"Волшебство для короля" - читать интересную книгу автора (Худ Дэниел)15– О да, – продолжал Эльдайн, запирая ставню. – Очень непросто. В помещении стало темнее, но не намного: запыленные окна купола пропускали дневной свет. Лайам шумно сглотнул слюну, потом ошеломленно завертел головой в поисках непонятно чего: то ли оружия, то ли пути к отступлению. Эльдайн расхохотался. – Однако, в конце концов, я тебя все же нашел, не так ли? Хотя и не в священной долине. Ненний считал, что ты там, но я ему не поверил. И оказался прав. Он обнажил меч и пошел по лестнице вниз. Лайам выругался, чем побудил себя к действию. Он бросил книгу, горящую щепку и выхватил кинжал. И прижался спиной к стенке прохода. Эльдайн спускался неторопливо, помахивая мечом и небрежно цедя сквозь зубы слова: – Тебе бы следовало дать мне разобраться с тобой еще, скажем, позавчера. Или вчера, на платформе. Это избавило бы нас от лишних хлопот. Лайам взглянул на свой жалкий кинжальчик. «Не стой же, как пень! Не подпускай его близко!» Он еще раз выругался, схватил свою сумку и выбрался из прохода на другую сторону склада. Эльдайн спрыгнул с лестницы, сверкая улыбкой. Происходящее явно доставляло ему удовольствие. – От очень, очень многих хлопот. Знаешь ли, я был просто счастлив, когда ты свалился с платформы! Я ведь решил, что ты – мертв. Он покачал головой, предаваясь приятным воспоминаниям. – Несказанно счастлив, уж можешь поверить, А потом я узнал, что ты выплыл, и радость прошла. Потом ты обворовал двух членов банного клуба и отправил письмо Катилине. Через гонцов, а? Центральная выемка разделяла врагов, точно пропасть. Лайам обмотал ремень сумки вокруг кулака. «Книжку купил, урод! Меч надо было купить, меч, а не книжку!» Он был не ахти каким фехтовальщиком, однако в такой ситуации меч много полезнее, чем книга и сумка с едой. – Молчишь? – Эльдайн шевельнул мечом, разминая руку. – Ну, молчи. Катилине тоже бы следовало отправить ответ с гонцами. А он послал к тебе личного секретаря. Нам ничего не стоило за ним проследить, и обнаружилось, что тот направляется в Беллоу-сити. Зачем же? Да затем, чтобы встретиться там с неизвестным никому морячком. Кстати, твоя новая маска смотрится очень недурно! – Твоя тоже, Эльдайн. Как думаешь, рваные раны когда-нибудь заживают? Эльдайн невольно огладил свои бинты, его улыбка несколько поувяла. Впрочем, привычная самоуверенность тут же вернулась к нему: он уловил в голосе беглеца нотки отчаяния. И легко спрыгнул в проход. Лайам хорошо понимал, что в ближнем бою шансов у него точно не будет, и потому, волоча за собой сумку, боком пошел к краю прохода. Эльдайн, ухмыляясь, ждал, потом быстро нагнулся и подхватил с пола книжку. – Что почитываешь, приятель? Книга, шурша страницами, взметнулась в воздух. Лайам отмахнулся кинжалом, меч Эльдайна тем временем опасно сверкнул, устремляясь к его ногам. Лайам отпрыгнул, отбил сумкой удар и вновь занял оборонительную позицию. Зря он схватил сумку, а не одеяло. Одеяло, по крайней мере, можно было бы скрутить в хлесткий жгут… Лейтенант миротворцев невозмутимо кивнул. – Кажется, ситуация тупиковая? Ты наверху, я внизу… Кирпичный бортик доходил ему лишь до пояса, однако выбраться из прохода без риска подставить себя под удар он не мог. – Полагаю, я мог бы тебя измотать, однако не следует забывать о твоем фамильяре… Есть, правда, еще вариант кликнуть парней, но мне хочется решить наше дело по-тихому. «Фамильяр! Боги, ты и вправду придурок!» Лайам попытался сосредоточиться. «Фануил! Немедленно возвращайся!» – Тупик… – задумчиво пробормотал Эльдайн. «Лечу, мастер». А толку? Ставня-то заперта. – Разве