"Старые письма" - читать интересную книгу автора (Стил Даниэла)

Глава 3

Принесенные на следующий день доктором Преображенским стихи были так хороши, что Анна не могла читать их без слез. Медленно, ненавязчиво молодой врач вводил прелестную танцовщицу в неведомый для нее мир интеллекта, где ничто не сможет сдержать полет вольной мысли. Вот и этим утром он принес ей новый роман. Анна уже успела прочесть начало и за вторым завтраком принялась его обсуждать. Как и те стихи, что доктор приносил ей прежде, это была одна из самых любимых им книг, и оба не заметили, как за разговором пролетело время.

Оба не на шутку удивились, когда доктор собрался уходить и обнаружил, что засиделся до четырех часов и – что было совершенно непростительно – заговорил свою пациентку до изнеможения.

– Я не имел права так вас утомлять, – с раскаянием заметил он. – Уж кому, как не мне, об этом знать!

– Ничего страшного, – возражала Анна, очень довольная их беседой. Ей подали второй завтрак в постель, а доктору накрыли маленький столик у нее в спальне.

– Я был бы рад, если бы вы сейчас заснули, – говорил врач, поудобнее устраивая пациентку в кровати и поправляя ей подушки. Конечно, все это могла бы сделать сиделка, но ему было приятно самому ухаживать за больной. – Постарайтесь как следует выспаться. Сегодня я обедаю во дворце и по пути домой загляну сюда еще раз. Надеюсь, вам не станет хуже. – Он проверял ее состояние каждый вечер, и Анна не могла не оценить такую заботу. Эти вечерние визиты помогали ей выпутаться из сетей тоски, одолевавшей ее вместе с подступающими сумерками.

– Буду рада вас видеть, – заверила она, из последних сил перебарывая дремоту.

Доктор погасил свет, на цыпочках прошел к двери и с порога обернулся еще раз. Анна лежала, закрыв глаза, и уже крепко спала в ту минуту, когда он выходил из домика. Она не проснулась до самого обеда.

Первое, что она увидела, открыв глаза, – детский рисунок. Сиделка сказала, что заходил Алексей, но не стал ее будить и оставил рисунок. Он изобразил Анну во время ее смешных уроков плавания прошлым летом. Как и большинство мальчишек в его возрасте, он любил шутки и розыгрыши. И нисколько не стеснялся в обществе Анны, ведь она была ровесницей его сестрам.

Больная уже доела поданный на обед суп и пила чай, когда доктор Преображенский заглянул к ней по пути домой из Александровского дворца. Он пребывал в приподнятом настроении и с охотой рассказывал, как прошел обед. Несколько раз в неделю его непременно приглашали отобедать с императорским семейством – если уж на то пошло, он чаще обедал во дворце, чем дома.

– Это чудесные, удивительные люди, – с чувством повторял врач. Он давно был верным поклонником и императора, и императрицы. – На них лежит столь огромная ответственность – непосильный, тяжкий груз! А теперь, когда в мире полыхает война, он стал во сто крат тяжелее! Во всех больших городах неспокойно, начались волнения. Не говоря уже о том страхе, который внушает им здоровье Алексея. – Угроза погибнуть от гемофилии висела над цесаревичем с самого рождения, и оттого при нем постоянно приходилось держать врача. Доктор Преображенский находился возле наследника практически безотлучно, хотя и делил свои обязанности с доктором Боткиным.

– Наверное, вам тоже приходится нелегко, – тихонько промолвила Анна, – ведь вы почти не бываете дома, с близкими вам людьми. – Ей уже было известно, что доктор Преображенский был женат на англичанке и имел двух сыновей: двенадцати и четырнадцати лет.

– Их величества относятся ко мне с пониманием. Они чрезвычайно добры и при каждом удобном случае приглашают во дворец Мери. Но она никогда не приезжает. Она предпочитает оставаться дома, заниматься с мальчиками или просто сидеть за вышивкой. Ее совершенно не интересуют ни моя работа, ни люди, с которыми мне приходится общаться.

А вот это никак не укладывалось у Анны в голове – стоило подумать о его пациентах. Вряд ли их можно было назвать обычными людьми. Анна не могла отделаться от ощущения, что жена доктора Преображенского попросту ревнует его к царской семье. Ей не верилось в то, что молодая женщина может добровольно стать отшельницей. Возможно, она слишком стеснительна и не способна преодолеть робость?

– Ко всему прочему она практически не знает русского языка и оттого беспомощна. Но не желает утруждать себя учебой. – Доктор не стал уточнять, что в этом нежелании крылась причина их постоянных давних споров. Сетования на Мери перед Анной не делают чести его уму и сердцу, хотя трудно было представить двух более непохожих женщин. Одна так и лучилась энергией и жаждой жизни, тогда как другая только и знала, что жаловалась и казалась усталой, разочарованной и недовольной.

А на Анну не подействовал даже ужасный недуг. Она по-прежнему была очаровательна, и никто не мог устоять перед ее кротким, открытым нравом. Для самой же Анны каждая новая беседа с доктором Преображенским становилась настоящим откровением. Она никогда не общалась с молодыми людьми, кроме ее одноклассников по балетной школе и партнеров по сцене, у нее не было приятелей-мужчин или кавалеров, в которых можно было влюбиться. Единственными знакомыми мужчинами по-прежнему оставались отец и братья, да и тех она почти не видела. Им так редко удавалось ее навещать! Братья приезжали в Санкт-Петербург на ее премьеры раз в год, да и отец не намного чаще. Почти все свое время и силы они отдавали службе в армии.

