, проводя рукой по жестким черным волосам. На вид ему было лет шестнадцать: плотная сиреневая куртка, короткие шорты (наверняка с подогревом — на улице было холодно), бледное лицо и все та же миниатюрная голографическая картинка перед правым глазом. Аляповато раскрашенную доску парень прицепил за спину — Гена загоревшимся взглядом уставился на нее.

— Мотин, — представился парень. — Можешь называть меня Муха.

— Почему тебя назвали Мухой? — спросил я.

— Говорят, жужжу много, — пожал плечами Мотин. — А ты ведь инопланетник, верно? Сразу видно, что не местный. Твой сын? Прикольный пацан. Здорово, микроб!

— Привет, — тихо поздоровался Гена.

— Слушай, ты не голоден… э…

— Теркин, — представился я. — Василий Теркин.

Парень захохотал — значит, книги все-таки почитывает.

— Ну как хочешь, Вася. Так че, я тут знаю один неплохой барчик, заглянем?

Бар, на мой вкус, был излишне шумным: все время играла тяжелая музыка, на двух постаментах танцевали девушки, одежду на которых я с трудом сумел различить, столики, хаотично разбросанные по всему залу, то и дело подпрыгивали в такт басам. Да и из еды здесь подавали только пиво да сэндвичи.

Уже через десять минут я пожалел, что пошел за Мухой — его назойливая речь и впрямь напоминала жужжание.

— … Этот сектоид, Палех, ну мой брат, решил прикольнуться. Знает, что я на доске еще плохо катаюсь, и вот… А еще брат, блин. У тебя есть брат, микроб? Нет? Вот и замечательно, и радуйся, что нету. А если не будет — еще лучше. Одному быть просто замечательно, честное слово! Вон, Ленка Синица одна с предками обитает — они ей и деньжат на карманные расходы не хило подкинут, и гулять допоздна отпустят. Они вообще мировые, Ленкины предки. Неделю назад мы всем сарафаном у нее не кисло отвисали, до сих пор приятно вспоминать — покуролесили на славу. Пивка, виртуалки немного, а ну ты ж не знаешь что это такое, ты не местный… Короче, здорово было. Пока мой великовозрастный брателло — сектоид не перекурил травы и не стал палить из станера по гостям. Еле обуздали — он у меня мастер по рукопашному бою. Целой толпой на него кинулись, а он только орет, да всех по углам раскидывает. Ну я-то знаю, где у братца слабое место — доской его по затылку рубанул — Палех и вырубился…

— Что это такое? — спросил я, имея в виду голограмму. — У тебя, на правом глазу?

— А… это… мешает? Сейчас уберу, — Мотин провел рукой перед глазом и картинка пропала. Муха протянул мне руку, тыльной стороной ладони. Я заметил маленький чип, приклеенный к ладони скотчем.

— Виртушники. Питание автономное, — объяснил довольный Муха. — Сейчас почти все так в Сеть и выходят. Управление — зрачком. Можно виртуалкой заниматься, искать рефераты…

— Виртуалкой? — переспросил я, потягивая легкое темное пивко.

Во сто крат лучше, чем на Статике варят.

Впрочем, оно и понятно.

— Ну… — Мотин покосился на притихшего Генку. — С девчонками там…это… ну… ты, короче, мысленно представляешь ее, она тебя, ну и…

— Ага, — улыбнулся я. — Понятно. А в реале не пробовал?

Мотин покраснел, судорожно дожевывая бутерброд.

— Это… это не стильно, — пробормотал, наконец, он.

— Я слышал, что на Земле сейчас военное усиление, — сменил тему я. — Что случилось? Не в курсе?

— Ну… — обрадовался Муха. — Не совсем на Земле… хотя и по всей планете, конечно… но в основном в Питере. Сейчас. Там неделю назад сектоиды Эрмитаж взорвали.

— Сектоиды? — переспросил я.

— Вы что, там на колониях, совсем отсталые, что ли? — возмутился Мотин.

— Я с Генкой родом с дальней колонии, — сказал я. — Про сектоидов знаю только то, что мы обнаружили эту расу совсем недавно — чуть больше трех лет назад.

— Ну кто кого обнаружил — это еще вопрос, — хмыкнул Муха. — Ладно, слушай сюда. Внимательно. Ага? Примерно три года назад экспедиция одного чувака — Лоренца столкнулась в космосе с кораблем чужих. Ну, туда-сюда, завязался базар, корабли обменялись послами, сначала все хорошо шло, безо всяких траблов. Сектоиды дали нам координаты своих планет, Лоренц — Земного сектора. Сектоиды объяснили, что они прибыли в нашу Галактику всего тридцать лет назад — бежали из Магелланова облака. С кем-то они там то ли воевали, то ли еще что, не знаю в общем. Короче, все прекрасно — дружба, жвачка, пряники, обмен посольствами. Потом — раз! — через полгода у Американцев рванул какой-то известный банк. Не помню название. И все свидетели дружно указывали на то, что за рулем машины, что везла взрывчатку, сидел один известный на Земле сектоид. Чуть ли не посол, я уже и не помню кто. Ну и в доску его, какая разница? Ну, наши предъявили сектоидам, те заявили, что это был всего лишь один сумасшедший террорист, к ним никакого отношения не имеющий, заплатили какие-то там репарции…

— Репарации, — машинально поправил я.

— Угу…они самые. Вроде все утряслось. А еще через три месяца — в Швеции — группа сектоидов взяла штурмом здание суда. И подорвала его вместе с собой. Тут уж наши не выдержали и выдворили сектоидов с планеты. Те дико извинялись и никаких ответных мер не принимали. Даже разрешили послу Земли остаться на их планете-Столице. Дебилы, что с них взять? Только тот сам был рад убраться оттуда.

— Что дальше? — спросил я.

— Дальше… Теперь примерно каждые полгода сектоиды проникают на Землю и что-нибудь взрывают. Неделю назад Эрмитаж взорвали. Хотя по мне, зашибись, что не «Бункер» — это клевый ночной клуб в Питере. Если б что с «Бункером» случилось, я бы первым в армию записался, надрать сектоидам задницу.

Рука сама собой сжалась в кулак, но я сдержался. Здесь не Статика.

Могут не понять.

— Как они проникают на планету? — спросил я.

— А ты туда погляди, — кивнул куда-то в сторону Мотин.

Я оглянулся.

На плакате, прикрепленном рядом с выходом был изображен безобразный (глаза выпучены, зубы гнилые) зеленокожий человек, шею которого стянула удавка. Надпись на плакате гласила: «Смерть ублюдкам — сектоидам».

— Они от людей почти не отличаются, — объяснил Муха. — Ну там кожа зеленая да на руках-ногах по шесть пальцев. И все. Только они сейчас хитро поступают — кожу отбеливают, а лишний палец отрубают. Наши сначала пытались вводить генетический контроль, только сектоиды, сволочи, как-то научились его проходить. Сейчас Федорчук пытается в Галактическом Совете добиться разрешения на атаку сектоидов (у них-то и флота своего нет, а колонии всего на трех планетах), только вот, поговаривают, что Совет побаивается еще большего усиления Земного Сектора — все до сих пор помнят как мы червям по заднице настучали. Однако нашим тоже надоело плюху за плюхой получать — как бы без всякого разрешения их в порошок не стерли… Короче, не спокойно у нас тут, Вася. Так-то вот! Ага…

Я допил пиво.

— Где находится улица Киевская? — спросил я у Мотина.

— Шесть остановок, если на трамвае…

— Трамвае? — переспросил я.

— Монорельсе, — медленно, удивляясь моей глупости, проговорил Муха.

Мотин проводил нас до остановки, всю дорогу восхищаясь, как здорово, что изобрели виртушники — и как люди раньше без них жили? Я рассеянно кивал, а Гена с раскрытым ртом слушал бредни Мухи.

Мы поднялись на эскалаторе на остановочную площадку — вагон прибыл почти мгновенно, и вместе с остальными потенциальными пассажирами кинулись к призывно раскрытым дверям.

— Пока, Вася! Счастливо, Микроб! — крикнул на прощание Муха, вскочил на доску и ринулся вниз.

В вагончике мест не было — пришлось встать около поручней и ждать своей остановки. Гена держался за мою руку и сквозь окошко наблюдал за видами Москвы с высоты пятиэтажного дома, а я достал газету. Листок был девственно чист — я нажал пальцем на небольшой серый кружок в центре и по листку побежали строчки. На первой странице ничего особенного не было — новости (всеобщая паранойя по поводу сектоидов приняла угрожающие масштабы, чемпионат Галактики приблизился к логическому концу — в финал пробились обе планеты Акалоитов), много рекламы… Я снова нажал на кнопку — строчки сменились. На этот раз — сплошная реклама. Короче говоря, к концу поездки я проглядел обе газеты, но ничего нового для себя не извлек — пришлось скормить листки хищному мусороботу.

Киевская находилась в спальном районе — сплошные девяти— и четырнадцатиэтажки. Старые дома, более размеренный стиль жизни. Снег здесь таял не так быстро, как в деловом центре. Много детских площадок, школы с бассейнами на крышах (что за новые веяния?), рядом с остановкой под силовым полем раскинулся большой зеленый парк. Я не отказал себе в удовольствии и прогулялся по парку вместе с Геной, вдыхая аромат цветов и деревьев.

Мы уселись на скамеечку и некоторое время наблюдали за белочками, прыгающими с ветки на ветку. Гена зевнул: мне вдруг подумалось, что для мальчишки слишком много впечатлений за сегодняшний день. Надо снять номер в гостинице. Да и не брать же парня с собой в поход за фальшивой ксивой.

— Здесь хорошо, — сказал мальчик. — Жаль, что мама с папой не остались на Земле.

Около кипариса веселилась стайка малышей в сопровождении родителей. Тощий фотограф щелкнул счастливую семью, и они отправились дальше.

— Пойдем, — сказал я и потянул мальчика за собой.

— Какой замечательный малыш! — воскликнул фотограф при нашем приближении. — Хочешь сфотографироваться на фоне кипариса?

— Нам нужна обычная фотка на документы, — сказал я, припоминая, как семь лет назад фотографировался на Статике. — На синем фоне.

— Насколько я знаю это правило на Земле отменили год назад, — удивился фотограф, — сейчас в документы вставляют голографические фотографии.

Вот незадача. А как насчет Статики? Там такое правило осталось или нет?

— Неужели? — притворно удивился я. — Ну тогда давайте голофотографию. Сколько это будет стоить?

Лишь дело зашло о деньгах, улыбка сошла с лица фотографа — ее место занял холодный расчет.

С фоткой Гены в кармане я направился к ближайшей гостинице — старинному серому трехэтажному зданию. Швейцар на входе почтительно раскрыл двери, и мы оказались в фойе.

Гостиница мне понравилась: все в стиле конца девятнадцатого века, люстры с настоящими свечами (или очень искусной подделкой), гобелены на стенах, пушистые ковры под ногами.