что, – лейтенант воздел палец, – разве что… Он подобрал валявшееся у него в ногах одеяло и поднес его к костерку. Грубая ткань загорелась мгновенно. Лайам выругался. Эльдайн расхохотался. Лайам взялся за кончик кинжала… Нет, метнуть его не удастся. «Баланс никудышный да и лезвие легкое…» Он снова схватился за рукоять. Пламя жадно лизало шерсть. Эльдайн принялся раскручивать горящее одеяло над головой. – Это чтобы ты не замерз! «Перепрыгни на ту сторону!» – приказал себе Лайам, но струсил, попятился. В прыжке можно было запросто напороться на меч. Одеяло трещало. Лайам отшатывался всякий раз, как оно подлетало к нему. Наконец Эльдайн отпустил огненное чудовище. Лайам взмахнул сумкой – и тут лейтенант выпрыгнул из прохода. Сумка спуталась с горящим комком и обрушилась на миротворца, тот откатился в сторону, встал на колено и мечом отбросил огненный вихрь. Одеяло упало в проход и затихло там, догорая. Лайам рванул ремень на себя, угол сумки задел головную повязку Эльдайна. Тот выругался, отшатнулся, но бинты были сорваны. Лейтенант, зажимая ладонью открытую рану, яростно зашипел. – Что, больно? – злорадно выдохнул Лайам. – Ну все, тебе крышка! – воскликнул убийца Берта и Кейда. Он больше не ухмылялся и не зубоскалил, а, перехватив меч поудобнее, решился атаковать. Злость отнюдь не лишила его бойцовской сноровки. Лайаму удалось уйти от удара, но это была лишь временная удача. Размахивая кинжалом и сумкой, он попытался подобраться к противнику, однако тот не дремал. Эльдайн с легкостью отразил нападение и отскочил назад. Оба остановились, чтобы дать себе передышку. Внезапно миротворец снова атаковал. Лайам с трудом отклонил меч кинжалом, растянув при этом запястье. Он застонал, Эльдайн взвыл и ударил его свободной рукой по лицу. Противники поменялись местами. Под их ногами клубилась пыль. Теперь отступил Лайам, утирая кулаком выступавшие на глазах слезы. В ушах звенело, щека онемела. – Что, больно? – зло прохрипел Эльдайн и бросился на него. Они вновь сошлись, но на этот раз Лайам старался держаться подальше от увесистых кулаков врага. И едва не лишился кинжала, парируя боковой удар. Его развернуло спиной к противнику. Это был жуткий момент. Лайам рванулся вперед, упал на колено, потом вскочил на ноги, поворачиваясь к врагу. «Так ты долго не протянешь, – подумал он и увидел, что в глазах лейтенанта вспыхнуло торжество. – Надо сойтись с ним грудь в грудь! Атакуй!» Замах сумкой открыл его для удара, но Лайам, вместо того чтобы отскочить, сам пошел навстречу мечу и только слегка извернулся, чтобы лезвие прошло вскользь. Он почувствовал, как тяжелый клинок вспорол куртку и резанул по ребрам, потом, рванувшись вперед, ударил сам – с одной стороны сумкой и кинжалом с другой. Эльдайн видел угрозу, но его руку с мечом зажало под мышкой противника. Он вскинул свободную руку, неуклюже пытаясь себя защитить, но короткий клинок прошел между пальцами и вонзился ему в бок. Лейтенант захрипел, Лайам гортанно вскрикнул и вогнал кинжал еще глубже. Они вместе рухнули в пыль. Эльдайн оказался внизу. Он бросил меч и ожесточенно боролся за жизнь. Враг хрипло дышал, а Лайам пытался вырвать из его тела кинжал. Тот не шел, Лайам едва не плакал. Он подобрался вплотную к противнику, а клинок не идет! Тут пальцы поверженного лейтенанта сошлись у него на затылке, и кинжал был забыт. Лайам сам вцепился в череп Эльдайна и ударил им о кирпичный пол. Хватка на его затылке ослабла, он приподнял голову миротворца и ударил еще раз. Он бил, бил, бил, потом раздался глухой треск, но он продолжал бить, пока противник не замер. Он откатился в сторону. Раненый бок пылал. Лайам отполз