"Улучшаем память – в любом возрасте" - читать интересную книгу автора (Лапп Даниэль)

ХРАНЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ В ПАМЯТИ

В своей теории памяти Платон использовал метафору: он сравнивал память с восковой дощечкой, от качества которой зависит, насколько хорошо можно делать на ней записи. Согласно Платону, хорошая или плохая память дается нам от рождения. Как полагали в древнем мире, судьба человека определяется волей богов и в ней мало что можно изменить. Понятно, что при таких представлениях память воспринималась как врожденный дар. Платон не пояснил, чтб с его точки зрения может быть «воском хорошего качества» или как сводятся воедино все записанные на нем воспоминания. Однако в мире, где устная традиция была очень сильна (до изобретения книгопечатания народы в основном полагались на память, передавая культурное наследие в виде повестей и баллад об исторических событиях), Платон должен был считать само собой понятным использование мнемонических приемов – этих подпорок для памяти, имевших в те времена широкое распространение.

В последние годы психологи делают особый упор на такие модели устройства памяти, в которых для облегчения последующего поиска информации запоминаемые элементы организуются в упорядоченную систему. Было показано, что доступность записанной в мозгу информации зависит от того, как наша собственная мысль была организована в момент ее записи. Сейчас признано, что удачное структурное оформление идей значительно облегчает работу памяти. Заметим, что способность к организации запоминаемого материала, так же как и к концентрации внимания, не является врожденной. Та и другая приобретаются в результате обучения, и потому ни в каком возрасте не поздно начать упражняться и совершенствовать свои умения. Геронтологические исследования показали, что французская поговорка «Старую собаку не научишь новым трюкам» не верна: люди могут учиться в любом возрасте. Это видно на примере многих испытуемых старше 55 лет, которых удалось обучить новым стратегиям мышления, хотя само обучение и отнимало у них несколько больше времени, чем у более молодых.

Очень важно понять, как работает наша память – тем самым мы сорвем с нее мистический покров. Когда нам известно, почему мы что-то помним, а что-то забываем, сразу открываются многие возможности. Метафора Платона насчет восковой дощечки по-прежнему интересна своей образностью, но в наши дни некоторые психологи предпочитают сравнивать интеллект с компьютером, тем самым подчеркивая принципы устройства памяти. Обе аналогии друг друга дополняют. Можно также думать, что все впечатления, образы, чувства и мысли записываются в мозгу по принципу копирования документов: наш ум подобен фотопластинке и во многих отношениях напоминает платоновскую восковую дощечку. Я могу представить себе, что тысячи образов, воспринимаемых нашим мозгом, классифицируются им с эффективностью компьютера. Учитывая объем информации, которую накапливает мозг, трудно не восхищаться этим чудесным запоминающим устройством. У большинства из нас на протяжении всей жизни воспоминания правильно «раскладываются по полочкам», и их картотеки организованы в обширную сеть с внутренними взаимосвязями. Мозг классифицирует воспоминания весьма практично, с учетом частоты, с которой они используются в жизни, и они соответственно поднимаются ближе к уровню сознания или отступают в область бессознательного.

Для наглядности проиллюстрируем это на условной модели с рядом зон, окрашенных в разные цвета. Представьте себе систему из трех пластов. Верхний пласт находится совсем близко к уровню сознания. Он содержит сведения, полезные в повседневной жизни, к которым приходится часто обращаться. Мне лично этот пласт видится голубым и ясным как день. Именно в нем, например, находится наш активный разговорный словарь, постоянно упоминаемые имена, часто набираемые номера телефонов и т п. Это очень оживленная область, из которой непрерывно выдаются нужные справки. Далее следуют другие уровни, где хранится в упорядоченном виде информация, в которой мы не нуждаемся столь часто.

Средний пласт содержит «пассивный» материал, к которому мы обращаемся реже. Чтобы извлечь отсюда информацию, приходится прибегать к вспомогательным ассоциациям (в том числе к мнемоническим приемам). Этот второй пласт мне представляется зоной ржавого цвета, более тихой, где наши воспоминания, как бы покрытые ржавчиной, отлеживаются в покое. С возрастом, по мере снижения жизненной активности, этот второй пласт увеличивается за счет уменьшения первого. Именно в этом втором слое хранятся некогда выученные иностранные языки, которые мы редко используем. Я помню, сколько неловкости ощущала в первые дни моей стажировки во Франции, на моей родине. Иные слова мне приходили на ум по-английски, и при разговоре не хватало времени, чтобы их перевести. Множество раз я запиналась на словах вроде «to focus» (сосредоточиваться, по-французски – se concentrer, fixer), французское звучание которых непохоже на английское, и поэтому труднопереводимых при быстрой речи, хотя я специально готовилась к употреблению этих «каверзных» слов. Французский язык, которым я уже не пользовалась систематически в США, отошел на второй план и был замещен английским, особенно в очень специфической области моей работы. Но поскольку я понимала, в чем причины возникавших при переводе трудностей, я не стала понапрасну бранить себя. Вместо того чтобы мучиться угрызениями совести, я терпеливо ждала, пока все нужные знания перейдут из ржавой области в голубую, что в конце концов и произошло под влиянием нового окружения и в результате повторной проработки и частого использования различных французских терминов.