А с Николаем Преображенским Анна чувствовала себя совершенно по-другому. Он стал ее близким другом, с которым так приятно поговорить. Она простодушно призналась ему в этом, и доктор явно был очень польщен. Ему также доставляли удовольствие эти беседы и возможность поделиться своими чувствами по поводу любимых стихов и книг. Честно говоря, ему импонировали многие ее черты, однако он также относил это на счет приятельских, дружеских отношений. Он даже хотел поделиться этим с Мери – когда Анна была еще совсем больна, Николай мельком упоминал ее имя. Он рассказал жене, что его вызвали в балетную школу к танцовщице, умирающей от гриппа. Но Мери ни разу не поинтересовалась, что же стало с этой танцовщицей, и со временем ему совсем расхотелось о ней говорить. В некотором смысле так было проще – держать ново-обретенную дружбу в тайне от остальных.

Конечно, в прежнее время об этом не могло быть и речи, однако после пятнадцати лет совместной жизни доктор успел убедиться, что не имеет ни желания, ни сил рассказывать Мери о своей работе и друзьях. Его попытки общаться натыкались на слишком откровенное, непробиваемое равнодушие. В последние годы они почти не разговаривали. Несколько лет назад, когда Мери вдруг засобиралась обратно в Англию, Николаю пришлось пережить немало тяжелых минут. Он не желал расставаться с женой и тем более отправлять своих сыновей в частную школу. Он хотел, чтобы близкие ему люди оставались рядом, вместе с ним. Но со временем Мери перестала даже сердиться на его несговорчивость. Она замкнулась в себе и была ко всему безразлична. Правда, жена никогда не упускала возможности лишний раз напомнить о том, как она ненавидит Россию и необходимость жить в этой стране. Вот почему общество живой, непосредственной Анны стало такой желанной отдушиной. Эта девушка никогда ни о чем не жалела и не сетовала на свою совсем не легкую жизнь. Она готова была любить эту жизнь такой, какая она есть, и считала себя вполне счастливой.

– Наверное, ваши сыновья на вас очень похожи? – весело спрашивала Анна.

– Люди говорят, что да. – Он невольно улыбнулся. – Хотя я так не считаю. По-моему, они пошли в мать. Это очень хорошие мальчики. И скоро они станут юношами. Мне каждый раз приходится об этом вспоминать – слишком привык относиться к ним как к малышам. И их это ужасно злит. Они невероятно независимые. Я и оглянуться не успею, как они повзрослеют и скорее всего пойдут служить в армию.

Тут Анна вспомнила своих братьев, которых не видела уже целую вечность. С тех пор как Россия вступила в войну, она постоянно беспокоилась за их жизнь.

Девушка принялась рассказывать Преображенскому про своих братьев, и он слушал ее с горькой улыбкой. Анна обращалась к нему с неизменной почтительностью и всегда называла «доктор», отчего он чувствовал себя до обидного старым и чужим ей человеком, а не тем близким другом, каким хотел бы себя считать.

Он на удивление быстро проникся симпатией к своей юной пациентке. Хотя их познакомили еще год назад, в Ливадии, по-настоящему они узнали друг друга только сейчас – и тут же крепко подружились.

– Вы не могли бы звать меня по имени? – не выдержал он. – По-моему, так было бы намного проще нам обоим.

И сблизило бы их еще сильнее, но об этом Анна как-то не думала. Ей нравился этот человек, вот и все. Его просьба прозвучала так робко, что тронула Анну до глубины души, как и многие другие особенности его характера. И она улыбнулась в ответ совсем по-детски. Зародившаяся между ними дружба продолжала оставаться совершенно платонической и невинной.

– Конечно, если вам так нравится. А при посторонних я могла бы обращаться к вам по-прежнему. – Для Анны это казалось весьма важным – она прекрасно понимала разницу в их возрасте и положении. Николай был старше ее на целых двадцать лет.

– Абсолютно с вами согласен, – с видимым удовольствием заявил он.

– Вы не познакомите меня со своей семьей, пока я живу в Царском Селе? – Анну живо интересовало все, что касалось его жены и детей.

– Вряд ли, – честно отвечал доктор. – Мери старается не являться во дворец без крайней нужды. Я ведь уже описывал вам, какая она домоседка. Мери почти никогда не принимает приглашения от императрицы, если только не боится, что это могут счесть за оскорбление.

– Разве это не осложняет ваши отношения с их величествами? – по-детски прямо спросила Анна. – Должно быть, государыня сердится на вашу жену?

– Насколько мне известно – нет. Она слишком тактичная женщина, чтобы выказать гнев, даже если испытывает его. И к тому же она, по-моему, догадывается, что у моей жены довольно тяжелый характер.

Пожалуй, перед Анной впервые приоткрылась завеса над его личной жизнью. В самом деле: они свободно обсуждали все на свете, однако ни разу не поговорили толком о его семье. Анне почему-то казалось, что его дом должен быть полон душевного тепла и уюта.

Во всяком случае, Николай никогда не жаловался на свою семейную жизнь.

– Мне кажется, ваша супруга излишне стеснительна, – великодушно предположила Анна.

– Нет, я так не думаю. – И Николай снова мрачно улыбнулся. Его в который раз покоробила несхожесть этих двух женских характеров. – Но она не любит следить за модой и наряжаться в вечерние платья. Одно слово – англичанка. Больше всего на свете ей по душе верховые прогулки и охота – то есть все, чем развлекаются в поместье ее отца, в Хемпшире. А все остальное навевает на нее скуку, и только. – Он вполне мог бы добавить «включая и меня», однако не захотел вызывать к себе жалость – особенно в Анне.