Администратор (вышколенная поза, красная ливрея, золотая табличка — Яценко — на плоской груди ) встретил нас легким вежливым поклоном.

— Мы с племянником хотели бы остановиться здесь на ночь, — сказал я. — Нам нужен двухместный номер со стерео и душем.

— Вам повезло, как раз такой номер только что освободился, — кивнул администратор и начал рыться на полке в поисках ключа. — Ваши документы, пожалуйста…

Я протянул ему свою ксиву.

— А мальчика? — вопросительно поднял брови портье. Я прямо почувствовал как его палец под стойкой тянется к тревожной кнопке.

— Вы понимаете, — сказал я, — его паспорт остался в камере хранения. Я совершенно случайно засунул его в чемодан. Так получилось. Не могли бы Вы нас пока оформить, а я смотаюсь на вокзал и к вечеру привезу его?

Администратор задумался.

— Только обязательно к вечеру, — наконец, сказал он. — Это нарушение правил.

— Естественно, — улыбнулся я. — Если я что-то обещаю, я это делаю.

Номер не отличался особой роскошью, но все, что надо в нем было — пищедоставка, стерео, видеофон, туалет. Картины с изображением батальных сцен на стенах. Две мягкие кровати посередине. Маленькая дверца — душ. Я подавил желание немедленно раздеться и стать под горячие струи. Вместо этого я обратился к Генке, который со счастливой улыбкой на лице прыгал на кровати (куда подевался тот сонный мальчишка?):

— Слушай меня, Гена. Сейчас я уйду. Вернусь к вечеру. Если вдруг я не вернусь до следующего утра — подними трубку — ты свяжешься с дядей портье внизу, с которым я только что разговаривал. Скажи ему, что твой родной дядя, то есть я, пропал. Дашь ему адрес твоих дедушки с бабушкой в Питербурге. Все понял?

Мальчик кивнул.

— Пока можешь смотреть стерео, — продолжал я, — если захочешь есть — воспользуйся пищедоставкой. Ты знаешь как ею пользоваться?

— У тети Маши я вызывал себе бутерброды, — ответил Гена. — У нас дома пищедоставки не было.

— Умница. А главное — никуда не уходи. Запомнил?

— Угу.

Я потрепал мальчишку по головке (надо в парикмахерскую сводить пацана) и покинул номер. Спустившись по красивой резной лестнице вниз, я снова подошел к администратору.

— Я оставил мальчонку одного, — сказал я ему. — Проследите, чтобы он никуда не ушел случайно? А я пока слетаю в космопорт, заберу документы парня.

— Может, позвоните на вокзал и Вам его вышлют? — спросил Яценко. — Так будет проще.

— Лучше я прогуляюсь, — подмигнул я администратору. — У меня еще кое-какие дела здесь есть.

— Желаю удачи, — вежливо ответил Яценко.

И я покинул старинную гостиницу.

Солнце медленно закатилось за крыши многоэтажек, пока я шагал по Киевской в поисках дома номер 16. Им оказалась старая обшарпанная семнадцатиэтажная общага. Вахтерша на входе — старушка с подозрительным взглядом — долго допытывалась зачем мне нужно в номер 1718.

— Хоть к кому идешь? — спросила она в десятый раз устремляя взгляд в мой паспорт.

— К другу, — в десятый раз отвечал я.

Наше содержательное общение могло продолжаться еще долго, если бы не помог охранник.

— Никитишна! — крикнул он. — Пропусти парня! Сразу видно — свой! Что ты, блин, его мучаешь-то!

Старушка еще минуту поерепенилась, потом все-таки нажала кнопку и двери к лифтам распахнулись.

— Семнадцатый этаж, — буркнула она.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я.

В подъехавшем лифте я обнаружил страстно целующуюся парочку. Кажется, они вовсе не собирались выходить. Я растерянно оглянулся на охранника, но тот лишь подмигнул мне и вышел на улицу.

Я зашел в лифт, помолчал. Потом все же не выдержал:

— Вам на какой этаж?

Парень прижал девушку к лифту, его рука стала медленно проникать ей под блузку. Я еще успел заметить мелькнувшую нежную оливковую кожу девушки, прежде чем поспешно отвернулся. Нажал на кнопку, двери закрылись, лифт медленно пополз вверх. Сзади раздался подозрительный стон, у меня по спине пробежали мурашки, но обернуться я так и не решился. Лифт двигался по чайной ложечке в час, но наконец мои мучения были вознаграждены — дверцы разъехались в стороны, и я поспешно покинул своеобразный вертеп, провожаемый сладострастными стенаниями.

Комнат на этаже было полно — коридорчики причудливо переплетались, кружили вокруг бетонных колон и снова, и снова возвращали меня к лифту. Молодой парень в черной футболке задумчиво жевал сигаретку и невозмутимо следил за моими метаниями.

— Слушай, друг, где находится комната 1718? — не выдержал, наконец, я.

Парень кивнул куда-то мне за спину, я обернулся и сразу же увидел искомую дверь — с голографическим номером, выполненным в виде перекосившихся цифр. Я мысленно отругал себя (а еще детектив!) и постучал.

Я был готов ко всему.

Кроме того, что произошло.

За дверью раздалось шарканье и в проеме показался червь. Самый натуральный, если не считать вполне обычных шортов в полоску, подпоясанных крепким ремешком и уже насточертевшей голограммы рядом с правым глазом. Черные нечеловеческие глазки испытующе уставились на меня, из отростков на лице (если это можно назвать лицом!) вырывались маленькие облачка пара. Я еще успел разглядеть следы стерилизации рядом с щупальцами, прежде чем они зашевелились, и червь вполне внятно произнес:

— Чего надо?

Даже интонации у него были правильные, почти без акцента!

Я бы, наверное, еще долго стоял с разинутым ртом перед дверью, но этот вопрос несколько привел меня в чувство.

— Меня прислал Рыба, — промямлил я.

Червь некоторое время молчал, его отростки нервно пульсировали, будто вынюхивая возможную опасность.

— Заходи, — наконец, сказал он, пропуская меня в комнату.

Именно так — комнату. Ни коридора, ни кухни здесь не было. Только одна маленькая дверца — в туалет.

Если бы своими собственными глазами не видел перед собой этого светло-серого слизняка, то можно было подумать, что здесь живет обычный бедный студент откуда-то из глубинки, приехавший в Москву усиленно разгрызать гранит науки. Низкая деревянная кровать была завалена остатками еды и пустыми бутылками, на столе валялся странный прибор, похожий на проектор, рядом виднелась допотопная жидкокристаллическая панель персонального компьютера. А еще полным полно книг вокруг. Единственный шкаф был завален грудой одежды, а внутри я заметил сложенные столбиком ящики, наполненные пивом.

Червь протянул мне ветхий стул, на который я немедленно уселся, а сам остался стоять возле стола. Почему-то мне показалось, что червь глядит на меня с насмешкой. Хотя что можно понять по этим глазам, как у насекомого?

— Леша, — представился червь. — Я бы пожал тебе руку, но вижу, что ты не очень-то рад знакомству, приятель.

— Василий, — выдавил из себя я, но руку так и не протянул. Просто не смог себя пересилить.

— Ну Василий, так Василий, — немного устало произнес червь. — Что нужно, Вася?

— Документы, — ответил я. — На мальчика. Он родился на Статике.

— Как оформить?

— Как племянника. Геннадий Давыдов. Шесть лет. Родился 16 февраля.

— Фотография?

Я протянул ему голофотку. Леша схватил ее всеми тремя пальцами и засунул в свое хитроумное устройство.

— Что это? — спросил я.

— Принтер, сканер, голопроектор…все вместе. Удобная вещица, — произнес червь, усаживаясь на свободный стул перед монитором. — И главное — все легально. Я даже зарегистрирован в налоговой как частный предприниматель. Ищу информацию для студентов, сканирую, черчу… зарабатываю, короче. Заодно учусь заочно в МГУ. Червю трудно устроится на нормальную работу в Москве. Хотя здесь к нам относятся терпимее, чем в других городах… Статика… ага… вот она…

— Я и не знал, что червям разрешено обучаться вместе с людьми, — вырвалось у меня.

— Называй меня, пожалуйста, Лешей, Василий, — сердито проговорил чужой. — Тебе же было бы обидно, если бы я тебя назвал бритой мартышкой?

Как ни странно, его слова несколько погасили мой гнев.

— Не похож ты… на чужого, — сказал я. — Если бы я тебя не видел, а только слышал голос — решил бы, что ты человек. Ну… в смысле не инопланетник…

Червь что-то разглядывал на мониторе.

— Фотография должна быть обычная… три на четыре… придется немного повозится, — бормотал Леша.

Из принтера-сканера-голопроектора выползло несколько листков — чужой придирчиво их осмотрел.

— Говоришь, что я похож на человека? А это потому что я родился на Земле, — сказал вдруг он. — Во время войны мою мать и отца привезли сюда. Мать была беременна. Отца ваши спецслужбы запытали до смерти (на родной планете он был важной шишкой), мать родила меня и совершила анкс.

— Анкс?

— Ритуальное самоубийство, — объяснил червь. — Мы умеем по желанию останавливать дыхание и отключать сознание.

— Как-то ты слишком спокойно говоришь об этом, — сказал я, наблюдая как ловкие пальцы-присоски Леши снова забегали по клавиатуре.

— Все-таки я — чужой, другая психика, все такое, — весело произнес червь. — Меня воспитывали в специальном детприемнике — там было еще пятеро Валинаэлей — таких же как и я… гм… червей. Нас обучали как человеческих детей. У нас были равные возможности, но мои товарищи не выдержали испытания внешним миром — за стенами детприемника. Кто-то покончил с собой, трое предпочли роль рабов — мусорщиков. По ночам ремонтируют мусороботов, днем отсиживаются в своих комнатках. Я единственный из всех решил пробиваться наверх и поступил в МГУ.

— Тяжело приходится? — спросил я. Это было невероятно, но Леша мне нравился все больше и больше.

Червь почти по-человечески пожал плечами:

— Когда как. Во время первой сессии, когда мне пришлось почти месяц получать пинки под задницу и смахивать плевки с лица, было трудно. Во время второй — чуть полегче. Все свыклись. Скоро третья — попытаюсь найти себе девушку.

Я улыбнулся:

— Думаешь у тебя есть шансы?

— Конечно, — кивнул червь, наблюдая, как в голопроекторе моделируется лицо Генки. Пара мимолетных нажатий и вокруг обиженной физиономии мальчишки появился синий фон, а само лицо стало терять третье измерение, становясь плоским.

— Видишь это? — спросил он, тыкая пальцем в правый глаз.

— Виртушники, — продемонстрировал я знание местных реалий.

— Настоящий бум, — сказал Леша. — Половина подростков Земли уже забыла о том, что такое настоящий секс. Все гормоны расходуются во время мысленных постельных побед. Что с одной стороны, конечно, неплохо — у ребят развивается воображение, а темпы роста населения на Земле слегка уменьшились.