подальше, нащупал меч. Поднял его и, опираясь на рукоять, попробовал встать на ноги. Его зашатало от боли. Острие меча царапнуло по кирпичам. Лайам распахнул свою куртку, задрал липнущую к коже тунику и застонал. Порез был глубокий, длинный, кровь из него так и текла. «Мастер, ты ранен?» Лайам рассмеялся сквозь слезы слабым, почти истерическим смехом и побрел к углублению для телег. Там он ухватился за один из столбов. Голова шла кругом – может, от боли, а может, от мысли, что он все-таки жив. «Мастер, куда ты пропал?» Колени его вдруг подогнулись. Лайам сполз по столбу и сел на пол, застонав от толчка. Он прижал руку к боку и уперся лбом в холодное твердое дерево. «Мастер?!» Лайам скрипнул зубами, заставляя себя сидеть неподвижно в ожидании, когда боль уймется. «Я… – отозвался он, – я в порядке…» Однако боль не унималась, она пульсировала под пальцами, словно второе сердце. «Я сейчас прилечу». Через какое-то время боль попритихла. Лайам уронил меч на дно углубления и аккуратно, медленно слез следом. Ударившись ногами о землю, он охнул и застонал. Ему снова пришлось замереть на месте, чтобы сглотнуть тошнотворный комок. Восстановив равновесие, он содрал с себя куртку с туникой, стараясь не очень тревожить раненый бок. Боль вновь накатила – его прошиб пот, однако он справился с приступом и, опустившись на колени, подобрал уцелевшее одеяло. Сил на то, чтобы полосовать грубую ткань, у него не осталось. Он посмотрел на рану. Рваные края, кровь все течет… Обмотав себя шерстяным одеялом, Лайам стянул концы его толстым узлом. «Мастер, я уже рядом. Внизу топчутся двое – с приставной лестницей. Не тебя ли они ищут?» – Уже нашли, – пробормотал Лайам. Язык во рту еле ворочался. Он прислонил больной бок к прохладному бортику углубления. Боль вроде бы унялась. «Мастер, кто там с тобой?» Отвечать не хотелось. «Эльдайн. Мертвый». «Ставня заперта изнутри. Я не могу пробраться к тебе. Мастер, открой мне!» Сейчас… Только надо взять меч и куртку, выбраться из прохода, подняться к окну… Фануил усыпит миротворцев, Лайам спустится по их лестнице и исчезнет в порту. Он представил себе все это – но не двинулся с места. Он сидел, привалившись к кирпичной кладке, его потянуло в сон. «Мастер, это переодетые миротворцы?» «Наверное… Да». «Они решают, лезть им наверх или нет». Зачем? Все равно им внутрь не проникнуть – ставня ведь заперта. Эта мысль отняла у него последние силы. Пот заливал глаза, полз по губам. Лайам слизнул соленые капли, потом утерся ладонью. «Усыпить их?» «Как хочешь…» Ладонь была липкой – в крови, и вторая тоже. Кровь текла через пояс, пачкая кошелек… Лайам зажмурился, открыл глаза, потом поднял лежащую рядом куртку и встал. Боль тут же вернулась, прогнав сон, и Лайам был ей даже рад. Он продел в рукав одну руку, а другую – ближнюю к ране – решил не тревожить. Как бы там ни было, теперь он одет. «Они уже спят». – Замечательно. Он уставился на кирпичный бортик и жалобно скривился при мысли, что эту преграду никак нельзя обойти. Ему захотелось плакать. Он оперся на руки, стараясь не изгибаться, и вновь провалился в красный туман. Задыхаясь и плача, Лайам все же сумел подтянуть ноги, встать на колени и ухватиться за столб. Где-то далеко впереди маячила лестница, ведущая на галерейку. «И пусть. До нее тебе все равно не добраться…» «Мастер, ты можешь идти?» – Я иду… «Рана тяжелая?» Лайам лишь отмахнулся. «Если тяжелая, надо воспользоваться королевским лекарством! Только открой мне окно!» Вот дуралей, что он городит? Снадобье никак нельзя трогать, оно ведь принадлежит королю. Однако мысль завораживала. «Я сделаю лишь глоточек. Один совсем