Они с Мери давно разочаровались в своем браке, но Николай переживал это намного болезненнее и старался найти утешение в детях. Попытка соединить две столь разные натуры была заранее обречена на провал. Мери была холодной, надменной и замкнутой особой. А его характер отличался жизнелюбием и открытостью. Жена осуждала его образ жизни и частенько обзывала Николая царской болонкой. За пятнадцать лет ему до смерти осточертели ее бесконечные жалобы. Вполне естественно, что такая бездушная и ревнивая женщина не сумела обзавестись здесь друзьями. Ее упрямое неприятие здешней жизни стало тяготить даже родных сыновей. Все, чего она хотела, о чем мечтала, – вернуться назад, в Англию. И ей казалось само собой разумеющимся, что муж должен все бросить и покорно последовать за ней. Николаю пришлось поставить ее на место и предупредить, что если она все же решится уехать из России, то в Англию ей придется возвращаться одной, без семьи.

– Почему же ей так не понравилось у нас? – искренне недоумевала Анна.

– У нас слишком холодно зимой – по крайней мере так она говорит. Британские острова тоже не могут похвастаться хорошей погодой, правда, там намного теплее. Но Мери не нравится сама страна и люди. Она ненавидит даже нашу пищу. – Тут Николай улыбнулся. Ну вот, опять он о своем.

– Ей было бы проще полюбить Россию, если бы она выучила язык, – с сочувствием предположила Анна.

– Я об этом все уши ей прожужжал. Все дело в ее собственном нежелании идти на уступки. До той поры, пока Мери не выучит русский, она вроде как и живет не в России – во всяком случае, так она может себе представлять. Хотя, конечно, от этого никому не легче, и прежде всего ей самой.

А также ему, Николаю. Он жил с этим грузом вот уже пятнадцать лет, и в последние годы ему было совсем тяжело, но он не стал объяснять эти подробности Анне. Он не смел признаться в собственном одиночестве. В том, что бесконечно рад возможности просто сидеть и беседовать с внимательным, отзывчивым слушателем, обсуждать любимые стихи и романы. Если бы не сыновья, Николай давно отпустил бы Мери в Англию. Кроме детей, у них давно не было ничего общего.

– А теперь отец Мери без конца пугает ее войной. Он уверен, что рано или поздно у нас должна случиться революция. Он твердит, что такую огромную страну почти невозможно держать под контролем, а Николай Второй слишком слаб духом. Что за смешная чушь! Но Мери готова ему верить, хотя ее отец всю жизнь только и делал, что бросался от одной крайности к другой.

Анна с тревогой ловила каждое его слово. Она никогда прежде не интересовалась политикой. Ей вполне хватало занятий балетом и не было нужды вникать в судьбы мира.

– А вы тоже в это верите? – серьезно спросила она. – В то, что будет революция? – было очевидно, что девушка готова была безоговорочно положиться на суждение своего старшего друга.

– Ни в коем случае, – отрезал Николай. – Ни у кого нет ни малейшей возможности совершить революцию у нас в стране. Россия слишком могучая страна, чтобы допустить подобное. Власть царя у нас незыблема. Просто Мери ухватилась за очередной предлог сбежать отсюда. Дескать, я рискую жизнью наших детей. Она всегда очень легко попадала под влияние отца. – И Николай мягко улыбнулся, глядя на юное создание, удивленно взиравшее распахнутыми глазами на открывшийся перед ней мир.

Во всем, что не имело отношения к балету, Анна была трогательно наивной, и ему доставляло немалое удовольствие следить за первыми шагами, сделанными девушкой вне школы. Он словно делился с нею прекрасным, огромным миром, который, оказывается, и сам отчаянно любил. По сравнению с ее чистым восторгом надменная агрессивность Мери выглядела еще более нелепо и жестоко. Жизнь в России только озлобила ее и заставила окончательно замкнуться в своем маленьком мирке.

А ведь когда-то Мери показалась ему очаровательной милой девушкой, живо интересовавшейся окружающим миром и людьми. У них было множество общих интересов и почти полное взаимопонимание. В те времена Мери обожала медицину и предвкушала его блестящую карьеру. Звание императорского лейб-медика показалось ей оскорбительным и недостойным, впрочем, как и многие другие вещи. Анна относилась к нему совершенно по-иному. Но с другой стороны, Мери была старше этой девушки на целых семнадцать лет. Самому Николаю исполнилось тридцать девять, а жена отставала от него на каких-то три года. По сравнению с ними Анна все еще могла считаться ребенком. И его твердое мнение по поводу революции моментально успокоило ее.

– А как вы думаете, скоро закончится война? – все так же непосредственно спросила она, и Николай улыбнулся как можно увереннее, хотя давно уже тревожился из-за огромного количества убитых и раненых. Ведь Россия собиралась в два счета покончить со всеми врагами, однако, к немалому удивлению общества, «победный конец» все никак не наступал.

– Я очень надеюсь, что скоро, – кратко промолвил доктор.

– Мне очень страшно за отца и братьев, – призналась Анна.

– С ними все будет в порядке. И со всеми нами тоже.

Как всегда, от беседы с Николаем у нее потеплело на душе. Он еще долго оставался с Анной и обсуждал очередную книгу, прежде чем собрался уходить. Больной по-прежнему едва хватало сил на столь долгие беседы, а ему давно пора домой. Рано или поздно все равно приходилось возвращаться.

– Мы обязательно увидимся завтра, – пообещал доктор, и девушка долго вслушивалась, как его сани скрипят по снегу, удаляясь в холодную тьму.

Ее мысли вертелись вокруг того, что рассказал Николай о своей жене. Судя по его лицу, он не очень-то счастлив в браке. Такому положению не позавидуешь, ведь ситуация складывалась безвыходная. Может быть, доктор все же смог бы убедить Мери выучить русский язык? Или время от времени отпускать ее повидаться с отцом? Анна была потрясена тем, что жена не желала разделять той преданности, с которой ее супруг служил семье государя императора. Столь необъяснимые надменность и упрямство не укладывались в голове. И в то же время девушка не могла отделаться от мысли, что Николай слишком сгущает краски. Наверное, он просто устал и оттого видит все в черном цвете? Так она гадала без конца, лежа в кровати. Конечно, ужасы войны сейчас не оставляли равнодушным ни одного честного человека. Возможно, именно там Николаю следует искать причины своей тревоги – а не в поведении его строптивой жены?