— И ты тоже?…

— А чем я хуже? — спросил довольный чужой. — Надо признать, что люди — твари, конечно, уродливые, но ради развлечения и за неимением лучшего… Одной особо извращенной девчонке я представился в своем настоящем облике — так ей очень понравилось, представляешь, Герман?

— Мда… — только и сказал я.

Мы молчали: я с отвращением уставился на истекающую слизью спину чужого, Леша лепил голографическое изображение паспорта.

— Тут какая-то парочка в лифте… — начал я.

— Не обращай внимания, — отмахнулся чужой. — Это Сепик и Верка с пятого этажа. Экзгибиционисты, но ребята славные. Они ко мне иногда заходят пиво попить. Ну и… сам понимаешь. Похоже, это их возбуждает больше всего. А вот виртушников эта парочка не принимает принципиально. Редкие голубки.

Мне вдруг подумалось, что не стоит оставлять Гену бабушке с дедушкой. Лучше забрать его обратно на патриархальную Статику.

Земля загнивает.

— Ты пьешь пиво? — спросил я.

— У меня метаболизм другой, — пробурчал Леша. — Только колеса да специальную смесь, которую делают в «AF» — «Alien Friendship». Ну и еще воду, конечно. А пиво — для гостей.

— А с Рыбой как познакомился? — поинтересовался я.

— Рыба жил здесь раньше. На десятом этаже. Он ничего, нормальный парень, хоть и с гнильцой немножко, — ответил червь. Покопался в своем сканере-принтере-и-так-далее и вручил мне новенький глянцевый паспорт. — Все три уровня защиты. Впрочем, у Вас, на Статике, такие примитивные…

Он еще что-то такое рассказывал, а я разглядывал документ.

Идеально. Даже я бы ни к чему не придрался.

— Полштуки, — сказал Леша. — Не торгуясь. И так дешево отдаю.

Я отсчитал чужому пять сотенных бумажек. Леша молча засунул их в стол и выжидающе уставился на меня.

— Последний вопрос, — поколебавшись, произнес я. — Зачем ты мне все это рассказал? Вдруг я из милиции или ГСБ?

— Мало что знаешь о нас? — спросил Леша. — Мы — эмпаты. Я всегда чувствую, кто передо мной — друг или враг. Я знаю, что ты не из милиции, и что ты не предашь. Просто знаю.

— Ты читаешь мысли? — спросил я. Кажется, я что-то такое про червей слышал.

— Только эмоции, — покачал головой Леша. — Не более того.

— Ну ладно… тогда… счастливо, — сказал я. И неуверенно протянул чужому руку. Пытался представить, что передо мной не мерзкое существо с блестящей серой кожей и нелепыми отростками вместо нормальных рук и ног. Выходило плохо, но я старался.

Леша пожал мне руку — словно холодная скользкая жаба прикоснулась к коже.

Леша отдернул щупальца.

— Знаешь, почему мы пошли войной на землян? — поинтересовался чужой.

— Почему? — спросил я, перешагивая через порог, пряча паспорт Гены в задний карман джинсов.

— Старейшины собрались в круг. Они послали Око на Землю. Астральное тело соприкоснулось с планетой людей, и в Ваших душах старейшины прочитали лишь гибель для всего живого в Галактике. Поэтому мы нанесли удар первыми.

— Что за сказки?… — растерянно выдохнул я, но дверь за мной уже захлопнулась.

Эта встреча с чужим повергла меня в странное состояние. В голове царил бардак, и чтобы хоть чуть-чуть успокоиться я присел на скамеечку перед общагой и закурил, наблюдая как детишки резвятся и играют в снежки. Андроид-нянька все время носился за одним из сорванцов с теплой курточкой в руках, но малец ловко уворачивался от глупого киборга и, весело смеясь, мчался дальше.

Я никогда сильно не задумывался о причинах войны с червями. Знал, что они первыми атаковали наши поселения, знал, что на этой войне погиб мой отец. Некоторым людям хватало и куда менее настоящих причин, чтобы воспылать ненавистью к этим склизким чужим.

Они ведь агрессоры. Убийцы. Пожирают младенцев на завтрак.

Чертова пропаганда!

Но никто никогда не задумывался, почему они пошли войной на людей.

Черви — одна из самых старых рас Галактики. Они вышли в космос в те годы, когда на Земле люди только-только спускались с лиан. Правда, потом валинаэли перестали колонизировать космос — их развитие застыло в одной точке. Хотя, быть может, они продолжали совершенствоваться в других областях? Как раз таки развивали парапсихические способности: эмпатию, телекинез… Кто его знает. Когда Земля вступила в Галактический Совет, черви считались самой мирной расой Галактики.

Что они думали, разрушив несколько приграничных колоний — Фиесту, Халиф и Бронкс-4? Неужели надеялись на победу? Мы смяли червей. Нам понадобилось всего три года — и то, только из-за того, что нападение было слишком неожиданным.

У червей не было никаких шансов.

Их раса погибла — последние черви влачат жалкое существование на планетах Земного Сектора. Леша — то исключение, что лишь поддерживает правило.

Сигарета тлела у самого фильтра, а я все пытался затянуться, впустить в легкие никотин.

Нет.

Неправда!

Даже если старейшины действительно чего-то там запускали в космос — не может быть, чтобы в наших душах нашлась только ненависть ко всему живому.

Это не так…

Снежок врезался в пластиковый глаз андроида, и тот тяжелым кулем осел в теплый снег, выронив курточку.

— Опять твое чучело сломалось, Федька! — весело крикнул один из мальчишек.

Федька подошел к андроиду и пнул сапожком в голову:

— Надо маме сказать, чтобы нового купила, — буркнул мальчик.

Слепил снежок и запустил его в своего друга:

— Лови заряд, чертов сектоид! — крикнул он.

Тот не остался в долгу:

— Умри, подлый червь!

Случайная снежинка погасила сигарету, и я выпустил ее из рук.

Пора в гостиницу.

То, что старинное здание, где мы остановились с Генкой, окружено, я понял сразу.

Две серые машины — «волги» остановились напротив, парень в черном отутюженном костюме стоял рядом с одной из них и курил сигару, изредка стреляя глазами из стороны в сторону. Еще одного я заметил у входа в гостиницу — мужик прислонился к колонне и притворялся, что внимательно читает газету.

Лучше бы вывесили плакат с надписью «ГСБ». Меньше шансов засечь.

Я как раз находился в одном квартале от гостиницы и поэтому, заметив засаду, нырнул в ближайший магазинчик. Надо было обдумать сложившуюся ситуацию.

Я ходил вдоль полок с продуктами (в основном — дешевые полуфабрикаты) и размышлял, стараясь не замечать хмурое лицо усатого продавца, которое так и орало: «Либо покупай, либо выматывайся!»

За мной ли пришли? Если за мной то, кто сдал? Рыба, решивший, что я повел себя грубо, обозвав его крысой? Леша, который почувствовал мои негативные эмоции по отношению к нему?

Я покачал головой. Как-то все глупо.

Скорее администратор гостиницы, которому показалось странным мое поведение. Сообщил в милицию о появлении странного клиента, у которого не было документов на мальчишку. А вдруг он агент сектоидов? А вдруг у парня бомба в трусах?

Я прикусил губу. Что делать?

Можно, конечно, оставить все как есть. Фотографию Генки прогонят по архивам, по фамилии найдут его родственников в Питере, все закончится вполне благополучно. Парень вернется в семью.

Но что-то не позволяло мне бросить мальчишку в этой гостинице.

Может быть, я должен лично вручить парня деду с бабкой? Рассказать как погибли Денис и его жена?

Или…

Или я просто хочу оставить мальчишку себе.

Но тогда зачем вся эта чехарда с документами?

— Эй, приятель, ты как, будешь что-нибудь покупать или нет? — спросил визгливо продавец. — Мы закрываемся! Понимаешь? Закрываемся мы!

Ладно. Будем исходить из того, что ГСБшники пришли не по мою душу. В конце концов с документами у меня все в порядке.

Я улыбнулся продавцу и спокойно вышел из магазина.

Теплый снег перешел в промозглую морось, капли выбивали чечетку на тротуаре.

Я поглубже спрятал подбородок в воротник и зашагал к гостинице. Быстро темнело, парень в черном, что стоял около машины, уже исчез из виду, а второй — возле парадного — спрятал газету в карман и выжидающе уставился на меня. На нем были черные очки, однако за зрение парня я не сильно волновался — едва заметная зеленая точка пробегала по каждому из стеклышек. В этих очках он видел ночью также хорошо, как и днем. И даже лучше.

Вот и парадный вход.

— Мерзкая погодка! — возмутился я, стряхивая холодные капельки с воротника.

ГСБшник молча кивнул и остался наблюдать за улицей — ко мне он, казалось, потерял всяческий интерес.

Услужливый швейцар распахнул передо мной дверь, и я ворвался из сырости в благословенное тепло. Расслабляться, впрочем, было рано. Около стойки портье я заметил еще одного мужика в строгом черном костюме. Он о чем-то беседовал с администратором. При моем появлении агент и портье синхронно повернули головы и уставились на меня.

Я подошел к ним:

— Неприветливо меня встретила Москва, — поведал я администратору. — Погодка та еще! Вот, кстати, паспорт мальчика.

Портье принял документ, рассеянно пролистал. Агент в черном протянул руку и мягко вытащил ксиву из вдруг ослабевших рук администратора. Раскрыл на первой странице и буквально впился взглядом в фотографию Генки.

— В чем дело? — с улыбкой поинтересовался я, чувствуя как захлопывается капкан.

Клац…

— Это Ваш сын? — спросил ГСБшник, рассматривая фото.

— Это мой племянник, — ответил я, — а в чем собственно…

Он протянул мне раскрытые корочки. Слева — фотография и данные — капитан Галактической Службы Безопасности Земного Сектора Вершинин Андрей Матвеевич, справа — фирменный герб ГСБ — две перекрещенные ракеты на фоне золотого щита.

— Пройдемте, господин Лукин, — сказал капитан Вершинин.

Я уже было приготовился к долгой поездке в серой «волге» с лазеронепробиваемыми стеклами, но ГСБшник всего лишь повел меня к одному из удобных диванчиков в холле.

— Присаживайтесь, — милостиво предложил Вершинин.

Я уселся на кожаный диван, агент — напротив.

— Не возражаете, если перейдем на ты? — спросил ГСБшник. — Так нам легче будет общаться.

— Как пожелаешь, Андрей, — сказал я вежливо.

Он улыбнулся — одними губами — пронзительные голубые глаза следили за каждым моим движением. Ох, как мне знаком этот взгляд. Прежде чем я оказался в «Черной Дыре» на Статике мне целый месяц досаждали эти цепкие взгляды, от которых ничему не укрыться. Там, правда, ГСБшники одеты попроще — как обычные люди, а не герои стереосериалов.

— Я не буду ходить вокруг да около, — сказал ГСБшник. — Мы о тебе много чего узнали, Герман. Управлению пришлось раскошелиться на кругленькую сумму, чтобы подтвердить твою личность и установить личность мальчика, которого ты таскаешь с собой.