крошечный, незаметный глоток!» Бок ныл и горел, а из темных глубин замутненного сознания раненого уже выплывал алый флакон. В черной оправе, со сладкой начинкой. Сладкой, прохладной, как замороженный мед. «Один лишь глоточек…» До лестницы он дошел. И, подгоняемый мыслью о снадобье, стал взбираться по ней на четвереньках. Глаза застилала темная пелена, все, что он видел – это свои дрожащие руки. Боль ярилась, словно предощущая, что с ней вскоре будет покончено. К окну Лайам тоже полз. Попытка встать на ноги грозила потерей сознания. Он дважды пытался нашарить крючок и откинул его только с третьей попытки. «Готово», – подумал он и уронил голову. Фануил сам приоткрыл ставню, протиснулся в щель. «С узлами справиться сможешь?» Лайам мотнул головой. Дракончик вытянул шею, закинул мордочку за плечо и принялся яростно грызть бечевку. «Времени мало, мастер. Миротворцы вот-вот очнутся». Он щелкал зубами, словно собака, выкусывающая из своей шерсти блох. Путы разошлись в трех местах, флакончик болтался, но падать не падал. Фануил носом ткнулся хозяину в руку. «Мне не справиться, возьми его сам!» Лайам снова мотнул головой, однако поднял руку и ухватил флакончик. «Оно сладкое и прохладное…» Он поднес пузырек к губам, зубами вытащил пробку с короной, сплюнул ее на дощатый пол галерейки и сделал глоток. Бок опалило таким жаром, что Лайам упал на локти. Но это была не боль. Ощущение походило скорее на серию очищающих вспышек – жгучих, жарких, целебных. Раненого трясло, он чувствовал, как откликается на этот жар его плоть и как вытягиваются, срастаясь, края раны. Оздоровление шло не только в боку: слабые вспышки разбежались по всему его телу. Все полученные недавно царапины, ушибы и синяки словно бы таяли и выгорали. Когда все закончилось, Лайам сел, изумленно вздыхая. Он спохватился, закрутил головой, отыскивая реликвию, и успокоился, обнаружив ее в стиснутом кулаке. Слава богам, флакончик не опрокинулся и опустел лишь на малую толику. Протянув руку, Лайам нащупал корону и заткнул пробкой флакон. И внезапно осознал, что не помнит вкуса магического лекарства. «Мастер, выпусти меня к миротворцам!» Лайам, все еще переполненный благоговейным восторгом, встал на ноги и рассеянно открыл ставню. Фануил выпрыгнул наружу. Лайам машинально закрыл ставню и остался стоять, глядя на алый хрусталь. «Боги, это ни с чем не сравнимо! Это…» Он не находил слов. Он весь был как новенький, только что отчеканенный золотой. Тело полнилось силой. Внизу – в переулке – раздался голос, и Лайам неохотно повернулся к окну. Ему не хотелось ни на что отвлекаться. «Мастер, пришла Уорден. Она говорит, что хочет видеть тебя». Разум Лайама сделался удивительно ясным. Он не испытывал ни тревоги, ни паники, в нем вдруг поселилась неколебимая вера в себя. Отворив ставню и закрепив ее в поднятом положении, Лайам облокотился на подоконник и выглянул из окна. Каменная леди, запрокинув лицо, стояла у подножия лестницы, приставленной к стенке, двое мужчин, одетых в морские добротные серые куртки, лежали на мостовой. Фануил лениво кружил над ними, но старался держаться чуть в стороне. – Доброго дня, – крикнул Лайам. – Вы уже поняли, что я невиновен? Сверху Уорден казалась совсем девчушкой. Он умилился тому, с каким серьезным видом она кивнула. – И когда же вы догадались? Он чувствовал себя хозяином положения. Действие Панацеи было воистину чудотворным. – Когда я стала догадываться или когда окончательно поняла? Он усмехнулся. – Валяйте в подробностях. Ему действительно сделалось интересно, хотя говорить бы им следовало совсем не о том. Уорден задумчиво пожевала губами. – Сомнения во мне зародились во