И в то же время Анне и на минуту не могло прийти в голову, что доктор Преображенский испытывает к ее персоне какой-то личный интерес, помимо необходимости заботиться о ее здоровье. В конце концов, он же был женатым, семейным человеком! И даже если его что-то не устраивало в поведении жены, это, несомненно, не так уж плохо, как можно было вообразить с его слов. Для Анны, все еще взиравшей на мир через призму замкнутого мирка балетной школы, отношения между людьми казались простыми и понятными, а брак представлялся незыблемой святыней. Наверняка Николай гораздо счастливее с Мери, чем выглядит и говорит.

Впрочем, в последующие две недели он ни разу не упоминал о жене во время своих регулярных визитов. Анна уже окрепла настолько, что стала выходить к столу, и в один прекрасный солнечный январский день доктор повел ее на первую прогулку в палисадник возле дома. В бодрящем воздухе внезапно повеяло весной, и Анна много смеялась и шутила над его чересчур серьезным подходом к жизни. К этому времени он уже принес ей почти все свои книги со стихами, и Анна успела прочесть несколько его любимых романов. Алексей заглянул к Анне выпить чаю, и доктор Преображенский остался, чтобы развлекать обоих своих пациентов. Они уселись играть в карты, и Алексей сиял от удовольствия, потому что постоянно выигрывал, и сердито запротестовал, когда Анна обвинила его в жульничестве.

– Неправда! – возмущался он. – Это ты, Анна, совсем не умеешь играть! – Алексей говорил так уверенно, что девушка решила прикинуться оскорбленной.

– Это я-то не умею? Да я играю лучше всех! Просто кое-кто за этим столом передергивает карты!

Николай молча наблюдал за их приятельской перепалкой и втихомолку улыбался.

– Я никогда не передергиваю, и если ты посмеешь меня в этом обвинить, то пожалеешь! Вот стану царем и прикажу отрубить тебе голову!

– А по-моему, у нас давно уже так не делают! – И Анна обратилась к Николаю: – Верно?

– А я буду, если захочу! – заявил Алексей, явно не желая расставаться с такой перспективой. – Я еще подумаю: может, вдобавок отрублю тебе ноги, чтобы ты не танцевала, и руки, чтобы не играла в карты!

– Да ведь мне отрубят голову – после этого вряд ли потанцуешь! И вообще это слишком больно и противно! – с лукавой улыбкой сказала Анна.

– Нет уж, пусть тебе отрубят все по порядку – на всякий случай! – Похоже, Алексею пришлась по вкусу роль кровожадного тирана. Однако уже через минуту он спросил: – Можно мне съездить на твое выступление в Санкт-Петербурге? Ну, то есть когда ты вернешься в балет? Мне будет очень приятно на тебя посмотреть!

– Мне тоже, – призналась она.

– Но я не хочу, чтобы ты уезжала от нас слишком скоро. Так что не очень-то торопись. – И тут он вспомнил: – Мама просила узнать, как ты себя чувствуешь и можно ли пригласить тебя к обеду. – Алексей обернулся к Николаю: – Можно?

– Не раньше чем на будущей неделе. Не стоит торопить события.

Анна провела в Царском Селе всего две недели, быстро утомлялась и передвигалась с большим трудом.

– Но я не захватила с собой подобающее платье, – посетовала она.

– Ну так приходи в ночной рубашке, – тут же нашелся Алексей. – Все равно никто ничего не заметит.

– Боюсь, это сильно смутит окружающих! – И хотя Анна рассмеялась от одной мысли о подобной возможности, у нее действительно не нашлось бы платья, подходящего для обеда с императорской семьей.

– Наверняка у девчонок найдется какое-нибудь платье взаймы! – пообещал Алексей. Ведь его сестры были примерно одного роста с Анной.

– Вы тоже будете там? – непринужденно поинтересовалась Анна у Николая. Ей было бы спокойнее оказаться в его обществе. Званый обед у государыни – не шутка, и ей стало немного страшно.

– Не исключено, – с ободряющей улыбкой отвечал Николай. – Мне пока еще ничего не говорили, но если в ту ночь будет мое дежурство, то обедать я буду во дворце. – Он отлично знал, что, даже если и не получит специального приглашения, очень легко сможет поменять расписание так, чтобы остаться в нужный вечер при Алексее. Оба врача никогда не были поборниками точного соблюдения графика, и к тому же у его старшего коллеги было больше причин уступить ночное дежурство Николаю и лишнюю ночь провести у себя дома, с семьей.

Николаю с Алексеем настала пора возвращаться во дворец, а Анна прилегла вздремнуть. Когда же она проснулась, то была немало удивлена: Николай вернулся к ней в спальню и стоял возле ее постели с тревожным, напряженным лицом.

– Что-то случилось? – Анне стало не по себе: она не понимала, что происходит и отчего доктор смотрит на нее как-то странно.

Николай не сразу нашелся, что ответить.

– Я просто хотел убедиться, что все в порядке. Мне вдруг показалось, что вас слишком утомила утренняя прогулка, ведь вы первый раз вышли на свежий воздух.

– Я чувствую себя прекрасно, – заверила Анна и уселась в кровати, не спуская с доктора глаз. Ей ужасно хотелось попросить разрешения возобновить свои занятия, но она понимала, что еще слишком рано об этом говорить. Это приводило ее в отчаяние – ведь каждый пропущенный день отдалял ее возвращение в настоящий балет! Анна боялась, что за это время ее мускулы окончательно одрябнут, а тело утратит все навыки танцовщицы. – Я проспала не меньше двух часов. Это очень забавно – играть в карты с Алексеем.