Самый нижний пласт примыкает к области бессознательного. Мне он представляется серым, как некая зона неведомого. Это, возможно, наибольший из всех трех пластов – ведь каждый из нас регистрирует в уме миллионы впечатлений со дня своего рождения.

Психоаналитики утверждают, что в результате активного процесса, называемого подавлением, в эту серую зону переходят следы неприятных переживаний. Вот почему в памяти иногда блокируются воспоминания о травмирующих ситуациях (агрессия, насилие и т п.). Они, однако, в большинстве своем не подавляются полностью, а только вытесняются в серую зону, чтобы освободить место для других воспоминаний, в данное время более актуальных и потому помещаемых ближе к уровню сознания. С возрастом, когда настоящее уже не так волнует, гораздо больше внимания уделяется ассоциациям, связанным с прошлым. Когда перестают смотреть вперед, смотрят назад. Вот почему пожилые люди часто лучше помнят события или впечатления двадцатилетней давности, чем то, что они ели сегодня на завтрак. (Тем не менее, если они ели что-нибудь необычное вроде, например, черной икры, можно биться об заклад, что они это запомнят!)

Воспоминания далекого прошлого как бы ожидают того, чтобы их, словно Спящую красавицу Шарля Перро, разбудила сильная эмоция. Нам, как в театре, нужен суфлер, который напоминал бы нашему сознанию о давних событиях. Чаще всего таким суфлером бывает какое-нибудь чувственное восприятие, влекущее за србой последовательность образов, слов и ощущений, запечатленных в памяти в давно прошедшие дни. Такое извлечение происходит по принципу «стимул – ответ», описанному в начале этой главы. Это то, что называют непроизвольным вспоминанием, так как восприятие-стимул воздействует неожиданно для нас самих.

Примеров непроизвольного вспоминания предостаточно как в жизни, так и в литературе. В «Поиске потерянного времени» Марселя Пруста мы находим классический пример такой реминисценции. Автор обмакнул кусочек бисквита в чашку чая, и в момент, когда смоченный кусочек коснулся его нёба, он испытал нечто необычное: настоящее со всей его скучной угрюмостью исчезло, а его самого переполнило радостное чувство. Напрягши внимание, он ждал, пытаясь понять причину происшедшей перемены. «Вдруг в моем уме всплыла давняя картина. Вкус этот был тот же самый, что и у маленького кусочка бисквита, которым по воскресным утрам в Комбрее… угощала меня моя тетка Леони, после того как она обмакивала его в свой настоенный на травах чай». Связанное в глубинах памяти со своим первоначальным контекстом, это ощущение потянуло за собой цепочку образов счастливого детства. «Весь Комбрей и его окрестности, все, что имеет внешний вид и твердость, сады и города, выплеснулись из моей чашки чая».

Заметим, что у Марселя Пруста хватило терпения подождать несколько секунд, пока мозг восстановит всю цепь многообразных воспоминаний. Вместо того чтобы остановиться на одном лишь образе своей тетки, автор облегчил дальнейшую работу памяти, сосредоточившись на вкусовом ощущении и удовольствии, которое оно доставляло. Полнота осознания сыграла здесь решающую роль – благодаря ей для «проявления» следов памяти было достаточно времени. В таких случаях важна также готовность безмятежно погружаться в прошлое: беспокойство может блокировать мозговые сети связей и затруднять извлечение информации.

При желании вспомнить побольше деталей свободно отдавайтесь пробуждающимся чувствам – и воспоминания будут последовательно всплывать перед вашим взором. Как вы узнаете из последующих глав, в процессах записи и извлечения воспоминаний активное участие может принимать и ваше сознание. Пробужденное сознание – прекрасный помощник памяти, и к тому же оно дает более глубокое удовлетворение от контактов с окружающим вас миром.