время второй нашей встречи, – ответила она наконец. – Вы вели себя дерзко, говорили странные вещи. Она нахмурилась, опустила взгляд и покачала головой. – Нет, еще раньше. Когда вы напустились на моего лейтенанта. Он, кстати, тоже вел себя странно. Путался, мямлил, что-то недоговаривал. Подозрительным мне показалось и то, что он всегда первым оказывался на местах вам приписываемых преступлений… Уорден поморщилась и прикрыла глаза. Потом снова заговорила. – А окончательно я уверилась в своих подозрениях сегодня утром, когда лейтенант отправился вас ловить, не сказав мне ни слова. Она снова вскинула голову, дожидаясь, когда собеседник оценит ход ее рассуждений. Лайам спросил себя, сумел ли бы он так же толково разобраться в столь запутанном деле, потом пожал плечами: какая теперь разница? – Поднимайтесь сюда. Нам следует кое-что обсудить. Уорден дернула уголком рта и взглядом указала на свою покалеченную руку. – Следует. Но мне трудно лазить по лестницам. – Ах да, простите. Я сам к вам спущусь. Какое же это все-таки наслаждение – владеть своим телом! Лайам легко выскользнул из окна и стремительно ссыпался вниз по ступеням. В нескольких футах от мостовой он подобрался и прыгнул – ступни его мягко спружинили. Вот так же мягко и ловко спрыгнул внутрь полутемного склада Эльдайн… Улыбка Лайама погасла. – Ваш помощник напал на меня, пацифик, и… одним словом, он мертв. Уорден кивнула. В простом синем плаще с капюшоном и вязаном сером платье она походила на обычную горожанку, и о высокой и непростой ее должности сейчас напоминал только жезл. – Я поняла. – Это он убил лорда Берта и мэтра Кейда. – Лайам пытался разглядеть в стоящей перед ним хрупкой женщине ту грозную, неумолимую и неотступную охотницу, от которой он с огромным трудом уходил, однако что-то не складывалось, искомый образ не получался. Наоборот, в какой-то момент он не без удивления обнаружил, что У орден чудо как хороша. Его даже охватило ребяческое желание наклониться и сорвать с ее губ поцелуй, но строгий и проницательный взгляд каменной леди его отрезвил. – Да, я и сама пришла к этому выводу. К выводу, безусловно, не очень приятному для нее, но она никак этого не показала. – Они вас давно поджидали, не так ли? Они знали, что за вещь вы должны привезти, и планировали убить вас, однако вам удалось спастись. Панацея у вас? Лайам показал ей флакончик. – И теперь вы ищете способ доставить реликвию адресату. Через кого же? Через принца казны? Лайам пожал плечами, не видя резонов посвящать ее в свой план. – А на пути у вас, разумеется, стоит лорд Аурик. – Полагаю, эту помеху вы устраните. Я же лично, как только передам Панацею, незамедлительно уберусь из Торквея – и чем дальше, тем лучше. А с Ауриком вы разберетесь и без меня. Уорден отступила на шаг и смерила собеседника внимательным взглядом. Лайам поежился. Так смотрят на сумасшедших. – И как же, по-вашему, я могу это сделать? – Ну, арестуйте его, – сказал Лайам. Хорошее настроение его начало таять. – Обвините в измене. Он ведь изменник. Чего ж вам еще? – Ренфорд, я не могу его арестовать. У меня нет на то оснований. – Каких еще оснований? Вы же знаете, что он виновен. Вот и тащите его в тюрьму. Один из спящих миротворцев пошевелился, пацифик нахмурилась. – Велите вашему фамильяру околдовать его снова. Фануил подлетел к просыпающемуся миротворцу. Когда тот затих, Уорден раздраженно сказала: – То, что я думаю, не имеет значения. Мне нечем подкрепить свои выводы. Не знаю, как у вас в Южном Тире, но здесь голословным наветам не верят. К тому же речь идет о первом – после короля, разумеется, – лице государства. Его вину следует доказать. Лайам