– Кстати, он и впрямь передергивает. И всегда меня обыгрывает, – с широкой улыбкой сообщил Николай. – А вы поставили его на место. И он в полном восторге. Всю дорогу до дома только и говорил о том, как отрубит вам голову, и какая это будет ужасная казнь, и как он будет веселиться.

– Вряд ли такое поведение пристало императорской особе. – Анна улыбнулась в ответ, радуясь, что снова видит Николая. Наверное, он спешит на обед. И это действительно было так. Сегодня его ночное дежурство.

– …Я попытаюсь заглянуть к вам, когда освобожусь, но как бы это не показалось вам слишком поздно. Вы, должно быть, сегодня очень устали после прогулки.

В это время сиделка подала на подносе обед.

Анна шла на поправку довольно быстро. Сегодня ей доставили письмо от мадам Марковой, в котором наставница советовала не спешить с возвращением в школу. Однако Анна не могла отделаться от чувства вины за то, что она до сих пор не танцует.

Мадам Маркова подробно перечисляла все новости, и даже то, что одна из девушек также заболела гриппом, но, к счастью, ее случай оказался не столь тяжелым. У нее даже не поднялась температура, ей просто было плохо в течение двух дней. Да, этой девушке повезло больше, чем Анне.

Доктор посидел у нее еще немного, поболтал о каких-то пустяках и с явной неохотой отправился обедать во дворец. Анна же все еще думала о нем, сидя в постели и не спеша прихлебывая чай. Это был прекрасный человек – добрый и сильный духом, и она очень благодарна ему за дружбу. Если бы не он, не его живое участие в ее судьбе, Анна ни за что не попала бы сюда, в этот домик для царских гостей, не купалась бы в роскоши и не пользовалась бы услугами сиделок. Все относились к Анне с удивительной добротой и щедростью, и ей не просто повезло выжить, но еще и оказаться в таком замечательном месте.

В этот вечер Николай больше не появился, и она решила, что обед закончился слишком поздно. А может, Алексей почувствовал себя плохо или доктору просто нужно было уделить внимание семье, на которую он работал все эти годы. Анна легла в постель с одной из принесенных им книг и зачиталась допоздна. А на следующее утро она едва успела одеться, когда Николай пришел справиться о здоровье своей пациентки.

– Как спалось? – серьезно спросил он.

И Анна с улыбкой уверила его, что выспалась отлично, протянула прочитанную накануне книгу и сказала, что она ей очень понравилась.

Николая это очень обрадовало, и он тут же отдал девушке три новые книги, принесенные с собой.

– Ее величество подробно расспрашивала о вас прошлым вечером и решила устроить скромный обед в узком кругу – специально для вас. Будут только близкие друзья из Санкт-Петербурга, чтобы вы не слишком утомлялись. Может быть, вы чувствуете себя еще недостаточно окрепшей? – с искренней тревогой осведомился доктор.

Он предупредил императрицу, что не уверен, хватит ли Анне сил присутствовать на обеде. Но девушка уже загорелась этой идеей.

– Ну, если подождать еще пару дней… Как вы считаете, доктор?

– Я считаю, что вы поразительно быстро идете на поправку, – с довольной улыбкой ответил он. – Единственное, чего я опасаюсь, – как бы вы не переутомились. Я сам доставлю вас во дворец и буду присматривать за вами, чтобы отвезти обратно при первых же признаках усталости.

– Спасибо вам, Николай, – с чувством сказала она. Ей снова захотелось погулять, но в этот день мороз усилился да вдобавок поднялся порывистый ветер, и доктор заставил ее вернуться буквально через несколько минут.

Войдя в дом, он еще долго не выпускал ее руки, но этого никто не заметил: от холода щеки Анны раскраснелись, глаза весело сверкали, и впервые она напомнила Преображенскому прежнюю, излучавшую здоровье маленькую танцовщицу. Однако ей все еще не скоро предстояло вернуться в балет. Правда, она честно призналась, что уже начала заниматься по полчаса каждый день, и тем не менее доктор все равно не собирался отпускать ее обратно в школу раньше апреля, когда она полностью восстановит свои силы. А пока об этом нечего было и думать. Анне требовался еще не один месяц отдыха и покоя, но это никого больше не пугало. Разумеется, она скучала по своим подругам, по балетной школе и сцене, но в какой-то мере успела свыкнуться и со здешней обстановкой. И уже с нетерпением и восторгом предвкушала тот обед в узком дружеском кругу, что собиралась дать в ее честь императрица.

Доктор остался у Анны на второй завтрак – как делал это обычно – и вскоре ушел, чтобы заняться своими делами во дворце. Затем он еще раз навестил ее в течение дня и еще раз сразу после обеда. Оба уже успели привыкнуть к такому распорядку, и Анну он вполне устраивал.

А на следующий день доктор дал императрице свое согласие на обед в честь выздоровления Анны. Предполагалось пригласить лишь самых близких друзей, кое-кого из родни и, конечно же, цесаревича и великих княжон. Государь император отсутствовал, он был на фронте и инспектировал войска.

Госпожа Демидова, личная горничная императрицы, привезла Анне целый ворох платьев, присланных великими княжнами, и были отобраны два самых подходящих туалета. Танцовщица всегда была более стройной, чем царские дочки, и сильно похудела после болезни, но дело удалось поправить с помощью нарядного кушака. Теперь одно из понравившихся Анне платьев сидело на ней как влитое. Это был отороченный черным соболем роскошный наряд из синего бархата, подчеркивавший точеную фигурку. К платью полагались теплая накидка с капюшоном, шляпка и муфта, так что девушка спокойно могла добраться от своего домика до дворца, не опасаясь замерзнуть.