— А чем вызван такой интерес к моей персоне? — спросил я.

— Сегодня ты разговаривал с известным мошенником Рыбниковым Семеном по кличке «Рыба», — сказал Вершинин.

Мда.

— Неужели это преступление? — поинтересовался я.

— Нет. Хотя то, что ты после отправился к его приятелю-червю, у которого ты, вероятно, и получил этот документ, — капитан потряс книжечкой, — вот это уже можно считать преступлением!

— Тогда почему Вы меня не арестовали сразу? — спросил я.

Вершинин тяжко вздохнул:

— Не наше расследование, Герман. Такими делами занимается милиция. Проблема в том, что буквально через полчаса после твоего разговора с Рыбой возле вокзала был обнаружен его труп. С простреленной головой. Какая-то бабушка рылась в мусорнике и случайно наступила в его растекшиеся по тротуару мозги. Представляешь?

— Я не убивал его, — сказал я, — я…

— Ты не мог его убить, — кивнул Вершинин. — Медэкспертиза установила, что Рыба был мертв уже пять часов. А в это время корабль, на котором ты прилетел, только готовился к посадке.

— Не совсем Вас понял, — опешил я. — С кем же я тогда разговаривал? С призраком отца Гамлета?

— Именно это мы и хотим выяснить, — сказал капитан. — За мальчика можешь не волноваться — мы уже оповестили его бабушку с дедушкой о том, что вы едете в Питер. Не будем мы, пожалуй, сдавать тебя и милиции — парень ты неплохой, это видно из твоего дела. Просто привык бродить окольными путями, — ГСБшник подмигнул мне дружески.

— Бывает, — буркнул я, притворяясь смущенным.

Еще пятьсот монет на ветер.

Хотя…

— Взамен мы требуем полное и безоговорочное сотрудничество, — произнес Вершинин.

— Выбора у меня конечно же нет, — кивнул я. — Спрашивайте.

Капитан достал толстую сигару, ловко откусил кончик, закурил.

— Настоящие, кубинские сигары, — сказал он. — Таких в Москве днем с огнем не сыщешь. Живая, так сказать, классика. Хочешь, Герман?

— Давайте к делу, капитан, — сказал я, вытягивая из внутреннего кармана сигарету. — Я хочу успеть принять душ, прежде чем завалиться спать. А любой классике я предпочту «Нашу Марку». Особенность характера, так сказать.

Вершинин протянул мне зажигалку, дал прикурить.

— Как ты, наверное, знаешь, Герман, — сказал он, — на Земле сейчас неспокойно. Я бы даже сказал, ну очень неспокойно. Последние три года — взрыв за взрывом. В большинстве из них виновны сектоиды. В остальных — мы не уверены. Но, скорее всего, это тоже они. Или люди, купленные этой враждебной всему человечеству расой. После первых взрывов были введены колоссальные меры безопасности, но результатов пока мало. Ни разу не удавалось поймать террористов. Черт возьми, у нас даже нет никаких зацепок, как сектоиды проникают на планету! Какая же мы ГСБ после этого!

— Портал? — предположил я.

— Нет, — покачал головой ГСБшник, — мы бы заметили. Слишком сильные всплески энергии и все такое. Кстати, первое предположение было именно таким — и мы бросили все силы на обнаружение несанкционированного использования телепортаторов. Этот путь оказался тупиковым — сектоиды проникают на планету как-то иначе. Но как? Пока не понять.

Монотонная речь Вершинина убаюкивала меня, диван мягким теплом обволакивал тело, я вдруг понял, что медленно, но верно засыпаю. Встряхнулся, крепко затянулся, чтобы прочистить мозги.

— Во время последнего взрыва нам удалось обнаружить сожженный блокнотик на теле одного из погибших сектоидов. Удалось восстановить лишь последнюю запись. Она гласила: «29 декабря, мужчина, мальчик, Санкт-Петербург».

— Все?

— Спасибо и на этом, — проворчал капитан, — я слышал, что в отделе криминалистики запись буквально по атомам собирали.

— 29 декабря, — задумчиво произнес я. — Завтра.

— Что ты скажешь на это? — поинтересовался Вершинин, с любопытством разглядывая меня.

— То, что на Земле около пяти миллиардов мужчин и трех миллиардов мальчиков, — сказал я. — Сколько проживает в Питере, я точно не знаю. Наверняка, тоже не мало.

— И все? — приподнял левую бровь агент.

— Вероятно, вы следили за всеми прибывающими на Землю парами — мужчина-мальчик, — произнес я. — И я — один из них.

Капитан кивнул:

— Обычная проверка. Ничего подозрительного не выявила. Даже разговор с Рыбой вполне укладывался в рамки — особенно после того, как мы узнали, каким образом мальчик оказался с тобой. Но труп около вокзала заставил нас понервничать. Слежка за тобой еще не была отменена, поэтому мы без труда смогли взять с тебя и мальчика образцы крови и тканей.

— Это когда же? — улыбнулся я.

— В магазине одежды, — сказал капитан. — Легче легкого — действовать в толчее. Впрочем, результаты оказались пустышкой — вы — обычные люди. Не сектоиды.

— Быть может мы работаем на чужих? — предположил я. — Как тебе эта идея, Андрей?

— Нет, — мягко ответил Вершинин. — Я знаю, что ты не покидал Статику последние десять лет, Герман.

— Ты так во мне уверен, Андрей? — поинтересовался я.

— Я ни в ком не уверен, — сказал капитан. — Но шансы того, что ты служишь сектоидам — один на миллион. И даже меньше.

— Допустим. Итак, вы предполагаете, что лже-Рыбой был сектоид. Они обладают огромными способностями к мимикрии?

Вершинин долго не отвечал:

— Не знаю я, Герман. Об этих тварях вообще мало что известно. Нам ни разу не удавалось внедрить своих людей к сектоидам — они чужих за версту чуют. Черт возьми, мы ведь даже не знаем, почему эти ублюдки покинули свою галактику! Мы практически ничего не знаем об этих подлых тварях!

— Что вы хотите от меня? — спросил я после некоторой паузы.

— Скорее всего, чужие хотели подставить тебя, — сказал Вершинин. — Каким-то образом они выяснили, что ГСБ стало известно, что следующая их цель — снова Питер, а исполнители — сектоиды, мужчина и мальчик. сектоид-Рыба вывел нас на тебя, и пока внимание ГСБ было полностью заключено на твоей персоне — на Землю проникли настоящие чужие.

— Почему именно я и Гена? — спросил я.

— Это тоже загадка. Возможно выбор случаен. Быть может, в тебе есть что-то такое, что нужно им. Мы не знаем. Поэтому и просим твоей помощи. Ты ведь поможешь нам, правда, Герман?

— Как?

— Ты получишь от нас черную кепку. С виду обычную кепку, которую носят десятки тысяч питерцев и москвичей. Она напичкана всяческой электроникой — это экспериментальная модель — в ней есть записывающее устройство, миниатюрная голокамера, биолокатор со встроенным определителем расы (по идее он должен среагировать, если рядом с тобой будет сектоид) и еще много чего полезного и не очень. Работает кепка самостоятельно, без всякой помощи. Питание автономное, хватит на пару лет. Тебе только надо держать глаза и уши открытыми. А кепку — на голове. Все ясно?

Я кивнул.

— Завтра ты сядешь в вагон монорельса до Питера, — продолжал Вершинин. — Он отбывает в 11:05 с Ленинградского вокзала. Прибывает в город около 12:00. Возможно сектоиды снова свяжутся с тобой — будь начеку. На всякий случай в этом поезде будет несколько агентов ГСБ, но ты их не узнаешь. Мы их тщательно замаскируем. Отвезешь мальчика бабушке и возвращайся. Если ничего не выйдет, мы с тобой свяжемся в последний раз около космопорта, заберем кепку и распрощаемся. Ты возвратишься на Статику, все будут довольны. А теперь я с нетерпением жду твоего ответа. Итак?

А что бы вы ответили на моем месте? Я коротко кивнул.

Вершинин поднялся.

— Вот кепка вместе с двумя билетами на монорельс и блокнотом, в котором записан адрес Давыдовых, — сказал капитан, крепко пожимая мне руку. — Спасибо за сотрудничество, господин Лукин. Вы — настоящий патриот!

На черный полированный стол перед диванчиком шлепнулась вполне обычная с виду черная кожаная кепка с серебристой наклейкой у козырька, паспорт Генки, билеты и маленький блокнот с отрывными листками.

Я задумчиво поглдил наклейку указательным пальцем.

Стандартный «жучок», я сам такие частенько сажал на доверчивых клиентов.

Капитан чеканныам шагом пересек холл, коротким кивком попрощался с портье и вышел в ночь.

Я сидел на диване и в моей голове вдруг забилась одна навязчивая мысль, отгоняя сон, прогоняя адреналин по артериям и венам.

Я подхватил кепку и выбежал за капитаном на промозглую улицу — Вершинин и его коллега как раз рассаживались по машинам.

— Андрей! — крикнул я, подбегая к «волгам».

ГСБшник вопросительно посмотрел на меня.

Я виновато улыбнулся. Наклонился, засунул голову в салон машины.

— Не угостите сигарой? — спросил я. — Таки решил попробовать… Когда еще получится? Ведь и правда классика…

Вершинин понимающе улыбнулся, порылся по карманам, извлек толстую кубинскую сигару и протянул мне.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я.

— Вы все сделаете как надо? — спросил капитан ГСБ. — Это важно, Герман! Это очень важно, понимаете?

— Конечно, Андрей, — сказал я. — Я все понимаю.

Я вернулся в холл. Значительно подобревший портье встретил меня радостной улыбкой — вероятно тот, кто после встречи с ГСБ не покидал гостиницу в наручниках на одной из черных «волг», заслуживал большого доверия с его стороны.

Я подошел к стойке.

— Сейчас, — сказал я, роясь по карманам. — Паспорт Генки, куда же я его засунул…

Портье замахал руками, словно дряхлая мельница:

— Ради Бога! — воскликнул он. — Герман Петрович! Боже ты мой! Все в порядке!

— Тогда у меня просьба к Вам, — я поманил портье пальцем и тот послушно наклонился над стойкой, старательно нахмурив брови — мол, все понятно — сейчас получу секретное задание, которое спасет планету. Или Вселенную, по обстоятельствам.

— Дело всепланетной важности, — прошептал я. — Мне нужно срочно кое-что купить из одежды. Вы не знаете здесь какого-нибудь магазина, который работает круглосуточно?

— Супермаркет «Пасифик», — поразмыслив, выдал Яценко.

— Отлично! — обрадовался я. — Но как Вы сами понимаете, мне как-то не улыбается гулять пешком по такой погоде. Нельзя ли?..

Портье кивнул и крикнул:

— Женька!

Смуглый паренек в синей форменной одежде, до этого болтавший с официанткой из гостиничного ресторанчика, мигом бросил свое занятье и подбежал к нам.