скис. Разочарование было столь сильным, что от недавней горделивой самоуверенности в нем не осталось и слабенького следа. – Но факты, – промямлил он, чтобы что-то сказать. Уорден нетерпеливо взмахнула рукой. – Посмотрим на факты. Неоспоримо, что вы находились в доме Северна, когда был убит лорд Берт. Двое свидетелей – лакей и брат убитого – подтвердят под присягой, что это сделали именно вы. Вашим кинжалом убит мэтр Кейд, вы посетили дом Ненниев перед тем, как сэра Анка зарезали, а его супругу похитили. Кроме того, вы скрывались от миротворцев, совершили на Пятачке поджог и приставили к горлу совершенно невинного человека меч в присутствии сотни людей… Лайам вскинул руки, давая понять, что с него довольно, однако Уорден неумолимо гнула свое. – Я могу перечислить некоторые проступки Эльдайна – в частности, то, что он зачастую превышал свои полномочия и действовал без моего ведома, но подобные мелочи смехотворны, никакой суд их не примет в расчет. Он негодяй и получил по заслугам, он пал от вашей руки, но обелить вас мне нечем. А против главного камергера, одного из могущественнейших столичных вельмож, мне и вовсе нечего выдвинуть. Понимаете? – Понимаю. – Я не обладаю каким-либо весом. Я не могу, подобно влиятельным царедворцам, поступать как мне заблагорассудится. Я – всего лишь пешка, Ренфорд, и могу играть только по правилам. Миротворцами я командую лишь потому, что мой отец, находясь на смертном одре, упросил короля передать мне его пост. И поскольку мне пока что не приходилось вступать в конфликт с власть имущими, эта должность остается за мной. Но есть люди, которым не очень-то по душе, что столь высокий пост занимает женщина и калека. Аурик Северн из их числа, у него достаточно власти, чтобы меня раздавить, если я встану ему поперек дороги. Так что я не могу рисковать ни своим положением, ни репутацией миротворцев, выдвигая необоснованные обвинения. Лайам махнул рукой. – Ладно, ладно! Я понял. В ваших словах есть резон. Но, говоря по чести, меня очень мало волнуют ваши служебные притязания, а уж о репутации миротворцев я бы вообще помолчал. У меня о них составилось не слишком-то лестное мнение. По крайней мере, на данный момент. – Почему же? – спросила Уорден, сверкнув возмущенно глазами. – Уж не потому ли, что они выполняли свой долг, преследуя вас, ибо все факты, имеющиеся в их распоряжении, непреложно указывали, что убийца – именно вы? Потому-потому. Но Лайаму не хотелось в том признаваться. – Нет, милая леди, дело в другом. Как ни крути, но со счетов не скинешь, что ваш самый рьяный помощник оказался на деле убийцей и вступил в ряды заговорщиков, намеревающихся умертвить короля. И, похоже, на нем эта песенка не кончается. Он указал на мирно похрапывающих стражей порядка. – Скажите, положа руку на сердце, вы уверены в этих парнях? Что, если их уже, как и многих других, взял на содержание Северн? Уорден поморщилась, однако не опустила глаз. – Это вполне возможно. Вот почему мне и хочется, чтобы вы действовали со мной заодно. Нам надо вывести Аурика на чистую воду. Лайам хотел съязвить, но сдержался и лишь покачал головой. Если он и подумывал об Аурике Северне, то всегда мимоходом. После того как флакон попадет к королю, негодяй-камергер, разумеется, будет наказан. А уж как там и кем – не все ли равно? – Но для чего же вам я? У вас под рукой тысяча подчиненных. Точнее, уже девятьсот девяносто девять, и все же… – Вы сами только что заявили, что на них полагаться нельзя. Она кивком указала на спящих. – Я считала их неподкупными. И так оно, может, и есть. Однако не исключена возможность ошибки. А ваша порядочность прошла