Наконец наступил долгожданный день, и Анна не находила себе места от нетерпения. Признаться, она немного вздремнула, чтобы отдохнуть перед приемом, и все еще одевалась, когда за нею явился Николай. Дожидаясь, пока Анна выйдет, доктор открыл один из томиков стихов и налил себе чаю из серебряного самовара, стоявшего на столе в гостиной. Он чувствовал себя вполне свободно, по-домашнему. При звуке открывающейся двери он поднял глаза, все еще держа в руке чашку с чаем, и восхищенно улыбнулся. Девушка выглядела просто великолепно в одолженном у княжны наряде. А ее густые блестящие волосы соперничали красотою с чудесными соболями.

– Вы неотразимы, – с благоговением вырвалось у Николая. – Боюсь, что вы затмите сегодня всех дам, даже великих княжон и саму императрицу…

– Ну, это вы хватили лишку, но все равно спасибо! – И Анна присела в глубоком реверансе, как привыкла делать это на сцене. Ей не сразу удалось выпрямиться – давала о себе знать слабость в ногах.

У Николая не было слов, чтобы выразить свое восхищение. Он и представить себе не мог, что в его жизнь войдет это неземное, прекрасное, эфирное создание. А красота ее души поразила его еще прежде, чем он сумел оценить красоту ее внешнего облика. Да, никогда в жизни он не встречал женщину, столь близкую к совершенству.

– Честное слово, дорогая, вы смотритесь великолепно. Вы позволите вас проводить? – предложил Николай.

Она кивнула в ответ, и он помог ей справиться с накидкой. Кутаясь в теплую ткань, Анна снова с благодарностью подумала о великодушии и щедрости великих княжон, приславших ей этот наряд.

Николай устроил Анну в своих санках, заботливо укрыл меховой полостью и повез во дворец. Ночь была морозной и ясной: на небе высыпали мириады ярчайших звезд. И можно было представить, что это их волшебный свет переливается в огоньках свечей, мигавших в окнах дворца.

Доктор не стал задерживаться на крыльце и сразу повел гостью по лестнице в просторную, роскошно и со вкусом обставленную гостиную с обоями из бледного шелка и старинными гобеленами на стенах. Малахитовые столики, изящные безделушки на полках и мраморный камин, в котором полыхало яркое пламя, создавали уютную, спокойную обстановку.

Анна сразу почувствовала себя как дома. Это было настоящим счастьем, сбывшимся сном: вечер в кругу императорской семьи, вместе с друзьями и Николаем. Алексей развлекал ее шутками на всем протяжении обеда. Он нарочно настоял на том, чтобы сесть с одной стороны от Анны, тогда как с другой уселся Николай – чтобы «иметь возможность за ней присматривать». Однако присматривать было не зачем, разве что за тем, как ее радует общество друзей. В этот вечер все сошлись на том, что Анна – прелестное, милое и очаровательное создание.

Из уважения к почетной гостье разговор шел в основном о балете, но она немало поразила окружающих своим знанием других предметов. Благодаря Николаю девушка не тратила времени даром и многое успела изучить за последние недели. Она впитывала новые знания как губка и схватывала все на лету. Вслушиваясь, как легко и непринужденно она ведет беседу, доктор чувствовал странную гордость – как будто впервые вывел в свет собственную дочь или сам создал этот удивительный характер.

Он позволил ей задержаться после обеда во дворце, а к одиннадцати часам все же заметил, как она побледнела и утратила некоторую долю обычной живости. Не стоило искушать судьбу и подвергать ее неокрепший организм ненужным перегрузкам. Доктор пошептался о чем-то с императрицей, а потом шепнул Анне, что, по его мнению, ей пора откланяться и вернуться домой. Этот первый вечер в кругу друзей прошел на удивление удачно, но Анна безропотно подчинилась, хотя и не хотела уходить. Просто усталость брала свое. Анна не желала выказывать это перед Николаем, однако он слишком хорошо успел изучить свою пациентку. Всю обратную дорогу она рассеянно улыбалась, запрокинув голову к звездному небосводу.

Провожая Анну в дом, он шел совсем близко и сам не заметил, как на неуловимо краткий миг легонько обнял ее за плечи. А она доверчиво положила головку ему на плечо – то ли оттого, что устала, то ли с присущей ей непосредственностью благодаря за удачно проведенный вечер.

– Николай, все было так чудесно… Спасибо, что разрешили устроить этот обед… и устроили мне этот отпуск… Все были ко мне так добры! Я просто счастлива. – И она со смехом вспомнила шутки одного из гостей. – Как жаль, что с нами не было его величества. – Да, все за столом жаловались, что скучают по императору.

Анна снова улыбнулась и подняла глаза на своего друга:

– Какой великолепный прием!

– На котором все как один влюбились в вас, Анна. Граф Орловский твердил, что покорен вашими чарами.

Графу давно перевалило за восемьдесят, и он флиртовал с Анной напропалую, но даже его супруга лишь добродушно посмеивалась над престарелым ловеласом. Они прожили вместе уже шестьдесят пять лет, и за все эти годы он никогда не позволял себе ничего, кроме такого вот легкого флирта со знакомыми молодыми девицами.

– Алексей сильно обиделся, что не смог сегодня сыграть со мной в карты, – заметила Анна, снимая накидку. Ей показалось странным, что они вдвоем возвращаются домой и обсуждают минувший вечер, как настоящая супружеская пара. – Но ведь я не могла бросить остальных гостей и развлекать его одного, правда?

– У вас еще будет возможность с ним сыграть. Может, даже завтра, если вы оба будете хорошо себя чувствовать. Боюсь, он сильно устал во время приема. А вы? – Он поднял на нее тревожный взгляд. – Как ваше самочувствие, Анна?