— Женя, — сказал ему администратор, — этому господину надо прикупить кое-что из одежды в «Пасифике». Он тебе даст денег и расскажет, что именно нужно. Понял?

— Понял! — весело ответил Женя. — Можно сегодня пораньше уйти?

— Можно, — буркнул портье. — Выполнишь и можешь сваливать.

И все это без всякого пафоса, на моих глазах. И когда я успел превратиться из обычного клиента в «своего в доску» парня?

Раздался звонок и Яценко поспешил к видеофону. Я прикурил и сказал парнишке:

— Вот, что тебе надо купить, Женя…

Когда я вернулся в номер (до того, как прибежал мальчишка с покупкой, я еще успел опрокинуть две кружки хорошего немецкого пива в ресторане и выкурить сигару Вершинина), Генка спал, как был — в одежде — около включенного стерео, по которому показывали какие-то красочные мультики.

— Эй, малыш! — тихонько позвал я.

Гена немедленно открыл глаза и улыбнулся:

— Дядя Герман, — сказал он, растирая кулачком глаза. — Извините, я заснул…

— Все в порядке, — я ласково потрепал мальчика по растрепанным волосам, — смотри, что я тебе купил. — И с этими словами я нахлобучил на Генку маленькую кожаную кепку — точную копию той, что вручил мне капитан Вершинин.

— Круто, — неуверенно сказал мальчишка. — А это… стильно?

Я улыбнулся, достал из-за пазухи вторую кепку и, лихо повернув козырек назад, надел ее на голову.

— Еще как! — подмигнул я Генке. — А теперь в душ — и спать. Завтра у нас очень тяжелый день.

Настойчиво звенел будильник, немилосердно растягивая барабанные перепонки. Я только скривился и перевернулся на другой бок — спать, спать и еще раз спать, как завещал Великий…

— Дядя Герман! — позвал Гена.

Сон — рыженькая сексуальная девчонка в одном неглиже — медленно уходил за задворки сознания: я сел на кровати и потряс головой. Посмотрел на время: зеленые цифры мягко мигали на мерцающем экране стереопроектора. Девять часов две минуты. Времени в обрез. И даже меньше.

Рядом с кроватью стоял уже одетый Генка, в руках он мял свою кепку и вопросительно глядел на меня.

— Поесть успеем, — решил я.

Пищедоставка изрыгнула из себя легкий завтрак — пакет сока и кукурузные хлопья для мальчика и горячий кофе с булкой для меня. Прямо на тумбочке перед стерео мы перекусили. Гена, как водится, снова проглотил свой сок и жалобно посмотрел на меня.

Знаю, что баловать детей нельзя.

Но Генка — не мой ребенок.

Только после третьего пакета сока мальчишка успокоился, я же успел одеться, подхватил единственный чемодан и напоследок осмотрел свои временные владения.

— Мы сюда еще вернемся? — спросил Гена.

Я покачал головой.

— Нет.

Внизу нас встретил доброжелательный портье — на этот раз миловидная темноволосая женщина. Похоже, Яценко уже успел предупредить весь персонал гостиницы, что я — важная персона. Возможно, никого важнее меня в этой захолустной гостинице еще не обитало.

Вместе с Генкой мы подошли к стойке.

— Я хотел бы расплатиться, — произнес я.

Улыбчивая женщина приняла из моих рук «визу», вставила ее в щель перед своим терминалом и тут же вернула.

— Большое спасибо, что останавливались в нашей гостинице, — проворковала портье. — Надеюсь, Вам у нас понравилось, господин Лукин?

За кого она меня принимает? За тайного агента ГСБ?

— Еще как! — ответил я. — Если суждено — буду все время у вас останавливаться. И даже еще чаще.

Более довольной физиономии в ответ трудно себе представить.

Когда мы выходили из гостиницы, было без десяти десять.

Монорельс привез нас на Ленинградский вокзал через полчаса.

Сразу с десяток таксистов кинулись к нам:

— Шеф, куда?

— До Питера? Все схвачено, шеф, садись… менты даже не тормознут…

— Дешевле не придумаешь…всего полтинник…

— Решайся, шеф!…

Мы твердым шагом гордо прошествовали сквозь заслон из водителей и те, огорченно переговариваясь, отступили.

Времени было еще порядочно, и мы заскочили в салон игральных автоматов, где Генка впервые в жизни попробовал виртуально поохотиться на динозавров дикой неизученной людьми планете. Минут через двадцать я понял, что придется применить грубую силу и оттащил мальчишку от автомата.

Мы прогулялись вдоль здания вокзала (десятиэтажный параллелепипед в виде большой плетеной корзины, только вместо соломенных прутьев — дешевый металлопластик) и, влившись в толпу, нырнули внутрь.

Не знаю как раньше, но сейчас вокзал напоминал как минимум военную базу. От обилия парней в зеленой и серо-голубой форме рябило в глазах. Солдаты и милиционеры были повсюду — около ларьков, возле раздвижных дверей, ведущих на перрон, в кафешках, даже в креслах для ожидания через одного — солдат или мент.

— Объявлена посадка на монорельс номер 00-03 «Москва-Санкт-Петербург», — объявил электронный голос, — пассажиры, имеющие билеты, и желающие занять места, пожалуйста, пройдите на платформу номер 4…

Я обдумал формулировку. А что, бывают пассажиры с билетами, которые не хотят занять места?

Я подошел к одному из скучающих солдат, и спросил:

— Извините, не подскажете, где находится платформа 4?

— Документы! — невежливо рявкнул в ответ бравый вояка. Пришлось доставать корочки и ждать, пока солдат не налюбуется на документы. Потом он вернул мне обе ксивы и провел передо мной правой рукой-ладонью, будто какой-то заштатный фокусник, совершающий таинственные магические пассы. Эту же операцию он провел с Генкой.

Я вежливо не двигался, притворяясь будто не знаю, что на ладони у солдата переносной детектор взрывчатых веществ.

— Так как насчет платформы? — наконец, спросил я.

— Туда! — указал куда-то за мою спину солдат. Я проследил за его пальцем и заметил длинную очередь, выстроившуюся возле одной из дверей.

— Спасибо, — поблагодарил я и потащил Генку за собой в сторону столпотворения.

Мы скромно пристроились в конце очереди.

— Когда же это закончится? — бурчал пожилой господин в древнем монокле на носу. — Не дают людям спокойно ездить! В чем дело? Что происходит?

— Я слышала, что эти их детекторы плохо влияют на электронику! — возмущалась тетка с двумя огромными баулами в руках. — А у меня в сердце встроен микрочип! Вдруг он сгорит? И я умру! Что на это скажут эти вояки? Да они же не расплатятся! Я — героиня войны с червями! Меня вся Москва знает! Да что там — меня в новостях CNN показывали! Я — знаменитость!

Роботележка неуверенно подъехала к ней, намереваясь принять багаж, но женщина с микрочипом в сердце только пнула его своей толстой ногой.

— Это инсинуации! — бушевал господин с моноклем. — Взрыв в Петербурге был неделю назад! Сектоиды никогда не повторяются! Следующий взрыв будет где-нибудь в районе Аляски! Причем через полгода, никак не раньше! Я математик! Я все рассчитал! Я работаю на кафедре прикладной математики в питербуржском университете!

Проходящий мимо офицер с винтовкой в руках с намеком поглядел на возмутителей спокойствия, и те притихли. Правда, не сразу: математик из Питера еще долго что-то бурчал себе под нос, возмущаясь какими-то сотрудниками своей кафедры, которые обсмеяли его теорию насчет червей.

Очередь продвигалась довольно быстро, и мы с Генкой уже через пять минут оказались у дверей. Дорогу нам перекрыли два металлических столбика, воздух возле которых был как бы сгущен (обман зрения и верный признак присутствия силового поля), а кроме них — двое неулыбчивых солдат.

— Документы! — потребовал один из них.

Второй в это время колдовал свободной рукой передо мной и Генкой.

Я хотел было сказать, что меня уже проверяли на наличие взрывчатки, но передумал. Себе дороже.

— Чисто! — сказал первый и вернул мне документы. Я в лишний раз порадовался изобретательности червя Леши.

Второй солдат утвердительно кивнул секундой позже, силовое поле между столбиками исчезло, и мы прошли на перрон.

Здесь было солнечно и многолюдно. Серебристый поезд-монорельс блестел в лучах восходящего солнца, как новогодняя игрушка, падающий с неба пушистый снег лишь усиливал впечатление.

Я взглянул на билеты: пятый вагон. То, что надо. Прямо посередине. Мы с Генкой прошли вдоль перрона, запорошенного снегом, отыскали необходимый вагон. Около дверей нас встретила хмурая контролерша, которая проверяла билеты, и молоденький лейтенант, который в третий раз за последние полчаса проверил на нас действие своего детектора.

— Есть с собой оружие? — спросил он.

— Да, — ответил я. — «ЦЛ», у меня на него разрешение. Все нормально, товарищ лейтенант.

— Это я вижу, — сказал лейтенант, глядя в покетбук. — Тем не менее, времена нынче тяжелые, и я попросил бы Вас сдать его мне.

— С чего бы, лейтенант? — возмутился я. — С документами все в порядке. И где я потом буду искать Вас и свой «Целитель»?

— Я поеду в поезде, — ответил лейтенант. — Если же Вы настаиваете, я сейчас сдам Вас милиции, господин Лукин, для более детальной проверки личности Вас и Вашего мальчика. Правда тогда Вы опоздаете на монорельс, но что уж тут поделаешь… Такое вот нынче неспокойное время!

Скрипя сердце, я вручил в руки военного свой пистолет.

— Я буду в первом купе, — сказал лейтенант. — Перед Питером зайдите ко мне. Оружие будет в целости и сохранности. Обещаю. Я не совру — не такой я человек.

— Хорошо, — кивнул я.

— Счастливой поездки! — буркнула контролерша, возвращая мне билеты.

Внутри было довольно уютно: мы прошли по узенькому коридорчику, пол которого устилал мягкий ковер, нашли свое купе. Я провел идентификатором на билете по замку, и серебристая дверца мягко отъехала в сторону.

Вполне обычное купе: два мягких диванчика, маленький туалет, выдвижной столик посередине, небольшой экранчик стереовизора, непрозрачное окно, зачем-то закрашенное фиолетовой гуашью. Наверное, чтобы снайперы не подстрелили.

Я кинул чемодан на диван, присел рядом с ним.

Сейчас бы поспать.

— Что с окном? — спросил Гена. — Я ничего не вижу!

— Там кнопка должна быть снизу, — устало ответил я. — Нажми ее.

Мальчишка залез на столик, отыскал кнопку и тут же в купе ворвался яркий солнечный свет и шум перрона.

— Проницаемость звука можно регулировать, — сказал я, припоминая поездки десятилетней давности из Краснодара на морское побережье. — Проведи пальцем по маленькому черному ползунку рядом с кнопкой.

Как все-таки детям мало надо, чтобы развлечь себя! Гена баловался с ползунком минут десять, пока не объявили:

— Монорельс номер 00-03 «Москва-Санкт-Петербург» отправляется. Дирекция Ленинградского вокзала желает Вам счастливого пути! Будьте бдительны!