испытания. Она у меня сомнений не вызывает. Лайам невесело рассмеялся. – Я польщен. Но вы, кажется, забываете, что у меня есть цель поважнее. Я должен доставить снадобье королю и не хочу рисковать понапрасну. Быть может, потом… – Потом будет поздно, – отрезала раздраженно Уорден. – У меня есть один замысел, и главный расчет в нем – на вас. Лайам обреченно вздохнул. – Говорите. Пацифик тоже вздохнула, но – с облегчением, так, будто ей таки удалось сговориться с упрямцем, хотя тот своего согласия еще ни на что не давал. – Все достаточно просто. Вам нужно снестись с Ауриком и назначить ему встречу в таком месте, где я и абсолютно надежный свидетель могли бы подслушать ваш разговор. Предложите ему купить у вас Панацею. Он, естественно, согласится, но королю ее не доставит, давая тем самым мне повод взять его под арест. Ничего сложного. Справитесь? Вопрос был задан таким пренебрежительным тоном, что Лайам не удержался от шпильки. – А вы? Она негодующе вздернула подбородок, но Лайам еще не договорил. – Вами упущен из виду немаловажный момент. Заполучив Панацею, лорд Аурик непременно меня убьет. – Я возьму с собой надежных людей. – Да, конечно, если таких найдете. Но есть и еще один момент: лорд наверняка уничтожит и Панацею. Вы его арестуете, но король-то умрет. Вариант, при котором мы с Никанором уходим из жизни, меня почему-то не очень устраивает. Надо отдать Уорден должное: она тут же поняла свои промахи и не стала цепляться за никудышный план. – Значит, сделаем по-другому. Панацея останется при вас. Или в том месте, в каком вы ее спрячете. Вы же при встрече с лордом должны будете повернуть разговор так, чтобы заставить его упомянуть о своей измене. При наличии соответствующего свидетеля это явится доказательством виновности Аурика, и я его арестую. Нужен только свидетель, в чьей честности не усомнится никто. – И где же вы такого найдете? Новый план Лайама также не грел, однако что-то в нем все-таки было. Уорден на миг призадумалась. – Придворные отпадают, – сказала она. – Нам нужен жрец. Из какого-нибудь почитаемого храма. – Лаомедона! – предложил Лайам, пацифик кивнула. Жрецов бога мрака, повелителя серых земель, весьма уважали в народе. – А встречу можно устроить в каком-нибудь храме! «И зачем ты лезешь во все это, дуралей?» – Как насчет священной долины? – небрежно спросил Лайам. Раз уж его втянули в историю, надо, по крайней мере, блюсти свою выгоду. – Ведь завтра туда хлынут все. – Прекрасно! – воскликнула Уорден, и лицо ее на миг озарилось улыбкой, которая, однако, тут же исчезла. – А-а, понятно! – протянула она. – Вот, значит, где вы должны встретиться с принцем казны. – В святилище Тьмы. – Чья это идея, его или ваша? Впрочем, неважно: храм нам годится. В его полумраке удобно как наблюдать, так и подслушивать. Лайам видел, что для себя она уже все решила. – Вам легко говорить! А я буду вынужден отдуваться. Сколько у вас надежных людей? Уорден, нахмурившись, подсчитала. – Тех, в ком я точно уверена, – дюжина. Теперь подсчитывать принялся Лайам. – Значит, на девятьсот восемьдесят семь стражей порядка положиться нельзя. Да меня изрубят на фарш, прежде чем вы с вашей дюжиной явитесь мне на выручку. – У вас есть фамильяр, – возразила Уорден. – И потом, в священной долине носить оружие запрещено. – Тогда из меня сделают отбивную, – вздохнул Лайам. – Ладно. Я пошлю вашему лорду письмо. Предложу ему встретиться в десять утра. Ровно в десять, вам ясно? – В десять, – кивнула Уорден. – Надеюсь, ваши люди уже будут там, и жрец тоже. Если не найдете жреца или вообще окажетесь не готовы, зайдите в святилище и предупредите меня. Потому что если