Ее глаза засияли, как два огромных сапфира, когда она с чувством призналась:

– Я так счастлива и довольна, как будто провела самый лучший вечер в своей жизни!

Она умолкла, глядя на Николая с несмелой улыбкой, и он невольно шагнул вперед. В замешательстве он как-то не заметил, что так и стоит посреди комнаты в пальто.

– Я впервые встречаю такую, как вы, – промолвил Николай, остановившись перед Анной. На мгновение он совершенно позабыл, кто она такая. Она не была для него ни прима-балериной, ни даже тяжело больной пациенткой. Она была его самым близким другом, женщиной, ослепившей его своей красотой и внушившей нежданную, неземную любовь. – Вы совершенно необычное создание… – Его голос снизился до шепота, а от следующих слов Анна удивленно охнула и широко распахнула глаза. – Анна… Я люблю вас…

Он не стал дожидаться ответа, а просто наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Он обнял Анну и прижал к себе, и она поразилась его огромной силе, не отдавая себе отчета в том, что страстно отвечает на его объятия и поцелуй. Но уже через миг наваждение прошло, Анна отстранилась и в ужасе заглянула ему в лицо. Что они натворили? Что теперь будет? Неужели отныне их отношения будут отравлены ядом двусмысленности?!

– Я… я не… мы не можем… мы не должны, Николай… Я сама не понимаю, как это случилось… – В отчаянии она готова была разрыдаться, и Николай ласково взял ее за руки. Еще никогда в жизни она не целовалась с мужчиной, она вообще ни с кем не целовалась. Только сейчас, в девятнадцать лет, он открыл перед ней дверь в совершенно новый, неведомый мир, и она растерялась, не зная, как ей быть.

– Зато я отлично понимаю, как это случилось, Анна, – спокойно промолвил он. Сердце его начинало бешено биться при одном взгляде на это милое создание, которое он так боялся потерять. Может быть, ему следовало вести себя более жестко и порвать эту связь нимало не раздумывая? Нет, при одной мысли об этом у него темнело в глазах от ужаса… Он ни за что не расстанется с нею – и будь что будет! – Я полюбил тебя с первого взгляда. И то, что ты пережила ту ночь, показалось мне истинным чудом. И с тех пор твой образ преследовал меня неотступно, ты была словно живое воплощение красоты и грации, словно бабочка с поломанным крылом, которую я уже и не чаял спасти. Но я и понятия не имел о том, кто же ты есть на самом деле… до последних дней… когда ты переехала сюда и мы говорили каждый день обо всем на свете. И теперь я полюбил в тебе все: твой образ мыслей, твой неукротимый дух, твое доброе отзывчивое сердце… Анна, я не могу без тебя жить! – В этих сбивчивых словах равным образом заключалась и мольба о снисхождении, и великий, щедрый дар судьбы – и Анна сумела это понять.

– Николай, да ведь ты женат! – воскликнула она со слезами жалости и грустью во взгляде. – Мы не можем быть вместе. Мы не имеем права… Нам следует забыть…

– У меня давно нет жены – только одно название. И ты не можешь не знать об этом, даже из той малости, что я тебе успел рассказать. Ты не могла этого не почувствовать. И я готов поклясться чем угодно, что никогда прежде не позволял себе ничего подобного… А ты – первая женщина, которую я по-настоящему полюбил. Мне кажется, что мы с Мери никогда не любили друг друга. Не любили так, как сейчас. Анна, поверь мне, клянусь… я ей ненавистен!

– Но может быть, ты все же сильно заблуждаешься на ее счет? Может быть, все еще можно спасти, если вы вместе переедете в Англию? – Анна в глубокой задумчивости мерила шагами гостиную и была так напугана и расстроена, что Николай снова стал бояться, что может ее потерять. А в следующий миг она повернулась к нему лицом и произнесла именно те слова, что страшили его сильнее всего, даже сильнее признания в том, что она его не любит.

Ведь он безошибочно угадал ее любовь в ответном поцелуе. Она испытывает то же, что и он, как бы ни страшилась этой правды. – Николай, мне надо немедленно вернуться в Санкт-Петербург. Ты должен оставить меня. Я больше не имею права здесь находиться.

– Тебе нельзя сейчас возвращаться! Ты все еще слишком слаба, чтобы спать на сквозняке в своей жалкой казарме, и уж тем паче танцевать! Тебе еще несколько месяцев нужен особый уход, иначе ты обязательно заболеешь опять! И вряд ли тебе снова посчастливится выжить! – И он взмолился со слезами на глазах: – Ну пожалуйста, не уезжай! – Было ясно, что Николай до смерти боится этой разлуки.

– Но я не могу остаться рядом с тобой… ведь теперь в наших сердцах похоронена страшная тайна, смертный грех, и наказание будет просто ужасным!

– Да я и так наказан, наказан пятнадцатью годами своей жизни! Ты не вправе обрекать меня на такую пытку навечно!

– Чего же ты от меня хочешь? – Она вскинула на него глаза и в ужасе зажала руками рот, словно заранее пугаясь того, что может услышать.

– Я хочу, чтобы ты знала: я готов на все. Я брошу жену, уйду из дому… все, что угодно, лишь бы быть вместе с тобою, Анна!

– Нет, не смей даже думать об этом! Я не вынесу, если из-за меня ты совершишь нечто ужасное… Подумай хотя бы о детях, Николай! – При этих словах из ее глаз брызнули слезы, но и сам Николай не замечал, что плачет.

– Я думал р них без конца, с того самого дня, как встретил тебя. Но ведь они уже почти взрослые. Одному двенадцать, другому четырнадцать – они скоро станут жить самостоятельно, и я не в силах ради них обрекать себя на вечную муку с нелюбимой женщиной… и бросить ту единственную, которую люблю… Анна, я умоляю, не покидай меня… останься со мной… Мы обо всем договоримся, вот увидишь… И я не стану делать ничего вопреки твоей воле!