Потом другой голос, мужской, начал бубнить:

— Напоминаем Вам, что в связи с участившимися случаями терактов, милиция города Москва проводит операцию «антисектоид». Вы должны сообщать сотрудникам милиции о всех случаях странного поведения пассажиров, об оставленных без присмотра сумках, ящиках, баулах, коробках и прочих…

Монорельс мягко тронулся — черные стекла вокзала потянулись назад, ровный голос мужчины, вещавшего об операции «антисектоид», затих. Сквозь окно было видно, как монорельс поднялся в воздух и поплыл (другого слова и не подберешь) между старинными четырнадцатиэтажными зданиями. То и дело мимо проскакивали лихачи на своих машинах, а минуты через две синяя голографическая надпись возвестила, что мы покидаем Москву, столицу Славянской Федерации.

Впрочем, снаружи мало что изменилось — все те же многоэтажки, ну, может, только чуть пореже.

Недалек тот день, когда Москва и Питер сольются в единый конгломерат, наподобие нашего Южного.

Монорельс набрал скорость, Гена включил стерео и под мерное жужжание ящика мои глаза закрылись как-то сами собой.

Я уснул.

Мне снилась Марина.

Мы ехали вместе, в почти таком же вагончике монорельса. Было жарко, и как назло сломался кондиционер. Мы возвращались с моря и было немного грустно — Марина поступила в институт Кино и Телевидения и в сентябре должна была уехать в Москву.

Ее маленькая головка покоилась у меня на коленях, я нежно проводил правой рукой по золотистым волосам своей девушки. Отмечал каждую частичку ее нежного личика, маленькую родинку под ушком, длинные реснички, чуть приоткрытые губы. Глаза у Марины были закрыты, и я думал, что она спит.

Но это было не так.

— Ты боишься? — спросила вдруг она, не открывая глаз.

— Чего? — не понял я.

— То, что я уеду и забуду тебя, — пояснила Марина. — Так ведь часто случается…

Я улыбнулся:

— Нет.

— Но почему? Ты так уверен в моих чувствах? — она улыбнулась и повернула голову, грациозно потянувшись. Взгляд ее прекрасных глаз дурманил голову.

— Да! — брякнул я.

Она засмеялась:

— Герочка, чудо ты мое! — она обвила ручками мою шею и притянула к себе. Я потянулся к ее алым зовущим губам, но Марина указательным пальчиком коснулась подбородка, останавливая меня.

— Не знаю, за что я тебя люблю, — сказала Марина, ее взгляд весело бегал по всему моему лицу. — Ты… ты такой молчаливый, из тебя слово редко вытянешь. Но я почему-то уверена, что именно это — настоящее. Что ты мой единственный. Понимаешь? Герка… Гера… даже имя у тебя — не из тех, что можно увидеть на обложках журналов или услышать по стерео. Холодное, чужое имя. Но такое родное! Понимаешь, что я хочу сказать? Ты — мой, Гера… мой и только мой мальчик…

— Тебе понравилось на море? — спросил я, чтобы хоть как-то отвлечь Марину. Я чувствовал, как краснею от ее слов.

Маринка еще раз потянулась, ее глазки лукаво сверкнули.

— Угадай, что больше всего мне понравилось… на море? Кроме самого моря, естественно…

Моя ладонь скользнула по ее тонкой шейке, опустилась чуть ниже…

Настойчивое жужжание видеофона разорвало тишину.

— Не отвечай, — мягко попросила Марина.

— Дядя Герман!

— Не отвечай!..

Лицо Марины уплывало, растворялось в лучах солнца…

— Не отвечай…

— Дядя Герман!!

Я проснулся, очумело хлопая глазами.

Тот же вагон.

Только вместо Марины — маленький мальчик, который осторожно теребит меня за рукав. И за окном — вовсе не наши родные южные пейзажи, а унылый металлопластик новостроек. И такое же унылое грязно-серое небо.

— Вам звонят! — сказал мне Гена.

Я засунул руку в карман, достал видеофон, нажал кнопку ответа.

На маленьком экранчике появилось лицо капитана Вершинина.

— Здравствуйте, господин Лукин, — сказал он. — У Вас все в порядке? Никаких новостей?

— Все нормально, — ответил я.

— Кепка на Вас? — спросил Вершинин.

— Как видите, — я дернул себя за козырек.

— У меня есть серьезный разговор к Вам, — сказал ГСБшник. — Вы одни, Герман?

— Со мной Гена.

— Закройте дверь в купе на замок. Мальчика посадите в туалет и тоже заприте, — приказал капитан.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Времени мало! — рявкнул Вершинин. — Делайте как приказано, объяснения получите чуть позже! Помните, я забочусь о Вашей безопасности.

Я пожал плечами. Подошел к двери, запер ее. Посмотрел на Генку.

— У меня серьезный разговор с дядей Андреем, — сказал я. — Тебе придется немного посидеть в туалете. Хорошо?

Мальчишка испуганно кивнул.

— Угу…

— Умница, — сказал я.

Когда все было сделано, я сел на диван и снова поднял трубку.

— Поставьте видеофон на подставку и сядьте рядом. Так, чтобы я Вас мог видеть, — скомандовал Вершинин.

— А это еще зачем?

— Потом! — сказал Андрей. — Выполняйте!

Я поставил видеофон вертикально на стол, сам сел напротив, уставился на экранчик.

— Готово.

Лицо Вершинина на секунду исчезло с экрана. Потом снова появилось.

Агент был весьма доволен собой.

— Что происходит? — спокойно спросил я.

— А ты не чувствуешь, Герман? — вкрадчиво спросил капитан ГСБ. — Ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего? Совсем-совсем?

Я молчал.

— Ты парализован, Герман, — сказал Вершинин. — Ты не можешь двинуть ни рукой, ни ногой. Единственное, что тебе осталось — говорить. Но кричи — не кричи, это тебе не поможет. Купе звукоизолировано, тебя просто никто не услышит.

— Как вы это сделали? — крикнул я.

— Кепка, Гера, — доверительно сообщил капитан ГСБ, гаденько улыбаясь, — кепка, которую ты так любезно согласился надеть. У нее всего две функции — с ее помощью можно парализовать человека и…

— И?

— Взорвать полгорода, Гера, — сказал Вершинин. — На твоей голове — заряд, равный по мощности небольшой ядерной бомбочке. Небольшой, но чертовски эффективной.

— Меня проверяли на взрывчатку! — возразил я. — Что за чушь?

— Это наши разработки, — пожал плечами Вершинин. — Техникой землян бомбу не обнаружить.

— Ваши разработки? — переспросил я. — Так ты не человек?

— Еще не догадался? — притворно удивился лже-ГСБшник. — Я — сын Секты. Вы, люди, называете нас сектоидами.

— Мда, — только и смог сказать я.

— Как же ты глуп, Гера! — веселился Вершинин. — Неужели ты думал, что настоящая ГСБ будет использовать в качестве полевого агента случайного человека, пусть даже частного детектива? По-моему, ты перечитал слишком много развлекательной литературы, беллетристики, Гера! Ты так не думаешь? А, Гера?

— Что вы собираетесь сделать? — спросил я, стараясь не обращать внимания на его слова.

Сектоид посмотрел на часы:

— Ровно через пятнадцать минут монорельс прибудет на вокзал в Санкт-Петербург. По нашим данным как раз в это время там будет находиться господин Федорчук, представитель Земли в Галактическом Совете. Он очень неосторожно высказывался на днях об атаке на мою Родину — Секту. Мы — в общем-то миролюбивые люди, Гера. Мы не хотим войны. По крайней мере сейчас. Поэтому Федорчук должен погибнуть. Ну и как издержки — все пассажиры монорельса, включая, естественно тебя, а еще вокзал, большая часть Петербурга…

— Вы чокнутые! — прошипел я. — Как Вам это удалось?

— Ну что ж, время еще есть, можно и поболтать, — кивнул лже-Вершинин. — Дело в том, что в последний месяц земляне разработали действенный метод генетического контроля. ГСБ удалось схватить двух наших людей. Поэтому ранее опробованные методы внедрения агентов-секта с последующим террористическим актом оказались неэффективными в случае с Федорчуком. Нам нужен был именно человек, достаточно подготовленный морально и физически. Homo Sapiens. Желательно путешествующий вместе с ребенком — земляне очень трепетно относятся к своим детенышам. Парень, который заговорил с тобой действительно не был Рыбой — тут я тебе не соврал. Рыбу мы убили за несколько часов до этого. Итак, наш человек, замаскированный под известного мошенника, рыскал около вокзала в поисках подходящего человека с ребенком. Он сильно рисковал — увы, но через полчаса после разговора с тобой, ублюдки ГСБшники все-таки вычислили его. Однако брат секта сделал свое дело: ты отправился за документами. Так-то вот.

— Леша тоже работает на вас? — спросил я.

— Отчасти, — кивнул сектоид. — Мы подключились к его компьютеру, и когда он принялся делать паспорт твоему сопляку, то заодно и скачал досье на тебя из архивов Статики (этот червь — неплохой хакер). Любопытство — порок всех разумных рас Галактики. Таким образом мы получили данные на тебя, таким образом могли легко тобой манипулировать. Что с успехом и делали. И продолжаем делать, Гера.

В дверь туалета неуверенно пошкребся Гена.

— Подожди! — крикнул я ему.

Сектоид захохотал:

— Да ты, оказывается шутник, Герман! Вот уж не думал… Можешь сказать мальчику, что ждать осталось… (он взглянул на часы) …Чуть больше десяти минут.

— Последний вопрос, — произнес я. — На прощание.

— Почему бы и нет? — улыбнулся лже-Вершинин. — Задавай, Гера. С удовольствием отвечу — свое знание ты унесешь с собой.

— Зачем вам все это? — спросил я.

— Что? Не понял.

— Эти взрывы. Чем мы вам не угодили?

Сектоид задумался:

— Хороший вопрос, Гера. Скажем так: мы — игроки. Наша раса развивалась в трудных условиях на родной планете — так уж вышло, что параллельно с нами на бывшей Родине — Секте изначальной появились еще две разумные расы. Мы победили их. Не в ходе глупой бойни, а действуя осторожно, стравливая друг с другом этих ублюдков, проводя террористические акты, убивая их лидеров. Мы победили — и остались на Секте единственной разумной расой. Но жажда Игры — игры с большой буквы, Гера! — поселилась в наших сердцах. Мы вышли в космос, мы встретили других разумных. И мы решили стать правящей расой в нашей Галактике. Проходили годы, десятилетия Игры: миллионы пожертвовавших собой братьев и сестер Секта (что может быть приятнее, чем знать, что сейчас благодаря тебе и вместе с тобой взлетит в воздух здание, погибнет сотни чужих?), миллиарды уничтоженных чужих… Мы почти воцарились у себя в Галактике…

— Почти?