Северн придет, а вы нет, я продам ему Панацею. И вся ответственность, таким образом, ляжет на вас. – Вы так не поступите, – возразила Уорден. И с той же раздражающе безапелляционной уверенностью добавила. – Но я буду там. Со своими людьми и с надежным жрецом. – Ну, смотрите! Один из миротворцев снова зашевелился. Лайам знаком велел Фануилу его усыпить. Когда тот затих, он наклонился и принялся стягивать со спящего куртку. – Что вы делаете? – Лайам поднял глаза. – Хочу приодеться. А заодно прихватить его кошелек. Возможно, вы не обратили внимания, но мой – весь в крови. – Ренфорд, это же воровство! Лайам досадливо мотнул головой – что за женщина! – и вновь склонился над миротворцем. Уорден пожевала губами, однако сдержалась и промолчала. Лайам содрал с себя липкую рвань, размотал одеяло и, словно бы между делом, спросил, не может ли пацифик убрать с Молитвенного тракта охрану. Или хотя бы поставить там своих доверенных лиц. Уорден ответила не сразу. Похоже, беззастенчивый грабеж, творящийся у нее прямо под носом, вверг ее в состояние, близкое к шоку. – Нет, – буркнула она наконец. – Это опасно. Есть риск, что кто-нибудь из моих подчиненных донесет о том Аурику, и тот заподозрит неладное. Пусть все остается как есть. Держитесь, кстати, подальше от гостиниц и постоялых дворов. Хозяевам вручены ваши портреты. – Жаль. Лайам покосился на свой бок. Тот самый, где еще четверть часа назад зияла свежая рана. От нее не осталось и следа, если не считать полосок запекшейся крови. Он осторожно погладил нежную новую кожу, потом тихонько присвистнул и натянул на себя куртку мирно храпящего миротворца. – Ладно, управлюсь сам. Он снял со спящего ремень с кошельком. Уорден, досадливо передернувшись, отвернулась. – Наймите лодку, так будет проще. Она переправит вас через гавань. Там нет дополнительных патрулей. – Рад это слышать. Лайам аккуратно пересыпал содержимое окровавленного кошелька в новый. Руки его были в темных потеках, штаны липли к ногам. – Мне бы надо отмыться и раздобыть другую одежду. Что там с моим лицом? – Крови, похоже, нет, – сказала Уорден. – Впрочем, вы так разрисованы, что об этом трудно судить. Это ведь только роспись, а не наколка? – Роспись. Хотя я подумываю ее закрепить. – Не делайте этого. Татуировка вас изуродует. – Благодарю за совет! – Лайам коротко хохотнул. – А как быть с этими молодцами? – Он указал взглядом на спящих. – Они ведь следили за мной. И знают, как я теперь выгляжу. Синие глаза льдисто блеснули. – С ними я разберусь. Их, как изменников, будут держать в самом глухом каземате вплоть до очной ставки с главой преступного клана. – Ну-ну… Лайам вздохнул. – Что ж, мне пора. Увидимся завтра. Смотрите же, не опаздывайте, не то я и впрямь продам Панацею! Она покачала головой и вновь заявила все с той же ошеломляющей безаппеляционностью: – Не продадите. Лайам нахмурился. Нет, она все-таки штучка. То носится за ним по всему городу, не давая вздохнуть, то вдруг отпускает на все на четыре – без каких-либо гарантий и обязательств. – Откуда вам знать? А вдруг я сбегу? Сяду сейчас на корабль и исчезну? Чтобы избавить себя от лишних хлопот? Уорден пожала плечами. – Я перечла письмо герцога. И кое-что поняла. – Хм… – Лайам прокашлялся. – Когда все закончится, хотел бы и я взглянуть на это письмо. Она промолчала. Лайам нахмурился, почесал подбородок. Все вроде бы сказано. Пора уходить… Он потоптался на месте, поддал ногой камешек. – Ладно, леди. Я ухожу… – Ответом был короткий кивок. Он повернулся и торопливо пошел к выходу из тупичка, гонимый странными ощущениями, главными из которых были неловкость и непонятное сожаление. |
||
|