– Ну, тогда ты больше не будешь об этом говорить. Никогда. Нам обоим придется постараться забыть все, что было здесь сказано. Твоя жизнь – тут, в Царском Селе, рядом с императорской семьей и твоими близкими. А моя жизнь – там, в Санкт-Петербурге, в балетной школе. Я не вправе принадлежать тебе, я не распоряжаюсь собственной жизнью, чтобы пожертвовать ею ради тебя. Моя жизнь навсегда отдана танцу – пока я смогу выходить на сцену. Ну а потом я посвящу себя детям, как это сделала мадам Маркова.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что танцовщица должна быть монахиней? – Он впервые слышал такое, хотя и знал, что Анна еще никогда не влюблялась и не была близка с мужчинами. Девушка сама призналась ему в этом в одном из разговоров.

– Мадам Маркова считает, что жизнь в угоду мужчине отвратительна. Шлюха никогда не поднимется до великой танцовщицы.

Столь откровенная грубость покоробила Николая.

– Анна, но ведь у меня и в мыслях не было предлагать тебе стать шлюхой! Я хотел признаться тебе в любви и предложить выйти за меня, как только Мери даст мне развод!

– А я не могу на это пойти! Мое место на сцене! Там вся моя жизнь, это все, что я знаю, все, ради чего рождена на свет! И я не позволю тебе разрушить свою жизнь!

– Ты рождена, чтобы любить и быть любимой, как и все мы! Чтобы жить вместе с мужем и детьми, которые будут заботиться о тебе! А не для того, чтобы до старости танцевать в холодных, пустых залах, выламывая суставы и рискуя свернуть себе шею, пока тело не откажется тебе служить! Ты достойна большего, и я готов все это тебе дать!

– Но ты не можешь этого сделать, – снова с отчаянием повторила Анна. – И не имеешь права этого хотеть. Что, если Мери не пожелает дать тебе развод?

– Она будет только счастлива возможности вернуться в Англию! И за свою свободу с охотой подарит свободу мне!

– А как же огласка? Подумай, ведь император ни минуты не станет держать тебя при дворе! Ты попадешь в опалу, станешь отверженным! Нет, я не позволю тебе совершить такое безумство! Ты просто должен меня забыть!

– Я забуду обо всем, что было сказано нынче вечером, – с запинкой произнес он, – если ты пообещаешь остаться здесь. Я никогда не позволю себе ни единого лишнего слова. Ты можешь смело положиться на мое обещание. – Обещание, дать которое было для него едва ли не равносильно смерти.

– Хорошо. – Она тяжело вздохнула и отвернулась, и Николай с болью в сердце смотрел на ее поникшие плечи, больше всего желая обнять и утешить Анну, но понимая, что делать этого нельзя. Девушка выглядела расстроенной и удрученной, однако явно терзалась не так сильно, как сам Николай. – Я подумаю, стоит ли мне остаться, – добавила она, по-прежнему глядя в сторону. Она не смела обернуться. Она все еще плакала. – А теперь вам лучше уйти.

Николай не видел, как горестно скривилось ее лицо при этих словах. Зато ее спина снова гордо выпрямилась, а головка решительно приподнялась, так что дивные волосы черным каскадом рассыпались по плечам. Ему снова до боли захотелось обнять и приласкать Анну.

– Доброй ночи, Анна, – промолвил он голосом, исполненным невысказанной любви и страдания.

Через минуту она услышала, как хлопнула входная дверь, и только тогда обернулась и дала волю слезам.

Анна не хотела верить в то, что сейчас случилось, в услышанные ею признания, но в то же время чувствовала в душе ответную любовь – и это было хуже всего. Ведь Николай был женат, и ради собственного счастья она не должна позволять ему пускать под откос свою жизнь и карьеру и терять семью. Она слишком любила его, чтобы обрекать на такое. А кроме того, она не имеет права пренебрегать своим долгом перед школой. За двенадцать лет она хорошо усвоила слова мадам Марковой. Наставница постоянно повторяла, что Анна наделена необычным талантом, что она не такая, как остальные балерины, что ей не нужны мужчины, что она должна сохранять чистоту тела и души, чтобы жить в искусстве и для искусства, и тогда танец станет единственно важной для нее вещью – как и было до сих пор. Однако теперь, после встречи с Николаем, ей стало ясно, что на свете существуют и другие ценности. И что она могла бы стать невероятно счастливой, если бы жила вместе с ним, но только не такой ценой. Она не хочет, чтобы ради нее он пожертвовал самым дорогим.

Анна понимала, что ей не следует задерживаться в Царском Селе и нужно как можно скорее вернуться в Санкт-Петербург, и тем не менее не могла решиться на немедленный отъезд. Страшно было даже подумать о том, чтобы перестать видеться с Николаем всякий раз, когда у него выдавалась свободная минута. Просто им придется делать вид, что ничего такого не случилось, хотя это будет и нелегко. Впрочем, Анна твердо верила в свои силы. Она вошла в спальню и попыталась раздеться, но непослушные пальцы запутались в застежках, а ноги стали совсем ватными. Содрогаясь от нервной дрожи, она присела на стул и не могла избавиться от воспоминаний об их единственном поцелуе и об испытанной ею буре эмоций. Но кому какое дело до ее чувств? Ее сердце, ее душа могут разорваться на части, а вместе им быть не суждено. А если она останется, они хотя бы смогут видеть друг друга. И Анна долго сидела, бездумно уставившись на себя в зеркало и размышляя над тем, как они с этим справятся. Совершенно очевидно, что обоим это дастся очень и очень нелегко.