Сектоид отмахнулся:

— Да. Вышло так, что нам пришлось отступить. Одна небольшая ошибка — и все разумные расы Галактики объединились против нас — оставшиеся в живых братья-секта снарядили в путь сто огромных кораблей, которые покинули родные планеты в поисках новой Игры — чтобы можно было подняться и, вернувшись в родную Галактику, отомстить обидчикам.

— Вы прибыли к нам… — задумчиво проговорил я.

— Да, — кивнул лже-Вершинин. — Сначала мы действовали скрытно. Проанализировали местную политическую обстановку. Изучили историю Галактического Совета и всех рас, уже вышедших в открытый космос. И сделали вывод — для продолжения Игры здесь надо ликвидировать самого сильного игрока на политической арене — то есть землян. Вас, Герман, вас. Когда вас не станет, Галактический Совет уже не будет проблемой.

— У вас ничего не выйдет! — сказал я.

— Ты слаб в политике, — покачал головой сектоид. — После гибели Федорчука у людей не будет шансов выстоять свои права в Совете. Против Вас объединятся волки Текрана, беу, закваки и все остальные. Даже ваши союзнички — акалоиты — предпочтут остаться в стороне от бучи. Все помнят ксеноцид червей… никому не нужна сильная Земля! Вот, что самое смешное, Герман! Наши же враги помогут нам!

Я молча смотрел в окно. Вместо недостроенных зданий снова потянулись одинокие небоскребы. Сквозь хмурое небо протягивались редкие лучи солнца. Мелькнула медленно вращающаяся голограмма: «Добро пожаловать в Санкт-Петербург. С наступающим Новым Годом!»

Какие-то лихачи кружили вокруг голограммы, будто не замечая надрывно сигналящего им гаишника. Двое мальчишек на крыше одного из небоскреба выставили вперед средние пальцы обеих рук вслед нашему поезду. Санкт-Петербург приветствовал собственную смерть в лице одинокого монорельса.

— Ну что ж, — сказал сектоид, — еще минута. И пора. Время икс, так сказать. Видишь этот пульт, Гера? Сейчас я нажму на красивую красную кнопку и тебя не станет. Ты понимаешь это, друг человек? Всего одно движения — и тебя нет. Я ведь знаю, как важна для тебя жизнь, человек… Я знаю, как вы боитесь смерти, ничтожные козявки! Ты меня понимаешь, Гера?

— Да, — сказал я. — Я все понимаю.

— Твое последнее слово?

— Прощай.

Сектоид рассмеялся:

— Все-таки ты шутник, Гера, — сказал он. — Мне даже почти жаль убивать тебя. Среди людей так редко встречаются настоящие шутники. Так исчезающее редко…

Поезд как раз начал тормозить.

Сектоид со значением посмотрел мне в глаза и нажал на свою кнопку.

Экран пошел помехами, а я спокойно встал и нажал кнопку «record» — наш разговор с сектоидом записался в память моего видеофона.

Потом я подошел к туалету и выпустил Генку. Тот судорожно прижался ко мне.

— Я думал что-то случилось! — сказал он. — Я думал, что с Вами тоже что-то случилось…

— Все в порядке, малыш, — сказал я. — Все хорошо.

Я снял с себя нелепую черную кепку, сорвал ногтем «жучок» и выкинул его в окно.

Теперь все зависело от того, где находилась база сектоидов.

Сколько невинных жертв на моей совести?

Я подхватил чемоданчик и с вместе с Геной вышел в коридор. Около окошка стоял давешний лейтенант. Вояка ждал меня.

— Вот мы и прибыли, — улыбнулся он, протягивая мне кобуру с пистолетом. — Вы уж простите, Герман Петрович, просто у меня работа такая…

— Все в порядке, — сказал я.

Питер встретил нас проливным дождем, и я даже пожалел, что выкинул кепку. Но возвращаться было поздно — под резкими холодными струями мы кинулись к вокзалу (почти точная копия московского), прошли уже привычный контроль у ворот и оказались в блаженном тепле.

Огромное табло, снующие туда-сюда люди, электронный голос, военные. Никто не знал, что буквально три минуты назад все здесь могли погибнуть. Приятно было осознавать, что именно я подарил этим людям жизнь. Самолюбие требовало взобраться на ближайший постамент и оттуда рассказать всем, что я — их спаситель! Или просто напросто Бог. И чтоб все бухнулись в колени и били челом оземь.

Самолюбие — поганое чувство.

Что бы ни говорили все психологи мира вместе взятые.

Около одного из ларьков я заметил сгрудившуюся кучку людей. Они вытягивали головы, расталкивали соседей и старались хоть что-нибудь углядеть по стереовизору, который висел под потолком. Кто-то курил сигареты с травкой, над группой распрпоятранялся пряный аромат.

Мы с Геной подошли поближе.

По стерео шел специальный выпуск новостей. Показывали море, которое вдруг вздыбилось водяным столбом, уносящимся под самые небеса.

Сквозь привычный гул вокзала я расслышал голос комментатора:

— Буквально пять минут назад произошел взрыв в Баренцевом море. По нашим сведениям в этом районе не проводилось никаких испытаний, и не было никаких подводных баз. Район считался абсолютно пустым! Военные отказались от комментариев, но уже сейчас Вы можете наблюдать, как боевые катера усиленно прочесывают окрестности…

На картинке и впрямь появились воздушные корабли береговой охраны.

— Сейчас Вы все-таки услышите интервью с генералом военно-морских войск Степаненко. — Обрадовано провозгласил комментатор. — Товарищ генерал, какова вероятность, что взрыв — дело рук сектоидов?

— Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт…

Дальше я не слушал.

Я практически не читал развлекательную литературу. В последнее время мне вообще почти не приходилось читать.

А вот лже-Вершинин похоже ею увлекался не слабо. Взять хотя бы черные очки и костюмы — ну типичные ГСБшники из дорогостоящих фильмов-боевиков. Настолько типичные, что я сразу засомневался в том, настоящие ли они. А уж когда лже-Вершинин предложил мне поработать на ГСБ, я сразу сообразил, что дело нечисто. Это уже заморочки из дешевых боевиков, которые пачками выпускают как у нас на Статике (из серии «Как я спас мэра и разгадал загадку Стазиса за 60 секунд»), так и на Земле.

Итак, эти люди — не те, за кого себя выдают, — решил я.

Значит, кепка — либо устройство слежения (Это подтверждает серебристый «жучок». Но зачем он им? Раз меня проследили с вокзала — значит «жучок» уже был установлен гораздо раньше), либо нечто другое.

Придя к таким выводам я действовал практически инутитивно: сорвал наклейку-"жучок" с кепки, схватил ее, выбежал на улицу… стрельнул сигару у сектоида, когда он отвлекся — подкинул в салон, под переднее сидение, кепку и блокнот (адрес в нем я успел запомнить. На всякий случай) и удалился. Конечно, существовала вероятность, что ГСБшники все же окажутся настоящими, но я сильно не волновался. Если это так — мне бы позвонили в тот же день. Или просто сбросили бомбу на гостиницу.

Конечно, я сильно рисковал. На кепке мог быть еще один передатчик, сектоиды могли обыскать машину и найти свой же «подарочек». Наверное, стоило позвонить в милицию. Хотя кто бы мне поверил? Короче говоря, я поставил на кон свою жизнь. Да и не только свою, наверное.

Далее я поступил совершенно логично: послал мальчишку в магазин — он купил точно такую же кепку мне и еще одну — Генке. Я наклеил на нее «жучок», чтобы лже-ГСБшники верили, что на мне их головной убор.

И стал спокойно ждать дальнейшего развития событий.

Ждать пришлось, как оказывается, не очень долго.

— Хоть на этот раз не дом рванули, — сказал кто-то в толпе. — Молодцы — сектоиды!..

Я мысленно согласился.

В конце концов база сектоидов могла оказаться где-нибудь в городе.

Я здорово рисковал.

Я знал, что сделаю, если узнаю, что моя выходка погубила тысячи жизней — пускай и ценой жизни Федорчука.

Кобура с «целителем» мягко давила на левый бок.

Поспи, дружок.

Пока для тебя нет работы.

Улица перед вокзалом была оцеплена. Какой-то солдатик облетал на мотоцикле сгрудившихся у заграждения людей и вещал в рупор:

— Извините за предоставленное неудобство! Через две минуты по улице пройдет кортеж господина Федорчука! Не пытайтесь прорвать оцепление! Через пять минут оно будет снято! Сохраняйте благоразумие!

Некоторые возмущенно роптали, но большинство завыло в экстазе. Какой-то парнишка забрался на столб и кричал оттуда:

— Ура Федорчуку! Ублюдков-сектоидов — под нож! Смерть зеленокожим сволочам! Федорчук — красавчик! Чужие — гады! Смерть всем инопланетникам! Акалоиты тоже ублюдки!..

Подлетела бело-синяя машина милиции. Нарушителя спокойствия сняли со столба и решительно затолкали внутрь машины. Он вырывался и орал:

— Смерть — секто — идам! Смерть — секто — идам!

Толпа рассерженно загудела, в милицейскую машину полетели пустые пластиковые бутылки.

А через миг все уже забыли об этом досадном инциденте — низко над улицей пролетело несколько черных машин — две «волги» и четыре «берсерка». Из первой «волги», в верхнее окошко высунулся немолодой кряжистый мужик — аккуратная короткая прическа, стальной взгляд, небрежно повязанный галстук. Он махал рукой народу, воздух перед мужиком подрагивал — силовое поле надежно защищало от выстрела снайпера.

— Федорчук! Федорчук! Федорчук! — неистовствовала толпа. — У-р-р-р-а-а!

Федорчук сжал правую руку в кулак и поднял над собой.

— Уууууу! — завыл народ. Какой-то мужчина в белой куртке попытался проскочить мимо солдат заграждения, но заряд станера оставил его лежать на земле, сырой и прохладной от недавно кончившегося дождя.

Федорчук уехал, толпа медленно рассасывалась. Даже оцепление сняли быстрее — всего за пару минут солдат погрузили в машины, которые тут же умчались прочь.

Я аккуратно обошел мужика в белой куртке, лицо которого уткнулось в лужу, перешел на другую сторону улицы — там, где виднелась желтая будка информатория.

— Режим телефона, — приказал я.

Из-под терминала информатория высунулась трубка. Я набрал номер.

— Скорая? Для Вас есть работа. Около московского вокзала лежит мужчина без сознания. Заряд станера. Да, военные. Точно. Спасибо.

Пошли гудки.

Я положил трубку и громко произнес:

— Режим информатория.

Трубка уползла в нутро желтого ящика. Вместо нее вперед выдвинулась клавиатура, на которой разноцветными огоньками выделялись голографические кнопки.

— Что мы делаем? — спросил Гена.

— Ищем твоего дедушку, — ответил я, вводя запрос.

"Геннадий Давыдов, 6-7 лет

Родители: мать — Наталья Давыдова

отец — Денис Давыдов "

Компьютер, поразмыслив, выдал несколько адресов.

Тогда я добавил в запрос: «последние два года проживали на планете Статика»

Информаторий выдал адрес и две фотографии: пожилая женщина в очках, строго улыбающаяся мне, и беззаботный мужичок, подмигивающий левым глазом, потому что вместо правого у него был стеклянный протез.

— Бабушка! — воскликнул Гена. — Дед Ваня!

Адрес под фотографиями, конечно, отличался от того, что дал мне сектоид.

— Ну что ж, — сказал я. — Давай отпразднуем это дело стаканчиком сока в ближайшей кафешке, а потом вернем тебя дедушке с бабушкой.

Мальчик счастливо улыбнулся.

— Еще одно, — вдруг вспомнил я, — надо же, совсем вылетело из головы…

— Режим телефона, — приказал я. — Анонимный вход.

Информаторий послушался.

Я достал из кармана видеофон, с помощью специального разъема подключил его к информаторию.

— Ключевые слово — «Герман», «Гера», «Рыба», «Червь», «Леша», «Гена», — сказал я.

Компьютер согласно мигнул зеленым огоньком.

— Стереть ключевые слова из аудиодорожки видеофайла номер один, — приказал я.

Секундная пауза — и вновь зеленый огонек.

— Переслать аудиодорожку файла в местное управление ГСБ.

Еще один положительный ответ.

— Стереть файл из памяти видеофона.

Генкины бабушка с дедушкой жили в другом конце города — мы добирались туда на такси почти час. Дважды нас останавливали патрули и проверяли документы.

— Совсем жизни не стало, — пожаловался таксист. — Чертовы сектоиды. Чего им неймется? Зачем они взрывают наши дома? Чего добиваются? Ублюдки…

— Они как дети… Злые, ужасные, так и не выросшие дети… — сказал я. — Играют. Смерть, жизнь — все это для них не более чем одна большая Игра. Ну, знаете, как в кубики. Построил замок — разрушил замок, и так по кругу.

Таксист посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и замолчал.

Наверное, решил, что я — сумасшедший.

Может, он и прав.

Чем я занимаюсь последнее время?

Поперся через всю Галактику на Землю, возвращать пацана родственникам.

Вместо того, чтобы быть на Офелии — искать правду о Стазисе…

Хотя нужно ли мне и это?

Машина приземлилась в одном из старых дворов: вокруг невысокие здания — сталинки, которым, наверное, уже лет триста. Только с одного края — вполне современный небоскреб с площадкой для посадки машин.

Таксист сел около детской песочницы, в которой вместо песка в грязи плескался поломанный мусоробот, которого какой-то шутник засунул в лужу ради потехи. Я помог роботу выбраться из западни — оказавшись на твердой земле, он благодарно пискнул и покатился прочь, подмигивая еще неперегоревшими лампочками. Я посмотрел ему вслед, потом взглянул на здание, где жил дед Ваня с женой. Трехэтажный дом, посеревший от времени, тоскливо смотрел пустыми глазницами выгоревших окон на меня. Какая-то бабулька с виртушниками на глазах молча наблюдала за мной. А может и не за мной — скорее всего, какой-нибудь сериал смотрит.

— Яблоня! — закричал Гена, указывая куда-то в сторону. — Старая яблоня! Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет!

Корявое дерево неуверенно притулилось между пластиковой дорожкой и асфальтом — на маленьком клочке земли, куда по чистой случайности еще не дотянула свои хищные лапы цивилизация.

Не знаю, сколько лет на самом деле было этой яблоне, но она уже явно доживала свой срок. Мы подошли к ней, и Гена осторожно приложил ладошку к почерневшему стволу.

— Привет! — сказал он.

Я медлил. Не знаю, почему. Я не хотел смотреть в глаза Генкиным дедушке с бабушкой. Я представлял, как рассказываю им о гибели Дениса и Марины, и внутри все сжималось, дрожало.

А может я просто не хотел расставаться с мальчуганом, к которому так привык.

— Пойдем, — сказал я. — Нам пора, Гена. Пойдем…

— Вы ведь будете к нам прилетать? — спросил мальчик. — Часто-часто, правда?

— Правда, — ответил я.

Мы поднялись по расшатанной лестнице на самый верхний — третий этаж, не встретив никого по пути. Гена радостно рассматривал обшарпанные стены, использованные одноразовые шприцы и катетеры на подоконниках, изрисованные голокраской потолки, выцветшую обивку дверей.

— Здесь тетя Зина живет, — говорил он. — У нее есть сын, мальчик, его Петя зовут. Тут бабушка Вера, она меня все время конфетами угощала и вареньем вишневым, здесь…

Мы стояли около высокой, оббитой дешевым пластиком, дверью. Над старинным глазком краской были выведены две цифры — 12.

— Здесь живет деда, — тихо произнес мальчик.

Я кивнул, подошел поближе, нажал на кнопку звонка. Тонкая соловьиная трель разбудила тишину на площадке. Я позвонил еще раз и стал ждать.

Мы ждали минут пять, но никто не ответил.

Я позвонил еще раз и еще.

Я все не верил, я гнал подозрение, которое холодными щупальцами пробиралось в мою душу.

Звякнула цепочка, приоткрылась соседняя дверь и в узком проеме появилось лицо давешней старушки с виртушниками.

— Вы к Давыдовым? — надтреснутым голосом спросила она.

Я молчал.

Я боялся того, что она скажет.

— Да! — кивнул Гена.

— А они уехали, — сказала старушка. — Дней восемь назад. Собирались на море черном отдохнуть. Должны на днях вернуться.

От сердца отлегло.

— Здравствуйте, бабушка Вера! — выкрикнул звонко мальчик.

Старушка всплеснула руками:

— Геночка, внучек! Я уж и не ожидала тебя увидеть! Господи! Да как же ты… вот Ванька с Машкой обрадуются! Да заходите, заходите же… Господи, как, откуда?..

Она пропустила нас в старенькую прихожую, заполненную старыми башмаками, туфлями, кроссовками.

— Моего деда, Севки, упокой Господь его душу, обувь, — объяснила мне старушка, — уже с год как на том свете, а я все его вещи выкинуть не могу. Рука не поднимается. Родное все… Вы меня понимаете? — она испытующе посмотрела на меня, отыскивая курпинки сомнения в глазах.

Я кивнул, разглядывая картины на стенах — бушующий океан, одинокий клипер. На некоторых холстах клипер разбивался о волны, на других — гордо рассекал неспокойное море навстречу солнцу.

— Художником Севка был, — сказала бабка, помогая Генке стащить с ноги кроссовок, — все кораблики рисовал. Довели они его до разрыва сердца, кораблики эти… Чайку не хотите?

Я снова кивнул.

Через десять минут мы сидели за большим дубовым столом на кухне, из пищедоставки старушка извлекла печенье и масло. Чай и варенье были собственного приготовления — старушка ловко выудила трехлитровую стеклянную банку клубничного варенья из-под стола, чайник в это время сердито пыхтел на электрической плите.

— Сейчас такие банки чуть ли не раритет, — пожаловалась бабушка Вера. — Нигде их не найти! Сплошной пластик кругом… Может, орехового хотите?

— Нет, спасибо.

— А Вы кем Генке приходитесь? — спросила старушка. — Куда родители его делись? Денька с Наташкой-то? До сих пор свои тайны разгадывают? — Она подняла чайник и стала разливать его по чашкам.

— Они… умерли, — сказал я просто.

Чайник в руке бабушки Веры дрогнул. Старушка поставила его обратно на плиту.

— Вот оно как… кто ж подумать мог… такие молодые… серьезные… Молодые… — Она всплакнула.

В наступившей тишине было слышно только как звенит ложечкой в чашке Гена, размешивая сахар, да негромкий шум стерео в соседней комнате.

— Генка, иди в зал! — не допускающим возражений голосом приказала бабушка Вера.

Мальчик все же попытался сопротивляться:

— Но я только…

— Я что сказала? Бери с собой печенье, чай и иди… посмотри по стерео, сейчас как раз мультики должны начаться. Давай-давай! Быстренько!

Когда мальчик покинул кухню, старушка уселась на стул, посмотрела на меня. Губы у нее дрожали, но слова бабушка Вера произносила спокойно:

— А теперь рассказывай, сынок. Все рассказывай и не бойся — не сплетница я. Маша — еще со школы моя лучшая подруга. А Деньку, сына ее, я с самого малолетства знаю. Нянчилась с ним, как со своим.

И тогда я заговорил.

Я произносил ненужные и неправильные слова.

Грубые и нелепые.

Но мне стало немного легче.

На следующее утро я покинул гостеприимную старушку. Адреса, куда именно направились дед Ваня с женой, она не знала, но пообещала, что продержит мальчика у себя до самого их приезда.

Я гулял по городу.

Я мок под дождем, заходил в первые попавшиеся ресторанчики, выпивал кружку пива и шел дальше.

Я не знал, куда я иду.

Я просто шел.

Случайный взгляд убедил меня, что я нахожусь на той самой улице, которая была указана в блокнотике сектоида.

До нужного номера оставалось восемь домов.

Я плотнее запахнул плащ и пошел вперед.

Перед искомым домом — семнадцатиэтажным зданием собралась приличная толпа. Все молчали, застыв в сером мареве дождя безликими тенями. Машины осторожно объезжали людей, стоявшие рядом гаишники даже не пытались разогнать толпу.

Будто ее не было.

Я присоединился к этим людям — какая-то женщина в черном пальто молча дала мне пройти. Ее глаза, красные, воспаленные, смотрели вверх, на здание.

Слышался чей-то тихий плач.

Я не хотел смотреть вверх.

Как вчера, когда стоял рядом с дверью в квартиру Давыдовых и на мой звонок никто не отвечал.

Потом я все же поднял взгляд.

На высоте девятого этажа здания расположилось гигантское табло. Серый заголовок над табло гласил: «Жертвы взрыва в Эрмитаже».

На сером фоне черными буквами были вырезаны имена и фамилии.

Список погибших. Их было очень много — весь список не поместился бы, поэтому верхние записи исчезали, на их место снизу приходили новые.

— Я уже пять раз здесь была, — тихо произнесла женщина в черном, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я знаю, что Ярик погиб. Но я все равно прихожу. Я надеюсь, что на этот раз надпись не появится. Что это ошибка. Ведь список обновляется. Может быть, его имя исчезнет? Боже, я не хочу идти в морг на опознание…

Я промолчал.

Я ждал.

Я ждал долго, минут двадцать.

Женщина в черном пальто ушла, ее место занял нервный паренек в грязно-коричневой куртке.

Я ждал.

Я ждал.

Я…

И имена появились.

Имена, увидеть которые я так боялся.

«Давыдов Иван Сергеевич»

«…Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет…»

«Давыдова Мария Павловна»

«…Маша — еще со школы моя лучшая подруга…»

Зачем они по дороге на вокзал заехали в Эрмитаж?

А быть может просто пролетали на такси рядом с ним?

Я стоял.

Я стоял еще долго, и смотрел вверх.

Пытаясь запомнить имена людей, которые стали жертвой жестокой игры сектоидов.